Текст книги "Девять возвращений [Повести и рассказы]"

Автор книги: Михаил Коршунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Три – выдергивает…

Смеется Гарька, смеется Леонид Аркадьевич.

Ушастик, пока коса бездействует, осторожно ее обнюхивает.

Вдруг через забор с соседнего участка перелетает цветной резиновый мяч, и вслед за мячом между планками забора появляется голова девочки.

Все молча смотрят друг на друга.

– Меня зовут Диля, – говорит девочка. – А это мой мяч. Дайте, пожалуйста!

Гарька поднимает мяч и подает девочке.

– Спасибо, – кивает девочка. – А вы давно здесь живете?

– Давно, – отвечает Гарька. – А ты?

– А я только приехала с бабушкой. Очень скучно… А это ваша кошка?

– Наша.

– У меня тоже есть. Мы из города привезли. Хотите, покажу?

– Покажи.

Девочка скрылась среди кустов жимолости.

– А как же, Гарька, твоя свинка? – призадумался Леонид Аркадьевич.

– А ведь уже прошло три недели.

– Но все-таки близко к забору не подходи.

Девочка вскоре вернулась. В руках у нее, перехваченный поперек живота, телепался большой кот.

– Вот видите какой! – сказала девочка, просовывая морду кота сквозь забор. – Это Мамай. А вашу кошку как зовут?

– Нашу – Ушастик, – ответил Гарька.

Мамай оказался еще хуже Ушастика: с клочковатой шерстью, какой-то рваный, с мускулистыми лапами и с жадными на драку раскосыми глазами.

Заприметив в траве Ушастика, Мамай съежился, напружинился и начал вырываться у девочки из рук.

Ушастик прижал уши, вздыбил хвост и тихонько заворчал.

– Диля! – позвали со двора.

– Я здесь, бабушка.

– Где здесь?

– Ну здесь.

Показалась бабушка.

Леонид Аркадьевич поправил очки, убрал косу за спину и раскланялся.

Когда он раскланивался, из-за спины все равно высунулась ручка косы.

– Вы, значит, наши соседи, – сказала бабушка. – Очень приятно! Хозяйством занимаетесь?

– Да так, понемногу, – ответил Леонид Аркадьевич, все еще укрывая за спиной косу.

– Бабушка, – сказала Диля и бросила на землю Мамая, который тотчас повернулся мордой к Ушастику, – можно мне к ним?

– Вы разрешите? – обратилась бабушка к Леониду Аркадьевичу.

– Извольте, – поспешно сказал Леонид Аркадьевич. – Но, видите ли, Игорь три недели назад перенес свинку…

– Свинку? Диля уже переболела. Да и три недели – срок для карантина достаточный.

– Вы полагаете?

– Да, вполне.

Мамай и Ушастик по разные стороны забора медленно пятились один от другого, воинственно напрягая лапы.

Было ясно: друзьями не станут.

Диля отыскала в заборе отверстие пошире и пролезла в него.

– Диля, – сказала бабушка, – только, как я позову обедать, иди, не задерживайся.

– Ладно, приду.

Диля была легкая, подвижная, с пушистыми светлыми волосами, которые отсвечивали на солнце, как серый дымок.

Платье на ней тоже было легкое, широкое, с крылышками вместо рукавов.

Леонид Аркадьевич все же перестал поминутно вонзаться косой в землю, и ему удалось накосить достаточно травы для двух матрацев.

Диля и Гарька разметывали траву тонким слоем для просушки, выбирали из нее цветы и складывали в букет.

Ушастик, подняв хвост как перо, прохаживался вдоль забора, готовый ко всяким неожиданностям, но Мамай не показывался.

5

Был воскресный день.

Леонид Аркадьевич и Гарька заканчивали зарядку: бегали вокруг дома друг другу навстречу, когда увидели Женю.

Она стояла перед калиткой и с каким-то особым вниманием смотрела на забор. В руках у Жени был большой арбуз.

Гарька помчался встречать мать.

– На, держи, – сказала Женя, передавая Гарьке арбуз и все еще не отрывая взгляда от забора. – Донесешь?

– Донесу! – ответил Гарька, стараясь не показывать виду, что арбуз тяжелый. – Мама, где ты его купила?

– На станции… А что это произошло с забором?

– С забором? Ничего. Мы его просто красили и не докрасили. В лавке краска кончилась.

– А почему он оранжевый?

– Другой краски не было.

– Так. А на волосах у тебя что?

– Краска. Еще не отмылась…

Возле калитки сидел Ушастик, щурился на солнце и грыз травинку. На лбу и на кончиках усов у него тоже была оранжевая краска.

– А это чей такой? Ваш, конечно, если оранжевый.

– Да, наш. Под корытом поймали.

Подошел Леонид Аркадьевич.

– Боже мой! – воскликнула Женя.

– Что случилось? – взволновался Леонид Аркадьевич.

– И ты тоже…

– Что тоже?

– Оранжевый. С ума сойти!

Женю удалось успокоить и смягчить лишь после того, как Леонид Аркадьевич и Гарька поведали ей, что Матрена Ивановна заболела, и что живут они одни – сами готовят еду и в доме убирают, и что, кроме всего, они отремонтировали крыльцо, выровняли и расчистили на участке дорожки и накосили для матрацев сена.

Тогда Женя их похвалила и прошла в дом – навести ревизию в кухне.

– Тарелки жирные: плохо моете. Ножи потемнели – чистить надо. А это что? – спросила Женя, открывая кастрюлю.

– Простокваша, – вздохнул Гарька.

Женя попала в тот горемычный день, когда Леонид Аркадьевич приготовил простоквашу.

Женя поглядела в другую кастрюлю:

– А это?

– Тоже простокваша.

– А это? – И она подняла крышку чайника.

– И это тоже. Остатки.

Но, несмотря на избыток простокваши, жирные тарелки и потемневшие ножи, Женя ревизией осталась довольна: Леонид Аркадьевич и Гарька были здоровыми, веселыми и хотя и оранжевыми, но во всем совершенно самостоятельными людьми.

Арбуз Леонид Аркадьевич предложил остудить в колодце. Объяснил, что подобным образом поступали древние персы, которые кидали арбузы и вообще различные фрукты в колодцы, чтобы охлаждались.

Гарька тут же поддержал дядьку:

– В колодец! В колодец! Древние персы!

– Воля ваша, – сказала Женя. – Я приехала в гости, так что ухаживайте за мной – кормите простоквашей, вымажьте оранжевой краской, бросайте арбуз в колодец, что хотите делайте!

Когда Леонид Аркадьевич нес арбуз к колодцу, Гарька поинтересовался:

– А он не разобьется?

– Собственно, не должен, – ответил Леонид Аркадьевич.

– А чем мы его обратно достанем?

– Чем? Ведром, пожалуй, и достанем.

Арбуз кинули точно по центру колодца, чтобы не зацепился за стенку и не треснул.

Долетев до воды, арбуз громко ухнул. Когда брызги осели и вода успокоилась, Леонид Аркадьевич и Гарька с облегчением разглядели сквозь колодезный сумрак, что арбуз жив-здоров и спокойно плавает – охлаждается.

Леонид Аркадьевич сказал:

– Гипотеза о древних персах подтвердилась!

Женя хотела затеять стирку, но Леонид Аркадьевич и Гарька убедили ее, что и с этой премудростью управятся собственными силами и что пусть Женя спокойно отдыхает, как настоящая гостья.

Но отдыхать Женя не согласилась и занялась удобрением клубничных гряд торфом. Леониду Аркадьевичу и Гарьке поневоле пришлось помогать. Потом Женю понесло на крышу дома – белить трубу. Леонид Аркадьевич и Гарька попытались воспрепятствовать.

– Что вы мне мешаете! Вам нравится красить забор?

– Ну нравится.

– А мне нравится белить трубу.

Вслед за Женей на крышу вскарабкался Ушастик. Женя брызнула на него известкой, чтобы не путался под руками. Оскорбленный Ушастик тут же демонстративно удалился с крыши.

Когда труба была побелена и даже окантована синим, Леонид Аркадьевич и Гарька пригласили Женю на карьер купаться. Женя с радостью согласилась.

На карьере собралось много народу, потому что был воскресный день. Присутствовали и мальчишки-рыболовы, знакомые Леонида Аркадьевича и Гарьки. Сегодня они были без удочек и шумели громче всех.

Женя плавала и одна и с Гарькой, который держался за ее плечо.

Леонид Аркадьевич не плавал, а лежал на берегу и загорал, спрятав голову от солнца в небольшую пещерку, которую ему отрыл в песчаном бугре Гарька.

Вскоре всеобщее внимание привлек толстый человек в желтой чесучовой панаме. Он накачивал насосом на берегу резиновую лодку. Лодка постепенно вспухала, делалась похожей на тюфяк.

Когда достаточно вспухла, человек в панаме столкнул ее в карьер, осторожно сел на корме, где была устроена скамеечка, вытащил блестящее алюминиевое весло и, к всеобщей зависти, поплыл на глубину.

Но не успел проплыть и пяти метров, как нос у лодки неожиданно вымахнул из воды, и лодка с громким плюхом перекувырнулась, накрыв хозяина.

Он вынырнул уже без панамы, фыркая и отплевываясь, сжимая в руке весло. На помощь поплыли услужливые мальчишки.

Лодку перевернули, но влезть в нее из воды, сколько ни пытались сам владелец и мальчишки, было невозможно: не за что ухватиться.

Лодку отбуксировали к берегу, и только там хозяин с сердитым и решительным видом вторично утвердился на корме. Но опять ненадолго. Едва оттолкнулся от берега и взмахнул веслом, как лодка вновь стала на дыбы и мгновенно оказалась плавающей вверх дном. Зрители торжествовали.

Женя, Гарька и Леонид Аркадьевич не досмотрели до конца единоборство человека с резиновой лодкой: пора было идти обедать.

Дома Женя взялась накрывать на стол, а Гарька и Леонид Аркадьевич подхватили ведро и отправились за арбузом. Опустив ведро в колодец, начали вылавливать его.

Между досками забора показалась голова Дили.

– Что это вы делаете? – спросила Диля. – Уронили ведро и ловите?

– Нет, – ответил Гарька. – Ловим мы арбуз.

– Арбуз? В колодце?

– Да. Мы его сами бросили.

Диля сомнительно подняла брови – не смеются ли над ней? – и осталась ждать у забора, когда выловят арбуз, который сами бросили в колодец.

После долгих усилий Леонид Аркадьевич, красный, оттого что, перегнувшись, глядел в колодец, выпрямился, успокоительно вздохнул и начал накручивать веревку на барабан.

Из колодца поднялось ведро с арбузом. Диля покачала головой, сказала:

– И правда арбуз.

Леонид Аркадьевич и Гарька так и понесли его домой в ведре. Пусть-ка теперь попробует Женя подтрунивать над ними!

Арбуз был таким холодным, что даже скрипел под пальцами, когда его потрогаешь.

Женя уехала в город поздно вечером. Гарька и Леонид Аркадьевич проводили ее на станцию.

На прощание Женя дала последние наставления: сливочное масло, чтобы не распускалось от жары, держать в холодной воде; не кипятить молоко в кастрюле, в которой варят суп; картофель класть в холодную воду, а лапшу в горячую; не забывать поливать клубнику и удабривать торфом; докрасить забор и больше не соблазняться оранжевой краской и в особенности не соблазняться красной, если именно ее привезут в нефтелавку.

6

Ушастик в своем поведении совершенно развинтился. Обрывал на окнах занавески, качался на шелковом висячем абажуре, свалил в шкафу и разбил чашку, закатался в липучку для мух, и его потом еле раскатали обратно, лазил по столам, так что в дождливую погоду пятнал не только полы, но и бумажные скатерти. Приходилось его ловить и вытирать тряпкой лапы.

Но Ушастика, уже с чистыми лапами, снова тянуло во двор – то поохотиться за жуками, то навестить отдушину под домом, то попугать боевым кличем Мамая.

Потом Ушастик начал драть когтями материю дивана. Леонид Аркадьевич даже наказывал его за это – трепал за уши, но ничего не помогало.

Пугался Ушастик только Гарькиного волчка с сиреной; и даже когда волчок не крутился и не завывал, а просто валялся на полу, Ушастик огибал его стороной.

Иногда Ушастик часами бродил по чердаку, скребя там; урчал, чихал и потом, весь в саже и паутине, появлялся в доме. Садился, слюнявил лапы и тер свой и без того лысый затылок: освежался.

В одну из ночей Ушастик и Мамай долго грозно мяукали, перекликались – испытывали характеры.

А наутро Гарька нигде не мог найти Ушастика. Осмотрел его любимые места – отдушину, чердак, запечье, чемодан Леонида Аркадьевича.

Нет как нет!

Пропал кот.

Леонид Аркадьевич утешал племянника, хотя сам радовался, что в доме наступили тишина и покой.

Вскоре выяснилось, что Ушастик поблизости от дома сидит на вершине сосны. Едва удалось разглядеть среди ветвей.

Гарька стал звать Ушастика, чтобы спустился вниз.

Кот не двигался.

Только открывал рот, но голоса слышно не было: Ушастик охрип.

Гарька помчался к Леониду Аркадьевичу, который подвязывал куст смородины, спросить, что делать, как снять с дерева Ушастика. А то ведь может оборваться и убиться.

Леонид Аркадьевич взял тонкое одеяло, и они с Гарькой растянули его под сосной, как растягивают в цирке сетку «для страховки».

Потом Леонид Аркадьевич ласково окликнул:

– Ушастик! А Ушастик!

– Ну, Ушастик! – не выдержал и Гарька. – Слезай с дерева. Не бойся, если сорвешься, мы тебя поймаем.

Ушастик еще попробовал помяукать, пожаловаться, но, убедившись, что окончательно охрип, начал осторожно сползать с дерева.

Посыпались кусочки коры из-под его когтей.

Ушастику было очень страшно, он часто останавливался и опасливо смотрел вниз.

Когда Ушастик наконец спустился, он весь дрожал – безголосый, несчастный, голодный.

Его унесли на кухню и положили на мягкую подстилку. Сам идти не мог – болели лапы.

Вскоре Ушастик уснул. А вечером, когда проснулся и попытался подняться, силы ему совершенно изменили, и он в изнеможении повалился на подстилку.

От еды Ушастик наотрез отказался, а только пил воду.

– Он заболел, простудился, – сказал Гарька и загрустил.

Пусть Ушастик и неприглядный кот – худой, лапы у него тонкие, хвост тонкий, и характер не из мягких, уступчивых, – но все-таки Гарька уже привык к нему, сдружился. Да и мыши еще не ушли из дома.

– Надо Ушастику померить температуру, – предложил Гарька.

Принес из чемодана термометр и подсунул коту под переднюю лапу.

Через десять минут термометр вынули, и то, что он показывал, ошеломило и дядьку и племянника: тридцать восемь градусов и пять десятых.

Ушастик лежал ко всему безучастный, изредка впадая в забытье, и тогда у него дергались усы и лапы.

Пришла Диля навестить Ушастика. Села возле него, ласкала и приговаривала:

– Кошкин-мошкин, сам весь шерстяной, уши кожаные, а нос клеенчатый. И зачем ты заболел? И как тебя теперь лечить?

На следующий день Ушастику лучше не стало. Температура продолжала оставаться угрожающей – тридцать восемь градусов и пять десятых.

Гарька пожаловался молочнице на болезнь Ушастика.

– А вы б его в поликлинику снесли, – посоветовала молочница.

– В какую поликлинику?

– В ветеринарную. Там старичок доктор Терентий Артемович, очень хороший человек и знающий.

– А где эта поликлиника?

– А тут недалеко, в деревне Темрюковке.

Когда молочница ушла, Гарька пристал к Леониду Аркадьевичу, чтобы пойти с Ушастиком к доктору.

Леониду Аркадьевичу и самому было жаль Ушастика, но идти с котом в поликлинику, хоть и в ветеринарную, неловко вроде.

Да и как его нести?

Решено было укутать в старое полотенце. Вызвалась сопровождать и Диля.

Ушастик всю дорогу молчал, иногда громко вздыхал.

Диля несла банку с водой, из которой Ушастику давали пить.

Ветеринарная поликлиника была из двух домиков: в одном принимали крупных животных, в другом – мелких.

Во дворе стояла даже карета «скорой помощи». У нее был не красный, а синий крест.

Леонид Аркадьевич и ребята вошли в дом для мелких животных.

– Обратитесь в регистратуру, – сказали Леониду Аркадьевичу, когда он просто хотел занять в приемной очередь к врачу.

Леонид Аркадьевич, покашливая, смущаясь, подошел к окошку регистратуры.

– У вас кто? – не поднимая головы, спросила регистраторша.

– У нас, так сказать, кот, – с запинкой ответил Леонид Аркадьевич.

Регистраторша взяла амбулаторную карту и приготовилась заполнять:

– Имя?

– Леонид Аркадьевич.

– Не ваше имя, а кота?

– Гм… Ушастик.

– Фамилия?

– Чья?

– Владельца, конечно.

Леонид Аркадьевич опять откашлялся и ответил:

– Лавров фамилия.

– Так… – Регистраторша по-прежнему не поднимала голову. – Ваш домашний адрес?

Леонид Аркадьевич сказал.

– Пока все. Занимайте очередь к врачу. Вам к терапевту или к хирургу?

– Очевидно, к терапевту.

– Кабинет номер семь.

Леонид Аркадьевич, Гарька и Диля нашли кабинет номер семь и сели перед ним на лавку.

Ушастик беззвучно лежал в полотенце на коленях у Леонида Аркадьевича.

– А медведей здесь лечат? – толкнув Гарьку, тихо спросила Диля.

– Но знаю, – ответил Гарька.

По соседству с Леонидом Аркадьевичем сидел мальчик в картузе с новеньким козырьком, а при мальчике – дворовый пес с перевязанными шерстяным платком ушами.

Пес изредка поднимал голову и смотрел на мальчика влажными черными глазами.

Напротив сидела женщина, придерживая за ручку огромную соломенную корзину, которая стояла рядом на стуле.

В корзине кто-то шебуршился и грыз солому.

Леониду Аркадьевичу понадобилось протереть очко.

Он положил Ушастика на лавку и полез в карман за носовым платком.

Уголок полотенца отогнулся, и из свертка вывалился хвост Ушастика.

Дворняга как увидел кошачий хвост, немедля вскинул свою перевязанную голову, засверкал глазами и судорожно, с визгом залаял, точно закудахтал, порываясь цапнуть Ушастика за хвост.

Диля испуганно вскрикнула и убрала под лавку ноги.

Леонид Аркадьевич поспешил схватить полотенце с котом.

У соломенной корзины откинулась крышка. Из корзины быстро выпрямилась шея гусака.

Гусак прицелился и тюкнул в пуговицу пиджака Леонида Аркадьевича.

Леонид Аркадьевич и дворняга остолбенели от неожиданности, а гусак проворно открутил клювом пуговицу и попытался проглотить.

Тут дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился доктор в белом халате.

Гусак выплюнул пуговицу и юркнул к себе в корзину.

– Что, Демка, – сказал доктор мальчику в картузе, – снова Цезарь захворал?

– Да, Терентий Артемович, – ответил мальчик.

– Очередь-то сейчас твоя?

– Моя.

– Ну иди показывай Цезаря. Опять небось нож от мясорубки проглотил?

– Нет, Терентий Артемович, уши у него… – И Демка за ремешок потащил в кабинет к доктору Цезаря, который все удивленно оглядывался на корзину с гусаком.

После Демки с Цезарем наступила очередь гусака.

Из кабинета доктора послышались шипенье, удары крыльев, уговоры хозяйки:

– Михей, да смирись ты! Открой рот, покажи доктору горло. Нервный он у меня. Вы уж извините его, Терентий Артемович. Может, вы разом капли ему или порошки от нервов пропишете?

– И порошки пропишу и капли, – ответил доктор. – Каков боярин, а!

– Я тоже боюсь, когда мне горло смотрят, – сказала Диля.

– А я не боюсь, когда горло, – сказал Гарька. – А вот когда зубы – боюсь.

Но вот доктор вызвал:

– Лавров!

Леонид Аркадьевич, Гарька и Диля прошли в кабинет.

– Здравствуйте!

– Здравствуйте. Ну, а где больной?

Леонид Аркадьевич раскрыл полотенце.

– Кладите кота на стол, поближе к свету, – показал доктор на чистый белый стол.

Леонид Аркадьевич положил.

– Чей же это кот? – спросил доктор. – Твой, наверно? – и кивнул на Дилю.

– Кот мой, – вмешался Гарька. – А заболел он через Мамая.

– Мамай? Кто ж такой Мамай?

– А это ее кот. Он загнал Ушастика на сосну, и там Ушастик простудился. У него температура очень повышенная – тридцать восемь градусов и пять десятых.

– А ты откуда знаешь?

– Я своим градусником мерил.

Доктор улыбнулся:

– Тридцать восемь и пять – самая нормальная кошачья температура, все равно что у человека тридцать шесть и шесть.

– Что ж, по-вашему, он симулянт? – обиделся Гарька.

– Нет, не симулянт…

Терентий Артемович взял трубку и начал слушать Ушастика. Потом приподнял веки и заглянул в глаза.

– Доктор, – взволнованно спросила Диля, – он поправится?

– Поправится. Как выспится, так и поправится. Значит, Мамай твой драчун?

Доктор отошел к шкафчику, где стояли пузырьки с лекарствами.

– Да, он драчун. Его даже бабушка пугается, когда он рычит.

– А ты не пугаешься?

– Я – нет, я не пугаюсь. Он только на меня рычать, а я ему щеткой в нос!

– В нос, значит, щеткой? Отважный характер! Недаром у самой-то нос в крапинках, вроде его воробьи поклевали. – Терентий Артемович наклонился к Ушастику с пузырьком и чайной ложкой. – Смотрите, вот вам лекарство для Ушастика. Будете давать чайную ложку в день.

– А как он из ложки… – растерянно сказал Гарька.

– А вот как. – Доктор наполнил лекарством ложку и влил Ушастику в угол рта, где не было зубов. – Понятно?

– Понятно.

– Дома положите его на теплую грелку, и через два три дня он будет совершенно здоров.

На прощание Диля не утерпела и спросила у Терентия Артемовича:

– А гусь показал вам горло?

– Какой гусь?

– Ну тот, нервный.

– A-а, Михей-то?.. Показал, как же.

– А медведей вы лечите?

– Лечим. Даже в больницу можем положить.

Диля покачала головой, но ничего не сказала.

Во дворе просигналила машина: это вернулась с вызова «скорая помощь».

В окно видно было, как из машины вытащили носилки. На них лежал совсем еще молоденький жеребенок, покрытый марлей.

– Несите в перевязочную, – приказал санитарам дежурный доктор.

Санитары понесли.

В регистратуре заплатили за пузырек с микстурой и отправились в обратный путь, в Черемушки.

Леонид Аркадьевич опять нес Ушастика.

Гарька – пузырек с микстурой.

Диля – банку с водой.

7

Отпуск Леонида Аркадьевича близился к концу.

Хотя ни одна из восточных книг так и не была переведена, но зато между дядькой и племянником установилось полное взаимопонимание и настоящая дружба.

Подружились они с Дилей, и с Яковом Даниловичем, и с молочницей.

Только Ушастик, который успел выздороветь, и Мамай продолжали враждовать. Караулили друг друга, нападали из-за угла, а то сходились в открытую на дороге, лоб в лоб, и затевали «рукопашную».

Мелькают хвосты, лапы… шум, крик, пыль, пока Диля не прибежит со щеткой или Гарька с палкой, и не разгонят их.

Как-то Леонид Аркадьевич и Гарька пошли на карьер.

Там они застали все тех же упрямых мальчишек с ореховыми удочками, а самое главное – увидели человека в резиновой лодке.

Он плавал по карьеру: на носу лодки для противовеса лежал камень.

Что ни день, то в совместной жизни Леонида Аркадьевича и Гарьки совершались всё новые и новые победы, которые им были особенно дороги, потому что приходили к ним через их собственный опыт: полы научились протирать шваброй, а в воду клали траву, и потом долго во всем доме было прохладно и пахло лугом.

Петли дверей смазывали маслом, чтобы не скрипели. Насушили в духовке белых грибов на зиму. Выкопали вокруг дома дождевые канавки. Залили в крыше трещину варом. Докрасили забор.

И даже простокваши Леонид Аркадьевич готовил теперь только одну кастрюлю!..

Гарька окреп, подрос, почернел на солнце.

Леонид Аркадьевич тоже изменился – перестал жаловаться на поясницу, на одышку, как-то весь подтянулся, помолодел.

Многое в жизни для дядьки и для племянника сделалось понятным, доступным и увлекательным: бродяжничать по лесу, есть картошку, печенную в углях, натыкая ее на палочки, чтобы не пожечь пальцы. Возить на тачке из леса торф для удобрения клубники. Натрудив лопатой руки, погружать их для отдыха в холодную воду. Ходить на базар в деревню Темрюковку. Лежать у открытого окна и слушать, как первый осенний дождь, еще теплый и не обложной, стекает с листьев деревьев в траву, как стучит он по дорожкам и по сухим стеблям цветов.

Скоро надо собираться и уезжать в город.

Леонид Аркадьевич пойдет на работу в университет, Гарька в школу.

А в сосновом домике с узорными наличниками и расписными коньками замкнут двери, закроют ставни, и останется он пустовать на всю зиму, до следующего лета.