Текст книги "Гуляния с чеширским котом"
Автор книги: Михаил Любимов
Жанры:
Путешествия и география
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
В первом приближении все английское население можно грубо разделить на два типа: длиннолицые и круглолицые.
Первый тип, как пишет почтенный Н. Певзнер, «высокий, с продолговатой головой и удлиненными чертами лица, с неброской внешностью и сдержанной жестикуляцией; другой – круглолицый, более подвижный и активный. Это легендарный англичанин с розовыми щеками и потрясающим здоровьем, в свободное время работающий в доме, в саду и гараже, увлекающийся спортом… – это, согласно популярной мифологии, Джон Буль».
Кого-кого, а Джона Буля прекрасно знало всё советское население по карикатурам в «Правде», где этот придурковатый, низкорослый толстячок в котелке постоянно танцевал под дудку длинноносого и зловещего дядюшки Сэма в цилиндре.
Образ Джона Буля появился в 1702 году из-под пера писателя Джона Арбетнота [17]17
«И Арбетнот противен мне
Своей иронией вдвойне;
Ведь я открыл ее значенье
И первый ввел в употребленье», – начертал ирландец Свифт.
[Закрыть]: честный, прямолинейный парень с холерическим темпераментом и склонностью набить морду соседу, если тот его достал. Истинный представитель нации лавочников, независимый в суждениях и склонный хорошо поддать.
Уинстон Черчилль, сыгравший немалую роль в моей карьере, своим бычеватым видом походил на Джона Буля, это, наверное, одна из причин популярности потомка герцога Мальборо («Мальбрук в поход собрался»), которому, по идее, полагалось быть не Красной Харей, а Лошадиной Мордой. Лошадиный типаж похож на мужа королевы, принца Филиппа, или на будущего короля Чарльза, правда, благородная лошадинность последнего чуть подпорчена оттопыренными ушами и скошенным габсбургским подбородком.
– Хорошо говоришь! – молвил Кот. – Однако какой характер у Лошадиной Морды и какой – у Красной Хари?
– Давай сначала поговорим о факторах, влияющих на характер…
– М-да… – хмыкнул Кот. – Если совершенно не представляешь, что такое английский характер, то самое время покалякать о так называемых факторах. Тут можно нагородить с три короба, но я убежден, что на мой характер влияет только голод. Попробуй не покорми меня с утра, когда я ласково мурлычу, выпрашивая молоко, через минуту я стану свирепым, как тигр. Показать, каким? Ведь, как говорила Алиса, «что толку в книжке, если в ней нет ни картинок, ни разговоров?».
Сборище джентльменов
Природа на нем отдыхает?Идеи о решающем воздействии природных условий на хомо сапиенс долгие века вдохновляли учёных.
Генри Томас Бокль в фундаментальном труде «История цивилизации в Англии», весьма популярном в России в конце XIX века, писал: «Если мы станем рассматривать, какие физические факторы имеют самое могущественное влияние на род человеческий, то найдём, что их можно подвести под четыре главных разряда, а именно: климата, пищи, почвы и общего вида природы» [18]18
Славно написал Некрасов:
«Не всё же читать нам Бокля.
Не стоит этот Бокль Хорошего бинокля.
Купите же бинокль!»
[Закрыть].
Бокль развивал Гиппократа: «В сильную жару люди бывают не расположены и до известной степени не способны к тем деятельным занятиям, которым в более умеренном климате они предавались бы с охотою».
– Лучше бы твой Гиппократ вместе с этим Биноклем делали бы клизмы людям и котам, а не мудрствовали лукаво! – вскричал Кот. – Разве карфагеняне и турки не робкие азиаты? Разве Оттоманская империя и мавры не захватывали целые куски Европы? А кто строил пирамиды Гизы и храмы вроде Карнакского в древних Фивах, ныне Луксоре? Инопланетяне? Кто строил дворцы в жарком климате Индии и Китая? Неужели эти народы бездеятельны?! [19]19
Тут мне резонно возразят: голуба, да все это строили рабы! Как и у вас Беломоро-Балтийский канал…
[Закрыть]А как громили вас, русских, татаро-монголы!
Тут я вспомнил, что и Василий Ключевский объяснял неспособность русских к систематическому труду нашим климатом: мол, крестьянин сеял, пахал и собирал на полную катушку, когда не было дождей, снега и морозов, а остальное время валялся на печи. В этом что-то есть, но не тянет на Абсолютную Истину.
Я не знаю другого народа, который развернул бы столь масштабные добычу ископаемых и строительство в тяжелейших условиях Сибири и Дальнего Севера, куда не помешало бы немного египетской жары! Хотя не из-за неё ли нынешние египтяне живут в развалюхах без крыш и на кладбищах даже около Нила? Неужели эти люди в прошлом возводили дворцы и пирамиды? Конечно, климат – это фактор, это цветок в большом букете, а сколько еще в нем цветков…
Ах, туманы мои, растуманыАнглийский климат породил целую литературу, особенно повезло лондонским туманам, смогам и дождям – кто только ими не возмущался!
Началось еще с Тацита, сетовавшего на «частые туманы» в Англии. Немецкий пастор Вендеборн: «Грязный дым каминов, которым окутан город восемнадцать из двадцати четырех часов». Швейцарец Генрих Мейстер в 1792 году писал, что «дышать свежим воздухом роскошь, которая недоступна в этом благородном городе», а француз Жан-Поль Гросли проклинал «черные дожди», падавшие на Лондон.
Николай Карамзин только и вздыхал по поводу сурового лондонского климата: «Как англичанину не смотреть сентябрём?» или «Я не хотел бы провести жизнь мою в Англии дляклимата, сырого, мрачного, печального…» Зато советская писательница Мариэтта Шагинян не побоялась исключения из Союза писателей за воспевание природных условий в стране НАТО: «Одна из причин приятности жизни в Лондоне – это его климат, о котором зря говорят, что он будто бы плохой… Зелень и дыхание океанов – морей, со всех сторон омывающих британский остров, озонируют и фильтруют городской воздух».
Должен признаться, что и мы с женой, ожидая дитя, очень боялись ужасных смогов – чем будет дышать наш ребёнок? Может, стоит для родов вернуться в Москву и дать ему впитывать тогда еще сравнительно чистый воздух столицы?
За несколько лет моей жизни и трудовой деятельности в Лондоне туманы случались раз пять, но один я запомнил до гробовой доски. Ужасный черный смог уже с утра не просто повис над городом, а окутал его с головы до ног, движение транспорта остановилось, по улице приходилось идти с вытянутой рукой, словно слепому с палочкой, опасаясь наткнуться на прохожего. А у меня, как назло, ответственная встреча с агентом! Интересно, как в такой мгле будет следить за мной наружка и как я смогу её увидеть? По-бойцовски сел за руль и с включенными фарами двинулся вперед, но прополз лишь полмили и бросил машину. Нырнул в метро (там пахло горьким туманом), доехал до района явки – дальше попытался топать ножками, но напоролся на стенку дома и набил себе огромную шишку [20]20
С тех пор с головой всё и началось!
[Закрыть]. Какое счастье, что у агента хватило ума не вылезать из дома, иначе в резидентуре ох как сняли бы с меня штаны за срыв ответственной встречи!
Теперь туманы научились предупреждать и разгонять, дождей не уменьшилось, порой дует холодный ветер, но современники не так суровы в оценках английского климата.
– Зато раньше не было таких ужасных бурь и наводнений! – заметил Кот. – И все из-за ваших озоновых дыр и всеобщего потепления! Так заделали всю планету со своим пресловутым прогрессом, что ни один самый последний кот этого не может вынести!
Как, как, как?!Проблема не в том, что климат влияет на национальный характер, а в каком направлении происходит это влияние. Многим очень хочется провести прямую линию между причиной и следствием, и мне тоже. И хочется, и колется, и ничего преступного в этом нет.
«В тусклом лондонском климате имеется «граница неточности», которая порождает чувство компромисса, а резкая смена погоды от солнечного дня к проливному дождю – упорство и упрямство», – пишет Эдуард Баркер в «Характере Англии».
Профессор Николас Певзнер считает, что туманный, влажный климат породил, с одной стороны, здравомыслие, умеренность, рациональность, созерцательность и консерватизм, а с другой – воображение, фантазию и иррациональность. У Певзнера много любопытных находок, особенно когда он бредет в кромешном тумане через чащи и поля к национальному характеру, долго толчется на нем, а затем прокрадывается в английские живопись и музыку. «Животные в климате холодном имеют серый, коричневый, чёрный цвет; тигры и попугаи живут в жарком климате. Так и искусство принимает различные формы в туманах Севера и под ясным голубым небом… Может быть, тот факт, что Тёрнер и Констебл являются англичанами, имеет с этим что-то общее?»
Может быть. А может быть, и нет.
– Несомненно, на английский климат повлияли зонты! – заметил Кот. – Если бы не зонты, то дождю бы не пришло в голову лить на землю. Если бы рыбки повиновались Шалтай-Болтаю, то он не пытался бы их наказать с помощью ватерпаса и штопора. Разве не писал И. Бродский:
Город Лондон прекрасен, особенно в дождь.
Ни жесть
для него не преграда, ни кепка и ни корона.
Лишь у тех, кто зонты производит, есть
в этом климате шансы захвата трона.
Другой важный географический момент – ОСТРОВНОЕ положение Англии.
– Быть островом – это прекрасно! – заметил Кот. – Ни одна собака не переплывет Ла-Манш! И поэтому мы, англичане, уверены в себе и своей безопасности! Кто только не мечтал захватить наш Остров! И Наполеон, и Гитлер…
Согласно английскому дипломату и историку Гарольду Никольсону, островное положение сформировало политику «равновесия сил в Европе» и наложило на характер англичан отпечаток «эмпиризма и даже оппортунизма».
– А вот немчура Айвон Блох считает, – вмешался Кот, – что из-за этой проклятой оторванности от Европы у англичан родились эксцентричность и ханжество, ужасная привычка продавать жён, грубость и жестокость.
Kissas, kissas, kissas, как поют игривые испанцы.
У каждого своя географическая напасть: у них блестящая изоляция, а у нас даже после распада СССР необъятность пространства. Наверное, и русское разгильдяйство, и наплевательское отношение к своей земле частично коренятся в этом изобилии (хотя Австралия или Канада по плотности населения уступают нам и, таким образом, «более необъятны»). Сравнительно небольшая, густонаселённая территория приучила англичан к рациональности, прагматизму, экономности, бережливости, уж чего-чего, а «широкой русской души» в Англии не сыскать.
– Напрасно ты так думаешь, – заметил Кот. – Только из-за широкой английской души мы и решились на такую глупость, как подводный туннель через Ла-Манш. И теперь кое-какая сволочь утверждает, что Англия – это континент, хотя всем известно, что мы уникальны и так просто не войдем в Европу. Одно дело жить на континенте, другое дело – в графстве Чешир…
Но хватит о Природе; наверное, не только она влияет на людей, отдадим должное и Любви, благодаря которой мы появляемся на свет англичанами или русскими, с кровью, унаследованной от родителей и их предков.
Так ли это? Проведем эксперимент: русское дитя после появления на свет помещают в коттедж в графстве Чешир. Ему выдают английскую кормилицу и самые модные лондонские памперсы, из него пытаются вылепить Джентльмена, похожего на Чеширского Кота. Так профессор Хиггинс делал леди из цветочницы Элизы Дулитл.
– Из русского даже дворового кота не вылепить! – заорал обидевшийся Кот. – Ваше дитя тут же начнет дико орать, переломает всю мебель, сдерет с себя памперсы, накакает в углу и выдует вместо молока бутылку водки!
– Да ты русофоб! – осадил я наглеца. – Да тебя за такие инвективы я сейчас выброшу на помойку В конце концов, неизвестно, что хуже: какать по углам или фильтровать ирландцев в лагерях!
Кот, слабо знакомый с основами советской контрпропаганды, замолчал и только захлопал глазами.
Помнится, рыдая от умиления, прочитал историю девочки-младенца, которую французский этнограф Веллер подобрал у костра, покинутого гуайяками, испугавшимися этнографов. Учёный привез её в Париж, воспитал, определил в Сорбонну, и она тоже стала интеллектуалом – ничего от гуайяков, кроме внешности, в ней не осталось. Тогда я был увлечен образом женщины, которую я самолично превращаю в Друга и Жену (эта иллюзия стоила мне нескольких разводов и карьеры), и я вдохновенно писал о гуайячке:
Читала Монтеня, играла на скрипке.
Бросались пииты к ногам эрудитки,
К ногам троглодитки, лишенной
Дурных троглодитских замашек.
Выходит, нет соли в теории нашей [21]21
Это из моей нетленки «Диссертация на темы войны Алой и Белой Роз», написанной за несколько дней до защиты кагэ-бэвского шедевра. Представляю, как бы меня стащили с кафедры в институте имени товарища Ю. Андропова и отправили бы на Канатчикову дачу, если бы я вдруг зачитал ее на защите!
[Закрыть].
Но внешность, жестикуляция, походка неотделимы от национального характера, и всё это, скорее всего, результат неких биологических НАЦИОНАЛЬНЫХ ГЕНОВ, – они гудят в крови, они стучат в сердце, как пепел Клааса, и переходят из рода в род. Наверное, поэтому английская супружеская пара производит на свет не араба, а англичанина. И так из поколения в поколение, из рода в рода, неизбежно и скучно.
С кровью всегда тяжело: она имеет тенденцию смешиваться и перемешиваться, боюсь, что на Альбионе не отыскать чистокровного англичанина. И у нас, как известно, поскреби русского – и наткнешься на татарина.
– И еврея! – перебил Кот, превратившийся из русофоба в антисемита.
– Да если поскрести тебя, то выскребешь только блох! – парировал я в наступательном стиле, хотя Кот даже не видел в глаза живую блоху.
Когда в науку ворвался Зигмунд Фрейд, образовались целые отряды его последователей, начавших изучать «опыт раннего детства» у отдельных народов: протекание беременности, рождение и детство у отсталых племен, уход за младенцами. Американка Маргарет Мид пришла к выводу, что арапеши (есть такое племя!) пассивны, безвольны и склонны к подчинению, поскольку балуют своих детей грудью, а учёный Дюбуа отмечал, что алорийцы подозрительны, неуверенны и безынициативны, так как поздно учат детей ходить.
В XX веке ученые углубились в лабораторные исследования представителей различных народов с анализами крови и мочи, вошли в моду сложные тесты на полиграфе, с применением самых невероятных методик, в моду вошёл IQ (Intelligence Quest, тест на интеллект), и его стали обсасывать и дегустировать толпы учёных. Кто умнее – вождь племени мумбо-юмбо или фермер из штата Канзас? Обнаружили, что всё-таки мозги больше зависят от окружающей среды и уровня цивилизации, нежели от папы и мамы.
В своё время целую бурю в моей душе вызвал неофрейдист Джеффри Горер, который в конце 50-х годов проводил анкетирование 11 000 англичан и пришел к выводу, что за последние сто пятьдесят лет английский национальный характер не изменился. Произошли лишь чисто внешние подвижки: население, не жившее по законам, стало законопослушным; страна, наслаждавшаяся собачьими боями, травлей медведей и публичными казнями, стала более гуманной; всеобщая коррупция в общественной жизни уступила место высокому уровню честности [22]22
Тут из болота моей памяти вылезают сонмы англичан, которые бесстыдно вытягивали из нас деньги, торговались из-за каждого пенса до истерики, хитрили, юлили, готовы были заложить мать родную… Не типично? Но что поделать, если разведка копается в далеком от совершенства, вонливом человеческом материале!
[Закрыть].
Интересны черты англичан, которые, по его мнению, остались неизменными: «неприязнь к контролю и другим формам опеки, любовь к свободе; низкий интерес к сексуальной активности по сравнению с другими соседними обществами; вера в ценности образования, формирующего личность; внимание и деликатность по отношению к другим людям; очень сильная привязанность к браку и институту семьи».
Но бог с ними, с англичанами, Горер попутно осмелился лягнуть Советскую Россию: тугое пеленание младенцев, принятое у русских и у советских, передает детям уважение к власти, особенно сильной, русские, мол, послушны как рабы. Ну и скотина! В своей диссертации, где полагалось быть беспощадным к врагу, я сделал из Горера недожаренный бифштекс с кровью из его головы: разве можно назвать послушным народ, свершивший Великую Октябрьскую социалистическую революцию?! Разве не было мятежей Емельки Пугачева, Стеньки Разина и Ивана Болотникова? Разве Саша Ульянов, брат Ильича, не взошел на виселицу ради свободы? Ничего себе – рабы! Никогда, никогда, никогда коммунары не будут рабами!
Тем не менее я посоветовал жене не затягивать пеленками сына, а заодно по-английски не кутать и вообще поменьше обращать на него внимания…
На всякий случай. Вдруг Горер прав?
Особенно меня захватили изыскания профессора Айвона Блоха, который с немецкой педантичностью выводил самоуверенность, эксцентричность, лицемерие и жестокость англичан из таких особенностей нравов (частично сохранившихся), как воспитание детей розгами, мазохистской склонности к порке во время секса или к тяге к дефлорации. В те времена в СССР об отклонениях от единственно признанной сексуальной позиции говорили шепотом, – поэтому изыскания Блоха я воспринимал исключительно через порнографические линзы, как «Кама Сутру».
– Во всяком случае, мы, коты, гораздо целомудреннее людей, хотя весьма любим бродить с кошками по чердакам, – вставил Кот. – Но кто видел кота в групповых оргиях? Кто видел кота в жутких перверсиях, присущих человеческой расе?
Итак, биологический детерминизм освежает и вселяет надежду: вдруг какой-нибудь хмырь откроет английский ген? Боже, как это двинет вперед науку о национальном характере – этнопсихологию! Тут же из неё вычленится новая наука «англопсихология», и, уж конечно, меня причислят к её отцам основателям. На этом дело не закончится: появятся специалисты по отдельным чертам английского характера, и можно уже сейчас поздравить докторов английского лицемерия и бакалавров английской нелюбви к теории, которые будут работать на Кафедре Англопсихологии в Институте Этнопсихологии Академии Мировой Психологии.
– Старина, тебе не кажется, что ты заболтался? – спросила Улыбка Кота. – Какого диккенса ты всё это несёшь? [23]23
Выражение «what the dickens!», означавшее «Какого черта!», всегда приводило меня в восторг. Представьте себе, если бы мы могли говорить: какого салтыкова-щедрина вы на меня тянете! или катись на манделыптама! Разве не литературный изыск?
[Закрыть]
Заторможу и скромно промолвлю: на английский характер влияют солнце, воздух и вода, дожди, туманы, гром, пролив Ла-Манш и нечто таинственное в крови, возможно, самое главное, основное составляющее, переходящее из поколения в поколение. Пусть это будут национальные гены. Неужели это всё?
А где же социально-политические, экономические, религиозные…
– И подагрические факторы? – вставил охамевший Кот.
Где производственные отношения, в которые вступают люди вместо того, чтобы любить и наслаждаться запахами сирени? Куда делись бесконечные войны, неумолимая, непредсказуемая поступь Истории, от которой трещат человеческие кости? Где честное стремление приумножить и защитить награбленное с помощью государственных и иных институтов? Борьба за власть, борьба классов, борьба маленьких пчелок за свое выживание?
Эти штучки формируют национальный характер не меньше, чем равнодушная природа, хотя они меняются быстрее и ощутимее для упомянутых костей, это признавали и Гиппократ, и Монтескье, и Гегель, и, конечно же, великий Карл…
– Хватит лезть со своим марксизмом! – прервал меня Кот. – Давай по чести, положа лапу на сердце: каким сделали войны англичанина? Ты ответишь: конечно же, мужественным, агрессивным, патриотичным, предприимчивым и прочая и прочая. На это я замечу: а почему же совсем не мужественны египтяне, индусы, румыны, итальянцы, которые века провели в кровавых схватках? На мой взгляд, войны выбили у англичан ум и здравый смысл: стоило ли проливать столько шотландской крови и рубить голову Марии Стюарт, если Шотландия преспокойно рулит к полной независимости?
– Ты совершенно прав, если считать Историю произведением Разума, а не Игрой Случайности, если забыть, что в Истории нет, ни крохи мозгов. Удивительно слышать это из твоих уст: все-таки твой папаш-ка Льюис Кэрролл верил в Абсурд, об этом говорит Улыбка, которую ты постоянно носишь.
Кот надулся от обиды, поскольку не выносил упреков в слабой философской подготовке.
– Если хочешь поговорить об истории, то «расскажи о Лондоне – столице Парижа, о Париже – столице Рима и о Риме – столице Англии», – процитировал он «Алису».
По английской истории следует чуть-чуть прогуляться, хотя бы для того, чтобы понять, откуда взялись Лошадиные Морды и Красные Хари.
О, загадки жизни и творчества первых двуногих на Британских островах! Что сказать о мордоворотном кочевнике-охотнике, появившемся там среди слонов и мамонтов 250 тысяч лет назад? Много разного вина намешано в бочке, но главную роль сыграли кельты, захватившие остров к 500 году до нашей эры, чем очень гордятся их потомки – валлийцы, шотландцы и ирландцы.
Наместник убеждает древних бриттов в преимуществах римской цивилизации
В 55 году н. э. и вплоть до IV века там хозяйничали римляне, боровшиеся с кельтскими племенами, особенно с могущественными друидами. Вот наблюдения Юлия Цезаря, который своим захватом Британских островов, населенных враждующими племенами, толкнул их население в лоно римской цивилизации (хотя, конечно, любой валлиец яростно поспорит, чья цивилизация была выше): «Население чрезвычайно велико и имеет много скота… Большинство племён не выращивают зерно, а живут на молоке и мясе, носят шкуры. Все британцы красят свои тела вайдой, это придает им синий цвет и ужасный вид в бою».
– Синюшные британцы? Это же кельты! – вставил Кот. – А потом Римская империя полетела в тартарары, набежали англы из Шлезвиг-Гольштейна и саксы, жившие между Эльбой и Рейном. В конце девятого века у нас разрывали друг другу глотки разнообразные саксы, а тут гады датчане стали угрожать. Что делать? Пришлось объединиться под королем Альфредом Великим. А когда он подох, его сынок Эдуард и внучка сами подчинили Данию, а потом датчане снова нас завоевали…
Сумбурно, но верно. В 1016 году королем стал Канут; Англия оставалась частью скандинавской империи. Интересно, как тогда выглядел бы предмет моего исследования?
– Какой же, к черту, национальный характер, если еще нет нации! – вскричал Кот голосом тов. Сталина. – Это все равно что говорить о моей улыбке, когда я еще не родился!
В 1066 году произошло роковое событие: на острова высадились войска норманнов под предводительством Вильгельма, герцога Нормандии, разгромившего под Гастингсом саксонскую армию и ставшего королем Англии.
– Эдвин, граф Мерсии, и Моркар, граф Нортумбрии, поддержали Вильгельма Завоевателя, и даже Стиганд, архиепископ Кентерберийский, нашел это благоразумным, – встрял снова Кот. – И вообще: едят ли кошки мошек или едят ли мошки кошек?
Норманны происходили от викингов, поселившихся в Северной Франции с 911 года, они принесли в Англию свои язык, культуру и классовое устройство: лендлорды и крепостные, которые жили на земле владельцев-хозяев, обрабатывали её и платили оброк. Именно Вильгельм Завоеватель объединил саксонские и другие племена в борьбе с Шотландией и скандинавскими странами, укрепил систему законов и наказывал сопротивлявшихся англосаксов конфискацией их земель, которые он отдавал норманнским баронам, – к 1085 году осталось только двое из крупных землевладельцев-англосаксов. Вильгельм инвентаризовал в Англии все земли и собственность в целях сбора налогов, именно при нём в стране устоялось феодальное общество.
Тут замрем и оглядимся вокруг в этом темном лесу. И дальше национальный характер продолжал коваться в междоусобицах, схватках, войнах, завоеваниях, всё перемешивалось как в тигле, переплавлялось, сливалось и расплескивалось [24]24
На редкость ужасная картина: огромный, дымящийся котел, а в нем кости, пупы, уши, ногти и зубы, и все это кто-то перемешивает гигантской ложкой, словно лапшу.
[Закрыть], характер приобретал агрессивность, твердость, мужество и выдержку.
Жестока поступь английской истории, ее пути не усыпаны розами, если не считать войну Алой и Белой Роз. В кровавых морях и горах трупов в Англии недостатка не было; нам до англичан далеко, наши великие душегубы и государственники Иван Грозный и Петр Первый лишь малые детишки по сравнению с английскими королями. Правда, Иосиф Виссарионович переплюнул всех, но ведь он дитя Кавказа.
Равнина. Трубы. Входят двое. Лязг
сражения. «Ты кто такой?» – «А сам ты?»
«Я кто такой?» – «Да, ты». – «Мы протестанты».
«А мы католики». – «Ах вот как!» Хряск!
Потом везде валяются останки.
Это из «Двадцати сонетов к Марии Стюарт» Иосифа Бродского. Все просто, без затей и глубоких социально-экономических, политических и геополитических причин. Так, по Гольбаху, начинал войну монарх, если утром страдал констипацией, как до революции интеллигентно называли запор.
Большинство войн велось на территории Британских островов, зато власть долго была в руках неанглийских королей: Плантагенеты были ярко выраженными французами (они стояли у власти с 1154 по 1485 год – от Генриха II до Ричарда III), пришедшие им на смену Тюдоры – валлийцами, Стюарты – шотландцами, подчинивший их Вильгельм III был голландцем, Георг I происходил из Ганновера. Как у нас Рюриковичи и другие русские князья, сливавшиеся и разливавшиеся с татарами, как вся послепетровская эпоха.
Но существовали не только войны и произвол Истории со всем переплетением факторов, но и тенденция к устойчивому развитию гражданского общества.
