Текст книги "Гончаров и кровавый бизнес"

Автор книги: Михаил Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Избенку господа Бурановы занимали неплохую, в два этажа и с мансардой, одним боком она притулилась к лесу, что, на мой взгляд, с их стороны было крайне неосмотрительно. Ухоженный дворик с мраморными тротуарами тянул сотки на четыре и был в рост человека окружен живой изгородью, разумеется, помимо кружевного металлического забора с бронированными воротами, телекамерой и обаятельного волкодава, мрачно расхаживающего по периметру вверенной ему территории. Еще издали он уставился на меня пристально и подозрительно. Ему явно не хватало куска моей задницы, завернутого в лоскут итальянского костюма. Он сразу же смешал все мои планы, потому что вести скрытое наблюдение под таким взглядом крайне затруднительно и непродуктивно.

– Ой, какой хороший песик! – доброжелательно и льстиво сказал я ему, а в ответ услышал отборный собачий мат до третьего колена. Я встал таким образом, чтобы быть вне поля зрения камеры, но под нарастающую злобу собачьей ненависти мерзкий глаз начал поворачиваться в мою сторону. Это мне не понравилось вовсе, потому что мой визит должен был быть неожиданным, иначе я много проигрывал. Мне не оставалось ничего другого, как вернуться на исходную позицию и обойти дом со стороны леса, но и здесь меня ждало полное разочарование в виде глухой кирпичной стены высотою не менее четырех метров. Поверх нее в три ряда была натянута колючая проволока с красноречивыми роликами электроизоляторов. Теперь мне становилась понятна кажущаяся беспечность господ Бурановых. К такой цитадели не подступиться даже с двумя стенобитными машинами. Однако одного обстоятельства они все же не учли. Переборщили они с архитектурными излишествами, а может быть, во всем был виноват горсвет.

Вернулся я через час, но уже не в чудном итальянском костюме, а в грубом камуфляже, да еще и с замечательным собачьим подарком. В бескорыстность и преданность собак, сидящих взаперти, я давно не верил. Они просто звереют, но от этого не становятся умнее и осмотрительнее. Конечно, под грозным хозяйским оком пес не возьмет из рук незнакомца даже устриц в шоколаде, но если хозяина нет рядом, кругом сплошная скука, а соседская сука давненько не захаживала в гости, то, извините, даже у схимника могут появиться всякие абсурдные мысли, особенно если перед тобой лежит килограммовая тушка отлично отваренной курицы. А ваш вонючий кал-грипал жрите сами!

В общем, птицу он сожрал, даже не задумываясь о последствиях, а через десять минут, сладко позевывая, уполз в кусты немного передохнуть от полуденной жары.

Бетонный фонарный столб, призванный освещать великолепие бурановского дворца, отстоял от стены всего на метр и вздымался над нею на добрых три, далеко протянув свой рог над длинным балконом мансарды. Манипулируя двумя самозатягивающимися прорезиненными петлями, я без особого труда достиг цели. Освободившись от хитроумных пут, я на минуту замер, прислушиваясь к дому. Где-то глубоко в его недрах работал телевизор или радио. Осторожно, опасаясь скрипа, я потянул дверь. Отворилась она послушно и мягко, словно давно ждала такого почтительного гостя. Внутри дом оказался больше, чем я предполагал. Огромная мансарда была разделена на две части. В первой, куда я сразу попал, находился небольшой спортивный комплекс, а во второй, с раздвижным потолком – резиновый бассейн с соответствующей пляжной атрибутикой. Между ними из тамбура спускалась лестница, по которой я попал в холл второго этажа. Именно здесь работал большущий телевизор, звук которого я слышал с балкона, и сюда же веером выходили двери пяти комнат, в одной из которых я обнаружил спящую Тамару. На необъятном поле супружеских ристалищ она лежала обнаженная и гордая, как абсолютная победительница. Я стоял и молча любовался ее прекрасным телом, что не мешало с тайным злорадством думать, какую же гадость мне ей подстроить. Ничего путного не придумав, я снял ботинки и молча лег рядом. Даже во сне повинуясь привычке, она закинула на меня ногу и крепко прижалась. Мне очень захотелось ответить ей тем же, но как истинный джентльмен подобного хулиганства я позволить себе не мог. К тому же я пришел делать тете бяку, и в этом случае наша близость могла показаться ей нонсенсом. Поэтому я избрал политику ленивого наблюдателя, однако через несколько минут понял, что это меня не спасет. Ожидание принимало угрожающий и опасный характер. Я уставился в потолок и принялся умножать в уме трехзначные числа, но результат всегда был одним и тем же – двумя роскошными Тамариными титьками. Покряхтев, я попытался освободиться от зажима ее объятий, но она только пуще прежнего обвилась вокруг меня и в блаженной истоме зашептала жарко и счастливо:

– М-м-м, Борька ты мой, Бориска-барба-риска, где ты был? Сладкая моя барбариска.

Обиженный таким пренебрежительным отношением к своей персоне, а также тем, что меня называют другим, чуждым мне именем, я решительно отодвинулся, разрушив сонные чары женщины:

– Простите, но я не барбариска, а всеми уважаемый господин Гончаров!

Широко распахнув глаза, она несколько мгновений смотрела на меня не двигаясь, а затем, вытянувшись, резко встала, как если бы это вскочила прямая палка. Никогда бы не подумал, что человеческое тело способно на такое. Я ожидал крика, но и его не последовало, она просто обмякла и рухнула, придавив меня всей тяжестью своих волнующих форм. Такого массированного бомбоудара не выдержал даже ее гарантийно-качественный секс-плац, крякнула несущая рама матраца, и я вместе со своим бесценным грузом провалился в хаос пружин и конского волоса. Похоже, господин Гончаров, что вы перестарались, психологический удар, на который вы так рассчитывали, своей основной цели не достиг, потому как оказался сокрушительным даже для такой закаленной альпинистки, как Тамара. Впрочем, в себя она пришла довольно быстро. Освободив меня, она стыдливо и проворно закуталась в шелковое покрывало. Заговорила ровно и размеренно, только бледность выдавала, какой шок она только что пережила.

– Извини меня, но я не ожидала тебя здесь увидеть, – неожиданно перешла она на "ты".

– Конечно. – На всякий случай я закатил пробный шар: – Ведь по вашему плану сейчас мои ляжки должны бы ощипывать раки, не так ли?

– Что? О чем ты говоришь? Напротив, я беспокоилась, катер пропал вместе с тобой. Где вас черти носили? Я ничего не могу понять. Что творится вокруг меня? Сначала Борис, потом ты... какой-то сумасшедший дом.

– А Борис – это тот самый счастливчик, за которого ты меня приняла?

– Не важно, вопросы буду задавать я, поскольку тебе уплачено.

– Если мы поведем диалог в таком тоне, то уверяю, что в обстановке напряженности и взаимного неуважения он будет формален, а значит неплодотворен.

– Ладно, Котофеич, будь по-твоему, извини, но я издергалась. Ты выпить хочешь?

– А то нет. И побольше. Что у вас тут без меня произошло?

– Может быть, начнем с твоей исповеди, например, с того, где ты пропадал до сегодняшнего дня? Николя уже хотел заявлять о пропаже судна. Где оно сейчас?

– Замечательная новость! – неприятно удивленный ее вопросом, воскликнул я. – Суть дела в том, что я и сам бы хотел это знать, потому как мне многое нужно сказать капитану, и желательно при личной беседе. Ты, наверное, знала, что он у вас бутлегер?

– Нет, но теперь знаю, хотя и догадывалась об этом давно. Именно для подтверждения своих догадок я и нанимала тебя. Кажется, ты со своей задачей справился, за что выражаю тебе благодарность.

– Нет, я справился только с ее половиной, но и это дает мне основание предположить, что дело куда более запутанное, чем казалось на первый взгляд. Мне нужно переговорить с твоим неподражаемым мужем, возможно, тогда мне станут более понятны некоторые затемненные стороны этой истории.

– Котофей, мы мыслим с тобой совершенно одинаково, мне самой ужас как хочется с ним поговорить, но, увы, сие невозможно; под утро он вскочил с постели и как бешеный куда-то умчался, приговаривая, что он этих сук проучит.

– Прости, каких сук конкретно он хотел проучить?

– К сожалению, я этого не знаю.

– А что предшествовало его экстренному, ночному побегу из дома?

– Телефонный звонок, который в первую очередь разбудил меня, потому как его аппарат звонит тише.

– Я вижу только один телефон.

– А почему их здесь должно быть два? Он давно отлучен от спальни и проживает в комнате по соседству, там у него и стоит телефон. А здесь сплю я одна.

– А почему, извини, обнаженной? Или поджидала архангела Гавриила? Но тогда я не пойму, почему его зовут сладкая барбариска.

– А ты не находишь, что это довольно мерзко – обманным путем проникать в спальню малознакомой женщины, а потом ерничать и смаковать подробности, я была о тебе совсем другого мнения. Полагаю, тебе лучше уйти! – холодно и резко выдала Тамара, но вдруг, сломавшись, заревела в голос: – Борьку убили, подлецы! Я знаю, это они... Они, подлецы... негодяи... ненавижу...

С трудом ее успокоив, я прежде всего извинился, понимая наконец, о каком Борисе шла речь, кого она оплакивает и что мое хамство меня завело слишком далеко.

– Ладно, ничего, – отхлебнув немного коньяку, простила меня Тамара, только ты так больше не делай, я ведь сама послала его на смерть, не специально, конечно, но я не думала, что они способны на убийство, я и сейчас не вполне уверена, так, бабские домыслы. Я и тебя-то к ним засылала, чтобы ты их развеял или, наоборот, подтвердил.

– Кого посылала, куда посылала? – Примерно все понимая, я все же пытался упорядочить поток ее сумбурных излияний. – Говори конкретней и не суетись под клиентом.

– Господи, ну неужели еще не все понятно? Бобка Кондратьев был моим фаворитом, то есть не в том значении этого слова, в общем... он по ночам ко мне приходил. Я любила его, но недаром говорят, что все бабы дуры, я сама попросила его, еще до встречи с тобой, некоторое время понаблюдать за катером с моторной лодки. Но поверь, у меня и в мыслях не было, что это так опасно. Долгое время ему не удавалось обнаружить ничего интересного, как вдруг за день до последних гонок он мне позвонил и ликующим голосом сообщил, что у него для меня есть важные известия, о которых по телефону лучше не распространяться, потому что, как он выразился, ему уже посылали "черную метку". Мы условились встретиться с ним после окончания спидвея, но, к сожалению, эта встреча никогда уже не состоится, однако я сделаю все от меня зависящее, чтобы те, кто повинен в его смерти, получили сполна и по высшему классу. И я очень хочу, чтобы ты мне в этом помог.

Она посмотрела прямо мне в глаза, пытаясь найти в них поддержку и взаимопонимание, но, очевидно, ничего, кроме настороженной подозрительности, в них не обнаружила и потому, сразу съежившись, стала маленькой и беззащитной.

– Тамара, я, наверное, поверю тебе, хотя это и трудно, потому что во всех последних передрягах, случавшихся со мной, виноваты были бабы. Как правило, они становятся истинными зачинщицами всевозможных заварух, если не прямо, то косвенно. Но несмотря ни на что, я хочу тебе помочь, тем более кое-какие моменты я знаю не понаслышке. Перейдем к делу. На чем мы остановились касательно ночного звонка, кажется, на том, что ты первая на него откликнулась?

– Такого я не говорила, но все было именно так. Когда я подняла трубку, чей-то до боли знакомый голос выкрикнул: "Дядя Коля, винокурня накрылась...", а потом трубку снял Николя, сработал блокиратор, и мой телефон замолчал. Минуты через две я услышала, как возбужденный муж мечется по первому этажу, лихорадочно выкрикивая одну и ту же фразу: "Я им, сукам, накроюсь, я им, сукам, накроюсь!" и еще: "За лоха меня держат, псы шелудивые!" Ничего не понимая, я вышла в холл и спросила, что все это значит? Грязно меня обматерив, Николя попросил, чтобы я не совала свой блядский нос в его дела. В ответ я тоже вспылила, назвала его кобелем и пообещала, что за убийство Бориса ему скоро придется держать ответ, а также напомнила, что его дела – это и мои дела, потому как половина исходного капитала принадлежит моему отцу. Запустив в меня пуфиком, совершенно взбешенный, он выскочил за дверь, а вскоре я услышала шум отъезжающей машины. Часы отбили пять ударов. Заснуть я больше не могла и уже в восемь ноль-ноль принялась накручивать его телефон. Секретарша, сучка Ксюша, удивленно отвечала, что ни Говорова, ни Буранова еще нет. Более того, Говоров этой ночью вообще не появился дома. Нервотрепка продолжалась вплоть до одиннадцати часов, пока няня не увела Тишку, а я, плюнув на все на свете, накачалась таблеток и заснула. Вот и все, а потом я в своей кровати обнаружила тебя... Каким образом тебе удалось пройти незамеченным мимо сигнализации и Карабаса? Уж не отравил ли ты его?

– Отличная была кровать! – Предпочитая не слышать ее вопросов, я гнул свою линию. – Тамара, ты сказала, что голос был тебе до боли знаком. Кто это был?

– Над этим вопросом я ломала голову все утро, но безрезультатно.

– Подумай, кто бы мог его назвать дядей Колей?

– Котофей Иванович, не считай меня полной идиоткой, именно над этим я и ломала голову. Лучше поднапрягись ты, может быть, твои аналитические способности толковее моих, бабских.

– К сожалению, ничего утешительного, как я думаю, не происходит. Ситуация у них сложилась пиковая, а в таких случаях можно ожидать самых непредсказуемых действий. Дело осложняется еще тем, что до сих пор я не могу сказать точно, кто есть кто. Позвони им еще раз, наверное, это бесполезно, но на всякий случай. Скажи, твой Тишка – его сын?

– Почему ты об этом спрашиваешь?

– На всякий случай.

– Все у тебя на всякий случай. Нет, не от него, это меняет дело?

– Конечно, теперь мы можем действовать более раскованно. Звони.

Невидимая Ксюша, замешанная, очевидно, в супружеской неверности Николя, ничего нового сообщить не могла. Положив трубку, Тамара вопросительно смотрела на меня так, словно я мудрый раввин, у которого на все есть готовый ответ. Ответа у меня не было, а вот вопрос имелся.

– Скажи, Тамара, тебе ничего не говорит имя Олег?

– Олег? – Смешно наморщив лоб, она заработала всеми извилинами обоих полушарий. – Олег? Нет, пожалуй, такое имя в нашем кругу не упоминалось. А кто он?

– Большая бяка, которая очень невзлюбила Гончарова и больно била его ботинком по голове. Сильно хотела его смерти, и если бы не капитан, уважаемый Сергей Владимирович, то я бы...

– Стой! Сергей... Сергей Владимирович... Ты, кажется, так сказал? Возбужденно вскочив, она широко заходила по комнате, совершенно не замечая того, что шелковое покрывало уже не защищает ее чарующих форм, а попусту тащится следом. – Сергей Владимирович! Ну конечно же это был он, точнее, его голос. Это он назвал Николя дядей Колей. Господи, какая же я дура, не могла вспомнить. Ну же, Котофей, что будем дальше делать? Это он звонил, я точно тебе говорю. Что будем делать?

– А ничего. Где нам его искать? Сама же говоришь, что на рейде катера нет. Может быть, прикажешь обшарить всю Волгу вплоть до Каспийского моря? Оденься лучше, а то доиграешься, не посмотрю, что ты новая русская.

– Отстань, лучше займись делом, за что я тебе деньги заплатила.

– Я их уже отработал, узнал больше, чем ты просила, знаю даже адрес той винокурни, о которой говорил капитан, более того, я там был и опять-таки с трудом унес ноги.

– Ты знаешь, где она находится, чего же молчишь? Наверное, катер там.

– Не может его там быть, сейчас на том месте, кроме милиции, нет ни одной блохи. Ладно, собирайся, поедем на пятую пристань, может, кой-чего разузнаем, только сразу договоримся – из машины ты ни шагу. Собирайся, я пока позвоню.

– Да иди вниз, я сейчас спущусь. Неловко мне перед мужиком одеваться.

* * *

И опять я напрасно звонил Ухову – не было его ни дома, ни на работе. К сожалению, поездка на пристань тоже оказалась безрезультатной, никто из алкашей-старожилов ничего не знал о судьбе катера. Скорее всего, он покинул порт приписки навсегда. Удрученные, мы сели в машину, не зная, что делать дальше. Конечно, о судьбе пиратского экипажа рано или поздно станет известно, только Тамаре очень хотелось увидеть убийцу Бориса немедленно и непременно живым. Это было какое-то маниакальное, совершенно нездоровое желание. Я понимаю, что месть – дело святое, но нельзя же доходить до абсурда. Когда я беседовал с окрестными мореманами, от нетерпения она даже подпрыгивала, а сейчас, получив "зеро", она заболела в полном смысле этого слова. Нам не оставалось ничего иного, как, узнав через справочное домашние адреса команды, отправиться по их квартирам, наперед зная, что это бесполезно, поскольку до нас их уже разыскивали Стас или Николя.

Мы уже подъезжали к дому капитана Шатрова, когда меня осенила совершенно гениальная в своей простоте идея: ничего не объясняя, я вытряхнул Тамару из-за руля и, развернув машину, погнал ее в дальнюю задрипанную деревушку, где у Макса был домик, громко именуемый им "дачей". Достался он ему от умершей тетки по наследству, вместе с пятью курицами, развалившимся нужником и паршивым, злющим котом, от которого шарахались даже уверенные в себе собаки. Макс постоянно собирался начать серьезную реставрацию своей загородной виллы, но пока дальше ремонта сортира дело не продвинулось, потому как все деньги, приготовленные на восстановление избушки, бессовестно поглотила уборная, воздвигнутая в лучших традициях русского зодчества.

– Ты куда едешь? – несмело спросила Буранова, ошарашенная резким разворотом маршрута и моего настроения. – Если ты хочешь меня изнасиловать, то это можно было сделать и дома.

– Всему свое время, моя царица, а едем мы в летнюю резиденцию моего товарища, хочу тебе показать, что такое настоящий дом, а не курятник, в котором вы соизволите прозябать.

– Может быть, мы отложим эту поездку до другого раза?

– Никак нельзя, если ты хочешь получить то, что хочешь.

– А попроще нельзя?

– Можно, но это будет стоить дороже.

– Сколько?

– Сто долларов.

– Получите. – Она тут же протянула мне купюру, которую я без тени смущения определил в карман.

– Мерси. А едем мы, моя королева, туда, где, возможно, пребывает один из членов экипажа катера.

– Какого же черта ты молчал раньше? Знал и молчал.

– Тамара, если я начну рассказывать все, что я знаю, то на это не хватит тысячи ночей.

– Но ведь у них там тысяча и одна ночь.

– А в эту одну ночь я расскажу тебе совсем-совсем другую сказку и обещаю, она тебе очень понравится.

– Сыщик, ты забываешься!

– Злюка. Это не про тебя великий поэт сказал: "... Царица Тамара жила, прекрасна как ангел небесный, как демон коварна и зла"?

– Про меня. Про меня многие великие писатели и драматурги говорили.

– Например?

– Например, Шекспир и Лесков.

– Леди Макбет?...

– Во-во, недаром меня последнее время кошмарики мучают, ох недаром!

Остаток пути мы проехали молча. Деревенька в два десятка домов, несмотря на чудесный воздух и море зелени, обветшала вконец. Почему-то она оказалась вне алчного поля зрения толстосумов, уважающих такие живописные уголки. Может быть, оно и к лучшему, подумал я, притормаживая у знакомой калитки. Даже с месторасположением Максу не повезло. Домик стоял в болотистой низинке, полной комаров и прочей вони. Прямо перед воротами вольготно раскинулась отличная зеленая лужа, не пересыхающая даже в самый лютый зной. Любой здравомыслящий человек строить свой дом в таком месте не стал бы, очевидно, муж Максовой тетки в эту категорию не входил. Лужа и окружающие ее берега были сплошь изрезаны протекторами уховской машины, один след был совершенно свежий, не более двухчасовой давности. Кажется, мы на верном пути. Поняла это и Тамара. Словно легавая, взявшая след, она первой ворвалась во дворик, а дальнейший поиск не составил труда, потому что из бревенчатого клозета до нас донесся пьяный голос матроса. Хрипло и старательно он выводил жанровую песню о нелегкой судьбе двух кочегаров и дефиците угля в топках.

– А устроился он нехило, – заметила Тамара, когда я сбил замок темницы.

Я был абсолютно с ней согласен. Матрос Сергей, прикованный к толстому чурбаку, сидел на стульчаке и чувствовал себя вполне комфортабельно. На чурбаке, служившем ему одновременно столом, лежал хлеб, колбаса, картошка и яйца. Из напитков ему была предложена водка и ведро воды. Холодными ночами он тоже не мерз, потому что его хрупкие плечи покрывал старый толстый тулуп, видимо тоже доставшийся Максу по наследству. Ну а вопрос отправления естественных потребностей вообще был решен по-царски, ему даже не было необходимости снимать штаны, Макс это сделал за него раз и навсегда, выдав ему взамен портков отличные шерстяные чулки. Единственное, чего не хватало матросу, так это доброго, толкового собеседника, но и без него Сергей в конце концов научился обходиться, заменяя живой диалог доброй морской песней. При виде нас он нисколько не удивился.

– Костя, братуха, пить будешь? Ты не стесняйся, у меня этого бухла море, только вот курева нет. Максимка не дает, дай хоть ты сигаретку. О-о-о, какая фрау, миль пардон, мадам, я без штанов. Максимка забрал. Сказал, в целях личной гигиены, кстати, очень удобно, я вам советую.

– Ну ты, придурок, – завелась с пол-оборота Буранова, – кто из вас убил Кондратьева? Говори, кретин, или я прострелю твою безмозглую башку!

В руках у нее появился револьвер, и это меня очень опечалило. Не сам факт, но моя извечная безалаберность.

– Перестань, Тамара, ты все испортишь, отдай мне твою пушку. Осторожно и нежно я попытался отнять у нее оружие, но не тут-то было ловко и незаметно револьвер скрылся у нее за пазухой, как у человека, давно к нему привыкшего.

– О-хо-хо, а-ха-ха, какие мы грозные, – скорчил ей рожу Сергей.

– Да не слушай ты ее, баба она и есть баба, а чего с бабы взять.

– Правильно говоришь, братишка, давай со мной за компанию, а то все один да один. Хорошо, хоть кот какой-то приходит, я ему в щелочку колбасу даю, когда еще не пьяный. Симпатичный, наверное, кот, но я ни разу, ни разу его не видел. Это мне обидно! А ты чего пришел?

– Да я, Серега, на минуточку забежал, узнать, где мне найти Васька? Где сейчас может быть катер?

– А чё это вы все про катер спрашиваете? Максим был, спрашивал, теперь ты... Не знаю я, где ваш катер, списали меня, Макс говорит, подчистую. Теперь я сухопутная крыса и курить нечего. Жмот, дай хоть затянуться.

– А хочешь, я тебе цельную сигарету задарю? Вот она, называется эта сигарета "Ява". Ты любишь сигареты "Ява"? Скажи мне, где может прятаться катер, и сигарета твоя. Вот она!

– Нашел дурака! Чтобы за одну сигарету я показал тебе берлогу. Не на того нарвался, братишка! Давай пачку, тогда подумаю.

– Чего? Серега, у тебя крыша едет, за пачку сигарет мне любой сдаст Янтарную комнату. Чего захотел! Ладно, даю две и по рукам!

– Нет, – уперся матрос, – три!

– Ладно, – нехотя согласился я, – говори!

– Спервоначала сигареты!

– Одну сейчас, две потом!

– Две сейчас, одну потом!

– А как обманешь, матрос?

– Да чтоб Серега наколол!

– Ладно, держи и говори скорее, нам некогда. Где берлога?

– От пристани до винокурни... ты знаешь, где винокурня?

– Само собой, дальше.

– От винокурни левым берегом вверх до первого фьорда, только туда не заходи. Минуй его и на самых малых пойдешь почти вплотную к берегу, ну а там уж если не найдешь, значит, сам дурак. Давай сигарету.

– Держи, если наколол, пеняй на себя. Счастливо оставаться, корми котов.

– Эй, братишка, погоди, а спички?

– О спичках мы не договаривались, да и нельзя тебе, спички не игрушка, апартаменты можешь спалить. Чао, бамбино, не простуди предстательную железу.

У пятого причала в кафе "Алые паруса" я выпил с обиженным Пашкой мировую и зафрахтовал у него на сутки двухмоторный катерок вместе с ним самим.

Удивительно, но он прекрасно знал, где до сегодняшней ночи находилась винокурня, впрочем, о ней здесь знали все, кроме милиции. Более того, он знал и о существовании берлоги, потому что, когда, следуя Серегиной наводке, я велел прижиматься к берегу и дать самый малый, он все понял и заглушил моторы.

– Не, начальник, мы так с тобой не договаривались, я в эту берлогу соваться не буду, не держи меня за фофана. На хрена эти игры, там вмиг можно остаться без тыковки, забирай свои бабки – я возвращаюсь! В такие игрушки не играю, тем более с ментами.

– Придется поиграть, – жестко возразила Тамара, наставляя на него свою долбаную пушку, – заводи мотор!

– Не-е, мамзелька, на понт ты меня не возьмешь, – густо и раскатисто захохотал Пашка, – а свой пугач прибереги для другого раза, не такой я пень, каким кажусь. Воробей я стреляный, все люблю делать обстоятельно. Ваши личности моя Динуся сфотографировала и в прямом, и в переносном смысле, так что вам нет никакого резону играть со мной такими пасами.

– А никто и не собирается, – проклиная свою напарницу, опять вмешался я. – Паша, не обращай на нее внимания, баба она и в Африке баба, что уж тут поделаешь. Мне самому она надоела до чертиков!

– Это ты верно заметил, а в тот загашник я все равно не сунусь.

– Паша, мы больше заплатим, – осознав свою ошибку, смиренно попросила Тамара.

– Не-е, подруга, мне своя голова дороже. Жена у меня молодая!

– Вот и отлично, – продолжала торги царица, – купишь ей разного барахла.

– Не-е, какое барахло ей может заменить меня?

– Хорошее барахло может заменить многое, – цинично ответила Тамара. Поехали!

– Не-е.

– Лось, ты видел мою "девятку"?

– Ну и что?

– Она твоя, поехали!

– Не-е, – автоматически повторил Пашка и вдруг осекся, пораженный выгодой сделки. – Ты что, в самом деле? Дуру гонишь!

– Тамара Буранова, в девичестве Собакина, никогда дур не гоняла, держи ключи, завтра оформим документы.

– Не-е, назавтра ты и думать про меня забудешь.

– Хорошо, вот тебе деньги, здесь половина стоимости машины, остальное получишь по прибытии. – И она протянула обалдевшему Пашке шмат валюты.

– Вы что, серьезно? – еще раз, дабы не оказаться в смешном положении, переспросил Павел, завороженно глядя на баксы.

– Абсолютно, бери! – Тамара вложила деньги в его руку. – Только постарайся доставить нас назад.

– Я понял, такие суммы просто так не дают, значит, вопрос у вас серьезный, введите меня в курс дела: что вы хотите?

– Паша, – опередил я царицу, – по нашим данным, на борту катера находятся два человека, которые нам очень нужны. Нет, нам нужны они все, но эти двое крайне необходимы. Это ее муж и его товарищ, я думаю, их держат взаперти, если они вообще еще живы. В общем, нам необходимо их вызволить.

– Я понял, и скажу вам сразу, что без меня у вас бы ничего не получилось. Капитан мужик крутой, и я думаю, что он утопил бы вас прямо в берлоге. Так дела не делают, надо было сперва посоветоваться. Значит, так, вы плавать умеете? В бухточку я зайду на веслах, вы прицепитесь сзади под кормой. Обычно они ставят судно носом к выходу. Я подойду к левому борту и начну разговор о всякой ерунде, а вы в это время должны будете под водой пройти к их правому борту, тихо притаиться и ждать моего сигнала. Виталий не в счет, с Васькой я договорюсь, а с Грибом уж как-нибудь управлюсь. Давно он у меня к рыбам просится. Пачкун старый, совсем Динке проходу не дает. На вашей совести остается только капитан, но предупреждаю – мужик он серьезный, действуйте осторожнее. Сразу же вношу поправку: если вдруг подойду к их правому борту, то не удивляйтесь, значит, так того требует ситуация и вы в этом случае действуйте сообразно. Без моего сигнала на палубу не вылезайте. Постарайтесь обойтись без выстрелов, лучше просто концы в воду. Ну вот и все, вопросов нет? Тогда можно начинать.

На подходе к видимой теперь дыре Пашка заглушил двигатели и взялся за весла. Мы с Тамарой молча и тихо соскользнули в воду. Нащупав под кормой две ручки, мы за них прицепились и отдались на Пашкину милость. Над водой торчали только наши головы, слабая волна сбивала дыхание. "Волна на волну набегала, волна погоняла волну..." – опять вспомнилось мне, когда мы уже входили в полутемную берлогу лютого зверя.

– Стой, стреляю! – противно и пискляво предупредил Гриб. – Кто идет?

– Погоди, Гриб, свои это, – спокойно ответил Пашка, и я вздохнул с облегчением, появилась уверенность – штангист не продаст.

– Кто это свои? – подозрительно спросил уродец.

– Да Пашка же я, неужели не признал?

– А, это ты! – не очень любезно буркнул Гриб. – Чего тебе надо?

– Дело у меня к тебе есть.

– Какое дело?

– А такое, за него платить надо.

– Тогда чалься. Что за дело? – повторил он, когда лодка ткнулась в левую носовую часть катера. – Говори, не жуй сопли.

Ответа я не слышал, потому что с головой ушел под воду. Перебирая руками днище катера, оказавшегося в воде весьма значительным, я с Божьей помощью вынырнул наружу и с трудом перевел дух. Тамара, в отличие от меня, перенесла подводное путешествие значительно легче. Зацепившись за якорную цепь, мы замерли в нервном напряжении, ожидая предстоящих событий. О чем шли переговоры за противоположным бортом, нам было неведомо, но только через какое-то время я явственно услышал всплеск – не иначе Пашка выполнил свое обещание и отправил мерзкого карлу на дно, если, конечно, не наоборот. Кажется, нет, потому что по неясной, приглушенной возне события продолжали развиваться и пока, надо думать, в нашу пользу.

– Что у вас тут происходит? – неожиданно раздался резкий голос капитана, и я было собрался идти на подмогу, но вовремя услышал торопливую, успокоительную трескотню Виталия, видимо уже перевербованного:

– А все нормально, капитан, все нормально, никакого шухера, у нас все о кей! А это Пашка, приятель мой, хороший парень... честное слово.

– Заткнись, полудурок, а ты, козел, что здесь делаешь? Я те...

Продолжать свои расспросы он почему-то не захотел, наверное, Павел полностью удовлетворил его любопытство. Зато нам от него последовало официальное приглашение, и мы с радостью им воспользовались.

Скрюченное тело капитана неподвижно лежало на палубе, и это давало мне основание предполагать, что Пашка вышиб из него дух. Связанный Васька отдыхал в лодке, зато Виталий чувствовал себя полным хозяином. Он тут же доверительно нам сообщил, что несчастного Буранова бьют и заставляют подписать какую-то бумагу, которую он уже несколько часов подписывать не хочет. И принуждает его к этому не кто иной, как сам господин Говоров. А пытки проводятся в нижней каюте люкс. И он как честный и порядочный человек просто обязан об этом сообщить.

– Ну ладно, я свое отработал, – мрачно пробасил Павел, – теперь идите и устраивайте свои разборки сами, а я покуда постерегу Ваську да капитана.

Дверь каюты люкс была с уплотнителем, и потому, кроме неясного бормотания, нам ничего путного расслышать не удалось.