Текст книги "Гончаров и дама в черном"

Автор книги: Михаил Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

– Половину того, что мне платил Петр Геннадьевич, как горничной, кухарке и прачке, я прятала в этом радиаторе, – указав на пустое отверстие, вновь разревелась я. – Еще месяц назад, они были на месте, а теперь осталась одна веревка.

– Этого тебе будет достаточно, чтобы повеситься, – с наслаждением расхохоталась она, но вдруг, побледнев, уставилась в одну точку и схватилась за сердце.

– Вам плохо? – встревожилась я. – Может быть вызвать врача?

– Не надо, – передохнув, улыбнулась она и похлопала меня по плечу. Ладно, Вера, не плачь. Что-нибудь придумаем. Сколько денег там у тебя было?

– Тысяч тридцать, не меньше.

– Ого, – неприятно удивилась она. – А не многовато ли?

– А вы посчитайте, сколько я у вас прожила и какую сумму вы мне платили ежемесячно. Пять лет по три тысячи, всего получается сто восемьдесят тысяч, но там у меня лежало чуть больше тридцати тысяч.

– А куда же делись остальные? – деловито спросила она. – Ты ведь жила на всем готовом, и одежду тебе покупал старик.

– А черт его знает, куда они делись, – сама удивляясь такому обстоятельству, ответила я. – Наверное, по мелочам разошлись – бензин, кремы, пудра, разные дезодоранты. Вам ли не знать этого?

– Да, ты права, – согласилась Ольга. – Но кто мог позариться на твои копейки?

– Скорее всего, это сделал ваш сын, ведь вы прекрасно знаете, что он болен. Плотно сидит на игле. Наверняка у вас самих уже случались пропажи.

– Да, но не тебе говорить о моем сыне, – разозлилась всепрощающая мамаша. – Сделаем так. Сейчас иди к себе в комнату, а через час я зайду и принесу деньги, но об этом никому ни слова. Завтра утром, это будет воскресенье, сделай так, чтобы к нашему пробуждению в этом доме не оставалось твоего следа. Ты даешь мне честное слово?

– Да, – твердо ответила я, решив прежде всего всерьез заняться нотариусом, хотя бы затем, чтобы вернуть паспорт, потому что, кроме водительских прав и медицинского диплома, у меня ничего не осталось.

– Ну и отлично, – с явным облегчением вздохнула Ольга. – Иди первой, а через час жди меня в своей комнате.

Слово она свое сдержала, деньги, в сумме тридцати тысяч, принесла ровно в назначенное время. Пересчитав их, я кивнула, и она молча вышла из моей комнаты. Слава богу, душещипательного прощания не состоялось.

Вытащив все свои старые сумки и чемоданы, я занялась сбором шмоток, а их за эти пять лет замужества накопилось предостаточно. Я не смогла уложить и одной трети, когда все мои сумки были наполнены до краев. Пришлось звонить все той же Ольге и просить еще какую-нибудь вместительную тару.

– Хорошо, я сейчас зайду, – бесстрастно ответила она и буквально через пару минут притащила две огромные сумки, которыми обычно пользуется наш мелкий бизнес.

– Пойдут? – швырнув сумки на пол, коротко спросила она.

– Пойдут, – так же немногословно ответила я. – Я вам их обязательно верну.

– Можешь оставить себе, – сухо ответила она. – Как и ту машину, которую тебе подарил старик.

– Благодарю, но столь щедрых подарков я от вас не приму.

– Как знаешь, – усмехнулась она. – Это старое корыто, на котором ты ездила, давно просится на свалку, так что можешь не считать этот подарок щедрым.

Она ушла, а я вновь занялась своими тряпками. Упаковывала я их старательно и аккуратно, потому как не знала, когда еще я отыщу квартиру и найду им место в нормальном шифоньере. В общем, провозилась я до двух ночи, зато все мои шесть сумок были готовы и стояли вдоль стены, дожидаясь утреннего часа.

Выезд из этого, ставшего мне враждебным, дома сама себе я назначила на семь утра. Итого в моем распоряжении оставалось пять часов. За это время я решила принять ванну, тщательно наложить макияж и сделать красивую прическу, чтобы появиться на улицах города в подобающем виде.

Звонок внутреннего телефона раздался в тот момент, когда я направлялась в ванную. Несказанно удивившись, я подняла трубку, готовая получить новую порцию оскорблений, но трубка молчала, слышалось только чье-то тяжелое дыхание с едва заметной хрипотцой. Не знаю почему, но я испугалась до того, что на лбу выступил холодный пот. Именно так, с хрипотцой, дышал мой умерший старик. Бросив трубку, я упала в кресло и, стараясь унять нервную дрожь, крепко обняла себя за плечи. Просидела я таким образом минут десять, а потом, решив, что это очередные шутки Олега, отправилась в ванну.

Я наполнила ее до краев, добавила туда пенистого шампуня и, раздевшись, с удовольствием погрузилась в воду. Не знаю почему, но дверь я оставила распахнутой настежь. Наверное, я стала бояться закрытого пространства, а может быть, вообще начала всего бояться. Так или иначе, но дверь в коридор оставалась открытой. Напротив же, в этом самом коридоре, стояло огромное зеркало, в котором я видела свое отражение и при желании, лежа в ванне, могла любоваться своим телом.

Второе зеркало было вмонтировано в кафель прямо над ванной, и оно находилось под небольшим углом к зеркалу, стоящему в коридоре. Угол был настолько незначительный, что можно было видеть целую галерею голых тел, принадлежащих вашей покорной слуге, Вере Григорьевне Кравчук.

Невольно улыбнувшись этому обстоятельству, я выдавила порцию шампуня себе на голову и с ожесточением начала его втирать в волосы. Глаза мои в этот момент, естественно, были закрыты. Открыла я их только через несколько минут, после того как смыла пену. Открыла и невольно вскрикнула от испуга, потому что в зеркале, укрепленном надо мной, я увидела рукав пижамы старика, из которого торчала рука. Уже чисто автоматически я резко повернулась к распахнутой двери. Там никого не было, зато в коридорном зеркале застыло отражение всего старика. Он стоял во весь рост и внимательно на меня смотрел. Скованная ужасом, я окаменела. Я должна была кричать, звать на помощь, но ничего такого у меня не получалось, из широко открытого рта вырывался какой-то тихий, шипящий свист.

А потом случилось самое жуткое: старик вдруг зашевелился, снял очки, подмигнул мне правым глазом и приложил палец к губам. Больше я ничего не помню, потому что потеряла сознание. Очнулась я на полу возле ванны и сразу все вспомнила. Первым делом посмотрела в зеркала и, конечно, кроме собственного отражения, ничего не увидела. Часы в этот момент пробили два тридцать, и я поняла, что находилась в обмороке не больше пяти минут.

"Ну девочка моя! Ну ты и даешь! У тебя начались самые настоящие галлюцинации, – сказала я сама себе. – Тебе и в самом деле не вредно обратиться к дяде психиатру. Если так пойдет и дальше, то мертвецы просто одолеют тебя".

Вполне удовлетворенная таким объяснением, я поднялась с пола, и вдруг мерзкие мурашки опять поползли по моей коже.

Мокрые следы от больших мужских ступней начинались от ванны и уходили в коридор и там, на ковровой дорожке, метров через пять обрывались. И этот факт уже никак не вписывался в область психиатрии. И еще, почему я, потеряв сознание в ванне, через несколько минут очнулась на полу? Не архангел же Гавриил меня оттуда вытащил.

Постепенно, но уверенно мною начала овладевать паника. Кое-как взяв себя в руки, я молила только об одном: только бы не закричать. Только бы не разбудить дом. Как головою в омут, я вошла в свою комнату. Даже не протерев волосы, дико озираясь по сторонам, я натянула белье на мокрое тело и, напялив платье, со страхом выскользнула на полутемную лестничную площадку.

Наплевав на принципы, я спустилась в гараж и выгнала свою "шестерку". К вашему дому я подъехала в три часа. Вот и все.

– И не вошли в дом? Почему?

– Во-первых, наносить визиты в три часа ночи как-то не принято, а во-вторых, мне нужно было время, чтобы успокоиться и хоть как-то привести свои мысли и волосы в порядок. Хотя бы себе самой объяснить и доказать, что все случившееся со мной не стопроцентный бред. Вот вы, наверное, не поверили ни одному моему слову, не поверили всей той галиматье, которую я только что вам рассказала.

– Ну, знаете ли. Вера Григорьевна, у меня достаточно большая практика, в которой бывали истории позагадочней вашей. А в конечном итоге все оказывалось простым и понятным, как соленый огурец, – самодовольно выдал тесть. – Кстати, Вера Григорьевна, пойдемте-ка со мной на кухню. Я накормлю вас завтраком и попутно задам несколько вопросов.

– Мне ничего не лезет в глотку, так что от завтрака я решительно отказываюсь, а вопросы можете задавать, я отвечу на них со всей правдивостью, на которую только способна моя нарушенная психика.

– Тогда я сварю кофе, а вы тем временем подумайте и ответьте вот на какой вопрос: когда и как к вам приехал тот бородатый гость и как его принял старик?

– Ну что, подумали? – через некоторое время, стукнув поднос об стол, где находился диктофон, спросил полковник.

– Да, кое-что я вспомнила. Он приехал к нам на такси двадцать четвертого июня, за день до смерти старика. Приехал поздно вечером, когда мы уже поужинали и разошлись по комнатам. Старик и я сидели у него в кабинете, он о чем-то думал, а я просто смотрела телевизор. Звонок домофона раздался часов в одиннадцать.

– Кто там? – вздрогнув, спросил муж.

– Да я это, Пломбир, – весело ответил голос. – А ты, я слышу, жив, курилка! Ну и давай открывай ворота. Только сдается мне, что ты не рад гостю, а ведь четверть века не виделись, – ехидно заметил он, словно заметил, как побледнел старик.

– Нет, почему же, Петруха гостям всегда рад, – пересилив себя, возразил муж, нажимая кнопку замка. – Ты заходи, там открыто.

– Уже зашел, – ответил гость, и на экране монитора мы увидели массивную фигуру пришельца, замершего на середине двора и не знающего, куда идти дальше. Одет он был в черную майку и синие джинсы, а через плечо болталась небольшая сумка.

– Мне пойти и встретить его? – спросила я старика.

– Нет, я встречу его сам, а ты ложись и спи, время позднее.

Следуя его приказу, я пошла в спальню. Она у нас примыкает к кабинету, а моя кровать стоит как раз у смежной стены. До глубокой ночи я слышала их ругань, которая то стихала, то возобновлялась с новой силой. Заснула уже под утро, а проснулась в полдень. Первым делом выглянула в окно, что выходит на задний дворик, и с удовлетворением отметила, что старики наконец-то нашли общий язык. Сидя в беседке, они мирно ворковали, а перед ними на столике стояла водка и всяческая закуска. Таким вот образом он к нам приехал и так был встречен моим стариком. А про его отъезд я вам уже говорила.

– Да, я помню, – шумно прихлебывая кофе, согласился полковник. – Но мне бы хотелось знать больше. Что делали друзья-приятели остаток этого дня и весь следующий, вплоть до смерти вашего мужа?

– Да ничего не делали. Гуляли, немного попивали и старались не попадаться нам на глаза. Ужинали отдельно в той же беседке. А утром следующего дня взяли с собой еду и спустились к Волге. Пробыли они там до самого обеда, а когда вернулись, то сразу разбрелись по комнатам. У мужа жутко разболелся зуб, и я даже хотела вызвать врача на дом, чтобы его выдрать, но он только отрицательно замотал головой и велел перевязать ему щеку и подбородок теплым платком. Потом закрылся в своей комнате и не выходил из нее до самого ужина.

– А что в это время делал гость по кличке Пломбир?

– Гость вылез во двор примерно в четыре часа и в сопровождении Светланы около часа рассматривал ее собак и щенков. Потом он опять поднялся в свою комнату, где и просидел до самого ужина.

– Его комната и комната вашего мужа далеко друг от друга?

– Вовсе нет, скорее наоборот, они находятся напротив через коридор. Как говорят, дверь в дверь. А это что-то значит?

– Пока не знаю, но подумать стоит. В какой последовательности и в каком настроении вы в тот вечер садились к столу?

– Первым, как всегда, приперся Олег – как наркоша, он постоянно хочет жрать. Я еще только расставляла тарелки, и на столе не было ничего съестного, а он уже сидел на своем месте в томительном ожидании. Потом подошли Геннадий Петрович и Ольга, но к тому времени я уже принесла салаты и холодные закуски. Оглядев стол и оставшись довольной, Ольга велела мне привести старика и гостя.

– Вы выполнили ее приказание?

– Конечно, сначала я проводила и усадила за стол Пломбира, а потом пригласила мужа. Помнится, я вам уже говорила, что по пути в столовую мы зашли в кабинет. Он хотел удостовериться в целости стенного сейфа.

– И как часто он это проделывал?

– Вообще-то этого за ним я никогда не замечала, но тут, когда в доме посторонний, всякое может случиться.

– Как ваш муж вел себя за столом? Что рассказывал? Не жаловался ли на аппетит?

– За все время он вообще не вымолвил ни слова и не съел ни одного кусочка. До такой степени у него болел зуб, да и повязка, которую я ему наложила, закрывала три четверти лица.

– В таком случае зачем он вообще вышел к столу?

– Наверное, исключительно ради гостя.

– А как вел себя за столом гость?

– Естественно, как и хозяин, он тоже молчал, правда, в отличие от старика, ел он много и со вкусом. Жрал так, что челюсти трещали.

– Как был одет ваш муж и в чем вышел к ужину гость?

– Пломбир был в том, в чем приехал. Черная трикотажная майка и синие джинсы и конечно же его неизменная сумка через плечо, а старик, как всегда, облачился в одну из своих просторных многочисленных пижам. Простите, но я пока не могу уловить суть ваших вопросов. На что они нацелены?

– Это просто замечательно. Пока вам это знать не обязательно, настолько авторитетно и важно заявил полковник, что я невольно усмехнулся. Вера Григорьевна, – продолжал тем временем тесть, – теперь мы переходим к наиболее важной и значимой части этой истории, поэтому я попрошу вас будьте предельно внимательны и точны, отвечая на мои вопросы.

– Хорошо, я попробую сосредоточиться, – боязливо пообещала вдова.

– Вопрос первый. В каком порядке вы сидели за столом?

– Ну, это нетрудно. Я начну от выхода на кухню и буду двигаться по часовой стрелке. Итак, по торцу стола, что смотрит на кухню, естественно, как повариха, сидела я, далее, слева от меня по длинной стороне расположился гость, а слева от него находился Геннадий Петрович. В дальнем торце восседала Ольга, слева от нее Олег, а за ним, по мою правую руку, сидел муж. Вам ясна картинка?

– Вполне, благодарю вас, а теперь вопрос второй. Что вы успели увидеть в столовой, когда поднимались по лестнице с жареным гусем?

– Лестница состоит из одного пролета, и она довольно длинная и крутая. Высота первого этажа почти четыре метра, так что нужно преодолеть больше половины пролета, прежде чем ты увидишь паркетный пол второго этажа. Я увидела укутанную платком голову встающего старика намного раньше, наверное, с третьей или четвертой ступеньки.

– И что было дальше?

– Я продолжала подниматься и уже видела Олега, отодвигающего стул мужа.

– Куда, в какую сторону он его отодвигал? За спину старика, к батарее или на себя? Вспомните, это очень важно.

– Я, кажется, понимаю, что вы имеете в виду. Олег придвинул стул к себе.

– И тем самым обеспечил беспрепятственное падение деда и удар затылком о батарею. Это мы с вами зафиксировали. Теперь второй кадр: что вы увидели в следующую секунду? Подумайте, прежде чем ответить.

– В этом нет нужды, я, как сейчас, вижу то, что произошло в следующее мгновение. Старик как-то неестественно дернулся, прогнулся спиной и резко упал. Так резко, словно из-под него выдернули ноги.

– Что вы сказали? Из-под него как будто выдернули ноги? Хорошо! Но учтите, это не я вам говорил. Такое сравнение пришло в голову вам самой. Теперь вернемся на полсекунды или даже на секунду назад, когда старик еще был в вертикальном положении. Кого из присутствующих, кроме Олега и мужа, вы видели в дверном проеме?

– Никого, но так и должно быть, левую сторону стола с лестницы, как ни старайся, не разглядишь, а Ольга, что ранее сидела в торце, в тот момент поднималась следом за мной по лестнице.

– Едем дальше, кадр третий. Ваша реакция на падение мужа и дальнейшие действия – как ваши, так и окружающих.

– Я почему-то сразу поняла, что он убился насмерть. Я закричала и выронила поднос вместе с гусем и курицей на лестницу. Птицы буквально плавали в жиру, и этот жир в мгновение ока растекся по всей лестнице. Так что когда я бросилась наверх, то поскользнулась и вместе с Ольгой кубарем скатилась обратно. Я здорово зашибла копчик, а Ольга в кровь разбила колено, потому как ступеньки лестницы облицованы мрамором. Некоторое время ни я, ни она просто не могли подняться.

– Как долго это продолжалось?

– Трудно сказать, но никак не меньше минуты. А потом, когда более или менее мы оклемались, то со всяческими предосторожностями, держась за перила, поднялись в столовую. Олег, Геннадий Петрович и Пломбир буквально заблокировали собой тело мужа, да так, что я с трудом смогла вытащить из-за их спин руку старика и проверить пульс. Бесполезно, как я и ожидала, он был мертв. Сама не знаю почему, но я заревела и готова была сорваться на истерику, но меня вовремя выставили из столовой, заперли на кухне и вызвали врачей.

– Вы видели лицо старика, когда проверяли его пульс?

– Конечно видела, правда мельком. Олег и Геннадий Петрович, стараясь помочь, только мешали мне.

– Вы говорили, что половину его лица закрывала согревающая повязка, наложенная вашими собственными руками. Наверное, при падении она сползла с лица?

– Наоборот, она еще больше надвинулась и закрыла почти все лицо, как-то удивленно ответила Вера Григорьевна. – Виден был только нос и очки.

– Значит, вам не удалось достаточно хорошо рассмотреть лицо мужа?

– Выходит, что так, – растерянно ответила Вера Григорьевна.

– Едем дальше. Как мне помнится, врачи отказались от вскрытия и даже не забрали его тело в морг. Почему это произошло и где хранился усопший до похорон?

– Вскрытие не стали делать потому, что врачам, а позднее и подъехавшим медэкспертам была предъявлена справка о недавно перенесенном инфаркте и паспорт, в котором было указано, что он двадцатого года рождения. А кроме того, на теле не было обнаружено никаких следов насилия. Помнится, эксперт был явно доволен.

– Инфаркт, да еще в восемьдесят лет! Баба с возу – кобыле легче, покуривая на кухне, распространялся он. – У нас все холодильники этим добром перегружены. А санитара мы вам прислать можем. За определенную плату он помоет и обработает покойного, оденет, если семья пожелает, в новый костюмчик и при помощи макияжа облагородит личико. А кроме всего прочего, он предложит вам услуги лучшей похоронной фирмы города. Вы согласны?

– Да, конечно, такой человек нам очень нужен, – сразу заинтересовался Геннадий Петрович. – А он хороший мастер?

– Тот, о ком я говорю, в своем деле просто виртуоз. Из вашего дедушки за час он может сделать даже Аполлона Бельведерского.

– Отлично, завтра утром мы его обязательно ждем. Но сколько он потребует за свои услуги? – с заметной тревогой спросил Геннадий Петрович, словно собирался не отца хоронить, а покупать на базаре лошадь.

– Я думаю, что вы договоритесь, – уходя, ответил эксперт.

Я вышла, чтобы проводить его до ворот, там мы еще некоторое время поговорили о предстоящих похоронах, а когда вернулась в дом, то они уже утащили тело старика в подвал и положили в дорогой полированный гроб, который Петр Геннадьевич купил для себя еще в прошлом году.

– Насчет гроба я понимаю, многие старики так делают, но зачем же тащить его в подвал? – настороженно спросил полковник.

– Потому что летом в подвале прохладно, даже холодно, а жара в те дни стояла сами знаете какая. Я спустилась в подвал и хотела взглянуть на него в последний раз, но гроб оказался закрытым на замки. Ключи лежали на крышке, но открывать гроб я почему-то побоялась, а потом решила вообще не видеть его мертвым, пусть он остается в моей памяти живым, ведь для меня он сделал много добра. Наутро приехал обещанный санитар, и вместе с Геннадием Петровичем они спустились в подвал, где колдовали над мертвецом не меньше двух часов.

– Итак, Вера Григорьевна, насколько я вас понял, после смерти вы вообще ни разу не видели своего мужа?

– Почему же не видела? – удивленно спросила она. – Видела дважды. Перед тем как тело выносили из дома, крышку гроба откидывали минут на десять и на кладбище открывали на несколько минут.

– И в гробу лежал ваш умерший муж?

– Конечно, но только он был какой-то красивый и молодой. Я тогда подумала, что санитар немного перестарался.

– Перейдем к следующему вопросу: почему при регистрации брака вы не взяли фамилию своего мужа? Это была его инициатива?

– Представьте себе, нет. Мне совсем не импонировало называться госпожой Арбузовой, а кроме того, не хотелось лишней суеты при замене паспорта. И вот – финал. Что же теперь мне делать? – с каким-то надрывом спросила она. Вы хоть что-нибудь мне посоветуйте, да я пойду.

– Никуда вы не пойдете. Мы с вами сделаем вот что..."

* * *

Послышался щелчок выключаемого диктофона, за которым последовало шипение пустой ленты. Макс, я и даже Милка невольно расхохотались, настолько двусмысленным было окончание этого разговора.

– А нельзя ли, папаша, узнать подробности? – отсмеявшись, ехидно спросила Милка.

– Пошляки! – удовлетворенный нашей реакцией, понарошку рассердился тесть. – Зубоскалы! Я отвез ее к нам на дачу и накормил шашлыком.

– На это у тебя ушло три, максимум четыре часа, – не сдавалась въедливая дочь, – но домой-то ты приехал в десять вечера. Что ты делал с ней все это продолжительное время?

– Ладно, оставим шутки, – посерьезнел полковник. – Вы хоть понимаете, что у нас получается, если соединить две наши с виду разные истории?

– А чего ж тут не понять? – украдкой проглотив рюмку водки, ответил Макс. – Получается, что охотились мы за одним и тем же стариком по имени Петр Геннадьевич Арбузов. Правда, шли мы к нему с разных сторон, но все равно вышли.

– Что вы предлагаете? – тревожно глядя на нас, спросил тесть.

– А что тут предлагать? – беспечно спросил повеселевший раненый. Возьмем пяток знакомых ребят и накроем все его гнездо.

– Нет, так не пойдет, – категорически возразил я, и тесть вздохнул с некоторым облегчением. – Во-первых, они откроют стрельбу и наверняка, в лучшем случае, кого-нибудь ранят, как это уже было с Максом. Во-вторых, даже если мы его возьмем живым и невредимым, то нет никакой гарантии, что он тут же расколется и все нам выложит. И в-третьих, у нас нет стопроцентной уверенности в том, что Петр Геннадьевич сейчас не лежит в гробу. И наконец, в-четвертых, я не совсем уверен в правдивости рассказов Веры Григорьевны. Эти четыре фактора заставляют нас искать какой-то другой выход.

– Какой? – простодушно и напрямик спросил Макс.

– Не знаю. Думаю, что пока нам не вредно съездить на дачу и навестить Веру Григорьевну. За прошедшие сутки многое могло измениться. А тем более нам с Максом нужно кое-что у нее уточнить.

– А не поздновато ли будет? В десять-то часов вечера, – разволновался тесть. – Все-таки, учтите, женщина перенесла потрясение.

– Тогда тем более едем, – настаивал я на своем. – Я не сомневаюсь, что общение с вами подействует на травмированную благотворно. По дороге как следует обдумаем ситуацию, а возможно, и план дальнейших действий. Макс, ты с нами или домой?

– А что мне там одному делать? – уже откровенно выпив вторую рюмку, угрюмо спросил он. – Моя "кастрюля" раньше чем через неделю не вернется.

– Тогда, может быть, останешься и отдохнешь здесь?

– Иваныч, перестань пудрить мне мозги и делать из себя заботливую няньку. Все нормально. Собираемся в дорогу.

– Поехали, – решительно поднимаясь, поддержала его Милка.

– А ты-то куда, кукла? – ухмыльнувшись, спросил я. – Или хочешь взглянуть, как поживает твоя будущая мачеха? Успеешь! Сиди дома и жди нас.

– А кто поведет машину? – резонно спросила она. – Три пьяных мужика, да до первого столба? Нет, дорогие мои, сегодня вы будете моими пассажирами.

* * *

На нашу дачу мы прибыли в двадцать три часа, но свет в окнах еще горел, и это вселяло надежду, что ничего страшного там пока не произошло. Постучав для верности условным стуком, полковник медовым голосом проблеял:

– Вера Григорьевна, не пугайтесь, это я, Алексей Ефимов.

– Старый идиот, – чуть слышно проворчала Милка. – Скоро себя Лешкой называть начнет! А там, глядишь, и в самом деле подарит мне мачеху.

– Иду, Алексей Николаевич, – с некоторой тревогой ответили из-за двери.

– Ну как вы тут? – входя в переднюю, засмущался Ефимов. – Никто вас не беспокоил?

– Нет, только ночью, когда я выключила свет и легла спать, меня насмерть перепугали бомжи. Они подумали, что дача пустая, и залезли на ночлег.

– Как это они могли забраться, если все было закрыто?

– Этого я не знаю, но вошли они через дверь, открыв замки своими ключами. Я от страха завизжала как резаная, и это их испугало, подхватив свои котомки, они убежали, а я до утра не могла заснуть.

– Хорошенькое дельце, – хмуро проворчал полковник, принципиально не желая делить свою дачу с обездоленным людом. – Жалко, что я уехал так рано.

– Конечно, папенька. – наивно стрельнула глазками Милка. – Если бы ты остался здесь на всю ночь, то непременно бы схватил и в клочья растерзал этих негодяев.

– Милка, прекрати свои дурацкие шуточки, – строго промолвил отец и пригрозил ехидной дочери пальцем. – Но почему мы стоим в передней? Вера Григорьевна, приглашайте нас в комнату пить чай.

– Я... Но я же здесь сама на правах гостьи.

– Побудьте в этот вечер хозяйкой, а мы отводим себе роль гостей. Костя вам поможет на кухне, он хотел что-то у вас спросить.

– Да, конечно, – растерянно согласилась она. – Пойдемте, Константин Иванович.

– И я с вами, – проходя на кухню, заявил Макс.

– Так что же вас интересует? – включая чайник, боязливо спросила она.

– Вера Григорьевна, – вместо меня начал Макс, – вам что-нибудь говорит имя Алексея Синицкого?

– Конечно, он работал у нас дворником, подметал площадку перед домом и садовые дорожки. А еще Светлана доверяла ему чистить собачьи клетки.

– Когда он устроился к вам на работу?

– Случилось это в середине мая, ближе к обеду я возвращалась с рынка. Гляжу, а на перекрестке, на углу дома отдыха, стоит симпатичный мужик и беспомощно вертит головой, вроде как не знает, в какую сторону ему податься. Я, конечно, по тормозам и спрашиваю его:

– Мужик, ты что, как дятел, головой вертишь? Заблудился, что ли?

– Ага, вроде того, – смеясь, ответил он. – Мне надо найти один частный дом.

– Какой еще дом? – заинтересовалась я. – Тут мало домов, да и те друг от друга на полкилометра отстоят.

– Дом Арбузова, – немного помявшись, ответил он.

– А что тебе от Арбузова нужно? – осторожно спросила я, так как боялась нашествия рэкета и прочей нечисти. – Что ты от него хочешь и откуда знаешь его фамилию?

– Как сказать... Вообще-то я ищу работу. Заходил в дом отдыха, а там весь штат набран и никто не собирается увольняться. Я уж и так и эдак. Говорю, пока хоть на полставки каким-нибудь сантехником возьмите. Ни в какую! Нет, и все. А тут подходит ко мне электрик и советует: "А ты, говорит, земеля, попробуй к Арбузу попроситься, может, возьмет. Мужичок он говнистый, но платит хорошо. Ты что делать-то умеешь?" – "Все умею", отвечаю я. "Ну так иди, и поскорее".

– А что ты умеешь делать на самом деле? – невольно заинтересовалась я.

– А тебе-то какое дело?! – заносчиво ответил он.

– Большое, – усмехнулась я. – Дело в том, что я являюсь законной женой этого самого говнистого Арбуза.

– Елки-моталки! – взвыл от отчаяния мужик. – Ведь это ж надо так вляпаться! Ну почему я такой невезучий? У всех все получается, а у меня все шиворот-навыворот.

– Успокойся, парень. – Смеясь, я открыла дверцу. – Садись, и поехали. Нам действительно нужен дворник, сантехник и электрик в одном лице, а кроме того, тебя наверняка подпряжет Светлана. Потребует, чтобы ты чистил ее собачьи вольеры, но не волнуйся, за это она платит отдельно и совсем не хило. Собак-то не боишься?

– Это смотря какие собаки, – залезая в машину, оживился мужик. – Если собака маленькая и некусачая, то чего ж ее бояться? А ежели пес ростом с теленка и может запросто оторвать тебе все самое главное, то, конечно, таких собак я опасаюсь и не уважаю. А какие песики у вашей Светланы?

– Приедем – увидишь, – коротко ответила я, потому что меня начала раздражать его болтливость. – Ты не волнуйся, я баба сдержанная. Арбузу ничего не скажу.

Вот так он и поселился в нашем доме. Работником он оказался добросовестным и толковым. К тому же был мастером на все руки в полном смысле этого слова. Алеша мог все, начиная от уборки двора и кончая мелким ремонтом автомобильного двигателя. Причем все проделывал весело и играючи. Его не надо было просить дважды. Работал быстро и аккуратно. Но и платили ему соответственно. За тот месяц, что он отработал, старик выложил ему четыре тысячи, и столько же ему доплачивала Светлана, причем не за красивые глаза. Все свободное время он проводил с ее собаками и оказался хорошим дрессировщиком. Когда собак выпускали погулять, они шли за ним стаей, как звери за Маугли, не имея ни малейшего желания куда-то сбежать.

В общем, он нравился всем, кроме старика, тот почему-то невзлюбил его с первого взгляда. Постоянно к нему придирался, а в начале июня стал поговаривать о его увольнении, но тут мы все сконсолидировались и встали за него стеной.

В тот раз мы его отвоевали, но недели через три, проснувшись поутру, мы его не обнаружили. Алексея нигде не было, исчезли и его немудрящие пожитки, и тогда мы со Светланой насели на старика, требуя от него объяснений.

– А чего тут объяснять, – недовольно проворчал он. – Уволился ваш Алексей.

– Когда? – совершенно естественно спросила я.

– Сегодня утром, часов в пять. Только-только начало светать, и я вышел во двор подышать прохладой, а тут он подходит: "Все, говорит, Петр Геннадьевич, отработал я у вас, хватит с меня. Давайте расчет, паспорт, и я пойду". Ну, я, конечно, отговаривать его не стал, отдал паспорт и все причитающиеся ему деньги, и за тебя, Светлана, тоже отдал три тысячи.

– Я их верну. – Побелев лицом и сжав кулаки, она пошла на старика. Придет время, и я все тебе верну сполна, братец! Столько верну, что мало не покажется.

Такой непонятной, злобной и яростной вспышки от нее не ожидал никто. Потея лысиной, старик попятился и закрылся в своем кабинете.

Вот и все, а Алексея мы с тех пор больше и не видели. А на следующий день, случайно столкнувшись с ней во дворе, я спросила напрямик, что ей известно о судьбе Алексея Синицкого. "Придет время, и узнаешь, – сузив глаза, зло ответила Светлана и, повернувшись, выкрикнула неизвестно кому адресованное: – Ненавижу!"

– А остальные жители дома как реагировали на исчезновение Синицкого?