Текст книги "Скалолаз"

Автор книги: Михаил Нестеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

3

Шеель встретился с одобрительным взглядом Сухроба Тохарова. Они молча пришли к обоюдному соглашению: таджик не задает вопросов, немец не отвечает на них. Шеель еще раз убедился, что в любой стране мира новости распространяются со сверхзвуковой скоростью.

– Твои люди отдохнули? – спросил он.

– Я не спрашивал, – ответил Тохаров. – А надо было?

– Нам придется идти быстро, но так же осторожно. Усталость и бдительность несовместимы – об этом я хотел сказать.

Он говорил по-русски, но все равно выходило по-немецки, как через переводчика.

Этот короткий разговор состоялся в вагоне поезда. Шеелю показалось, пассажиры не выходили из вагона, а ждали, когда иностранец покончит с делами и вернется, чтобы тронуться в обратный путь. Все те же дети, чья взрослая невозмутимость удивляла; все те же взрослые и желание Шееля лишиться обоняния. Все та же «железка» общей протяженностью пятьсот километров, замыкающаяся, казалось, на «восьмитысячнике» Пяндж. Ларс многое отдал бы за то, чтобы этот городишко, напичканный пограничниками, имел не восемь тысяч жителей, а восемь тысяч метров в высоту.

Под стук колес Шеель задремал. Проснулся от резкого толчка – поезд остановился. Немца посетила дикая мысль: на дозаправку. И – другая нелепица: он хлопнул себя по бедру, проверяя, на месте ли автомат. Он не мог вспомнить, что ему снилось, но оружие во сне присутствовало точно. Не горячее от стрельбы, но теплое от соприкосновения с телом. Привычно тяжелое и надежное. Эти «теплые» мысли вызвали кратковременный озноб: до чего же все было реально.

Еще никогда Шееля не тянуло так домой, в чешский Жатец, место, которое он исподволь называл второй родиной. Но сколько станций и полустанков придется пересчитать, пересидеть, пережить, прежде чем он перешагнет символическую границу базы, на воротах которой до сих можно было прочесть: «Дом рыбака. Управление Государственной Безопасности. г. Жатец».

Дорога, усеянная острыми пиками рубежей.

Шеель, забегая вперед, представил себе встречу с Клаусом в Пешаваре. В офисе «Дипкорпуса» он односложно отвечает на его вопросы – как все прошло, как там земляки, как там «задание партии». Ему интересно? Ничуть. Это бизнес. Хороший бизнес там, где тебя нет? Наверное, лишь в одном случае: если это место – Антильские острова. Исключая Кубу. А почему, собственно, исключая? Командир «Красного спасения» не раз получал приглашения высших руководителей Острова свободы укрыться там «от бурь и невзгод». Это было единственное социалистическое государство в Западном полушарии и единственное место на планете, где Шеель на сто процентов был свободен. Странно, подумал он, ведь запах свободы витает над всей Европой и Америкой, а настоящая свобода для таких, как он, отщепенцев, там, где свободой и не пахнет.

Он понимал, что вот сейчас больше отвлекался от назойливых мыслей, неоправданно торопил время. Хотя оно и так бежало – не догонишь. Позади Пяндж, а впереди знакомые уже тропы и перевалы, горные вершины. В руках автомат Калашникова, тот самый, с которым он перешел границу. Оружие дожидалось на окраине города, в преддверии ключевых событий. Там, где валуны превосходили все мыслимые размеры, где и так еле приметная тропа все время пропадала из виду, их поджидал «уазик» с мужиком лет сорока; то ли бритый таджик, то ли обросший русский, то ли просто неопрятный немец, вывел Шеель странноватую формулу.

Ларс машинально повторил за проводниками, которые проверили оружие: передернули затворы, взвесили на ладонях рожки. И тут вдруг понял, что не смог бы командовать этими людьми, которых до сей поры называли «басмачами». Над ними мог стоять такой же «басмач». Вот в чем все дело.

Он смотрел вслед пыльному облаку, которое перемещалось и росло, а внутри него – невидимая машина со странным названием «УАЗ». Когда Шеель произносил его вслух, у него невольно округлялись глаза, как у заговорщика.

Из задумчивости его вывел голос Тохарова:

– Заснули, герр Шеель? Или хотите повернуть?

Можно было не отвечать, но Шеель сказал:

– Я иду.

Пройдя несколько сотен метров, Ларс обрел прежнее равновесие. Теперь его не тревожили мысли о доме, он не торопился в Жатец. Под ногами горная тропа. Он дышит с заметной натугой, как будто выкурил пачку сигарет. Такое состояние было ему хорошо знакомо. Нужно привыкнуть к разряженному, словно высушенному воздуху, а точнее – не замечать его. Не жить очередным привалом, как это делают новички, смотреть не только под ноги, но и по сторонам, впитывать в себя красоты гор, высматривать до слез в глазах орлов, парящих на недосягаемой высоте, насмехаться над ними, стоя на высоте, недоступной даже для них. Незаметно такие мысли прогоняют панические настроения, дышится пусть не легко, но свободно, так, как и положено на такой высоте, и, понимая это, ты говоришь себе: «Да, я справился». А дальше начинаешь фантазировать. Кажется, что и сердце перешло на иной режим.

– Так сколько дают за контрабанду наркотиков в вашей стране?

Это были последние слова Шееля, произнесенные с оживлением, и, что важнее всего, произнесенные на русском языке. Дальше командир «Красного спасения» перешел на немецкий, взяв командование группой проводников на себя. Если бы не он, пограничники накрыли бы всех плотным огнем. Он увел за собой проводников, отстреливаясь из «калашникова», по едва приметной тропе, стелящейся по дну расселины. Он не слышал, что кричит позади него Тохаров, который, как и Шеель, от волнения перешел на родной язык. А Шеель по-таджикски не понимал. Он понял все, когда очутился на плато, как на вершине горы, а один из проводников, не мешкая, занял позицию и отрезал пограничников длинной очередью из пулемета.

Тохаров раздул ноздри и стукнул себя кулаком в грудь:

– Я проводник.

– Тогда принесите мне свежую постель, – моментально отреагировал Шеель. Он понял все, окинув опытным взглядом эту местность. Как и положено плато, оно было окружено не только пограничниками, но и четко выраженными уступами. И выход отсюда, судя по всему, был только один. Именно его блокировал, как нельзя кстати, пулеметчик.

Тохаров снова было открыл рот, но Шеель перебил его:

– Я все знаю. Еды и питья у нас на пятнадцать суток. Героина у вас пятнадцать килограммов, и на нем мы продержимся не больше пятнадцати дней. Но до того с вертолета на нас сбросят пятнадцать бомб. Что за противная цифра!

– Они узнали меня, – скрипнул зубами Тохаров. – Засада была слишком близко к тропе, и пограничники разглядели мое лицо.

– Что это значит? Теперь они нашлепают ваших масок?

– Живыми они нас брать не станут – вот что. Я в розыске.

Шеель хмыкнул:

– Ну и что? Я тоже в розыске. Сколько душ вы загубили, любезный?

Немец быстро сбросил с себя нервозность.

– Я не новичок в горах. Давайте думать, как выбираться из капкана. Кроме этого, – спросил Шеель, указав на блокированную тропу, – отсюда есть выход?

Вместо ответа Тохаров указал на небеса.

– Сильно сомневаюсь, – сказал ему Ларс.

Плато представляло собой миниатюрную равнину с травяным покровом из костры, парнолистника, мака. По краю западного склона, усыпанного камнями, протянулась лощина. По северному краю, за которым чернел крутой обрыв, выросли яблони, фисташки и туркменский клен.

То, что нужно, подумал Шеель. Во время экспедиции в Непальские Гималаи ему с товарищами приходилось наводить мосты, сооружать перила по краям расщелин и террас с крутыми склонами, и для этого альпинисты использовали сосны, которых было в избытке неподалеку от базового лагеря. Западная часть этого плато, по мнению Тохарова, была непригодна для спуска – нашумишь. И пограничники знают об этом. А все потому, что среди них нет опытных альпинистов. Проводник – далеко не альпинист, как и альпинист – не скалолаз. Здесь много тонкостей.

Шеель обнажил мачете и подбежал к лощине. Первым сдался ствол бухарского миндаля.

Тохаров понял немца и метнулся было к кленам, но Шеель остановил его. В этот раз он проявил себя как военный тактик:

– Не трогай клены. Их верхушки видно с площадки, склона и основной тропы, где сейчас рассредоточились пограничники. Руби орешник, очищай его от ветвей, стволы складывай в кучу. Пока пограничники не вызвали подкрепление, мы должны успеть наладить переправу.

Он мешал русские и немецкие слова, но таджик хорошо его понял.

Двое проводников остались на огневых позициях, остальные, включая Шееля, стараясь не шуметь, валили орешник.

В представлении немца «переправа» выглядела длинной лестницей с частыми перекладинами, состоящей из множества звеньев. Первая задача – подготовить эти звенья, по сути своей готовые лестницы, которые лягут на камни и не дадут им скатиться, но позволят людям спустится по ним и выйти засаде за спину, уйти от нее, а в крайнем случае – неожиданно ударить в спину.

Длина склона составляла порядка семидесяти метров. Высота стволов орешника не превышала трех. Придется соорудить больше двадцати звеньев, используя вместо гвоздей лоскуты одежды. Другого пути ни местные проводники, ни Шеель не видели. И дело не только в шуме, который привлечет на эту сторону пограничников, а в самой осыпи. Камни могут осыпаться на середине пути, а масса, которая последует за ними, будет называться камнепадом.

Шеель дал волю чувствам. Он выругался, проклиная в первую очередь таджика, который напоролся на патруль. На то он и проводник, чтобы знать не только маршруты пограничников, но и расписание. Они же не могут круглые сутки лазать по горам. Шеель и Тохаров мало общались, и наблюдательный немец сделал единственно верный вывод: это безнаказанность привела к столь плачевному результату. Удачные переходы через границу наслоились один на другой, вот по этой твердой почве и шагал Тохаров. Возможно, пограничники намеренно пошли на этот оригинальный ход, усыпив бдительность неуловимого таджика.

Шеель содрогнулся от одной только мысли. Не заметь он этого прохода на плато, внизу завязался бы бой, и пусть даже силы были равны. У Тохарова сработала моторная память – он не полез в ловушку, а Шеель, не зная о ней, посчитал этот путь спасительным. Но он подарил всей группе шанс – не бог весть что; по нему также можно было судить об ограниченных мозгах таджика. И вот сейчас Шеель снова поднимал планку представившейся возможности на приличную высоту, не давая Тохарову прорываться из кольца с боем.

И снова немецкий альпинист подал пример, сорвав с себя куртку и располосовав ее ножом на лоскуты. Нарезав из веток перекладины, привязал к жердине первую из них. И поторопил Тохарова:

– Почаще, почаще вяжи перекладины. – И снова выругался. Он так мечтал о горах, а когда поднялся в горы, то вдруг не обнаружил при себе элементарного молотка, крюка, похожего на штопор, карабина, репшнура, да что там карабины и страховочные шнуры – не было даже простой веревки. Впервые он поднимался исхоженными тропами, но с завистью смотрел на неприступные скалы, на облака…

Он, натурально ляпая лестницы из стволов орешника, жалел о легкой лестнице из нержавеющей стали – перекладины на стальном тросе, легко сматывающейся в бобину. Он представил, как отпускает бобину из рук, и на глазах происходит чудо – готовая переправа…

Глава 2
2 сентября 1993 года – 11 февраля 1994 года

1

Справка

о специальной операции по ликвидации главаря бандформирования Сухроба Тохарова.

2 сентября 1993 года, согласно личному распоряжению начальника оперативного управления и агентурному сообщению, личный состав оперативно-боевой группы на автомобиле «ГАЗ-66» выдвинулся в район проведения спецоперации с целью захвата С. Тохарова и лиц его ближайшего окружения.

После проведения рекогносцировки и дополнительной информации от командира погрангруппы приступил к осуществлению захвата вышеуказанных лиц.

Распределил личный состав отделения на подгруппы. Два снайпера и два пулеметчика осуществляют блокирование возможного выхода членов бандформирования с высоты, занятой С. Тохаровым и его боевиками, с задачей в случае огневого контакта подавить огневые точки противника до выхода штурмовой группы из зоны обстрела. Вторая подгруппа, также состоящая из четырех человек, получила задание обеспечить безопасное проникновение штурмовой группы на высоту. Штурмовая группа в случае сопротивления получила приказ уничтожить С. Тохарова и находящихся с ним лиц.

В 17.45 две подгруппы заняли места согласно распоряжениям. В 17.55 на ключевую позицию выдвинулась штурмовая группа…

Майор Рогозин еще по пути к месту проведения операции, которое он в рапорте обозначит как район, предугадал события и в этом ключе думал о подлоге как мере необходимой и зачастую обыденной. Штурмовая группа в его представлении «усохла» до одного человека. Просто он знал район, где укрылись боевики Сухроба Тохарова, как свою квартиру. И в этой связи дополнил: квартиру, которую он сдал квартиранту. «Квартиросъемщика» звали Сергей Курочкин. Из всей группы егерей лишь он один свободно поднимался на плато как по горной расселине, так и по вертикальному монолиту.

После затяжных спусков и подъемов по горному серпантину машина остановилась у блокпоста, который представлял собой охраняемый шлагбаум. Одетые в бронежилеты и «сферы» (в связи с обострившейся обстановкой в республике) военнослужащие внутренних войск и пограничники столпились у заднего борта грузовика. Больше всего прибывшая группа вызвала интерес среди пограничников. Они редко контактировали с егерями, а патрулировать вместе границу доводилось всего несколько раз.

– Здорово, Саша! Давно не виделись. Как доехали? – спросил капитан Максумов, за руку здороваясь с Рогозиным.

– Привет! Нормально доехали. По пути ни одной машины не попалось, а такое чувство, что плелись в пробке, бампер в бампер. Подъем – спуск. Спуск – подъем. Голова кругом. Как будто не из Пянджа ехали, а из Душанбе. Если бы водитель был не из моего подразделения, я бы пристрелил его, – пошутил майор.

Он стукнул в борт машины:

– Выходим, парни.

Егеря были одеты в обычную полевую форму без знаков различия. Вооружены «калашниковыми» с приборами беспламенной и бесшумной стрельбы. Егерское подразделение комплектовалось призывниками. В охране границы они не участвовали. Их использовали как «мобильный резерв командования» для решения специальных задач. Это подразделение егерей негласно называлось Икс-группой.

– Десять человек вместе с тобой, – посчитал Максумов. – Срочники?

– Да, – кивнул Рогозин. – У меня есть знакомый – подполковник, заместитель командира мотострелкового полка. Так вот он рассказывал: «Срочники, эти мальчишки, не знали страха, у них он просто еще не сформировался. Мне приходилось их бить по затылку, чтобы пригибались в окопах». Вот и с моими так же. А сколько твоих на месте? – Рогозин указал рукой в сторону дороги, уходящей в горы. Крутизна ее составляла сорок градусов. Предел для танка. Машина может подняться, но рисковать не стоит. Майор поднимался по этой дороге, которая через двести метров сужалась до тропы, не один десяток раз. Наркокурьеров здесь пропасть. Ледники и снега начинают в горах таять, так эта нечисть просачивается по хребтам, перевалам и тропам с грузом на территорию Таджикистана. Здесь идет гражданская война, только российские военные по привычке называют это конфликтом. Он вспыхнул, когда выходцы из отдаленных районов «поддались влиянию фундаменталистских исламских идей». Бандформирования прорывались через границу в направлении Пянджа и Тавильдары, вырезали целые поселки. Год назад боевики Движения исламского возрождения Таджикистана предприняли попытку массового прорыва на равнинных участках границы – где Московский и Пянджский погранотряды, чтобы доставить оружие и боеприпасы в районы боевых действий. С той поры начались регулярные обстрелы погранзастав и нарядов, предпринимались попытки захвата погранзастав.

Присутствие российских спецподразделений в независимой республике было реализовано на основе двустороннего договора между Россией и Таджикистаном, где были определены задачи и полномочия российских подразделений. «Глобальная» задача – «создание вдоль таджикско-афганской границы зоны мира».

– Двадцать человек успели перебросить, – ответил Максумов. – Да под рукой полста – из гражданского населения. Если сказать «на всякий случай», значит, ничего не сказать. И «пожарный» сюда не воткнешь. Ну что, пойдем?

– Да, пора двигать. – Майор пропустил вперед командира отделения сержанта Камбарова. За ним поспешили остальные егеря.

– Местных «духов» называем религиозными экстремистами – язык сломаешь, – продолжил разговор Максумов, вышагивая рядом с майором. Майор – русский, в курсе здешних проблем, которые собрались, как морщины на лбу старца, но проникнуться, что ли, глубиной проблемы мог только местный. Так считал Максумов. Отсюда и его недоверие к русским егерям. По его мнению, в горах не место военным из российской глубинки, хотя большинство офицеров-пограничников окончили российские военные училища. Куда эффективней отряды самообороны, батальоны и полки из таджиков. – Радикалы-фундаменталисты прорываются с Афгана. Занимают, сволочи, такие позиции, что выбить их можно только огнем из танков и пушек. А их еще надо втащить на высотки. А высоты порой до трех тысяч, склоны завалены камнями. Для танка дорогу бульдозерами расчищать надо. Мы научили афганцев воевать. Некоторые не мыслят для себя иного способа существования. В Таджикистане, Узбекистане, Киргизии столько оружия, боеприпасов, денег, что взорвать республики изнутри особого труда не составит. Если их не сдержать, бои перекинутся на Поволжье.

– Говоришь, Тохаров с боевиками на плато залез? – переменил тему Рогозин. – Я знаю Тохарова. Его нужно обыгрывать, сам он ничего не отдает.

Максумов посмотрел на Рогозина так, словно тот только что сошел с экрана в виде красноармейца Сухова. И про себя заметил: «Здесь тебе не кино». И все же высказал свои мысли вслух:

– Здесь тебе не кишлак и не восточный музей. А Тохаров – не Абдулла. Его через трубу не возьмешь. У него пулемет.

Рогозин рассмеялся. Максумов плюнул с досады: все-таки сбился на красноармейца.

За беседой время в пути пролетело незаметно.

За сотню метров до подъема на плато группу остановили дозорные. Обменявшись с егерями приветствиями, они дали расклад на положение вещей.

Фактически за четыре часа обстановка в районе не изменилась. Тохаров и четверо его боевиков по-прежнему заперты на плато. По-прежнему действует приказ обезвредить бандитов малой кровью, малыми силами, не вызывая шумиху даже в горах. Шумиха больше на руку бандитам. Ради этой цели порой и переходят границу «духи», поднимаются в горы и завязывают боестолкновения с пограничниками местные боевики. Одним словом, бить нужно было сильно, но аккуратно, как требовала классика.

Егеря обошли простреливаемый участок стороной, преодолев покатый склон, усеянный камнями, – морена в миниатюре и осыпь по сути своей. Но под ногами спецназовцев не покатился вниз ни один камень.

Они вышли к вертикальной скале высотой тридцать метров. Ниже скалы, глубоко под ее подошвой, заняли позиции стрелки Максумова, вооруженные ручными пулеметами Калашникова, и держали, как это ни покажется странным, высоту снизу. Это стало возможным в связи с немногочисленностью бандгруппы Тохарова. Его пулеметчик и автоматчики были сосредоточены в одном месте, самом важном в стратегическом плане: на выходе из плато. А выход – это дорога в расселине, почти прямая и отлично простреливаемая. То был жизненно важный путь для Сухроба Тохарова. Пограничники загнали его на равнину с крутыми склонами и уступами, захлопнули дверь, а замки закрылись с двух сторон – пограничниками и бандитами.

Это называлось осадой. Но дело не в том, сколько продержатся боевики, пока не опухнут с голоду, а в терпении армейского начальства. А терпение лопнуло, едва натянувшись. Майору Рогозину дали двадцать четыре часа на устранение проблемы, которую он назвал мухой в супе начальства. Рогозин в Пяндже заикнулся было насчет вертолета: мол, неплохо было бы ахнуть огневыми средствами «двадцатьчетверки». Но привлечение к операции боевого вертолета раздуло бы значимость банды Тохарова и превратило бы этот регион в «маленький Афган». То есть, по большому счету, речь шла об откате назад, к «мосту дружбы», по которому был выведен из Афганистана ограниченный контингент советских войск.

Майор Рогозин с полвзгляда оценил ситуацию. Еще раз уточнил у Максумова:

– «Духов» точно пятеро?

– По головам посчитали, когда гнали их на плато.

– Откуда получена информация о попытке нарушения границы?

– Из агентурного источника, – сказал Максумов тоном: «Откуда же еще?» – В этот раз, насколько мне известно, источник – стукач.

– Все источники стукачи, – заметил Рогозин. – Кто-то имеет зуб на Тохарова?

– Или на кого-то конкретно из его банды.

– Точно?

– Так мне дали понять. Ты же знаешь, Тохаров не брезгует ничем. Год назад он со своими головорезами напал на кишлак, убил восемь человек, среди них – две женщины и два ребенка. По нашей информации, он тесно связан с пакистанским лагерем «Ансарадион», где готовят боевиков. Берется за любую грязную работу. Может пойти проводником, может – наркокурьером. Но чаще всего он переходит границу как наемник. Вонючий пес.

– Значит, с ним четверо. А всего – пять.

– Один вооружен «РПД».

– Точно «дегтяревым», не «калашниковым»?

– Хамраев! – негромко позвал подчиненного Максумов. Когда подошел лет двадцати рядовой, повторил вопрос майора.

– Глаз – алмаз, – улыбнулся таджик. – Я на слух отличу «РПК» от «РПД», а так – глазами смотрел. Жалко, не попал из своего автомата.

– А говоришь, глаз – алмаз. Ладно, иди, мазила.

Рогозин открыл планшетку, где поверх карты лежали чистые листы бумаги. Набросав простенький план, майор подозвал командира отделения сержанта Камбарова, таджика по национальности, и рядового Курочкина:

– Расклад такой. Я буквально парю над плато и вижу, как рассредоточились «духи». По сути дела, с равнины, а она размером с футбольное поле, два выхода. Это основной, тропа в расселине то есть, и, так скажем, резервный – натуральное бездорожье по склону. Но там будто состав со щебнем выгрузили. Днем или ночью все равно нашумишь. И голову сложишь. Это минное поле. Но ни мы, ни «духи» этот путь из списка не вычеркнули. К чему это я говорю? А к тому, что этот склон, – майор очертил его кругом, – не остался без внимания Тохарова. Минимум одного пулеметчика к выходу он поставил. А может быть, и двух. Таким образом, ключевая точка, – майор обозначил на плане самый верх расселины, которую он нарисовал в виде молнии, – охраняется тремя боевиками. Во-первых, это пулеметчик. Он в одиночку сдержит роту, а то и две. Во-вторых – автоматчик и сам главарь банды, вооруженный, может быть, наганом.

– Выходит, Тохарова через трубу не возьмешь, – съехидничал Максумов.

– Отчего же, – возразил майор, – как раз через трубу и будем его брать. Причем, труба каминная. – Острие карандаша в очередной раз коснулось наброска в том месте, где была обозначена вертикальная стена. Рогозин по-отечески улыбнулся рядовому Курочкину: – Готовься к работе, Сережа.

– Есть, товарищ майор!

Взгляд Максумова долго скользил по скале, как будто он представлял замедленное падение рядового. Но падение – черт с ним. Ему же сначала на скалу забраться надо. Затем он прикинул рост Курочкина. На глаз получалось – под два метра.

Он склонился над майором и тихо спросил:

– И ты хочешь запустить эту орясину на подъем? Хочешь обойтись малой кровью? Да в нем кровищи больше, чем в двух верблюдах.

– Он справится, – ответил Рогозин и загадочно улыбнулся.

Форма одежды – голый торс, мысленно прокомментировал Максумов. Он смотрел на высоченного парня, который снял форму и остался в трико и майке без рукавов. Капитан прищурился и разглядел на плече егеря татуировку.

– Это что-то значит? – спросил он у Рогозина.

– Ты скоро все увидишь, – пообещал майор.

– Может, тогда ты возьмешь ответственность за операцию на себя?

– Это само собой. У меня приказ начальника оперативного управления.

– Минобороны, что ли?

– ГРУ Генштаба. Тохаров наносит вред нашей стране не меньше, чем вашей, а натурально – больше. Он важное звено в наркотрафике. Часть героина проходит через его руки и попадает в Россию. О чем еще говорить?

Сергей Курочкин проверил, как держится на одном бедре упряжь с ножнами, на другом – мягкая кобура с пистолетом. Самодельная упряжь, заведенная кольцом за шею и проходящая под мышкой, держала рацию. На поясе крепился мешочек с тальком.

– Рацию включи на прием, – отдавал последние распоряжения Рогозин. – Слушай нас «в фоне». Тебя страхуют пулеметчики и снайперы. Твоя задача подняться на плато, разведать и доложить обстановку. Готовься убрать пулеметчика с тропы. Но приказ на устранение получишь уже наверху.

– Есть, товарищ майор.

– Ты готов?

– Так точно.

Рогозин улыбнулся. К такому трудно приготовиться. По большому счету, и он, и Курочкин, и остальные, причастные к этой операции, были готовы к ожиданию.

– Удачи.

Сергей подошел к скале, похлопал по ней так, как похлопывают, лаская, коня, и стал взбираться на нее.

Первые три метра основания скалы, которые шли под небольшим углом, скалолаз преодолел на одном духе. Застыл, словно приклеенный, и потянулся к мешочку с тальком. Одновременно выискивал глазами уступ или впадину. И только сейчас капитан Максумов увидел, во что был обут скалолаз. У него глаза на лоб полезли, когда он различил на его ногах обыкновенные галоши, не тупые, что надевают на валенки, а остроносые, «деревенские». Примерно сорок шестого размера. Причем надеты галоши на босу ногу. И тут же Максумов оценил часть экипировки егеря. Пальцы у него сильные что на руках, что на ногах; на пальцах он поднимался, пальцами удерживался на скале, найдя пригодный уступ или выемку. Прежде чем поставить ногу, он пробовал надежность опоры; и если бы на нем были ботинки с твердой подошвой, он бы не смог поставить ногу правильно. А в галошах его стопа и пальцы были свободны, даже пластичны.

Пока Максумов восторгался подъемом скалолаза, тот уже преодолел половину пути. И в этот момент по рации пришло сообщение от наблюдателя:

– Вижу цель на гребне.

Шеель устал. У него затекли ноги. Он размялся, добежав до кленовых зарослей, похожих на подлесок возле железной дороги. У самого края скалы зацепилась корнями за камни береза. За ее корявым стволом и залег Шеель, заодно маскируясь порослью жимолости.

Обзор отсюда был неплохой. Однако карниз, на котором и распластался немец, не позволял увидеть, что ровно под ним. Там могли сосредоточиться пограничники, но проку в этом никакого. Скала – неприступная, без специальных приспособлений не залезешь. А начнешь стучать молотком, вбивая крючья, привлечешь внимание.

Теперь и снайпер, вооруженный винтовкой Драгунова, видел в оптику голову человека с короткой бородкой, в кепке «команданте». Его палец, лежащий на предохранительной скобе, переместился на спусковой крючок. Он был готов и придавить его, и отпустить. Он был спокоен. И повторил за своим наблюдателем:

– Вижу цель.

Рации работали в режиме «интерком». Рогозин, видя положение Курочкина, точнее, его позицию на скале, дал отбой снайперу:

– Не стрелять!

Боевик не видел скалолаза за карнизом. Что толку убирать его? Только привлечешь выстрелом на эту сторону остальных боевиков. Это в то время, когда разведчик был на полпути к цели. К тому же «духи» могли прочитать замысел противника и убрать разведчика. Стоит бросить вниз гранату, задержав бросок на три секунды. Четвертая, когда сработает запал, станет последней для Курочкина. Граната разорвется в метре, двух над ним или под ним, но разлет осколков от этого меньше не станет.

Все эти выкладки в одно мгновение пронеслись в голове майора Рогозина. Часть из них он представил, словно вспоминал кадры из фильма.

На связь снова вышел наблюдатель:

– Цель не вижу.

– Продолжай наблюдение.

– Есть.

Сергей тоже слышал переговоры товарищей. Он сделал передышку. Не опуская головы, дал знать жестом руки, что все слышал.

– Работай, Серега, – услышал он голос командира и возобновил восхождение.

Когда Курочкин добрался до карниза, тот показался капитану Максумову козырьком над подъездом пятиэтажки. А когда, рискуя свалиться, скалолаз нашел выступ и повис на карнизе, отпустив ноги, Максумов отчетливо представил балкон своей квартиры, который держался на ржавых соплях. На него выходили только гости и только подшофе.

– Блин… – протянул он, не веря своим глазам. Человек на карнизе и тридцать метров смерти под ним – это понятно, непонятно, как под девяностокилограммовым весом карниз не обвалился. У капитана до сих пор щелкало в голове: этот естественный карниз, декорированный корявой березой, пронизан ржавой арматурой…

Сергей продемонстрировал растяжку. Он раскачался на руках, как на турнике, и забросил ногу на выступ. Из такого положения, в которое «увязал» себя скалолаз, Максумов не выпутался бы, даже лежа на земле. А этот… уже подтягивался на ноге, которую словно привязал к стволу березы, тащил на ноге свое тело. «Если он долезет, да еще и снимет пулеметчика, – думал восторженно Максумов, – я повторю на этой скале его татуировку».

Главная цель Курочкина была вооружена пулеметом Драгунова. Точно «драгунов», определился Сергей, прокравшись к краю подлеска. Даже на расстоянии тридцати метров, которые отделяли его от стрелка, он не мог ошибиться. Характерные обводы ложа, приклада, коробки с лентой, присоединенной снизу ствольной коробки. Боевик держал пулемет на сошках и смотрел только вперед. Разведчик успел разглядеть и другую важную деталь: запасной боекомплект по правую руку от стрелка. А это дополнительные сто патронов. И он тотчас доложил командиру о результатах наблюдения.

– Я на месте. На северном выходе «РПД» с запасным «бэ-ка». На западном склоне вижу еще четырех человек. Не пойму, чем они заняты. – Курочкин до боли в глазах вгляделся в людей, одетых в темные майки, с автоматами за спиной. Он ответил с убежденностью альпиниста: – Они готовят «камнеступы». Налаживают переправу через камнепад.

– У тебя хорошая позиция?

– У них плохая, – лаконично ответил Сергей. – Они заняты, меня не заметят.

– А пулеметчик?

– К нему подберусь кленовыми зарослями. Останется метров семь открытого пространства. Позиция благоприятная, товарищ майор, нельзя упускать ее.

– Хорошо. Бери пулеметчика. Мы поднимаемся по твоей команде.

– Есть.

Курочкин вернулся к месту подъема. И снова отправной точкой стала береза. Карельская береза. Отчего пришло сравнение?