Текст книги "Кортес"

Автор книги: Михаил Ишков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Отзвенели колокола в церкви, ранний утренний шум не спеша заполнил комнату. Действительно было хорошо. Свежо, сухо...

До сих пор меня не оставляет уверенность, что зачинателем смуты был этот Кристобаль де Охеда, с которым мы поцапались ещё на Кубе. Это был завистник до мозга костей, совсем не дурак, но злоба, распиравшая его, застила глаза. Сколько раз я пытался пойти с ним на мировую, он всегда охотно пожимал мне руку, но я-то чувствовал, что он только и ждет удобного случая, чтобы всадить мне нож в спину. В конце мая Охеда, по-видимому, решил, что такой момент наступил.

Тупица, он никак не мог сообразить, с кем имеет дело. Замысел сторонников губернатора Веласкеса лежал на поверхности. Они не оставляли попыток лишить меня свободы выбора. Стоило мне пойти на поводу у кучки крикунов, поделить добычу прямо на побережье и затем отправиться на Кубу, как сразу после прибытия Веласкес непременно посадил бы меня под арест за ущемление прав короля и лишения его, губернатора, собственной доли. Поводов у него было достаточно, а не хватило бы – использовал доносы, писать которые у него было много охотников. Если отложить раздел до возвращения в Сантяго, губернатор тут же отобрал бы всю добычу, и никто из участников экспедиции и мелкого суэльдо не получил. Я и мои сторонники были в долгах, как в шелках, кредиторы сразу обратились бы в суд, и песенка моя была бы спета.

Так что о возвращении и речи не было. Сидеть у моря и ждать погоды тоже нельзя. Мои авантюреро были храбрые ребята, но простачки, и, в конце концов, могли пойти на поводу у кучки горлопанов. Что ж, если дело шло к мятежу, то я должен был взять организацию бунта в свои руки. Решение простое, изящное – оно сразу понравилось мне своей прозорливостью и действенностью. За дело взялись верные друзья – Пуэртокаррера, Сандоваль, Альварадо с братьями, Кристобаль де Олид, Авила, Хуан де Эскаланте, Франсиско де Луго.

За ночь они успели поговорить с верными людьми – прежде всего с канонирами, арбалетчиками и ветеранами.

Много лет спустя Берналь Диас рассказывал, как на посту к нему подошли Пуэртокаррера, Эскаланте и Франсиско де Луга.

Назвали пароль, приблизились, завели разговор.

– Послушайте, сеньор Берналь, есть у нас до вашей персоны дело.

Он, помнится, даже опешил – сразу у трех офицеров надобность к нему обнаружилась. Не многовато ли? Но как только Эскаланте объяснил, в чем суть, Берналь Диас тотчас смекнул, что к чему.

– Вы, наверное, слыхали, о чем болтают в лагере всякие трусливые душонки – мол, хватит, навоевались, пора домой, на Кубу. Так вот, сеньор Берналь, послушайте, что я вам скажу. Стоит нам только бросить якорь в гавани Сантяго, все мы окажемся разорены. Веласкес загребет себе все денежки, как было и раньше. Вспомните, вы сами участвуете в третьей экспедиции, все до ниточки на них потратили, все равно в карманах пусто. Ничего там, кроме долговых расписок нет... Вернуться сейчас немыслимо.

– С этим, уважаемые сеньоры, я согласен. Многие – считайте, почти все – так думают, но что мы сможем поделать, если последует приказ возвращаться.

– Пусть возвращаются те, у кого жила тонка, а мы должны потребовать от капитан-генерала основания здесь колонии, в которой мы сами будем хозяева и подчиняться будем только его величеству королю Испании. Ему и платить пятину. Напрямую!..

– Значит, сеньор Веласкес с носом останется?

– И с дулей...

– А что потом, сеньоры?

– Потом, Берналь, скрывать не буду – поход, – Эскаланте махнул рукой в сторону запада.

– Трудненько придется, – вздохнул Берналь.

– Трудненько, – согласился Пуэртокаррера, – но с таким начальником как дон Эрнандо не пропадешь. Так что решайте, сеньор Диас!

Что тут было решать, продолжил рассказ ветеран. Пойди они на попятную, вернись в Сантяго, его родственничек ни одной монетки из рук своих загребущих не выпустит. Всех сразу обыщут – и конец! Надоело в обносках, с голодным брюхом бродить. За тем ли он на новые земли подался, чтобы сеньору Веласкесу богатства увеличивать? Пора было и о себе подумать. Берналь так и разъяснил Андресу и ещё кое-каким верным ребятам. Однако сторонники губернатора успели что-то пронюхать, и утром, когда солнце встало высоко, они с криками, бранью и угрозами подступили к моей палатке. Солдаты один за другим начали подтягиваться к распалившимся крикунам. Сначала помалкивали, но как только я, выслушав депутацию, согласился отдать приказ грузиться на корабли, первым не выдержал Берналь. Какая-такая депутация? Кто её выбирал? Люди дохнут? Где это вы видали войну без жертв. И кто дохнет, тоже надо разобраться. Говорили им – не пейте воду из болота, а они как присосутся не оторвешь.

Тут его вытолкнули вперед – давай, Берналь, заткни им глотки, недоноскам, хозяйчикам этим!

С чем возвращаться, спросил он толпу? Тут даже самые отчаянные крикуны затихли, только Эскудеро-сумасшедший все никак не мог успокоиться. Хватит добычи на всех, кричал он, каждый с тугим кошельком в Сантяго вернется...

– В лапы к Веласкесу, – добавил Андерс.

Тут все разом озлились. У Берналя Диаса от ярости рот перекосило.

– Ради чего терпели? Зачем столько мук приняли? Зачем на Табаско своими жизнями рисковали? За какой-то поганый кошелек? Это теперь, когда за этими горами, – он указал на Орисабу, – золота видимо-невидимо.

В этот момент Эскудеро попытался что-то возразить, но пушкари – Меса, левантиец Арбенго и Хуан Каталонец с подручными скрутили его. Тот сразу примолк. Берналь же с воодушевлением продолжил.

– Взять его, конечно, трудно – кто спорит. Но попробовать можно. И капитан-генерал наш пока промашек не давал. Разве что сегодня, когда поддался на крики этих неразумных, потерявших головы от первых трудностей ребят. Нам, братья, терять нечего, кроме своих жизней, но лучше умереть за дело Христово и с пользой для себя, чем гнить в нищете. Прав я, прав?..

Все войско заревело.

– Прав!

– Тогда поразмыслить надо, что необходимо предпринять, чтобы все шло своим порядком, как Господь нам предписывает и король наш, доблестный дон Карлос велит. Он над нами господин, и другого никто из нас знать не хочет. У него и надо милости и подмоги просить. Вот и выходит, что без основания колонии не обойдешься. Город нам надо заложить, и все права городские, которые король даровал, использовать. Избрать совет – рехидоров, алькальда...

В этот момент Пуэртокаррера предложил мою, Кортеса, кандидатуру на пост главы городского совета.

Вот когда пробил мой час. Я хорошо запомнил тот ясный ветреный день. Солнечный свет с каждой минутой набирал силу, однако зноя не было – в то утро берег хорошо продувало с моря. Отчаянно пахло соленой влагой и ещё в воздухе распространялись какие-то странные, дурманящие припахи. Флаги и вымпелы резво трепетали на мачтах стоявших на якоре кораблей...

Я коротко объяснил солдатам, что быть одновременно капитан-генералом и алькальдом нового города не имею права, и если они настаивают, я готов сложить полномочия главнокомандующего и только потом быть избранным на должность алькальда.

Громоподобный рев сочли единодушным одобрением. Тогда я поставил ещё одно условие – пятая часть всякой добычи, за вычетом доли короля, должна идти мне. Солдатам ничего не оставалось, как одобрить и это мое требование. Решение оформили соответствующим протоколом и королевский нотариус Диего де Годой составил особый акт об основании города Villa rica de la vera cruz (сноска: "Богатый город истинного креста" или Веракрус.).

Устройство колонии, основание города, которые по существу освобождали меня от всякой официальной опеки со стороны губернатора Кубы Диего Веласкеса, вовсе не являлись моей главной целью. О том же я совсем недавно, как на духу, сказал и патеру Гомаре, который с такой охотой взялся за написание истории завоевания Мексики. Куда больше меня в ту пору занимала тревога по поводу возможного разлада в наших рядах, тем более, что сторонники губернатора тут же начали протестовать. Они заявляли, что я как капитан-генерал без разрешения Веласкеса не имею права основывать новые колонии. Результаты выборов в городской совет они тоже отвергали – мол, голосование походило не по форме и вопреки законным установлениям на этот счет. Пусть даже так, но я не имел никакого намерения допустить, чтобы семена неповиновения и бунта вновь дали всходы. Исходя из этих обстоятельств я приказал заковать в кандалы Ордаса, Эскобара и Эскудеро как зачинщиков смуты. Если с последними двумя я знал, как поступить, то Ордас и, конечно, Хуан де Леон были очень мне нужны. Это были храбрые, разумные офицеры. Особенно Ордас, который пусть даже с огрехами, но весьма толково, с большой выдержкой командовал нашей пехотой в битве при Табаско.

Разговоры в лагере на время утихли и после успокоения в начале июля я отрядил большой отряд под командованием Педро де Альварадо на поиски продовольствия. Постарался включить в него побольше смутьянов. Монтехо к тому моменту успел на двух кораблях обследовать побережье к северу от лагеря. О тех землях он говорил с восхищением – там и воздух был чище, и климат прохладней, и вода слаще. В отряд Альварадо был зачислен и Алонсо. Уже ночью того же дня Марина явилась ко мне. После короткого разговора я отослал её обратно и весь следующий день прикидывал, как поступить с туземной женщиной. Мне не хотелось совершать ничего безрассудного, а только то, что в результате обдумывания можно счесть наилучшим. Следует напомнить, что за неделю до бунта, к нам в лагерь явились пятеро дикого вида индейцев. У всех были прободаны нижние губы и туда вставлены пластины и кольца из золота. У возглавлявшего эту компанию касика широкое золотое кольцо было украшено крупными изумрудами. Появились они тайком, держались настороженно. Ни Агиляр, ни Марина не понимали их языка, пока не выяснилось, что двое из индейцев знакомы с языком ацтеков. Первым делом они принялись оправдываться за то, что не смогли посетить наш лагерь раньше, так как боялись "culhua". Явились они из расположенной поблизости области Семпоалы. Страна их совсем недавно была покорена войском ацтеков, вот они и пришли посмотреть на людей, бросивших вызов всевластью Мехико. Ничего больше у них выудить не удалось. Тут подоспели вышеописанные события, связанные с основанием города Веракрус, и между дел я попросил Пуэртокарреру, чтобы тот приказал своей индеанке поговорить с послами – пусть женщина дознается, с чем они прибыли в лагерь. Теперь после тайного разговора с Малинче в шатре я решил устроить что-то вроде военного совета, на котором она должна была доложить, что ей удалось выяснить, а мы обсудить создавшееся положение.

Вечером в моем шатре собрались старшие офицеры. Ордаса и Эскобара привели в кандалах. Они держались надменно, но когда немного смущенный Хуан де Леон объявил им, что здесь собрался военный совет, оба заключенных озадаченно глянули в мою сторону. Они, видимо, решили, что здесь их ждет суд.

Я подтвердил слова Леона и предложил им занять места.

– Что-то новенькое в регламенте проведения военных советов, усмехнулся Ордас. – Опять вы, дон Эрнандо, задумали какую-то каверзу?

– Я никого не намерен удерживать силой. Если желаете, можете покинуть шатер и отправиться на корабль кормить москитов. Я со своей стороны безусловно считаю вас обоих членами совета, посему ваше присутствие считаю обязательным. Что же насчет оков... Если вы даете слово на время забыть прежние распри и не поднимать не относящиеся к повестке дня вопросы, то на это время кандалы можно снять. Кузнец только ждет распоряжения срезать заклепки. Это для него плевое дело...

Ордас и Эскобар переглянулись, Леон во все глаза смотрел на них, только змеиная душонка Охеда криво усмехался. Во всей этой истории он сумел остаться в стороне, хотя я догадывался, кто главный заводила. Все остальные офицеры помалкивали, старались не смотреть на заключенных. Наконец Эскобар хриплым голосом спросил:

– Есть что-нибудь новенькое от Монтесумы?

– Нет, – ответил я. – Появились новые сведения, которые требует немедленного и подробного обсуждения.

– Хорошо, расковывайте, – согласился Эскобар.

Ордас тоже кивнул.

Все в палатке вздохнули с облегчением.

Пока кузнец занимался своим делом, я предложил Берналю Диасу пригласить в шатер Марину. Она появилась, когда все расселись по местам. Днем я успел переговорить с ней, и теперь она знала свою партию назубок.

Правитель Семпоалы послал своих людей к месту нашей высадки, чтобы составить впечатление и разведать, так ли мы сильны, как утверждали слухи, разнесшиеся по побережью после сражения в устье Табаско. Сама страна, в которой столицей почитается Семпоала, называется Тотон(капан. Край этот невелик, что-то около тридцати поселений... Всего несколько лет назад по этим местам огнем и мечом прошел брат Мотекухсомы Куитлауак. Тотон(копан попал в зависимость от народов долины Мехико. Дань очень тяжела, особенно унизительно тягло на людей, которых согласно священного календаря необходимо посылать в Теночтитлан на заклание.

– И сколько же требуют эти разбойники? – перебил женщину Хуан Веласкес де Леон.

– Почти сотню человек в год... – тихо ответила Марина. – Это не считая кукурузы, других съестных припасов, а также обязательных поставок свежей рыбы к столу тлатоани, золота и участия в войнах.

Наступила тишина.

– Есть какие-нибудь известия от отряда Альварадо, отправленного добывать пропитание? – спросил Ордас.

– Они ищут в западном направлении, при этом особый отряд разведывает дорогу на Семпоалу, – ответил я. – Как вы все понимаете, здесь больше нельзя оставаться со всей армией. Необходимо выделить отряд для начала строительства города и охраны кораблей, а нам всем подаваться в более здоровые места. К тому же пора искать подходы к Теночтитлану. Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе.

– А если это ловушка, и касик Семпоалы действует по уговору со своим сеньором? – воскликнул Ордас.

– Вот! – заявил я. – Вот тот главный вопрос, который мы должны решить. Сеньора Марина...

Я первый назвал эту индейскую женщину сеньорой. Никто не возразил, никто не усмехнулся, не бросил косой, презрительный взгляд на эту дикарку. Для меня подобная деликатность была очень удивительна. Видно, действительно в этой женщине было что-то от железа.

– Сеньора Марина, – повторил я, – утверждает, что камня они за пазухой не держат, но и надеяться на нас не смеют. Она предлагает каким-то образом убедить их в наших мирных намерениях, взять под защиту и объявить эти земли владениями короля. Для этого им следует пообещать, что в течение нескольких лет – мы с сеньором Годоем уже обсуждали этот вопрос – с них не будут брать налоги.

Королевский нотариус, помнится, важно кивнул. Он был интересный человек, этот Годой – всегда держал язык за зубами и только, случалось, одобрительно кивал. Мы с ним, в конце концов, сработались. Он уехал из Мексики далеко не нищим человеком.

– Я считаю, что этот план хорош во всех отношениях, – добавил я. – При одном только условии. Если мы будем сохранять бдительность и дисциплину, если наши ряды будут едины. Как вы считаете, Ордас, это разумные в боевых условиях требования?

Тот ничего не ответил. Ордас погрузился в размышления, старался не смотреть в мою сторону, но я был уверен, что у него нет выбора.

– Хорошо, – неожиданно сказал он, – я буду откровенен до конца. Я готов примириться с этими нелепыми и незаконными выборами, раз уж такова воля солдат. Но, Кортес, я помню, вы хвалились своим знанием людей! Почему же вы так легко доверяете... этой женщине?

– Вы сами спросите её, – посоветовал я, – почему она взяла на себя такую трудную и неблагодарную роль. Почему идет против собственного народа?

Наступила тишина, все буквально замерли... Что-то смутное, чему и слов мы в ту пору найти не могли, рождалось в палатке. Боевое братство, стремление к великим свершениям, вера в то, что мы все вместе способны одолеть любые трудности?.. Не знаю... Но забыть то состояние до сих пор не могу. Ордас медлил, взоры присутствующих обратились на него. Никто не мог объяснить, только все сердцем почувствовали, что от того, что он сейчас скажет, решается, быть нам всем в одной упряжке, в одном строю штурмовать небо, или мы как прежде будем держаться каждый сам по себе, на особицу, только по необходимости сбиваясь в стаи. Кто-то из своры Веласкеса бросится на корабли. Другие, и я в том числе, останемся здесь, но уже без надежды одолеть Мотекухсому. Будем строить и оборонять город...

Ордас открыл было рот и тут же закрыл его, потом нервно отер пот со лба – вечер выдался душный, никакого намека на ветерок. Нас всех окуривало дымком, дававшим хоть какое-то спасение от мошкары. Наконец он решительно сказал:

– Сеньора Марина...

Разом спало оцепенение. Все радостно загалдели. Де Леон залился смехом, даже вечно угрюмый Монтехо просветлел... Я так понимаю, что приняв в свой круг эту индейскую женщину, назвав её госпожой, мы все тем самым связали себя круговой порукой. Теперь любое оскорбление индеанки могло быть воспринято как оскорбление каждого из нас, присутствовавших в тот день на совете. Каждый из нас как бы негласно – по крайней мере, на время похода признал её ровней. Это было бы неудивительно для урожденной донны, но по отношению к туземке подобный жест являл новое состояние, в которое перешел весь офицерский состав моего войска. В том числе и те, кто был в это время в походе. Это было настолько возвышающее и ясное чувство братской любви, что даже Ордас не сразу продолжил.

Наконец он повторил.

– Сеньора Марина, вы же родом из этих краев. Вы же сама из ацтеков!.. Почему вы так упрямо идете против своего народа. Я вас ни в чем не подозреваю, но мне и всем присутствующим хотелось бы узнать о вас побольше. Раз уж так вышло, что вы являетесь нашей переводчицей и более того, считаете возможным давать советы опытным в военном деле людям, мы должны быть уверены, что все это делается по совести?

– Сеньор Ордас ошибается, полагая что я из ацтеков, – ответила Малинче. Она подняла голову и глянула прямо в глаза Диего. – Я из другого племени, хотя мы все говорим на одном языке. Теночки – вот как правильно называются ацтеки. Они сами нарекли себя выходцами из неизвестно где расположенной страны Астека. Пришли они к озеру Тескоко четыре эры назад (сноска: Эра составляла 52 года.), поселились там и долгое время находились под властью другого сильного племени кулуа. В одной из битв теночкам повезло – они взяли в плен три десятка врагов из племени шочимилко, отрезали им уши и предъявили их владыке Кулуакана Кошкошу. В ответ обрадованный Кошкош выполнил их просьбу и согласился выдать за вождя теночков свою дочь. Дело было весной и перед свадьбой, чтобы умилостивить богиню Тоси, теночки содрали с невесты кожу, главный жрец натянул её на себя и в таком виде встретил пожаловавшего на свадьбу отца несчастной девушки. Месть Кошкоша была жестока, он приказал своим воинам истребить теночков всех до единого. Только малой их части удалось бежать на остров, где они через какое-то время построили два города – Теночтитлан и Тлателолько. С той поры каждый бандит в долине Мехико, в Оахаке, в Пуэбло знал, где может найти укрытие. Все, кого изгоняли из родных племен, находили пристанище в Теночтитлане.

Ядовитое семя дало всходы, и две эры назад теночки, объединившись с Тескоко и Тлакопаном, сокрушили самый сильный город на озере Аскапоцалко. Плоды победы в основном достались теночкам и в образовавшемся союзе трех племен, трех городов они взяли верх. Теперь военная добыча и пленные делятся так – по две пятых получают Теночтитлан и Тескоко и одну пятую Тлакопан. С той поры теночки, прозвавшие себя ацтеками, возомнили, что на плечи их народа возложена священная обязанность хранить и беречь порядок, существующий в мире...

Мой отец, сеньор Ордас, был правителем небольшого, но древнего племени. Родилась я богатстве, отец очень любил меня. Детей у моих родителей больше не было, поэтому мне решили дать достойное образование, на чем особенно настаивал мой дедушка. По происхождению я вполне могла рассчитывать стать второй женой правителя Теночтитлана. Но счастье так мимолетно... Когда мне исполнилось десять лет, отец мой умер. Мать скоро вновь вышла замуж и родила мальчика. Теперь я никому не была нужна наоборот, только мешала. Чтобы не было споров о престолонаследии, мать посадила меня в темную комнату и держала там около двух недель. Потом объявила людям, что я умерла. Вместо меня похоронили какую-то умершую девочку, а меня продали в рабство купцам из Хиканалко с условием, что они продадут меня как можно дальше от родных мест. Так я попала в Сеутлу. Теперь мой отчим верой и правдой служит Мотекухсоме и тот принял его, преступника, с почестями. Сеутла свободна до той поры, пока владыка Теночтитлана не обратит на неё свой взгляд. Там уже побывали купцы из Мехико. Они вели себя, как хозяева. Один из них заметил, что я вполне подхожу для жертвы, которую следует принести богине Тоси. И ликом, и фигурой... В следующий приезд он обязательно купит меня для торжественной церемонии. Я, сеньор Ордас, не хочу, чтобы с меня живой содрали кожу. Тем более теперь, когда свет истины засиял передо мной, и я услышала животворящее слово Спасителя нашего, Иисуса Христа. Я царского рода, сеньор Ордас, так что ваше обращение ко мне правомочно, тем более, что теперь мы все братья и сестры. Обретя истину и надежду на спасение, я обрела уверенность, что пролитию крови и прочим злодеяниям теночков больше не будет места на земле. Поверьте, я много думала об этом, советовалась с падре Ольмедо и сеньором лиценциатом Диасом. Покаялась в жажде мести. Они помогли мне освободиться от этого греха, однако дьявольские козни теночков должны разрушены. Погрязшие в дьявольском грехе пролития крови обязаны быть наказаны. Езус Мария, разве не в том и ваш священный долг, сеньор Ордас?

Тот не ответил.

Никто ей не ответил. Поверьте, в ту минуту каждый из нас желал только одного – добраться до проклятого Теночтитлана и сокрушить это обиталище дьявола. Никто из нас даже не вспомнил о золоте. Кроме меня... Я задержал в своей палатке Ордаса и мы с ни поговорили по душам. Сошлись на сотне кастельянос, которые я тут же отсчитал ему с условием, что он больше не будет мутить воду. Эскобар обошелся мне куда дешевле, а вот Хуану де Леону Веласкесу, в виду знатности фамилии пришлось приплатить. Они оказались людьми слова и храбро сражались до самого конца, причем не раз в битвах, наблюдая за ними, я замечал то выражение на их лицах, с каким они слушали рассказ донны Марины. На лицах всех других офицеров – да и солдат – тоже.

Глава 8

В начале июня Кортес с войском выступил из лагеря. Шли походным строем, впереди боевое охранение, по бокам цепь дозорных. Скоро местность начала обсыхать, исчезли болота, воздух очистился от ядовитых испарений, тогда весь букет чудных запахов тропического леса обрушился на солдат. Роты шагали по проторенной отрядом Альварадо дороге, по обе стороны которой стояли вековые деревья, от корней до верхушек украшенные фестонами вьюна, винограда с вишневого цвета гроздьями, всевозможными павиликами и лианами. Заросли колючих алоэ перемежались с шиповником, жимолостью и розовыми кустами. Чуть в сторону от дороги чаща сгущалась – там царили густые зеленые сумерки, а здесь, на свету, в глазах рябило от обилия попугаев. Каких только расцветок здесь не попадалось! Рои крупных, размашисто взмахивающих крылами бабочек кружили между деревьями. Пение птиц и словами не описать!... Те, кому довелось побывать в джунглях Дарьена, утверждали, что так сладко заливаются обыкновенные дрозды, а между ними, случается, попадаются птахи замечательной раскраски. Настоящие кардиналы!.. Спустя несколько часов передовой дозор добрался до широкой реки, через которую во время предыдущей экспедиции сеньор Педро так и не решился переправиться. С высокого берега открывался вид на райские заречные места – там джунгли были пореже, побольше открытых пространств. Вдали была заметна нарезка полей, кто-то поглазастей усмотрел в той стороне пальмовые крыши индейских хижин. После короткого совещания дон Эрнандо приказал переправляться через реку. Глашатай ещё раз объявил солдатам, чтобы никаких обид и притеснений местному населению не чинить, грабежей не допускать, за мародерство смертная казнь. Люди поворчали и тут же принялись валить деревья, вязать плоты. Берналь Диас вплавь переправился через реку, потом так и маршировал мокрый, освежившийся. С передовым охранением он вошел в первую деревню.

Жителей здесьне было. В домах все брошено. Берналь в одной из хижин нашел местные книги. Непонятные цветные знаки нарисованы на здешней бумаге и сложена она была, как у них в Кастилии складывают штуки сукна гармошкой.

То же повторилось и во второй деревне, и в следующей по счету. До ночевки войско успело миновать пять брошенных поселений. Никаких особых происшествий не было, разве что солдат Зурита был пойман на воровстве и по приказу дона Эрнандо вздернут на ближайшем суку. Пройдохе повезло скакавший мимо Педро де Альварадо перерубил мечом веревку, и Зурита с выпученными глазами свалился под ноги своих товарищей, которым было поручено исполнить приговор. Как потом дон Педро объяснялся с Кортесом, в ротах так и не прознали, но все сошло с рук. Правда, после этого случая никому и в голову не приходило стащить что-нибудь из этих жалких хижин, тем более, что особые команды в присутствии королевского нотариуса реквизировали съестные припасы, о чем каждый раз составлялся особый акт. Ребят в тот вечер накормили до отвала – в первый раз за много дней. На сытый желудок и разговоры пошли веселее, только Зурита помалкивал и все щупал след на шее. Его похлопывали по плечам, советовали – не вешай нос, все там будем. Потом у костров запели... В такой замечательный вечер не хотелось верить в худое. Впервые в ночи почти не было слышно сдавленных вздохов, криков во сне, горячечного бреда. Все спали одетыми и обутыми, с оружием под рукой. Воздух был свеж и прохладен, земля суха и необыкновенно щедра на тепло. О такой постели можно было только мечтать...

На следующее утро конный дозор наткнулся на хорошо натоптанную проселочную дорогу. Идти стало совсем легко, уже не так тяготил вес оружия, доспехов и необходимых припасов. Неожиданно спереди полетела команда: "Стой!" Роты – в каждой было от трех до четырех десятков человек – по команде замерли. Солдаты стояли, опираясь на пики. Тут по колонне полетела какая-то удивительная весть: "Ананасы! Ананасы несут!.." Люди тянули шеи, выглядывали из-за плеч товарищей – что за ананасы? Зачем? Кому несут? Из строя выйти не решались. Тут объявили привал и ситуация разъяснилась войско на подходе к большому поселению встретила делегация туземцев. Двенадцать касиков – все как на подбор темнолицых, с золотыми кольцами в губах и ноздрях, а также толпа простых людишек с дарами. Больше всего они приволокли ананасов. В войске мало кому не доводилось отведать этот замечательный фрукт. Растет как капуста, на грядках, но сладкий, слов нет!

Сам город Семпоала открылся к полудню. Сначала вдали встали дымы, потом меж ветвей открылись сами пирамиды с разведенными на верхних площадках кострами. Таких в войске ещё не видывали. Пирамиды, которые встречались им на Юкатане и в Сеутле, были куда ниже, а эти настоящие горы. Затем в солнечных лучах ослепляюще засверкали стены домов. У солдат из передовой роты сердца замерли. Тут ещё конный дозорный, уже успевший побывать в городе, подскакал к колонне и бросил клич: "Эльдорадо! Истинно говорю – Эльдорадо!.. Стены и мостовые из серебра!.." Потом ребята долго смеялись над незадачливым охотником за сокровищами – принял побелку за серебро. И все равно, входившие в город испанцы изумленно вертели головами – улицы были полны народа, стены домов высокие, по-видимому, каменные, оштукатурены и побелены. Строения были в основном одноэтажные, исключая храмовые постройки и несколько богато расписанных и украшенных узорами сооружений, где над стенами местами возвышались вторые, а то и третьи ярусы. Кое-где глазам испанцев открывались странные ограниченные двумя высокими стенами площадки. В стены были вделаны большие каменные кольца, чем-то напоминающие серьги... По словам сеньоры Марины, эти площадки предназначались для ритуальной игры в мяч. Шар из застывшего сока дерева "гевея", был тяжел и в то же время упруг. Любой частью тела, исключая руки, его надо было забросить в кольцо противника.

Войско разместили в одном из таких обширных дворцов, состоявших из отдельных строений, каждое из которых имело в центре маленький внутренний дворик либо с фонтаном, либо с клумбами, на которых было высажен розы и множество неизвестных пахучих цветов. Каждому солдату досталось по ананасу и жареной курице. Перекусили на сворую руку – офицеры никому не давали ни минуты отдыха. Прежде всего были выставлены усиленные караулы, канониры с помощью присланных местным касиком индейцев без промедления принялись обустраивать артиллерийские позиции. Аркебузирам, мушкетерам и арбалетчикам были назначены участки обороны – там их и разместили на постой. Ордас с Сандовалем до вечера составляли боевое расписание – какой роте какой участок стены защищать. К ночи люди совсем валились с ног, и все равно тревожное ожидание не оставляло солдат. Все ждали возвращения Кортеса, сеньоры Марины и других офицеров, отправившихся во дворец местного царя. Их сопровождал почетный эскорт, в состав которого из-за представительности фигуры попал и Берналь Диас.

Кортес со свитой появился в воротах уже в поздних сумерках. И разом, как вздох облегчения, побежало по дворам, по комнатам – порядок, братцы, дон Эрнандо любезничает с сеньорой Мариной, Альварадо с Хуаном де Леоном без конца гогочут, даже Монтехо, видать, в хорошем настроении. Этого мрачного типа, откровенно говоря, в войске побаивались. Служака был до мозга костей... Резал индейцев, как цыплят. В этом смысле и испанскому солдату спуска не было. Тут и Диас подоспел – с ходу объявил окружившим его ребятам.

– Порядок, братцы, мы – союзники! Жрать будем от пуза, об этом дон Эрнандо в первую очередь договорился.

– Ну, а?.. спросил кто-то после того, как стихли возгласы восторга.

– Приказа не было, но в город, мне думается, выпускать будут. На базар и вообще... погулять. Но только по обоюдному согласию. За всякие обиды местным вешать обещался безжалостно.

– Ну, так?.. – настойчиво повторил тот же голос.

– Нет, мало, и все низкопробное. Однако наменять можно.