Текст книги "Тайну хранит пещера"

Автор книги: Михаил Самсонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

Побег

– Скоро дома будем, – перекрестился хорунжий.

Станция, которая лет пятьдесят назад значилась разъездом с двумя мазанками, разрослась в железнодорожный узел с поселком городского типа.

Автобус, везший компаньонов, миновал широкие улицы и выехал на выжженную солнцем степь. Минут через пятнадцать хорунжий попросил шофера «тормознуть», Собрав свои дорожные пожитки, старики двинулись в сторону от дороги, по едва заметной на галечнике тропинке. День был на исходе. Солнце скрылось за далекими холмами. Хорунжий привел дядю Кузю в свой дом – мазанку с двумя подслеповатыми оконцами.

– Вот Кузьма свет-Никитич, гляди на мои владения, – повел рукой хорунжий. – Им цены нету!

Дядя Кузя сглотнул довольный смешок. Они стояли возле кибитки. Вечер щедро рассыпал огни над поселком, оттуда доносилась музыка.

– Ничего… Придет время, и мы повеселимся, – еле слышно шептал старик больше для себя, чем для дяди Кузи. Вгляделся в темноту, зябко повел плечами. Шагах в стах был вход в штольню, куда казаки внесли золото и откуда назад не вернулись. Тот давний взрыв исковеркал вход в пещеру, десятилетия довершили эту работу. Здесь, почти под ногами, на глубине восьми-девяти метров, покоились солдаты, прапорщик, проводники каравана. И золото тоже покоилось…

Хорунжий все помнил. Подвыпивший прапорщик уселся тогда на мешочек с золотом, рядом лежала холщовая сумка почтальона с драгоценностями. «Офицерик и сейчас на них лежит…» Поднялся, снял соломенную шляпу, трижды перекрестился.

«Слава богу, все хорошо!» – подумал он и подошел к дяде Кузе.

– Пойдем, старина, в хату, спать пора!

Гость шваркнул носом, сплюнул и поплелся за хозяином.

– Спи, Кузя, а я на работу пойду.

Старик прибрал сторожку, приготовился встречать скорый поезд Москва – Ашхабад.

Вышел, осмотрел стрелку. Вот донесся сигнал тепловоза, вдали показалось яркое пятно.

«Идет по расписанию», – подумал старик. Поправил фуражку, встал на рабочее место. Состав, как всегда, стремительно приближался. Но что это такое? Из второго или третьего вагона, метрах в двухстах от сторожки, то ли кто-то прыгнул, то ли упал? Вот он поднялся, проковылял несколько шагов, опять упал. Состав продолжал нестись вперед. На. подножке, вагона – два милиционера. Один что-то кричал, показывая назад рукой, другой пытался на ходу спрыгнуть, но, видно, боялся. До старика все же донеслось:

– Крупный преступник! Лови его!

Промелькнул последний вагон. Только теперь старик понял: тот человек был под стражей. Видно, не укараулили его сопровождающие, сбежал.

Шипение, дикий скрип тормозов. «Сорвали стоп-кран», – мелькнула мысль. Поезд остановился. Старик ринулся в сторожку, схватил берданку и бросился за беглецом. Тот лежал на земле. Увидев человека с ружьем в руках, поднялся, хромая сделал несколько шагов и рухнул на песок.

У старика тут же созрел план: укрыть, спрятать, услугу окажет, будет неплохим помощником. Человек, пожалуй, надежный. Если решился на побег, значит припекло здорово, И крикнул:

– Что лежишь, как корова, вставай! – ткнул концом ствола в спину

– Вставай, дура!

Тот с трудом повернулся, лицо залито кровью. Охая, сел, принялся протирать глаза. Старик стоял рядом и оглядывал пострадавшего. На вид ему было лет около тридцати. Кожа на правой щеке, на лбу содраны, кровь продолжала сочиться.

– Что медлишь, поднимайся, дурья голова, – более дружелюбно проговорил старик, протягивая беглецу руку. – С минуты на минуту нагрянут конвоиры. Ей богу, вот те крест, нагрянут!

Преступнику теперь, видно, было все равно. Он безучастно огляделся, смерил презрительным взглядом старика, потянулся к правой ноге, ощупал ее и опять со стоном упал на спину. Но тут же сел; громко закричал:

– Ну, что стоишь, лягавый? Хватай, вяжи, зови охрану! Эх! Если бы не разбился, несдобровать тебе, старой шкуре!

Беглец вызывающе глядел на старика.

– Ну, ты, что стоишь? Стреляй, зови конвой! В грудь бей, падла, вот она, – рванул на себе рубашку.

Старик бросил берданку за спину, ощупал беглецу ногу. Щиколотка распухла, вывих или перелом – не определил,

– Давай, парень, скорей поднимайся! С ногой-то плохо да и мордой пропахал крепко. Быстрей, быстрей, помогу тебе! Нужный ты мне человек. Бог тебя послал.

Преодолевая боль в ноге, беглец поднялся и, опираясь на плечо старика, двинулся к полотну железной дороги. Неподалеку послышались громкие голоса.

– Скорее, дура! – торопил старик беглеца. – Под полотном железной дороги водосточная труба, лезь туда, укройся! Собак у них нет, да и я отвлеку.

Голоса совсем близко, слышен топот бегущих.

Преступник скрылся в трубе. Старик бесшумно метнулся ь сторону. Закричал, выстрелил в воздух. Подбежали милиционеры.

– Где он?

– Туда побежал, истинный бог, вон туда! К камышам бегите! Скорей, чего топчитесь?! Далеко не ушел, стар я, не управился с ним. – Старик в изнеможении опустился на песок, вытирая пот с лица.

Милиционеры, метнув взгляд на немощного стрелочника, бросились в темень.

Старик проводил их взглядом, передохнул, поднялся и торопливо направился к трубе. —

– Лежи, парень, и жди. Сдам пост – приду.

В ответ человек что-то промычал. Старик зашагал к сторожке, где уже ожидала сменщица. Женщина сидела на скамеечке. Поднялась.

– Поймали?

– Ищи ветра в поле, – покачал головой стрелочник. Дай, Марья, воды. Умаялся с этой оказией, с сердцем плохо. Гонялся… Разве в мои годы за бандюгами бегать?

Сдав пост, направился по тропинке домой. Но, пройдя метров пятьдесят, свернул в сторону, к трубе.

Преступник назвался Иваном, сказал, что очистил квартиру, – застукали. И вот удалось «рвануть когти».

Молча, остерегаясь чужих глаз, стрелочник вел его к себе домой.

– Что делать будешь? Куда пойдешь?

Иван, опираясь на плечо спасителя, заговорил ворчливо, будто старик был виноват во всем происшедшем.

– Куда пойду? А куда я гожусь? Нога пухнет, прыгнул неловко, видно, вывих…

Оступившись, громко охнул.

– Полежу у тебя, кусок хлеба дашь. Паспорт добуду, деньжат и смотаюсь. Дружки есть верные, выручат.

– С деньгами-то, парень, и дурак умный! А вот без денег и умный становится дураком. Так-то… Ладно, полежишь у меня, может, характерами сойдемся, тогда все будет. Бог даст, не найдут тебя, спрячем. Поищут-поищут – и успокоятся…

Комнатушку с низким закопченным потолком освещала керосиновая лампа. В переднем углу, у киота, чадила лампада, бросая дрожащий отблеск на иконы.

Дядя Кузя подшивал ботинок. Виктор Иванович молча наблюдал за ним.

– Пардон, друзья, принимайте гостя, – от двери крикнул старик, проталкивая в помещение беглеца. Виктор Иванович поднялся, оглядел незнакомого. Оставил свою работу и дядя Кузя.

– Здравствуйте, – с трудом проговорил Иван, тяжело усаживаясь на табуретку.

Виктор Иванович стоял, чуть ли не подпирая головой потолок, и внимательно смотрел на пострадавшего. Видел ободранное, в крови лицо, поношенную и грязную фуфайку, стеганые брюки, кирзовые сапоги.

Иван с помощью стрелочника, охая, стянул стеганку.

– Виктор, помогай, – позвал старик, взявшись за сапог беглеца. – Видишь, человек ногу повредил, может сломал, Кузьма, быстрей грей воду. Ногу надо парить, да умыться не мешает человеку.

Виктор Иванович, ни слова не говоря, ножом распорол голенище, ощупал ногу.

– Похоже, обыкновенный вывих, – сказал он.

Скоро пострадавший – обмытый, переодетый, перебинтованной лежал в соседней комнатушке. Виктор Иванович рано утром должен был уезжать и поэтому тоже лег спать. Но еще долго-долго в кибитке слышался захлебывающийся шепот двух стариков: вспомнилась им буйная молодость. А, может, они уже жили в будущем?

Путь лежал мимо…

Человек, по внешнему виду охотник, вышел на крыльцо. К ногам его ластилась собака. Свежий бодрящий ветерок беспощадно расправлялся со сном. Синева рассвета таяла. За зубчатой стеной гор солнце гигантским веером выбросило багровые лучи, смело ринувшиеся на землю, День – выходной, час – ранний, а поселок почти весь на ногах. Одни спешат на базар, в магазины, другие уже копаются на приусадебных участках.

Охотник позвал собаку, неторопливо пошел в сторону поля. Внимательно огляделся по сторонам; неподалеку, возле особняком стоящей кибитки, копошилось несколько человек.

«Рано поднялись», – подумал охотник. Вынул из рюкзака бинокль. Перед глазами, в дымке легкого утреннего тумана, совсем рядом была видна горка свеженасыпанной земли. На ней сидел человек в комбинезоне и ежеминутно вытирал носовым платком лицо и шею.

«Знать, здорово потрудился, раз так вспотел», – подумал охотник.

Рядом с отдыхающим – старик, ловко перехватывая веревку, вытягивал из колодца ведра с землей. Путь лежал мимо землекопов.

– Бог в помощь! – приветствовал охотник небольшую, дружно работающую артель. Собака продолжала носиться среди засыхающего янтака.

– Спасибо на слове, гражданин хороший, – не совсем дружелюбно отозвался старик и отбросил пустое ведро.

– Доброе утро! – буркнул человек с платком, не прекращая своего занятия.

Кузя, перекур, вылезай! – крикнул старик. Уселся на свежий грунт, из сумки достал бутылку с молоком, отпил прямо из горлышка.

Солнце поднялось. Его лучи играли зайчиками в окнах поселка. Утро начиналось тихое, светлое. На древнюю чинару опустилась пара аистов. Снова поднялась, закружилась в небесной сини. Птицам давно пора улетать на юг, но жаль было покидать полюбившиеся места.

Сады одеты в золото осени, даже вода Ак-Сая от опавших листьев казалась выкрашенной охрой.

– На охоту собрался, гражданин хороший, да что-то поздновато! Зорю-то проспал! – с иронией в голосе проговорил старик, внимательно разглядывая незнакомца. – И, не ожидая ответа, продолжал – Вижу, давно в поле не были, и собака, знать, взаперти сидела. Смотри, как носится, – рада, что на волю вырвалась. – Вызывая охотника на разговор, старик не забывал и откусывать от краюхи хлеба, и отхлебывать молоко из бутылки.

Охотник снял шляпу, присел около.

– Привольно здесь… Только охота плохая стала, все перебили. Раньше, когда был моложе, сюда хаживал часто и всегда с полной сумкой уходил. А сейчас что…

Тяжело покряхтывая, из колодца выбрался дядя Кузя,

– К черту! Больше не полезу! Грунт тяжелый, не по моим годам орешек. – И, не обращая внимания на постороннего человека, распластался на земле.

– Сам полезу, ты, Кузя, отдыхай. Скоро до водицы, видно, докопаемся, а она вот как нам нужна, – проговорил старик и полоснул ребром ладони себе по горлу.

– Вода тут далеко, – с сочувствием покачал головой охотник, – много копать придется… Одним словом, мозоли будут, И поднялся. – Ну, бывайте здоровеньки, работяги.

Распростившись, ушел, провожаемый глазами землекопов. Миновал глубокий каньон и вышел на площадку, заросшую камышом и джидой. Далеко внизу стлался туман, медленно сползая к камышам. Они терялись за изгибом предгорья.

«Успею к поезду, – подумал охотник, взглянув на часы. – Еще есть время до прихода скорого.»

Собака медленно пробиралась сквозь высохшие заросли, ведя охотника по следу какой-то дичи. Вдруг пес вытянулся, замер в стойке. Прямо из-под ног с криком, с оглушительным хлопаньем крыльев вырвалась пара фазанов. Охотник вскинул ружье и тут же опустил его: таких красавцев бить просто жалко было. «Скорей бы станция! Подальше от соблазна!» И, поправив ружье, зашагал в сторону железной дороги.

Проходя мимо сторожки стрелочника, заметил двух парней, сидящих на откосе, – русского и узбека. Они, покуривая, переговаривались. Охотник заторопился. До поезда оставались считанные минуты.

«Где я их видел?» – вспоминал он. Но так ничего и не мог вспомнить.

Приход охотника встревожил хорунжего. Старик проводил его долгим, изучающим взглядом: что же это за человек?

– Да что я на себя страху нагоняю? – чертыхнулся он. – Мало ли людей ходит? День выходной, человек решил поохотиться, отдохнуть. Все нормально!

Спустившись в колодец, принялся яростно, с остервенением копать, лишь изредка делая передышку. Утомился, отбросил ведро, сел на землю, спиной уперся в холодную, влажную стенку. В изнеможении откинул голову, закрыл глаза. Тело отдыхало, а мозг продолжал работать.

– Не ошибся ли в расчетах, определяя проходку к золоту? Нет, ошибки не должно быть. За сорок с лишним лет не прошло и дня, чтобы не думал об этом месте. Все цело в голове. Лучше чем на бумаге нарисовано.

Ночь была темная

Хорунжий с трудом отвалился от стенки колодца. Поднялся, принялся снова копать. Отправил ведер двадцать наверх, почувствовал – земля стала мягче. Отбросил ведро, стал руками разбрасывать землю.

– Все правильно! – Сердце старика стало стучать с перебоями. – Вот сейчас случится все то, чего он ждал почти полвека. Где-то рядом, совсем рядом – золото!

Не поднимаясь с колен, перекрестился и почувствовал под ногой что-то твердое. Преодолевая страх, торопливо отбросил руками землю. Открылась подошва сапога… По форме заостренного носка догадался – нога прапорщика, такие сапоги только офицеры носили. Убийца похолодел, его охватил суеверный страх. Вскочил, ухватился за веревку, сунул ногу в ведро, истошным голосом закричал: «Тащите»!

Помощники бросились к колодцу.

Дрожа всем телом, старик лег на землю, пряча в руках побелевшее лицо. Трудно вздохнул, еле шевеля сухими губами, проговорил:

– Устал… Сердце прихватило. Воды…

Дядя Кузя бросился к чайнику. Старик, приподнявшись на локте, жадно глотнул и опять упал на землю. Солнце согревало тело, дрожь прекратилась. Ничего не сказал о действительной причине поспешного бегства из колодца» опять сослался на сердце и усталость. Минут через пятнадцать поднялся, строго проговорил:

– Виктор, Кузьма! Собирайтесь, перекусить пора! Иван нас заждался. – Не оборачиваясь, пошел впереди. Виктор Иванович и дядя Кузя, не прибрав инструмента, молча шли следом.

Подкрепившись, хорунжий вышел из хибарки. Тихо. Только куры копошились за изгородью, самозабвенно кудахтая.

«Куда деть столько золота? Удастся ли сбыть его? Кузя плохой помощник, Виктор – туда же… Разве только беглый Иван? А может… А может… С ними произойдет несчастный случай? Земля же рыхлая… Того и гляди завал… Только это потом, когда перетащат золото. Ой, боже ты мой!.. – собранные в щепоть пальцы рванулись ко лбу. – Зачем сейчас себе забивать?» – Поднялся, вошел в комнату.

– Виктор! – громко крикнул он и стал тормошить сына, лежавшего на раскладушке. Тот нехотя повернулся.

– Поднимайся, поговорим.

– Что шумишь? Дай отдохнуть.

– Поднимайся, говорю.

Вошел дядя Кузя, за ним Иван. Хорунжий грузно сел на табурет, пытливо оглядел всех.

– Сейчас пойдем работать. Иван останется здесь, подвал готовить. Ночью золотишко потащим…

Старики спустились в колодец. Дядю Кузю старик взял только из-за страха оставаться наедине «с теми»… Повесил фонарь на палку, воткнул в отвал, показал на носок сапога и приказал откапывать. Дядя Кузя, не моргнув глазом, сначала лопатой, а затем руками снимал землю, ссыпал в ведро и дергал веревку – «тащите наверх]». Виктор Иванович вытягивал тяжелые ведра и тут же опять спускал вниз пустые.

Хорунжий прижался к стене, беспрерывно крестился, но все равно не мог избавиться от дрожи. Вот показались сапоги… Где-то рядом с ними должна быть сумка почтальона… Где же она? И с криком бросился на землю. Истлевший холст лопнул, камни рассыпались и заблестели, словно угольки в полузатухшем костре, с которых ветер сорвал пепельно-серое покрывало.

Старик стоял на коленях, хватал камни, они струились у него между пальцами. Сорвал с себя пиджак, бережно прикрыл сокровища, чтобы ничей взгляд не мог коснуться их…

– Отдыхай, Кузя, – шепотом проговорил хорунжий, а сам принялся копать в стене колодца нишу. Так он работал около часа. Потом старик сунул туда один мешочек с золотом, второй, третий…

Старики утомились, да и время к обеду. Прекратили работу, выбрались наверх.

– Веревки захватил с собой? – бросил хорунжий дяде Кузе. – Не дай бог кто…

– С полем вас, друзья-охотники! – торжественно произнес хорунжий, усаживаясь за стол. – Сегодня ночью дичь будет в наших сумках!

Беглый Иван даже подскочил от радости.

– Вот лафа! – во все горло заорал он.

– Ты чего, дура, орешь, как кабан недорезанный? Смотри у меня! – Кулак старика грохнул о стол. Иван тихо, покорно ответил:

– Я ничего… Рад… Дедушка… Денег-то сколько будет, паспорт купим, одежонку! – Ухмыльнулся. Сел.

– То-то, смотри у меня! – более мягко проговорил старик.

После сытной трапезы хорунжий объявил двухчасовой отдых. Иван зашел к себе в каморку, снова вышел, пошел во двор, выглянул за калитку. Никого не видно. Вот только опять этот нищий идет, кажется, сюда. Иван скрылся в помещении. Старик не разрешал Ивану показываться людям, а тут нищий повадился. Но сам хозяин этому «божьему человеку» не отказывал в хлебе, да и денег давал.

Виктор Иванович никак не мог уснуть, ворочался. Наконец, поднялся.

– Отец! – шепотом произнес он. Старик не спал, поднял голову.

– Чего еще?

– Отец! Завтра думаю на работу не поехать, скажу, заболел… Ведь до утра сегодня потеть будем. Отлежусь здесь.

– Это верно. А как сообщить на работу?

– Дойду до сельсовета, позвоню оттуда по телефону начальству, попутно в магазин забегу, хлеба куплю…

– Иди, да быстрей, – согласился старик и повернулся на другой бок.

– Так, говоришь, передали – «В 22.00 дома и на работе»? – переспросил комиссар полковника Теплова.

– Так точно! Слово в слово! – подтвердил тот.

– Вот и хорошо, что слово в слово. А дело – в дело!

Стой, кто идет?!

– Быстрее тяни, веселей! – беспрестанно доносился из колодца голос старика, чуть приглушенный волнением и расстоянием.

Он там, на дне, грузил в ведра небольшие кожаные пудовички с золотыми монетами, а Виктор Иванович поднимал их наверх. Иван бегал между колодцем и хибаркой, передавая дяде Кузе один мешочек за другим. И они тут же исчезали в тайнике, в подвале.

Так с остервенением они работали второй час. Ночь выдалась темная. Ветер гнал низко плывущие облака, вот-вот пойдет дождь.

– И пусть себе идет, пусть идет, – шептал хорунжий. – Зато к нам никто не придет. Кто сюда пойдет? День воскресный, ночь темная, погода промозглая. Все по домам сидят…

Виктор Иванович опять вынул ведро, покачал головой – Иван не успевал носить. Накопилось уже штук десять мешков, лежали горкой, а старик все кричал: «быстрей! быстрей!».

Взглянул на светящийся циферблат – время к десяти часам. Вытер с лица пот, смешанный со струйками дождя, и опять продолжал работу.

Он стоял на доске, над зияющим устьем колодца, ему были видны согбенная, в непрерывном движении фигура отца да огонек фонаря.

Подбежал Иван, и тут же из темноты прозвучало резкое, повелительное:

– Стой! Кто идет?!.

– Руки вверх! – и тут же два мощных луча осветили работающих.

Беглец выпрямился, поднял руки. Но почему сын старика не выполнил приказа? Стоит будто его это не касается, и разглядывает в темноте лицо подавшего команду.

– Виктор Иванович! Это я, старший лейтенант Кадыров!

Иван стоял и не понимал, что происходит. Почему человек в милицейской форме разговаривает с сыном матерого преступника?

– Виктор Иванович! – негромко из темноты донесся другой голос. Второго человека Галичев не видел: в глаза бил ослепительный поток света. Но по голосу узнал Тольку – рабочего с железнодорожной станции.

Из темноты, со стороны тропинки, ведущей к жилью хорунжего, донеслись голоса, топот бегущих. Виктор Иванович не спускал глаз с Ивана, покорно сидящего с поднятыми руками, и на всякий случай схватился за черенок лопаты.

…Автомашина остановилась, не доезжая метров двести до кибитки хорунжего.

Кругом темень. Где-то лениво тявкала собака, да монотонно шуршал мелкий холодный дождь.

– Стой! Кто идет? – послышался из темноты негромкий голос.

– Ахмедов! Открылась дверь.

– Входите, товарищ комиссар!

Маленькая комнатушка заполнена до отказа. Керосиновая лампа еле вырывала лица из темноты. Дядя Кузя сидел на скамейке под иконами, икал, исподлобья оглядывал собравшихся, что-то бормотал и беспрерывно крестился.

– Товарищ генерал! Разрешите действовать по плану операции! – обратился лейтенант Теплов к комиссару милиции Ахмедову.

– Действуйте! – бросил комиссар.

Теплов махнул рукой своей группе: пошли! Подсвечивая дорогу, старший лейтенант Кадыров вел группу к колодцу.

– Здравия желаю, Виктор Иванович! – многозначительно произнес Григорий, останавливаясь шагах в двух от него.

При свете фонаря тот узнал соседа по санаторию.

– Гриша! Какими судьбами? И Рашид тоже здесь?

– Не здесь, так где-нибудь поблизости. Такая уж служба наша.

– Вон оно что… Служба, оказывается… Смотри-ка, и «охотник» тут, и «нищий»…

– И «беглый Иван» – послышался веселый голос, и к ним подошел «беглый преступник» – капитан милиции Петриченко.

– Да, дела… – весело протянул Виктор Иванович. – Дела… Значит, «беглый Иван» и тот «нищий», что к нам похаживал, ваша работа? – с удивлением смотрел он на Теплова, будто только сейчас встретил его.

– Все наши! Вот только прыгнул «Иван» тогда, действительно, неловко. Повреждение ноги не входило в план. А сейчас – хватит разговоров! Дело не кончено еще!

– Смотри, Гриша, вот оно золото, украденное у народа! Смотри! – метнул Галичев луч на груду лежащих мешочков. – И мы вернем-его настоящим хозяевам.

Там, внизу, старик, должно быть, услышал разговор и понял из доносившихся к нему фраз, что все пропало.

«Виктор предал! – больно резанула мысль. – Сын… Родная кровь… Отца…»

Человек в колодце, освещенный лучами электрических фонарей, метался, кричал, как зверь, попавший в волчью яму, остервенело карабкался на стены.

– Успокойся, – склонился над колодцем Виктор Иванович. – Сейчас поможем тебе выбраться.

– Иуда! Продал! – донесся из глубины истеричный голос, И в ту же минуту раздался выстрел. Виктор Иванович дернул головой и упал на руки «беглого Ивана». Обмякшее тело ломалось, тянулось навстречу земле…

Галичева на руках отнесли в сторону, бережно положили на чью-то шинель. Теплов бросился к пострадавшему и увидел, как растет на груди черное пятно…

– Скажите полковнику… – шептал раненый, – предчувствие… тогда… не обмануло меня… Не Галичев… Гаричев… Одна буква… И вот…

– Быстро в машину! – скомандовал лейтенант. – В больницу его! Я останусь здесь! Неужели он не знал, что у старика оружие? – со слезами в голосе пробормотал юноша.

Темноту полоснули два ярких луча – это развернулась автомашина и стремительно понеслась в сторону станции.

«В больницу повезли, только, пожалуй, поздно уже…» – подумал лейтенант. Подошел к яме, пошарил лучом фонарика в колодце. Тотчас раздался выстрел.

«Огрызается, мерзавец!»

– Гриша, это мы идем! – услышал Теплов голос отца. Несколько лучей забегало по площадке, освещая мокрую землю. Полковник направился к колодцу, осветил его.

– Папа, не подходи! – крикнул Григорий и тут же спохватился.

– Товарищ полковник, не подходите к колодцу! Старик вооружен.

Полковник остановился. Из колодца опять раздались выстрелы.

Подошел комиссар.

– Не вытянет Виктор Иванович… – сняв фуражку, сказал он. – Пуля в грудь… Навылет…

Комиссар надел фуражку.

– Лейтенант, подойдите!

– Слушаюсь, товарищ комиссар! – сделал Григорий два шага вперед.

– Какое оружие у старика?

Лейтенант об этом еще не подумал, и вопрос застал его врасплох.

– Токаревский пистолет, судя по звуку…

– Сколько раз он стрелял?

– Шесть, товарищ комиссар.

– Предложите сдаться, с двумя патронами он долго осаду не выдержит…

Лейтенант, подойдя к колодцу, передал приказание. В ответ раздались выстрел, дикий крик и опять выстрел.

– Сдавайтесь! – снова крикнул Теплов-младший. Все молчали, ждали, что старик подаст голос. Но было тихо.

– Хорунжий, почему молчите? – крикнул комиссар. Ответа не последовало. Поднял фуфайку и бросил ее в колодец. Внизу по-прежнему тихо.

– Ни ответа, ни привета, – проговорил комиссар и, повернувшись к полковнику, что-то ему сказал.

Теплов-старший приложил руку к козырьку, отчеканил:

– Слушаюсь, товарищ комиссар! – Повернулся к сыну, скомандовал:

– Лейтенант Теплов, приготовиться к спуску вниз!

– Есть, товарищ полковник, приготовиться к спуску вниз. – Взял в руки веревку, подергал ее; крепкая. Офицеры подсвечивали.

– Прошу не подходить, – предупредил Григорий и решительно подошел к яме.

Луч фонаря скользнул по стенам и метнулся на дно, в глубину, вырвал из темноты нишу, лопату с короткой ручкой, ведро с веревкой, горки золотых монет, высыпавшихся из мешочков. Старика не было видно.

– К спуску готов, товарищ полковник!

– Выполняйте, лейтенант! Помогите ему, товарищи! Подошли «беглый Иван» и старший лейтенант Кадыров.

– Спускайте меня быстрей, как можно быстрей, не светите только, – командовал лейтенант, чувствуя, что от собственного голоса ему становится не так страшно.

Вот, наконец, под ногами – земля. Вбок уходит свежий лаз. Григорий метнулся туда и навалился на старика. Ни малейшего сопротивления! Что с ним? На руках что-то липкое. Это же липкое на плечах и голове старика…

Выхватил из кармана электрический фонарик. Осветил. Взял за руку – пульс не прощупывался.

– Жизнь вынесла ему свой приговор, – подумал лейтенант. Подсунул старику под плечи фуфайку, перехватил веревкой, крикнул:

– Тяните!

Тело поплыло вверх. Подсветил, оглядел дно колодца, услышал голос сверху.

– Григорий, как дела? – кричал отец.

– Порядок!

– Принимай веревку!

Лейтенант опять оглядел колодец. Дно его густо покрывали желтые кругляки. Лейтенант присел на корточки, прицепил фонарик к пуговице кителя, захватил пригоршню монет. Потом медленно разжал пальцы. Тускло блестя, золото струилось вниз, смешиваясь с землей и кровью…