Текст книги "Звоночек 3 (СИ)"

Автор книги: Михаил Маришин

Эпизод 2

Двадцать третьего февраля мне представился случай легализовать свою «Сайгу». Ловкость рук и никакого «мошенства». Подобно угонщикам автомобилей более поздних времён, я воспользовался документами на реальную опытную самозарядку, первый образец-макет которой, изготовленный исключительно для проверки работоспособности автоматики, был гладкоствольным. Времени прошло достаточно, чтоб история подзабылась, а бумаги остались. У «Сайги» пришлось заменить пластиковые приклад, цевьё и пистолетную рукоятку на деревянные да изготовить металлический корпус нового магазина, переставив туда «потроха» родного.

Дело оставалось за малым – продемонстрировать "подделку" людям. Шанс выпал в "День Красной Армии и Флота". Накануне дежурный принял телефонограмму из наркомата лёгкой промышленности. Дорогой дядюшка, Исидор Любимов, приглашал меня на охоту и велел прибыть к восьми утра к его "пентхаузу" на Мясницкой. Без женщин и детей. В принципе, идея встретить праздник в чисто мужской компании за достойным её занятием мне понравилась. Вот только на кого именно охотиться собрался нарком Любимов мне не сообщили, забыв или посчитав несущественным, а перезванивать было как-то неудобно. Пришлось собираться по полной программе. Кроме обычного "бытового" комплекта, тёплой одежды, лыж и "Сайги", к которой у меня была только мелкая дробь, взял "мосинку" валяющегося в санчасти с простудой бойца. И к ней два десятка пулемётных патронов с пулей "Д", списанных на пристрелку оружия. Кто знает, как нынче наркомы развлекаются? Вдруг он за лосятиной собрался, или, того пуще, медведя поднять?

Кроме Исидора Любимова в назначенное время меня прямо на улице встретил и незабвенный Иван Кузьмич Кожанов, при машине, вооружённый и довольный собой.

– Доброго утречка, товарищ флагман первого ранга! Поздравляю с праздником! – поприветствовал я наркома ВМФ "не по уставу", потому, как мы оба не в форме, заглушив двигатель "газика".

– Взаимно! Здорово! – энергия из морячка плескала через край. – Рад видеть тебя, Семён Петрович! Эх бабахнем сегодня! Страшно сказать, на охоте с Гражданской не был! Да и там, больше, поневоле. Готов помочь трудовому крестьянству истреблением волков?

– Волков? – я немного смутился, зверь серьёзный, да и стая – это тебе не шутки.

– Не журись! Народу много будет, помогут, – заметив мою реакцию ответил нарком. – Вообще, это Орехово-Зуевские текстильщики Исидора пригласили. Стая у них в районе безобразничает, так чего начальству не сделать приятно, а?

– А ваши как же? Сегодня день такой, поздравить всех надо, а нарком в лес сбежал.

– Не дети, перебьются, – нахмурился Иван Кузьмич. – Я телом мелкий и как Ворошилов пить не могу! Здоровье дороже!

– А, все в сборе, как погляжу, – на улицу вышел и пожал нам руки одетый в овчинный тулуп главный организатор мероприятия. – Нечего время терять, давайте грузиться.

Для поездки был изначально запланирован "Тур" наркома ВМФ, так как он имел полный привод и мощный двенадцатицилиндровый мотор, в отличие от лимузина капитана лёгкой промышленности, а на моём "газике", хоть он, наверное, и был здесь лучшим по проходимости, везти двух наркомов было бы непредставительно. Пока складывали пожитки и оружие в салон "флагманского" автомобиля, Исидор Любимов, намеренно выставлял напоказ свою вертикалку, под конец не выдержав и откровенно похваставшись. По нынешним временам комбинированный "Меркель" со стволами 7,92 и 12 был, пожалуй, даже не предметом роскоши, а произведением искусства. Кожанов, отдав должное "немцу", не ударил в грязь лицом, продемонстрировав обычную боевую СВШ, но с подарочной пластиной на прикладе "от рабочих Тулы герою РККФ" и оптическим прицелом, что вызвало мой живейший интерес. Сам я участвовать в соревновании "у кого длиннее" не хотел, но подначки наркомов по поводу "мосинки" и предложения вооружить меня получше за свой счёт, заставили расчехлить "Сайгу", якобы "собственной работы". Судя по реакции наркомов, я их обошёл вчистую. Никакие мои заверения, что как охотничий этот карабин можно принимать весьма условно, не помогли. Оба захотели точно такие же. Пришлось послать их в Тулу.

Так как хозяин лимузина был небольшого роста, а сидения в машине не регулировались, пришлось мне поработать водителем. Конечно, у Кожанова был персональный шофёр, но именно сегодня нарком предпочёл преодолеть некоторые трудности и приехать на Мясницкую самостоятельно. А кандидатура Исидора Любимова как управляющего транспортным средством, вследствие малой практики и утреннего барского настроения, вообще не рассматривалась. Надо сказать, это меня ничуть не расстроило. Ехать за рулём "Тура" было настоящим удовольствием. Несмотря на вес, машина сидела на дороге, как влитая и легко управлялась на ходу, а табуны под капотом позволяли плавно, но энергично ускоряться и сбрасывать перед поворотами без использования тормозов, которые, из-за пневматической конструкции, были, единственный минус, резковаты. Про комфорт внутри и говорить не стоит, а вот "прибамбасы" я для себя отметил особо. Только мы уселись и тронулись, как Кожанов, сидевший спереди, откинув крышку бардачка и достав оттуда по отдельности огромные наушники и микрофон, щёлкнул тумблером скрывавшегося там же радиопередатчика. Меньше, чем за минуту прибор нагрелся и сигнальная лампа загорелась зелёным светом. Нарком, поставив переключатели на приёмнике и передатчике в одно положение, связался с дежурным по своему наркомату и, обменявшись числовыми паролями, поздравил своих подчинённых.

Меня удивило, что Иван Кузьмич проделал всё лично, без какой-либо помощи специально обученного радиста. На выраженное мной восхищение его способностями он с удивлением ответил.

– А что тут сложного? Пять фиксированных радиоканалов, выбрал нужный и всё, можно говорить. Если, конечно, дальше десяти километров не уехал.

– И частота не плавает? Подстойка не нужна?

– Связисты проверяют каждое утро, пока случаев, чтобы я без радио остался, не было.

– Неужто, наши такие передатчики делают?

– А что тут странного? Машины, трактора, подлодки, эсминцы, торпеды делаем, а радиостанции, выходит нам не по зубам? Недооцениваешь отечественную радиопромышленность, товарищ Любимов. Это в тебе твой "тяжелопромышленный шовинизм" говорит. Вот погоди, пожалуюсь товарищу Артюхиной, она тебя проработает, чтоб не задавался. Достанется не меньше, чем Серго… – на этих словах Кожанов запнулся и резко сменил тему.

– Как у тебя с машинами для "Фрунзе" дела?

– Положа руку на сердце, плохо! – не стал кривить я душой. – С механикой туда-сюда, а с электротехникой вообще затык. Люберецкий электромеханический только-только дал первые образцы электромагнитных клапанов и датчиков оборотов вала. И то, и то ерунда. С клапаном в размер кулака ещё можно смириться, а вот с точностью плюс-минус пару сотен – никак! Я уж про главный прибор не говорю. Для него даже закон изменения подачи топлива, в зависимости от наддува, оборотов и нагрузки не определён! Кручу сейчас десяток двухцилиндровых блоков с ручной регулировкой для определения оптимальных параметров на всех режимах. Но, метод научного тыка требует времени. И немалого. Полагаю, рабочий образец дам к середине весны. 1936 года. Не раньше. Если голову не снимут. Во избежание трагического исхода предлагаю смириться с установкой пяти 16–16 в катерном варианте, с собственными компрессорами и обычными ТНВД, на один вал. Потребуется двадцать штук. Могу дать к концу мая. Если "Русский дизель" не подведёт.

– Везучий ты человек, Семён, – глядя в окно сказал нарком ВМФ. – В других условиях за такую подделку я б сам первый твоей крови потребовал. Но, к весне корпусные работы по "Фрунзе" закончены не будут. Новаторы-рационализаторы взялись делать були и третье дно сварными, да ещё дополнительное бронирование в подводной части включить в силовой набор. А корпус линкора из трёх разных по составу сталей собран, да ещё мороз, на котором, оказывается, варить вообще нельзя. В итоге работы на восемьдесят процентов выполнили, когда приёмка трещины в швах обнаружила. Всё насмарку. Переделывать будут летом, сейчас эти самые швы протачивают до чистого металла.

Тут я не сдержался и тихонько с облегчением выдохнул. По всему выходило, что судьба подарила мне минимум полгода.

– Радуешься, что громы-молнии не тебе достались? – усмехнулся Иван Кузьмич. – Напрасно. Надоели мне выкрутасы наркомата тяжёлой промышленности. 130-миллиметровые пушки для эсминцев, несмотря на ТТЗ, не универсальные и ресурс 100 выстрелов всего! Два года работы и такую ерунду мне впаривают! Зачем мне новая пушка, которая хуже старой Б-7? К чему оправдания, что из-за высоты линии огня зенитную стрельбу только в башне обеспечить можно? Этого что, сразу понять нельзя было? Теперь обещают башни, не раньше, чем через два года. А эсминцы мне чем вооружать? И так во всём!

Повисла неловкая пауза, которую сам Кожанов, немного успокоившись, прервал.

– Совнарком дал добро на предварительные натурные испытания дизель-гидравлической силовой установки. Как только лёд на Неве сойдёт, поставим на Адмиралтейский завод "Ворошилов". Это старорежимный недострой. Машины у него такие же, как на "Фрунзе". Заменим на паре валов турбины на дизеля и посмотрим, как это будет на ходу. Так что, будь добр, обеспечь. На упрощёнку глаза, так и быть, закрою. Всё-таки, "Ворошилов" не линкор, на контроле в ЦК его не держат.

Слушая Ивана Кузьмича, я напрягался всё больше. Дело в том, что он говорил именно то, что я хотел бы больше всего услышать. Возможно, за исключением полной отмены этой затеи высшего руководства. Вот только необходимости сообщать мне об этом именно здесь и сейчас, не было никакой. Наоборот, наркому было бы выгодно, чтоб я землю носом рыл, стараясь не прогневить ЦК. А происходящее было больше всего похоже, как на бойне успокаивают быка, прежде чем прирезать.

Я весь внутренне подобрался, ожидая подвоха. Был бы передо мной Берия, о характере и поступках которого я знал что-то заранее, было б легче. Но с наркомом ВМФ всё моё знакомство опиралось исключительно на личный опыт. Без подсказок из несостоявшегося будущего. Хоть и был Кожанов чем-то похож на Ежова, но вот поведение их различалось кардинально. Взлетев высоко, Иван Кузьмич умудрился не оторваться от "земли", или, в его случае, "палубы", оставаясь всё тем же "матросским флагманом", близким и понятным любому военному моряку и пользующимся за это любовью и уважением. Военно-Морской Флот ставил в своей жизни на первое место и искренне старался подготовить его к грядущим испытаниям как можно лучше. Из известных исторических личностей, больше всего он, пожалуй, напоминал мне фельдмаршала Суворова. И при всём при этом, предвоенной чистки, видимо, не пережил. Не помню я его фамилию среди героев войны, да и после неё тоже. А человек такого калибра безвестно затеряться не должен был. Значит убрали недоброжелатели. Вот только кто? Ворошилов? Да, не может он смириться, что моряки от него сбежали, но тогда-то такого не было. Александр Васильевич, коли уж я его вспомнил, и перед самим императором встать за правду не сробел, за что и попал в опалу. Есть над чем подумать, стоит ли к такому человеку приближаться. Впрочем, особого выбора у меня нет, с сухопутными я в контрах, а дело делать надо. Общие противники сближают.

Пока я развлекал себя такими размышлениями, умолкнувший было на несколько минут нарком, видимо, твёрдо решивший не дать нам умереть со скуки, снова подал голос.

– А вот наркомат лёгкой промышленности для меня, как бальзам на душу. Всё что ни попросишь, дорогой Исидор Евстигнеевич предоставит. Если б ты знал, Семён, как Клим ругался, когда мы форму нового образца на две бригады морской пехоты получили. У него заявки годами не отовариваются.

– Уж скажешь, тоже, годами, – насупился дядюшка. – Не больше чем на шесть месяцев. И не от нас это зависит, а от сезона. Если они мне в ноябре заявки присылают на следующий год, а овец стригут в мае? Кстати, Семён, работает твоя идея. В степи дорог нет, но как просохнет, кати куда хочешь! Четыре-пять прицепов к "пятому" ЗИЛу и вперёд! Мы так уже считай, не только наш Туркестан в оборот взяли, но и Монголию, и Синьцзян. Но последнее не от автопоездов больше зависело, а от наведения порядка. Молодцы пограничники. Удобно всем получилось. Нам шерсть. А мы туда топливо, стройматериалы, корма какие, ну и так, поторговать мелочь разная. Был бы буржуем, эх я б развернулся там! Рефрижераторов бы! Не даёт ни госплан, ни наркомфин. Говорят, вы уж нас совсем стеклом и химией своей объели, у других наркоматов хлеб отбираете.

– Хоть за дело пеняют-то? – обернулся назад Кожанов. – Успехи есть?

– Не наседал бы ты на меня со стеклотканью, Иван Кузьмич! Одно расстройство от неё! Рассчитывай на ближайшее время на стекломочало. Не так аккуратно выходит, как племянник говорит, но бакелитовый саман неплох. Сам понимаешь, от смолы и все недостатки. Ты бы поискал по заграницам рецепты, а то своя разведка только у тебя.

– Если что будет, сообщу обязательно, – кивнул Кожанов.

Слушая этот разговор, я невольно обращал внимание, что, не имея "забугорных" образцов с готовыми названиями, наши люди вполне успешно подбирали свои, интуитивно понятные. Так, "мочало" не могло относиться ни к чему иному, кроме как к распылению жидкого горячего стекла сжатым воздухом, а "саман", естественно, предтеча всех композитов.

– Ну, а с искусственным волокном… Вискоза и близко не стоит, к тому образцу. Чувствую, спросят меня за такой расход средств на сомнительное дело. Лабораторию по последнему слову химической науки оборудовали, средства только туда вливаем, а толку пока нет. Не могли обмануть нас? Может эти нити как-то естественным образом получаются? Не может такого быть?

– Концов не найти, Исидор Евстигнеевич. Источник, после случая с Ежовым, сами немцы ликвидировали. Пробовали по наработанной им агентуре пройтись, так там островитяне нарисовались. Два провала. Такое впечатление, что им известно достаточно много. Пока выжидаем и смотрим. А сомнения насчёт сведений и у меня появились, Семён. Тот фторопласт, по твоей формуле, флотская лаборатория порохов и боевой химии, получила. Оказывается, это порошок! Да, скользкий. Но! Разлагается меньше чем при трёхстах градусах на ядовитые составляющие и при выстреле из пушки сгорит. Чистая деза!

– Пусть дальше работают! Даже порошок – просто отличный результат! Его в трансмиссионную смазку хорошо добавлять! Ресурс в разы! И есть способ его получения в виде покрытий и крупных кусков. Это химическая и элктроизоляция, детали трущихся узлов. Пусть ищут! – я испугался, что работы свернут.

– Ты так уверенно говоришь, Семён Петрович, а ведь иных подтверждений этой информации нет. Всё с твоих слов. Разведка ничего не дала. И у меня создаётся нехорошее впечатление, что ты нам не доверяешь и придерживаешь информацию. При этом хочешь, чтоб мы верили тебе на слово. Или ты думаешь, что мне пороходелов-химиков озадачить нечем? – наехал на меня нарком ВМФ.

– Источник, как вы сами сказали, мёртв, а мне добавить нечего, – уйти "в отказ" было, в данном случае, единственно верным решением, но холодок между нами в этот момент перестал быть красивой фразой, кожа вдоль хребта пошла мурашками.

– Ладно… – сказал Кожанов, всем своим видом показывая, что дела обстоят как раз наоборот, и сменил тему. – Мы тут с твоим дядей посовещались и вот что решили. Семён Петрович, не желаешь ли ты сделать карьеру в наркомате внутренних дел?

– Желаю я или не желаю, в данном случае, не имеет никакого значения, – тут я даже позволил себе от души повеселиться. – Берия не такой дурак, чтоб не только таскать чемодан без ручки, но ещё и набивать его камнями. Думаете, он не понимает, что рано или поздно уронит и отдавит себе ноги?

– Никто и не говорит, что всё будет просто. Но у Лаврентия неустойчивое положение. Ежов, в своё время, провёл переаттестацию, чтоб расставить на ключевых постах своих людей или просто тех, кто был ему обязан всем. Фактически, сейчас Берия свой наркомат контролирует слабо и будет от этой слабости избавляться различными структурными изменениями. Для нас это шанс продвинуть тебя повыше. А точка опоры и влияния в НКВД исключительно важна. Хотя бы, как лишняя гарантия безопасности для нас всех. Позиция товарища Сталина по тебе, с августа не изменилась, хотя то предложение и было жестом отчаяния под прессом кадрового голода. Орджоникидзе и Киров тоже за тебя встанут в случае чего. Смело можем вопрос о твоём назначении хоть в ЦК продавливать. Лаврентий это понимает и артачиться не будет.

Выслушав увещевания Кожанова я ответил категорическим отказом. Что значит "точка влияния"? Или в наркомате внудел от приказов к интригам перешли? Кто поддержит, кто не поддержит, продавить, сесть повыше – от всего этого меня буквально воротило. Как и от того, чтобы кого-то либо что-то контролировать, вместо того, чтобы делать самому.

– Ты, надеюсь, не думаешь, что мы тебя сразу в кресло замнаркома посадим, раз уж от главного портфеля отказался? – в разговор вступил Исидор Любимов, придвинувшись сзади чуть ли не к моему уху. – Ты сначала до конца выслушай, а потом уж руби. В ближайшее время ваше ЭКУ переформируют в ГЭУ. Главное Экономическое Управление. Меркулов вместо ВРИО станет полновластным хозяином, а управлений станет четыре. Промышленности, Торговли и финансов, Транспорта, Сельского хозяйства. Понимаешь? Берия строит структуру по отраслевому принципу, вместо прежнего, целевого. Так вот, мы тебя продвинем на отдел в первом управлении. Отдел двигателей внутреннего сгорания. Твоё ненаглядное КБ при этом, при тебе же и останется. А возможности, представляешь, как возрастут? Все КБ, все заводы будут у тебя под контролем!

Захваченный нарисованной перспективой, я упустил главное, спустя пять секунд, меня будто прострелило. Откуда они могут знать?! Вопрос, заданный в лоб заставил Кожанова отвернуться и сделать вид, что занят изучением пролетающего мимо подмосковного пейзажа.

– Ты, товарищ флагман, давай, нос не вороти. Как вижу, у тебя он в пуху. Вы что, за Берией шпионите? С ума сошли?! Это ж и под попытку организации контрреволюционного переворота подвести можно!

– Раздражаешь, товарищ Любимов, – в сердцах ответил нарком. – Сидя в мазуте всё нос свой длинный высовываешь, а чуть что, так обратно нырнуть норовишь. Ты уж определись, пойдёшь в люди или нет. Шпионим? Не было б большого греха, если б так. Что Ягода, что Ежов – чекисты были так себе. Третий раз обжечься неохота. Но, всё санкционировано, не переживай. Наблюдали за ежовцами, хозяева кабинетов поменялись, а приказа сворачиваться не было. Забыли, наверное, так мы не напоминаем.

– Берия не простит, – сказал я очевидное.

– Плевать. Не до этого ему сейчас. А года через два мы тебя на первое управление поднимем, если молодцом будешь. Тут уж Исидора вообще не свалить, а об меня Лаврентий и сейчас зубы обломает.

Оптимизма соучастников нашего заговора я отнюдь не разделял. Но уж больно приманка была вкусной. Контроль над всем двигателестроением! Я сам не заметил, как стал составлять планы на ближайшую перспективу. И мне было абсолютно всё равно, что коготок уже увяз. Просто потому, что времени сбыться мечтам "моих" наркомов не хватало. А война сама покажет, кто чего стоит и всех расставит по своим местам.

Получив моё формальное согласие, наркомы-заговорщики успокоились, беседа потекла куда как благодушнее. Поговорили о бабах. И вообще и персонально о моей Полине, а потом о товарище Артюхиной.

Жена отличилась тем, что стала козырять родственными связями, заставляя лабораторию работать сверхурочно. К тому же она без зазрения совести вынудила собственного начальника заняться репетиторством. В общем, сплетен до небес. Точнее до самого наркома лёгкой промышленности. Обещал разобраться и надрать задницу. Отговорили.

Александра Фёдоровна же, расстроенная очередным провалом испытаний кислородных торпед, с пожаром ещё на этапе подготовки, решила лично разобраться, в чём причина. Торпеды были первым крупным успехом "шефа" точной промышленности и всё с ними связанное Артюхина принимала особенно близко к сердцу. Кожанов с восхищением рассказывал, как добрая, милая женщина, устроила такой аврал, что от военморов только перья летели. Чистота в торпедном хозяйстве, и не только, стала практически стерильной, а грязь под ногтями матроса становилась чуть ли не поводом к комсомольскому собранию. Инструкции по эксплуатации выполнялись неукоснительно. В итоге, впервые, нормально работающие по отдельности на стендах агрегаты, "спели хором" в стрельбе реальными торпедами. Кислородная, с японскими воздушными хитростями, 533-миллиметровая торпеда с 300-килограммовой инертной боеголовкой и турбинным двигателем, показала дальность в 75 кабельтовых и скорость 45 узлов. Большой шаг вперёд даже по сравнению с "фиумской" торпедой, которая на такой скорости шла только 22 кабельтовых. Работы предстоит ещё много – внести в конструкцию различные режимы хода на разную дальность, отработать контактный и электромагнитный взрыватели, увеличить мощность боеголовки и, возможно, установить систему маневрирования или самонаведения, но уже в таком, предельно упрощённом виде, торпеда рабочая, в отличие от капризной перекисной "сестры".

Пошутив на тему того, что Александре Фёдоровне надо бы присвоить флагманское звание, раз уж она так хорошо справляется. Посетовав на то, что в Гражданскую могли и из бойцов и в начдивы шагнуть, если талант был, наркомы постепенно съехали на воспоминания. Бойцы вспоминали минувшие дни и битвы где вместе рубились они. Пусть не вместе, но рядом. Исидор Любимов был начальником тыла фронта у Фрунзе в Туркестане, когда Кожанов десант в Энзели высаживал. Как водится, память сохраняла всё, но говорить хотелось о чём-то весёлом. Поэтому, спустя три часа после выезда из Москвы, вскоре после полудня, проскочив Орехово-Зуево, мы въехали в большое село Губино и остановились у старообрядческой церкви, которая была открыта как ни в чём ни бывало. Видимо, староверам всё равно, никонианские гонения или большевистские. Жить-то надо.

Тут же перед церковью уже собралась немаленькая толпа как людей, так и машин, и тракторов. Легковые "газики" привезли к месту сбора директоров текстильных фабрик района. А вот "шассики" СТЗ, поставленные передними колёсами на самодельные лыжи, были местными вездеходами. Именно на них, разместившись на грузовых платформах, нам предстояло двигаться дальше. Последние трое суток днём устойчиво держалась плюсовая температура, снег осел и уплотнился, напитавшись водой, поэтому лёгкие СТЗ двигались по целине уверенно, проваливаясь сзади не больше чем на треть колеса и хватко загребая мощными грунтозацепами стальных колёс.

Выехав за околицу, мы немного спустились на поросшую кое-где чахлыми деревцами равнину, наводящую на мысль о болоте. Но местные егеря чувствовали себя уверенно и уже вскоре стали руководить расстановкой номеров, не делая различия между наркомом и простым колхозником, принявшим участие в волчьей облаве из-за того, что имел ружьё. Всего стрелков было около тридцати, расположившихся на дистанции от около пятидесяти метров по широкой дуге перед небольшим берёзовым леском. Именно там была замечена стая.

Встав на место, я приготовил "сайгу", снарядив в магазин пять патронов с крупной картечью, выцыганенных у родственника, твёрдо решив стрелять только если зверь выйдет прямо на меня. Как-то не нравился мне такой способ охоты. Понимаю, так проще и быстрее всего избавить округу от хищников, но элемент состязания почти полностью отсутствует. Конечно, я не кержак, идущий на медведя с засапожником, но предпочёл бы действовать один или небольшой группой, выслеживать, устраивать засады, пытаться перехитрить зверя. А тут? Мы стоим, считай, в чистом поле. Ветер от нас к лесу, шума до небес. И подавляющее численное и качественное, как говорят военные, превосходство. Этой охоте вполне подходит эпитет "американская".

Улыбнувшись своим рассуждениям, я не заметил, как пролетело время и загонщики, движущиеся через лес частью на лыжах, а то и прямо на тракторах, выгнали стаю на стрелков. Серые тени метнулись туда, где было пониже, стараясь скрыться в низинке, но там и снег был более влажный и тяжёлый, бежать было трудно. К моему удовлетворению, это происходило метрах в трёхстах от меня, за дальностью прицельного выстрела моего дробовика. Зато вокруг поднялась такая стрельба, что мне остро захотелось упасть и окопаться. Кожанов лупил чуть ли не очередями, попал или не попал, но два магазина он отстрелять успел. Дядюшка пальнул разок пулей и, перезаряжаясь, пару раз картечью. Остальные тоже от них не отставали. Подумалось, что шкуры теперь особой ценности представлять не будут.

По итогам охоты, осмотрев туши, единодушно решили, что матёрую волчицу, главу стаи, подстрелил собственной персоной Исидор Евстигнеевич Любимов. Ещё одного крупного волка, "присудили" наркому ВМФ. А остальных троих по справедливости распределили между иными уважаемыми людьми. Пытались и меня наградить таким образом, но я, улыбнувшись про себя таким детским приёмам расположить к себе начальство, честно заявил, что не участвовал.

Всего охота заняла два с половиной часа чистого времени и в животе уже начало урчать, поэтому праздничный обед в столовой Губинской текстильной фабрики был как нельзя кстати. Особым разнообразием меню не отличалось, суп, мясо, рыба, солёные огурцы и грибы, картошка, но было сытным, что по нынешним временам и являлось мерилом богатства стола. Пили много, благо поводов хоть отбавляй. Я, зная, что ещё нужно обратно ехать, воздерживался, чем вызывал нездоровый интерес. В конце концов, под предлогом, что каждый должен произнести тост, меня таки вынудили поднять бокал красного вина. Встав, я замялся, не находя, что сказать. Но вдруг мне на ум пришла интересная мысль и я, прокашлявшись, как мог выразительно, запел.

 
Если на Родине вместе встречаются
Несколько старых друзей.
Всё что нам дорого припоминается,
Песня бежит веселей.
Встанем и чокнемся рюмками стоя мы,
Выше бокалы с вином!
Выпьем за Родину нашу привольную,
Выпьем и снова нальём!
Выпьем за русскую удаль кипучую,
За богатырский народ.
Выпьем за армию нашу могучую,
Выпьем за доблестный флот!
 

Последний куплет я просто опустил, не сумев сходу его изменить, чтоб не пугать никого «гвардией», но концовка получилась актуальной и, в целом, песня была принята исключительно хорошо. Немного недовольным был только Иван Кузьмич.

– Почему это сначала армия, а потом только флот? – было видно, что нарком уже слегка набрался.

Праздновали наркомы в Губине, пока не стемнело. Я же, тишком сбежав, завернувшись в невостребованные сейчас тулупы, успел до отъезда выспаться в "Туре". Впрочем, оба моих попутчика прекрасно добрали своё в дороге. На подъезде к Москве, около девяти вечера, я разбудил просившего об этом Кожанова. Нарком связался по радио с дежурным по своему хозяйству и переменился в лице. Сон и хмель с него как рукой сняло.

– Сам требует немедленно.

– Что, даже не переоденешься?

– Дежурному приказано доложить о передаче вызова. Едем в Кунцево, – принял решение флагман.

– Меня по дороге домой завезите! – засуетился проснувшийся от наших голосов Исидор Любимов, которому совсем не улыбалось, на ночь глядя, в непотребном виде, ехать по чужому вызову к фактическому главе государства.

– Нарком с лимузина – мотору легче! – грустно пошутил Кожанов. – Пять лишних минут нас не устроят.

Проезжая Мясницкую, избавились от балласта и, знакомым с августа прошлого года маршрутом, я летел по ночной Москве, которая и не думала спать. Стоя на одном из перекрёстков, мы с Кожановым слышали, как из открытых окон ресторана неслось.

– Мы парни танкисты и артиллеристы, мы верные силы Советской России! – комсостав гулял, а я удивлялся, как быстро разошлась песня в народе.

В Кунцево вышла заминка. В шлюзе охрана обратила внимание на сложенные в салоне машины длинные стволы. Пришлось ждать Власика, который, увидев меня на месте водителя, поморщился, но дал добро. Одновременно он же и успокоил Кожанова.

– Что там? – кивнул нарком на открывающиеся ворота.

– Гуляют.

Признаюсь, мне было до жути интересно, что происходит внутри. В своё время успел нахвататься рассказов о полуночных пирах вождя со всевозможными излишествами. Однако, после личного общения со Сталиным, мне казалось, что всё изрядно преувеличено. К сожалению, в настоящий момент, я был ни кем иным, кроме как водителем и моё место было в караулке. А ведь я уже придумал, как четвёртый куплет переделать. Вместо "Встанем, товарищи, выпьем за гвардию" следовало пока петь "Вспомним товарищи Красную Гвардию". Ничего, в другой раз, а потом, как пойдёт. Но, я уж постараюсь, чтоб для "Волховской застольной" причин не появилось.

Ближе к пяти часам утра, на наркомовском "Туре", я заявился к родному порогу. Полине, видимо, не спавшей и вышедшей на крыльцо в накинутом прямо на рубашку пальто, я устало сказал словами Маэстро.

– Вот, принимай аппарат. Махнул не глядя.

– Заходи уж, горе луковое. Вернулся сам и то ладно.