Текст книги "Легендарный Араб"

Автор книги: Михаил Нестеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

С большими предосторожностями, словно обезвреживал атомную бомбу, Левин вынул из нижнего ящика стола коробку, открыл и в предохранительной картонной упаковке обнаружил пять стандартных пузырьков для расфасовки лекарственных препаратов. Все вместе они таили в себе поистине гремучую смесь. Борис медленно, следуя инструкциям партнера и облизывая пересохшие губы, отобрал две склянки, а остальные с большими предосторожностями переложил в карман – теперь «снадобья» вряд ли пригодятся Арабу, а ему, Левину, и подавно.

Справа от входной двери стояла секция от стеллажа. На третьей снизу полке пристроилась микроволновая печь с волнующим для Радзянского названием «Лена». «Печь СВЧ бытовая» – гласила выбитая надпись на бирке. И предостережение: «ВНИМАНИЕ! Запрещается включать в сеть без панелей корпуса». И Левин, словно действительно собирался разобрать микроволновку российского производства, вынул вилку из розетки. После этого он пробежал глазами по панели управления, на которой было ровно двадцать три кнопки, и остановился на верхней слева – «Пуск».

Все кнопки были обычные, не сенсорного типа, что обрадовало Бориса, и он в присущей ему манере подумал, что в противном случае, чтобы справиться с заданием, ему пришлось бы отрубить себе палец и приклеить его к кнопке, – только в этом случае при включении заработала бы печь. А в случае с «Леной» нужно только утопить кнопку и зафиксировать ее спичкой.

Нечто подобное Борис проделывал, будучи мальчишкой: втыкал спичку в кнопку дверного звонка соседей и, довольный, убегал.

Перестраховавшись, Левин зафиксировал кнопку микроволновки с четырех сторон. Проверил, воткнув вилку в сеть. Загорелась индикаторная лампочка, а через застекленную дверцу изнутри проник свет. Левин покачал головой: он чуть было не забыл один из важных моментов.

Он снова обесточил печку, снял с боковой панели небольшую крышку и вывернул лампочку. Теперь при включении работающую микроволновку выдаст только мерный, чуть слышный шум.

Осталось главное. Вспоминая, Борис определился, какой пузырек нужно открыть, а с какого ни в коем случае нельзя снимать крышку. В одном был жидкостный вариант паралитического газа, в другом – такой же консистенции ослепляющее вещество.

Так, теперь катализатор. Из-за катализатора Левин попал в дурацкое положение. Он, конечно, считал Радзянского специалистом по изготовлению взрывчатых и тому подобных веществ, но лучше бы он делал все сам, а не пичкал Левина инструкциями. По телефону Лев сказал, что катализатором послужит обыкновенное сырое яйцо. Левин по пути в «Болото» остановился у лотка, проворчал что-то насчет цены, выгреб из кармана мелочь и... купил одно яйцо. Отойдя на пару шагов, прикинул, что яйцо может разбиться по дороге, вернулся, приобрел еще одно и с невозмутимым видом уселся за руль своего роскошного «Опеля».

Вслед суперштучному покупателю дородная лоточница покрутила у виска пальцем, как раз в том месте, где увидела след недавней раны от удара металлическим прутком.

Борис взял со стола пустую чашку, разбил в нее яйцо и осторожно вылил сверху густую, чуть желтоватую, похожую на глицерин жидкость. Чашку поставил в печку, рядом расположил пузырек с «паралитиком» и закрыл дверцу. Затем взгляд его скользнул по потолку, останавливаясь на трехрожковой люстре.

Люстру можно было «обезвредить», лишь выведя из строя выключатель или вывернув все лампы. Борис остановился на последнем методе и встал на стул.

Леня Коркин никогда не перерабатывал по субботам. Вел «разъяснительную» работу, втолковывая Радзянскому, что кому-кому, а уж ему-то предками было завещано по субботам отдыхать. Он появился в кабинете в тот момент, когда Левин успел открутить все лампы и стоял сейчас перед компаньоном Радзянского в полумраке.

– Вы скоро? – спросил Леня, послав взгляд на люстру.

– Боюсь, закончить мне вряд ли удастся. Кажется, только что я сотворил короткое замыкание. – Борис пощелкал для убедительности выключателем. – Как бы чего не случилось. На всякий случай выключите пакетник, отвечающий за свет в кабинете.

Коркин усмехнулся слову «отвечающий», взял со стола блокнот и вышел, оставив дверь открытой.

Самодовольная усмешка чуть искривила и губы бывшего разведчика. Он справился с этой работой легко, но справедливо сомневался на счет способностей и, главное, ответственности компаньона Радзянского, на котором Лев поначалу остановил свой выбор. Действительно, единственный человек, способный оказать Арабу эту услугу, был именно он, Борис Левин по прозвищу Скользкий Джим. Сейчас Борис справедливо отбросил факт своего предательства; и главное не в том, что он искупает, реабилитируется и так далее, – он равноправный участник этого небольшого, но сверхответственного дела, и этим все сказано.

Отряхнув руки, он проследил взглядом за Коркиным, который прошел к выходу, открыл силовой ящик и щелкнул клавишей. Левин воткнул вилку микроволновки в сеть – она заработает лишь при включении пакетника.

Во время работы Борис пару раз попытался дозвониться до Руслана, но к телефону никто не подходил. И вот сейчас, когда он на улице, поглядывая на свой новенький «Опель Вектра», поджидал Коркина, закрывающего замки на металлической двери, на том конце провода кто-то снял трубку.

49

Гемлик

Руслан уже ничему не удивлялся. Он остановился, как и положено, в ногах Алексея Чистякова и равнодушно посмотрел на его окровавленный висок, задержал взгляд на восковой руке, держащей... его любимую вересковую трубку. Осетин протянул было руку, но брезгливо сморщился, представив свои губы, посасывающие мундштук трубки, которую сжимали пальцы покойника.

Сверху донесся громкий голос земляка, осетина Заура Кушеева:

– Руслан, их нет. Сбежали, суки!

– А ты думал, они дождутся нас?!

Теперь он знал, чья это работа. Но как, как сумел Араб остаться в Гемлике, когда его буквально втолкнули на борт самолета?! А из Москвы пришло подтверждение: «Радзянский прилетел, взял такси и поехал домой». Через час еще одно: «Приехал». И на этом все должно было закончиться, поскольку до утра не было ни одного рейса до Сочи.

А Корзухин продолжал сыпать сообщениями.

Подтверждения... Сообщения...

Именно в этот раз не следовало слушать старика, а сделать по-своему. Так, как делал Вадик Поляков. Однако и он ошибся – не со стариком, нет, ошибся с Арабом, ибо Араб убрал его, и никто другой.

Как он может оказываться сразу в нескольких местах, уму непостижимо. Но он переиграл всех вчистую.

«Тебя спасет лишь то, что я не найду тебя. Вот на этот счет не обольщайся – я отыщу тебя, чего бы мне это ни стоило, и убью».

Он крепко держит слово, скрипнул зубами Хачиров, отказываясь от предложения посмотреть на Ачемеза Бостанова, чья нога свешивалась с верхней ступеньки лестницы.

Теперь Руслан не удивлялся.

Но некоторое время назад буквально опешил, когда слонялся среди трупов в квартире Скачкова и слушал немыслимо героический рассказ оперативника: «Смотрю – люди с оружием... Чисто? Чисто... Пригляделся – свои... Вдруг ни с того ни сего – мне в грудь ствол, а старику в челюсть, чтобы не заступался... он головой об угол... Я из „Макарова“ в голову... двое на кухне... вооружился „ТТ“... отвлекающий маневр... перекатился... за крыжовником... выстрелил в окно... откуда меня не ждали и... с двух рук... снова в голову...»

Бред, конечно, если бы не одно «но»: косые взгляды Рамазана, который особенно не любил Скачкова. И когда уезжал за Олегом, глаза его мстительно сверкнули.

Рамазан запросто мог устроить охоту на оперативника в его собственном доме, имея причину, или просто развлекался. А Шерстнев, по словам Олега, встал на его защиту.

Все срасталось – и гильзы от «ТТ», и от того же «Макарова», и положение тел, и тактика, которой следовал оперативник, противостоя четверым.

Руслан поверил, как тут не поверить, когда слова Скачкова сопровождались утвердительными кивками своры оперативников и следователей, прибывших на место происшествия, понятого-замухрышки, вызвавшего милицию, после чего Олегу ничего другого не оставалось, как самому позвонить в отдел. Именно сосед развеял подозрения насчет предательства Олега. Хотя, с другой стороны...

Поверил, но сомнения все еще оставались. Как-то ловко Скачков перестрелял бывших десантников и спецназовцев. А вяжется ли ловкость опера, настоящего опера, каким был Олег, с сомнениями?.. Похоже, их он развеял.

* * *

Не считая трупов, в доме находилось трое. Адам Тахтаулов склонился над телом Чистякова и подкатил к себе валяющиеся на полу гильзы: одну, вторую, оперся на руку, потянулся за третьей.

– Обоих из «ТТ» грохнули, Руслан. У Ачемеза три дырки...

– Ты можешь считать про себя?

Адам пожал плечами:

– Руслан, ты видел, у Лехи твоя трубка.

Хачиров чувствовал, что вот-вот потеряет терпение. Идиотское бормотание Тахтаулова и земляка Заура выводили его из себя.

– Можешь взять ее себе. Мне она не понадобится.

Тахтаулов виделся мародером, потянув из рук мертвеца трубку. Потом с отвращением отбросил ее, вытирая руку о брюки.

– На ней гадость какая-то, слизь!

– Это трупный яд, – подзадорил его Заур.

«Бараны!» – Руслан повернулся и пошел в свои апартаменты. Ему предстоял неприятный разговор с Левкоевым. Чем он может закончиться, Руслан представлял довольно отчетливо. Однако Михаил может и не успеть, если Радзянский сработает так же оперативно.

Хачиров набрал номер Левкоева, но этому разговору не суждено было сбыться. Вначале послышались душераздирающие крики, поднявшие Руслана на ноги. Спустя полминуты он стоял возле посиневшего тела Адама Тахтаулова, которого пытался привести в чувство Заур.

– Что это с ним?

– Не знаю, Руслан... Сначала сказал, что жжет ладонь, потом вдруг стал пятнами покрываться. – Адаму хотелось убежать из этого дома, помеченного смертью.

Хачиров нервно рассмеялся и хлопнул земляка по плечу. Опуская тот факт, что Радзянский убрал Белокурова, убил шестерых людей, надежно спрятал двух опекунов, которых до сих пор не могут найти, – осетин сейчас смотрел в остекленевшие глаза седьмому и подумал о наемном убийце снисходительно: «И это все, на что способен знаменитый Араб?» Старый чекист все уши прожужжал про квалификацию Араба, что обычному оружию он предпочитает нечто другое, но не менее эффективное, а тут... Хачиров недолго ломал голову, чтобы понять, что трубка, смазанная каким-то ядом, предназначалась именно ему.

– Вставай, Заур. Адаму уже не поможешь.

Из комнаты раздался призывный звук телефонного звонка. По частым сигналам осетин определил междугородний звонок. «Может, это Левкоев опередил меня?» – Руслан преодолел два десятка метров и снял трубку:

– Алло?

– Хачирова попросите, пожалуйста.

– Я слушаю.

– Руслан? Не узнал тебя по голосу.

– Кто это?

– Левин Борис. Араб велел передать тебе одно слово. Бабах, Руслан!

И Борис нажал на красную кнопку отбоя.

* * *

В двух тысячах километров от Москвы раздался негромкий взрыв. Верхнюю часть трубки выперло изнутри, и яркое пламя ударило в ухо Руслану.

Три недели назад, когда Поляков сорвал с девушки белье и обернулся на приоткрытую дверь, наполовину скрывающую Руслана Хачирова и часть его курчавой головы, увидел огненно-красное ухо осетина, словно кавказцу было стыдно за то, что происходит в одной из комнат этого роскошного дома. А сейчас остолбеневший, единственный оставшийся в живых Заур Кушеев оторопело смотрел на разорвавшуюся голову Руслана. Качнувшись в одну, затем в другую сторону, Хачиров упал обезображенным лицом на паркетный пол.

50

Москва

«Приблизительно в таком составе встречали и Пугало», – усмехнулся Радзянский, выходя из здания аэровокзала. Впереди тройки крепких парней, экипированных в черные цивильные костюмы, стоял Павел Усачев, начальник личной охраны Сергея Иванова. Араб мог почти дословно воспроизвести часть разговора между ним и Ивановым. Даже представил воркующий голос Сергея Юрьевича: «Корзухин... а-а... много знает, но он пешка. Радзянский знает не намного больше, но он опасен». Красноречивая пауза, в ответ на которую Усачев понимающе кивает головой.

Умело маскируя истинное выражение глаз, Радзянский поздоровался с Усачевым, чуть задержав его руку в своей.

– Большое спасибо, Павел Николаевич.

– Не за что. – Охранник указал на полноприводной «Мерседес» G-класса. – Вначале короткий разговор с шефом, потом мы доставим вас домой. Прошу.

Усачев занял переднее кресло пассажира, один из охранников сел за руль, двое составили компанию Радзянскому, расположившемуся на заднем сиденье.

– Сергей Юрьевич последовал моему совету? – спросил Лев.

– Вы говорите о диппочте? Насколько я знаю, да. Действительно, для шефа это был лучший вариант. Он вам благодарен. Впрочем, он сам все скажет.

«Если только придет на панихиду по случаю моего отпевания».

– Только боюсь, он не учел еще один очень важный момент, – начал блефовать Радзянский.

– Лев Платонович, о делах поговорите с шефом, хорошо?

– Хотите откровенно?

Не оборачиваясь, Усачев пожал плечами: «Мне все равно».

– Как вы понимаете, Павел Николаевич, я перестраховался – не мог поступить по-другому, и оставил у себя бумаги, которые нашел в гостиничном номере Белокурова. Еще не поздно пополнить ими конверт со штампом российского посольства в Каире. Иначе вашему шефу вручат повестку к следователю Генпрокуратуры. Эти бумаги у меня, и я хотел бы лично вручить их Сергею Юрьевичу.

– Вы напрасно беспокоитесь за себя.

– Согласен с вами. Сейчас я спокоен – моя дочь в безопасности, но пребывал в прямо противоположном состоянии, когда находился, в Гемлике. Если бы вы не захотели мне помочь, я бы намекнул вам про бумаги. Но все обошлось без взаимных претензий. Поэтому я и поблагодарил вас.

Усачев начал понимать.

– Бумаги, о которых вы говорите, с вами? – На сей раз он полуобернулся в кресле.

– Нет, конечно. Я храню их у себя в магазине. Если помните, там же я держал и египетские газеты.

– Заедем за ними позже, – несколько неуверенно предложил охранник.

– Боюсь, потом будет действительно поздно. Поверьте моим словам, они стоят дорогого.

– Хорошо, заедем за ними. – Усачев был спокоен. От опеки в лице трех натасканных телохранителей Радзянскому не уйти, каким бы хитрым, приводя примеры, его заочно ни представлял Николай Корзухин. Если еще не наигрался, пусть поиграет напоследок.

– Это как раз по пути.

– Адрес вашего магазина мне хорошо известен, – напомнил Усачев.

С того места, где сидел Радзянский, не представлялось возможным увидеть в зеркало заднего обзора или боковые зеркала идущие следом машины – убегающая панорама была доступна только взгляду водителя. Как нельзя было повернуться, не вызвав откровенно подозрительных взглядов. Все же Лев надеялся, что за ними не следует на подстраховке другая машина. Чтобы погасить любой неожиданно возникший конфликт, Усачеву за глаза хватит и этих трех парней, пиджаки которых были недвусмысленно расстегнуты, открывая на обозрение белые, под цвет сорочек, ремни кобур.

Если все же Радзянского встречали более торжественно, хлопоты Бориса Левина окажутся бесполезными.

«Мерседес» свернул на основную дорогу. Держа дистанцию в сто метров, за ним следовал такой же полноприводной «G-500». В нем находились двое охранников частного сыскного агентства «Гвардия», которое возглавлял человек, сидящий сейчас впереди Радзянского.

* * *

Радзянский отдал дочери все деньги, что были к тому моменту у него в наличии, – что-то около семи тысяч долларов и триста рублей. Из аэропорта Куромоч она могла доехать до дому на такси, но дождалась рейсового автобуса. Объяснить свои действия не могла, хотя разгадка была в пассажирах – земляках и приезжих, которые окружали ее. Наверное, стосковалась по ЛЮДЯМ.

Она вышла на конечной остановке 137-го маршрута, от автовокзала прошла до авиационного университета и села на 22-й автобус.

Тянула время.

Отдаляла тот момент, когда предстанет перед матерью – с вымученным лицом, без вещей и документов.

Отец предложил ей самый простой выход: обокрали гостиничный номер. А Леша Чистяков... исчез. Что ж, в жизни бывает и не такое.

Да, бывает такое, что трудно поверить.

Наверное, она последует совету отца, но все же ей хотелось, чтобы его имя не раз звучало в их квартире. На этом все кончалось, ибо историю заново не перепишешь, а придумать новую не хватит никакой фантазии.

Нет, как все запутанно и сложно!

До улицы Мичурина оставалась одна остановка, однако, в очередной раз затягивая время, Лена вышла у клинической больницы и пошла пешком. Шла медленно, замечая, что с каждой минутой сердце бьется все сильней.

Она вошла в подъезд своего дома, проигнорировала лифт и поднялась на этаж по лестнице. Помедлив, нажала на кнопку звонка.

– Здравствуй, мам...

Елена стояла на пороге своей квартиры как чужая и не решалась зайти. Мать шагнула навстречу и обняла ее. Татьяне было что сказать дочери, но разговор о ее настоящем отце она отложила. Может, на неделю или две.

* * *

«Мерседес» притормозил у металлической двери. Первым вышел Усачев, за ним Радзянский, и уже после к ним присоединились остальные.

Лев открыл замок, шагнул в небольшой закуток, кончавшийся еще одной дверью, и остановился у силового ящика, вмонтированного в стену.

– Тут у меня сигнализация, – пояснил он охраннику, дышащему в затылок, – срабатывает через десять секунд. – Лев дождался тривиального звонка, с каким обычно начинаются занятия в школе, и щелкнул клавишей, с замиранием сердца отмечая, что одна из шести клавиш, отключающая свет в кабинете и прилегающему к нему коридору, опущена. Приводя ее в рабочее положение, Араб скосил глаза на наручные часы, отмечая положение секундной и минутной стрелок. Холостая работа микроволновой печи, так называемый прогрев, длится не так уж и долго – порядка двадцати секунд, затем автоматически включается рабочий режим. При включенной кнопке «Пуск» он может длиться, пока не сработает автоматическое отключение.

Время пошло. Его было не так и много, но Радзянский с большой точностью – плюс-минус пять секунд – знал время, когда в его кабинете раздастся несильный взрыв. Он наделает минимум повреждений – лишь разлетится стекло дверцы, выбрасывая наружу яркую парализующую вспышку.

– Теперь можно заходить.

Вроде бы и время было неподходящее, но не без гордости Лев простер руки к подсвечиваемым лампами аквариумам, преследуя иную цель.

– Смотрите, вот розовый данио. У мальков довольно четко просматривается вишневая полоска вдоль тела, а у взрослых рыб она практически незаметна. Но если приглядеться... Не хотите взглянуть поближе?

Перспектива наклоняться Усачева не устраивала. Хотя розовые данио ни по размеру, ни по облику не походили на пираний. А вот хозяин...

Пришло легкое беспокойство. Усачев незаметно кивнул подчиненным: «Будьте начеку». Те ответили черным блеском солнцезащитных очков, в которых отражались стеллажи с аквариумами.

– Малабарский данио. – Араб шел вдоль стеллажей и указывал пальцем, бросая незаметно взгляды на часы. – А это моя любимица тернеция... Жемчужные гурами... Сомики. О-о... Один, кажется, приболел. Нужно отсадить.

– Надеюсь, вы отложите эту процедуру?

– Вообще-то это недолго.

Усачеву показалось, что Араб валяет дурака, и насторожился еще больше. Кроме Радзянского, который около часа назад сошел с трапа самолета, в магазине никого не было. Охранник сделал соответствующие выводы, жалея теперь, что без ведома шефа согласился на предложение Араба.

– Лев Платонович, ближе к делу. Где вы храните бумаги, в аквариуме, что ли?

– А вот золотая рыбка, – не отвечая на вопрос, продолжал Радзянский, – моя тезка, называется львиноголовка. Ну не прелесть ли!.. – Еще один взгляд на часы. – Документы в моем кабинете, идите за мной.

Лев шагнул в черноту кабинета и потянулся рукой к выключателю. И снова замерло сердце.

Узкий коридор, который кончался дверью в конторку, освещался только из торгового зала, в нем было практически темно, и охранники, как по команде, сняли свои очки.

– Можно я зайду первым? – Усачев, однако, пропустил впереди себя подчиненного.

– Выключатель справа, – подсказал Радзянский, уступая свое место парню.

Тихий щелчок и... прежняя темнота.

«Молодец, Боря!» – похвалил напарника Лев.

– Ну вот, лампочка перегорела. – Радзянский шагнул за телохранителем, с облегчением замечая, что за ним последовали остальные, – значит, он все рассчитал правильно. И всех ближе к нему Усачев. Чувствуется, что напряжен, но идет, идет следом, контролируя каждое движение Араба. И с каждым мгновением напряжение в охранниках будет возрастать, хотя бы по причине пустой болтовни об аквариумных рыбках. Это ход, и они клюнули на него.

Теперь один из основных моментов. Лев быстро шагнул к столу и протянул руку к светильнику.

– Стоять! – осадил его резкий голос. Затем более мягко: – Не делайте резких движений, Лев Платонович. Костя, посмотри, что там на столе.

Охранник отстранил Радзянского и пошарил рукой.

– Ничего.

Араб покачал головой, мысленно возрадовавшись: все четверо были в этой комнате. Мимолетный взгляд на микроволновку, которая выдавала себя легким шумом и светящимся глазком индикатора. Но шум не мог привлечь внимания Усачева и его команды, поскольку все пространство магазина было словно пропитано фоном работающих аквариумных компрессоров, не прекращающих работу ни днем, ни ночью. Наоборот, «гвардейцев» могла бы если не насторожить, то привлечь внимание относительная тишина в кабинете.

Опять в рассуждениях Радзянского, казалось, было много лишнего, но он отмечал эти мелочи подсознательно, поскольку это был лично им разработанный план, и он жил в нем, находился в своем кабинете, как в оболочке чего-то живого, прятавшегося по углам, в чреве микроволновой печи, где уже закипал белок обыкновенного диетического яйца, готовый пропустить сквозь себя маслянистую, легковоспламеняющуюся жидкость, реагирующую на кипящий катализатор, разорвать хрупкие стенки пузырька с «паралитиком» и вырваться наружу.

Осталось десять или пятнадцать секунд.

– Зря вы так, Павел Николаевич, – со снисходительными интонациями произнес Араб. – Наверное, думали, что у меня там пистолет? Уж чего-чего, а оружие в собственном магазине я не держу.

– Разумно. Костя, включи свет.

Охранник подошел к столу и нажал кнопку.

До взрыва не больше пяти секунд. Ему будет предшествовать короткий звуковой сигнал.

* * *

Как только основная группа «гвардейцев», сопровождавших Радзянского, скрылась за дверями магазина, водитель второго «Мерседеса», притормозившего в ста метрах, тронул машину и в который раз переглянулся с напарником. Остановка у «Болота» была незапланированной. На всякий случай водитель подъехал ближе к магазину и оставил джип с работающим мотором.

* * *

– Так где вы держите документы, в столе? – повторил вопрос Усачев.

Сейчас, вот сейчас должно разлететься закаленное стекло дверцы.

– Так, дайте подумать, – согласно словам, Радзянский закрыл глаза и приложил к ним ладонь.

Может, Усачев и заподозрил что-то, но среагировать не успел. Как и остальные «гвардейцы». Все разом повернули голову на короткий сигнал, прозвучавший от двери.

Следующий звук походил на разбившуюся бутылку шампанского, ему предшествовал легкий хлопок.

Даже с закрытыми глазами Лев различил яркую вспышку, кожей почувствовал эффект от взорвавшейся смеси летучей жидкости «паралитика» и ослепляющего газа: свободные от одежды участки тела словно присыпало пеплом. Араб был готов к вспышке газа, поэтому успел сильно сжать веки и зажать нос и рот ладонью.

Лев стоял так, что его миновала почти что направленная волна взрыва, чего не скажешь об Усачеве и двух его людях, которых посекло мелкими осколками стекла.

Отшвырнув от себя качнувшегося в сторону Усачева, Радзянский выскочил из кабинета, захлопнул дверь и, не открывая глаз, сухим носовым платком прошелся по векам, лбу, вытер щеки, протер руки и только после этого открыл глаза. «Где-то здесь должна быть тряпка». – Лев отбросил носовой платок и на полке над дверью склада нашел то, что искал. Смывать паралитик водой – себе хуже.

В горле стоял прогорклый вкус, Лев переборол в себе желание сполоснуть рот и часто сплевывал себе под ноги. Руки подрагивали, но больше от усталости и постоянного напряжения, такая же слабость в ногах, которые едва слушались. И только ситуация не позволяла ему рухнуть на пол.

Не теряя времени, Араб подошел к аквариуму с тернецией и потревожил свою любимицу, опустив руку в воду. Под слоем речной гальки он нащупал объемистый сверток из прорезиненной ткани, развернул его и выложил на прилавок семь пачек долларов. На всякий случай заглянул в бумажник, проверяя, на месте ли кредитная карта, загранпаспорт. Поискал глазами старенький «дипломат», в котором хранились резиновые диффузоры и прокладки для аквариумных компрессоров. Вытряхнул из него запчасти и положил деньги.

Все?

Вроде бы все.

Лев окинул прощальным взором свой магазин, где год с небольшим наслаждался тем, от чего убегал всю свою жизнь: тишиной и покоем. Прежде чем уйти, открыл дверь конторки, – три-четыре минуты в удушливой атмосфере, и ребят можно выносить вперед ногами. А лишние трупы, особенно телохранителей Иванова, ему не нужны.

* * *

Двигатель «Мерседеса» продолжал работать. «Гвардейцы» прождали ровно четыре минуты, и наконец открывшаяся дверь выпустила Радзянского. Одного. Торопящегося к углу дома.

Охранники снова переглянулись. Сидевший за рулем выкрикнул:

– Вызывай шефа!

«G-500» не знал, что такое пробуксовка даже на снегу. В соответствии с техническими характеристиками джип набрал сотню за семь секунд. А Радзянский за это время не успел даже завернуть за угол. Отрезая ему путь, машина стала как вкопанная, влетев передними колесами на тротуар. Распахнулись двери, выпуская двух парней, успевших вытащить пистолеты.

А Радзянскому казалось, что все уже позади, что у него солидная фора в полчаса и ее можно увеличить еще на столько же: он шел прямо к телефону-автомату, чтобы позвонить в милицию и сделать заявление об ограблении: «Только что четверо в черных очках взломали дверь магазина „Природа“, что на Вавилова, и пока находятся внутри здания».

Да, это был неплохой ход. Милиционеры не любят крутых и чванливых охранников. Взглянув на удостоверения «гвардейцев», они не преминут подольше промурыжить их, возможно, отвезут в отделение для долгожданной беседы с «пристрастием». К тому же оперативники надолго задержатся в самом магазине, так как с первого взгляда они не определят, что же произошло в «Болоте». Еще больше их запутают объяснения «гвардейцев» либо их молчание, равно как и протекция на самом высоком уровне, которой просто обязан воспользоваться Усачев. И чем «выше» он обратится, тем любезнее и официальнее будут «простые» менты.

Но всему этому не суждено было сбыться. Араб был один, и ему отрезали путь к отступлению. Копившаяся многие дни усталость обрушилась на него, и Лев сумел сделать только шаг назад, прислониться к стене и закрыть покрасневшие глаза.

Если бы у него хватило сил, он бы вспомнил ехидный голос своего учителя: «Ты не выиграл, вот что. Ты такой же проигравший». Но себе Радзянский мог сказать, что отнюдь не проиграл, что эта суббота стала для него и горькой и праздничной одновременно. Его простили, он чувствовал это, простили, как булгаковского героя, в ночь на воскресенье.

Он продолжал стоять с закрытыми глазами и не мог видеть несущийся на огромной скорости «Опель Вектра». Казалось, машина проедет мимо, но перед джипом она неожиданно затормозила и резко взяла вправо, вминая «гвардейцев» в борт их «Мерседеса» и едва не задевая правым крылом Радзянского.

– Лева! В машину! Скорее, мать твою!

Араб приходил в себя не так быстро, как впал в прострацию. Перед ним распахнулась дверь, и он рухнул на сиденье. Через лобовое стекло отчетливо увидел белое лицо припечатанного к «Мерседесу» охранника, медленно, с трудом поднимающего руку с пистолетом. Лев покачал головой: нет, не успеет.

«Опель» резко сдал назад, на мгновение остановился на тротуаре и, набирая скорость, выехал на проезжую часть.

Глядя перед собой все еще слезившимися от «паралитика» глазами, Радзянский тихо, отчаянно стараясь остаться равнодушным, спросил:

– Ты как здесь оказался, Боря?

Левин хмыкнул так сильно, словно высморкался.

– По закону сообщающихся сердец! Ты, Лева, наверное, забыл, что в разведке я проработал больше тебя и даже получил прозвище Скользкий Джим.

Араб выдавил на лицо улыбку:

– А ты не догадался сообщить об угоне своей машины?

– Кого ты учишь, Лев! – Борис газанул и миновал перекресток на желтый свет. – Я два часа тому назад заехал в районное отделение и написал заявление об угоне. Правда, пришлось подождать минут десять: менты какую-то благотворительную акцию устроили – кормили в своем дворе лиц без определенного места жительства. Теперь у них фишка такая: кому-то нравится кормить рыб на пруду, кому уток, а эти кормят бомжей!

Как будто ничего и не было. Для обоих. Радзянскому привычно слушать беззлобную болтовню приятеля, и он продолжает улыбаться. Только один раз улыбка трансформировалась в усмешку, когда Боря сказал, что сумел-таки дозвониться до Руслана.

...Они бросили машину в конце все той же улицы Вавилова и сотню метров прошли пешком.

– Куда ты теперь, Лев? – спросил Левин, останавливаясь.

Араб задержал печальный взгляд на лице Бориса.

– На этом свете есть только одно место, где я буду чувствовать себя как дома. Но так же и скучать, как скучал, находясь дома. Вот такие непонятные дела, Боря... Кто-кто, а ты должен меня понять. – Радзянский протянул приятелю руку. – Ну что, будем прощаться?

Борис медлил с ответом, ему хотелось сказать, что сегодня они действительно были настоящими партнерами – за все время единственный раз. Но сказал другое. Это были его последние слова, адресованные Льву Радзянскому, произнесенные искренне, но безо всякой надежды:

– Может быть, еще свидимся.

Араб покачал головой и пошел прочь.

Вместо эпилога

Пройдет ровно девять месяцев, и Радзянский возьмет со столика в кафе оставленную русским туристом газету и прочтет заголовок к статье об известном в России артисте: «Я НЕ МОГУ БЫТЬ СЧАСТЛИВЫМ». И дальше: «Его голову почти не тронула седина, и лицо не изрезали морщины. Все та же запоминающаяся улыбка, на которую невольно отвечаешь. Только грусть в глазах стала еще глубже. Хотя... Стоит заговорить с ним о любви и женщинах, они тут же загораются, становясь искушенно-озорными...»

Араб вздохнет, складывая газету, и подумает, что эти слова можно отнести и к нему. И в то же время – нет.

notes

1

2

3

4