Текст книги "Легендарный Араб"

Автор книги: Михаил Нестеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

– Как Лена? – устало осведомился Радзянский.

– Нормально. Когда уезжал, настроение у нее было хорошее.

– Надеюсь, тот словоохотливый парень внял вашему совету и перестанет докучать девушке.

– Вы о чем?.. – не сразу сообразил Олег. – А, это про Чистякова, что ли? Нет, с ним проблем не возникнет.

– Так это и есть тот самый Леша Чистяков?.. Ну-ну.

– Откуда вы его знаете?

– От одной старой знакомой. Но это неважно. Это ваша квартира? – Радзянский демонстративно повел головой. – Спрашиваю не из праздного любопытства.

– Нет, моей жены.

– Это не одно и то же?

– Бывшей жены, – поправился Олег.

– Понятно. – Лев пригубил напиток и отставил стакан в сторону.

– Мы с вами уже виделись – в отеле, помните?

– Я многое помню – первую любовь, первый поцелуй, первый синяк под глазом... У меня мало времени, ближе к делу.

«Давай!» – скомандовал себе Олег, решив начать с главного.

– Вы знаете человека по имени Василий Ефимович?

– Возможно, – кивнув, ответил Радзянский. Как и в случае с Пугалом – когда тот, делая Льву предложение «понизить в должности» одного из своих друзей, не сказал ничего конкретного, но в то же время слишком много, – так и в вопросе этого парня четко просматривалась схожая неопределенность. Неужели все может повториться?

В его жизни был только один человек по имени Василий Ефимович, а Скачков имел в виду именно Шерстнева, сомневаться в этом не приходилось.

Еще ничего определенного, а горло моментально высохло. Лев потянулся к стакану, сделал глоток.

– Возможно, – повторил он, – я знаю человека с таким именем.

– Но вы не знаете, что он вот уже несколько дней является моим гостем.

Освежающая – она же сумасбродная – мысль: «Старик пришел мне на помощь. А этот парень...» И – контрастный душ из последующих слов Олега, леденящий сердце:

– Он приехал, чтобы взять руководство на конечной стадии операции – им же и разработанной. Это не мои слова, а Шерстнева.

Радзянский долго и неотрывно смотрел на собеседника. Во второй раз за короткий промежуток времени Лев попадал в плен случая, когда никаких доказательств не требовалось. Во второй раз он сталкивался с предательством. Вначале его предал человек, которого считал другом, а теперь... Теперь тот, кого он считал вторым отцом.

– Плесни-ка еще, – попросил Радзянский.

Олег выполнил просьбу, с неведомым до сей поры чувством наблюдая, как увлажнились глаза Араба. Когда Лев, чуть запрокидывая голову, осушил содержимое стакана, взгляд его стал едва ли не равнодушным.

Лев вспомнил свой последний визит к Василию Ефимовичу, непреодолимое желание раскрыться перед стариком, облегчить свою душу...

– Мне нужны доказательства.

Олег пожал плечами и набрал номер своего домашнего телефона. Несколько секунд тишины, и он приветствовал Шерстнева, снявшего трубку:

– Алло, Василий Ефимович?.. Не соскучились там без меня? – Олег быстро протянул трубку Радзянскому, и Лев услышал до боли знакомый голос, сейчас прозвучавший ворчливо:

– ...родственник, чтобы скучать без тебя. Мне и одному неплохо.

– Что вы сказали? – спросил Олег, принимая от гостя трубку. – А, понял. Через часок буду. Прихватить чего-нибудь на ужин?..

Окончив разговор, Олег развел руками: «Вот такие дела».

– Давно он у тебя квартирует?

– Явился на третий день после твоего отъезда, – переходя на «ты», ответил Олег. Интуитивно подумал, что не ошибся, сдавая Шерстнева Арабу. Попутно отметил, что можно жить или избегать опасностей, закладывая всех подряд. И, ежели, конечно, почувствует исходящую от Радзянского угрозу, сдаст и его. Кому? Время подскажет. Как подсказало уже дважды.

Пока же никакой угрозы он не чувствовал. Он нужен Радзянскому – тут дело не в Шерстневе, со стариком, считай, уже проехали, – нужен по той причине, что в любой момент может увидеться с Еленой, проконтролировать ситуацию, может узнать, что готовят на финал Арабу. И будет постоянно держать Радзянского в курсе дел. Но главное в другом: Араб, имея союзника, может покончить с этим делом в короткие сроки. К чему ему возвращаться в Москву, когда вот сейчас, не вставая с места, он может узнать местонахождение Лены, Руслана; а сутки назад мог узнать, как и где можно убрать Полякова.

Убрать Полякова...

«Неужели?!»

Олег тряхнул головой. Нет, не может быть. Но теперь у него с Радзянским наладились какие-никакие доверительные отношения, ничего страшного не случится, если даже спросить в лоб.

– Полякова ты убрал?

С таким же успехом Олег мог спросить: «Ты сейчас в Москве?» – и на оба вопроса получить положительные ответы.

Лев промолчал. Пододвинув пепельницу ближе к себе, он смотрел в одну точку и глубоко затягивался. В чем-то мысли его совпадали с думами Олега. В голове его рождался очередной план, но еще многое было неясно. К тому же мешали сосредоточиться маячившие перед глазами образы Шерстнева и Бориса Левина.

«Ладно, я оборотень. Но кто же в этом случае они?.. Как они умудрились спеться, какие причины двигали ими? Неужели только деньги?.. А Боря... Он вдвойне предатель. Как и почему он решил рассказать Шерстневу об их совместной работе? А Василий Ефимович – у него-то какая причина?.. Тут должен быть обоюдный интерес, где деньги стоят на втором месте. Допустим, Боря, взявшись за это дело, почувствовал на определенном этапе, что силенок у него маловато, и обратился к Шерстневу за помощью. Неплохой ход – если таким вот образом, помогая Борису, Василий Ефимович отомстил своему ученику за долгие годы притворства и тому подобное».

Араб скривился от такого объяснения. К тому же Олег довольно уверенно, наверняка отдавая себе отчет, сказал, что эту операцию готовил лично Шерстнев и прибыл, чтобы присутствовать, как на финальном матче, при ее окончании.

Как бы то ни было, объяснения он мог получить только от Шерстнева. Однако уже сейчас тревожил заглохший вдруг профессиональный интерес старого разведчика: оказывая помощь Радзянскому, тот прятал Левина у себя на даче, имея на то веские причины. И первая из них – сам Радзянский, который, прежде чем убрать Левина, узнал бы от него многое, собственно, то, что хотел сказать Борис, но не успел. А вот сейчас настораживала оперативность Шерстнева, который всего за несколько часов собрал ровно столько информации на Иванова, сколько требовалось. Сейчас – и только сейчас – можно было предположить, что на тот момент у Василия Ефимовича уже было готовое досье на бизнесмена. И главное: старик был вторым и последним человеком, который знал о дочери Радзянского, – однажды он, в очередной раз «подзаряжаясь», доверился Василию Ефимовичу. Не мог не рассказать, поскольку в тот момент чувствовал себя настолько паршиво, насколько может чувствовать себя человек, с интервалом в три месяца похоронивший отца и мать, оставаясь на этом свете один. Впрочем, не один. Вот это и сгубило. Что бы ему в то время «поплакаться» другому человеку, Татьяне, например, глядишь, все было бы по-другому. Смалодушничал? Вряд ли, просто продолжал держать слово.

– Чего ты хочешь? – спросил Лев. – Денег?

«Сыграть на деньгах, – подумал Олег, не торопясь с ответом, – или сказать правду?»

– Деньги не помешали бы, но о них я не думал. Я боюсь старика, – откровенно признался он. – Хотя... смотрю на него – сухонький, жалкий... А тронуть нельзя.

– Старика оставь в покое, теперь это не твоя забота.

– Как насчет меня, моей безопасности?

– А кому ты нужен мертвый?

– В том-то и дело, что никому.

– Ладно, я спрошу по-другому, раз ты не въехал с первого раза. Твоя-то смерть кому выгодна?

– Полякову.

– Полякову сейчас нужен только один человек – прозектор.

– Да, старик сдержал слово.

– Ты о чем?

– О том, что Василий Ефимович знал о близкой кончине Вадима. Так и сказал мне: не беспокойся, мол, Олежек, Поляков свое отходил. Даже алиби мне сотворил на вчерашнее утро.

– А ну-ка, давай все в деталях, – потребовал Радзянский, запутываясь все больше.

– Не знаю, с чего начать... В общем, Поляков... он изнасиловал твою дочь. Я высказал ему все, что думаю по этому поводу. Обычно Вадим таких вещей не прощает, но выручил старикан. Помнишь, я говорил, что мы встречались в отеле? Так вот, оказывается, Шерстнев не знал о наезде на тебя Поляковым. Вообще запретил Вадиму контактировать с тобой. По мнению деда, причин, чтобы держать тебя в узде, было достаточно.

– И ты все рассказал Шерстневу. Зачем?

– Ха!

– Ладно, не отвечай, и так все ясно: за откровенность он пообещал тебе протекцию. Этого же ты добиваешься от меня, так?

– Или почти так. Мне неуютно от того, что меня «кроет» крутой старикан. Помолчал, пожевал губами – и нет Полякова. Сморкнет в сторону – и меня не будет.

– А меня ты не боишься?

– Хочешь, скажу откровенно?.. Я думаю, и ты долго не протянешь. Ты ходишь по краю и делаешь все, чтобы не сегодня-завтра о тебе заговорили в прошедшем времени.

– Продолжай, – усмехнулся Лев, – я слушаю.

– Допустим, ты вытащишь девчонку, грохнешь Руслана, но тебя в покое не оставят. Я знаю о тебе достаточно, но есть люди, которые знают о тебе гораздо больше. У тебя времени не хватит, чтобы поговорить с каждым. И ты сам разве не думал о том, что практически обречен? Тебя хватит только на то, чтобы доставить Лену домой. Потом тебя успокоят – навсегда.

Лев выслушал собеседника спокойно, хотя, по идее, должен бы взорваться на этого сопляка, который, надо отдать ему должное, рассуждал довольно складно.

И Олег порадовался за себя, даже не ожидал, что в ход можно пустить такие весомые, кажущиеся опасными в разговоре с Арабом, аргументы. Сколь долго ни готовился Олег к разговору с Арабом, мысли крутились только вокруг собственной безопасности, а позже, уже во время беседы, пришли другие, о помощи, которую он может оказать. «Рука дружбы» – это получше «руки Москвы».

Откровения Скачкова вынудили Радзянского задать один из главных вопросов:

– Что Лена знает обо мне?

Теперь не было смысла скрывать что-то, тем более после жестких слов, смело высказанных Радзянскому, – жалеть его.

– Все, – коротко, но емко ответил Олег.

– Поляков? – спросил Лев, дословно припоминая короткий разговор с дочерью и приходя к выводу, что Лена не поверила им. Нет, не поверила, он бы почувствовал это.

– Да, Поляков, – кивнул Скачков и продолжил, напрашиваясь на искренность Араба: – Жаль, что ты не успел поквитаться с ним.

– Не ищи справедливости, тем более для меня, ее не существует. Лучше расскажи, где держат Лену и как охраняют. Потом я спрошу у тебя, где можно наедине поговорить с Русланом. А насчет денег... Возможно, ты прав и не успеешь получить их.

– Не все так плохо, Лев, кое-что можно поправить. – Скачков все же сделал попытку и в такой вот форме пожалел Радзянского, впервые называя его по имени. Запоздало протянул руку, представляясь: – Меня зовут Олегом.

Лев ответил на неуместное в данном случае рукопожатие и надолго задумался, вернувшись к откровениям Скачкова и собственным словам о том, что, возможно, его неожиданный помощник так и не успеет получить деньги. Араба не зря называли редчайшим планировщиком, в отличие от Олега он достаточно четко представлял, как обезопасить себя после того, как он поквитается с Русланом. Вместо шекелей оставшаяся свора банкиров получит острые шпоры.

Потом снова переключился на Шерстнева, причем высказал свои мысли вслух:

– Ах, Василий Ефимович, гениальный вы мой учитель...

Он произнес их тихо, почти шепотом.

– Что? – Олегу показалось, что Радзянский обратился к нему с каким-то вопросом.

– Я говорю, – Лев чуть повысил голос, – времена меняются, и мы меняемся вместе с ними... Совсем недавно я с нетерпением думал о том, когда же выйдет вторая книга воспоминаний одного моего старого знакомого. Он мог бы назвать ее «Вся правда о разведчиках». Это гениальный человек, в свое время он разрабатывал такие операции...

– Кстати, если ты говоришь о Василии Ефимовиче, знаешь, как он назвал эту операцию?

– Ну?

– "Смертельный грех".

– Отдает помпезностью, – равнодушно отозвался Лев, словно эта тема его не касалась. – Если бы старик не взялся за перо, выбрал бы что-нибудь попроще.

– Что ты решил? – спросил Скачков, наполняя стакан Радзянского.

– Есть одна неплохая идея, – отказываясь от выпивки, сказал Араб. – Если согласишься помочь, много от тебя не потребую. Кстати, где моя машина?

– Точно не могу сказать. Наверное, у Руслана во дворе. – Решившись, Олег хлопнул себя по колену. – Оставайся ночевать здесь, тебе ведь все равно негде остановиться. А я заберу Людмилу к себе. Не бойся, я найду что сказать.

Араб не спросил, а Олегу не улыбалось признаваться, что в это дело посвящена его жена. «Ладно, будет день, будет и пища», – рассудил он, пуская события на самотек. К тому же есть еще время, чтобы поговорить с Людмилой. С ненормальной Людмилой, готовой на встречу с Арабом. «Что ж, – подумал Олег, – в чем-то она права – смотрит со стороны, видит вещи в ином, нежели Араб, свете и не думает вставать на его место. И правильно делает».

– Ты думаешь, я соглашусь остаться в этой квартире? – спросил Лев.

Олег пожал плечами: «Мне все равно, поступай как знаешь».

* * *

Эти трое – с военной выправкой, невозмутимыми лицами, одетые в черные костюмы и солнцезащитные очки – словно сошли с экрана. «Люди в черном», – довольно точно определил Пугало. – Или эти, как их... агенты из «Матрицы». Только какого хрена они делают с моей машиной?"

– Э, э! – Николай поспешно шагнул к своим «Жигулям». Он напрягся, когда троица остановилась около машины, а когда один взялся за ручку двери...

Конечно, выказывать себя героем-одиночкой глупо, но дело касается собственности. К тому же на стоянке невпроворот машин, полно народу, около выхода из багажного отделения стоит наряд милиции.

– Мужики! – довольно громко, привлекая внимание водителей такси, выкрикнул Пугало. – Помощь не нужна? – Он демонстративно позвенел связкой ключей. Однако близко не подошел, остановившись в пяти метрах от машины.

– Сочинский борт встречаешь? – спросил один.

– Да, а что? – Успокаиваясь, Пугало сделал еще шаг.

– Ничего, будем встречать вместе. Мы от Руслана. Ведь ты один?

Корзухин недоуменно пожал плечами:

– Один.

– Видишь, как неразумно. Ты открой машину, мы посидим.

«Вот сволочь! – Николай обругал осетина. – Даже не предупредил».

Пугало влез в машину, наблюдая за вальяжными очкариками.

Тот, что сел на переднее кресло пассажира, глядя перед собой, сказал:

– Сейчас ты аккуратно, чтобы не запачкать нас, и, главное, молча перелезешь на заднее сиденье. Когда начнут выходить пассажиры с сочинского рейса, ты позвонишь Руслану и скажешь, что клиент прилетел. От твоей услуги отказался и взял такси.

– Одно лишнее слово, – раздался голос сзади, – и получишь пулю.

Пугало вздрогнул от прикосновения ствола.

«Приехали...» – масштабно подумал он, вторично принимая предложение пересесть на заднее сиденье.

– А дальше что? – спросил он, оказавшись между телохранителями Иванова.

– Поедешь с нами. Куда – не спрашивай, все сам увидишь.

Глава 14

Оборотни

44

Василий Ефимович встретил своего ученика довольно спокойно. Он умело прятал истинное выражение лица, кожа на котором была больше похожа на древний пергамент, испещренный таинственными символами. Однако не мог скрыть внутреннего волнения. Встреча с Львом вряд ли окончится трагически, по разумению Шерстнева, Лев не станет убивать старого человека. Сейчас, глядя на Радзянского, Василий Ефимович пытался предугадать слова, с которых Лев начнет разговор.

Но вопреки ожиданиям начался он необычно.

– Борис оказался прав, – избегая смотреть в глаза собеседнику, тихо произнес Лев. Он присел к столу, за которым расположился старик, и прикурил сигарету. Раньше он не позволял себе курить в присутствии Шерстнева. Сейчас все изменилось. Изменились оба; старик – до неузнаваемости. Изменился – по понятиям жителей восточной страны – означало испортился. – Да, Боря оказался прав, – повторил Араб, не претендуя на некоторую аналогию некогда крылатого выражения.

Он часто возвращался к тому странному телефонному разговору, после которого Левин не давал о себе знать. И, только узнав, кто именно стоит во главе этой операции, понял все. А мог бы и раньше, последовав совету Бориса, выстроить в ряд ликвидированных им людей. Он и последовал, даже размышлял на этот счет: «Вот ряд закончен, стоят перед глазами, как на параде, импозантные, лощеные люди, их объединяют лишь циничные взгляды... Что еще? Может, родство?..» Дальше этого не продвинулся; а зря – разгадка была рядом, начиная с первого в шеренге. Им был Александр Грибанов, вторым шел Артур Борлаков, следом за ним Николай Попков и еще несколько человек. Все они так или иначе перешли дорогу Геннадию Васильевичу Шерстневу, сыну Василия Ефимовича. Если бы сейчас Радзянского попросили набросать краткую биографию на Шерстнева-младшего, он бы сделал это лучше других.

Шерстнев Геннадий Васильевич, год рождения – 1956-й. Окончил МГИМО, пробовал себя в журналистике, в настоящее время лицо, приближенное к премьер-министру, пользуется доверием его близких, глава штаба партии молодых реформаторов. Скрытный, в общении немногословен. «Привязанности – в пределах функциональной выгодности» – это выдержка из статьи московской газеты. В начале своей карьеры считался человеком из команды Александра Грибанова, возглавлявшего крупнейшую финансово-промышленную группу «Митекс» и всерьез «баловавшегося» политикой. В связи с этим Шерстневу пророчили «светлое будущее». Но затем Геннадий Васильевич стал оппонентом Грибанова – ненадолго: буквально через три месяца Грибанов умер от острой сердечной недостаточности. Потом Шерстнев причислил себя к реформаторам, стал сторонником Артура Борлакова, попутно занимающегося нефтяным бизнесом, затем попал под его влияние. Пытаясь освободиться, оказался в лагере его злейших противников. Борлаков публично высказался насчет противопоказаний Шерстневу: «административная работа и роль публичного политика». Может, по причине злобы, которая душила Артура Борлакова, тот умер от паралича дыхательных путей. А Шерстнев-младший к тому времени заимел поддержку олигарха Николая Попкова, стал соучредителем крупной автомобильной фирмы. Но из-за внутренних дрязг внутри компании вступил в конфликт с Попковым. И последний стал жертвой ошибки анестезиолога и старшей медицинской сестры.

«Бегал от одного к другому, как самая последняя шлюха», – зло подумал Радзянский в то время, когда все встало на свои места. Оставалось только выяснить, как и чем связан Геннадий Шерстнев с Югбизнесбанком. Причина могла крыться в той же неуживчивости с партнерами, карьеризмом.

– Василий Ефимович, – так же тихо спросил Радзянский, – неужели ваш сын прямо попросил вас похлопотать о том же Грибанове? Если мне не изменяет память, его я убрал первым. Он что, попросил вас найти наемного убийцу?

– Не все так просто, Лева, – надтреснутым голосом отозвался Шерстнев. – Скорее я сделал ему предложение. Мне тогда показалось, что у сына безвыходное положение. Грибанов мешал ему; и дело не в том, занял бы Гена пост главы «Митекса» или нет. До определенного времени он и не знал, кто ведет его «наверх». Он привык обсуждать со мной свои проблемы, и они удивительным образом разрешались. Правда, время от времени я просил у него крупные суммы денег. И эти займы совпадали с несчастными случаями с его оппонентами. Когда дело дошло до Николая Попкова, сын, как всегда, вывалил на меня наболевшие вопросы и спросил в лоб: не нужна ли мне определенная сумма?

– А при чем тут Левин? Его-то зачем было втягивать в эти дела? Могли бы работать только со мной.

– Я думал, что ты все понял, – вздохнул старик. – Ты можешь не верить, но мне были дороги наши с тобой дружеские отношения.

– До поры до времени, – Лев не стал комментировать циничное высказывание учителя.

– Да, это так. После ты стал для меня наемником, Арабом. А Левин... – Шерстнев скривился. – Боря абсолютный болван. Получал от меня деньги только за связь с тобой. Я не отговаривал его от посещения светских тусовок. Он всегда хотел быть важным человеком – ну и бог с ним. Он хороший актер – и это пригодилось.

– Так он был в курсе насчет моей дочери?

– Нет, конечно. Но мог бы узнать сразу. Не захотел потому, что труслив. Он боялся меня, а я подогревал ситуацию.

– Да, с этим трудно разобраться... Но необходимо. Выходят странные вещи. Вы дорожите нашей дружбой, скрываете, как говорится, свое лицо. И я делаю то же самое. Очень интересно. Вы печетесь о своем сыне, а мою дочь втаптываете в грязь.

– Ей-богу, Лева, если бы не стечение обстоятельств, мне бы в голову не пришла эта идея.

– Вы называете это идеей?

– Неважно, как я называю, важно другое. Это не оправдание, но ты должен выслушать меня.

– Я просто обязан вас выслушать. Именно за этим я здесь.

Казалось, старик откровенно махнул рукой на неприкрытую угрозу, прозвучавшую в голосе Радзянского.

– Год назад ты заявил Борису, что завязываешь. Тебя можно понять – скопил неплохую сумму, возраст к тому же. Но беда в том, что я не собирался завязывать. Я, понимаешь? О котором ты и не догадывался. Ты всегда думал, что ваше с Борисом маленькое предприятие легко закрыть, для этого достаточно одного голоса «за». А мое тайное голосование в расчет не брал. Только вот в отличие от тебя я голосовал против. Потому что имею сына, на которого другой отец давно бы плюнул. Но дело не только в нем, а во мне тоже. Мне стало интересно, я словно вернулся на прежнюю работу: разрабатываю операции, отдаю распоряжения. Ты-то должен меня понять.

– Даже не собираюсь. Я просто послушаю вас и... все.

– Твои откровения, – продолжил Шерстнев, смочив горло нарзаном, – однажды прозвучавшие в моем кабинете, меня озадачили – ни к чему скрывать этот факт. Но я всегда помнил о них. В отличие от тебя меня никогда не обуревали мысли об оружии, убийствах, моя работа казалась идеальной, словно я родился разведчиком. Но – каждому свое: я умел и до сей поры не потерял способности руководить и разрабатывать операции, часто приходилось отдавать приказы нелегалам на физическое устранение того или иного лица. Ты должен знать о секретных папочках, о листках бумаги со штампом в углу и списком лиц, подлежащих физическому устранению...

Слушая старика, Лев непроизвольно кивнул. Он знал о существовании таких списков, они были, есть и будут в секретных органах. Легально или нет, но спецслужбы продолжают сотрудничество со своими бывшими работниками, привлекая и их к работе.

Старика не привлекли; а это часть его жизни. Может, дело именно в такой постановке вопроса?

«Зачем я забиваю голову всякой дрянью, – с раздражением подумал Лев, – словно собираюсь оправдать этого оборотня?»

– ...вспомнил о тебе, – продолжал Василий Ефимович, – как нельзя вовремя. Когда ты убрал Грибанова – даже раньше, когда я привлек к работе в качестве связника Левина, – я стал нужен самому себе – а это очень важный момент в жизни человека, специалиста, который мог бы еще проработать на своем месте добрый десяток лет. – Старик помолчал. – Ты хочешь узнать все – теперь это твое право, я проиграл. Что в равной степени относится и к тебе.

– Что вы имеете в виду?

– То, что и ты не выиграл, вот что. Ты такой же проигравший. Но вернемся назад, к слову, которое тебе почему-то не понравилось – «идея». Итак, ты проголосовал против в то время, когда мой сын связался с Югбизнесбанком, то бишь с кавказцами. Банк не крупный, движение «Свободный Кавказ» не очень-то и влиятельное. А сын, вляпавшись в это очередное дерьмо, сделал наконец-то шаг в правильном направлении – как-никак стал доверенным лицом премьер-министра. Если упадет – разобьется вдребезги.

Льву это было понятно. При таком раскладе всплывет связь Геннадия Шерстнева с банком, который на протяжении трех-четырех лет имел финансовые отношения со «Свободным Кавказом» и бандформированиями. Что касается самого банка, то крах грозил не только руководству, но и целой системе.

– Беда в том, Лева, что в тех документах, которые хранит у себя Иванов, помимо прочего, есть бумаги, компрометирующие моего сына. И он, идиот, пообещал главе банка Кургаеву, что сможет безболезненно вернуть документы. Он рассчитывал на мою очередную помощь.

– Надо сказать, не без оснований он посчитал вас всесильным.

– Я понимаю, Лева, сейчас ты высказался о себе, но разговор идет пока о моем сыне. Мало того, он приволок ко мне Руслана Хачирова для обсуждения некоторых деталей предстоящей операции. Этому идиотскому поступку я нашел только одно объяснение: положение настолько серьезное, что сын буквально потерял голову. Не сразу взялся я за это дело, скажу честно. В чем-то мое положение напоминало твое, когда к тебе в магазин явился Николай Корзухин. Если раньше я работал один, то в этом деле на меня повесили столько народу, сколько не было, наверное, во время Стрелецкой казни. И все из-за этого болвана Гены.

Я понимал, что уговорить тебя – дело нелегкое, можно только заставить. Но как? Опять же не сразу пришла мысль о твоей дочери. Чего греха таить, это я попросил Руслана навести о ней кое-какие справки. Оказалось... в общем, оказалось то, что оказалось. Уговорить ее труда не составило, ей пообещали хорошие деньги – в случае ее несогласия ей предложили бы ту сумму, от которой отказаться просто невозможно, как невозможно и получить ее – эти деньги у нее все равно забрали бы. Потом, как по нотам, разыграли появление Корзухина. Этот тоже умом не блещет, но на то был тонкий расчет. Я без особого труда представил, как ты поведешь себя в этой ситуации, она, в общем-то, до некоторой степени стандартная. В первую очередь ты просто обязан был выяснить, от кого именно сделано предложение. А телефоны Левина – твоего единственного партнера – молчат. Дальше все было просто. Кроме одного. Кроме этого недоноска Полякова – еще один довесок к веселой компании. А так все бы прошло гладко. Ведь ты, Лева, мыслишь так, как я тебя научил. Если хочешь, мы мыслим одинаково. Так что...

– Согласен, все прошло бы гладко. Включая и мою смерть.

– К чему скрывать?.. Если честно, я устал от всего этого. От сына, внука, от себя самого. Я старый человек, Лева. – Василий Ефимович неожиданно нахмурился еще больше. – Ты что-то говорил о Борисе, он-де оказался прав. Ты что, встречался с ним?

– Говорил по телефону.

– Кажется, я догадываюсь, когда это произошло. После этого разговора, если я не ошибаюсь, Левина с сотрясением мозга отправили в больницу.

– По вашему распоряжению, – попытался угадать Радзянский.

– По воле случая. Как говорит мой внук, у Бориса снесло башню, набросился с кулаками, плел всякую ахинею. Потом ушел. А на станции его кто-то огрел по голове, забрали деньги, телефон. С ним все в порядке, еще вчера его выписали из больницы.

– Теперь понятно, почему он скрывался именно на вашей даче. – Не дав ответить, Лев продолжил: – Вас-то я при всем желании не мог заподозрить. Только остается маленькое «но». Вы же не могли знать о том, что и Борис... Хотя... – Радзянский позволил себе кисло усмехнуться. – Он же боялся вас, поведал о том, что я и ему рассказал о своей дочери. Иначе все пошло бы по-другому. Вас даже не потребовалось бы вычислять.

– И ты сделал бы это легко? – Старик ответил ученику ухмылкой.

– Вы же знаете, что нет.

– Так в чем оказался прав Борис?

– В том, что я не вычислил вас по списку жертв.

– А это моя заслуга. Наши с тобой отношения не позволяли тебе сделать этого. И дальше они будут на пользу мне, а не тебе.

Радзянский нахмурился. Ему показалось, что он расслышал звук хлопнувшей дверцы автомобиля.

Они приехали вместе с Олегом. Сейчас оперативник, не мешая разговору, находился во дворе и, пользуясь случаем, мыл коврики своей «пятерки». Два уже были вымыты, третий Олег только что бросил на подобие верстака, примыкавшего к автобусу-мастерской, и он издал приглушенный хлопающий звук.

Лев отошел от окна и возобновил разговор: – Я понял, о чем вы говорите. Но помяните мое слово, Василий Ефимович: ваш сын кончит плохо, очень плохо. Я позабочусь, чтобы это случилось до вашей смерти, и надеюсь, что умрете вы в мучениях. Вы, Василий Ефимович, совершили одну непростительную для вашей квалификации ошибку. Когда я вернулся из Каира, люди Руслана, а значит, и ваши тоже, не удосужились заглянуть в мою сумку. А там лежал еще один комплект газет, доказывающих, что свою работу я выполнил. Так вот, эти газеты вчера я передал Иванову. Что сделает он, узнав об убийстве Белокурова, догадаться нетрудно. У него есть крепкие связи в МИДе, не сегодня, так завтра в присутствии надежных свидетелей и парочки журналистов подставное, но очень влиятельное лицо вскроет пакет, который ему доставят дипломатической почтой из Каира, а там... А там те самые документы, за которыми вы гоняетесь, и газета со статьей о смерти Белокурова. Тем самым Иванов снимет с себя ответственность за их хранение, поскольку все будет указывать на то, что все это время они были у Белокурова, который просто подставлял Иванова. Сергей Юрьевич улетит на парочку дней на Канары, а журналисты в это время вспомнят тот скандал с главой Югбизнесбанка, публично наехавшего на Иванова. Вспомнят про обыски в их роскошных домах, выдвинут едва ли не единственную версию, что Белокуров перестраховался и документы после его смерти ушли по указанному им адресу. Тем самым Иванов избавится от бумаг, поимеет на этом свой интерес и закончит это непростое для него дело чистым, как новорожденный. Для него смерть Белокурова – самый приемлемый вариант, о котором он и не помышлял. Но я помог ему и справедливо рассчитываю на его помощь.

Лев помолчал, неторопливо меряя шагами комнату и по-прежнему не глядя на Шерстнева.

– Но главное в другом. Главное то, что вы провалили операцию, начали с хвоста, а не с головы. Ваша ошибка заключается в вашем же хитроумии, созерцании действа, которое разворачивалось на ваших глазах. Вы красиво втянули меня с помощью девушки, так же красиво и безупречно разыграли карту с Левиным, заинтересовали сравнительно легким заданием в Каире, тогда как вам нужно было плюнуть на Белокурова и форсировать устранение Иванова. И уже после всерьез заняться беглецом. Вы, Василий Ефимович, действительно старый человек, не сумели до конца просчитать ситуацию, поставив во главу зрелищность. А теперь можете звонить Руслану. Хотя даже такой недалекий человек, как Хачиров, разберется, что вы просто спасаете свою шкуру и своего сына. Заодно признаетесь в собственной неполноценности. И если ваш сын не угодит после этого за решетку, то на своей карьере может поставить жирный крест. Я не стану рассуждать, кто из вас виновен больше, это ваше дело. Но все шло к тому, что в один прекрасный момент вы угробите сына.