Текст книги "Молодость Мазепы"

Автор книги: Михаил Старицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 41 страниц)

– Но если он жив? – воскликнул радостно Тамара.

– То дорога твоя светла и доля ясна, как звезда лучезарная! – промолвил патетически послушник, вспыхнувший ярко от прилива восторга.

– О, спасибо, спасибо, мой юный пророче, – шептал в упоеньи Тамара, – возьми вот дукат, помолись за мою грешную душу. Идите, отдохните, Божие странники; вас напоят и накормят, – я позабочусь, – провожал он приветливо своих гостей; он был опьянен этим пророчеством до потери самообладания и хотел наедине отдаться порывам охватившего его счастья.

Когда странники остались одни, то послушник сжал крепко старшему руку и промолвил взволнованным голосом:

– Он жив, он жив!.. Ты заметил? О, теперь я убеждена, что это подлые «вчынкы» Тамары… а может быть, и этот злодей Ивашка тут тоже замешан… Изверги! Не успели только прикончить – еще жив! А твоей услуги, Андрей, я никогда, никогда не забуду!

– О, моя Марианна! – прошептал смущенно Андрей. – Что это? Пустяк! Ты жизнь у меня требуй, и я ее брошу к твоим ногам, и то почитаю за счастье!

– Знаю, мой любый! – промолвила еще тише Марианна и крепко сжала своему товарищу руку…

LI

Возвратившись от гетмана и порадовавшись удачному окончанию трудного предприятия, Марианна, Андрей и Варавка приступили к обсуждению дальнейших мероприятий.

– Ловко, ловко пока одурили, – не унимался Варавка, – а вот что с ним дальше? Доведаться бы нужно, поверил ли он всему?

– Как не поверил? – воскликнула Марианна. – Чуть языка своего не проглотил от восторга, чуть не захлебнулся от радости, а может быть теперь и взбесился!

– Да как же ему было и не очуметь, когда гетманскую булаву пани полковникова посулила! Он и без того, може, все мечтал о ней, – вставил Андрей.

– Так, так, теперь всякий проходимец, всякий «пройдысвит» протягивает к этой булаве руку и готов бресть за нею хоть и по колени в крови… Ох, ох, ох, чем-то оно кончится?

– Если возьмемся все дружно соединить воедино разорванную Украину, да водворим в ней правду и поставим над ней твердую руку, то и Господь нам поможет, тогда все «пройдысвиты», все напастники исчезнут, как дым… Вот потому-то теперь и нужно помочь всеми силами Дорошенко и вырвать из рук лиходея лучшего гетманского помощника Мазепу…

– Еще бы, конечно! – подхватил Андрей.

– Только как же это сделать? – развел руками Варавка, – я бы, конечно, ничего не пожалел, чтобы его «вызволыть»…

– А вот что, панове, – заговорила деловым тоном Марианна, – что Тамара всему поверил, так это верно, иначе бы он нас из замка не выпустил, а если поверил, так теперь у него будет первой заботой уберечь от несчастья и погибели врага своего Мазепу, потому что этот враг, по моим предсказаниям, необходим ему для его же благополучия, для гетманской булавы… Так вот теперь нам необходимейше проследить, что Тамара предпримет? Если останется спокойно в замке и никуда оттуда не бросится и гонцов не пошлет, то, значит, что Мазепа сидит в покойном месте, что жизнь его в безопасности и что он целиком в его руках. А коли Тамара бросится сам куда-либо, или начнет гонцов рассылать, то стало быть Мазепа не в его руках, и жизнь его не обеспечена.

– Верно, верно, как по писанному, – изумился тонкой сообразительности Марианны старик.

– Так вот что, друзи мои, – продолжала она, – коли Тамара будет спокойно сидеть, так и мы останемся в Гадяче, только «шпыгив», – дозорцев, приставим к нему, да разведачей пошлем по окрестностям, а коли заворушится он, то и нам нужно вмиг, – за ним ли, или за его посланцами, – а броситься вслед; это будет единственный способ узнать, куда они упрятали несчастного.

– Истинно, истинно, наша советчица! – благоговел перед каждым ее словом хозяин.

– А если справедливы мои думки, то поспешите, шановный господарю, в замок и разведайте все, поставьте дозорцев, чтоб, коли что, так зараз бы вас известили. А пока справитесь, мы и переоденемся: он снова в запорожца, а я либо в молодицу, либо в «джуру» его…

– Лечу, лечу, моя «ясочко»! – заторопился и бегом почти вышел со своего дворика сановитый пан лавник.

Не успели еще наши странники переодеться и сойтись для обсуждения дальнейших мероприятий, как вбежал запыхавшийся господарь и сообщил важную новость. Сначала он от задышки ничего толкового и сказать не мог, а только повторял: «важные вести, удивительные вести», а потом уже, отпивши воды и придя в себя, пояснил, что Тамара немедленно, по их уходе, отправился спешно из замка, кажись к воеводе, – это он после узнает наверно, – а оттуда бегом возвратился в замок и велел седлать себе коня.

– Так и нам прикажите, пане господарю, седлать немедленно коней, – заволновалась Марианна, – терять нельзя ни минутки, – не то все утеряем… Значит, Мазепа в опасности.

– Мы выследим его, – промолвил уверенно Андрей.

– Да, выследим и спасем, – подхватила энергично Марианна. – Только вот что, дорогой пане лавнику, мы с паном Андреем отправимся в погоню сейчас, а в лесу «зараз» под горою, направо от «брамы», в буераках находится наш отряд, человек двадцать, что провожал нас сюда, так прошу ласки у славетного пана, найти этот отряд и двинуться вместе за нами, на помощь. Вот кольцо мое, – покажет пан атаману для уверенности, что то моя воля.

– Все, все исполню и не замешкаюсь, панна полковникова, – кивал успокоительно головою старик, – как бы не мчался, а я со следа не собьюсь: все дороги знаю – и высмотрю, и выищу… Да он, этот дьявол Тамара, другим «шляхом» и не бросится, как Ромненским, либо свернет на дубовую корчму, тем «шляхом» и Мазепа выехал… Ну, там уже увидим, не уйдет, а коней я велю седлать зараз, отдохнули они, отпаслись…

– Ради Бога, только скорее! – заторопила Марианна; она была страшно возбуждена и поспешно засовывала кинжал и пистолеты за пояс.

Не прошло и получаса, как два всадника, удалой запорожец и красивый «юнак», на кровных, дорогих конях выехали из городской «брамы» и, проскакавши с четверть мили, остановились на пригорке, с которого дорога раздвоилась. С высоты пригорка было видно ту и другую дороги на далекое расстояние, но по ним ни одна точка не двигалась, не было видно нигде ни пешего, ни конного, ни подводы; обе дороги были в тот момент, как на зло, пустынны.

Андрей и Марианна остановили лошадей и стали всматриваться в окрестность, но ни на полях, ни в сизой дали не было видно никого.

– Что же это? – вскрикнула раздраженно Марианна. – Неужели мы упустили Тамару и потеряли совсем его след?

– Поскакал, видно, сломя голову, – отозвался с досадой Андрей, – но стой, панно, не тревожься, не уйдет шельма! Варавка говорил, что другого ему «шляху» нет, как Ромненский, – ну, вот этот пошире и должен быть именно он. Припустим коней и, как бы он ни спешил, а от наших «румакив» не уйдет!

Гикнули путники и помчались. Правду сказал Андрей, что от таких коней не уйти, только ветер свистел им в лицо, да широкими дугами убегали по сторонам лески, и гайки, и байраки; но ни хуторка, ни жилья им не попадалось… Наконец, проскакавши с полмили, нагнали они на дороге воз, запряженный парой волов; на нем кто-то лежал. Марианна подскакала первая к возу.

– Гей, человече добрый, не встречал ли ты какого-либо всадника, в одежде шляхетской? Не обогнал ли он тебя? Какая это дорога?

Ответа не последовало.

Андрей повторил тот же вопрос и начал расталкивать ножнами сабли лежавшего на возу человека; но последний спал мертвым сном, и на все усилия казака разбудить его, допытаться, по той ли дороге они едут, лишь мычал «го-го», махая рукой по направлению вперед.

– Брось его, пане хорунжий, только час тратить, – крикнула недовольно Марианна.

– И то, – согласился тот. – Шлях-то Ромненский выходит этот самый! – ударил он острогами коня и понесся вперед; молодой путник не отставал.

Проскакали еще с милю; взмылили коней, а никого не встретили и не нагнали. Досада у Марианны разрасталась до бешенства и она, не зная, кого винить в такой неудаче, проклинала себя и все на свете, призывала на голову Тамары все силы ада. Между тем коням нужно было дать передохнуть, и они пустили их шагом; Марианна, терзаемая всеми душевными муками, молчала и угрюмо смотрела в, золотистую даль, казавшуюся еще более светлой от темно-синей полоски, поднимавшейся длинной бахромой на краю горизонта. Вдруг, неожиданно, при спуске в долину, мелькнул перед Марианной курень при дороге, у которого сидел какой-то дед; оказалось, что это был баштан и дед досматривал оставшиеся на поле тыквы.

– Диду, диду! – крикнула Марианна, подскакав к самому куреню.

– А что тебе, хлопче? – проговорил дед, приставляя руку к глазам.

– Не видали ли кого, чтоб по «шляху» проезжал?

– А мне какое дело до шляху? Мне вот «гарбузы» досмотреть, чтоб лихой какой человек не стащил, и то с меня будет, а то б я на шлях глаза пялил… Го-го!

– А скажите, шановный диду, – обратился к нему и Андрей, – этот шлях на Ромны идет?

– Как кажешь, казаче? – переспросил дед.

– На Ромны ли, – спрашиваю, – этот «шлях»?

– Какие там Ромны? Это на Лубны!.. Хе, куда хватил!.. На Ромны другой «шлях» пошел почитай в другую сторону…

– Проклятье! – вскрикнула в отчаянии Марианна. – Мы в противоположную сторону бросились!.. Все пропало!

– Отчаиваться еще нечего, – попробовал успокоить ее Андрей, – мы возвратимся и вместе с Варавкой…

– Что ты, смеешься надо мною, что ли, пане хорунжий? – перебила его гневно Марианна; она была возмущена до глубины души этим фатальным случаем, вырывавшим из рук ее все следы к несчастному Мазепе, все нити к его спасению; бледная, с потемневшими глазами, она дрожала от порыва страшного огорчения. – Ведь пока мы вернемся и снова пустимся в путь, так и день минет… А Тамары и след простынет! Смущенный Андрей молчал, понимая неуместность своего утешения.

– Диду шановный! – обратилась Марианна порывисто к «баштанныку», – скажите мне, не можем ли мы отсюда выбраться на Ромненский «шлях» «навпростець», чтобы не возвращаться нам назад? Далеко ли отсюда до него?

– Далеко ли, хлопче, спрашиваешь? – задумался дед. – Да как тебе сказать, – и далеко, и не далеко: заблудишься в лесу, так очень далеко, а не заблудишься, так рукой подать… Вон видишь, вдали лес начинается и тянется поперек аж до Кудрища… дак там, коли въедешь в лес, так «гонив»[32]32
  Гоны – мера длины, с полверсты.


[Закрыть] за двое пойдет в левую руку тропа… пойдет она по байракам, чащобам… и если не собьешься, то через полмили, а может «трохы» больше, прибудешь по той тропе как раз к «Обидраний» корчме, которая стоит уже на Ромненском шляху. – Видишь ли, «небораче», Ромненский шлях делает большой крюк и в этом месте подходит к тому лесу, а от корчмы уже поворачивает прямо на «пивнич», на Московщину.

– Едем! – скомандовала Марианна и пришпорила своего коня, не поблагодарив даже второпях деда.

Через полчаса они уже были в лесу и пробирались по какой-то тропинке вглубь леса, в глубокую чащобу; Андрей ехал впереди и зорко следил, чтобы не сбиться с пути; но здесь ни одной минуты нельзя было быть уверенным в том, что найдешь – не то, что корчму, а даже и выход из леса; чем дальше углублялись они, тем на. большее число лазов делилась тропа, или вдруг совсем пропадала, к тому же в лесу становилось все темней и темней, – надвигалась незаметно туча и заволакивала солнце. Андрей молча ехал, полагаясь во всем на слепую судьбу; Марианна тоже не проронила ни слова и мрачно следовала за провожатым. Раз она только не поехала за Андреем, а упорно повернула едва заметной тропинкой, не ответив даже на его оклик: казалось, что ее возбуждение начинало сменяться приступами отчаяния… Ехали они уже без пути часа два и вдруг неожиданно лес стал редеть, показались через некоторое время между сплошной массой дерев светлые стрелочки и наконец послышался лай собаки.

– Жилье! Корчма! – вскрикнула вне себя от радости Марианна и вынеслась галопом на опушку леса. За ближайшими деревьями ютилась действительно разлезшаяся корчма.

В одно мгновение Марианна соскочила с коня и постучала в дверь. Выбежал старый еврей и начал умильно кланяться и приглашать дорогих гостей до «господы».

– Как зовут эту корчму? – остановила его Марианна.

– «Обидраной», мой пышный панюню, – залебезил жид, – но это только так дразнят, а у меня все для панской милости…

– Это Ромненский шлях?

– Ромненский, Ромненский…

– Слушай, жиде… – даже вспыхнула вся от трепетной надежды Марианна, – с нами случилось маленькое несчастье… заблудились как-то в лесу и утеряли третьего своего товарища… Не видел ли ты его? Вот тебе дукат, – протянула она оторопевшему жиду блестящую монету, – только помоги его разыскать…

– А какой он из себя, милостивый «грабье»? – кланялся еврей и, поймав полу жупана, почтительно облобызал ее.

– Молодой, статный, с накрученными вверх усиками…

– Он, он самый; был недавно у меня… выпил доброго меду два «кухля» и коню дал отдых… добрый конь… гнедой… стоит немало дукатов.

Марианна не могла сдержать своей радости:

– Господь «зглянувся»! – воскликнула она и подала другой дукат еврею. – Покажи нам дорогу, чтоб нагнать этого пана, я тебе заплачу еще больше, а то нам достанется, что отстали.

– Ясный грабье… я бедный жидок и без того не забуду панской милости, – пробовал он поймать для поцелуя шляхетскую руку, – а «шлях» тут один… вот прямо и никуда не нужно сворачивать… я знаю, – тот пышный пан поехал до Дубовой корчмы, – мили две отсюда. Пусть панство почтит мою корчму, отдохнет немного, потому что вон и дождь собирается… а тот пан, верно, будет ночевать в той корчме…

– Нет, спасибо! – вскочила Марианна на коня. – Дождь еще задержит нас.

– Да и кони наши поотдохнули, – вставил слово Андрей. – Лесом почти все время шагом шли.

Марианна улыбнулась ему приветливо и озарила улыбкой его убитое печалью лицо… Крупной рысью тронулись наши путники, но Марианна не могла сдержать охватившего ее нетерпения и пустила коня вскачь.

Дорога пролегала сначала перелесками и небольшими «гайкамы», а дальше открылось совершенно ровное поле, окаймленное только с севера синевой леса. Едва выскочила Марианна на последний пригорок, покрытый густой зарослью орешника, как заметила в недалеком расстоянии какого-то всадника;

он ехал спокойной рысцой, равномерно качаясь на своем гнедом иноходце. Марианна занемела от радости, остановила коня и жестом подозвала к себе Андрея.

– Он? – спросила она его шепотом, боясь, чтобы не расслышал Тамара, хотя тот был почти на версту впереди.

– Он! – подтвердил Андрей. – Он самый!

– Значит, Господь за нас! А я все-таки хочу удостовериться: дорога за леском круто поворачивает налево; я этими кустами проберусь наперерез и высмотрю… только за мной, пан, не езди! – остановила она жестом хорунжего.

Хорунжий придержал коня, спустился вниз и поехал шагом по опушке «гайка». Вскоре к нему выехала из-за кустов Марианна.

– Теперь уже скажу прямо, что он, – вскрикнула она, – и рука левая перевязанная, и усики торчат… Только нам нужно немного поотстать: дорога здесь, как скатерть, а на опушке того леса виднеется и корчма… Не уйдет теперь, а коли попробует, то догоню и пулей!

Тамара спокойно приближался к корчме, не подозревая, что за ним зорко смотрят четыре глаза, от которых ему ни уйти. Только перед самой корчмой он пустил крупной рысью коня, желая, вероятно, уйти от набегавшего дождя. А черная туча с темно-багровой волнующейся каймой уже висела над ними и разрывалась по временам ослепительными зигзагами, только грому еще не было слышно…

LII

Путники наши попридержали коней, пока Тамара не вошел в корчму, а потом легкой рысью, под конец даже шагом, приблизились к корчме и соскочили с коней шагов за сто, чтобы стуком копыт не обратить на себя внимание. Марианна пошла прямо к корчме, а Андрей, привязав под навесом коней, обошел еще корчму кругом и удостоверился, что из нее один только выход. Хотя было еще с час до захода солнца, но от надвинувшейся тучи было темно, как в поздние сумерки. В сенях Марианна столкнулась с каким-то дедом в нахлобученной шапке и кожухе; она уступила ему дорогу и вошла осторожно в довольно просторную комнату корчмы с обычной стойкой и двумя бочками в углу, с широкими лавами у стен. От общей светлицы была отгорожена дубовой перегородкой отдельная комнатка, соединяющаяся с последней низкой дверью.

Марианна вошла в светлицу и, заметив, что там никого не было, осмотрелась с изумлением и села в темном углу возле входной двери. Вскоре вошел туда и Андрей. Марианна приложила палец к губам и выразительно сверкнула глазами на маленькую, плотно притворенную дверь. В корчме становилось совершенно темно; только косые, заклеенные пузырями и тряпочками окна, начинали все чаще и чаще вспыхивать белым огнем. Прошло несколько времени. В корчме было тихо, не слышалось ни говора, ни шелеста; наступившее перед грозой затишье позволяло прислушиваться чутко к царившей в светлице тишине.

Марианна подозвала к себе жестом Андрея и прошептала чуть слышно:

– Меня пугает что там, за перегородкой, так тихо: ведь он нигде быть не может, как только там… или заснул? Взгляни-ка, пане!

Андрей подошел к двери и дернул ее; но дверь не отворилась, она была затворена изнутри на крючок.

– Гей, кто там? – окликнул и постучал в дверь хорунжий.

– Выходи-ка, господарь или господарка, да «вточы» нам меду или оковитой, да и коням овса отсыпь! Никто не откликнулся на стук.

Марианна вскочила и, заперев входную дверь, подошла быстро к Андрею.

– Несомненно, там что-то есть, – промолвила она тихо, но внушительно, – дверь на крючке оттуда: нужно доведаться.

– Оглохли, что ли? – крикнул уже зычно Андрей. – Отвори… или дверь высажу!

Что-то пошевелилось и притихло.

Марианна насторожилась и взвела в пистолете курок. Андрей нажал плечом; дверь затрещала, крючок с визгом отлетел в сторону, створки распахнулись, и казак влетел в «кимнатку.

Сначала он в ней никого не увидел и крикнул Марианне:

– Пусто! Ни духа!

– Что-о? – вскрикнула, словно ужаленная змеей, Марианна и с ужасом вскочила за перегородку.

Начали шарить и нашли под кучей лохмотья какую-то старуху, но кроме нее никого не было.

– Куда девался молодой шляхтич? – спросила грозно Марианна, приставив пистолет к груди старухи.

Последняя вздрогнула и прошептала что-то, показывая рукой на рот и уши.

– Глухонемая! – отступила в отчаяньи Марианна, опуская пистолет.

– Прикидывается! – заметил подозрительно Андрей. – А вот мы попробуем горячих угольев подсыпать ей за пазуху, – тогда посмотрим, заговорит ли?

Старуха сверкнула перепуганными глазами и задрожала.

– А если она действительно глухонемая, – продолжал Андрей, заметив взгляд старухи, – так после опыта прикончим ее тут, хлопче, да и концы в воду! Ну, а теперь принеси-ка поскорей сюда горяченьких угольев, там в печке что-то варится у этой ведьмы.

Марианна сделала движение, но старуха не выдержала больше своей роли и повалилась в ноги.

– Простите, мосцивые паны, простите, ясновельможные, – завопила она, – приказали мне молчать, под страхом смерти приказали, – что ж мне старой, беззащитной…

Так говори сейчас, куда ты упрятала молодого шляхтича, – топнул ногой Андрей, – только говори правду, не бреши, иначе закатуєм тебя!

– Клянусь, что ни пощады, ни милосердия не будет! – глухо и зловеще подчеркнула Марианна;

– Ох, не прятала я его, «не ховала», – завыла баба, – ушел он, «утик».

– Как? Куда? Я не отходила от дверей! – вскрикнула Марианна.

– Ей-Богу, «утик», чтоб меня гром убил, коли брешу, – шамкала и била себя в грудь бледная, с распущенными седыми. волосами старуха, – вот и платье его, а он надел кожух.

– Так этот дед в кожухе был он, Тамара? – перебила бабу, задыхаясь от волнения, Марианна.

– Он, он самый!

Марианна, как подстреленная птица, опустила руки; пистолет выскользнул и упал на землю; Андрей окаменел… Вдруг сверкнула ослепительная молния и страшный, сухой удар грома потряс корчму и оглушил всех…

Оцепенение, впрочем, длилось недолго.

Андрей прервал его первый:

– Эту ведьму, во всяком случае, нужно допытать хорошенько; словам ее веры давать нельзя… она, шельма, умеет прикидываться и способна на всякие чертовские штуки! Слушай, – пристукнул он грозно ногой валявшейся у ног старухе. – Если ты мне не откроешь места, где прячется этот шляхтич, если не укажешь тропы, где искать его, то я тебя познакомлю с такими муками, с таким «катуваньем», каких вряд ли и в пекле найдешь! Встань, – толкнул он ее под бок сапогом, – и отвечай на все мои вопросы, да только говори правду! Пане «джуро»! – обратился он к Марианне. – Принеси-ка на всякий случай блестящих угольков, да оставь свой кинжал. Джура исполнил просьбу своего товарища.

Сверканье молний между тем усиливалось и раскаты грома с резкими, ошеломляющими ударами учащались. Баба завыла и распростерлась на полу.

– Не вой! – крикнул Андрей. – А говори, куда ездит этот ряженый шляхтич?

– Не знаю… ой, не знаю! Чтоб мои дети и внуки…

– Цыть! У тебя – карги и детей «чортма»! А вот уж это ты знать должна, – часто ли он к тебе ездит?

– Прежде редко… Был… давно., а потом чаще стал… недели две тому назад…

– Как раз в то время, когда выехал Мазепа из Гадяча, – вставила нервно Марианна.

– Ну, а отсюда отправлялся надолго?

– На другой день возвращался к вечеру, либо на третий день рано.

– Ага! Стало быть, он ездил почти двое суток… одни туда, одни назад… значит, миль за пять отсюда.

– Если там не сидит долго, – поправил джура.

– Верно. Значит, миль от трех до пяти. Но ты, ведьма, скажи, куда он именно ездит? Не знаешь? Ведь ты с ним, подлая, в стачке?.. Ну, где он?

– Не знаю, ой, не знаю… Пропади я пропадом.

– И пропадешь, – подтвердил хладнокровно Андрей. – А ну-ка, джуро, – пригласил он Марианну. – Всыпь ей этого червонного золота за пазуху.

Марианна поднесла к лицу старухи раскаленные угольки в миске.

– Ой, «рятуйте»! – завопила та и повалилась в ноги, корчась и судорожно ударяя себя в грудь кулаками. – На Бога не знаю, на всех святых не знаю! Видела только, что он в ту сторону ездит, на «пивничь!»

– Пожалуй, что и не знает, – шепнула Марианна.

– А что же он все на одном коне ездит, или переменяет, или пешком отсюда ходит? – выпытывал все у старухи Андрей, подчеркивая каждую фразу и тряся ее за подбородок рукой.

– Меняет коня! – выкрикивала по слогам баба.

– А вот мы это проверим сейчас… Вот «лихтар» стоит; зажги его! – указал он Марианне на стоявший на столе фонарь.

В комнате было совершенно темно, мигали только окна зловещим огнем, словно у мертвеца открывались глаза, да дождь с возрастающим шумом и звяком бил в пузыри и уцелевшие стекла.

Марианна зажгла с трудом фонарь, выдув сначала из углей и пакли огонь, и вышла с ним в сени; а Андрей запер старуху в комнате и отправился вслед за Марианной.

Защелкнув на засов выходную дверь, они под проливным дождем перебежали двор и остановились под навесом. Кони их стояли, привязанные к яслям, а за ними в углу действительно находился и гнедой «румак» Тамары, только без седла. Андрей осмотрел все закоулки под навесом – седла не было. Очевидно, что Тамара не взял бы, идя пешком, с собой седла, а оседлал им, конечно, другого коня. Марианна нашла и следы, где стоял и другой конь, и даже куда он вышел, – в противоположную сторону от входа в навес, по направлению к лесу. Бросились наши путники с фонарем по этим следам и заметили, что они за навесом были оттиснуты глубже; по всей вероятности здесь Тамара вскочил уже на коня и усилил своей тяжестью оттиск. Следы довели Андрея и Марианну почти до опушки леса, обозначив ясно направление пути; но ливень смывал их и заливал целыми озерами. Дальнейшие поиски были невозможны; как они ни защищали фонарь, а дождь и порывы ветра его погасили и они, промоченные вконец, должны были возвратиться в корчму. Много труда стоило раздуть снова фонарь, но когда осветил он эту ободранную корчму и «кимнати», то, к величайшему изумлению наших путников, ведьмы-старухи уже не было ни в корчме, ни в «кимнате», ни в сенях: она как-то сумела отбросить крючок, запиравший двери снаружи, и выйти в сени. Но здесь наружная и единственная дверь до прихода их была запертой; разве в темноте эта ведьма как-либо проскользнула. Осмотрели тщательно сени и заметили, что за высоким «дымарем» был ход на чердак.

Андрей первый взлез по нем и хотел было остановить Марианну, но та была уже возле него.

– Здесь-то я и нужна, – сказала она тихо, – ведь может быть и засада?

С фонарем в одной руке и с пистолетом в другой медленно поднималась она вперед, освещая Андрею путь; таким образом, со всеми предосторожностями осмотрели они шаг зїшагом чердак. Ничего на нем особенного не было, кроме домашней рухляди, веников, лука и небольшой кучки картофеля; только в одном углу, под каким-то хламом, нашли они спрятанный татарский халат, а под ним дорогой ятаган и «машугу» (род кистеня большого размера).

– Ото! Вот еще что припасено у старой карги! – вскрикнул Андрей, рассматривая оружие. – Любопытно знать, Тамарки ли это вещи, или ее самой?

– Любопытнее всего знать, куда девалась эта чертовка, – возразила с досадой Марианна, – не провалилась же она в пекло?

Снова обшарили весь чердак и нашли-таки в одном месте небольшое слуховое окно, вроде прорванной дыры в соломенной крыше. Андрей просунул голову в это отверстие, осветил фонарем крышу и увидел, что к низкой стрехе была приставлена со двора лесенка.

– Вот куда она, каторжная, ушла, – через «стриху»! – догадался он и начал посылать по адресу ушедшей всевозможные ругательства и проклятия.

– Замолчи, – остановила его Марианна, – этим дела не поправишь… а вот опять прозевали и бабу! Везде-то мы, Андрей, с тобой зеваем да «гав ловым»; плохие, видно, разведчики мы, или этим извергам помогают все пекельные силы!

Раздраженная неудачами, убитая отчаяньем, опечаленная безвыходным положением, возвратилась Марианна в корчму и, словно угрюмая ночь, села молча в дальнем углу. Андрей не посмел отозваться к ней ни одним словом, сознавая, что он ничего не мог и придумать, что могло бы хотя сколько-нибудь прояснить мрачное настроение ее духа; он только усердно начал подбрасывать в печку хворост, стараясь развести большой огонь, чтобы хоть немного высушить промокшую одежду и согреть окоченелые члены…

Гроза давно прошла, только изредка сверкали ослабленным блеском зарницы; но дождь не переставал: из бурного, порывистого ливня он перешел в мелкий частый и зарядил на всю ночь. В корчме было угрюмо и тихо; шумел только в окна однообразно, тоскливо дождь да потрескивали в печке тростник и валежник, вспыхивая по временам более ярко и выхватывая из темноты мрачное лицо Марианны, с устремленным неподвижно в дальний угол глазами. Андрею, наконец, надоело возиться с растопкой печи; он отошел от нее, сел на лаву, облокотился локтями на стол и свесил на приподнятые руки свою буйную голову. Какой-то неясный туман бродил в ней, но в сердце он чувствовал тупую, щемящую боль. Длились тяжелые минуты гробового, прерываемого лишь подавленными вздохами, молчания.

Вдруг вдали послышался словно топот. Андрей и Марианна вздрогнули, насторожились. Удручающее настроение сменилось пробудившимся возбуждением и отчасти тревогой. Топот усиливался; очевидно было, что несколько всадников, а то и отряд приближались быстро к корчме.

– Не стражники ли Тамары? – произнес, словно сам к себе, Андрей; поднявши голову и прислушиваясь к возрастающему шуму: – Полсотни будет… и с той стороны, от Гадяча.

– Слава Богу! – воскликнула Марианна. – Мы от них доведаемся, куда отправился Тамара, или через них выследим.

– Но как они, эти Тамаровские псы, нас самих встретят? Не распорядиться ли заблаговременно?

– Вздор! – оборвала резко Марианна. – Не прятаться ли посоветуешь?

– Не за себя я… – вздрогнувшим голосом отозвался Андрей.

В это мгновение с шумом отворилась входная дверь, и на пороге ее показался мокрый Варавка.

Подавленные фатальным стечением обстоятельств, наши путники и забыли совсем про своего друга, которому поручили сами поспешить с оставшимся за Гадячем отрядом за ними, по направлению Ромненской дороги.

– Варавка! Дорогой наш пан лавник! – воскликнули Андрей и Марианна, схватываясь с места и протягивая ему радостно руки.

После торопливой передачи Варавке всех неудач и какого-то фатального преследования судьбы, приступили они к обсуждению дальнейших мероприятий. В темную, осеннюю, дождливую ночь нечего было и думать куда-либо двинуться: и лошади, и люди были до нельзя изнурены, темень стояла страшная, частый дождь увеличивал еще слепоту ночи.

– Ничего, друзья мои, не поделаешь; ночь придется провести в этой корчме, а к рассвету и дождь, вероятно, уймется, и видно будет тропу… Да ведь и он, бестия, где-нибудь поблизу ночует в пещере, либо землянке, не поедет же он в такой ливень, хотя бы и на черте!

– Да, да, – обрадовалась Марианна, – мне это не приходило в голову: я уж думала, что он за ночь сделает миль шесть и что мне не удастся его догнать, хоть бы и наскочили на его след.

– Не унывай, панна полковникова, – подбадривал старик, – вот, как только начнет светать, так и двинемся, и не уйти ему, моя ясочка, как не уйти волку от стаи добрых собак.

– Я в этом уверен, как в завтрашнем дне, – заговорил наконец и Андрей, оживший от перемены настроения духа Марианны, а последняя действительно ободрилась как-то сразу; в глазах ее загорелись прежняя энергия и надежда; на лице вспыхнул живой румянец.

– Так до утра! – согласилась она и видимо успокоилась. – Только как же мы утром двинемся? Нужно все это обдумать теперь же.

– А вот как, – подал мнение Андрей. – Конечно, все отправимся этим лесом, придерживаясь «пивничной» стороны; ведьма, в виду пытки, сказала тогда правду и следы коня подтвердили ее слова. Нас здесь двадцать четыре человека; так разделимся мы на четыре ватаги, по шести человек: ватага от ватаги на двое «гонив», а каждая ватага тоже рассыпется по одиночке, лишь бы не терять друг друга из глаз. Тогда мы захватим пространство вширь почти на милю и двинемся облавою вперед, и я даю голову на отсечение, что зверь не уйдет!

– Чудесно, чудесно придумал, пане лыцарю, – закивал головой довольный Варавка, – так и сделаем; а начальников, предводителей на каждый отряд найдется: вот нас три… да еще бунчуковый товарищ…

– А атаман Безродько? Забыли? – отозвался Андрей. Обидеть этого славного воина грех… а я бы лучше в есаулы панне полковниковой…

– Панна полковникова не нуждается в помощниках и услужниках, – улыбнулась Марианна, – но в знак того, что я прощаю тебе, пане, все промахи, я согласна… Только вот что, – заговорила она серьезно, – меня смущает одно обстоятельство: что, если здешняя ведьма, ускользнувшая из рук по нашей оплошности, бросилась в убежище Тамары и сообщила о розысках за ним, о погоне?.. Ведь он тогда бросится в другую, противоположную сторону, и все наши замыслы пропадут, а мы опять останемся в дурнях!