Текст книги "И ад следовал за ним"

Автор книги: Михаил Любимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

ГЛАВА ШЕСТАЯ
или беседы о жизни и смерти между Фаустом и Мефистофелем за бутылкой рядового «Джонни Уокера», купленные на последние деньги обольстительной Маргаритой

Столица Мекленбурга объявляет войну крысам.

Город осажден армией крыс, численность которой, по приблизительным оценкам, составляет 2 миллиона, и кампания по их уничтожению, объявленная городскими властями, займет около трех лет. Стремительное размножение грызунов объясняется мягкими погодными условиями, установившимися в последние два года.

На следующей неделе специально сформированные команды начнут закладывать крысиный яд в канавы канализации.

Из газет.

Будильник на столе тикал и тикал, а мама все не приходила. В окна заглядывали крупные среднеазиатские звезды, от запруды, перегораживающей веселобегущие воды арыка, несло прохладой, а мама все не приходила, и напрасно я вслушивался в застывшую ночную тишину, вытягивая шею,– стук ее каблучков я различил бы за километр.

Вчера прямо около остановки бросилась под трамвай неизвестная женщина, я своими глазами видел кровавое месиво и красные лужицы у рельсов – ее свалили на носилки и потащили к машине, а мужчина в белом шел за ними, держа в руках отрезанную ногу, большой палец был перевязан, бинт развязался и дрожал на ветру, как белый флажок.

По вечерам в городе орудовали лихие молодцы, грабили и убивали не за понюшку табака, а днем торговали на барахолке краденым. И у нас во дворе собиралась мелкая шпана, играли в карты и лузгали семечки, а мы, пацаны, смотрели на все это с восхищением, смешанным со страхом. Мне покровительствовал двадцатилетний главарь с нашивками о ранениях и с золотыми фиксами, я доставал ему жмых и дарил немецкие зажигалки, присланные с фронта отцом; он рассказывал, что среди эвакуированных много богатеев, которые прячут горы золота, и что все это награблено у трудящихся и должно быть изъято.

У мамы не было золота, и будильник тикал и тикал, а она все не шла и не шла, и тогда я начинал молиться, стыдясь своей слабости. Боже, думал я, я не знаю, какой ты, но ты есть, я никогда не буду плохо говорить о тебе, я знаю, что ты очень хороший и добрый и помогаешь людям, сделай так, чтобы мама пришла, чтобы пришла побыстрее, сделай так, чтобы она не попала под трамвай, чтобы ее не тронули, сделай так, Боже, это не так уж много и тебе ничего не стоит, прошу тебя, чтобы мама быстрее пришла.

Так я молился, закутавшись в простыню и вслушиваясь в безмолвие душной ночи, которое изредка разрывал грохот трамвая,– сейчас застучат ее каблучки! – я знал, что веду себя постыдно и недостойно пионера, ибо передовые люди не верят в Бога, этим опиумом облапошивают дураков, но у меня не было выхода: никто не мог мне помочь, а я очень хотел, чтобы она вернулась побыстрее, и готов был на все, лишь бы она пришла.

И раздавались наконец знакомые шаги, и она целовала меня разгоряченными губами, пахнущими духами, вином и папиросным дымом, и я возмущался, что она задержалась, а она зачем–то еще больше укутывала меня в простыню, и я радовался, что она пришла, и забывал о Боге до очередного вечера и новых минут отчаяния, когда меня бросали одного в жестоком мире, где резали людей трамваи и убивали бандиты.

И еще я боялся скорпионов, которые водились в грудах саксаула, сваленного у стены комнаты, однажды один из них залез ко мне в постель, и я проснулся от скользящих по мне щупальцев и заорал на весь дом, а он в отместку укусил меня, и мама быстро сделала мне укол с противоядием.

А на следующий день она снова уходила, и я снова ждал и ждал, и молился, уже зная, что Бог мне обязательно поможет…

Я знал, что за ней ухаживал летчик–подполковник, лысый и похожий на щуку, который недавно ужинал у нас и пил из красивой заграничной бутылки,– он подарил мне верблюжий свитер, привезенный из оккупированного Ирана, но я не надевал его. я ненавидел подполковника и писал отцу на фронт большими закорючками: «Отец, отец, мы победим, мы разгромим фашистских гадов!» – и обещал громить врага примерной учебой и дисциплиной. Но мама снова уходила, и я снова молился, и однажды, когда казалось, что все уже кончено и она никогда не вернется, встал на колени на своей железной кровати, и она тут же вернулась, и я радовался, что научился ее возвращать, и утыкался носом в ее теплую грудь, и просил лечь рядом, и прижимался к ней, и тут же засыпал.

Жизнь крутилась, наплывала и уходила, щекотала нос и гудела морем. Витя шел по улице с дикторшей, предупредительно переводя ее за локоть через лужи. Маня проводил очередное совещание и с пафосом вещал о нерешенных задачах, а Челюсть сидел напротив него за длинным столом, крутил карандаш и одобрительно покачивал головой.

Если он наклонится над пропастью, ты можешь его подтолкнуть; спасибо, друг мой сердечный, за добрый совет, я специально приглашу его погулять по крыше собора святого Павла. Или полюбоваться, как сверкают монеты на дне прозрачного колодца.

– Кажется, он приходит в себя,– услышал я родную речь и не стал приходить в себя, пусть продолжается сон, но он не продолжался, голова разрывалась на части, теплая слизь обволакивала рот и к горлу подступала тошнота.

– Да, он приходит в себя,– повторил мужской незнакомый голос на том же языке.

Я открыл глаза и увидел Матильду и рядом с нею шатена с густыми волосами, сложения плотного, с крупным, чуть крючковатым носом и в очках. Я попытался встать и двинул рукой, но обнаружил, что мои запястья скованы наручниками.

– Прошу вас не предпринимать никаких действий, это повлечет за собой неприятности,– сказал Евгений Ландер, он же «Конт», вполне дружелюбно,– Все ваши документы находятся у меня. Тут же и ваша «беретта». Зачем, кстати, вы таскаете с собой такую громоздкую пушку? Вполне можно обойтись и браунингом. Итак, кто вы такой и как сюда попали?

Я молчал, делая вид, что не понимаю ни слова. Он повторил вопрос, и я ответил по–английски, что ничего не понимаю.

– Ах, я совсем забыл, что вы большой любитель конспирации,– сказал он на плохом английском.– Что ж, продолжим наши игры. Итак, Петро Вуколич, гражданин Югославии…

– Если у вас все мои документы, то, наверное, ваши вопросы не имеют смысла. И снимите наручники, обещаю вести себя спокойно,– попросил я.

– Только помните, что двери надежно закрыты и я хорошо вооружен,– предупредил он и снял наручники.

Я размял затекшие кисти.

– Почему же не имеют смысла? – поднял он брови.– В номере отеля «Шератон», где вы остановились, я обнаружил британский паспорт на имя Джона Грея и удостоверение на то же имя, выданное Скотланд–Ярдом. Там же в вашем «самсоните» найден баллончик аэрозоля с этикеткой дезодоранта «тобакко». Я опробовал его на кошке, и она тут же подохла. Интересно, зачем мистеру Джону Грею отравляющие вещества и оружие?

Накрыли меня классно, заманили дурака Алекса в мышеловку на кусочек вонючего сала, легкомысленный болван, хорошо, что голову не проломили и не пустили плыть по великому Нилу на радость крокодилам! Играл принц Гамлет на флейте, играл и доигрался: сам влез, идиот, в капкан, выслеживал, поил шампанским, дундук, растекался по древу, морочил голову своими фиглями–миглями, а профурсетка оказалась на несколько порядков выше и роль свою провела – что там Сара Бернар! Интересно, как он проник в «Шератон»? Впрочем, на этом восточном базаре любой европеец, более–менее прилично одетый, может попросить ключ у портье – кто помнит в лицо всех клиентов в этом небоскребе? Классно взяли, ничего не скажешь…

– Ну, если вы настаиваете, моя настоящая фамилия действительно Джон Грей. Я сотрудник детективной фирмы и прибыл сюда для розыска важного преступника,

«Конт» дико захохотал, даже его крупный нос пополз вниз и навис над раскрытым зевом.

– Что же это за важный преступник?

– Не совсем понимаю, почему я должен отвечать на ваши вопросы. Я иностранный подданный и нахожусь под защитой своих законов. Имейте в виду, что я уже был в британском консульстве, и именно сейчас они ожидают от меня телефонного звонка. Если его не будет, то начнутся поиски и у вас будут неприятности.

– Я могу позвонить в египетскую полицию,– заметил «Конт».– Она с интересом отнесется к личности Джона Грея, живущего в отеле по югославскому паспорту. Особенно сейчас, когда в каждом англичанине власти видят шпиона.

– Это ваше дело. Единственное мое преступление заключается в том, что я пригласил эту даму на ужин.

– Ну и фрукт! – сказал он по–мекленбургски.– Правда, Бригитта?

Моя Мата Хари улыбнулась, кивнула головой и поправила белый халат – галобею, которую не успел сорвать Петр. Я представил, как они хохотали до слез, вытряхнув из моего пиджака пачку «Черного Джека», и горькая обида захлестнула меня.

– Мне кажется, что Петро или Джон не будут обращаться в консульство. Зачем им обоим неприятности? Я думаю, мы можем поладить мирно…– сказала Матильда по–мекленбургски с небольшим акцентом.

Проклятая баба, бойся баб, они в нашем деле самый ненадежный элемент, говорил дядька в семинарии, они не только дома портят нам жизнь, они и как агенты вероломны и легкомысленны – бойся баб! Закрутят голову и оставят с голым задом!

– Не будем зря тратить время, Алекс,– вдруг сказал «Конт».– Вас никто не собирается убивать или мучить, я хочу лишь узнать причину вашего появления в Каире и в этом доме. Если вы не хотите отвечать, то можете идти на все четыре стороны. Но в этом случае я немедленно звоню в полицию и сообщаю, что на меня готовится покушение и что вы являетесь кадровым сотрудником мекленбургской разведки. Чтобы окончательно поставить точки над «i». добавлю, что мне известно и другое ваше имя.– Тут он произнес вслух святая святых, известное только узкому кругу лиц в Монастыре,– словно обухом ударил по голове.

– Рита, дай Алексу чистое полотенце и приличный лосьон – он ведь большой поклонник парфюмерии, я просто поразился, увидев у него в номере несметное число бутылочек…

– Ну. это не совсем так… но за лосьон спасибо! – ответил я улыбчиво – король оказался гол, факир пьян и фокус не удался.

– Вот и прекрасно.– Он протянул мне руку с обкусанными ногтями.– И давайте познакомимся! Евгений. Или лучше зовите меня Юджин. С тех пор, как я ушел, я вроде бы и имя свое там оставил…

Пожав руку заклятого врага, я вышел в ванную, испытывая даже удовлетворение, что все стало на свое место. Мягко гудела электрическая бритва, услужливо предоставленная мне коварной Матильдой, я смочил свои аскетические щеки незнакомым арабским лосьоном и решил приобрести пару флаконов этой тысяча и одной ночи для своей коллекции.

Голова с пока еще зигзагообразным пробором приходила в норму, и, поразмыслив перед зеркалом, я решил не играть в «кошки–мышки» и смело уйти под сень легенды, которую вдохнул в меня Великий Лыжник.

Хотя попал я в замазку и нос еще чуть побаливал от ласковых прикосновений, ситуация, по сути дела, оборачивалась вполне благоприятно: целеустремленному Алексу удалось наконец установить контакт, ради которого его и забросили в опасный Каир,– впрочем, не было ли это самоутешением подстреленного фазана, гордящегося тем, что из него на радость охотников сварили превосходный бульон?

Источая благовонные ароматы, я покинул ванную, надеясь прямо у дверей увидеть бдящего «Конта», терзаемого опасениями, что я либо удушился на крючке для полотенца, либо нырнул в унитаз и поплыл прямо до любимого Мекленбурга. Но оба заговорщика мирно сидели в гостиной.

– Прежде всего я хочу извиниться перед вами. Если бы не «беретта» в кармане, я, конечно, не прибег бы к таким крайним мерам…– заметил Юджин.

Откуда он знал о «беретте»? Ох, легкомысленный Алекс, глупая голова, разве ты не помнишь, что во время первого визита к Матильде повесил пиджак с револьвером в прихожей? Ай да Матильда! Бой–баба, прощупала карман на ходу, молоток, когда приносила кофейные чашки! Поделом тебе, кочан капустный с пробором, еще клички развешиваешь и издеваешься, именно ты и есть Задница, причем первая по величине в книге Гиннесса!

– Я всегда ношу оружие, когда выезжаю в места, где орудуют террористы,– Мы перешли на родной язык и я чувствовал себя, как в ресторанчике, что у памятника незабвенному Виконту.– Честно говоря, вы так хорошо знаете мою биографию, что невольно задумаешься, не занимались ли вы мною более плотно?

За моим игривым вопросом скрывались весьма основательные подозрения, не перестававшие мучить меня: а что, если меня бросают в костер так же, как бросили Генри и его пассию? Тут уже страхами не отделаться, пахнет хорошим сроком, хватит времени на изучение Гегеля или языка племени мяу–мяу, неужели и мною пожертвуют ради поимки зловредной Крысы?

Или это проверка меня американцами? Все это очень походило на монотонное блуждание между Сциллой и Харибдой с завязанными шелковым платком глазами – не расплатиться бы потоками кровавых слез и выпущенными кишками, что ж, будем глядеть в оба, пусть каждый дергает за ниточки куклу–Алекса, не передергали бы только, не заигрались бы!

– Я вас не спрашиваю, зачем вы носите с собой оружие,– улыбнулся Юджин,– мне и так ясно, что вас направили сюда с совершенно определенной целью. Разве не так?

Он заложил в рот свою пятерню, накрыл ее своим крючком и начал вожделенно грызть ноготь на мизинце, словно после месячной голодовки дорвался наконец до пищи.

– Не говорите чепухи. Юджин,– ответил я спокойно,– разве вам неизвестно, что мы уже давным–давно не проводим «эксов»? Разве вы не знаете, что все «Эксы» запрещены?

– И вы хотите заставить меня в это поверить? Мы всю жизнь шумим на всех углах о том, что выступаем против индивидуального террора, а на самом деле? Бросьте, Алекс! Мы живем в царстве беззакония! Интересно тогда, зачем же вы пришли ко мне? Хотели пригласить на осмотр пирамиды Хеопса?[36]36
  Интересно, сколько времени надо лететь с верхотуры вниз, пока не достигнешь любимой Земли?


[Закрыть] Или попали в дом случайно, увидели Риту и влюбились в нее с первого взгляда? Как вы узнали мой адрес?

– Разве вы никому не оставляли его в Лондоне? – подкинул я, как сказал бы Чижик, наводящий вопрос.

– Не был там никогда и не собираюсь!

Игрок передо мною сидел класса экстра–люкс, на кого бы он ни работал – на янки, на Мекленбург, на Израиль или на самого дьявола,– метал карты смело и сейчас спутал все разом, с ходу отбрил Алекса: не был – и все тут! А если у «Эрика» ночные галлюцинации на почве старческого маразма, то место ему в комфортабельной богадельне, пусть беседует там с привидениями и не поднимает на ноги сразу две секретные службы!

– Значит, не были? – повторил я, ощущая свою беспредельную глупость.

– По–моему, вопросы задаю я. Мне не нравится, как вы себя ведете, Алекс! Вас взяли с поличным, а вы все крутите. Неужели мне придется вызывать полицию?

Он многозначительно указал на телефон и сделал грозный жест.

– Не волнуйтесь, Юджин, я как раз собираюсь все вам рассказать. И забудьте о покушении! Какой идиот будет пользоваться в этом пчелином улье «береттой» без глушителя? Ведь на звуки сбежится весь квартал!

– А аэрозоль?

– Я же оставил его в гостинице. Я был до этого в Бейруте, там ночью опасно ходить без оружия. Кстати, заряд аэрозоля не смертелен, просто вам попалась кошка, которая только и ждала удобного случая, чтобы издохнуть. Я не скрываю, что искал вас. Мне поручено провести с вами беседу.

– Что это вдруг за ветры повеяли в Монастыре? – удивился он.– Неужели мы превращаемся в буржуазную демократию? Переговоры с перебежчиком? Это неслыханно! И все же я вам не верю! Волков нельзя превратить в овец. Только ради Бога не предлагайте мне вернуться на родину! Не говорите, что мне все простят! Не предлагайте искупить свою вину здесь! – Он рубанул рукою воздух.

– Почему вы меня не слушаете? И я сомневаюсь, что вы отрезали все концы. Ведь у вас там семья…– Я искренне сочувствовал ему, совсем вошел в роль.

Он аж взлетел – словно джинн вырвался из бутылки в небеса:

– Не напоминайте мне об этом! Вот мерзавцы! Я же вижу насквозь весь ваш сценарий: если вы не вернетесь, семье создадут такие условия… да? Сучьи потроха – вот вы кто! Думаете провести на мякине старого воробья? А если обращусь в Международный суд, в Комиссию по правам человека ООН? Да если вы их хоть пальцем тронете, я такое устрою… я выплесну на страницы газет такое, что все вы позеленеете от злости! И не предлагайте мне никакого сотрудничества, и не обещайте златые горы!

Тут не ошибался уважаемый «Конт», наши уста всегда пели сладко и стелили мы мягко – много дураков клюнуло на эту удочку, иных уж нет, а те далече, как Саади некогда сказал. Я уже сгорал от нетерпения, уже жаждал швырнуть на стол свою козырную карту и предложить ему союз со штатниками, и увидеть застывшие от изумления глаза над его крупным, чуть крючковатым носом! Но Матильда слонялась по квартире, и я не хотел втягивать ее в наши маленькие тайны.

– У вас нет виски? – обратился я к ней, ласково поглядывая на мучительные колыхания груди под галобеей.

– Я не пью,– ответил за нее «Конт»,– а Бригитта иногда балуется кальвадосом, популярным у нее на родине, особенно до знаменитого добровольного присоединения к Мекленбургу. Я совсем забыл представить хозяйку дома. Для света она – Грета, а в жизни – Бригитта. Она эстонка.

Новая оплеуха Алексу от француженки с гастонским акцентом, даже не заподозрил этого проницательный Задница с Ручкой, тешился, напевал «Где же вы, Матильда?», охламон!

– Увы, кальвадос не выношу, и хочется хорошего виски. Может, мы сходим вдвоем, если вы не боитесь, что я убегу…– Тут я ностальгически вспомнил, как нам вечно не хватало одной капли во время тончайших бесед с Совестью Эпохи, одной капли, и мы, пошатываясь и придерживая друг друга, выходили вдвоем в магазин, залихватски шутили и с кассиршей, и с продавщицей, вступали в умилительные контакты с такими же ищущими и страждущими.– В крайнем случае идите один, а я посижу под дулом пистолета вашей прекрасной Бригитты. Кстати, чудесный монастырь в ее честь около Пириты в Таллинне… Он с опаской поглядел на меня и задумался.

– Я дам вам денег,– облегчил я его мучительные думы.

– Риточка, сходи, пожалуйста, за виски. Денег не надо, будем считать, что это компенсация за причиненный ущерб.

Бригитта, не произнеся ни слова, тихо удалилась, и мы остались одни.

– Извините, Юджин, что я пошел на этот трюк, но я хотел поговорить с вами строго тет–а–тет.

– Я так и понял, ибо вы не похожи на человека, которому настолько претит кальвадос…

Я проглотил эту колкость, хотя сделал в памяти еще одну зарубочку: «Конту» известны и некоторые, сугубо интимные особенности покорного слуги, хотя, конечно, глаз Матильды – Маты Хари без труда мог зафиксировать количество шампанского, выпитое кавалером с «Черным Джеком» в кармане во время плясок слонов.

– Прежде всего я хотел бы развеять ваши опасения. Дело в том, что я уже не работаю в Монастыре. Некоторое время назад я попросил политического убежища и связал свою судьбу с американцами.

Он встал и прошелся по комнате, пытаясь скрыть свое изумление. В наступившей паузе заголосили английские напольные часы.

– Как вы можете это доказать? – Он даже охрип от неожиданности.

– В этих обстоятельствах подобные вещи недоказуемы. Даже если я предъявлю вам свое письменное обязательство работать на американцев, вы мне не поверите. Кстати, у меня точно такие же основания не верить и вам. А что, если весь ваш переход на Запад – лишь умелая комбинация Монастыря?

Я внимательно следил за его реакцией, хотя, конечно, не верил, что актеры такого класса прокалываются, как воздушные шарики. Он снова сел и улыбнулся милой, даже застенчивой улыбкой – снова играл со мною бес, возбуждая симпатии к проходимцу.

– Что ж, пожалуй, вы правы… это несколько новый оборот дела. Вы хотите сказать, что направлены сюда американцами?

– Совершенно верно. Они просили меня установить с вами контакт.

В этот момент хлопнула входная дверь и явилась бодрая Матильда с пластиковым пакетом, из которого торчало горлышко всего лишь восьмилетней выдержки пойла «Джонни Уокер», которое я брал в рот только в отпуске дома, застряв в безальтернативной сивухе.

– Я ведь раньше много пил, но после разрыва с прошлым решил поставить на этом точку. Слава Богу, смог это сделать без врачей. И чувствую себя прекрасно, совсем не тянет. Разве в нашем Мекленбурге нормальный человек может не пить? Что ему еще остается?

Этого конька славно объезжал Совесть Эпохи, точно знавший, сколько ученых, артистов и поэтов спилось в Мекленбурге за последние два века, себя он по скромности в этот список не зачислял.

– У вас нет бокала из тонкого стекла? – закапризничал я совершенно искренне.

– Да вы эстет! – Он поставил передо мною довольно симпатичную чашу с изображением горы, очень похожей на Химмельсберг в Дании, где я однажды целую неделю, изнемогая от безделья, ожидал прибытия агента из соседней Швеции.

Виски мгновенно затянул кровоточащие раны, сосуды надулись и запели бравурный марш, распустились бутоны души и весь мир опять предстал странным, закутанным в ночной туман. В полированной глади буфета отражалась обаятельная физиономия, правда, пробор своей неухоженностью больше напоминал Кривоколенный переулок, смоченный струями поливальной машины, а не тщательно убранный Невский проспект, прямой и честный, как вся наша История.

Я достал из пиджака алюминиевую расческу (презент от продавщицы[37]37
  Всегда уважал парикмахерш, продавщиц, стюардесс, чего и всем желаю!


[Закрыть] из южного городка, где герой восстанавливал свое разрушенное здоровье, подпольная кличка Каланча,– вершины всегда звали меня на альпинистские подвиги,– бушевал июль, санаторные церберы бессердечно запирали двери в одиннадцать, в номер приходилось влезать в окно, коллеги встречали меня похабными улыбками и снимали со штанов колючки) и, аккуратно отделяя друг от друга каждую волосинку, прочертил сквозь жесткие кущи безукоризненную, как собственная жизнь, линию.

Юджин между тем совершенно расслабился, словно и не совал совсем недавно мне в нос вонючую тряпку с отравой.

– Рита, покорми Алекса, чем можешь! Вы не хотите свекольника? Он стоит уже два дня и от этого стал еще вкуснее. Рита готовит его чудесно, кладет массу огурцов, лука и травки. Добавляет сметаны! Уверен, что вы давно не пробовали такой вкуснятины! – Сказал он это подкупающе.

Вот оно как случается в жизни: Бритая Голова, слуга царю, отец солдатам, товарищ по оружию, ничего не вызывал у меня, кроме неприязни и страха, а этого сурка, заложившего не одну резидентуру и достойного вышки, этого негодяя, заманившего меня в сети, хотелось дружески потрепать по плечу. Почему он сбежал? Некорректно работал, запутался в сетях, расставленных контрразведкой? Или просто плюнул на все, пришел в полицию и сдался? Только не надо громких фраз о свободе и демократии, о попранных правах мекленбургского человека – все это так, но не причина для предательства родины. Неужели его потянули заваленные снедью, фраками и мокасинами витрины? Мой друг Аркадий, дорогой Юджин, прошу тебя, не говори красиво и не вздумай уверять меня в том, что мы все жертвы нашего несчастного строя, и поэтому ты логически пришел к заключению… все равно не поверю ни единому слову! Не изображай жертву, Юджин!

А он и не изображал и совсем отвлекся от нашего разговора (представляю, как ему хотелось узнать о цели моего прихода!), впрочем, при Бригитте возобновлять его было сложно.

– Рита, а где у тебя селедочка в банке?[38]38
  Опять задушевный тон, словно дома на заледеневшей улице спрашивают, обратив страждущий лик: «Отец, как пройти в винный магазин?»


[Закрыть] Она стояла в холодильнике, я сам видел. Селедочка, между прочим, наша! – Как будто два старых друга заскочили на огонек к подруге дней своих суровых, старушке дряхлой лет тридцати и разводят шуры–муры, треплются от нечего делать.

– Ешьте свекольник, ешьте на здоровье! – И я окунул ложку в малиновую массу, вполне достойную рекламы.

Пока я вычерпывал из тарелки дары земли, Юджин вертелся на стуле, что–то напевал под свой крючок и мотал наброшенной на колено ногой в остроносом ботинке – крике парижской моды прошлого века.

– Как сложно мы живем, Алекс! – Он перескочил с тем прозаических на темы заоблачные.– Ведь при царе самый радикальный эмигрант отнюдь не становился оружием в руках разведки другой страны. Наоборот, и английские, и французские службы помогали преследовать революционеров…

– Вы считаете себя революционером? – Я наконец вылез из тарелки со свекольником.

Ничего себе революционер! Все–таки каждый в своем глазу и бревна не видит, воображает о себе черт знает что, так и я, наверное, кажусь самому себе национальным Героем, а на самом деле мало чем отличаюсь от кривоногого филера или громилы–рецидивиста.

– Не дай Бог! – Он аж подпрыгнул.– Не оскорбляйте меня. При одном упоминании обо всех этих Робеспьерах и Лениных у меня начинается аллергия. Я не о том. Просто раньше эмиграция не означала автоматически перехода в стан вражеской державы. Все революционеры стояли по одну сторону баррикад, а власти – по другую. Англичане помогали царской охранке разрабатывать Герцена. А сейчас… Нет места свободному человеку: или – или! И даже если вы сами настолько отважны, что можете отвергнуть прямые предложения, скажем, американской разведки, то все равно она вас может легко использовать «втемную». Вы и знать об этом не будете. Подставит вам дружка – агента, которому вы поверите, а вы, допустим, независимы, и заклятый враг Мекленбурга, и вообще гений, строчите себе статьи или книги, а друг вам помогает устроить их публикацию. Вы радуетесь, а потом узнаете, что давно работаете на американскую разведку и ваши издания субсидируются ЦРУ. А если вы проявите характер, глядишь, и местные власти откажут вам в виде на жительство…

– К чему вы об этом? – Странные проблемы мучили его.

– К тому, что я ненавижу шпионаж! И ни с кем не хочу сотрудничать! Ни с вашими, ни с нашими! Слышите? Ни с кем! Лучше я вернусь в Мекленбург на верную смерть!

Мое предложение, видимо, задело его, и он его переваривал, словно гвоздь, попавший в желудок. Валяй, валяй, предатель Мазепа, думай о своей судьбе, очень хорошо, что ты понимаешь: никуда тебе не деться, в любом месте подкатимся к тебе, нарушим твой призрачный покой. Думал до конца жизни преспокойно жить в Каире и жрать свекольники своей эстонки?

Бригитта унесла тарелку и супницу, она переоделась в розовую блузку и сняла очки, мигом потеряв свой вопросительный вид. Мягкая улыбка бродила по полным губам, под блузкой неутомимо подрагивала грудь и просвечивали широковатые плечи, находившиеся в неразрешимом конфликте с узкой талией,– дальше кисть Леонардо Алекса не осмеливается сползать: мстительная природа подарила ей кривые ноги, обросшие, как у фавна, темными волосами. Юджин послал ей вдогонку многозначительный взгляд, который она правильно прочитала и оставила нас вдвоем.

– Не хотите ли вы сказать, что перешли на сторону американцев? – Видимо, не до конца дошли до него мои объяснения.

– Совершенно верно.

– Знает ли об этом Центр?

– Разумеется, нет.

– И вы не боитесь? А вдруг это станет известно?

– Конечно, боюсь. Но риск есть риск.

Он хмыкнул и прошелся изгрызенными ногтями по своим волосам.

Чеши, чеши голову, уважаемый Юджин, только не думай, что тебе удастся снова провести лису Алекса! Так я и поверю, что ты не связан ни с какими спецслужбами, а просто честный Дон–Кихот, внезапно возненавидевший шпионаж! Ломай, дружок, комедию. Как там вмазал юный принц Розенкранцу и Гильденстерну, игравшим на нем, как на флейте?

«Вы собираетесь играть на мне; вы приписываете себе знание моих клапанов; вы уверены, что выжмете из меня голос моей тайны; вы воображаете, будто все мои ноты снизу доверху вам открыты».

– Интересно, как вы узнали, что я нахожусь в Каире? – спросил он.

За какого дурака он меня принимал! Ломать Ваньку таким наглым способом! Неужели он считал, что его ночной визит к Генри мог остаться незамеченным? Что Генри испугается и не скажет мне ни слова? Валяй, валяй, запутывай меня, пудри мне мозги! А вдруг он действительно не врет и никогда не был в Лондоне? Вдруг это чистейший Фауст, с которым ведет беседу коварный Алик – Мефистофель?

– Что мы толчем воду в ступе? Давайте решим главный вопрос. Поедете ли вы в Лондон или нет? – Я нажимал на него как мог.

– Значит, вы не можете доказать, что выступаете от имени американцев? – снова спросил Фома неверующий.

– Я готов связать вас с ними, если вы выедете в Лондон. Как говорили великие, для доказательства существования пудинга его необходимо съесть. Я покрутил бокалом, вглядываясь в очертания горы (в Химмельсберге я забыл поставить на тормоз машину и она скатилась на основную магистраль – полиция тут же отбуксировала ее к себе на участок и с меня потом содрали огромный штраф, хорошо, что не начали разыскивать и не накрыли на встрече с агентом),– лед уже растаял, и виски приобрел милый сердцу мочеподобный цвет.

– Допустим, я вам верю. Но что конкретно предлагают мне американцы?

О, святая простота! Что же тебе предлагают американцы? Контрольный пакет акций в «Дженерал моторс», роль вождя индейцев в ковбойском фильме. Что еще могут предложить тебе, мой невинный друг?

– Естественно, вас допросят, снимут всю информацию… дадут какую–нибудь работу по линии разведки. Не сомневаюсь, что получите хорошую зарплату…

Некоторое время он раздумывал, потом вдруг вышел из комнаты и вернулся с Бригиттой, снова водрузившей на нос свои вопросительные очки.

– Я хочу, чтобы ты слышала, Рита. Он говорит, что он не мекленбургский боевик, а американский агент. Как тебе это понравится? Он предлагает мне сотрудничество! Как они все одинаково устроены, как у них у всех все просто! Ведь он не поверил, что я все это ненавижу, решил, что ломаюсь, набиваю цену! Говорит, что платить будут неплохо! Поедем в Лондон, Рита?

Я злился, что он втянул в это дело свою бабу,– зачем нам лишние люди? Терпеть не могу этих слизняков, быстро попадающих под новый каблук и ни шагу не делающих без совета со своими благоверными. Бригитта молчала, как та самая Валаамова ослица (никогда на картинках не видел это библейское существо, но представлял, как оно упирается копытами в дорогу, стискивая зубы и выкатывая красные от натуги глаза).

– Вот так, дорогой мой. Как говорят англичане. There is nothing more to be said[39]39
  Не о чем больше говорить.


[Закрыть]. Извините, Алекс, я ничего не имею против вас, понимаю, что это не ваша инициатива, но никуда я не поеду!.. Как вы меня разволновали! Даже выпить захотелось! Как жаль, что я завязал!

Я молча ему посочувствовал: не хочешь – и не надо, расстанемся, как в море корабли (снова вспомнилась почему–то парикмахерша Каланча и расставание навеки под песню «Не уходи, побудь со мной еще немного», в глазах у нее стояли слезы, но жизнь моряков всегда в море – я выдавал себя за судового врача), насильно мил не будешь. А вдруг это действительно одинокий Фауст, ищущий истину?