Текст книги "В рабстве у бога"

Автор книги: Михаил Ишков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Да, два раза заходила Вероника Ерофеева, передавала весточки. Да, очень ждала. Ты исчез так неожиданно... Да, старший сдал зимнюю сессию на "отлично". Сейчас он в институте... У младшего конфликт с учителем черчения. Тот буквально взъелся на мальчика и вкатил тройки в первой и во второй четвертях. Ладно, в первой, но за что во второй? В декабре состоялась городская олимпиада по черчению, нашего мальчика учитель включил в школьную команду. Мальчик занял второе место в своей возрастной группе, но за четверть ему все равно была выставлена тройка. Я не выдержала, пошла в школу – дорогие педагоги, как же так? Вообще-то следовало сходить отцу... Учитель нервничает, этаким петушком наскакивает – у него в журнале, мол, сплошь удовлетворительные оценки. Я посмотрела на директора – та хотя бы застыдилась, пообещала разобраться. На работе тоже тревожная обстановка, все ждут сокращения штатов. После твоего отъезда кот совсем о рук отбился лезет в ведро для мусора, по занавескам лазает, орет по ночам.

Свежесть впечатлений первых дней быстро сменилась сосущим, не дающим покоя томлением. Жизнь час от часу пустела. К тому же за эти полгода стремительно изменились нравы и далеко не в лучшую сторону. Граждане все больше и больше теряли почву под ногами. Внезапно рухнул рубль, и бывшие строители светлого будущего вдруг обнаружили, что они нищие. У меня, по крайней мере, был запас мелких бриллиантов, которые по дружбе намял и огранил "Быстролетный". Где он теперь? Продать их через Дороти не составляло труда, так что хотя бы на первое время я обеспечил семью "зелеными".

Пришлось поговорить с Лапсиком – улучил момент, когда мы остались дома вдвоем. Накинул пояс, обернулся волком – у кота сразу шерсть дыбом, однако скоро признал, успокоился, сел напротив.

– Что ж, ты, брат? – спросил я его. – Занавески рвешь, суешь нос в грязное ведро? Тебя плохо кормят?

– Тоска смертная, Серый, – ответил кот. – Во двор не выпускают... Я мышиный выводок под корень вывел, ведро как раз возле их лаза стоит. Нет-нет, и заглянешь, вдруг что-нибудь ценное выбросили. Знаешь, волчара, как на волю хочется. Скоро весна. Еще февраль на улице, а на сердце давно апрель.

– Ладно, вылазку я тебе организую. Потом мыться. И без разговорчиков!.. Дедушка, что днем и ночью по цепи ходит, интересуется, как там любезный внучок? Что мне ему ответить? Что внучок занавески рвет?

Расположились мы возле зеркала. Иной раз я заглядывал в него. Удивительная была картина! Сидят исполинский волчище, уши под потолок, напротив пушистый белый кот и помуркивают по очереди. А то матерый зверь поглаживает кота по спинке.

Меня ждала работа – Дороти закончила очередной роман. Он вышел в Штатах и теперь я с утра до ночи работал над переводом. Грустные мысли навевали на меня эти страницы, особенно те главы, в которых рассказывалось о событиях, случившихся на Земле шесть миллионов лет назад. Теперь я был знаком со всеми обстоятельствами пребывания неведомых пришельцев из галактики Трубы и с согласия Дороти взял на себя смелость переписать отдельные места, где излагалась история возникновения рода благородных бисклаваретов. Пусть хотя бы в такой форме люди узнают, что творилось на нашей планете в ту далекую эпоху, когда воды Атлантики прорвали Гибралтарский перешеек и затопили Средиземноморскую впадину. Не давал покоя и разговор со Змеем Огненным Волком. Время от времени я поглаживал наколку, намертво врезавшуюся в руку – вот они циферблаты! Теперь я знал, какой из них показывал лунное время, какой земное – второго часового пояса, а какой цифеблат фиксировал бег минут на Титане. Девять других ещё хранили тайну. Оставалось только верить, что очередь познакомиться с ними поближе ещё не подошла. Эта убежденность скрашивала тоску. Легко Евгению Михайловичу с патриарших высот рассуждать о предопределенности, смирении, о необходимости прекратить поиски и забыть о фламатере. Я относился к немногим человеческим существам, которым посчастливилось увидеть разом всю звездную сферу. Небо было вокруг: над головой, под ногами!.. Неутоленная ярость всякий раз охватывала меня, когда в морозные зимние ночи я вместе с котом, посадив его к себе на загривок, забирался в глухомань и с вершины обширного, заваленного снегом холма или с обрывистого берегового откоса вглядывался в четкий, прописанный тысячелетиями, рисунок созвездий. Находясь в недрах волшебной горы, я выучил его на зубок. Цепочка моих следов осталась на Луне – когда-то время затянет их лунной пылью? Я был знаком с дьявольским Сатурном, с царствующим Юпитером, побывал в гостях у Титана. Теперь мне предлагали купить телескоп и заняться изучением светил с помощью оптического стекла? Попытаться открыть новый астероид или неизвестную науке комету?.. Хороший совет! Но невыполнимый... После того, как довелось поездить на новенькой "мерседес", трудно удовлетвориться трехколесным велосипедом. Так уж устроен человек, а я являлся человеком, таким же чувствительным, взбалмошным, безумным, как и все мои собратья. Во время подобных прогулок особенно разительной представлялась мне пропасть, отделявшая нас от цивилизации Ди. У меня в руках остался скафандр, но я не мог оживить его и, по совету Неволина, мне следовало сдать на хранение сонму эту яйцеобразную, обтянутую чем-то маслянистым, на ощупь напоминающим яловую кожу, массу. Те запрячут скафандр где-нибудь в горных пещерах Южной Америки, чтобы через несколько тысячелетий какой-нибудь счастливчик-археолог обнаружил ещё одну "загадку" цивилизации древних инков.

Спасибо за совет! В любом случае я сам попытаюсь отыскать фламатер...

Поглаживая браслет, я время от времени вспоминал Рогулина. Он в очередной раз обменял квартиру и переехал в другой город. Там его следы затерялись...

Глава 2

Спустя две недели я собрался в поездку – решил посетить Бориса Петровича Добрюху и попытаться с его помощью нащупать тропку в недра волшебной горы. Может, он до сих пор каким-нибудь образом поддерживает связь с фламатером. Электричка на Владимир отходила заполночь, и я зашел в гости в Василь Васильевичу. Фавн, увидев меня, обрадовался, однако по дрожащему голоску, слезкам, копившимся в уголках глаз, мне сразу стало понятно, что семейная жизнь у него не очень-то налаживается.

– Нужен мне этот старый баран! – заявила биокопия. – Все колени облобызал, колготок не напасешься, а документы до сих пор не может добыть. Ты тоже меня бросил, Серый, но я не в обиде – спасибо, что извлек из подземелья. Я уж сама как-нибудь устроюсь.

– Устроится! Эта устроится!.. – плаксиво подтвердил Василь Васильевич. – Ты её, шлёндру, только сегодня дома застал, а так трое суток неизвестно где ночевала.

– Это ты, козел вонючий, домом называешь? Свою однокомнатную хибару?! Обнаглел, папаша. Ты не переживай, съеду я от тебя, как только мужика подходящего найду. С моей... – она пошлепала себя по ширинке на джинсах, не пропадешь. Я ещё в Америке миллионера какого-нибудь подхвачу.

– Ты хоть знаешь, где эта Америка? Тебе, Земфира, учиться надо, сказал я.

– Чему? Все, что в этом вашем вонючем бардаке надо знать, я уже знаю. А умею и того больше. Ты, Серый, сам дал мне первый урок.

– Вот только этого не надо, – возразил я. – Виноватых искать, ссылаться на обстоятельства. Ты же креститься собиралась. В церковь хватит смелости пойти? Не струсишь?..

Я тайно надеялся, что она испугается. Может, в подобном создании заложена какая-нибудь бесовская червоточина, которая не позволит ей пройти обряд крещения? Тем самым и на фламатер, и на синклит была бы брошена тень. Сознаюсь – после услышанного о судьбе Рогулина мне бы стало легче, однако биокопия с радостью ухватилась за эту идею. Назвала её "свежаком", а "свежак" и "долбежку" она любила.

Василь Васильевич только руками развел.

– Лосиха и есть лосиха! Как ты выражаешься?!

– Зато все понятно, – огрызнулась она. – Я – девушка простая, не из куриных окорочков слепленная. Родственники мои по лесу бегают. Кто, кроме меня самой, обо мне позаботится. Спасибо вам за милость, но в этой халупе я жить не намерена.

Я засмеялся – женщина всегда остается женщиной, из чего ты её не слепи: из ребра, из глины, из мяса. Биокопия бровью не повела, только добавила.

– Я уже устроилась в коммерческую палатку, побольше кандидата наук буду зарабатывать. Будут бабки – и документы появятся. Все будет.

Что ж, за неё можно было не беспокоиться – она не пропадет. Уже уходя, я услышал, как биокопия приказала.

– Давай-ка, друг милый, баюшки. Болтать сил больше нет.

В коридоре, не в силах справиться с любопытством, я поинтересовался у вышедшего провожать меня Василь Васильевича.

– Значит, она и тобой не брезгует?

– Каждую ноченьку безжалостно терзает, – вздохнул фавн. – Сил больше нет.

Я вытаращил на него глаза.

– У тебя нет сил?!

Тот промолчал, опустил голову, а биокопия, направлявшаяся в ванну, сказала:

– Будет знать, как моих сестричек и прочую лесную родню мучить. Надо же, греховодник старый, беременную зайчиху Пелагею и ту трахнул. Сам хвалился.

– Дурак же ты! – не выдержал я. – Язык за зубами держать надо. Теперь отрабатывай.

___________

В Гусь-Хрустальный я прибыл автобусом из Владимира и первым делом отправился по указанному Неволиным адресу.

Жил мой товарищ по несчастью на окраине в собственном доме, в самом конце кривого переулка. Изба-пятистенка выглядела угрюмо, обездоленно, на одном из окон оторвался ставень, стекла присыпаны пылью – видно, их годами не мыли. Наглухо зарос палисадник. Наклонились вереи, и створки деревянных ворот ребрами легли на землю. Что-то то подсказало мне, что спешить с визитом в это мрачное логово не следует. Для начала я решил расспросить соседей, что за человек Борис Петрович Добрюха и настолько ли он дур(н, насколько прикидывается. Я представился страховым агентом. Никто, оказывается, придурком его не считал – так объяснил сосед-пенсионер. Случается, находит на Бориса Петрович – это да. Бродить начинает, вышагивает и вышагивает, сутками шляется по городу. Словно что-то ищет. Но чтобы, как наш местный дурачок Ванька Грозный – ни-ни! Мужик самостоятельный, что починить, бабы к нему несут. Копейку любит. Скопидом, каких свет не видывал – это да. Что ни найдет, все во двор тащит. Плюшкин, так сказать, местного масштаба. Вот избу привести в порядок, вокруг дома территорию почистить, до этого руки не доходят. Денег, говорит, нет, а у самого в подполе мешки долларов хранятся. Наверняка... По причине жадности в рот спиртного не берет.

Я мог быть спокоен – такой человек браслет не упустит.

– На здоровье не жалуется?

– Побойтесь Бога! Как огурчик – это да.

– В последнее время Борис Петрович никуда не отлучался?

– Бога побойтесь! Вчера его видел.

Можно было возвращаться. Одно только не давало покоя – если такая колоритная фигура как Добрюха считается в этом городке вполне нормальным, дай Бог, каждому, человеком, чем же мог среди местных жителей прославиться Ванька Грозный?

– Да что вы! – замахал на меня руками пенсионер. – Он же по городу с цепью через плечо разгуливает. И толстая, должен сказать, подлюка, как якорная. Метра четыре длиной...

Тут спорить было не о чем – цепь в четыре метра длиной была весомым доказательством придури. По дороге на вокзал, откуда отправлялись автобусы на Владимир, выбравшись из лабиринта проулков на окраине, я никак не мог избавиться от сосущего ощущения недосказанности. Все-таки стоило взглянуть на человека, который случайно вляпался в нашу общую тайну. Может, он помнит какие-нибудь детали – действительно, жадность и любовь к одиночеству никак не позволяют причислить человека к придуркам. В противном случае все мы в той или иной степени придурки.

Но как отыскать Добрюху в городе? Эта задача представлялась мне неразрешимой. Оставалось положиться на удачу.

Мне не пришлось петлять, мучительно прикидывать, где бы я мог встретить совершенно незнакомого мне человека: на рынке, в магазине, на улице... На удивление легко я наткнулся на него, словно некая подспудно указующая стрелка вела меня. Заметив на пути "шайбу" – круглую, собранную из металлических листов пивную, заглянул освежиться кружкой пивка и сразу узнал его – даже не удивился, что узнал, потом только сообразил, что представительный старик, приткнувшмйся в углу за круглым, покрытым голубым пластиком столом, мне кого-то нестерпимо напоминает... Был он высок, очень широк в плечах, редкие седые волосы аккуратно зачесаны на пробор, губы яркие, цветущие. Нос крупный – такой обычно в пивных называют "рубильником". Правда, в его облике чего-то отчаянно не доставало. Ага, бороды! Этакой окладистой, по грудь, лопаты!.. Нимб тоже можно было подвесить. Рядом со мной, в пивной города Гусь-Хрустальный, стоял дед, с которым мне довелось встретиться в Нонгакане прошлым летом. Это был он, бог-кулинар, испекший на костре незабываемого вкуса хариусов.

Скоро я убедился, что ветеран сильно заблуждался насчет трезвого образа жизни своего соседа. Возможно, дело было в том, что степень опьянения все понимают по-разному. Сколько в него не вливай, Борис Добрюха не дрогнет. Даже не покачнется. Это я точно говорю.

Я занял место за его столиком и, улучив момент, когда сосед потянувшись обнажил запястье, на котором отчетливо заиграла знакомая наколка, – спросил.

– Браслет не продадите?

Он угрюмо глянул на меня.

– Тебе его вместе с кистью вручить?

– Зачем с кистью, – усмехнулся я, – Часы можно снять, – я показал ему свою наколку.

Он бросил на меня беглый взгляд, допил пиво и, ни слова не говоря, направился к выходу. Я, дождавшись, когда он выйдет из пивной, последовал за ним.

Так мы прошли весь город, добрались до его подворья. Он в калитку, и я в калитку. Он на веранду, я за ним. Уже в комнате, темной, пропитанной запахом пыли, Добрюха глухо спросил.

– Что надо? Зачем явился?..

Я пожал плечами.

– Хочешь купить? – он прищурился. – Пожалуйста, только я дорого возьму. За все заплатишь.

– Это что-то новенькое, – ответил я. – За что же я должен платить, если, как и вы, случайно провалился в подземелье. Вас тоже встретил случайно. Отошел от стойки – гляжу, возле мужика свободное место. Вы в этот момент за солью потянулись. Я как увидел наколку, едва кружку не выронил. Ну, думаю, ещё один, попавшийся на крючок. Слушайте, вы соображаете, о чем я толкую? А то, может, вы у "хозяина" этой живописью обзавелись?

– Понимаю, не дурак. Ты что, из блатных? Шпана какая-нибудь, на легкие хлеба в Якутию подался?

– Нет, срок тянуть не доводилось. Вы, папаша, сняли бы свой браслет. Доказали бы, что мы с тобой об одном и том же толкуем.

– Ишь ты, настырный какой, – усмехнулся Борис Петрович и действительно легко стянул с запястья звездные часы.

– Доволен? Дальше что?

– Дальше? – переспросил я. – Дальше выпить можно.

– Я не пью.

– Как знаешь, папаша. Я думал, мы не первые встречные, хотя и знакомы никогда не были. Но если нас угораздило...

– Ты не понимаешь! – неожиданно страстно воскликнул он. – Ты даже представить не можешь, какое это великое счастье! Это надежда! Я в неё верю – и точка! – в глазах Добрюхи вспыхнул неземной свет.

Теперь он ни капельки не напоминал прежнего угрюмого бирюка.

– Сначала я тоже сомневался. Руки на себя хотел наложить, потом догадался – это же испытание! Это закалка воли, выдержки, верности убеждениям. Не-е, – он погрозил мне пальцем, – нас так просто не возьмешь. Мы зрим в корень. Думаешь, все было напрасно? Думаешь, труд не станет владыкой мира? Шалишь, брат! Звездная машина послана нам в помощь. Наши братья говорят: "Ждите, мы придем, встанем плечом к плечу". Тогда посмотрим, чья возьмет.

Я опешил. Он, заметив мое удивление, заторопился.

– Пойдем, пойдем... Я вижу, ты – брат! Пойдем, кое-что покажу.

Он направился в другую комнату, поднял крышку, ведущую в подпол, и, махнув мне рукой, начал спускаться по приставной лестнице. Поколебавшись, я последовал за ним. Мужик он был грузный, кулачищи с маленькие дыни, к тому же малость не в себе. А в подполе, наверное, тесно?.. Не развернешься. Однако отступать было поздно.

К моему удивлению, подземное убежище оказалось достаточно просторным. Пол и стены выложены кирпичом, в углу стеллаж, на верхнюю полку которого был водружен небольшой сейф. Понизу – полные мешки, аккуратно завязанные у горловины. Один мешок, правда, был наполовину пуст, хотя и в него доступ был перекрыт плотно затянутой тесьмой.

– Как я был глуп! Как наивен! – с прежней страстью продолжал выкрикивать Добрюха. Он держал в руках зажженную керосиновую лампу. – Ведь это же прямое указание держаться. Крепить дух... А-а, – он в сердцах махнул рукой, потом уже более спокойно продолжил. – С прииска бежали два зека. Нас бросили в тайгу с приказом поймать и вернуть к месту заключения. Меня и двух салажат с Северного Кавказа доставили в Нонгакан – слыхал, небось?

Я кивнул. Он продолжил.

– Организовали мы засаду – все, как положено. По очереди на пост выходили, контролировали единственную тропку, ведущую в поселок Кобюме. День проходит, второй – рации у нас нет, припасы на исходе. Отправился я на охоту и, чтобы не привлекать внимания, решил перевалить через сопки и выйти к Джормину. Иду распадком, вдруг – р-раз и в яму. Что я тебе рассказываю, сам, небось, также провалился.

Я опять кивнул.

– Ох, голова непутевая, как я сначала перепугался, а потом, когда скумекал что к чему, сообразил – надо срочно доложить начальству. Так они же, эти голоса, не выпускают! Всего измерили! Проходит месяц, другой вдруг заявляют: "Капитан Добрюха, вы свободны! Можете идти". – Меня даже в краску бросило. Куда же мне идти, меня уже давным-давно без вести пропавшим числят. Или того хуже – дезертиром. Нет, говорю, так не пойдет. А то, что я у вас здесь столько времени корячился, да вы меня всего измерили – это что, ни гроша не стоит? Ладно, будь по-твоему, говорят... Затем провал. Очнулся в госпитале – оказалось, что нашел меня сторож-якут. Я, мол, память потерял, ударился головой о камень – пока туда-сюда, пока вертолет прилетел, пока меня врачи всего обследовали... Эх, что вспоминать! Как только я о чужаках рапорт написал, уволили вчистую. Пенсия мизерная. Приехал на родину злой, как черт, – плюнь на меня, шипеть начну. На руке этот проклятый браслет, в кармане пятак. Я тогда на него внимания не обратил. Повесил костюм в шкаф, начал жизнь налаживать, а самого все сомнение грызет – за что же со мной так? Службу нес честно, думал, добью срок, вернусь с приличными деньгами, а оно вон как вышло.

Как-то раз сунулся в шкаф – гляжу, в лакированных ботинках полно пятаков. Ну, монета такая, доперестроечная...

– Знаю, – сказал я.

– Меня любопытство взяло, – продолжил Добрюха, – как они туда попали? Решил проследить. Стал по карманам пиджака шарить и нашел в одном целую горсть монет. Тут и припомнил тот давешний разговор, что в подземной камере состоялся. Разложил все пятаки на подоконнике, утром оглядел свою коллекцию – что за чудеса! Один пятак удвоился, словно монетой разродился. Решил, что это – существенная деталь для науки, и тут же смекнул-вспомнил, как мой рапорт насчет фламатера приняли. Где я тогда оказался? Нет, думаю, не на того напали. Мне этот пятак вручен, мне им и пользоваться. Невелика ценность, но по тем деньгам, если поднакопить, большая сумма могла набежать.

Он вздохнул.

– Вот так предал идеалы, за что понес суровое, но справедливое наказание. Сначала Гайдар шибанул, отпустил цены, потом деньги поменяли, а у меня уже несколько мешков монеты. Я туда-сюда – никто их в таком количестве не берет, а тот родоначальник-пятак все штампует и штампует. Я свой браслет и так, и этак крутил, хотел связаться с фламатером – мол, замените монету. Пришлите новую, достоинством хотя бы в пятьдесят рублей. Инфляцию тоже надо учитывать. Пятьдесят рублей, конечно, мелочишка, но хоть принимают. Никакого ответа. Горько мне стало, решил, что нет справедливости на белом свете, потом как будто светом озарило. Понял я, – его глаза наполнились вдохновением, указательный палец был поднят вверх, – что меня испытывают насчет крепкости убеждений. Я ведь до какого маразма докатился хотел пару мешков во Вторцветмет сдать. Мне там смехотворную сумму предложили, а сами в Прибалтику цветные металлы вагонами загоняют. И по приличной цене. Все-таки одумался. Вот ты прикинь, – Добрюха прищурился, на его лице появилось плутовато-загадочное выражение. – Такой колосс и пятак вручил. Ведь это же неспроста?

Я пожал плечами.

– Конечно, неспроста, – сам себе ответил Добрюха. – Ведь это же намек. Держись, Борис Петрович, храни ценности. Они тебе ещё понадобятся. Вернутся прежние времена, и снова зашуршат по рукам наши советские рубли. В метро можно будет за пятачок пройти. Наступят светлые дни. Тому порукой... – он не договорил и потыкал пальцем в потолок.

Я едва не присел на стоявший рядом мешок. Вовремя опомнился – разве можно давить задом священные реликвии! Как посмотрит на это вернослужащий Борис Добрюха.

– И вот эта штука, – он многозначительно указал на татуировку.

– Ты бы, товарищ, попытался вызвать его ещё раз, – подбодрил я Бориса Петровича. – Может, он какие-нибудь указания даст, поможет? Скажет, держитесь, ребята, победа близка.

– Пробовал. Молчит... – ответил Добрюха.

– Значит, срок не вышел.

– Может, и так, – согласился тот.

Возвращаясь домой, глядя в окно автобуса, я размышлял о том невероятном чутье, с каким фламатер выбирал подарки для гостей. Он не терял времени даром и дотошно изучил наш человеческий род. Чужак ни в чем никому не отказывал. Добрюхе на пятак не поскупился, Рогулину открыл будущее, мне выделил биокопию. И всех в качестве премии наградил воспоминаниями. По заслугам... Может, поэтому мы и не любим богов? Яростно поклоняемся, бьемся лбами об пол, взываем, молимся – и в то же время ненавидим их, всемогущих, всевидящих.

Хорошо, что чужак покинул нас. Доброго пути! Он, как говорится, слишком много знал...

Не прошло и недели после возвращения, как мне позвонил Василь Васильевич.

– С девочкой беда! – с ходу выложил он. – Третий день сидит дома, нос боится на улицу высунуть. В фирме, в которую она устроилась продавщицей на лоток, случилась какая-то неприятная история. Она твердит, что её собираются похитить и потребовать за неё выкуп.

– Василь Васильевич, – вздохнул я, – у кого выкуп брать? Кто за неё платить будет? Ее родственники в лесу бродят. Документов нет. Неужели ты сам не можешь навестить этих доморощенных коммерсантов и разобраться? Явился бы к ним в истинном своем обличии, заверещал бы по-звериному. Уверен, все её страхи сразу рукой сняло.

– Так-то оно так, Серый, я бы не стал тебя беспокоить, если бы не одно обстоятельство. Генеральный директор этого самого акционерного общества в разговоре с ней обронил странную фразу – что б, говорит, твой лешак в это дело не путался!

Я помолчал, похмыкал, потом спросил.

– Так и сказал – лешак?

– То-то и оно. Что характерно в смысле, как они могли узнать?

– Земфира не могла проболтаться?

– Я её в свои служебные дела не посвящаю. Должен сказать – девка дремучая-я!.. Далеко пойдет.

– Ладно, о биокопии потом. Странной, однако, осведомленностью страдает этот генеральный директор. Тебе придется посетить эту контору. Котом бродячим обернись, мышкой... Затаись, послушай. Земфиру немедленно спрячь, из дома не выпускай, предупреди Георгия, он вроде совсем поправился. Ну, и все остальные мероприятия по тревоге.

– Сделаю.

Неделю от фавна не было никаких вестей. Я весь извелся в ожидании. Наконец он позвонил.

– Седлай коней, Серый волк, – объявил он. – У них там логово. Буквально кишмя кишат.

– Наши крестники? – недоверчиво спросил я. – Из Мещеры?

– Выходит так. Все сходится: дата регистрации, начало деятельности. Скажу более, никто раньше с этой группировкой дела не имел, никто не может сказать, откуда они взялись. Занимаются вымогательством, грабят "челноков" обложили данью некоторых коммерсантов. Безжалостны, откровенно тупы... Главаря – он же генеральный директор – кличут Бес. По косвенным сведениям, у них в руках уже крутятся огромные суммы.

– Надо за ними повнимательнее понаблюдать. Глаз с них не спускай, дело не терпит отлагательств. Первое, узнай, кому из местных они наступили на хвост. Второе, где их лежка. Третье, как бы нам собрать их всех вместе. Можно, конечно, взять языка, но лучше этого не делать. Стоит им только почуять, что я близко, расползутся, как тараканы, а их надо кончать разом.

После разговора с фавном, я тут же, на ночь глядя, отправился в Москву и нагрянул к Георгию. Было что-то около двух часов ночи, однако нельзя было терять ни минуты. Георгий, высокий, грузный, в полосатом халате, открыл дверь. Увидев меня, зевнул и осуждающе глянул.

– До утра нельзя было подождать? В кои веки жену дома дождался, и сразу гости...

– Хватит зевать, – прервал я его, – пора меч точить. Как он у тебя, не заржавел?

Услышав последние новости, его и Каллиопы благодушное недовольство, как рукой сняло. Скоро в гостиную заглянул Джордж – он по обмену теперь учился в Московском университете.

Обсудив положение, мы наметили примерный план действий, куда первым пунктом была включена зарядка моего чудесного скафандра.

– Жора у нас физик, вот пускай и разберется с этой диковинкой. Я оставлю тебе все коды. Флам ухитрялся загонять в него столько энергии, что нам и не снилось. Далее, пора подключать Джорджа, уже не мальчик.

Юноша с угрюмым видом слушал нашу беседу. В ответ на мое последнее замечание от заявил.

– В ваших кровавых акциях я участие принимать не намерен. Зло порождает зло. Это бесперспективный путь.

– Молодо-зелено, – вздохнул отец.

Каллиопа промолчала.

– По-твоему, пусть они продолжают поганить землю?

– Этот казуистический вопрос вечен, – сказал Джордж, – Я не знаю на него ответа. Но и ваш – это не более, чем видимость. Я не намерен своими поступками увеличивать количество зла в мире. Мы не имеем права распоряжаться чужими жизнями, в какой бы форме они не существовали. На том буду стоять!

– Послушай, – обратился я к нему. – Вот краткий перечень их подвигов: Семенов М.И., руководитель ремонтно-строительного кооператива. Был замучен до смерти, на теле следы ожогов утюгом, к половым органам подводился ток. Убит после того, как внес требуемую сумму в пятнадцать тысяч долларов США.

Две челночницы были ограблены, лишились всех товаров, за которыми летали в Турцию. Причина – на несколько минут задержались с уплатой дани. Ограблены после уплаты требуемой суммы. Петрищева С.А. была изнасилована тут же, на кладбище, за то, что пригрозила обратиться в милицию. В изнасиловании принимал участие работник органов внутренних дел. У старшей потерпевшей трое детей, у Петрищевой двое. Для поездки в Турцию они продали часть вещей и заняли крупную сумму денег.

Матросова А.И., работница "Союзпечати". Была сожжена в своей палатке...

Я не буду продолжать список. Хочу заметить, Джордж, как ни крути, но в этой ситуации речь идет не о твоем отношении к жизни, не о мировоззрении вопрос касается твоей человеческой сути. Теперь ты не можешь утверждать, что не знаешь, с кем имеешь дело. Защитить людей от нечисти, от безжалостных убийц – наш долг. Не нами он взвален на наши плечи, не нам его скидывать. Свобода выбора – ты должен согласиться – всего лишь способ проявить свою подлинную природу. Показать, чего ты стоишь. Тебе самому придется отвечать на вопрос, кто ты есть? Потомок Тараниса, Одина и Перуна или дерзкий юнец, поставивший свое разумение выше мудрости наших отцов. От себя добавлю – Юрий, они рвутся к власти. У них уже много денег. Они беспощадны, над ними распростерта тень Гагтунгра. Когда они добьются своего, чью мифологию ты будешь собирать? Уверен – не нашу. И вряд ли тебе доверят этим заниматься, потому что с этого начинается переписывание истории.

– Кровь рождает кровь... – глухо ответил Джордж.

– Тебя никто не заставляет проливать то, что ты называешь их кровью. У них нет крови, они наполнены болотной жижей. И сумеешь ли ты выпустить ее? Отец хоть раз доверил тебе волшебный меч?

Он промолчал.

В этот момент зазвонил телефон. Это был Василь Васильевич.

– Чую их возле дома. Уже под дверью, под дверью шебуршатся. Боюсь, мне не совладать. Земфира столовым ножом вооружилась. Говорит – не дамся!

– Эх, надо было её на дачу отвезти! Ладно, до рассвета продержишься? Уже недолго, седьмой час утра.

– Наложил заклятья на дверь и окна, но ничего утверждать не могу.

Я молча взглянул на Доротею.

– До утра оберегу, – после короткого молчания пообещала она.

– Потом, может, Джордж приведет её сюда?

Маленькая некрасивая женщина на мгновение обрела свой подлинный облик – гневная, испепеляющая взглядом богиня! – и вновь обернулась человеком.

– Ну, Серый! – костяшками пальцев она постучала по столешнице. – Знала бы я, какую шутку ты со мной сыграешь, я бы эту тварь за версту обегала.

– Послушай, Вероника, – подал голос Георгий. – Мне надоела твоя глупая ревность. Неужели ты считаешь, что я способен променять примитивную копию на подлинник?

– Причем здесь ты, – усмехнулась она. – Я боюсь за Джорджа.

Юноша вспыхнул.

– Мама, неужели ты считаешь, что я настолько туп, что не могу понять разницу между лосихой-перевертышем и разумной приличной девушкой из хорошей семьи.

– Ах, Джордж, ты ещё так молод, – вздохнула мать.

– Ну как? – вновь спросил я. – Везем её сюда или нет? Ваньку-Джона пока тоже не надо в детский сад водить. Эта девица за ним присмотрит.

Глава 3

Утром, доставив девушку на квартиру Георгия, я отправился к своему школьному другу. Его племянник как раз являлся одним из тех "крутых" парней, которым прищемила хвост болотная бичура, выползшая из Мещеры. Я попросил друга договориться о встрече.

Молодой человек сразу повел себя разумно – мне не пришлось оборачиваться волком и рявкать на него. Мы поговорили как партнеры. Первую мою просьбу – добыть настоящие документы для биокопии он взялся исполнить. Сказал, что дело трудное и взаимное. И почесал палец о палец. Со своей стороны я пообещал утихомирить Беса. Он скептически оглядел меня, пожал плечами, потом ответил: "Мужик, ты сам сказал". Кроме того, он пообещал снабдить меня необходимыми сведениями.

С помощью наружного наблюдения, дополненного полученной информацией, было установлено, что нечисть начала охоту за небольшим придорожным кафе у въезда в Москву. Они сняли в аренду расположенный по соседству большой участок земли. Дело оставалось за малым – убедить коллектив, приватизировавший кафе, убраться оттуда подобру-поздорову.

К середине марта в в бывшей общепитовской точке остался только директор предприятия, он же повар, и его жена буфетчица. Все остальные благоразумно уволились, продав свои паи. С директором несколько раз беседовали, но он продолжал упрямиться. То ли от природы был такой несообразительный, то ли надеялся выторговать более выгодные условия – не знаю. Может, был глуп от рождения – я много раз внушал ему мысль о том, что с этими молодчиками добром не договоришься. Он даже мысленно упирался, все надеялся вырвать у них лишний миллион.