Текст книги "Посланники Великого Альмы (Книга 1)"

Автор книги: Михаил Нестеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

Часть II

Глава I

1

Испания, Севилья, 30 марта 1503 года

В девять часов утра король Фердинанд вышел из своих покоев. Пышные кружева, пряжки с чистейшей воды карбункулами на подвязках и башмаках, выполненные лучшими ювелирами и стоящие, наверное, не меньше всей его резиденции в городе Севилье, где в данный момент он находился со своим двором, делали Его Величество ещё величественнее. Он окинул взглядом просторный зал приемной и, не увидев там своей супруги Изабеллы, направился в покои королевы.

Многочисленные придворные низко склонились перед Фердинандом; в то утро их было человек сорок, готовых каждым взглядом и жестом напомнить царствующим особам о своей преданности. Их застывшие в низком поклоне фигуры отражались в натертом паркете пола.

Стекла окон, преломляя солнечный свет, брызгали ослепительными лучами. Фердинанд вынул на ходу из-за манжеты белый платок и приложил его к виску, чтобы бросить тень на заслезившиеся глаза; черная короткополая шляпа с довольно простым плюмажем не спасала короля от ослепительного света. Вдыхая аромат лести и комплиментов дворян-корыстолюбцев, король быстро пересек зал.

Салон королевы блистал облаками кружев и пудры, сверкал бриллиантами, которыми щеголяли придворные дамы.

Изабелла, одетая в дорогое коричневое платье, улыбнулась алыми губами. Она улыбнулась громкому шепоту фрейлин, легким ветром донесшим до нее: король!..

Дамы присели в грациозном реверансе и, не поднимая голов, расступились, пропуская Фердинанда к креслу королевы.

Изабелла в это прекрасное утро была очень красива. Золото, мрамор, кружева, благовония, роскошные ковры – все это великолепие было лишь умелым дополнением к её красоте. Об этом и сказал Фердинанд, касаясь губами протянутой руки супруги.

Она благодарно улыбнулась:

– Вы, как всегда, поэтичны, государь.

Ревнивые к похвалам государыне придворные дамы, постоянно напрягавшие свой ум для излияний красноречивых комплиментов в её адрес, усиленно замахали веерами.

Оправдывая все ещё слезившиеся глаза, Фердинанд, устроившись в соседнем кресле, произнес:

– Сегодня удивительное утро, сударыня. Давайте поскорее покончим с делами и отправимся на прогулку. – Король сделал паузу и соврал, ибо эта идея только что пришла ему в голову: – Я уже дал распоряжение, чтобы все приготовили для верховой езды.

Он испытующе посмотрел на вошедшего вслед за ним обер-церемониймейстера, стоящего в дверях салона. Тот быстро удалился.

– Отличная идея, государь, но… Мы сможем освободиться только к обеду.

– Да, – печально вздохнул Фердинанд, – дела, дела… Тогда давайте поскорее покончим с ними.

Изабелла согласно кивнула.

Сегодня было довольно много просителей. В основном людей, которых Фердинанд не знал. Будучи неплохим физиономистом, он не ленился развивать в себе этот дар, вглядываясь в лица, следя за произведенным впечатлением своей королевской власти. В этом он находил некое развлечение, сочетал приятное с полезным – забавлялся и исполнял свои королевские обязанности, решая судьбы и верша государственные дела.

Вести прием правители решили в салоне королевы, месте, весьма подходящем для этого.

Первым по списку, который огласил секретарь Их Величеств Фернан Альварес, был нотариус Себастьян Доминго. Но вместо него в зал разнузданной походкой ввалился шут – любимец королевы.

– Ты свободен, – небрежно бросил он покрасневшему придворному дворянину. – И вот ещё что. Не пускай сегодня больше никого – у меня будет довольно долгая аудиенция. Король и королева решили покаяться.

Шут повернулся в их сторону и тряхнул головой в нелепом трехрогом колпаке с бронзовыми колокольчиками. Салон наполнился мелодичным перезвоном.

– Но их совесть столь загружена, – продолжил шут, – что для этого понадобится очень много времени. Здравствуйте, ваше величество, – он поклонился Изабелле.

– А почему ты не поздоровался со мной, дурак? – спросил недовольный король: морда наглого шута и его выходки ему порядком надоели.

– Здороваться – значит желать здравия, – мудро изрек шут.

– Значит, ты не желаешь здравия своему королю?

– Нет. Ведь я единственный претендент на ваше королевское место. Я хоть и старше вас, Ваше Величество, но надеюсь все же прожить с очаровательной Изабеллой несколько счастливых лет.

– Да ты, дурак, похоже совсем рехнулся! – Король исподлобья взглянул на придворных дам, прячущих улыбки за спасительными веерами.

– Увы, Ваше Величество, мой мозг, так же как и ваш, опасно болен.

– Ну, довольно! – Фердинанд хватил ладонью по подлокотнику кресла.

– Не сердитесь на дурачка, государь, – вступилась за шута Изабелла. А ты, – она вытянула в сторону фигляра руку, – если действительно хочешь занять трон, для начала устраивайся у моих ног.

– О Ваше Величество! – шут опустился на четвереньки и подполз к креслу. – Я буду собакой, прежде чем стану вашим супругом.

– Я прикажу его повесить! – вскричал король.

Изабелла рассмеялась:

– Хорошо, хорошо. Только после обеда.

Шут лег возле её ног и, далеко высунув язык, стал громко дышать.

Фернан Альварес сделал знак придвернику, и тот во второй раз произнес:

– Нотариус Себастьян Доминго.

Нотариус обращался с жалобой на алькальда[4]4
  Алькальдом в Испании называли главу управления, коменданта и коронного судью.


[Закрыть] города Севильи, который, по словам Доминго, из личной неприязни всячески притеснял последнего.

Фердинанд, едва взглянув в жирное лицо нотариуса, в его заплывшие глаза-щелки и на подобострастную фигуру, ощутил острую неприязнь к этому человеку. А шут, громким лаем и тяжелыми с присвистом выдохами "врет!", прерывал нотариуса через каждые два-три слова, заставляя его то краснеть, то бледнеть.

Фернан Альварес, знавший короля много лет и понимающий его с полувзгляда, слегка склонил перед Себастьяном Доминго голову:

– Хорошо, дон Доминго, Их Величества вскоре сообщат вам свою волю, – и жестом руки отпустил нотариуса.

2

К полудню число принятых посетителей перевалило за двадцать; король явно устал от столь скучного занятия и с тоской в глазах смотрел на тень от высокой спинки кресла, которая к этому моменту начала укорачиваться.

– Хуан де Иларио, – объявил Фернан Альварес, скручивая список. Он изобразил на лице обнадеживающую улыбку и добавил: – Этот дворянин последний, Ваше Величество.

Короля подобное известие явно обрадовало.

– Иларио? – переспросил он. – Кто это?

– Ваше Величество изволили забыть. Этот сеньор просит вашего разрешения на организацию экспедиции в земли Нового Света. Вы на прошлой неделе дали согласие, и я уже успел подготовить соответствующие бумаги.

– Ах, да… – Фердинанд потер кончиками пальцев лоб. – Я начинаю вспоминать. Он небогат, но его финансирует…

– Некто Франциско де ла Вега, судовладелец из Кадиса, – помог королю Альварес, – и дон Педро Игнасио, уважаемый и состоятельный дворянин. А Хуан де Иларио действительно небогат – ни крупных земельных владений, ни доходных синекур.

– Но вы, как я вспоминаю, говорили, что он доблестный воин.

– Да, Ваше Величество. При непосредственном его участии десять лет назад пала крепость Альхамбра.[5]5
  Альхамбра – Красный замок. По арабски – келат-ал-хамраа.


[Закрыть]

Фердинанд задумчиво кивнул.

Да, десять лет назад, в январе 1492 года, пала Гранада – последний оплот испанских мусульман. Именно в крепости Альхамбре, цитадели мавританского государства, эмиром были подписаны условия капитуляции, при которых он сдавал город: неприкосновенность мавров и свобода отправления мусульманского культа. И именно с этого дня большинство испанских рыцарей, которых кормили войны реконкисты, осталось не у дел. Они пребывали бы в этом состоянии очень долго – незначительные стычки на итальянской территории не в счет, – если бы не Христофор Колумб, открывший в том же году земли Нового Света. «Безработные» воины, оказавшиеся в тяжелом материальном положении, неудержимым потоком ринулись за океан, их манили яркие и заманчивые рассказы очевидцев о несметных сокровищах далекого края.

В тот кульминационный 1492 год Изабелла и Фердинанд не могли на свои средства организовать многочисленные экспедиции, как они делали это для Колумба, так как зависели от своих богатых союзников – купцов и банкиров. Но и содержать оставшихся не у дел воинов – занятие весьма опасное. Поэтому Изабелла и Фердинанд избрали тогда единственно верное решение: прибегли к помощи частных лиц. Они стали заключать договоры на новые открытия с предприимчивыми рыцарями, судовладельцами, купцами. При этом, правда, пришлось поступиться своими интересами, и много усилий ушло для того, чтобы установить регламентацию и контроль над деятельностью "новых испанцев": пусть не ограничить, но хоть подвергнуть контролю. А вот чего не смог сделать Фердинанд вместе со своей супругой, так это укротить будущих конкистадоров, которые подобно саранче кинулись на индейские поселения.

Воинам, отправляющимся в Индии за свой счет, ставились непременные условия: отдавать в казну две трети добытого золота и десятую часть иных доходов. В разрешении Хуану де Иларио, подготовленном Фернаном Альваресом, стояла совсем другая цифра: одна пятая. Что касается "иных доходов", то секретарь о них вообще не упомянул, как делал это по личному распоряжению правящей четы на протяжении последних двух лет. За десять лет непрерывных заморских экспансий в казну мало что поступило. И поэтому, чтобы увеличить вливания денежных средств, налог был снижен сначала до одной трети, потом до одной пятой. Удовлетворяя желания других, Изабелла и Фердинанд хотели иметь собственную выгоду – но получалось это не совсем удачно.

– Просите его, – король устремил неподвижный взгляд на дверь.

Хуан де Иларио оказался невысоким и слегка худощавым. На нем красиво смотрелся светло-коричневый камлотовый[6]6
  Камлотовый – сшитый из плотной шерстяной или полушерстяной ткани.


[Закрыть] костюм с пышным жабо; не менее пышные банты поддерживали шелковые чулки. Он не был похож на военного. Но жесткий взгляд и резко очерченные скулы все же выдавали в нем солдата.

Фердинанд, склонив голову набок, пытался выжать все из облика пятидесятилетнего дворянина. Он внимательно разглядывал короткую, аккуратно постриженную бородку, длинный шрам на правой щеке, широкие сильные ладони. Впрочем, король мыслил категориями, и беглый взгляд выдал короткую информацию: жесток, честолюбив, жаден.

Изабелла также с интересом смотрела на дона Иларио и заговорила с ним первой.

– Подойдите ближе, сударь.

Дворянин поклонился и подступил на два-три шага.

– Мы наслышаны о вашей доблести в войне с маврами. Вы – храбрый воин.

Снова почтительный поклон. И ни слова. Казалось, что Хуан де Иларио боится открыть рот.

"Ну, что же вы? – говорил взгляд королевы, – хоть поблагодарите за комплимент".

– Сеньор, наверное, глухонемой, – подал голос шут, который отлежал бока на глянцевом паркете. – А скажите, сударь, это не вы приехали на шикарной карете, запряженной четверкой гнедых с горбатым форейтором на правой пристяжной?

Дон Иларио перевел взгляд с королевы на шута и обратно.

– Говорите, – подбодрила его Изабелла.

– Да, Ваше Величество. – Его голос оказался мягким, но звучным.

– Оказывается, он не глухонемой, он – слепой, – сказал шут, бесстрашно глядя в колючие глаза просителя. – Но он, Ваше Величество, делает вид, что зрячий. – Шут зачем-то понюхал туфлю королевы и продолжил свою безрассудную речь: – Дело в том, что нынче утром, когда не было ещё и восьми, я видел, как этот господин, сидя в карете, читал книгу.

– Извините этого дурака, – снисходительно попросила королева.

– Да, я – дурак. Но один мудрец сказал: если дурак назовет себя дураком, значит – он умный. И наоборот. Вот вы, Ваше Величество, можете сказать, что вы умная?.. Погодите! – вскричал он, прерывая попытку Изабеллы заговорить. – Предупреждаю: если вы скажете, что вы умная – все! Нам обоим придется влачить жалкое существование и оставшиеся дни питаться отбросами. Ибо вы словом «умная» возведете себя в ранг…

Король вскочил с кресла.

– Прекратится сегодня эта бессмысленная болтовня или нет?!

Придворный буффон понял, что шутки кончились, и с громким лаем умчался в заботливо открытую лакеем дверь.

Король сел.

– Этот дурак прежде времени загонит меня в могилу. Надеюсь, вы не обиделись, дон Иларио?

– Нет, Ваше Величество. Тем более ваш шут прав: я действительно читал книгу, дожидаясь аудиенции.

– Вот как? И что же вы читали, если это не секрет?

– Я читал Петра Каместора, магистра схоластической истории.

– Вы?! – брови Фердинанда поползли вверх.

– Да, Ваше Величество.

Король начал по-новому смотреть на визитера. Может, он ошибся, его подвел дар физиогномиста, или он не до конца понял свой внутренний голос? "Этот человек не так прост, как кажется," – решил он и спросил:

– А чем вызван ваш интерес к истории, излагаемой столь великим ученым?

– Если позволите, я скажу, что читаю не только Петра Каместора. Я, например, недавно прочел некоторые из трудов Беды Достопочтенного и Исидора Севильского. А интерес вызван тем, что эти уважаемые ученые очень точно излагают мысль о местоположении земного рая.

– Господи Иисусе! – Изабелла даже подалась вперед. – Вы просите нас о разрешении на организацию заморской экспедиции и в то же время подумываете о рае!

– Вы неправильно истолковали мои слова… Простите, Ваше Величество, спохватился дон Иларио. – Я поясню. Дело в том, что Петр Каместор и другие названные мной ученые, в своих трудах поместили земной рай на Востоке земли там, по их мнению, выше западных. Святой Амвросий, например, ссылается на произвольное толкование одного места в латинском переводе библии. Он полагает, что рай – самая высокая точка земли. И он не одинок в своих суждениях. Исидор Севильский и Петр Каместор также говорят об этом.

– Боже правый, как много вы знаете! – воскликнула Изабелла. – Уж не обладаете ли вы степенью лиценциата, уважаемый дон Иларио?

– Нет, Ваше Величество. Я даже не имею чести называться бакалавром.[7]7
  Лиценциат, бакалавр – ученые степени, присуждаемые в университетах Испании.


[Закрыть]

– А я этого совершенно не помню, – нахмурился король, – хотя тоже читал и Беду Достопочтенного, и других. А ну-ка, скажите нам, сеньор Иларио, откуда они взяли, что рай обязательно должен быть на Востоке.

– Это не они, Ваше Величество, это Аристотель.

– Час от часу не легче! Так они или Аристотель?

– Все же «виноват» в этом Аристотель. Он утверждал, что восточные страны выше стран западных. А Исидор Севильский и другие историки просто увязали его мнение с этим толкованием библейского текста.

Дон Иларио не рисовался перед королем и королевой, изображая из себя ученого или, во всяком случае, весьма осведомленного в истории мужа. Для него этот ряд средневековых деятелей науки был непререкаемым авторитетом, и он свято верил им.

Христофор Колумб, так ловко открывший земли Нового Света, в частности землю Парии,[8]8
  Пария – так Колумб назвал открытый им берег Южной Америки.


[Закрыть] и не подозревал – по мнению дона Иларио, – что эта земля и есть тот самый рай. Нужно только спуститься ещё ниже, к экватору, где экспедиции Алонсо де Охеды и Винсенте Пинсона открыли обширный берег восточной части Парии вплоть до Пресного моря.[9]9
  Великое Пресное море – так назвал бывший капитан каравеллы Колумба «Святая Мария» Винсент Пинсон открытое им русло реки Амазонка.


[Закрыть] Сейчас Колумб ищет в Верагуа[10]10
  Верагуа – ныне Панама.


[Закрыть] копи царя Соломона – ну и пусть ищет. А он, Хуан де Иларио, будет искать их в другом месте. Пусть они будут называться по-другому – это не важно, но он их найдет. Он и так слишком долго взвешивал все «за» и «против» и мог ещё в далеком 1493 году сделать первую попытку осуществления своих честолюбивых планов – сразу после выхода в свет буллы папы Александра VI «Inter Caetera». Этот документ появился 3 мая 1493 года. В нем папа предоставил кастильской короне права на земли, которые она открыла или откроет в будущем. Поистине обладая талантом оптимиста, дон Иларио был тихо обрадован перспективой самому открывать и покорять новые земли, естественно, давать им названия – может, даже своим именем – и, чем черт не шутит, заложить город. Чем он хуже этого выскочки адмирала Колумба! У которого отряд состоит из многочисленных бездельников. Они даже себе не добыли золота, зато гордятся проектом организованной работорговли да ещё пишут об этом мемуары. Дураки!

Хуан де Иларио не сомневался, что скоро адмирал окажется в опале, ему не поможет даже католическая церковь с её духовными орденами, благодаря Колумбу приобретшая многомиллионную паству. А скорее всего сама церковь и станет главной гонительницей великого пионера.

Король и королева с интересом дослушали рассказ почтенного идальго о знаменитых ученых.

– Вы, конечно, не сидели сложа руки, пока мы рассматривали ваш вопрос? – спросила королева. – Позвольте узнать о численности вашей экспедиции. Нам это небезразлично.

– Конечно, Ваше Величество. Сейчас в Кадисе стоят три корабля – три прекрасных галиона, и двести превосходных солдат ждут с нетерпением попутного ветра.

– Ого! – проронил Фердинанд. – Значит, вы готовы отплыть при попутном ветре и без нашего на то разрешения?

– Наверное, под попутным ветром дон Иларио подразумевает нас с вами, государь, – предвосхитила ответ дона Иларио королева.

Тот снова низко склонил голову, соглашаясь с Изабеллой.

– Что ж, прекрасный ответ, – похвалила она себя. – Ваши компаньоны тоже отправляются вместе с вами?

– Нет, Ваше Величество. Франциско де ла Вега слишком занят на своих верфях, но представлять его будет доверенное лицо – некто Родриго Горвалан, которого он посылает в экспедицию. Честно говоря, я его ещё не видел. А дон Педро Игнасио намного лучше чувствует себя на суше, чем на море.

В последних словах дона Иларио прозвучала неумело скрытая ирония: дон Педро страдал морской болезнью, следовательно, ни о каком путешествии по воде речи быть не могло.

– Иначе говоря, возглавлять экспедицию будете вы. Что ж, это справедливо и разумно. Такой смелый солдат уже давно должен стать командором.

Слово «командор», произнесенное королевой, напомнило в этот момент королю Христофора Колумба, и он по какому-то наитию неожиданно спросил:

– А нет ли в вашей эскадре корабля под названием "Санта Мария"?

– Есть, Ваше Величество. Это новый галион.

Дон Иларио подчеркнул слово «новый», так как каравелла Христофора Колумба носила то же название.

– А другие?..

– Другие, – подхватил дон Иларио, – это "Мария Глориоса", которой будет командовать капитан Химен Франциско и «Тринидад» – под началом Гарсии де Сорья.

– "Санта Мария" – под вашим командованием?

– Не совсем так, Ваше Величество. Боюсь показаться невежественным, но в морском деле я мало что понимаю. Зато вместе со мной на корабле будет опытный шкипер Диего Санчес.

– Ну что ж, любезный дон Иларио, я думаю это все, что мы хотели узнать. Ваши бумаги в полном порядке, и сеньор Альварес незамедлительно вручит их вам. Помимо нашего личного разрешения, вы получите письмо к губернатору Николасу Овандо.[11]11
  Николас Овандо – командор духовного ордена Алькантары, ставший с апреля 1495 года губернатором Индий.


[Закрыть] Когда прибудете на Эспаньолу, передайте его и следуйте полученным инструкциям.

Фернан Альварес взял в руки грамоту и стал зачитывать текст, а на лице дона Иларио промелькнула довольная усмешка. В ушах уже гудел морской ветер – не призрачный, как это было ещё утром, а самый настоящий: крепкий и соленый, такой, каким он бывает при величественном появлении прекрасной Авроры.[12]12
  Аврора – богиня зари.


[Закрыть] И у этого ветра даже был цвет – цвет золота.

Он отогнал будоражащее ум видение и дослушал последние слова секретаря:

– "…идти и обосновываться в Индиях. Я – король. Я – королева. По приказу короля и королевы – Фернан Альварес".

Дон Иларио принял из рук секретаря грамоту и положил её в широкий карман камзола.

– Ну вот, дорогой командор, попутный ветер у вас в кармане, – пошутила Изабелла. – С ним вы можете спокойно пускаться в плавание.

– Спасибо, Ваше Величество, – командор отвесил ей глубокий поклон и так же низко поклонился Фердинанду: – Благодарю вас, Ваше Величество, – и твердой походкой вышел из салона королевы.

– Ну, как вам новоиспеченный командор, государыня?

– С глаз долой, – лаконично ответила королева.

– Ну и отлично. А теперь, – Фердинанд встал и подал Изабелле руку, долгожданная прогулка.

Глава II

1

А дон Иларио тем временем направлялся в Кадис. Там была назначена встреча трех главных участников авантюрной кампании, которые неделей раньше определили предварительную дату отплытия – 12 апреля 1503 года. Из них двое снарядили экспедицию на свои деньги, а третий был инициатором, умелым воином и главным исполнителем.

Дон Иларио не строил на будущее стратегических планов, разумно решив, что на месте будет виднее. А сейчас он думал о том, с каким удовольствием снимет шерстяной костюм и наденет хлопчатый камзол и простые чулки.

Две недели назад он побывал в Эсихе – городе, где прошло его детство. Оно оставило неяркие, размытые образы монотонно пролетевших лет. В памяти был провал – между ним, маленьким мальчиком, и уже крепким юношей, впервые примерившим кирасу.[13]13
  Кираса – металлические латы, закрывающие грудь и спину от холодного оружия.


[Закрыть] С этого момента память работала безукоризненно. Дон Иларио, как наяву, мог увидеть своего учителя фехтования португальца Ван де Мира; искаженное смертельной маской лицо итальянского солдата, который судорожно сжимал горло, распоротое дагой[14]14
  Дага – короткая испанская шпага с широким лезвием.


[Закрыть] испанского ровесника. Своего лица в тот момент, когда он впервые убил противника на итальянской границе, дон Иларио, конечно же, видеть не мог. Но перед глазами стояла отвратительная лужа ядовито-желтой рвоты, в которую столбами вросли его руки. И толчки: внутренности просились наружу, выражая гневный протест против убийства. Ему, хоть и прошло более тридцати лет, до сих пор жаль этого парня. Больше никого. Ни молодую беременную мавританку, ни чернокожих босоногих мальчишек, пытавшихся убежать от мощных копыт его коня у реки Хениль; взрослые воины не в счет. Все они были «неверными», исповедующими другую религию, – значит, они должны были умереть. Война стала его жизнью, а профессия солдата – сущностью. Вот и там, куда он скоро отправится, язычники. Значит, жизнь продолжается, и он – существует.

К тому же это шанс разбогатеть, купить землю, построить богатый, просторный дом и подумать о женитьбе.

Дон Иларио определил сроки заморской экспансии в два года. Что ж, придется уложиться. Когда он вернется в Испанию обеспеченным, ему будет всего 52 года. "Ерунда, а не возраст", – думал он.

Меньше двух недель – и поход начнется. Три огромных галиона – не чета легким каравеллам Колумба! – при попутном ветре оставят порт Кадис и поплывут в незнакомые и далекие Индии, где – если верить магистру схоластической истории – восток выше запада. Там, если не ошибся Исидор Севильский, находится земной рай…

2

Ровно сорок дней ушло на удивление спокойное, без поломок плавание. У южного побережья острова Тринидад,[15]15
  Названия, современные Колумбу.


[Закрыть] не входя в пролив Пасть Дракона, экспедиция Хуана де Иларио пополнила запасы пресной воды и дров. Сделав двухдневную остановку и пользуясь новыми картами Охеды и Винсенте Пинсона, эскадра вошла в пролив, оставила слева от себя остров Улитки и благополучно вплыла в тихие воды Китового Залива.

Конечно, ни на какую Эспаньолу корабли не заходили. Зачем? Получать инструкции от какого-то Овандо? Бросьте! Не такой человек кавальеро Иларио. Хватит, наслужился под началом короны. Теперь он сам себе начальник и корона, открыватель и покоритель новых земель.

Кстати, для покорения Хуан Иларио подготовился основательно. На трех судах, кроме команд общей численностью 76 человек, находилось десять мелкопоместных дворян, около двухсот солдат, закаленных кто в долгих битвах реконкисты, кто в жестких потасовках с итальянцами, двадцать добровольцев-строителей и полтора десятка рабочих. Кроме них – разумного поголовья – находилось поголовье иное: тридцать лошадей и двадцать свирепых псов, молосских догов тигровой окраски, чья порода считается яростной, непривязчивой и малопонятливой; их злобный нрав и страшная сила будут незаменимым оружием для подавления туземцев.

Итак, обогнув мыс Песчаный и пройдя проливом Змеиная Пасть, корабли взяли курс на юго-восток и направились вдоль восточного побережья земли Парии. Идти пришлось левым галфвиндом,[16]16
  Левый галфвинд – направление ветра прямо в левый борт парусного судна.


[Закрыть] так как постоянно дул западный ветер.

После недельного плавания дон Иларио приказал бросить якоря в устье реки Эссекибо, которую тут же звучно окрестил «Эскудеро» в честь копейщиков Св. Эрмандады, ополчения союза кастильских городов.

Один из трех крупных островов, на который высадились 20 кирасиров во главе с командором, оказался густонаселенным; жители толпами выбегали на берег. Среди них были и взрослые, и дети, и все как один – голые. Для ознакомления индейцев с кастильским оружием, гости выстрелили по толпе из аркебуз,[17]17
  Аркебуза – старинное фитильное ружье.


[Закрыть] а когда те в ужасе бросились бежать, подстрелили ещё несколько человек из арбалетов и спустили с цепей привезенных на остров двух собак. Те, в бешеном исступлении, загрызли не менее пяти туземцев. Захватив одного из старейшин племени, дон Иларио знаками объяснил, что им необходима провизия на несколько дней для трехсот человек. Спустя несколько часов перепуганные жители острова принесли все необходимое: рыбу, птицу, маисовый хлеб, овощи и орехи. Под вечер, захватив с собой двух молодых индейцев, в надежде сделать из них толмачей (командор ошибался, полагая, что все побережье разговаривает на схожих языках), отряд испанцев отбыл на корабль.

Все так же держась берега, галионы ещё трижды за двадцать дней плавания останавливались возле поселений индейцев и трижды небольшими отрядами совершали нападения на мирных жителей побережья, которые не имели другого оружия, кроме бамбуковых копий да небольших дубинок, сделанных из тяжелых корней деревьев. Старейшины селений, глядя на показываемое испанцами золото, отрицательно качали головами: нет, у нас такого нет. Может, там? – они махали руками вдоль побережья, указывая на юго-восток; ни один не решился показать вглубь материка, опасаясь, что испанцы могут остаться здесь надолго. И тогда…

3

19 июня корабли достигли, наконец, экватора. И случилось это не где-нибудь, а на Великом Пресном море, в устье реки, которую в 1542 году капитан Орельяно назовет Амазонкой; реки столь огромной, что площадь, которую она орошает, равна площади всей Европы. Разумеется, командор не знал этого, но его, как и других участников экспансии, поразила величавость этой водной артерии, куда беспрепятственно вошли все три корабля.

Достигнув пятьдесят пятого градуса к западу от Гринвича, где в Амазонку впадает река Топажос, Хуан де Иларио дал команду бросить якоря. Не потому, что дальше идти не позволяла оснастка кораблей – она была на удивление мала для столь мощных галионов, меньше двух с половиной метров, а затем, чтобы высадиться на берег и полюбоваться этим воистину райским местом.

Уставшие за долгий переход люди, измученные изнурительной жарой и теснотой кораблей, с радостью в несколько приемов переправились на шлюпках и баркасах на правый берег реки.

Они устремились к тени могучих деревьев, ветви которых сплелись на недосягаемой для взора высоте. Сквозь них лишь кое-где пробивались солнечные лучи. Здесь были и секвойи, и буки, огромные капоки и кедры, и множество других деревьев, на темных стволах которых пламенели яркие лишайники. Забыв обо всем на свете, солдаты с наслаждением растянулись в благодатной тени, вслушиваясь в кипящую у них над головами жизнь; где-то высоко шло непрерывное движение: в лучах солнца жил целый мир попугаев, змей, обезьян.

Командор отдал приказ, и двадцать вооруженных кирасиров верхом на лошадях отправились на разведку вверх по Топажосу на предмет выявления поселений индейцев – на самой Амазонке за время пути их насчитали не менее сорока.

Не прошло и часа, как конный отряд возвратился с докладом: в полумиле отсюда находится большой поселок индейцев в несколько тысяч жителей.

Антоньо Руис, двадцатишестилетний дворянин из Хереса, назначенный доном Иларио командиром этого отряда, рассказал, что, как только они появились перед селением, жители в страхе бросились в лес, и сейчас там никого нет.

Взяв с собой ещё два десятка солдат, дон Иларио сам возглавил отряд и верхом на лошади поскакал в направление индейской деревни. Там действительно не нашли ни одной живой души. Командор послал Антоньо Руиса с товарищами в лес – поймать одного или нескольких туземцев, а сам с десятком пеших воинов стал осматривать жилища индейцев.

К своему удивлению, дон Иларио обнаружил, что племя весьма цивилизованное. Он нашел среди кухонной утвари изделия из глины: горшки, глубокие суповые чашки и что-то наподобие бокалов для питья. Все предметы были умело и красиво раскрашены яркими разноцветными красками. Возле входа в шатер стояло несколько коротких копий с обожженными остриями, длинные луки и стрелы, про которые индейцы в страхе забыли.

Закончив предварительный осмотр, командор увидел, как от леса по направлению к деревне движутся верховые, гоня перед собой трех перепуганных насмерть туземцев. Подбежав ближе и каким-то чутьем определив в командоре вождя, они упали на колени, в знак пощады вытянув вперед руки. Взгляд дона Иларио стал неподвижным: он увидел на их запястьях тонкие золотые пластины, согнутые кольцом. Испанец знаком предложил индейцам подняться и, улыбнувшись, стал объяснять, что пришельцы – друзья и не хотят ничего плохого краснокожему населению. Наоборот, они пришли в эти края учить их разным, им неведомым ремеслам, принесли учение о единстве и родстве всех людей на свете – краснокожих, белых, черных…

Было неясно – поняли индейцы этого красивого сеньора, одетого в черный парчовый костюм, или нет, но на их лицах страх сменился уверенностью, что им не грозит ничего плохого. А дон Иларио, поразивший красноречием своих подчиненных, закончил тем временем увещевать немногочисленную аудиторию:

– Идите и приведите своих соплеменников, своих жен и детей, старейшин племени и вашего вождя. Я буду с ним говорить!

С этими словами он нахлобучил одному из индейцев на голову свою красивую шляпу с плюмажем.

Тот что-то гыркнул и без чувств повалился на землю, решив, что пришелец, так похожий на бога, выбрал его… касиком! Впрочем, парень быстро пришел в себя и с серым лицом припустился к лесу, придерживая рукой бесценный подарок – символ дружбы и власти одновременно.

Что там касик с орлиными перьями на голове. Его подарок – это да!

4

Прошло около часа, прежде чем из леса появилась небольшая группа во главе с молодым индейцем, гордо держащим голову в диадеме из серых перьев. Рядом – с не менее гордой посадкой головы – шагал круглолицый обладатель роскошной шляпы, все так же придерживая её рукой. Первый, по всей видимости касик, остановился в трех шагах от дона Иларио и без тени смущения – после позорного бегства из деревни, посмотрел ему в глаза.

– Горау синг мау, – сказал он звучным голосом и приложил руки к груди.

Это должно было означать: "Приветствую тебя, господин".

"Нет, – подумал дон Иларио, – так дело не пойдет. Если уж я решу остановиться здесь надолго – а я уже почти решил, – то придется им учить испанский язык". И сказал вслух: