сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Кардинал со свистом втянул воздух узкими бледными губами.
– Меня не интересует, откуда он родом, и как его зовут, меня тоже не интересует. Я только хотел у вас узнать, не может ли этот урод бить своими колотушками побыстрее.
– Вы хотите оторваться от этого галиота?
– Нет, я хочу, чтобы он к нам не приблизился.
Лицо капитана скривилось, но он без звука проглотил кардинальскую иронию и тут же подозвал к себе боцмана. Тот пожал плечами и отправился на нос. Векоре стало слышно, что звуки барабана начинают постепенно учащаться. По рядам непрерывно качающихся гребцов прокатился тихий, но всеобщий стон – так галерники реагировали на игру одноглазого.
Антонио Колона наклонился над фальшбортом и поглядел вниз. Внизу, на расстоянии каких-нибудь десяти футов, бежала тугая зеленоватая волна. Было полное ощущение, что галера движется быстро, даже очень быстро. Об этом же говорили ритмические стоны гребцов, казалось, что каждый гребок сопровождается у них разрывом сердца.
И тем не менее, когда кардинал оторвал взгляд от морской поверхности и вновь обратил его на неизвестный корабль, то увидел – преследователь (а мысленно он уже считал его таковым) еще более приблизился. Кардинал собрался что-то сказать по этому поводу капитану, но тот опередил его своим замечанием:
– Смотрите, «Бирюзовая» совсем уже уходит за горизонт, клянусь всеми святыми.
– Насколько я знаю,– с тихим ехидством в голосе сказал кардинал,– мы встретимся с нею сегодня вечером в Пьомбино.
– О конечно, ваше преосвященство,– подтвердил Пицци, но голос его при этом звучал не слишком уверенно.
– Перспектива этой встречи меня тоже радует, но все же проследите, чтобы все люди, которые могут понадобиться в случае непредвиденных обстоятельств, были наготове.
– Я думаю, этот галиот скоро уйдет в сторону от нашего курса. Что ему может быть от нас нужно?
– Будем на это надеяться,– сухо сказал кардинал, быстро проследовал в капитанскую каюту и рухнул на лежак. Если бы не сан и чин, он, несомненно, остался бы наверху и лично проследил, чем закончится эпизод с неизвестным кораблем. Но сознание, до какой степени неуместен его вид у корабельного борта, всего в шаге от исполосованных плетью надсмотрщика потных спин, мешало ему это сделать.
Лежа в полутьме, Антонио Колона прислушивался к звукам на палубе, стараясь по их характеру определить, какие там наверху происходят изменения. Попытка вернуться к размышлениям о странностях испанской политики закончилась неудачей. На первый план лезли мысли о том, что будет, если его миссия закончится неудачей. Хотя, честно говоря, о какой неудаче может идти речь, зачем себя запугивать? Ничего страшного не случилось и почти наверняка не случится.
Сверху донесся звук хлесткого удара и сразу вслед за этим глухой стон. Надсмотрщики взяли в руки бичи?
Послышался звук еще одного удара, сопровождаемый не только стоном, но и раскатом пьемонтской брани.
Святая Мария, да они так всех людей перекалечат!
Хотя при чем здесь люди? Никто не спросит Антонио Колону, почему гребцы на его галере покалечены, если задание Папы будет выполнено.
Кардиналу опять захотелось выйти на палубу и посмотреть на происходящее. Как жаль, что с ним нет преданного и понятливого Луиджи! Без своего камердинера его преосвященство был как без глаз.
Придется в этом месте сказать банальность: состояние неизвестности – мучительнейшее из состояний. Родовитый римлянин ворочался, сопел, тихо ругался и в конце концов не выдержал. Выбежал на палубу с твердым решением так или иначе покончить с этим инцидентом. Если этот странный галиот хочет приблизиться, пусть приближается!
– Капитан!
– Я, ваше преосвященство!
– Хватит!
– Что именно?
– Скажите одноглазому северянину, пусть колотит помедленнее.
– Слушаюсь!
– И уберите эти плети! Если эти негодяи передохнут, где мы возьмем новых?
– Когда упадет скорость, нужда в плетях отпадет сама собой. Эй, Гро, скажи ему, пусть немного остынет.
Во время этого диалога кардинал неотрывно всматривался в приближающийся корабль. В нем по-прежнему не видно было ничего опасного. Весла лупят о воду, по палубе бегают лысые люди, о чем-то друг с другом перекрикиваясь.
– Венецианцы,– убежденно сказал один из помощников капитана Пицци.
– Дурак! – ответил тот.– У венецианцев всегда черные паруса.
– Генуэзцы,– высказался другой помощник.– Может, их послали вслед за их преосвященством что-нибудь сообщить?
– Корабли Генуи ходят под зелеными парусами с золотой каймой,– сам опроверг этот домысел кардинал, но это не улучшило его настроения.– Капитан!
– Да, ваше преосвященство!
– Будите ваших арбалетчиков.
– Так вы все-таки думаете…
– Будите! И пусть они рассредоточатся по этому борту. Гвардейцам надеть кирасы и выстроиться на настиле.
– Не слишком ли много чести для таких гостей? – задался кто-то из теснившихся за спиною кардинала риторическим вопросом.
Из-за того, что гребцы «Золотой» галеры почти бросили грести, таинственный галиот буквально накатывал на нее, расстояние сокращалось с каждой секундой. В картине этой неожиданной атаки было нечто такое, что наконец смутило безмятежное спокойствие, царившее в душах итальянцев. Они загудели, засуетились, выбирая, чем бы заняться в этой ситуации. И тут…
Многочисленные бритоголовые люди, плотно стоявшие вдоль левого борта морского гостя, вдруг завопили все разом. Смысл крика был неясен, но это не имело никакого значения. Все, что нужно было понять, объясняли их действия. Из-за спин крикунов явились во множестве белые чалмы и были водружены на бритые головы, в воздухе сверкнули кривые турецкие клинки. И самое главное – зазвенели тетивы многочисленных луков.
Первыми жертвами неожиданного обстрела стали пушкари. Одному стрела пробила горло, второму переносицу, третьему глаз. Все они закончили одинаково – тяжело перевалившись через борт, рухнули в медленно ползущую зеленоватую воду и с шумом затушили в ней драгоценные фитили.
Галиот между тем продолжал приближаться. Гребцы «Золотой» вообще бросили грести, ибо некому было в этот суматошный момент отдать им команду.
Вторая волна стрел досталась арбалетчикам. В их плотном строю было проделано много прорех, и главное, был убит на месте их командир. Это в одно мгновение превратило главную ударную силу папской галеры в толпу разрозненных и испуганных стрелков.
Галиот находился буквально в нескольких десятках футов от атакуемой галеры: со свистом прилетели с его палубы несколько трехпалых крючьев и намертво впились в палубу и фальшборт «Золотой». За каждую веревку схватилось по десятку сарацинских головорезов [18] , и они с ревом потащили ее на себя.
Только в этот момент до капитана Пицци дошло, что происходит с его кораблем, и он прошептал:
– Пираты.
За свою проницательность он был тут же наказан стрелою в живот. Моряк длинно застонал и медленно упал на колени, взывая о помощи. Стоявший рядом кардинал и не подумал ему помогать, ибо понял – пришло время помогать самому себе. Он отскочил от борта и, пригибаясь, побежал к корме. Несмотря на непродолжительность, путешествие его изобиловало приключениями. Сначала перед ним взлетел вверх вопящий гребец – трехлапый абордажный крюк зацепил его за спину, а десяток старательных сарацин завершили дело, подтащив и прижав крюком тело к борту. Затем, когда кардинал уже подбегал к дверям капитанской каюты, край его окровавленной мантии был намертво пришпилен к палубе пиратской стрелой. Антонио Колона попытался порвать одеяние ради спасения жизни, но ткань была слишком крепка, поэтому ему пришлось лечь на доски, свернувшись калачиком, и притвориться мертвым.
В этот самый момент атакующий галиот мощно швартовался к борту «Золотой». Процесс этот сопровождался криками, стонами, редкими выстрелами, основную шумовую партию исполнял хруст ломаемых весел.
Все. Борт ударил в борт. Голые по пояс, от пояса до головы татуированные, размахивающие мечами, топорами, саблями сарацины хлынули на палубу папской галеры. Кто-то из офицеров попытался организовать сопротивление, но так ничего толком и не добился. Правда, несколько самых ярых пиратов было расстреляно в упор из арбалетов. Одному пятифунтовая стрела разнесла шальную голову вдребезги, так что владелец не успел даже расстроиться. Полдюжины отрубленных рук полетело в воды Лигурийского моря и сделалось такою же добычей обитателей глубин, как и свалившиеся несколько раньше бдительные фитилыцики. Но этих успехов оказалось недостаточно для того, чтобы отразить яростную и в высшей степени профессиональную атаку морских разбойников. Арбалетчики были перебиты или искалечены в одно мгновение и перестали быть защитою своего корабля.
Его преосвященство все так же лежал перед входом в каюту и вновь размышлял, достаточно ли хорошо он притворился тем, чем каждому из смертных предстоит стать по окончании жизненного пути.
Тем временем сражение продолжалось.
Пираты, преодолев первый рубеж обороны, прямо по спинам полусогнувшихся гребцов бросились на атаку второго рубежа. Он состоял из нескольких десятков папских гвардейцев, одетых (по большей части) в кирасы, со шпагами и алебардами в руках. Они стояли вдоль по всему настилу, делившему палубу корабля на две части. По этому настилу в обычное время расхаживали надсмотрщики-биченосцы и людоед боцман.
Гвардия выглядела не очень-то внушительно, страх и растерянность расшатали ее ряды. Единственное, на что она оказалась способна,– отбить первый, совершенно неорганизованный, порывистый бросок пиратов. Зазвенела сталь, алебарды метались в воздухе. Гвардейцы часто промахивались, и удары доставались испуганным, беззащитным спинам гребцов. В ситуации палубного боя кривая короткая сабля была несравненно уместнее и удобнее привычного христианского оружия. Кроме того, любой из пиратов был великолепным фехтовальщиком сам по себе, ибо без этого в те времена просто невозможно было стать пиратом.
Одним словом, «Золотая» была обречена.
Еще несколько отрубленных рук, еще несколько залитых кровью голов, и гвардейцы стали бросать оружие, видя всю бесперспективность сопротивления.
И тогда с борта галиота на борт захваченной галеры была переброшена широкая доска, на которой появился среднего роста, худощавый человек со смуглым лицом, каштановыми волосами и необычными среди подданных стран великого полумесяца голубыми глазами. На голове его грациозно сидела серебряная чалма, на плечах – черный кафтан, расшитый опять-таки серебряными нитями. Довершали наряд карминные шаровары, заправленные в невысокие кожаные сапоги с серебряными каблуками.
В момент его появления установилась полнейшая, благоговейная тишина. Даже раненые стали тише стонать, перестали хлопать полотняный навес над кормой галеры и неубранный парус на центральной мачте.
Словно сдавленный вздох пробежал по залитому кровью и усыпанному трупами кораблю.
Его преосвященство, почувствовав, что немедленная гибель ему не грозит, решил принять подобающее его званию положение. Он встал и попытался приосаниться: пусть этот безумец поймет, с кем имеет дело.
И кто он такой, в конце концов!? Давным-давно пора это выяснить!
В следующий момент, словно отвечая на мысленное желание его преосвященства, по рядам согбенных гребцов пронесся, нарастая, глубокий молитвенный стон:
– О Харудж!!!
Кардинал непроизвольно дернул полу мантии – так выразилась его инстинктивная попытка к бегству. К сожалению, он прекрасно знал, кто такой этот Харудж, черная легенда Западного Средиземноморья. Самый коварный. Самый решительный. Самый жестокий. Самый удачливый. Самый таинственный. И абсолютно неуловимый. Но, по слухам, он погиб на рейде Алжира, затонув вместе с кораблем. Кроме того, он пленен и казнен кабильским беем… или шейхом Арафаром [19] : рассказывали, что бей посадил его на кол. Имеется также сообщение кастильского военачальника Педро Наварро, что сей сарацинский флотоводец им изловлен и обезглавлен неподалеку от крепости Бужи, что на самом побережье Магриба.
И это не считая слухов менее достоверных.
И вот он здесь.
Стоит, улыбаясь и поигрывая дорогой толедской шпагой. Она смотрится весьма странно на фоне пышного мусульманского одеяния. Но у него все не как у всех.
Вот он сделал некое движение изящной вещицей – и мгновенно на палубе образовался всеобщий хаос. Пираты приступили к тому, ради чего, собственно, и атаковали галеру. К грабежу. С воем, улюлюканьем, хохотом они ринулись в подпалубные помещения «Золотой», и оттуда донесся треск выламываемых дверей, бряканье сбиваемых замков и крики восторга при обнаружении чего-либо ценного. Наверху остались только те, кому предстояло связать пленников, и они торопливо занялись этим, вымещая на моряках свое неудовольствие по поводу того, что не могут присоединиться к товарищам.
Харудж, продолжая улыбаться, ступил на палубу захваченной галеры и двинулся вдоль по настилу в направлении странной фигуры на корме. Галерники, сидевшие ближе всего к настилу, хватали его за ноги и норовили поцеловать.
Он не обращал на них внимания.
Кардинал внутренне напрягся при его приближении. Он не верил, что этот сарацин решится причинить вред кардиналу Римской церкви, но внутри у него начал подниматься приступ тошноты.
Подойдя вплотную, Харудж остановился, слегка постукивая лезвием шпаги по кожаному голенищу.
– Вы священник?
– Кардинал Антонио Колона, таково мое имя,– сказал его преосвященство максимально надменным тоном.
В глазах пирата зажглись иронические огоньки.
– Кардинал? В самом деле?!
– Кардинал и специальный посланник его святейшества Папы.
На Харуджа все эти громкие титулы не произвели впечатления. Он не только не испугался, но даже, кажется, не озаботился.
Между тем разграбление галеры шло полным ходом. Из носового отделения два полуголых негра выволокли на свет большой деревянный ящик, распахнули его, и на пол посыпались железные крючья, ножи, стамески, щипцы. Это были инструменты корабельного врача, найденного там же, в деревянной сырой норе, которая считалась одновременно и операционной и госпиталем.
Возмущенные тем, что нашли не золото и не серебро, грабители решили выместить свое зло на враче. Заметив это, Харудж крикнул:
– Фикрет!
Рядом с ним мгновенно возник среднего роста сарацин в белой чалме со смоляными усами и в красной плюшевой безрукавке.
– Скажи этим эфиопам, что врач нам еще понадобится, может быть, даже уже сегодня.
Помощник бросился выполнять приказание.
– Итак, кардинал?
Антонио Колона только брезгливо поморщился.
– Что же заставило вас лично отправиться в столь опасное путешествие?
Кардинал молчал.
– Не хотите – не отвечайте, святой отец, я сам догадаюсь, и сделать это будет не слишком трудно, клянусь знаменосцем пророка.
Его преосвященство пожал плечами с деланным безразличием. Он внимательно прислушивался к тому, что творилось под палубой. Судя по всему, бешеные дикари еще не добрались до того главного, перевозчиком чего была галера.
Харудж обошел вокруг неподвижного священника, держась левой рукой за широкий, с потной ямочкой подбородок.
– Кроме вас на борту не менее сотни вооруженных людей. При всем моем уважении к вам, святой отец, я не думаю, что они выделены для охраны вашей персоны, значит…
Харудж не закончил, сзади к нему подбежал Фикрет:
– Господин!
Харудж резко к нему обернулся:
– Нашли что-нибудь?
– В среднем отделении только сложенные паруса и порох. В кладовой много сухого хлеба и колбас, есть вино и сыр.
– Вино и колбасы в море.
– И колбасы? – удивленно переспросил помощник.– А вдруг они не свиные?
– А вдруг свиные?
Фикрет усиленно закивал.
– Что там еще?
– Латы, кирасы, оружие…
– Все это нам пригодится. Пусть начинают перегружать. Нам еще нужно успеть затопить, это папское корыто.
Фикрет замер:
– Затопить?
– Затопить, затопить, не будем же мы таскать за собой это тихоходное…
– А гребцы?
– При чем здесь гребцы?
– Среди них много правоверных мусульман.
Харудж поморщился – ему не нравился этот разговор и не нравилось, что завел его Фикрет, преданнейший из преданнейших, человек-тень, готовый в любую секунду отдать жизнь за своего господина.
– Они были так рады твоему появлению, о господин!
Харудж знал, как ему вразумить слишком чувствительного друга, но не здесь, не перед лицом христианского священника этим заниматься! Он просто вперил в черные, лоснящиеся глаза Фикрета свой серо-голубой взгляд, и тот сразу понял, что ему делать дальше.
И тут раздался голос кардинала. Словно почувствовав слабину в лагере противника, он заговорил почти вызывающе:
– По-моему, пришло время и вам представиться.
– В этой части света, на всех его морях, я известен как Харудж, по кличке Барбаросса.
