Текст книги "Мужская работа"

Автор книги: Михаил Нестеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 7
ИГРЫ В «ДОЧКИ-МАТЕРИ»

24
Копенгаген, 13 декабря, пятница

Федеральная служба безопасности России наравне с МВД имеет право заниматься коммерческой деятельностью. Для этого создаются дочерние предприятия, которые заключают договора, подписывают контракты, переводят деньги и так далее. Средства идут на собственные нужды ФСБ. Большая часть их, равно как и источники доходов, строго засекречены. Такие фирмы нередко принимают заказы и от других ведомств – МИД России в частности. Важнейшие департаменты правительства – то же Министерство иностранных дел, не говоря уже об МВД, работают в настолько тесной взаимосвязи с разведчиками, что порой трудно различить официальную и тайную политику.

– Главное дочернее предприятие ФСБ – это «Вымпел интерпрайз», – продолжал Антон Альбац, неторопливо прохаживаясь по кабинету. В основном он смотрел прямо перед собой, и лишь изредка его взгляд останавливался на ранней гостье – чересчур ранней гостье – Полине Ухорской. Информация – это луч света, как правильно заметил Антон. Он нашел логику ФСБ, заказавшую его, как только услышал об ученых-химиках, якобы работающих на одном из секретных объектов Ирака. «Якобы» Антон отбросил сразу, просто он сам приложил руку к тому, чтобы россияне оказались на секретном объекте Ирака. Все встало на свои места вчера вечером, за несколько часов до встречи с подполковником ГРУ. Скрывать что-то не было смысла.

Значит, это правда, думала Ухорская. Немецкий журналист-международник Клаус Кауфман не без оснований ссылался на некий информированный источник. Задание руководства она выполнила и в этом вопросе нимало не забегала вперед. Все начало вставать на свои места с первыми признательными словами Антона, человека, который наравне с «Вымпел интерпрайз» и его боссами с Лубянки принимал участие в поставке живого товара в Ирак, людей, возможно, насильно удерживаемых на секретном объекте. Ухорская, попросив кофе, попыталась проанализировать сложившуюся ситуацию.

Она допустила, что Саддам Хусейн, надеясь скрыть одну-две секретные базы, работы на которых шли успешно, мог запретить эвакуацию лаборатории; он бы не пошел даже на временную или долговременную консервацию. Фактически он взял, точнее, мог взять, россиян и своих соотечественников-ученых в заложники. И перед Москвой встал вопрос: продолжать ли переговоры с руководством Ирака, которые уже на этой стадии виделись бестолковыми? Не могла Москва не учитывать и тот факт, что своими людьми придется пожертвовать.

А Хусейн насчет своих рискованных действий нимало не беспокоился: Россия больше самого Ирака заинтересована в сохранении конфиденциальности в этом вопросе, даже шепот мог обратиться в оглушительный грохот. Хусейн понимал, что Москва, которой со времен СССР он задолжал восемь миллиардов долларов, предпримет какие-то, несомненно, радикальные меры, но, как всегда, был уверен в своих силах.

Ухорская поблагодарила Антона за кофе и сделала маленький глоток. Ее отношение к торговцу оружием было ровное. Она могла испытывать неприязнь к нему лишь как к человеку, как к деятелю – нет. И вообще трудно определиться в своем отношении к такому сложному, как сам оружейный рынок, человеку. Действительно, место себе Альбац подобрал достойное. В нем, как и в оружейной отрасли, чрезвычайно сильны политические зависимости, – пришла к неожиданному выводу Ухорская. А что, разве он не тесно связан с военно-политическими блоками и союзами? Разве не скручен ограничениями и обязательствами?

Виновен Альбац или нет – это вопрос не Дании, где он обосновался, а той страны, где он совершил противоправные действия. Если же его арестуют, то можно тянуть с выдачей вечно: переводы обвинений с русского на английский, с английского на датский…

В «химии» Ухорская была не настолько сильна, чтобы углубляться в эту сложную тему, однако попробовала поразмыслить над ней как специалист по вооружениям.

Наверняка Москва знала об иракской проблеме существования, хранения, сокрытия и утилизации химического оружия. И вообще оружия массового поражения – ОМП (ядерное, химическое, бактериологическое). Этими данными располагало и ГРУ. Дотошные ооновские эксперты, десантом высадившиеся в Ираке, уже топчут мрамор просторных дворцов Саддама, скрипучие доски бывших тюрем, склады воинских частей – объектов, коих руководители инспекции ООН по вооружению Ханс Бликс и Мухаммад аль-Барадей насчитали девятьсот.

Москва найдет способ грубо откреститься даже от роли инициатора: хотя на секретных объектах работали российские специалисты-химики, заказчиком выступал Багдад; мало ли кто за рубежом открыто вербует российских специалистов в различных областях. Москва так же открыто обязана признать лишь один не совсем значительный, но неоспоримый факт: россияне идут на вербовку потому, что за рубежом им предлагают хорошие деньги. Вот этот факт надо признать и не отходить от него ни вправо, ни влево. На Кубе сейчас содержатся, согласно последним официальным данным, девять россиян, взятых в плен при проведении широкомасштабной операции в Афганистане. Но ведь это не означает, что Россия повинна в атаке террористов на Торговый центр в Нью-Йорке.

То же самое и с российскими специалистами-химиками, которых, возможно, обнаружат на одном из секретных объектов в Ираке.

Но бездействовать нельзя. Бездействовать всегда вредно. Бездействие – это лень.

Человек, подавший кофе офицеру ГРУ – высшей элите даже внутри Генштаба, – стал соучастником, виновником и важным свидетелем сделки. Он стал лишним звеном в этой цепи, именно поэтому Москва решила убрать его, а не потому, что он торговал оружием. Странно или нет, но в его устранении (и по той же причине) было заинтересовано и правительство Ирака.

В рассуждениях Ухорской было много лишнего, но, несомненно, она не ошибалась, проводя порой смелые параллели.

– Антон, давай вернемся к дочернему предприятию ФСБ. Почему «Вымпел» вышел на европейскую черную биржу труда через тебя? Я работала по Леониду Минину и знаю, что часть акций на этом рынке принадлежит именно ему. Почему «Вымпел интерпрайз» не использовал Минина, точнее, его связи? Сам-то он, мы знаем, спокойно сидит в тюрьме.

– Их вполне утраивал вариант со мной. Вместе с «Вымпелом» и его украинскими коллегами мы занимались левыми поставками вооружения в Ирак. Не стану скрывать, через мою фирму и моими самолетами в Багдад были доставлены химические боеприпасы: выливные приборы емкостью двести сорок восемь литров, головные части реактивных снарядов и снарядов ствольной артиллерии. «Вымпел» мог договориться о поставках лишь в одном месте: в Управлении уничтожения химоружия – войсковая часть 52688-Л, которая находится под эгидой начальника войск РХБЗ [4]4
  Войска радиационной, химической и биологической защиты.


[Закрыть]. Ты должна знать, что до 1998 года все запасы ХО находились в ведении ВВС – три арсенала хранения, и в ГРАУ (Главное ракетно-артиллерийское управление) – четыре базы хранения. Я не в курсе, по какой схеме происходило хищение со складов. «Вымпел» привозил товар в аэропорт, я загружал самолет и летел в Ирак. И вот по проторенной дорожке я доставил туда груз иного качества.

– Ты не боялся ставить визы на договорах?

– Наоборот, – возразил Антон, – мне они были на руку. Тогда я полагал, что это лучший способ обезопасить себя от неприятностей; в ответ на любой выпад ФСБ я отвечал контрприемом. Поскольку контракты, завизированные директором «Вымпел интерпрайз», прямо указывали на ФСБ. Что касается иракских финансово-промышленных групп, они подписывались под любыми бумагами. До тех пор, пока Саддама не объявили пособником международного терроризма и не обвинили в укрывательстве активных членов «Аль-Кайды».

Антон назвал «Интерпрайз» желудком, который переваривает огромные средства и питает основной организм ФСБ. По его словам, он давно стал неотделим от центрального аппарата контрразведки. Через него прокручиваются огромные средства, на него ставят и получают прибыль государственные структуры, имеющие непосредственное отношение как к государственной казне, так и к промышленным предприятиям, включая в первую очередь военные, где ФСБ отвечает за безопасность так, как отвечали за это управления КГБ: Шестое – промышленная безопасность и Пятнадцатое – охрана государственных объектов.

Что касается самих специалистов в области военной химии, то согласие работать в Ираке зависело только от их чистоты. А на нее влиял самый весомый фактор: их нищенское существование, копейки, которые они ежемесячно таскают в свои коммуналки. Ни один из кандидатов не отказался от действительно настоящих денег. Даже больше – их интересовала перспектива на будущее, не подвернется ли еще такая работа. Они оставляли Антону номера телефонов своих родственников и ближайших друзей.

– Для меня остается загадкой, почему ФСБ бросила все силы на мою ликвидацию. Это вместо того, чтобы пригласить к конструктивному разговору: я возвращаю им документы, а они…

– Вот здесь тупичок, Антон Натанович: контрразведка не могла оставить тебя в покое. Ей в этом деле не нужны свидетели – даже без бумаг. Возможно, ФСБ согласовала этот вопрос с иракскими структурами, которым ты поставлял химоружие. Договора и накладные на поставку могут сильно ударить по Ираку. Кстати, ты знаешь, где могут находиться наши химики?

– Только в одном месте. Близ Эн-Наджафа расположена одна из резиденций Саддама «Хранитель пустыни». Когда я переправлял оружие в Ирак, мне предложили сесть на взлетно-посадочную полосу этой резиденции. Я отказался – ВПП больше походила на спаренную вертолетную площадку.

Антон вернулся к прежним мыслям. Выходит, ФСБ пошла от обратного, что стало не очень хорошим ходом: вначале убрать свидетеля, а уж потом добраться до бумаг. Через кого? Через Штерна? – предположил он. Возможно. Зиновий – негодяй, спит и видит себя на месте своего босса.

Вообще-то это неплохой ход ФСБ, подумал Антон. Вот сейчас он не видел в нем тупой прямолинейности. Служба безопасности ставила на Штерна; но вот успела ли переговорить с ним? Нет, вряд ли, иначе его уже давно не было бы на этом свете. Почему они сразу не обратились к Штерну, который подал бы им труп Антона на блюдечке? Наверное, потому, что при живом хозяине делать такое предложение опасно. А вот в качестве «сироты» Штерн годился для того, чтобы работать на ФСБ.

Если Антон ошибался, то не намного. Плюс психологическое давление на Зиновия: «Раскроешь капюшон, кобра, пойдешь вслед за своим хозяином».

А пока Штерн «чистый» – теперь в этом сомневаться не приходилось.

Просто так о смене лидера картеля Антон не думал. Смена руководителя приводит к финансовым потерям. Новый руководитель – это всегда желание партнеров сыграть на понижение; новый руководитель – это зачастую пересмотр ранее достигнутых договоренностей. В ФСБ это все прекрасно понимали, поэтому оружейный дилер чувствовал себя в безопасности – кому охота терять деньги?

Ошибка ФСБ заключалась в спешке, думать ей приходилось поэтапно: сделала шаг – подумала, сделала еще один – огляделась. И не без давления со стороны правительства Ирака, еще раз повторился Альбац. Документы, которыми он обладал, сейчас были нужны по меньшей мере двум структурам – ГРУ и ФСБ – и Ираку в целом.

– Я оставлю вас на минутку. – Альбац встал с кресла и направился к двери.

– Помнишь, о чем я просила в начале нашей беседы? – остановила его Ухорская.

Антон, взявшись за ручку, обернулся к гостье.

– Мне нужны негативы и фотографии Рощина. Его снимали по твоему приказу. Не валяй дурака, Антон, и скажи об этом Штерну. Вы доиграетесь, за вас возьмутся парни из секретного подразделения ГРУ. Вот уж у кого физиономии обветренные, – напомнила она определение самого оружейного дилера, который по-детски жаловался на диверсантов из ФСБ. – Борис надломился, не ломайте его жизнь окончательно.

– Я…

– Не говори мне, что ты попробуешь. Просто принеси мне негативы. Без них я никуда не уйду. И твой двухметровый страшила не поможет.

Антон кивнул и вышел.

В своем кабинете его нетерпеливо поджидал Штерн. Окутавшись табачным дымом, он не мигая смотрел на вошедшего.

– Чего ей надо? – Зиновий глазами указал за спину шефа. Взгляд у него был такой, словно Ухорская сама приперлась в офис, а не привезли ее со связанными руками. Рощин в это время находился в компании Глеба Карпенко и Леонида Петерсона и вряд ли был доволен.

Альбац требовательно протянул руку:

– Негативы и фото Рощина. Быстро! У нас нет ни минуты свободного времени.

Антона слегка трясло, он понял, как одним ударом убить сразу двух зайцев. Он здорово рисковал, но другого выхода не видел. Карты, карты, будь они прокляты! У Антона оставалась одна и та в рукаве, пора выбрасывать последний козырь. Он не выиграет в этой неравной игре, где против него сидел такой же шулер, но сведет общий результат к ничьей. А это равносильно выигрышу.

– Срочно вылетай в Шарджу, Зяма, срочно! – возбужденно бросал Антон, невольно косясь на дверь. Офис пустовал, и голоса, казалось Альбацу, проникали в каждый уголок его датского представительства.

Как должное он принял от компаньона компромат на вице-консула и даже не обратил внимания на то, с каким трудом расставался с ним Штерн.

– Готовь второй борт и лично – слышишь? – лично проконтролируй пилотов.

– Мне что, лететь с ними обратно?

– Ни в коем случае!

Штерн понимающе покивал головой: все ясно.

Антон продолжил:

– Когда шасси моего самолета коснутся взлетно-посадочной полосы, все дела перейдут к тебе. На какой срок – я не знаю. На год, два – не могу сказать. Я тотчас свяжусь с директором аэропорта, чтобы он включил и твой, и мой борт в планы полетов. – Видя легкое недовольство на лице Штерна, Антон добавил: – Если потребуется, я подниму в воздух все пятьдесят своих самолетов. С тобой или без тебя, но я осуществлю свои планы.

Антон уже не помнил, чем закончилась беседа с помощником, кажется, следующими словами: «Прилетишь в Шарджу, немедленно доложи о готовности. Немедленно!» Сейчас бывший пилот ВВС, сам пилотировавший свои самолеты, морщился оттого, что в кабинете его дожидается подполковник ГРУ Полина Ухорская. Он же стоял в приемной и ждал ответа: телефонная трубка в руках подрагивала, как рычаг управления истребителя. Наконец ему ответили. В трубке раздался голос простого механика, обслуживающего личные самолеты Альбаца. Перестраховываясь, Антон продублировал приказ механику. Выслушав короткое распоряжение шефа, в котором не прозвучало ни имен, ни фамилий, тот лаконично ответил:

– Да. Понял. Сделаю.

«Уф!» На лбу оружейника выступили капли холодного пота. Еще не поздно отменить приказ – в распоряжении Антона были почти сутки, – но он твердо знал, что этого не случится.

Антон знал одну правду, Ухорская и остальные получат другую. И все они должны удовлетворить каждую сторону. Каждую.

Ему припомнился школьный товарищ по имени Валерий Промыслов, который не выговаривал половину алфавита, а другую путал. Вместо «каждую» он произносил «кажную», вместо «нырнул» – «мырнул». «Мырнул, – говорит, – и не вымырнул». «Ай молодец! – нервно хвалил неотесанного товарища Антон, приоткрывая дверь кабинета. – Ай умничка! «Мырнул и не вымырнул!» Не ты ли подал мне эту идею двадцать с лишним лет назад?»

Ухорская не стала смотреть негативы, лишь спросила про фотографии – Антон ответил, что снимков не осталось, вернее – они у самого Рощина, а тот наверняка их уничтожил. Полина положила рулончик пленки в карман пиджака. Вряд ли он заинтересует ее позже.

– Со Штерном покончили, – сказала она, – осталось решить вопрос с тобой. Мне нужен контракт, заключенный между твоей фирмой и «Вымпел интерпрайз», платежки за посредническую деятельность и прочие бумаги. Все, Антон, вы доигрались в «дочки-матери». От лица своей организации обещаю, что мы не тронем тебя.

– Здесь, – Антон указал большим пальцем на окно, – вы ничего не получите. Через несколько часов я вылетаю в Шарджу. Там вы получите все бумаги.

– Я лечу с тобой.

– Не пойдет, – покачал головой Альбац. – Мой самолет не такси, пассажиров на нем никогда не было и не будет. Сделаем так. У вас есть и время, и люди в Эмиратах, пусть они встретят меня. Я отдам распоряжение, и их пропустят на базу. А здесь, в Дании, вы сможете убедиться, что я взошел на борт и благополучно взлетел. Я всегда сам пилотирую свой самолет. Вы без труда проследите мой путь. Кстати, опознавательный код моего борта 1380. Его легко запомнить, кажется, в 1380 году произошло какое-то побоище, в истории я не силен. Я не хочу играть с вами в «кошки-мышки» – вы запросто можете пульнуть в меня ракетой. Я действительно хочу избавиться от того, что может разнести меня на атомы. Я выхожу из игры, хватит.

– Еще и потому, что у тебя нет другого выхода. Отдавай документы и лети хоть на Луну.

– Документы – это моя выездная виза.

– Хорошо, – после непродолжительной паузы согласилась Ухорская. – Но запомни одну вещь: если ты подставишь меня, я найду тебя и на Луне, понял? Это станет моим личным делом. Я умею сводить счеты.

25

Сидя на заднем сиденье «Опеля», Полина смотрела то на затылок Рощина, то на седоватую шевелюру Анатолия Холстова и перебирала в уме детали беседы. Ее не покидала тревога – как-то быстро сдался Антон, разрешил Борису съездить за своей машиной, предупредить ребят из военной разведки, что ничего страшного не произошло. Это чувство не хотело разбиваться о достойную, казалось, преграду: «У Антона нет другого выхода».

Слегка заросший затылок Рощина; седоватая грива Холстова; собственный скальп, который станет главным украшением в кабинете начальника ГРУ: генерал-полковник бросит его на пол вместо коврика, чтобы об него вытирали ноги. Если она завалит дело. Дело, которое из обычного компромата на ФСБ превратилось в проблему государственной важности. Подобную информацию невозможно держать в секрете, руководству ГРУ придется открываться перед своими шефами в Кремле. Возможно, там не знают о выкрутасах ФСБ и ее «дочки» «Вымпел интерпрайз». В этом случае секретная информация, полученная ГРУ, выступающим в роли контрразведки, здорово ударит по самим контрразведчикам с Лубянки. Этот вариант был самым выгодным.

* * *

Все произошло около полудня следующего дня. Антон Альбац взошел на борт своего самолета, и «Як-40» взлетел с той же самой взлетно-посадочной полосы Копенгагенского аэропорта, что несколькими часами раньше отпустила другой «Як-40», авиакомпании «Аэроферри», на борту которого находился Зиновий Штерн. Операционная база в Шардже приняла двух оперативных же сотрудников ГРУ, которые, посматривая на часы, поджидали борт с легко запоминающимся опознавательным кодом 1380. Они застали начало взлета «Як-40», летевшего в Данию (опознавательный код – 4004), его провожал Штерн, уставший от перелета; заслонившись ладонью от солнца, Зиновий стоял на бетонке и смотрел вслед самолету, покидающему Эмираты. Набирая высоту, оба «Яка», принадлежащие одной авиакомпании, летели навстречу друг другу.

* * *

Антон отметил время на современном роскошном «Брегете» в корпусе из розового золота и с секундной стрелкой, расположенной на оси турбийона – устройства, запатентованного Абрахамом-Луи Бреге 26 июня 1801 года и определяющего работу всего часового механизма, компенсирующего воздействие земного притяжения на анкерную вилку и балансовое колесо.

Земное притяжение… Сейчас его компенсировал не только хитрый турбийон, но кое-что созвучное: турбины самолетных двигателей. Они тащили «Як-40» в режиме горизонтального полета, при котором достигается наименьший расход топлива в единицу времени.

Механизм турбийона и секундная стрелка на нем были недоступны зрению – для этого нужно открыть крышку часов, – однако элегантное овальное отверстие на крышке показывало небольшой классический циферблат с римскими цифрами.

Антон, искренне любивший небо, легко и непринужденно пилотировал «Як-40». Действительно, на его борту никогда не было пассажиров – с одной лишь поправкой: лишних пассажиров. А Глеба Карпенко, расположившегося в салоне, лишним не назовешь, его помощь на первых порах может понадобиться. Он не такой, как его напарник Леонид Петерсон, который остался в датском представительстве «Аэроферри» за старшего… сторожа, с ним просто неприятно находиться рядом. Последний – как девка, запросто продаст и себя и окружающих. А Карпенко дружил со стабильностью. Во всяком случае, так казалось Антону.

* * *

Диспетчер по имени Юнит Зафер, уроженец Стамбула, окончил сеанс связи с пилотом борта 173, летевшего из Эмиратов в Данию, с опознавательным кодом 4004. Этот «Як-40» находился в зоне ответственности диспетчеров аэропорта в Стамбуле, Турция. Равно как и другой самолет, который согласно флайт-плану шел на Шарджу, ОАЭ. Расстояние между ними составляло сто восемьдесят километров, шли они встречными курсами, точнее, пересекающимися: курсовой угол составлял не больше семи градусов.

Воздушная трасса трещала по швам от обилия судов всевозможных типов: грузовые, транспортные, пассажирские; а с недавнего времени стали залетать военные – ударные, транспортные, стратегические. Причем совершенно неожиданно, без предупреждения гражданских диспетчеров, которые в сотню раз (по глубокому убеждению Юнита) превосходили военных коллег. «Хорошо, что авианосцы не летают», – сострил он.

В этот час воздушная трасса, проходившая в стороне от Стамбула, не была столь загружена, что позволило Заферу, страстному болельщику местного «Галатасарая», снять наушники с микрофоном и налить себе кофе.

– Перекур? – спросил напарник, турок лет тридцати, цветом лица больше походивший на пакистанца.

– Ага. – Юнит зевнул и, наверное, из-за этого сделал слишком большой глоток горячего напитка. Мотнув головой и часто поморгав заслезившимися глазами, он вернулся на свое место. Самолеты авиакомпании «Аэроферри» двумя зеленоватыми отметками на экране радара медленно ползли друг к другу. Они периодически «отмечались» на радаре кодами меток: тот, что летел в Шарджу, мигал опознавателем 1380, другой, следующий курсом на Копенгаген, – кодом 4004.

– АФ тринадцать восемьдесят, снижайтесь, – передал командиру экипажа диспетчер. – У нас пересекающий борт. Эшелон полета триста пятьдесят.

– Понял, «Запад», – ответил АФ тринадцать восемьдесят, получивший этот позывной на данный перелет. – Снижаюсь до эшелона триста пятьдесят.

Однако не снизился, а продолжал идти на прежней высоте. Вроде бы пилот не глухой – услышал же диспетчера, равно как слышит, наверное, информацию системы предупреждения столкновения в воздухе (TCAS): «Traffic, traffic» – «Встречный борт, встречный борт».

– Эй, АФ тринадцать восемьдесят! Ускорьте снижение. Эшелон полета триста пятьдесят. У нас борт. У вас триста шестьдесят, вам под одиннадцать часов, – на всякий случай сообщил диспетчер информацию для возможной визуальной ориентации – курсовой угол между носом самолета и направлением на встречный объект: «Под углом триста тридцать градусов (чуть слева) от носа вашего самолета находится объект».

Как об стенку горох! TCAS, наверное, уже «орет» на борту этого олуха: «Descend, descend!» («Снизиться, снизиться!»)

Юнит переключился на встречный борт:

– АФ сорок ноль четыре! Climb, climb! Набирайте высоту!

– Понял, «Запад», набираю высоту, – подтвердил пилот.

– Increase climb! Increase climb! – уже кричал диспетчер. – Ускорьте набор высоты! Ослепли вы все, что ли? – Уже сейчас оба пилота могли разглядеть не только самолеты, но и друг друга за стеклами кабин.

Когда две метки на экране радара слились воедино, визуально это походило на столкновение. Юнит Зафер даже закрыл глаза на секунду. А когда открыл их, облегченно выдохнул: метки успешно «разлетелись», продолжая подавать свои опознавательные коды: 4004 – курс на столицу Дании; 1380 – на Шарджу, что в нескольких десятках километров от Дубаи. Говорят, хороший курортный городишко, не к месту пришли мысли в голову напряженного донельзя диспетчера.

Он собрался было встать и отнести пустую чашку, как вдруг с экрана радара пропала метка, обозначавшая самолет, летевший на Шарджу. Словно и не было его.

– Что за черт!..

– Проблемы? – только сейчас спросил Зафера побледневший напарник.

– Кажется.

Диспетчер снова вызвал борт по радио: его пилот хорошо говорил по-английски, Юнит даже запомнил его имя – Антон. Русское, кажется.

– АФ тринадцать восемьдесят, ответьте!

Однако пилот не отвечал. Неужели все-таки задели друг друга?.. Иначе чем объяснить столь быстрое исчезновение борта?

Пройдет ровно полчаса, и Юнит Зафер узнает, что самолет с опознавательным кодом 1380, пилотируемый неким Антоном с приятным голосом, взорвался в небе и обломки его рухнули в воды Черного моря.

* * *

»Не зря я примеряла свой скальп в кабинете начальника военной разведки», – отрешенно думала Ухорская. Только компанию ее копне составит грива подполковника Холстова. Оперативники, выслушав полковника Серегина, с минуту молчали. Как всегда, паузу прервала Полина:

– Это точно, Слав?

– К сожалению, – опустил глаза резидент. – Точно установлено, что в воздухе взорвался самолет Альбаца. Что именно произошло на борту, мы узнаем не скоро. Если вообще узнаем. Обломки «Яка» разлетелись на десятки километров. Другой самолет авиакомпании «Аэроферри» слегка изменил курс, и пилот запросил посадку в аэропорту Остенде, Бельгия. Ребята, давайте подумаем вот над чем – не знаю, легче нам станет от этого или нет.

Ухорская махнула рукой:

– Я поняла. Агенты ФСБ успели подложить бомбу в самолет Альбаца. Когда успели-то?

– Не в последние часы, конечно, а сутками-другими раньше. Мы же не знаем, был напарник у Прозорова или нет.

– Нет, Славик, лично мне не полегчало. Такие люди, как Антон Альбац, случайно не погибают.

– Ой, не смеши меня, Паша! – скривился подполковник Холстов. – Тут случайностью и не пахнет. Разве ты думаешь по-другому? Если уж на то пошло, самолет могли сбить. Ты сама знаешь, на что способна хотя бы наша организация. А тут дело государственной важности.

– Пожалуй, ты прав, – кивнула Ухорская.