Текст книги "Гончаров и кровавый бизнес"

Автор книги: Михаил Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

– Константин Иванович, мне обидно слышать такие речи. Я подъехал по аллейке с тыльной стороны и бережно, как девушку, положил твоего Сережу на заднее сиденье. Ему было легко и радостно. Он улыбался и доверял мне, словно собственной маме, а своего тезку Сергея Владимировича – так зовут его капитана – он вовсе и не уважает и более того, при случае не отказался бы вступить с ним в интимную близость. Иваныч, я не слышу слов благодарности за отлично проделанную работу. О чем задумался?

– Мне с утра не дает покоя один, казалось бы, несущественный вопрос, но пока я его не разрешу, не успокоюсь.

– И что же это за вопрос?

– Каким образом гном известил киллера с биноклем, когда и в кого ему нужно стрелять?

– Иваныч, извини, но ты глупеешь на глазах. О том, в кого стрелять, они могли договориться заранее, а вот когда?... Мне помнится, музыкант свистел о том, что на нем были наушники. Почему бы не передать команду по радиотелефону условленным паролем?

– Я об этом думал, но в таком случае почему они подобным же образом не передали свое пожелание музыкантам? Значит ли это, что официальные учредители гонок не были замешаны в убийстве Кондратьева или просто боялись засветиться? Черт их знает. Стоп, кажется, приехали. Может, ты сам отнесешь ему жратву и воду? Видеть не могу его просящих собачьих глаз.

– Э-э, нет, Иваныч, ты сам взвалил на себя свой крест, вот и неси его, если не на Голгофу, то хоть на Лысую гору. А потом, если я к нему схожу один, то тебе больше не будет нужды здесь появляться. Может, так оно и лучше?

– Нет, погоди, так нельзя, пойдем вместе.

Несмотря на двенадцать часов ночи, мой узник бодрствовал. Удивительно, но сегодня он не выглядел таким несчастным и многострадальным. Взращенный мною на высококачественных харчах и лишенный возможности двигаться, он постепенно принимал форму рождественского гуся. Лежа на грязном, цвета свежевспаханной земли матраце, он изучал бессмертные творения Александра Сергеевича Пушкина. При нашем появлении он нехотя отложил томик и, глядя куда-то сквозь пламя коптилки, важно заявил:

– "Достиг я высшей власти. Шестой уж год я царствую спокойно..."

– Ты что, Шурик? – немного встревоженно спросил я. – Или крыша потекла?

– Все отлично, Константин Иванович, только онанировать левой рукой неудобно. Вот если бы вы освободили мне правую, то я был бы самым счастливым человеком.

– А ты дуру-то не гони! – вдруг заревел Ухов. – Костя, он же наручники перетер. Вот сукин сын. Нет, определенно его надо кончать.

– "И царь велел изловить его и повесить"! – опять процитировал узник. – Это с вашей стороны было бы непорядочно! Я сожалею, что в больничной палате вас не пристрелил. Константин Иванович, никогда больше не приводите ко мне этого маниакального убийцу. У меня от таких разговоров разжижается стул, а при моем ограниченном жизненном пространстве это создает определенные неудобства. Вы принесли мне морфинчику? А то мне совсем даже нехорошо и тоскливо. И еще я вас просил принести мне толковый словарь, потому что некоторые слова мне непонятны.

– Не понадобится тебе больше словарь! – решительно заходя в клетку, зловеще пообещал Макс.

– Не надо! – протяжно и жалобно взвыл мой пленник. – Константин Иванович, он убьет меня. Вели его зарезать, как он зарезал маленького Шурика!

– Больно ты мне нужен, дерьмо собачье, – защелкивая новые наручники, успокоил его Ухов. – Руки о тебя пачкать. Послезавтра я к тебе приеду один и если замечу, что что-то не так, то упакую тебя наглухо, и больше ты нас не дождешься. Без воды ты сам скоро подохнешь! Все. И чего ты с ним возишься? – по дороге обратно зло повторил Ухов.

– Не знаю. Слушай, ты с ним поаккуратнее, если мне не изменяет интуиция, он нам может сгодиться.

– Вот как? И каким же образом?

– Пока не знаю, но мне кажется, мы с его помощью можем замкнуть круг, если этот круг раньше не удавит нас самих.

– Возможно, ты прав. Хорошо, я буду ухаживать за ним любовно и нежно.

– Макс, если я уйду на их треклятом катере неожиданно, не сумев поставить тебя в известность, то держи связь с Ефимовым. Всего ему, конечно, рассказывать не стоит, так, в общих чертах. Ну а если ему потребуется помощь, то помоги, в долгу не останусь.

– Иваныч, наверное, этого можно было не говорить или глупость приходит с возрастом? Ты мне скажи, что с матросиком делать?

– А что с ним делать? Как катер уйдет, так и отпускай его к едрене фене.

– Ты думаешь? А не рановато ли? Может, подождать до твоего благополучного возвращения? И нам спокойней, и он несколько лишних дней отдохнет.

– Ну это уж на твое усмотрение. Как сам решишь.

* * *

Восход солнца наступающего дня я встретил на причале и совершенно напрасно, потому что, целых два часа на судне не было никакого движения.

Только в семь часов на кормовую палубу из корабельного чрева выполз удивленный и взъерошенный Василий. Отряхнувшись, он закурил и внимательно осмотрел пристань, очевидно разыскивая своего пропавшего дружка. Заметив меня, он приглашающе махнул рукой. Понимающе дав отмашку и до ушей растянув радостную улыбку, я поспешил к нему навстречу.

– А чего ты ночью не пришел? – здороваясь за руку, невесело и даже мрачно спросил он. – Мы тебя ждали, я кэпу про тебя рассказал. Он хотел тебя посмотреть.

– Сам знаешь, почему не пришел. Думаю, появлюсь на ночь глядя, а тут меня этот долбаный Паша со своими пацанами и накроет. С двумя, тремя-то я справлюсь, а если он всех своих штангистов соберет? Тогда меня не то что на работу, ни в один приличный морг не примут.

– Да нет, это ты напрасно, Пашка хоть и дурак, но пацан незлобивый, я тебя хоть сегодня с ним помирю. Зачем только ты его Динку за окорока взял? Ни с того ни с сего, словно сдурел.

– Так она сама повод дала, вас тогда еще не было. А откуда мне было знать, что это ее муж подкатил. Как он?

– А что с ним сделается? Пашка он и есть Пашка. Об его лоб поросят можно бить. Бронированный череп. Пойдем к нам в каюту, похмелимся, у меня полбутылки есть, а больше нельзя, скоро кэп приедет.

По крутому трапу мы спустились в узкий коридорчик, куда выходили четыре двери. Одну из них, вторую по правую сторону, пропустив меня вперед, Василий и распахнул. Кроме двух полок-кроватей, здесь был столик, крохотный телевизор и встроенный шкаф, из которого гостеприимный хозяин тут же извлек обещанные полбутылки.

– А у нас, Костя, ЧП, – справедливо разливая водку, сообщил он новость, – Серега вчера пропал.

– Куда пропал? – сделав совершенно дурацкую рожу, невинно спросил я.

– Если бы знать, я уже все обегал. И дома у него был, и у бабы. Как сквозь землю провалился. Кэп на меня бухтит. Ты, говорит, с ним пьешь, ты его и разыскивай, нам сегодня к обеду выходить! А где я его разыщу? Он вчера как с ума сошел. Когда ты ноги сделал, мы с ним минут пятнадцать покурили и вернулись в "Паруса", там еще махнули по сто, и Серега поплыл. Кэп знает, что мы выпиваем, ничего, терпит, когда в пределах нормы, но если бы он увидел Серегу вчера – турнул бы в один момент. Такого он не прощает, парень крутой. Я и подумал, схожу на борт один, а он тем временем немного очухается. Посадил его на скамеечку в кустах. Там его и видно-то не было. Менты забрать не могли, тем более они все нас знают. И что ты думаешь? Еще и часа не прошло, когда я за ним вернулся и обнаружил пустую скамейку. Первым делом я все "Паруса" на хобот поставил, но только никто ничего не видел. Как сквозь землю провалился. Я уже и по соседним корытам полазил, думаю, может, совсем сдурел и с кем-нибудь гудит. Бесполезно!

– Может, утонул? – наивно высказал я свое очередное нелепое предположение. – Ага, шел на катер, соскользнул с трапа и хана.

– Типун тебе на язык. Слава богу, такого не может быть. Какой бы он ни был пьяный, он по причальному концу пройдет, а ты говоришь... Ну давай, чтобы с Серегой все было нормально! – Выпив, он крякнул и, вытащив из-под полки сухой колбасы, разломал ее на две части. – Закусывай, а то опьянеешь, а тебе надо в норме быть. Вчера, когда мы уже поняли, что с Серегой что-то случилось, я порекомендовал тебя. Кэп хотел на тебя взглянуть. Если, значит, ты ему понравишься, то обещал взять.

– Так уж прямо и взять. А если Сергей появится?

– То сразу же полетит за борт. Кэп таких вещей не прощает. Сереге лучше вообще здесь больше не появляться.

– Ну если возьмет, то с меня большой кабак. А платит-то он хорошо?

– Не боись! – загадочно ухмыльнулся Василий. – Ты столько не видел. Но и от тебя многое потребуют.

– Что, например?

– Это он тебе сам расскажет.

– Ё-мое, так надо было трудовую книжку с собой взять, а так-то у меня только права, правда, все категории открыты.

– Свою трудовую покажешь жене. Он тебя и без трудовой как есть расколет. Пойдем пока на палубу, покурим, в каютах-то он нам не разрешает.

– Он что, сам не курит? – карабкаясь за Васькиной задницей, спросил я.

– Почему же не курит? Курит, но тоже только наверху.

– Крутой, видно, мужик!

Крутой мужик стоял на палубе и внимательно смотрел на меня сверху вниз. Тридцати лет, не больше было за его плечами, но держался он уверенно и спокойно, как будто уже познал мир и теорию Эйнштейна.

– Это кто? – указал он подбородком в мою сторону.

– Дак Костя. Я же вам вчера про него говорил. Хороший парень, он вчера...

– Тебе что, нечем заняться? – расстегивая пиджак, только и спросил кэп, но этого оказалось достаточно, чтобы Васька мгновенно провалился сквозь палубу к себе в моторный отсек. – Ты кто? – когда мы остались одни, задал он сакраментальный вопрос голосом, лишенным какой бы то ни было интонации.

– Человек! – радостно и счастливо ответил я.

– Я не о том, я спрашиваю, кто ты есть? – так же равнодушно повторил он вопрос, и мне почему-то стало зябко.

– Я Константин Иванович Гончаров, вот мои водительские права.

– Не нужно. Я тебя откуда-то знаю, только не могу сразу вспомнить, но это не важно. Я всегда вспоминаю, даже если эта встреча была случайной. Ты что хочешь?

Его размеренный, лишенный всякой окраски голос автоответчика совершенно выводил меня из себя, но приходилось затаиться и терпеть. Терпеть не только голос, но и холеную бесстрастную физиономию с умными и жестокими глазами. Поэтому голосом ягненка я ответил:

– Хочу работу.

– Что ты можешь?

– Ничего.

– Это уже лучше. Ты вот так можешь? – Едва уловимым движением он резко и сильно въехал мне в солнечное сплетение.

Как мне это удалось, я и сам не знаю. Но только уже заходясь в болевом спазме, я что было моченьки пнул его кованым ботинком по голени. Когда меня отпустило, он все еще весело скакал по палубе на одной ноге.

– Вы меня простите, – заискивая, извинился я, – но я не умею по-другому.

Даже не удостоив меня взглядом, прихрамывая, он поднялся в рубку. Уже сверху требовательно и властно спросил:

– Почему грязная палуба?

– Но я...

– Я спрашиваю, почему грязная палуба?

– Вас понял! – бодро ответил я, скатываясь в машинное отделение к Ваське за необходимой консультацией.

– Да ты чё? – не поверил он. – Неужто в самом деле ты его отоварил? Ну и дела! Хочешь не хочешь, а с меня пузырь. Значит, все на мази. Сейчас я покажу тебе все Серегино хозяйство. Там у него чуланчик со всякими инструментами, начиная от швабры и кончая всякими рубанками да гвоздями. Погоди пять минут, что-то у меня одна щетка генератора боит, искрит, сука.

Только теперь воочию разглядев двигательный агрегат катера, я понял, что господин Гончаров есть полный и законченный идиот. Вращающий момент катерным винтам передавали два огромных дизеля ростом поболее моего, и все они были опутаны и увешаны всевозможными датчиками и манометрами. В довершение к ним тут же стояла электростанция. Разобраться во всем этом хаосе мог только очень умный человек, наподобие братьев Черепановых или Карла Маркса. Трепет почтения невольно овладел мною, когда я увидел, как запросто и по-свойски Васька обращается с этими грудами умного и сильного железа.

Мой чулан находился под носовой палубой, которую Васька фамильярно называл баком. Здесь в одном углу стоял верстак со столярным инструментом, а в другом – богатейший выбор всевозможных щеток, швабр и скребков. От такого обилия я немного растерялся, но все равно здесь мне было понятней и приятней, чем в моторном отсеке. Выбрав самое большое ведро, швабру и скребок, я с небывалым рвением и энтузиазмом накинулся на работу. Что-то у меня получалось не так. Грязная вода, которую я старательно пытался согнать за борт, вдруг неожиданно, в самый неподходящий момент возвращалась на только что вымытый участок палубы. Чем-то я себе напоминал Остапа Бендера, когда он так же безуспешно пытался нарисовать на палубе портрет агитатора. С горем пополам через час я все-таки вымыл эту чертову палубу. Измученный, но удовлетворенный и счастливый, я позволил себе сигарету.

– Матрос, тебе не кажется, что мыть судно лучше сверху, тогда грязная вода с надстройки и рубки не будет заливать уже чистую палубу, – пропищал за моей спиной незнакомый голос. Резко обернувшись, я поскользнулся и чуть было не растянулся на мокром полу. Передо мной, улыбаясь, стоял большеголовый гном, одетый в ядовито-зеленый спортивный костюм. Осторожнее, молодой человек, – доброжелательно предупредил он, – не делайте резких движений, а то недолго и шею сломать.

От нахлынувшего на меня стихийного возбуждения я не мог вымолвить ни слова и так и стоял, глупо улыбаясь и судорожно сглатывая обильное слюновыделение, так некстати вдруг меня посетившее.

– Ну что вы, молодой человек, не стоит так расстраиваться. Дружелюбно похлопав меня по плечу, гном протянул руку. – Будем знакомы, я ваш непосредственный начальник, старший матрос и рулевой Андрей Викторович Грибов. Меня за глаза зовут Гриб. Зовите и вы, я ничуть не обижаюсь. Хе-хе, как говорится, называйте хоть горшком, только в печь не суйте. Вам Сергей Владимирович определил круг ваших обязанностей?

– Н-н-ет. – Я растерянно замотал головой.

– Тогда я введу вас в курс дела. Кроме ежедневной и непременной уборки судна, вам надлежит стоять вахты; как я уже понял, никаких представлений на этот счет вы не имеете, но это не беда. Хе-хе, как говорится, не в этом дело, главное, чтобы человек был хороший. Еще вы должны выполнять функции повара, тут проще, мы непривередливы, а уж яйца или картошку вы поджарить сумеете. Обстирывать нас не надо, здесь на этот счет самообслуживание. Иногда, когда того требует ситуация, вас может немного поэксплуатировать наш механик Василий Лосев. Но это редко, свое хозяйство он содержит в порядке, и поломки крайне редки. В разгар погрузочно-разгрузочных работ, если нет грузчиков, от вас требуется самое деятельное участие, но тут уж ничего не попишешь, когда авралы – работаем мы все. На стоянке на рейде выпивать можно, пить нельзя. Во время плавания нельзя и выпивать. В случае нарушения этого табу кэп может высадить вас даже на необитаемом острове. Также я вам по-дружески не рекомендую трахаться с буфетчицей и стюардессой Анной, потому что она моя водно-полевая жена, хе-хе, а я ревнив, как мавр. Уже несколько раз на этот счет были неприятные инциденты, но ей все неймется. Что тут скажешь, слаба она на это дело, но не следует этому потакать, напротив, просил бы всячески пресекать ее поползновения. Если однажды, проснувшись ночью, вы обнаружите ее под своим одеялом, вам нужно спокойно, не поднимая лишнего шума, вежливо препроводить ее в мою каюту. Пожалуй, это все, что я должен вам сказать. А о главном вас проинструктирует сам Сергей Владимирович. Его каюта находится отдельно за рулевой рубкой, и заходить туда без приглашения не принято, во избежание маленьких неприятностей и большого мордобития. Но сейчас вы должны к нему подняться, поскольку он вас ждет. Скажу по секрету, вы чем-то ему импонируете, а это редкость.

Не успев переварить пренеприятнейший факт нахождения этого типа на катере, я робко постучался в дверь капитанской каюты, уже заранее не ожидая ничего хорошего. После резкого "Разрешаю!" я вошел в просторную комфортабельную каюту, имеющую четыре обзорных окна. Сидя за письменным столом, Сергей Владимирович производил какие-то сложные расчеты, играя на клавишах калькулятора, как на пианино. Полученные цифры он вносил в компьютер и казался настолько занятым, что мне стало стыдно за присутствие своей пустяковой личности.

– Садитесь! – Наконец оторвавшись от экрана, он кивнул мне на неудобный стул, стоящий прямо у двери.

Покорно взобравшись на него, я смиренно сложил руки и застыл в позе вечного ожидания. Закурив, он крутанулся на вращающемся кресле и изучающе на меня уставился.

– Ты мент?

– Ага, только бывший. Вышибли меня шесть лет назад.

– Не шесть, а пять. За что выкинули?

Я смущенно промямлил что-то маловразумительное, всем своим видом показывая, какой я хороший мальчик и как несправедливо ко мне отнеслось нехорошее руководство.

– За что вышибли? – уже настойчивее повторил вопрос кэп, протыкая меня булавками черных зрачков.

– Ну... это... как вам сказать... В общем, не пришелся я им. Недовольны они мной были. То выговор, то взыскание, – совершенно не обманывая, признался я.

– Это хорошо.

– Чего ж тут хорошего? – естественно возмущаясь, удивился я.

– Хорошо, что ты не врешь, хотя и правды всей не говоришь. Ты что тут делаешь?

– То есть как? – оторопело икнул я и неуверенно добавил: – Работаю здесь.

– Пока ты здесь не работаешь. Пока ты просто помыл палубу, кстати отвратительно. Что тебе здесь нужно?

– Зарплату, – понемногу смелея, ответил я.

– Ты ее будешь получать, причем не те копейки, к которым ты привык, но только если я или кто-то из команды заметит тебя в двурушничестве или излишнем любопытстве, то ты лишишься не только зарплаты, но и возможности умереть естественной смертью. Не думай, что я тебя стращаю, просто так оно и есть. Мне плевать, как и на кого ты работал раньше; переступив же через борт этого катера, ты перечеркнул прошлое. Если, конечно, ты человек здравомыслящий. Если же нет и ты намерен играть на двух скрипках, то конец таких виртуозов однозначен, можешь мне поверить. Мы сможем найти тебя и на Северном полюсе, и забудь бредовую уверенность, что ты умнее, она тебе будет только мешать. Запомни, тебе придется заниматься работой прямо противоположной той, что ты проделывал до сегодняшнего дня. Ввиду некоторой специфики наших занятий у нас нередко возникают экстремальные ситуации, и ты должен крепко усвоить, что отныне мы связаны одной веревочкой и выход из пикового положения возможен или всем вместе, или никому. Возможно, род деятельности нашей команды покажется тебе поначалу противозаконным, но, в конце концов, деньги не пахнут, и это ты поймешь уже через неделю при получении жалованья. Согласен ты с нашим уставом?

– Да, но в чем состоит противозаконность?

– Это ты узнаешь позже. И еще учти, если ты допиваешься до чертиков и не можешь в полной мере контролировать свой язык, то нам придется тебя уничтожить. И сразу же похорони мысль меня перехитрить. По крайней мере, это еще никому не удавалось. Если ты осознал все позиции, высказанные мною, то можешь приступать к работе. Это я расценю как твое полное согласие.

– И не подумаю, – с вызовом заявил я.

– Что? – несколько ошарашенно спросил кэп. – Но отказ от моих условий для тебя означает только одно, и я тебе это объяснил достаточно популярно. Хорошо...

– Не в том дело! – заторопился я, заметив, как его рука тянется к красной шляпке звонка аварийного вызова.

– А в чем же? – зло усмехнулся он.

– Мы не решили главного вопроса – конкретной суммы моего заработка.

– Он будет больше, чем ты думаешь, а конкретно я сказать не могу, потому как все зависит от количества проданного товара.

– Я удовлетворен.

– Я тоже. Расстегни-ка мне туфли, что-то жмут.

– А не пойти ли вам, господин капитан, в задницу голубой макаки?

– Отрадно слышать, что ты наконец сбросил свою маску. Иди и работай.

– Разрешите обратиться? Когда отчаливаем?

– Когда будет нужно, тогда и отчалим, и заруби себе на носу: вопросы здесь задаю я, и только я. Ты можешь только отвечать.

– Но я бы хотел смотаться домой и взять все необходимое.

– Обойдешься. Все необходимое имеется на борту, который ты в ближайший месяц вообще не покинешь. Да-да, месяц, а то и два. Считай это карантином. Завтра или сегодня вечером позвонишь прямо с судна, только в моем присутствии, без комментариев и излишних подробностей. Кстати, ты хоть причальный конец-то набросить сможешь?

– Не знаю, – честно признался я.

– Скверно, но это не самое главное. Мне нужен не столько мореман, сколько человек, владеющий ситуацией, способный мгновенно решать возникающие вдруг вопросы, а этого у тебя не отнять. Тогда сделаем так: в этом вояже я сам встану у руля, а Андрей Викторович тебя тем временем хоть немного поднатаскает. Пришли его ко мне, а сам займись приготовлением обеда, надеюсь, в этой области тебе не нужен консультант.

– Французской кухни я не обещаю, но жрать приготовить могу.

– Этого достаточно. Когда будет готово, позовешь.

Кухня или, выражаясь по-научному, камбуз был оборудован по последнему слову техники. В двух больших морозильниках я обнаружил наисвежайшее мясо высшей категории и задумался, чем бы мне удивить своего нового хозяина, причем таким образом, чтобы его не вырвало с первой же минуты, потому как мне он, судя по всему, нужен будет живым. Еще Ленка говорила, что у меня получаются очень вкусные пельмени. Правда, приходилось учитывать ее неприхотливость и полное неумение держать поварешку. Милка отлично готовит сама, совершенно не доверяя мне место у плиты, и поэтому за последнее время я немного дисквалифицировался. Но угодить кэпу хотя бы в этом – моя святая обязанность, как знать, возможно, в самом недалеком будущем мне в его еду придется подсыпать какую-нибудь гадость. Нужно заранее приучить его к мысли, что работаю я добросовестно, честно и кусок, протянутый из моей руки, он может жевать безбоязненно. Черт бы его побрал. Видать, их банда работает по большому счету, и царица Тамара ничуть мне не врала, это уже приятно. Я всегда относился отрицательно к женской преступной деятельности, особенно если женщина красивая. Да, кажется, она попала в яблочко, засылая меня на катер. Волга, волны и простор – идеальное место для сомнительных операций. А также идеальное место, дорогой мой Гончаров, для захоронения твоего истерзанного трупа. "Волна на волну набегала, волна погоняла волну. И с плачем безгласное тело спешили они унести..." Не с вас ли, Константин Иванович, списаны эти бессмертные строки? А что, грузик к ногам, и ауфидерзейн. Очень удобно и не хлопотно. Только зачем? А затем, что, возможно, вашу личность зафиксировали еще тогда, в лесу, когда положили сторожа автостоянки. Но тогда почему вообще весь этот спектакль? Не проще ли было просто сунуть меня головой в грядку? Самое скверное, что я не могу быть до конца уверен в истинных мотивах, побудивших Тамару обратиться ко мне за помощью. Ну ладно, как бы то ни было, а дело уже сделано, я на судне. Интересно, чем занимается эта банда? Скорее всего, наркотиками. Нынче это самый распространенный и выгодный бизнес с моментальным оборотом средств. Хотя и другие виды преступной деятельности со счетов сбрасывать нельзя. Например, речной разбой и рэкет. Почему речной? Он может быть и прибрежный. Да, Гончаров, что и говорить, в веселую компашку ты попал, причем по своей инициативе. В твоей биографии было много интересных моментов и похождений, но под началом Флинта ты еще не ходил.

Такие вот необыкновенно интересные мысли ворочались в моей голове, пока я готовил фарш и тесто, чтобы угодить своему шефу и сделать его пребывание на катере радостным и сытым. Когда я долепливал двести тридцать седьмой пельмень, дверь открылась и в камбуз впорхнула двадцатилетняя фемина, слегка одетая в десятисантиметровую юбочку. Темные очи закрывали гораздо большую площадь ее коричневого тела.

– Привет, черпак! – жизнерадостно скаля голливудские зубы, поздоровалась она. – Тебе помощь нужна? А то все хотят жрать. Меня к тебе кэп послал. Похоже, сомневается в твоих кулинарных способностях, и видно, зря он это делает. Ты, я вижу, настоящий мастер. Меня зовут Анка, а как тебя?

– Ты вот что, Анка-баранка, чеши отсюда, а то зарежу. Я мусульманин и не допущу, чтобы срамные девки болтались во храме жратвы!

– А я тоже мусульманка, и настоящее мое имя Альфия. Если ты не будешь меня слушаться, я сама тебя зарежу, – опять захохотала девка, вдавливая лобик в мое плечо. – У тебя отличный пельмень получается, а если его хорошенько сдобрить сметаной, то вообще можно облизать пальчики. Когда дашь попробовать?

– Когда разрешит Андрей Викторович.

– Ну, сморчок сопливый, уже настращал, гриб трухлявый! А мы на него плевать хотели. Все будет, как я хочу. Доверься мне, мой милый кок. Побегу приготовлю стол и скажу, чтоб через пятнадцать минут собирались.

Человеку всегда приятно, когда хвалят его произведения, будь то картина, пиджак или пельмени. Он поневоле начинает чувствовать себя востребованным и нужным, а значит, и необходимым людям. Что-то похожее на гордость распирало мою грудь, когда полный поднос опустел на глазах.

После еды полагалось получасовое чаепитие и обмен мнениями. И того и другого сегодня не произошло. Обожравшуюся команду сморил сон. Я неспешно помыл посуду, подмел в кают-компании и в ожидании, пока проснется Гриб, бесцельно слонялся по палубе, не смея спуститься вниз, чтобы раньше времени не вызвать у них ненужных подозрений. Думать не хотелось, да и занятие это было бессмысленное, потому что толком я ничего еще не узнал, а фантазировать беспредметно не хотел, чтобы не зайти в этом бесплодном деле слишком далеко. Через полчаса, когда кают-компания начала пробуждаться, я зашел, чтобы напомнить Грибову о предстоящем практическом уроке для неискушенных мореплавателей.

– А вы, Константин, приятно нас удивили, хе-хе, – вытирая платком длинный банан носа, пропищал гном, – вы, оказывается, искуснейший повар, хе-хе; если так будет продолжаться и дальше, то я вообще позабуду дорогу домой. Что скажете, уважаемый Сергей Владимирович?

– Обед мне понравился, – сухо похвалил кэп, – посмотрим, какой будет ужин.

– Смею заверить, не хуже, – самонадеянно пообещал я. – Во сколько прикажете подавать?

– Думаю, часов через пять, когда мы переварим обед, – усмехнулся капитан. – Оказывается, от хорошей еды можно получить удовольствие. Жаль, что покойный Сергей не умел так вкусно готовить.

– А почему же он покойный? – невольно вырвалось у меня.

– Если еще нет, так будет, – равнодушно поправился капитан, очевидно запугивая меня. – Он не имел права исчезать неизвестно куда и этим сам себе подписал приговор. Андрей Викторович, когда вернемся, займешься им. Василий, приведи-ка мне своего алкаша. Как его там? Виталий, что ли...

– А на что он вам? – неожиданно отрыгнув, удивленно спросил Васька. Вот же Костя, чем он вас не устраивает?

– Это не твоего ума дело, – резко ответил капитан, а у меня сразу же испортилось хорошее настроение.

– Андрей Викторович, – чтобы поскорей отвлечься от неприятной мысли, обратился я к старшему, – я готов приступить к первому уроку.

– Отставить! – круто приказал кэп, и мое настроение опустилось ниже нулевой отметки. – Пока иди в камбуз и занимайся стряпней. Анна, у тебя все готово к отходу?

– Так точно, адмирал. Тарелки помыты, вилки начищены, чулки поглажены.

– Приберись в моей каюте и в рулевой рубке. Василий, у тебя все в порядке?

– Так точно, кэп. Давление держит. Солярки под горло. Отправляюсь за Виталием.

– Все, разбежались до вечера. Покидать борт не разрешаю никому.

* * *

Что же произошло? Лихорадочно перебирая возможные варианты прокола, я приходил к выводу, что вел себя абсолютно правильно, в полном соответствии с возникшей ситуацией. Но чем тогда вызвана резкая смена настроения капитана относительно моей особы? Может, прав был Ухов и мне не следовало пренебрегать его ботиночками, отправляясь в такое непредсказуемое плавание? Но это было рискованно, потому как я был уверен, что меня обыщут до нитки еще на берегу. Безо всякого творческого подъема я замариновал мясо для вечернего шашлыка и от нечего делать с беззаботным видом вытянулся в шезлонге, через полуприкрытые веки контролируя обстановку.

Отец Виталий, конвоируемый Васькой, был доставлен на судно пьяным и испуганным. Подталкиваемый мотористом, жалко попискивая, он поднялся наверх к капитану. Сам же Васька, не получивший, очевидно, конкретной директивы, настороженно топтался на трапе, в любую минуту готовый к действию. Собеседование в капитанской каюте длилось более получаса, после чего Виталий, бледный и взмокший, на трясущихся ножках, спустился на палубу. Несмотря на жалкий и помятый вид, он улыбался лучезарно и счастливо, как человек, узнавший, что его заокеанская тетка-миллионерша наконец-то скапустилась и в списке наследников он стоит на первом месте.

– Ну что там? – заинтригованный его счастливой рожей, спросил Васька.

– Василий, чтоб я так жил! – обнимая моториста, возликовал алкаш. – Он взял меня на работу. Клянусь мамой! Сказал, чтоб приступал прямо сейчас. Василий, спасибо тебе, друг! С меня причитается!

– А почему так долго? Что вы там делали? В подкидного резались, что ли?

– А то ты не знаешь? Воспитывал. Целую лекцию мне прочел о вреде алкоголя, а потом еще вон про него спрашивал. – Палец Виталия указал на меня, и мне показалось, что он проткнул мне сердце. – Откуда, спрашивает, ты его знаешь. Кто он такой и о чем с тобой говорил. Я, конечно, ему все как на духу выложил, мне скрывать нечего, сам знаешь. Я вот он весь – не мент, не инспектор. Короче, взял он меня. Говори, что делать надо?

– Это тебе Гриб объяснит, а что про этого сказал? – Теперь уже Васькин палец проткнул мне печень.

Оказывается, это очень неприятно, когда о тебе в твоем присутствии говорят в третьем лице. Невольно ощущаешь себя покойником, если и не настоящим, то уже запланированным.

– Про него он ничего не говорил, говорил я, а он спрашивал. Короче, показывай кубрик и дай мне во что-нибудь переодеться. Начинаем новую жизнь!

– Как же! Начнешь ты! – сомнительно покачал головой Васька и вместе со счастливым алкашом спустился вниз.

Широко и со вкусом зевнув, я лениво поплелся в камбуз, чтобы выбрать пару тяжелых и вострых ножей, в метании которых, благодаря Максу, преуспел немало. Скорее всего, из команды вооружены двое: сам капитан и вислоносый гном, и если они воспрепятствуют моему желанию покинуть корабль по-хорошему, то мои полукилограммовые разделочные ножи надолго застрянут в их требухе. Один из них, тщательно протерев, я спрятал в штаны под рубашку, а вот как быть со вторым, пока не придумал. Чтобы вовремя им воспользоваться, он должен быть под руками, но не ходить же на виду у всех с таким палашом.