Текст книги "Гончаров и кровавый бизнес"

Автор книги: Михаил Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Стараясь выйти из подъезда незамеченным, я просто не мог не напороться на Юрку Шутова, если верить словам Ефимова, нового начальника милиции. Судя по тому, как важно он выходил из машины, сомневаться в этом не приходилось.

– Господи, на кого ты похож! – брезгливо разглядывая мою внешность, заметил новый шериф.

– И в рубище почтенна добродетель, – скромно ответил я, стараясь уйти от его нескромных и глупых вопросов.

– Врешь ты все, небось опять какую-то хреновину задумал. Разговор у меня будет с тобой серьезный, ты, наверное, слышал, что меня...

– В другой раз, попозже, – торопливо ответил я, проскальзывая в дверную щель и паузу его величественной речи.

– Завтра зайди ко мне на работу! – крикнул он вдогонку. – Слышишь, на работу!

– Да ну тебя в болото, надо будет, явишься сам.

* * *

Место я себе облюбовал, на мой взгляд, восхитительное. В десяти метрах от развороченной могилы, на скамеечке возле гранитного, монументального памятника. Рядом находилась заброшенная, почти сровнявшаяся с землей безымянная могилка примерно двухлетней давности. На каменный столик, за которым могла бы разместиться добрая дюжина поминающих, я выложил свой нехитрый обед. Булку хлеба, десяток вареных яиц и пачку самого дешевого печенья. В довершение к этому в самом центре я водрузил бутылку водки с пластмассовым стаканчиком и пачку "Примы".

Покурив, я принялся за дело. Во-первых, тщательно ободрал никчемную, по моему разумению, траву, потом фанеркой аккуратно подровнял холмик, стараясь придать ему классическую конфигурацию. Вышло совсем даже неплохо. А что, господин Гончаров, не податься ли нам в могильщики? Работа непыльная, и платят не хило, к тому же никакого риска. Не то что у тебя. Каждую минуту ждешь, когда какой-нибудь подонок влепит в твое нежное сердце пулю. Холмик получился как на картинке, пальчики оближешь, наверное, неприкаянная душа усопшего сейчас ликует и танцует медленный фокстрот. Интересно, как его звали? Почему его, может, это была она? Назовем его (ее) Женей, чтобы без обиды. Что бы еще для нее сделать? Ясное дело, не хватает цветов, которые в избытке, на мой взгляд, произрастают у других, а это несправедливо, так как нам еще с детства твердили, что на том свете мы все равны. С клумбы почтенного старика, что строго следил за мной через черные зерна гранита, я извлек несколько тюльпанов и аккуратно, стараясь не повредить корневой системы, пересадил их на могилу его обездоленной соседки, а чтобы он не глядел на меня так осуждающе, я тщательно заровнял изъян. Искоса, краем глаза я наблюдал за наземной жизнью кладбища и теперь с удовлетворением заметил, что мои труды не пропали даром, на мою особу, а точнее, на мою скучающую бутылку обратили внимание два кладбищенских постояльца, устроившие маленький пикничок на только что убранной могиле. Продолжая заниматься своим делом, я разложил на Женином холмике расправленную пачку печенья и положил туда два яйца. Пока я открывал бутылку, две большущие, сварливые вороны уже нагло грызли и клевали поминальный обед. Ну что же, на то она и птичка Божья, философски подумал я, отмеряя себе сто граммов.

– Вечный тебе покой, да будет тебе земля пухом! – проникновенно сказал я и, вылив на холмик немного водки, остальное допил сам.

Дармовой харч тем временем доели и вороны, и мои одиозные наблюдатели, и теперь их внимание было всецело поглощено моей особой. По-прежнему не обращая на них внимания, я закурил и предался размышлениям о бренности и скоротечности нашей жизни. Взять, к примеру, Сергея Иванова... Черт, совсем забыл сообщить о местонахождении его трупа, а это нужно сделать незамедлительно, сегодня же вечером, запоздало вспомнил я, отколупывая яичную скорлупу. И вообще, нехорошо получилось, маэстро знал, что я Ивановым интересуюсь, и в любой момент может об этом растрепать. Номер уховской машины он видел, и нет гарантий, что он его не запомнил. Неумный вы человек, Гончаров, к тому же с садистскими наклонностями. Зачем вам понадобилось разыгрывать спектакль и привязывать идиота к машине? Может быть, этот факт и подтолкнул киллера к немедленным действиям.

Мои наблюдатели тем временем, подобно стервятникам, начали сужать круги все более интенсивно, очевидно опасаясь, что по недомыслию или глупости я сам могу вылакать водку. Еще более раздражая и раззадоривая их, я опять накапал в стакан, и это решило дело.

– Эй, слышь, земляк, – прохрипел один из, них – низенький, обрюзгший бомж в жеваном сером пиджаке, – налей помянуть.

– Кого? – скряжно, с подковыркой спросил я.

– Откуда нам знать, – пропищал другой, тощий и длинный парень в свитере неопределенного цвета, – кто там у тебя лежит?

– А если не знаете, кто лежит, так чего ж помянуть просите?

– А ну, это, за упокой души, никто не знает, кто тама лежит. Из морга его притащили прошлой весной, кто он тебе?

– Дед пихто! Тебе-то какое дело? Ходите тут, поминальное с могилок жрете, водку лакаете.

– А ты, это, не лайся, ишь разлаялся! Ежели положили поминальное, мы и поминаем, – рассудительно возразил мне обрюзгший. – Не хочешь наливать, не надо, без тебя обойдемся. Сейчас мертвяков пачками потащат, только успевай наливай. Ты еще сам у нас попросишь.

– Да чего там, мужики, подходите поближе. Женьку помянуть дело божественное. Когда, говоришь, его привезли-то и кто хоронил?

– Да говорю же, санитары на труповозке, – осторожно принимая стаканчик, повторил хрипатый, – мы тогда еще с Толяном здесь ошивались. Помнится, дождик сильный был, мы под грибком сидели, ждали, пока привезут. Замерзли как собаки, а тут на тебе, труповозка. Бросили они его в яму, могильщики землей закидали, и весь фокус. Никаких тебе поминок. Один холод и пустота в желудке. Он кем тебе приходился?

– Товарищ мой хороший.

– А чего ж не схоронил его по-человечески?

– В командировке я был, а когда вернулся, его и нет. Ну, мне знакомые мужики, значит, шепнули: мол, Евгеша в подвале окочурился. А у него ни денег, ни документов. Они тогда в ментовку звякнули и больше о нем ничего не знали. Ну я тогда сам в морг пошел и базарю, так, мол, и так, кента своего ищу. Показали мне его фотку, смотрю, точно Жека, только мертвый. Думаю, надо навестить. Вчера кое-кого обул, сегодня спулил и сюда, с трудом нашел, хоть мне и объяснили, где искать. Кладбище-то большое, скоро больше города будет. Закусывайте!

Я подал им по яйцу таким образом, чтобы они заметили кольцо, хотя можно этого было и не делать. Бомж есть человек наблюдательный, и то, что нужно, он видит наперед тебя.

– А ты где кантуешься? – аккуратно собирая скорлупу в обрывок газеты, спросил длинный. – Что-то я тебя раньше не замечал.

– Все правильно. В Крыму я живу, у меня там двухэтажный дом и четыре жены. А сюда я только на лето приезжаю. Жарко там очень.

– Ты что, Вован, совсем тупой? – осадил хрипатый. – Говорит тебе человек, в командировке был, а ты не всасываешь.

– А-а-а, – понимающе и уважительно посмотрел на меня Вован, – так ты на зоне отдыхал?

– Да нет, – оборвал я слишком смелый полет его мысли. – Бабешка тут меня одна подцепила и на юга увезла. Прожили год, надоели друг другу, ну я и подался назад. Здесь народишко получше живет. Давайте я вам еще налью, тут немного осталось.

Они с готовностью подставили стаканы, куда я опрокинул содержимое бутылки, а оставшиеся капли, опасаясь, что мне будет предложено хлебнуть из их посудин, вылил себе в глотку.

– А тебя как зовут-то? – воспылав вдруг любовью, спросил хрипатый.

– Костя-капитан... Слыхал такую оперу Погодина – называется "Аристократы"? Вот там тоже есть Костя-капитан. Это про меня сочинили. Жалко, выпить у нас больше нечего, а то бы... Вы говорили, что можете достать?

– Да нет, сегодня в нашей усадьбе тишина, ни одной ямы не вырыли.

– А чего на другие не сходите?

– Там своих ртов хватает.

– Так вы что, кладбище на участки поделили? – чуть было не рассмеялся я.

– А то как же. Наша граница вон от той бочки и до столба, а с этой стороны от бетонного кубика до мусорного контейнера. А как же, во всем порядок нужен, да и разборок меньше стало – кто чего у кого крысанул.

– Ну вы даете, прямо не кладбище, а высокоцивилизованное общество. Стало быть, этот участок вами приватизирован или просто взят в аренду? Как понимать-то?

– Как хочешь, так и понимай, только, кроме меня да Семеныча, сюда никто не имеет права приходить. Ну и еще Верка, конечно.

– О, здесь даже дамы промышляют, – удивился я.

– Не дамы, а Верка! – рассерженный моей недогадливостью, уточнил Вован. – Она у нас заместо поварихи, хорошая женщина, только пьет много. Так я спрашиваю, где ты кантуешься?

– Слишком много задаешь вопросов, – холодно ответил я. – Ты лучше придумай, где нам здесь бухалово раздобыть?

– Раздобыть – не проблема, денег только нет, – вздохнул долговязый и вопросительно посмотрел на меня.

– Бабок у меня тоже нет! – осадил я его немой вопрос в самом корне. А что это там за могилка такая? Зомби, что ли, вылазил?

Переглянувшись, мужики замолчали, почему-то не желая развивать эту интересную для меня тему. Наверное, я немного поторопился. Желая исправить положение, я отогнул загиб грязных, обтрепанных брюк, вытащил на свет свернутую в трубочку сторублевку. Мои собеседники вели себя сдержанно, по-нордически, а когда я расправил купюру, Вован от скуки даже почти натурально зевнул. Семеныч повел себя более естественно, он механически, с хрустом сжевал недочищенное яйцо.

– Ну чё, мужики, – тоже безразлично спросил я, – кто пойдет, а точнее, поедет, тут до города километров пять будет.

– Кто пойдет, кто пойдет! – радостно прохрипел Семеныч. – Кто всегда ходил, тот и пойдет. Давай, Вовка, чтоб одна нога здесь, а другая там. Сколько брать-то?

– Пару штук и несколько банок каких-нибудь консервов, – поторопился я предупредить, опасаясь, что мне в качестве закуски может быть предложен Веркин обед. – Только чтоб через полчаса был здесь.

– А чего это из-за двух-то пузырей в такую даль переться, – завел Вован извечную песню попрошаек, – уж брать, так по крайней мере три, Верка же еще...

– Хорошо, бери три, – согласился я, наперед зная, что принесет он все четыре и при этом приведет такие веские доводы, что поневоле с ними согласишься.

Явился он ровно через полчаса, и я оказался в корне не прав, потому что притащил он пять бутылок сомнительной водки, три пачки сигарет "Прима" и малюсенькую баночку шпротного паштета, которую я тут же экспроприировал, заявив, что это моя любимая закусь и делиться ею я ни с кем не собираюсь.

Захорошели мои компаньоны уже после первой, но были еще в полном разуме, и потому от опасного вопроса я пока воздержался. Форсируя события, я хотел было открыть вторую, но они отказались категорически, заявив, что привыкли пить в домашней обстановке.

– Где это – дома? – не вполне понимая сущность дела, наивно переспросил я.

– У, Костя, ты что же думаешь, у нас дома нет? – обиделся Семеныч. – А где тогда мыслим? Нет, ответь, где мыслим? Ты, что ли, думаешь, мы с упокойниками спим? Нет, брат, ошибаешься. Нам туда еще рано. У нас своя квартира есть. Вован, я правильно говорю?

– Конечно, Семеныч, только ему не понять, он, наверное, по подвалам привык болтаться. По подвалам и чердакам вместе с кошками. Ханыга.

– Вован, а давай мы его в гости пригласим, пусть человек один раз нормально переночует. У нас и бухнем.

– Можно. А Верка не развыступается?

– Да не должна, мы ей сразу стакан набуравим, она и успокоится. Пойдем, капитан, у нас нормально, зимой только холодно было.

Мне казалось, что на своем веку я перевидал все – и подвальные ночлежки, и канализационные общежития, и пещерное стойбище наркоманов и прочее, прочее, прочее, но такого не мог представить даже воспаленный мозг Николая Васильевича Гоголя.

Буквально в пятидесяти метрах от захоронений находился небольшой холмик, куда с противоположной от кладбища стороны, невидимая от него, была прорыта траншея. Пройдя по ней метров десять, мы уперлись в самую обыкновенную дверь. Гордо ее распахнув, Семеныч пригласил вовнутрь, в черноту могильного склепа. Почти на ощупь я прошел за ним несколько метров, и вдруг неожиданно стало светлее. Мы находились в небольшой овальной яме с бревенчатым накатом, в нем было прорублено крохотное квадратное отверстие, через которое и пробивался хилый свет. Пол и стены были земляными, только кое-где, в целях техники безопасности, подпертые всевозможными досками и кусками металла. По периметру этой ямы тянулись доски, очевидно выполнявшие роль полок или лежаков, а посередине высился металлический постамент с оторванным обелиском – как я понял, стол. Сам обелиск стоял неподалеку, его использовали как посудную полку. Простенько и со вкусом, подумал я, и зачем только люди бьются, добывая себе мебель, машину, жилье? Все вопросы решаются гораздо проще – землянка возле кладбища, и все проблемы отпадают сами собой.

– Ты, капитан, не бойся, присаживайся, – успокоил Семеныч, – здесь только поначалу страшно, а потом ничего, привыкаешь. Вовчик так на второй день привык, сейчас я коптилку зажгу, будет вообще как во дворце у султана, еще и уходить не захочешь.

Потихоньку разгорелся толстый жгут фитиля, заправленный в банку с маслом, но лучше бы она не разгоралась. Из-под кучи сваленного на лежанке тряпья лениво, как домашняя кошка, выползла рыжая крыса и не спеша пошла к себе в нору под стол. Невольно я вздрогнул, наверное, сказался вековой инстинкт ненависти, потому что сам я к этим животным отношусь лояльно.

– Не бойся, капитан, это Лариска, – опять успокоил меня Семеныч, – она живет здесь заместо кошки, совсем почти ручная. Вовчик, организуй стол, там у нас еще вчерашние пирожки должны оставаться.

Проглотив почти полный стаканчик, я понемногу привыкал к жутковатой обители выброшенных из общества людей. Из их рассказов я понял, что Семеныч лишился своей однокомнатной квартиры, когда, продавая, проявил излишнюю доверчивость и уполномочил покупателя оформить все надлежащие документы. А не в меру пьющего Вована из дому попросту выгнала жена, когда завела более подходящего любовника.

– Вовану хужее, – сожалеюще цокал языком Семеныч, – мне проще. Когда я почую, что мне осталось совсем немного, я пойду к этому мерзавцу домой и зарежу на глазах его семьи, я специально для этого приличный прикид берегу, и нож хороший купил, длинный такой, острый, тоже берегу.

– Да где ж ты его найдешь? Он уже пять раз твою квартиру перепродал, возразил я, втайне мечтая, чтобы Семеныч нашел обидчика.

– Не боись, капитан, я свое дело знаю, он как жил в своей трехкомнатной, так и живет, а меня облапошил из-за денег. Адрес его мне известен. Ничего, уже недолго осталось, думаю, к началу зимы я его уже зарежу. Зарежу и сбегу, кто меня искать будет, а Вован меня похоронит. Мы уже договорились, я и местечко поблизости присмотрел, яму-то Вован за ночь выроет, а с гробом уж как получится. Главное, яму вырыть.

– Семеныч, а зачем ее рыть, – кстати прервал я его, – у вас там, я видел, есть готовая.

– Не, та не пойдет. Там парнишка лежал, солдат, за ним мамка ухаживала, почитай, каждый день к нему приходила, я думал, скоро с ума сойдет. Придет, бывало, сядет и разговаривает с ним, как будто он живой и не помирал вовсе. Антошкой его звали. "Ну вот, – говорит, – Антошка, я и пришла, как тебе вчера обещала, опять пирожных тебе принесла, заварных, ты же любишь заварные. Ешь, не стесняйся. Да вот же они лежат, протяни руку и бери. Стесняешься. Ну ладно, скушаешь, когда мамка уйдет. А у нас опять папка третью неделю пьет не просыхая, да уж ладно, не буду тебя расстраивать. Что с ним поделаешь, не выгонять же, как-нибудь перетерпим, главное, чтобы у тебя все было хорошо".

Веришь – нет, капитан, вот так она часами с ним разговаривала, меня аж всего переворачивало. Мы тоже за его могилкой начали присматривать, чтоб чистенько было. Пирожные его сами не ели, а относили подальше, чтобы птицы клевали. Не представляешь, как нам ее жалко было, хоть самим плачь, редко кто так убивается...

– Тунеядцы, алкаши подзаборные! – неожиданно завизжала худая баба, невесть как оказавшаяся среди нас. – Я вас что – нанималась кормить? Что вы сегодня насобирали? А это что за пес тут сидит?

– Вера, Верочка, успокойся, – засуетился Семеныч, – это знакомый наш, он нам водочки принес, смотри сколько. Хочешь водочки, я тебе сейчас налью, только не ругайся, моя красавица. А это Костя, Костя-капитан. Он на могилку к товарищу приходил, ну на ту безымянную, оказывается, там дружок его лежит, Женя...

– Не трещи, наливай побольше.

Баба, пришедшая так некстати, при свете коптилки казалась самой смертью. Черные впадины глубоко посаженных глаз дополнял маленький курносый нос и крупные обнаженные зубы. Словно на них не хватало мяса губ и они пребывали в вечном оскале. Ей не хватало только косы и белой одежды.

– Вы у меня, мужики, смотрите, не расхолаживайтесь, – закусывая блином, повелела хозяйка. – Я вон с утра-то уже пять бутылок продала, а вы что набрали? Даже пожрать толком не принесли. Полчасика посидим и за работу.

Отрубилась она через пятнадцать минут, а я старательно направлял разговор в нужное русло:

– Конечно, Семеныч, ведь мать все-таки, а что потом-то случилось, почему вся могила перевернута? В вампиров я не верю.

– А зря. Мог бы я тебе кое-что рассказать, но к нашему разговору это не относится, поэтому отложим до другого раза. А с Антошкиной могилой поработали вполне реальные двуногие скоты. Это случилось в ночь с понедельника на вторник, часов около двух, мы с Вованом как раз вышли покурить. Сидим на корточках, смотрим – подъезжают две машины. Само по себе это не редкость, нас ночами часто навещают – то компания какая-нибудь заедет, то парень с девкой для острых ощущений заглянут. Только смотрю, эти по-другому настроены. У нас тут ночью светло, фонари дневного света во всю мощь садят. Значит, выходят из первой машины двое. Одеты по моде, видать, крутые. Один с тебя ростом, только раза в два поздоровее, а другой вроде Вовчика, хилый и длинный. Тот, который поздоровее, и спрашивает: "Которая будет?" Дохляк ему показывает на Антошкин крест и говорит: "Вот эта!" Тогда здоровый подходит к машине и говорит: "Вперед, пацаны, времени у вас полчаса". Из второй машины выпрыгивают двое в полосатых майках, все в наколках, достают из багажника лопаты и начинают разрывать могилу прямо с цветами, которые его мать посадила. Я как увидел, чуть было на рожон не полез. Спасибо Вовану, не пустил, а то меня в ту могилу бы и зарыли. Ну, значит, те пацаны в полосатых майках копают, а эти двое к машинам на аллейку вышли. Который поздоровее закурил и спрашивает: "А пустышку твой Кадыр нам не подсунул?" – "Да ты что, Серый, Кадыр такого никогда не сделает. Знает, с кем имеет дело". Это хиляк ему так ответил. "Смотри, говорит Серый, – а то и тебя вместе с твоим Кадыром закопаю, ты знаешь, мне это сделать что в сортир сходить".

Ну а тут вскоре те парни на веревках гроб вытащили. Землю с него стряхнули и на аллейку оттянули. Этот Серый постучал по нему, понюхал и говорит: "Учти, Гвидон, наколешь, тебя самого в это корыто законсервируем!" Ну а потом они этот гроб погрузили во вторую машину и уехали, а мы с Вованом так до утра и не могли заснуть. Все не могли понять, зачем им такое варварство понадобилось. Наутро мы пораньше в город подались, чтобы не видеть, как его мать будет убиваться, а когда вернулись к обеду, нас менты зацапали. Что видели, что слышали. Ну, мы дурачками прикинулись само собой, зачем нам лишние неприятности. Вот такие дела у нас тут творятся.

– Семеныч, – остановил я его руку, потянувшуюся к бутылке, – погоди. А на каких они машинах были?

– А тебе-то зачем? Мент, что ли?

– Не говори глупостей, просто интересуюсь. Может человек интересоваться?

– Может, но только не так подробно.

– Конечно! – В моих руках неожиданно появился полтинник. – Есть у меня такая задумка – помочь матери покойного, а для этого нужны подробности, и если ты мне их расскажешь, то обещаю тебе никому не сообщать, откуда они получены.

– Так и есть мент! Предупреждал меня Вовчик! Это что же, теперь ты расскажешь, что я собираюсь убить того подлеца, что выкинул меня из моей хаты?

– Что ты за чепуху мелешь, Семеныч, я и слышать такого не слышал. А если бы я был мент, то не пил бы с вами водку и сейчас бы вы находились в другом месте. Справедливо?

– Справедливо! Ну ладно, уж коль начал... Гроб они определили в закрытую белую "Газель", а сами сели в вишневую иномарку с черными стеклами, я в ихних названиях не разбираюсь.

– На "БМВ" они приезжали, – неохотно подал голос молчавший до сих пор Вован.

– Ну вот это уже лучше, – одобрительно заметил я, и висящая вопросом купюра послушно легла на постамент. – А как был одет Серый?

– Обыкновенно, серый костюм и светлая рубашка.

– Что-то было в его облике необычное, запоминающееся?

– Да вроде нет. Самодовольный. Уверенный в себе. Он как будто не на кладбище приехал, а у себя в кабинете отдавал распоряжения. Этот Гвидон его немного побаивался, хотя и виду старался не подавать.

– Понятно, Семеныч, теперь опиши мне личность этого Гвидона.

– Я уже говорил, что он худой и длинный. Он будет помоложе Серого, если тому за тридцать, то этому лет двадцать пять, может, побольше. Вот у него есть что запомнить. У него кадык, словно второй подбородок, выпирал. Стрижка короткая, разговаривает торопливо, как будто боится, что ему не дадут закончить. Ну, одет он был в черные штаны и белую водолазку, она ему маловата была. Он постоянно рукава одергивал. Больше я ничего сказать не могу, потому что не знаю сам.

– Жаль, но и на том спасибо. А в заключение нашей теплой и неофициальной встречи я бы хотел дать вам маленький совет: чем меньше народа будет знать о том, что вы видели, тем выше ваши шансы остаться в живых. Так что в ваших же интересах думать, что наша встреча вам только приснилась.

– Само собой, капитан, я вообще об этом никому говорить не хотел, ты меня расколол хитростью, да и синяк у тебя настоящий, такого не нарисует никакой художник. Ну а если уж так получилось, то буду действовать до конца. Может быть, ты купишь у нас вещественные доказательства, оставленные ими на месте преступления?

– Смотря какие.

– Две баночки из-под пепси, которую пили Серый и Гвидон. Они зашвырнули их в кусты, но я тоже не дурак, думаю, такая штука нам всегда сгодится. Я их потом вытащил и положил в полиэтиленовый мешочек, сам я до них не дотрагивался.

– А где гарантия, что это именно те баночки?

– А зачем бы я подбирал другие?

– Хорошо, сколько ты за них хочешь?

– Сто рублей, – не задумываясь прохрипел Семеныч.

– Учитывая то, что я могу их забрать у тебя силой и бесплатно, ограничимся половиной. Давай их сюда и забудь, что они у тебя когда-то были.

* * *

По дороге в гостиницу, в очередной раз рискуя, я заехал домой и собрал самые необходимые мне вещи. Теперь, после целительного душа, я лежал в прохладном номере старой гостиницы, лениво размышляя, за какой такой надобностью Тамаре понадобилась моя персона. Уж не для блуда же в самом деле. На этот предмет, надо думать, у нее есть более серьезные кандидаты. Скорее всего, дело связано с той грязной историей, произошедшей на моих глазах. Как оно мне все надоело! Чует мое сердце, нужно мне убираться из этого города навсегда. Не опоздать бы только.

Без пятнадцати девять, когда дядя Володя в союзе со Степашей начали сушить Хрюшины мозги и развешивать лапшу по его свиным ушам, я спустился в ресторан. Дверь я закрыл тщательно, не забыв закрепить неприметную контрольку. Так что, если кому-то и вздумается преподнести мне сюрприз в виде ствола в лоб, для меня это неожиданностью не будет. Свинины в ресторанном меню не оказалось никакой. Наверное, повар был ревностный мусульманин и свято чтил законы шариата. Мне пришлось скромненько ограничиться четырьмя порциями антрекота и всякими салатами. Рассыльный официант, пообещав, что все это он доставит не позже чем через десять минут, потребовал предварительной оплаты, красноречиво поглядывая на мой заплывший глаз. Раздосадованный такой подозрительностью, водку, шампанское и холодный лимонад я купил прямо в буфете. Проверив целостность своей контрольки, я смело вошел в номер и был немного удивлен. В светлом брючном костюме перед телевизором полулежала Тамара. Мне показалось, что мой приход не был для нее неожиданностью.

– О, Котофей Иваныч, где это вы пропадаете? Совершенно вас заждалась. Что там у вас? Умираю от жажды. Вы позволите? – Неожиданно изогнувшись, она ловко выхватила у меня лимонад и, не утруждая себя этикетом, присосалась прямо к горлышку.

Я стоял посреди комнаты с двумя бутылками в опущенных руках, ровным счетом ничего не понимая. Как она могла, не нарушив моей метки, попасть вовнутрь? Через открытое окно? Но у старого здания с полуподвальным цоколем оно находится на высоте не меньше шести метров.

– Котофей Иваныч, ну что же вы стоите, как обманутый пациент, у которого по ошибке пьяный доктор удалил здоровую часть мошонки? И где, наконец, ваш обещанный роскошный ужин? – веселилась гостья.

– Сейчас принесут, – осторожно садясь, ответил я, – но может быть, вы соизволите объяснить, каким образом вам удалось сюда проникнуть?

– Тем самым, каким я и выйду отсюда – через окно. Вас удивляет? Странно, оно ведь было открыто. Вот я и решила, чтобы лишний раз не докучать коридорной, им воспользоваться. Но вы не должны на меня обижаться, так как явилась я ровно в девять, когда мне и была назначена аудиенция.

– Да, но... как? Высота и прочее... Вас могли заметить и поднять шум.

– Вот как раз опасаясь лишнего шума, я и выбрала этот путь. А насчет высоты, так этот вопрос волновал меня меньше всего. Я альпинистка и, более того, мастер спорта. Имею два серьезных восхождения и уверяю вас, на Памире было чуточку посложнее.

– Оригинально. – Понемногу приходя в себя, я одобрительно кивнул. – Но чем вызвано ваше, с позволения сказать, эксцентричное поведение?

– А вот про это нам и предстоит поговорить, но где обещанная свинина?

– Свиньи сегодня в дефиците, а вот телятину обещали. Я страсть как люблю телок. Пока принесут, мы можем немного выпить и разрешить деловую часть вечера.

– Пожалуй! Только шампанского я не пью, у меня от него кружится голова и залетают дурные мысли. Пожалуйте водки.

Щедро налитый стакан тонкого стекла она выпила не поморщившись, потом, открыв дамскую сумочку, извлекла оттуда батончик "Сникерса" и, не спеша разломив его на две части, сосредоточенно захрумкала. Из открытой сумочки на меня настороженно и недвусмысленно глядел ствол пистолета. Перехватив мой испуганный взгляд, она успокоила:

– Не бойтесь, Котофей, он газовый, а разрешение у меня есть. Давно хочу спросить и все не решаюсь, что это у вас с глазиком?

– Это к делу отношения не имеет, – важно ответил я. – Давайте лучше займемся вашим вопросом, я имею в виду тем, который следует решить до ужина.

– Да, конечно. Во-первых, начнем с того, что по ряду причин я хотела встретиться с вами в неофициальной обстановке, так, чтобы об этом знало как можно меньше народа. Вот почему я и выбрала такой необычный путь. Будем считать, своего я достигла. Теперь перейдем к главному. После нашей субботней встречи я навела о вас справки и пришла к выводу, что вы и есть тот самый человек, который мне позарез нужен. Вы ведь не откажетесь заработать несколько тысяч долларов, разумеется, если справитесь с задачей?

– Смотря какая задача! Если, к примеру, вы хотите поймать своего благоверного в чужой постели, то такая сумма устраивает, а если я должен угнать секретный самолет ВВС США, то маловато.

– Мой муж, как и все ВВС США, меня мало волнует. Кстати, вам нравится мой Николай?

– Пока я еще не являюсь представителем модных сейчас сексуальных меньшинств, поэтому я затрудняюсь ответить, но если чисто по интуиции, то нет.

– Вот и мне не нравится, но не за этим я сюда пришла. Дело в том, что в нашей фирме "Лидер", совладелицей которой я являюсь, в последнее время происходят какие-то тихие, неуловимые глазу подвижки и, как мне кажется, преступные, или, говоря мягче, незаконные действия. Сама я далеко не пай-девочка, вполне могу прокрутить теневую операцию, да так, что меня сам Господь Бог за руку не поймает. Все это понятно и при современных налогах даже обязательно, но есть какие-то границы, подойдя к которым необходимо сказать себе – стоп! Дальше нельзя! Дальше уголовщина со всеми вытекающими отсюда последствиями. Это я так думаю, но, видимо, мой супруг и его вице-президент Стас Говоров придерживаются других критериев...

– В чем это выражается?

– Если бы я знала! Однажды, сдуру, я спросила Николя, откуда у нас на левом счете вдруг появились сумасшедшие деньги. Он промямлил что-то нечленораздельное, и это показалось мне странным, до этого никаких тайн у нас не было. Через неделю эти деньги исчезли, месяцем позже появилась еще более крупная сумма, но и она оставалась недолго. На все вопросы Николя или отшучивался, или начинал немилосердно врать, но счет больше не загружал, зато пару недель назад я совершенно случайно узнала, что несколько хитрых счетов он открыл в трех городах нашей губернии. Тогда я еще раз, уже приперев его к стенке, попыталась поговорить начистоту, но в ответ услышала прямое оскорбление. Не подумайте, что я, подставив Николая, просто хочу взять бразды правления в свои руки. Для этого надо иметь нюх и бульдожью хватку. У меня отсутствует и то и другое. А кроме того, мне это неинтересно. Вы спросите, зачем тогда мне все это нужно? Отвечу – для того, чтобы спокойно и в достатке жить, как я уже привыкла. Ведь их сомнительные игры рано или поздно будут окончены самым плачевным образом, и останусь я при своем интересе, потому что все деньги вложены в дело, и на моем личном счете окажется какая-то пара дохлых тараканов.

Негромкий, почтительный стук прервал исповедь обманутой женщины. Неуклюже пятясь задом, человек тащил два подноса, взгроможденных друг на друга, и, кажется, льстиво улыбался даже затылком. Мне почему-то очень захотелось подставить ему ножку. Небрежно сервирован стол, он уставился на меня вопрошающе, ожидая то ли чаевых, то ли хорошего пинка под зад.

– Ступай отсюда, любезный, – сдержанно предложил я, – без тебя душно.

– А как же...

– А так, что уматывай, или я тебе помогу, – пообещал я, привставая.

– О-о-о, Котофей Иваныч, а вы, оказывается, зверь резкий и храбрый, уважительно протянула Тамара, – особенно когда дело касается обслуги.

– Извините, просто он мне внизу надоел. Уж больно непочтительно он рассматривал мой глаз.