Текст книги "Апельсинчики, витаминчики…"

Автор книги: Михаил Кокшенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Амплитуда

Сижу я как-то после работы у себя в институте и занимаюсь. Собирался я на будущий год в вуз поступать, сколько можно в чертежниках сидеть, и вот значит, задачи по физике решаю.

Вдруг заходит наш вахтер дядя Вася.

– Что это ты часов всяких нарисовал, аль на часовщика готовишься? – спрашивает.

– Да нет, дядя Вася, это я тут амплитуду вычисляю.

– Какую такую амплитуду?

– Ну, размах маятника. Задача такая, по физике.

– Понятно. Короче говоря, у кого какой размах что ли хочешь узнать?

– Не у кого какой, а у маятника, закон на это имеется, от веса маятника зависит, – отвечаю.

– Понял, понял! – говорит. – Только я тебе без всяких маятников про эту амплитуду объяснить могу.

– Это как же? – удивился я.

– А вот так, на людях.

Я в этом институте уже который год работаю и у каждого человека эту самую амплитуду изучил.

Я только засмеялся.

А дядя Вася продолжал:

– Вот сижу я за своим столиком и все вижу. Вот, к примеру, курьер наш, тетя Паша, за день разов 10–15 в мыле пробегает, и каждый раз из очередного маршрута летит, то с Речного вокзала, то с Сокольников. Потом снабженец, тоже прилично мотается, много у него дел. Правда, до него тоже деловой был, но тот так раскачался, что со всего размаху где-то на пять лет застрял, сорвался, короче говоря, с амплитуды. Ну, конечно, и рядовые сотрудники, они тоже много бегают, и в командировки их гоняют, и в другие отрасли.

Это все – большая амплитуда, – пояснил дядя Вася, и продолжает. – А вот начальники отделов уже среднюю амплитуду имеют, эти поспокойнее, больше на месте сидят, некуда им особенно бежать, они свое отбегали.

Теперь начальник наш, Петр Гаврилович. Он и вовсе малую амплитуду имеет, разве только по коридору направо, вторая дверь налево и все, а так больше все к себе вызывает.

Вот тебе и амплитуды. Они, парень, от занимаемой должности зависят.

Я хотел возразить дяде Васе, а он продолжал:

– Другое дело, когда отпуск подходит, тут с этими амплитудами все наоборот получается. Начальник наш – Петр Гаврилович, значит, аж до самых Карловых Варов раскачался – вот это тебе амплитудка. Начальники отделов тоже ничего амплитуду сделали – до Черного или Балтийского моря качнулись. Ну, а рядовые сотрудники все по Подмосковью раскачались, природа здесь, говорят, лучше и спокойнее.

А курьер, тетя Паша, дальше 43 километра так и не раскачалась, сродственники у нее там в деревне. Вот, парень, тебе опять амплитуда, но уже летняя, так сказать, и тоже свой закон имеет. Понял?

И дядя Вася ушел, шаркая валенками, а я остался и задумался об этой самой амплитуде.

Интервью

Хоть интервью – слово иностранное, но значение его всем, конечно, понятно. Да и не удивительно, каждый день и в газете, и по радио, интервью с тем-то, интервью с этим-то, короче говоря, простое слово, можно сказать, обиходное.

А вот несколько лет тому назад из-за этого самого слова со мной история вышла, всю жизнь помнить буду.

После окончания животноводческого техникума, хотели меня на работу в колхоз направить, да дядя за меня заступился, в районе оставил. Не только оставил, а еще в районную газету устроил, корреспондентом. Работаю. Присматриваюсь. Вроде ничего. Проходит два дня, и вдруг, вызывает меня зам. главного редактора Вадим Савич.

– Вот что, Жора! – говорит. Меня все тогда Жорой звали, да я и не обижался, молодой еще, чтобы Георгием Семеновичем звать. Ну, это я так, к слову пришлось.

Значит, вызвал он меня и говорит:

– Засиделся ты, Жора, в отделе, пора тебе в люди идти.

Я сразу насторожился.

– Поедешь, – говорит, – в колхоз «Луч» и возьмешь интервью у бригадира полеводческой бригады товарища Охрименко. Понял?

– Понял, – говорю. А сам думаю, мать честная, что же это такое, это самое интервью. Кажется, слово знакомое, где-то слышал. Но, на всякий случай спрашиваю, так тихо-тихо:

– Сколько?

А Вадим Савич так нехорошо-нехорошо на меня посмотрел и говорит:

– Чего сколько?

Я сразу понял, что не то спросил, но вывернулся и говорю:

– Дней на командировку?

– Двух хватит!

Ну, я пошел на выход. Вышел и думаю. У кого же спросить то, здесь в редакции, конечно, неудобно, засмеют. Ладно, решил, приеду на место, разберусь, главное надо по-умному, главное, не показать виду, что не знаешь. Выписал командировку и поехал. Приезжаю. Иду по дороге к колхозу, километра полтора от шоссе топать, и план действия себе составляю. Думаю, найду сейчас Охрименко, сяду, закурить предложу, а потом так доверительно и скажу, я к Вам от Вадима Савича, интервью просил дать.

Лезу в карман, смотрю, а у меня всего одна папироса осталась. Не беда, думаю, в сельпо куплю.

Иду уже по улице. Смотрю мальчишка в окне сидит, будильник доламывает. Я к нему.

– Бог в помощь!

А он:

– Пошел в солому!

– Грубоватенько! – говорю.

А он:

– Чего пристал, видишь человеку и так трудно, полчаса пружину не могу достать.

Ну, я ему посочувствовал и спрашиваю:

– Где сельпо?

А он мне сразу на ты.

– У нас сельпо с двенадцати до пяти на обеде – раз, водки там все равно нет – два!

А я ему:

– Мне водка вовсе не нужна, мне бы покурить купить.

– А! – говорит. – Есть там сигареты – «Горный воздух».

Я удивился.

– Что это, – говорю, – за «Горный воздух»?

– Ну, это «Памир» так называют.

– Понял, – говорю, – ясно! А еще, если ты такой сведущий, ты мне скажи, где мне товарища Охрименко найти?

– А! Дядю Митю? А его нет.

– Как, – говорю, – нет?

– А он сейчас по району поехал, опытом делиться, нет его!

Я сразу загрустил, вот, думаю, первое поручение, и на тебе, не везет.

– А когда приедет? – спрашиваю.

– А кто его знает, а ты у его жены спроси, дома она.

Точно, – думаю. – Выход. Может она об этом деле чего-либо знает, даже лучше выйдет. Нахожу дом. Стучусь. Открывает женщина, пожилая, приветливая. Объясняю ей.

– Нет, – говорит, – Гриши.

– Знаю. Может вы поможете.

Захожу. Дом новый, чистый, радиоприемник. Культурно. Я помялся, помялся и говорю.

– Я по поручению из района, представитель прессы. Меня к вашему мужу, Вадим Савич, лично, направил, просил интервью дать.

Помолчал немного и добавил:

– Сколько можно?

Она так удивленно на меня смотрит. Я повторил, погромче уже, и жест такой неопределенный руками сделал. Тут она улыбнулась и говорит:

– Самогону?

Я так и подскочил. – Ничего себе, думаю, Вадим Савич, заданьице мне дал, вот что значит интервью-то. И тут сразу вспомнил, что у Вадим Савича дочка замуж выходит, свадьба в субботу. Ну, ясно, думаю, теперь, все ясно. Слава Богу, разобрался.

– Да, – говорю, – его. У Вадим Савича с вашим мужем договор был, сами понимаете, дочь замуж отдает.

А она мне.

– Понимаете, мы сами-то не гоним, ну раз такое дело, раз Гриша обещал, найду. Есть тут одно место, подождите.

И ушла. Остался один, сижу, думаю. Приходит.

– Пойдемте, – говорит, – пять литров только, больше нет. Свекольный.

Упаковали мне эти две четверти аккуратно, полный порядок.

– Поаккуратнее, – говорит.

Приехал домой поздно уже. На другой день являюсь на работу, сразу к Вадим Савичу. Вхожу, у него еще двое наших.

– Явился, – говорит, – быстро, молодец!

Я улыбаюсь понимающе. А он руку протянул и говорит:

– Давай!

Я даже сразу не понял.

Как же это, думаю, значит, эти две четверти я должен был сюда переть что ли?

Ведь преследуется законом, а тут народ посторонний. А он опять.

– Ну давай, давай!

Я тогда к нему наклоняюсь, все-таки люди, хоть и свои, а неудобно, и почти на ухо ему говорю.

– Дома он у меня, пять литров, свекольный, в чулане стоит.

Ну, что дальше было, сами понимать должны!

Помню, что уже в конце коридора я был, а все слышал бас Вадим Савича.

– Чтоб глаза мои тебя не видели, на весь район опозорил.

Я после той истории два года словарь иностранных слов в кармане носил. На всякий случай. А сейчас, вот уже шестой год, как зоотехником в том колхозе работаю, и никто меня, кроме как «Интервью», даже и не зовет. Вот приклеилась кличка-то. А я уже привык, отзываюсь.

Еще раз про эмоции

Шел второй период матча, наши выигрывали. Вскочив и зычно крикнув:

– Шайбу! Шайбу! – я залился пронзительным свистом. Иссякнув, я хотел было поделиться своей радостью с соседом по трибуне, но воздержался, заметив, что он в этот момент, быстро достал что-то из белой коробочки и проглотил, продолжая спокойно сидеть на своем месте.

– Какую силу воли надо иметь, – подумал я, – чтоб вот так, интеллигентно болеть.

А потом решил:

– Может просто нездоровится человеку, вон как лекарства глотает.

Матч продолжался, страсти захлестывали трибуны. И только мой сосед, по-прежнему, сохранял спокойствие. В перерыве мы разговорились. Улучив момент, я участливо спросил его:

– От какой болезни лекарство глотаете? Он улыбнулся и, немного помедлив, ответил:

– От этих, как их, от эмоций!

– От чего, чего? – переспросил я.

– От эмоций, – невозмутимо повторил он, – и несколько смутившись добавил, – от нездоровых.

– Разве есть такое лекарство? – засомневался я.

– Новинка! Только изобрели, – сказал он, щелкнув пальцем по белой коробочке.

– И помогает?

– Еще как! Раньше я почти ни одного матча до конца не видал – выводили. Счет только в милиции узнавал. А теперь вот, теперь знаю, как финальный свисток звучит. Да, и притом, никаких тебе пятнадцати суток, никаких штрафов, никаких писем по месту службы. Благодать!

– Но все-таки эмоции пропадают? – поинтересовался я.

– Почему пропадают, нет! Они теперь только наружу не выходят, не пускает их этот препарат. Он опять щелкнул по белой коробочке и добавил:

– Вернее, выходят, только так сказать в другой упаковке.

– Интересно, – сказал я, усмехнувшись, – здорово придумали.

– Что и говорить! – подтвердил сосед.

Стоп… Ничего этого не было. Все было наоборот. И когда моего разбушевавшегося соседа за 10 минут до конца матча вывели с трибуны, я, потирая отдавленную ногу, и отряхивая облитые розовым портвейном брюки, подумал:

– Да! Хорошо бы изобрести такое лекарство или еще что-нибудь такое придумать, чтобы это здоровое увлечение не вызывало таких нездоровых эмоций.

Матриархат

Вот сегодня 8 марта – Международный женский день, прекрасный праздник, ничего не скажешь.

И я сегодня тоже, конечно, жену поздравил, преподнес подарок, всякие слова там, какие нужно сказал, в общем все, как полагается.

Позавтракали. Я собираться стал. Жена мне говорит:

– Ты куда?

– Как куда. С собачкой погулять, с Бобиком.

А она мне:

– С Бобиком может и Вовка погулять.

Вовке, моему сыну, 8 лет, и он, конечно, очень самостоятельный парень.

Я тогда говорю:

– Ладно. К Гришке пойду, у меня с ним дела.

А жена мне:

– А мне кажется, сегодня у тебя и другие дела найдутся.

Я очень удивился и возразил:

– Какие же это дела? Ведь сегодня выходной. А сам чувствую, что уже попался, уже влип.

– Этот выходной к тебе никакого отношения не имеет. Это наш выходной, а вы только к нашему выходному дню просто примазались. Так что бери сумку, вот тебе список что надо купить, и марш в магазин.

И она ушла на кухню, этакой независимой походкой.

– Да нет, что трудно в магазин сходить что ли, не трудно, особенно 8 марта, да я даже с удовольствием.

Выхожу на улицу. Мать честная! А на улице одни мужчины, и все тоже с сумками, сетками, бидонами. Я сразу даже повеселел. Значит, думаю, не я один жертва.

Захожу на всякий случай к Гришке. Открывает жена. Я ее с праздником поздравил и спрашиваю, а Гриша где?

– А Гриша с 8 утра по магазинам ходит.

Да, подумал я, я то еще с 10, а Гришку уже с 8 впрягли. Дела. Иду в молочную. Народу, и опять одни мужчины. Толкучка. Правда, шума нет, да и, конечно, мы же тихие. Но зато все норовят без очереди прорваться, так что уже из тех, кто без очереди, тоже очередь образовалась. Вышел я из молочной, а у меня список еще на полтора листа. Только к двенадцати и управился. Прихожу домой, отчитался, и на диван – устал.

А жена мне:

– Ты что?

– Устал, – говорю. – Руки, ноги отваливаются.

– Ничего, завтра отдохнешь. А сейчас давай полы натирай, вечером гости придут.

Натирал до 3-х. Пообедали. Я опять было к дивану с газеткой направился.

А жена мне:

– Пойди погуляй с Вовкой.

– Да он сам всегда гуляет.

– А я хочу, чтобы ты с ним сегодня погулял, походил бы по городу, надо развивать ребенка. И притом вы мне здесь будете мешать, я буду убирать квартиру.

Беру я Вовку и иду его развивать. Гуляем два часа. Являемся. Дома все блестит, сверкает, порядок, ничего не найдешь, где что теперь лежит.

Жена командует:

– Иди быстро на кухню, открывай банки, бутылки, режь колбасу, сыр, – в общем работай, скоро гости придут.

А я буду одеваться и причесываться.

Иду на кухню и битый час работаю, как вол. Два пальца порезал, клеенку изрезал на лапшу, в общем титаническую работу совершил.

Появляется жена – красивая, ужас, платье на ней фантастическое, прическа, в общем – кинозвезда. А я, честно говоря, не очень люблю, когда она особенно красивая, ни к чему это, еще понравится кому – драма получится. Я – жутко ревнивый.

– Иди, – говорит, – приведи себя в божеский вид.

Иду, моюсь, одеваюсь, тоже, чтобы лицом в грязь не ударить.

Начали гости собираться. Гришка с женой пришел, сослуживцы наши, еще разные знакомые, в общем народу хватает. И у всех я вам скажу, мужчин, вид не очень веселый, усталый вид. Видно, вроде меня им за день досталось.

Сели за стол. Тосты начались. Сначала за всех женщин вместе, потом за каждую в отдельности и пр., и пр., а про нас и ни слова, будто нас и нет. Потом они еще петь стали и говорят:

– Не мешайте своими грубыми голосами.

Ну, мы обиделись и вышли на кухню покурить. Курим. И каждый свои злоключения за этот день рассказывает. И у всех нашлось чем поделиться.

А я сказал:

– Говорят, что когда-то, в каменном веке что ли, был матриархат, но его потом, слава Богу, отменили, и, конечно, правильно сделали.

Все со мной согласились.

Лотерейный билет

Захожу я как-то к своему приятелю Гришке и вижу – народу у него, знакомых всяких – полно. Ну, конечно, выпивают, закусывают – все как полагается.

Я значит спрашиваю: «Что это, вы так разгулялись!» А Гришка отвечает: «А как же! Я сегодня, с Валюшкой, пятилетний юбилей супружества отмечаю, понял?»

Ну, мне значит неудобно, конечно, стало, я было за пальто хвататься начал, ведь не знал, без подарка, так, случайно заскочил.

А Гришка на меня: «Что ты, что ты, куда! Оставайся! Оставайся!»

Сижу. Ем. Пью. Разговариваю. Но все равно, как-то неудобно получилось без подарка-то!

И, вдруг, вспоминаю, что мне вчера на сдачу лотерейный билет всучили.

Я возьми, да и скажи:

– Товарищи! Так как я явился экспромтом вроде, то разрешите мне преподнести нашим юбилярам лотерейный билет на счастье, хоть подарок и не дорогой, но многообещающий.

Ну, ладно, вручил. Посмеялись все, пошутили, ну и все, и дальше, значит, гуляли часов до трех ночи.

А потом я про этот подарок и забыл, да и чего его помнить. Билетик какой-то. А тут меня в командировки еще гонять стали, целых полгода дома не был. Наконец, приехал. Иду по городу, радуюсь, и, вдруг, слышу: «Молодой человек, вас не подвезти?»

Оборачиваюсь, мать частная!

В новенькой, этакой голубой, блестящей Волге – Гришка. Я ему: «Что это ты? В шоферы подался что ли?» А он мне: «Зачем в шоферы? Своя!»

– Ну, да, своя!

– Конечно, своя! Помнишь, – говорит, – свой подарок?

– Какой подарок? – спрашиваю.

А он:

– Как какой? Лотерейный билет.

Я можно сказать, остолбенел.

– Это, – говорю, – по тому самому билету?

– Прямо по тому самому, – отвечает.

– Эту самую Волгу и выиграл?

– Прямо эту самую и выиграл.

– Да ты садись, – и шикарно так дверцу распахнул. Залез я внутрь. Мать частная, вот, думаю, за тридцать копеек такое сооружение на колесах, как в новогодней сказке.

Посмотрел на Гришку, а он важно так сидит, одна рука на баранке, в другой сигарета, а локоть в окне наполовину. Я про себя подумал: «Я бы так не ездил – лихачество!»

Ну, едем потихонечку по улице, и Гришка мне все про Волгу эту рассказывает. И скорость какая, и сколько бензина она жрет, и все такое прочее. А я в окошко смотрю и кругом, как нарочно, рекламные плакаты вижу – «Приобретайте лотерейные билеты! За 30 копеек вы можете стать обладателем Волги!»

Раньше я их и не замечал, а сейчас, ну, как нарочно, в глаза лезут. И ведь не врут! Сам в такой, тридцатикопеечной «Волге» еду.

Едем дальше, и, вдруг, Гришка мне говорит:

– Я теперь каждый раз лотерейные билеты покупаю – хорошая штука.

Я подумал: «О! Жадность одолела человека, одной машины ему мало».

А он достает несколько штук этих билетов и мне предлагает:

– Тяни, – говорит, – любой на счастье, – и этаким веером их развернул. Я только отмахнулся, да ну их, говорю, не верю. А сам на этот веер краем глаза посматриваю. Потом, так небрежно, один вытащил и спрятал, пускай лежит.

Довез меня Гришка до дому, попрощались, а он мне вслед кричит: «Звони, заходи, покатаемся!» Я только отмахнулся.

Ну, неделя, другая прошла.

Разворачиваю я, как-то утром, газету. Смотрю, таблица выигрышей лотереи. Я думаю, дай-ка гляну, у меня, кажись, один билетик есть. Вожу, значит, пальцем по странице, и, вдруг смотрю – номер сходится, гляжу на серию, тоже сходится. Гляжу тогда в графу выигрышей…

И тут такая меня обида взяла, что и передать трудно. В графе выигрышей было написано – «Запорожец».

Да, подумал я, хорош Гришка друг, хорош товарищ, я ему, понимаешь, «Волгу» от души подарил, а он «Запорожцем» отделался. Вот так друзья и проверяются!

Борода

Некоторые считают, что борода – это удобство и украшение. Мол, бриться не надо и вроде как бы мужественности придает. Насчет мужественности – это точно, а вот насчет удобства – это как сказать.

Вот лично у меня из-за бороды одни неприятности вышли.

Отрастил я бороду. Нет, не думайте, что я за модой погнался! Нет! Просто хотелось как-то компенсировать отсутствие прически. Не из чего ее, прическу эту, делать. Ну, ладно, отрастил бороду и ношу, красуюсь.

И тут посылают меня в командировку. Приезжаю на место. Завод огромный, один забор метра три высотой.

Я в проходную и паспорт в окошко протягиваю. А вахтер покрутил, покрутил его и обратно мне выбрасывает со словами:

– Что это вы мне показываете?

– Как что? Паспорт, – отвечаю.

– Чей?

– Мой.

– Ваш?! А почему же тогда, – говорит, – на фотографии изображен бритый, совершенно посторонний гражданин?

– Как же, – говорю, – посторонний? Это – я.

А он мне:

– Вы мне, – говорит, – голову не морочьте, тут изображен молодой человек с чубчиком, а из вас чубчика и быть не может. – И бац окошком.

Но я тоже, между прочим, с характером, опять окошко открываю и говорю:

– Ну и что же, что с бородой. Отрастил! Ну и что же, что без чубчика. Вылез он, чубчик, со временем. А общий, общий овал лица и прочие детали разве не похожи?

– А у вас овала и прочих деталей из-за бороды и не видно, отойдите, не мешайте работать. – И стал чайник на плитку ставить.

Тут я по пояс в окошко влез и кричу:

– Да вы в глаза, в глаза мне посмотрите, ведь как две капли воды с изображением.

А он спокойно так заварку в чайник насыпает и говорит:

– Что я, окулист, что ли, в глаза смотреть. Пройдите, гражданин, по-хорошему.

Я тут совсем криком изошел.

– Вот, – кричу, – посмотрите, уши, уши как похожи, тоже маленькие и слегка оттопыренные. Посмотрите. А он мне опять невозмутимо так отвечает:

– Если я всех по ушам на завод пускать буду, так что же это получится? Не пущу – и все. Приметы у вас не сходятся.

Дальше я и не помню, что было. Помню только, что в ближайшем отделении милиции мое сходство с паспортом подтвердили.

– Он, – сказали, – точно он.

На завод я попал к вечеру.

И теперь, если мне в командировку куда ехать, я с собой целый набор документов беру, где я во всех видах запечатлен. И с бородой, и в очках, и с чубчиком. На всякий случай!

Одной левой

Если на карте мира уже давно не осталось неизведанных белых пятен, то в женской логике их сколько хочешь. Только открывай и удивляйся, удивляйся и открывай, и нет им конца и края, короче говоря, женская логика – это – понятие космическое, так сказать, масштаба Вселенной. За примером далеко ходить не надо.

У Маши было два друга – Саша и Паша. Саша – это цветущий, пятьдесят четвертого размера мужчина, рост без пятнадцати два, возраст тридцать с небольшим, и, как говорится, лицо кирпича просит. Короче говоря – образец мужества, красоты и геройства.

А Паша – это такой хлюпик, метр с кепкой, ноги колесом, грудь тарелкой, нос утюгом, короче говоря – антипод образцово-показательному Саше.

И что же вы думаете? При выяснении личных взаимоотношений, хлюпик Паша напрочь забил образцово-показательного Сашу.

А виной тому – женская логика. Дело было так.

Целый год Маша не могла отдать предпочтение ни образцово-показательному Саше, ни хлюпику Паше. Саша ей нравился силой, красотой и статью, а Паша – совсем другим.

И если Саша всегда говорил: «Это мне одной левой!», то Паша отвечал неопределенно: «Подумать надо».

Конечно, по логике, куда Паше до Саши, чего тут выбирать! Но речь то идет о женской логике. Вот и ходили они всегда втроем. Посредине Маша, а по бокам Саша и Паша.

И вот однажды, посмотрев старый-старый фильм «Подвиги Геракла», вышли они из кинотеатра на улицу и стали обсуждать фильм.

Саша восхищался Гераклом, и тем, что Геракл всех – одной левой. На что Паша заявил: «Удивляюсь, как в наше время прогресса и автоматики, можно восхищаться какими-то бицепсами?»

– У Геракла очень красивая фигура, – возразила Маша.

– Что может быть красивого в мясе? Человек должен быть красив мыслью, – отпарировал Паша.

– Не спорьте с ним, Маша, это ему не понять, – с улыбкой заметил Саша.

– Вам, конечно, понятней, вы от Геракла недалеко ушли, – резко ответил Паша.

– Да! И горжусь этим, – выпалил Саша.

– Мальчики не ссорьтесь, – успокаивала их Маша.

– А чего с ним ссориться! Ведь я его одной левой, – заявил Саша и захохотал.

– А я его интеллектом задавлю, – с достоинством ответил Паша.

Маша хихикнула. Ей становилось интересно. Ей бы, по логике, остановить друзей и заявить, что, безусловно, мужская красота – это – объем и мощь бицепсов и орлиность взгляда. Но Маша только хихикнула. А Паша очень авторитетно сообщил, что давно уже доказано, что количество мозговой массы, абсолютно не зависит от количества мышечной.

– Вы что же, Паша, против спорта и спортсменов? – спросила его Маша.

– Да, я против спорта ради спорта, – и Паша сделал такой вид, как будто у него бицепсы как у Саши.

– Я за спорт для здоровья, – и Паша принял свой обычный вид.

– А у меня здоровья навалом, – прервал Саша, не то что у вас, одни мослы. Ха!

– Просто у меня сила не выше разума, – гордо ответил Паша.

– Что? Повтори! – и Саша протянул руки к лацканам пашиного пиджака.

– Саша! Вас никто руками не трогал, – взвизгнула Маша.

– А что же он меня дураком обозвал, – закричал в ответ Саша.

– Во-первых, я этого не слышала, а во-вторых, и словами ответить можно, – разгорячилась Маша.

– Кому вы объясняете, Маша, ведь он – питекантроп доисторический, – крикнул тут Паша.

– Сам такой, – обиделся Саша!

Маша прыснула.

– Да, да, да! Вы – вымерший динозавр, – кричал Паша.

– Сам такой!

– Вы, вы, вы, просто парнокопытное млекопитающее, – наседал Паша.

– А вот за парнокопытного бить буду, – закричал образцовый Саша.

– Что вы, Саша, нервничаете, – сказала Маша, загораживая Пашу собой. – Вы же культурный человек. Кто же решает спор кулаками?

– А он, он просто, просто, букашка, – выпалил Саша и вытер со лба пот.

Маша смеялась.

– А вы – орангутан, павиан, бабуин и, одновременно, человекообразная горилла! – и Паша, постучав себя по лбу и по стене дома, мимо которого они проходили, ткнул пальцем в направлении Саши.

Образцово-показательный Саша остановился и стал засучивать рукава.

Паша сказал: «Посмотрите, Маша, на этого троглодита, этого синантропа, этого ихтиозавра. Что в нем от человека?»

Маша хохотала до слез и с интересом поглядывала на хилого Пашу, прижимаясь к нему плечом.

Увидев это, Саша опустил голову, и крупные капли пота упали на носки его ботинок.

Саша молчал. Он был разбит, подавлен и деморализован, и, прежде всего, машиным смехом.

Ведь по логике Маша должна была броситься на грудь к красавцу Саше и сказать: «Не слушай, любимый, этого хиляка, он все это со зла», – но Маша только смеялась. И Саша ушел.

А Маша осталась с Пашей. А ведь Саша Пашу – одной левой.