Текст книги "Воскресное утро - 2 (СИ)"
Автор книги: Михаил Алексеев
Жанр:
Разное
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Annotation
Просьба к господам пиратам! Подождите пока общими усилиями исправим косяки.
Алексеев Михаил Егорович
Алексеев Михаил Егорович
Воскресное утро – 2
Михаил Алексеев
23 сентября 1941г. Штаб 1-ой Ударной Армии. Александрино.
Командующий 1-ой Ударной Армией Герой Советского Союза генерал– лейтенант Оганян надевал парадный мундир, который он все же заказал и сшил в этом времени. Не хотелось ему отставать от своего товарища – уже генерал – майора Красавина, у которого мундир уже был. Тоже, кстати, Героя Советского Союза. После окончания Белорусской оборонительной операции на оба Особых корпуса – и воздушный, и общевойсковой – пролился наградной дождь.
Так вот – через полтора часа на аэродроме "Двоевка" должны были состояться праздничный парад и митинг по случаю выпуска молодых пилотов. 150 лейтенантов ВВС – летчиков реактивной авиации– становились в строй воюющей страны. И он был приглашен на это мероприятие.
Штаб формируемой Армии располагался в имении князей Волконских Александрино, расположенном в 30 км севернее Вязьмы, неподалеку от разъезда Касня. Из истории Иосиф Бакратович помнил, что именно в Александрино располагался Штаб Западного Фронта генерал – лейтенанта Конева осенью 1941 года ТОЙ истории, закончившейся "Вяземским котлом". Но сейчас война идет другим путем и враг далеко отсюда.
Уже в дороге, глядя через стекло подаренного ему Сталиным ЗиС-101 на среднерусскую природу, Оганян перебирал в памяти все события, произошедшие с ним и его товарищами в этой необычной истории, с момента окончания боев, в которых участвовали оба Особых Корпуса РГК.
Ставка Верховного Главнокомандования, пополнив Армии Западного Фронта резервами и усилив Фронт в целом еще 29-ой и 3-ой Армиями, сочла необходимым и возможным вывести в тыл оба Особых, 5-й, 6-й механизированные и 6-й кавалерийский корпуса.
Причины для воздушного и общевойскового Особых корпусов были разными.
Реактивные истребители, активно использовавшиеся в течение месяца, требовали не полевого технического обслуживания, а регламентных работ в условиях базового аэродрома. Полки 43-ей авиадивизии Захарова остались на фронте, кроме того, с аэродрома "Двоевка" под Минск был переброшен 16-ый иап ПВО на самолетах МиГ-3. Ввиду подавляющего численного перевеса и при наличии действующих РЛС этого было достаточно для поддержания превосходства в воздухе. И вот теперь советские ВВС могли выставить на фронт три полка реактивной авиации.
Так же было принято решение о формировании 1-ой Ударной Армии в составе 5-го и 6-го механизированных, 6-го кавалерийского корпусов. Еще в состав Армии была передана тяжелая танковая дивизия в составе двух полков КВ-1 и одного полка КВ-2. В дальнейшем планировалось заменить эти танки самоходками СУ-152.
Особый корпус остался в резерве РГК. В этой истории не состоялось расформирование мехкорпусов и перехода на бригадную структуру. Корпуса состояли из дивизий.
Менялись штаты дивизий. Все мотострелковые дивизии стали шестиполкового состава: три мотострелковых, танковый, артиллерийский, зенитный полки и подразделения усиления и обеспечения. Бывшие 108-я и Пограничная стрелковые дивизии переводились на новые штаты как мотострелковые. 1-ая Особая дивизия переформировывалась полностью. Полковник Гольцев вместе с присвоением звания Героя получил погоны генерал – майора и сменил на этом посту Оганяна, став командиром Особого Корпуса РГК. Штат 134-го полка почти не изменился, только в танковый батальон 134-го полка добавили роту Т-55, сделав батальон четырехротным. Тоже самое сделали с 23-им МСП, в нем танковый батальон должен был получить на вооружение Т-34. Сформировали новый артполк. Зенитный дивизион полка на "Шилках" не тронули. Более того, добавили самоходную батарею спаренных авиационных 23-х миллиметровых, теперь уже зенитных, пушек ВЯ, на базе бывших легких танков Т-40. Командиром этой дивизии тоже с получением генеральских погон стал Катуков. 805-ый артполк выводился из мотострелковой дивизии, и на основе его формировалась артиллерийская дивизия прорыва РГК в составе 3-х полков: полка "Акаций", полка РСЗО в составе дивизионов "Град" и "Катюш" и полка гаубиц МЛ-20. Командиром дивизии был назначен Герой Советского Союза генерал – майор Морозов.
Таким образом, Особый Корпус стал иметь в своем составе четыре мотострелковых дивизии и в качестве усиления артиллерийскую дивизию РГК. Но самые большие изменения произошли в кадровом составе. Во всех частях произошли массовые перемещения командного состава. Офицеры из полков потомков перемещались в другие части корпуса, их места занимали люди из других дивизий корпуса. Существовало жесткое ограничение – командиры из 79-го года пока что не выходили из структуры Особого корпуса. На самом верху пока было решено поступить так. Большинству солдат и сержантов из 79-го с образованием выше десятилетки было предложено использовать свои знания по специальности. Некоторые были демобилизованы. Кто не захотел покидать части, получили офицерские звания и были отправлены на курсы ускоренной подготовки командного состава, образованные тут же, при Корпусе. Меньше всего изменений произошло у танкистов и зенитчиков. Заменить экипажи Т-72-ых и ракетных зенитных установок было невозможно. Пока невозможно. Танкисты, например, все имели по две медали, а некоторые и ордена, командиры всех экипажей получили звания младших лейтенантов, механики-водители и наводчики поголовно стали сержантами и старшинами. Но заменить их было некем.
В Красной Армии на тот момент не было приличного артиллерийского тягача для орудий калибра от 122мм и выше, поэтому по предложению потомков в кратчайшие сроки было спроектировано нечто напоминающее АТ-Т их времени. Отличием была база не Т-54, а Т-34. В данном случае понадобилась помощь Верховного, чтобы разрешить забрать базы Т-34 с танкового завода и переделать их в тягачи. Фронт нуждался в танках, и каждый из них еще на конвейере уже планировался в конкретную часть. Тем не менее вопрос был решен, и артиллерия корпуса получила приличный по этим временам тягач. Снятые башни этих тягачей ушли на бронекатера.
Не произошло изменений только у зенитчиков Маринина. Сам Маринин также стал Героем и получил звание генерал – майора, но усилить его полк пока не смогли: технику, которой был вооружен полк, скопировать было невозможно. Но работа в этом направлении велась интенсивная. 597-ой отдельный разведбат стал корпусным разведбатальоном. Но основная часть личного состава была переведена в Общевойсковой Центр переподготовки. Разведбат пополнили за счет разведбатов дивизий Особого Корпуса и вместо забранных у них десяти Т-55-ых передали ему все десять БМД 743-го воздушно-десантного батальона.
Большая часть личного состава 743-го батальона была использована в качестве инструкторов межведомственного Центра по подготовке подразделений Осназа под командованием полковника Старинова. Герой Советского Союза полковник Жуков стал заместителем Старинова и отвечал за переподготовку командного состава воздушно – десантных войск. Вместо этих отдельных батальонов в 1-ой Гв. Особой МСД сформировали новый мотострелковый полк.
Бывший командир танкового батальона Т-72 Абрамов – тоже Герой Советского Союза – стал полковником. Он и ряд его офицеров образовали Курсы переподготовки командиров танковых частей. Такие же курсы были организованы и для мотострелков и артиллеристов. Все эти курсы располагались вокруг Вязьмы, образуя единый общевойсковой Центр переподготовки командного состава Красной Армии. Полигон Центра располагался под Дорогобужем.
Шла замена техники и оружия и в других корпусах.
Кроме этого, на вооружение Армии передавались все первые партии нового стрелкового оружия. Месяц кипела работа на всех подходящих для разгрузки техники станциях и полустанках железнодорожного узла Вязьма. Техника, пополнение, боеприпасы поступали круглосуточно. Так же круглосуточно это все развозилось и разъезжалось по частям. И тут же его начинали изучать и использовать на полигонах.
И это было всего лишь начало!
Через полтора часа Иосиф Бакратович принял участие в торжественном вручении погон молодым летчикам. Кроме него, в этом приняли участие все командиры частей из 79-го года, а также Командующий ВВС СССР генерал – полковник Жигарев и командир 43-ей авиадивизии генерал – майор Захаров.
Маленький плац Центра еле вместил всех желающих принять участие в этом мероприятии. После прохождения торжественным маршем молодых офицеров пригласили на праздничный обед. Вечером перед ДК "Сокол" состоялся бал. Оганян с легкой грустью смотрел на женщин и девушек, одетых по моде конца 70-ых. На фронте вспоминать о семье было некогда, а вот сейчас нахлынули воспоминания о тех, кто остался в том времени. Оставалось только надеяться, что родные смогут пережить его исчезновение. Да и не один он такой!
Закончился этот день посиделками в штабе Центра в узком кругу командиров частей из 70-ых и Жигарева с Захаровым.
23 сентября 1941г. Висбаден.
Людвиг Август Теодор Бек смотрел на Висбаден с горы Нероберг. Он любил подниматься на гору, смотреть на знакомый с детства город, бродить у "Греческой капеллы", любуясь ее своеобразной, нетипичной для немецкой культуры, архитектурой. И вроде не первый раз он все это видел, но каждый раз это доставляло ему удовольствие. Причем удовольствие он получал и от того, что видел, как вырос и похорошел его родной город, и от того, что по прошествии лет стал видеть в его облике те мелочи и особенности, которые не замечал в детстве и юности. Тогда он, как и все в его возрасте, стремился быстрее вырасти и выйти в этот большой мир, который сулил столько возможностей и событий, славу и приключения. И никак иначе! Ведь все в юности думают именно так. Сорокалетних уже считают стариками, а жизнь практически бесконечной. А она, эта жизнь, пролетает со скоростью курьерского поезда. Кажется, только недавно был фаненюнкером, потом воевал на Западном Фронте, потом любовь, рождение дочери и смерть жены, крах Империи, генеральские погоны, пост начальника Генерального штаба сухопутных войск, несогласие с политикой Гитлера, отставка. И вот теперь уже три года он никуда не торопится. У него появилось время рассмотреть то, что он пропустил в юности.
После почетной отставки с вручением погон генерал-полковника Людвиг Бек вернулся в город, в котором родился и вырос. Купил себе небольшой домик. Много ли нужно одинокому мужчине на склоне лет? Нанял кухарку и дворника. Это были пришлые, чужие для него люди. Единственным близким человеком в его доме был водитель. Генерал-полковника и младшего чина связывала, как это ни странно, дружба. С точки зрения прусской военной аристократии, это было противоестественно. Однако ведь и его фамилия не имела приставки "фон". И как он должен был относиться к человеку, который был рядом с ним с далекого 1918 года, став в тот год водителем его персонального автомобиля и прослужившего с ним двадцать лет?
Нельзя сказать, что эти три года прошли бессмысленно. Нет, он не сидел сложа руки, покачиваясь в кресле-качалке и глядя на проходящий остаток жизни. Он работал. Он, используя свои знания и практический опыт, писал военно-теоретические работы. Писал в стол, потому что никому эти работы были не нужны. Но не это было главным его разочарованием в конце жизни. Все эти три года его оппонент в споре о путях развития страны и ее вооруженных сил – Адольф Гитлер – доказывал, что генерал был не прав. Страна за страной на западе сдавалась под всесокрушающими ударами вермахта и люфтваффе. Потом была Польша. Польская кампания не удивила его ничем. Вермахт и Войско Польское, во– первых, были противники разных весовых категорий и, во-вторых, – немецкое оперативное искусство превосходило польские возможности едва ли не на порядок. Что говорить о Польше, если даже Франция, страна, против которой сам отставной генерал воевал когда-то долгих четыре года, была разгромлена за полтора месяца и в том же вагоне, в котором было подписано перемирие 1918 года, подписала акт о капитуляции. И – Людвиг Бек признавал это – все было проведено блестяще. Глубоко в душе это удручало его. Ведь среди имен победителей его имени не было. Его уделом оставалось анализировать операции и кампании, основываясь на информации, которую ему периодически доставляли оставшиеся на службе товарищи из Генерального Штаба сухопутных войск.
И вот теперь Советская Россия. Приграничные сражения с большевиками показали, что наконец-то вермахт получил достойного противника. Людвиг Бек не знал всех подробностей, информация из Генштаба была скупой и всегда сильно запаздывала, газеты, заполненные патриотическим бредом, давали информации еще меньше. Однако даже из них отставной генерал черпал информацию, передвигая флажки у себя дома на крупной карте Евразии, на основе упоминания городов, за которые шли сражения. Кроме этого, пришлось воспользоваться радиопередачами из-за границы, в основном из Лондона, так как русский язык генерал не знал. Радио он слушал, когда прислуга уходила домой. Не доверял он власти, помня о ее делах в начале тридцатых.
На основе этой противоречивой и отрывчатой информации он сделал вывод, что задачи вермахта в приграничных сражениях оказались невыполненными. Войска красных понесли тяжелые потери – в этом не было сомнения. Однако по информации из ГШ далось это неожиданно большой кровью. Потери немецких войск в России не шли ни в какое сравнение с потерями на Западном Фронте. За некоторые города приходилось платить кровью большей, чем за страны в Европе.
Потом англичане в течении двух недель сообщили две сенсационные новости: русскими был взят в плен командующий Третьей Танковой Группой генерал-полковник Герман Гот. Еще через две недели о том, что на Восточном Фронте, в боях южнее Минска, погиб командующий Второй Танковой Группой генерал-полковник Гейнц Гудериан. Германские газеты об этом не обмолвились ни словам. Позже источники из ГШ подтвердили эту информацию.
Флажки на карте показывали, что фронт от Черного моря идет по Днепру, который вермахт, по-видимому, форсировать сил не имеет. Румыны держали в осаде русский порт Одесса, который взять тоже не могли. Кроме того, русские сохранили один плацдарм на правом берегу этой большой реки в районе Киева. В Белоруссии войска Группы "Центр" уткнулись в оборонительный рубеж по старой границе, и после того, как им "отбили руки", разгромив дивизии танковых групп, шансов преодолеть его почти не имели. Что удивительно – авиация русских на этом направлении наголову разбила Второй Воздушный Флот люфтваффе и господствовала в небе, чем значительно снижала оперативные возможности по переброске резервов и вообще маневрированию силами в своем тылу не только группе "Центр", но и "Север". Поэтому и эта группа остановила свое наступление, не дойдя до Риги и Пскова. Факт – надежды германского Генштаба и лично Гитлера на блицкриг похоронены русскими на бескрайних просторах своей страны. Впереди война на истощение и результат ее вполне предсказуем.
И сейчас мысли Людвига Бека были далеки от его родного города. Последний месяц он снова перестал обращать внимание на мелочи в его любимых пейзажах. Кровь снова стала быстрее течь по его жилам. Он жаждал новостей и информации. Именно поэтому он перечитал Бисмарка, справедливо считая его мнение о русских наиболее авторитетным. И сделал для себя три выписки: первая – "Я знаю 100 способов, как выманить русского медведя из берлоги, но не знаю ни одного, как загнать его обратно"; вторая – "Никогда ничего не замышляйте против России – на любую нашу хитрость они найдут свою глупость"; третья – "Превентивная война против России – самоубийство из-за страха смерти".
В его положении оставалось только ждать, кто окажется прав:"Железный канцлер" или Вождь Третьего Рейха. Одного было жаль: ошибка Вождя должна быть оплачена жизнями немцев.
И единственный шанс уменьшить эти потери – закончить эту войну.
24 сентября 1941 года. Аэродром «Двоевка».
Утром 24 сентября Красавина разбудил звонок по ВЧ-связи. Звонил Командующий ВВС генерал-лейтенант Жигарев. Красавин шел к аппарату ВЧ и размышлял, чем вызван этот звонок. Вроде проколов не было, с задачами справляемся. Дойдя уже до телефона, ни к какому выводу о причинах звонка он так и не пришел.
– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант!
– Утро доброе, Владимир Васильевич! Наверно голову ломаешь насчет звонка?
– Есть такое дело, Павел Федорович.
– Ну ладно, не будем ходить рядом да около. Вчера, точнее сегодня, немцы устроили массированный ночной налет с территории Финляндии на Ленинград. Они пробовали это сделать летом, но люфтваффе мешали белые ночи и наше ПВО справлялось. А в данный момент сложилось опасное положение. Я читал в ваших книгах, что в той истории этого не было. Видно, мы сильно Гитлеру кое-что прищемили, раз он сумел заставить Маннергейма дать разрешение на размещение и работу тяжелой бомбардировочной авиации со своей территории. А может, и не возражал в отместку за наши налеты на Хельсинки. Но ближе к делу. ПВО города и флота сделало все что могло, но в городе большие разрушения. Хорошо, хоть мы воспользовались знанием и сумели провести противопожарную подготовку зданий. Верховный после моего доклада о налете ничего не сказал, но по его молчанию я понял, что он очень недоволен. А немцы, я думаю, раз стянули сюда всю свою авиацию, на этом не успокоятся. Сам понимаешь, я своими средствами, без вашей помощи решительно изменить ситуацию не могу. А дальше могут последовать оргвыводы. Я, конечно, могу приказать, но делать мне этого без твоего совета не хочется. Поэтому обращаюсь к тебе – чем сможешь помочь?
– Павел Федорович, дай полчаса подумать и все взвесить.
– Добро! Через полчаса перезвоню.
Красавин обернулся к дежурному связисту.
– Быстро мне дай ЗАС с Марининым и Соколовым.
Через полчаса пришел вызов по ВЧ, и Красавин поднял трубку.
– Ну чем сможешь приободрить, Владимир Васильевич?
– Значит, так. Я обсудил проблему с Марининым и Соколовым. Наши предложения:
Первое! Нужно перебросить эскадрилью перехватчиков МиГ-23 под Ленинград. Найдите там им полосу. Немцы летают ночью, поэтому МиГ-17-ми я помочь не смогу. Всю обслугу их штатную возьмете на аэродроме в Вязьме.
Техников нужно им добавить из числа постоянного состава нашего Центра. Они, конечно, не специалисты по этому самолету, но в любом случае лучше подготовлены, нежели вновь присланные Вами. Обзорную РЛС и батарею ЗРК "Оса" возьмете там же.
Второе. Самолеты, понятное дело, перелетят, а вот технику и наземный персонал Вы уж на месте решите, как быстрее переправить под Ленинград – своим ходом или по железной дороге.
Третье. Обеспечьте перехватчики 23-мм снарядами по месту базирования, а то жалко ракеты тратить, и керосином. Я думаю, они быстро отучат немцев летать ночью. Если сегодня к вечеру наземное обеспечение перебросите, ночью немцев будет ждать сюрприз. Ну, а организацию полетов перехватчиков, я думаю, можно взять минскую как пример.
– Спасибо, Владимир Васильевич! Я приблизительно так же размышлял, но решил, что нужно с Вами посоветоваться. Еще раз спасибо. Потом сообщу Вам, как пройдет это мероприятие. До свидания.
– До свидания, товарищ генерал-лейтенант!
24 сентября 1941г. Аэродром «Бобруйск».
Николай шел по аэродрому к штабу. Он прибыл транспортным бортом из госпиталя в Вязьме с пересадкой в Минске.
22 сентября медкомиссия госпиталя признала его здоровым и годным к летной работе без ограничений. Утром 23-го он получил на руки документы, форму, и, попрощавшись с сестричками и раненными из своей палаты, вышел из госпиталя. У входа бывшей школы его ждала Лена. Она практически через день навещала его в госпитале и знала, что сегодня его выписывают. Поцеловав, она тут же подхватила его под руку и потащила прочь, тараторя без умолку о планах на сегодня. Егоров сумел затащить ее в ближайший подъезд и закрыть ее рот поцелуем. Через минуту они вынуждены были прерваться из-за открывшейся на площадке первого этажа двери и, хихикая, выбежать из подъезда. Тут Николай пояснил, что у него на руках предписание явиться в свой полк и задержаться он не может: нечем будет оправдаться. Поэтому ему нужно идти на станцию и узнавать, когда и как он сможет уехать из Вязьмы. А потом уже, исходя из оставшегося времени до поезда, можно и погулять. Леночка тут же предложила вариант добраться до Бобруйска самолетом. Оказывается, довольно часто из Вязьмы в Минск и Бобруйск летают транспортники, к тому же на городском аэродроме Вязьмы переучивается на истребители Як-1 160-ый полк их дивизии. Полк встретил войну на самолетах И-15 и И-153 и понес самые большие потери в дивизии, поэтому первым и был отправлен в тыл на переформирование. Николай подумал и согласился, что это неплохой вариант. Но! Но все равно нужно показаться коменданту аэродрома и уяснить возможность улететь завтра. Поэтому сейчас нужно было добраться до аэродрома, который находился примерно в семи километрах от города. И Николай, закинув вещмешок за спину и подхватив Лену под руку, двинулся пешком в сторону аэродрома, надеясь все же поймать попутку, так как ему сразу бросилось в глаза обилие военных в городе и довольно интенсивное автомобильное движение.
И удача им улыбнулась: не успели они пройти и пятисот метров от южной окраины города, как их догнал грузовик с аэродрома, водитель которого знал Елену. Им даже махать не пришлось. Через сорок минут Егоров был уже у коменданта аэродрома. Действительно, завтра в Минск вылетал транспортный "Дуглас". Комендант сделал отметку о регистрации в командировочном удостоверении и предупредил о примерном времени отлета борта, после чего Егоров стал относительно свободным человеком на одни сутки. Ленка, узнав об этом, тут же составила план на это время и немедленно приступила к его исполнению. Поэтому, забросив свой сидор в палатку таких же командированных и ждущих бортов летчиков и техников, они первым делом отправились к штабу Центра на торжественные мероприятия по выпуску молодых лейтенантов – летчиков. Они немного опоздали, и потому пробиться в первые ряды им не удалось. Пришлось ограничиться тем, что можно было увидеть и услышать из задних рядов публики, присутствующей на этом мероприятии. Кстати, Николаю очень понравилась темно – синяя парадная форма молодых лейтенантов, с золотыми погонами и желтыми ремнями. На их фоне его уже изрядно застиранная гимнастерка смотрелась откровенно бедновато.
После того как торжества завершились парадным прохождением свежеиспеченных лейтенантов перед трибуной и народ начал расходиться, чтобы отметить это дело на предстоящем банкете или в семейном кругу, Лена повела Николая к себе домой.
Квартира ее родителей располагалась в большом шестиподъездном доме на первом этаже. Николай хоть и был выходцем из крестьянской семьи, однако же, привелось ему однажды посетить квартиру одного преподавателя из летного училища. Так вот, на фоне той квартиры двухкомнатная квартира Лены не поражала размерами. Особенно маленькой была кухня. Но тем не менее все удобства в квартире присутствовали, что было особенно ценно. Родители Елены были приглашены на торжественный ужин в офицерскую столовую, и Николай облегченно вздохнул. Как-то стеснительно он себя чувствовал, предполагая скорое знакомство с ними.
Пока Лена накрывала стол, Егоров походил по квартире, осматривая ее и обстановку в ней. Некоторые предметы он не узнавал, однако похожий телевизор на тот, что был у них в госпитале, в квартире присутствовал. Проходя мимо серванта, Николай обратил внимание на фотографию за стеклом. Надпись сверху "Школьные годы чудесные..." и название школы подсказали ему, что это фото класса Елены. И ее он там разглядел. И цифры над снимками учеников – "1969 – 1979г". Нет! У него были определенные подозрения на этот счет. Все, что происходило с момента перебазирования полка на Бобруйский аэродром, было окутано тайной, недоговорками случайно оброненных слов. Никто не пояснял, почему несколько странно смотрятся и даже говорят все эти люди, так или иначе связанные с новой, невиданной техникой. Более того, те, кто начинал интересоваться этими вопросами, в свою очередь вынуждены были давать объяснения сотрудникам НКВД, которые очень нервно на это реагировали. Никто не запрещал общаться им, но существовала граница, за пределами которой вопросы лучше было не задавать. В любом случае ответов на них никто не давал, а проблемы возникали. Николай помнил, как из их полка внезапно были переведены куда – то на север несколько летчиков, проявивших к новеньким излишний, с точки зрения НКВД, интерес. В общем, Николай впал в не присущую летчикам истребителям, оставшимся в квартире с любимой девушкой вдвоем, задумчивость. Одно дело предполагать, и совсем другое – знать точно!
Из этого состояния его смог вывести только жаркий поцелуй Лены, которая, не услышав от него ответа на предложение сесть за стол, вошла в комнату и увидела его таким. Посмотрев на него и поняв причину, посадила его на диван и стала приводить его в нормальное состояние простым и безотказным способом.
Николай пришел в себя, уже целуя левую грудь. Его внутреннее "Я" в очередной раз сделало безуспешную попытку протестовать, но он снова послал его по всем известному адресу, и его пальцы скользнули под резинку трусиков, коснувшись влажных кудряшек. Лена сжала ноги и насмешливо прошептала: "Ну вот и поправился!".
Потом они пили чай на кухне и просто разговаривали о школе, ее родителях, стараясь не касаться темы, от которой Николай чувствовал себя неуютно.
Из квартиры вышли уже под вечер. На улице было многолюдно, от ДК неслись звуки вальса духового оркестра, перемежаемые ритмами электрогитар. Николаю то и дело приходилось приветствовать встречающихся офицеров и командиров обоих времен, в то же время пытаясь слушать то, что ему говорила Лена. Неожиданно она легонько дернула его за локоть, и он вопросительно взглянул на нее. Лена глазами показала на идущую навстречу им пару. Егоров понял, что высокий плотный майор и стройная красивая женщина – ее родители. Через секунды Лена представила их друг другу. Майор, пожимая руку Николая, внимательно посмотрел ему в глаза, как бы оценивая его, мать доброжелательно улыбалась и тут же пригласила их снова домой, посидеть за столом. Но Лена сказала, что Николаю завтра улетать на фронт и они лучше погуляют вдвоем. На этом их первая встреча с родителями и закончилась. Николай облегченно вздохнул: все же он еще чувствовал себя не в своей тарелке.
Весь оставшийся вечер они с Леной гуляли по дорожкам городка, смеясь и болтая ни о чем. В сумерках он проводил Лену до подъезда и после крайнего – как предпочитал выражаться Николай – поцелуя они расстались. Заснуть ему сразу не удалось, в голову все лезли мысли о странностях, связанных с Леной, их отношениями, о той коллизии с возрастом, о которой только сегодня он узнал точно. И только к утру Коля окончательно решил наплевать на все это, забыть об этих различиях и любить ее такой, какая она есть сейчас. Успокоенный этим состоявшимся для себя решением, наконец-то заснул, чтобы снова увидеть свою Ленку теперь уже во сне.
А утром, после завтрака, он вылетел сначала в Минск, а оттуда уже другим бортом добрался до своего полка.
Он шел по знакомому аэродрому, и на душе у него уже второй день был праздник. Ему махали руками знакомые летчики и техники. От курилки ему навстречу высыпали его товарищи из эскадрильи. Кстати, некоторые уже были с погонами на плечах. Посыпались объятия, дружеские подначки и поздравления. Вот насчет поздравлений он чего-то не понял. Когда переспросил, ему со смехом сказали, что в штабе объяснят. Друзья проводили его до штаба и предупредили, что будут ждать его тут. Войдя в штаб, лейтенант Егоров доложился о прибытии из госпиталя командиру полка. Тот поздравил его с возвращением в часть и тут же вызвал нач.штаба. Оба они были в погонах и с гвардейскими значками на груди. Кроме того, у комполка на гимнастерке сиял новенький орден Красного Знамени. Богданов, в свою очередь, поздравил с выздоровлением, после чего многозначительно переглянулся с НШ и, усмехнувшись, вытащил из ящика стола и положил на него погоны старшего лейтенанта.
– Поздравляю с присвоением очередного воинского звания "старший лейтенант"!
– Служу Советскому Союзу! – бодро ответил приятно удивленный Николай.
– И это еще не все! – многозначительно добавил командир.
– За мужество и героизм, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, за 10 лично и 3 в группе сбитых самолетов противника, а также за смелость и героизм, проявленные в операции по спасению особо секретной техники, Указом Президиума Верховного Совета СССР летчик 5-го Гвардейского истребительного полка 2-ой Гвардейской истребительной дивизии старший лейтенант Егоров награждается Орденом Красного Знамени!
Егоров онемел. Командир достал из стола коробочку с орденом, открыл ее и, обойдя стол, прикрепил его к гимнастерке летчика. Только после этого Егоров сумел охрипшим от волнения голосом ответить "Служу Советскому Союзу!"
–Но и это еще не все, – продолжил командир полка. – Приказом Командующего ВВС СССР ты откомандировываешься из полка.
–Как? – растерялся Николай. – Куда?
– В Вяземский учебный авиационный Центр, точнее в учебный полк реактивной авиации, – вздохнув, с сожалением разъяснил Богданов,– сам Красавин к Жигареву насчет тебя ходил. А я надеялся тебе звено дать. Но, увы! Таких козырей мне не перебить. Так что завтра собирайся обратно в Вязьму.
– Товарищ подполковник! Разрешите на сутки задержаться! Звание, орден... да и с ребятами попрощаться нужно, – взмолился Николай.
–Добро! Послезавтра улетаешь. Еще раз поздравляю, – и подполковник хлопнул его по плечу, – нас не забывай, может, еще к тебе переучиваться приедем.
Когда Николай вышел из штаба, ждавшие его друзья подхватили его и начали качать. На них с интересом смотрели новички – летчики 16 иап ПВО, прибывшего вместо реактивщиков. У них еще с орденами было туго, и каждый из них мечтал встретиться с врагом в небе.
Вечером в палатке их эскадрильи было шумно – обмывали выздоровление, звездочки, орден и новое назначение. Не часто у человека за один раз происходит столько приятных событий.
На следующий день Николай оформил все бумаги, собрал свои вещи, попрощался и утром 26-го сентября выехал в Минск. Покуда трясся в полуторке до Минска, принял твердое решение: сразу по приезде заказать и сшить себе парадную и повседневную форму нового образца. Как и положено летчику – гвардейцу. Очень ему хотелось пройтись с Леной в новой красивой форме.