Текст книги "Звоночек 3 (СИ)"

Автор книги: Михаил Маришин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

Эпизод 7

17 июня пушку Канэ на раме-пауке заводчане «Большевика», совместно с флотской комиссией собрали и отстреляли на Ржевке без моего присутствия. Даже, пакостники, не пригласили. Зато в известность, что поломок нет и конструкция принимается для стрельбы с грунта, поставили. Теперь дело стало за паромом, последний, четвёртый понтон для которого доделывали на Балтийском заводе до 21-го числа. 22-го можно было бы уже забирать, но, как назло, день был субботний и пришлось ждать до понедельника. В «тяжёлый день» я, совместно с экипажем «моего» катера, убедившись в герметичности последнего «поплавка» и промучившись из-за неопытности в новом деле почти час, впервые состыковали все четыре понтона вместе. Взяв будущий артиллерийский паром на буксир, катер Ш-4 потащил его вверх по Неве на завод «Большевик» для монтажа артсистемы. Пока шли, опытным путём установили, что палубу не заливает на скорости меньше пяти узлов. Если же прибавить, то вода начинала перекатываться поверху, а с ещё большим увеличением скорости паром вообще вёл себя непредсказуемо и даже порывался нырнуть. Положение могло поправить введение волноотбойных щитов «на носу», но думать об этом надо было заранее.

Монтировали пушку на пароме не штатно. Никаких процедур сборки-разборки. Тяжёлый кран просто подцепил с причала и установил на плот заранее подготовленную артсистему вместе с рамой. После чего, сильно прибавившийся в числе за счёт орудийного расчёта с Ржевки, прикомандированных на время испытаний рабочих, инженеров с "Большевика" и трёх флотских командиров, которые входили в комиссию в качестве наблюдателей для создания массовки, экипаж приступил к погрузке. Всё свободное пространство стали заполнять боеприпасами, бочками с бензином для катера, различными инструментами для исправления мелких поломок, пожитками в виде палаток, большого котла и жаровни, которой можно было, при нужде, пользоваться прямо на палубе не вредя последней, и, наконец, продовольствия. По самым скромным подсчётам, уходили мы в "автономку" не меньше, чем на неделю, поэтому барахла набралось много и орудийный плот со стороны, со спрятанным под брезентом орудием, заваленными мешками и тряпками снарядными ящиками, стал походить на огромный кусок плавучего мусора, что было особенно заметно в белой ленинградской ночи и заставляло морщиться командиров-моряков. Что и говорить, это был явно не корабль их мечты. Зато в большом корабельном баркасе с полным комплектом вёсел и парусным вооружением, выделенном специально для перевозки людей, они отвели душу, покомандовав нами на славу.

Переход к месту стрельб занял не так много времени, но на один день больше, чем мы изначально рассчитывали. Несмотря на то, что катер Ш-4 оказался, откровенно говоря, паршивым буксиром и жрал горючее с завидным аппетитом, Неву мы прошли за полтора дня. Выйдя из Ленинграда во вторник рано утром, переночевав на берегу, к обеду среды мы уже были в Шлиссельбурге. Перед выходом в Ладогу, хоть и стояла на загляденье тихая погода, надо было подготовиться, как оказалось на практике, в основном, морально. Зато смотались в магазин, накупив впрок табаку. На следующий день двинулись на север вдоль западного берега озера по идеальной водной глади и при абсолютном безветрии. Вернее, ветер-то, конечно, был, но западный, со стороны Финского залива, поэтому мы оказались в тени берега. Наконец ближе к вечеру четверга мы достигли небольшой бухточки в которую впадала тихая, сонная речка Морья, несущая свои чёрные воды из болот под Питером. По ширине и глубине в районе устья она полностью подходила для наших целей и, самое приятное, протекала совсем рядом с территорией Ржевского полигона. Её, по факту, учитывая безлюдность территории на север, можно было бы считать его южной границей.

Весь следующий день мы занимались только подготовкой к предстоящим испытаниям. Всё лишнее с палубы парома было убрано, конструкция, исключая подводную часть, полностью осмотрена на предмет неисправностей, лейтенант Волков, развернув на берегу с помощью временных деревянных мачт антенну-растяжку, установил устойчивую радиосвязь через узел штаба Балтфлота с Ржевским полигоном, откуда должны были руководить стрельбами. Сам артиллерийский паром, с опущенным в подводное положение сошником, похожим на бульдозерный отвал с вертикальными рёбрами жёсткости через каждые полтора метра, был притянут на канатах к берегу, насколько хватило сил испытательной команды. Сразу же стали вылезать мелкие, но досадные недостатки. Кнехтов, к примеру, мы не предусмотрели и канаты пришлось крепить к чему попало. Ближе к вечеру мы, самовольно, без команды сверху, произвели первый выстрел с воды вдоль берега Ладоги. Холостой. Очень уж хотелось посмотреть, как ведёт себя поплавок в условиях, "приближенных к боевым". Ничего особенного. От парома пошла лишь мелкая рябь, если не считать волн, поднятых дульными газами, но и они были значительно меньше размеров самого плота, что в сочетании с большой площадью ватерлинии, позволило ему сохранить стабильность. То ли будет завтра, когда в ход пойдут сначала инертные болванки, а потом и боевые снаряды.

Вообще-то, в 21-м веке, или, во всяком случае, в конце 20-го, когда ещё не было развито компьютерное моделирование, после такого эксперимента паром, раму-лафет, саму пушку, следовало бы разобрать до винтика с целью выявления последствий. Здесь это правило тоже действовало, теоретически. Просто ответственные присутствующие пришли к джентельменскому соглашению, что ради ускорения процесса, будут испытывать, пока испытывается и, если всё будет хорошо, подпишут потом все бумаги скопом. И за первый холостой, и за последующие выстрелы. В общем-то, сталкивался я с эти не впервые, более того, сам всегда действовал точно так же, и уже давно перестал задавать себе вопрос, как так получилось, что Чкалов вылетел на неукомплектованном, неисправном самолёте и разбился в 38-м году. Впрочем, здесь всё ещё впереди. Валерий Павлович сейчас во Владике, отдыхает после перелёта по маршруту Москва-Петропавловск-Камчатский-Комсомольск-на-Амуре-Владивосток. Беспосадочного, разумеется. То ли ещё будет, это уже второй дальний перелёт в этом году о котором пишет советская пресса, которой нас в устной форме обеспечивает по вечерам нештатный политинформатор-агитатор, Арсений Волков.

На следующий день, в субботу, на Ржевке внезапно обнаружили, что не смогут наблюдать падений снарядов при стрельбе для определения максимальных углов горизонтального обстрела. Видимо, программу испытаний стали изучать непосредственно перед стрельбами. Радиосвязь мы поддерживали в телеграфном режиме, поэтому пришлось для острастки радиста, который мог из врождённой вежливости пропустить мои матюки, записать за ним все точки-тире с обещанием последующей проверки. Так как штаб Балтфлота волей-неволей оказался в курсе складывающейся ситуации, там решили, что "сухопутные", а Ржевка входила в структуру НКО, вставляют им палки в колёса и выделили для обеспечения испытаний плавучей батареи дивизион из четырёх новейших катеров МО и бывшего флагмана флотилии Остехбюро, опытовый корабль "Конструктор", царский эсминец "Сибирский стрелок" 1905 года постройки. Корабль как раз находился на Ладоге, но изменение районов падения снарядов, которые теперь перенесли на побережье и саму акваторию озера, налаживание взаимодействия, переходы, помимо нашего желания перенесли стрельбы на воскресенье.

Весь следующий день мы стреляли. То одиночными, при разных углах горизонтальной и вертикальной наводки, то сериями по пять-шесть выстрелов для определения кучности. Итоги, в общем, были оптимистичными. Конструкция, насколько позволял судить поверхностный осмотр, выдержала всё. Плот сохранял полную стабильность при стрельбе без попыток разворота, если угол горизонтального обстрела, вернее обратный ему угол отдачи, не выходил за пределы сошника. Стрельбы при различных углах вертикальной наводки показали, что в любом случае вектор отдачи проходит либо через, либо вблизи сошника, который, как и задумано, воспринимает большую её часть. Кроме того, заглублённый в грунт, он эффективно гасит любые колебания. Вообще говоря, я больше всего опасался, что при стрельбе на больших углах плот будет создавать такую волну, что эффективный беглый огонь станет попросту невозможен. Однако, полученный результат, по сравнению, с моими ожиданиями, был просто ничтожен, круговые волны могли навредить разве что тем, что выдавали расположение огневой воздушному наблюдателю, а кучность стрельбы сериями без исправления наводки оказалась хуже всего на 5 %, чем при стрельбе с твёрдого грунта. И то, цифра, сообщённая нам с "Конструктора" после возвращения контрольной партии, была приблизительная, с "ефрейторским зазором".

Правда, под конец, после всех стрельб, когда по условиям испытаний мы должны были сняться с огневой и уйти от ответного удара, нас постигла неудача. Сошник настолько завяз в грунте, что сдвинуть орудийный плот с места никакими силами оказалось невозможно. Более того, вырывали мы его из вязкого чёрного ила, всю первую половину следующего дня. Пришлось на противоположном берегу вбивать сваи и лебёдками, через систему блоков, попеременно вытягивая то одну сторону, то другую, тащить паром на чистую воду. Необходимость изменения конструкции сошника и введения какого-то механизма подъёма, который бы вытягивал его вверх, по пути наименьшего сопротивления, была налицо.

Нет худа без добра, пока мы ковырялись со сменой позиции, "Конструктор" с катерами успели смотаться на базу и пополнить запасы. Впереди был второй этап. На этот раз нам предстояло расстрелять вторую половину запасённого боекомплекта, с упором во вбитые в дно водоёма сваи. Для чистоты эксперимента мы переместились в саму бухту Морья, так, чтобы "под килем" у нас оставалось около полуметра. Сваи мы вбили метрах в восьми-десяти от берега силами рабочих "Большевика", дизель-молота, смекалки и такой-то матери. При этом баркас использовали как плавучую опору подъёмной стрелы, перекинув на него с берега мостки.

Теперь орудийный паром упирался в восемь свай, к которым был пришвартован через стандартные для этого времени демпфирующие вязки-кранцы. Изношенные покрышки для этих целей станут использовать несколько позже. Особенность швартовки заключалась в том, что оба конца каната крепились на пароме, просто оборачиваясь вокруг сваи, образуя петлю. Это было сделано для того, чтобы при стрельбе, если паром резко осядет от отдачи, канаты просто скользили бы вдоль сваи и не рвались.

Ещё две сваи, на этот раз с "носа" и с "кормы", опустив под воду законцовки-обтекатели понтонов пришвартованного борта, вбили прямо с орудийного плота. "В условиях приближенных к боевым". Сделано это было ради увеличения углов горизонтального обстрела, который должен был увеличиться в такой конфигурации со ста до ста пятидесяти градусов. В итоге получилось, что орудийный плот стоит в П-образном "загоне".

В таком виде отстреляли полную программу во вторник и убедились, что в практическом плане разницы нет. Во всяком случае с "Конструктора" радировали те же 5 % ухудшения кучности беглого огня, что и при стрельбе с сошника. Любопытно было наблюдать за поведением плота после выстрела, особенно под большим углом. Его резерв грузоподъёмности около 60 тонн и площадь сечения по ватерлинии около 180 метров обеспечивали достаточную сопротивляемость попыткам его притопить. По расчётам, если бы даже шестидюймовка выпалила вертикально вверх, это вызвало бы кратковременное увеличение осадки примерно на один сантиметр. Конечно, когда вектор отдачи направлялся в сторону, картина менялась, но несущественно, так как большую часть нагрузки всё равно воспринимали сваи, а мокрые плетёные кранцы трением о них быстро гасили возникающие незначительные колебания. Волны, поднятые дульными газами при стрельбе на небольшую дальность, на глаз были даже значительнее, чем от отдачи после выстрела. В любом случае, и те, и другие были гораздо меньше линейных размеров парома и уже в силу этого не могли его раскачивать. Другое дело, что заканчивали стрельбы мы буквально "на честном слове" – забитые на три метра в вязкое дно сваи настолько покосились, что каждый выстрел с этой позиции мог стать последним и мы бы отправились в недолгий вояж в сторону берега. К счастью, всё окончилось благополучно и завершилось успешным уходом с огневой на буксире гребного баркаса.

Окончательно подвести итоги "пикника" можно было только в Ленинграде, на заводе, где орудийный паром разберут и придирчиво осмотрят на предмет повреждений. Однако, уже сейчас можно с уверенностью говорить, что концепция мобильных орудий, которые при нужде можно снять с береговых батарей и использовать на плотах в составе речных флотилий, первое испытание выдержала. Теперь дело за воплощением, с учётом выявленных недостатков, не экспериментального, а настоящего боевого парома с серийным орудием. Потом настанет время войсковых испытаний в составе батареи, обкатки, отладки процессов перехода из "берегового" состояния в "речное" и обратно, организационных вопросов и прочих абсолютно необходимых дел, которые не один год могут занять. Жаль, что мне этим заниматься не придётся, замысел, всё-таки, был мой и теперь я беспокоился как его воплотят в жизнь.

Эпизод 8

До назначения Кожанова главкомом ВМФ завод имени Марти, бывший и будущий Адмиралтейский, готовился выпускать туполевские глиссера Г-5. Моими стараниями не срослось у Андрея Николаевича, но кое-какие следы этой подготовки на заводе остались. Как-то идя по территории, решил срезать путь и обойти один из цехов с другой стороны. Просто все обходили его вдоль Невы, хотя это было чуть дольше и мне стало по-детски интересно, почему так. Страсть к познанию привела меня в тупик, который создала гора мусора, который состоял из ломаного дерева, судя по форме, бывшего ранее стапелями и плазами «поплавков», да обрезков дюралевых листов. Впрочем, катер – штука не такая уж и маленькая, значит и обрезки соответствующие.

Заняться мне, по большому счёту было нечем, работа по монтажу уже готовых дизель-гидравлических установок в корпус крейсера "Ворошилов" шла даже с опережением графика и "ручного управления", во всяком случае, с моей стороны, не требовала. После испытаний шестидюймовки на плоту удалось развлечься разве что очередным посещением ЛАНИМИ. Вспомнив про фторопласт, добавив который в гидравлическую жидкость можно было бы снизить трение и поднять КПД силовой установки, я сделал запрос Кожанову в Москву. Получив ответ и адрес, где можно забрать фторопласт, я понял, какие именно химики-пороходелы им занимались. Оно и не мудрено, ведь лабораторию нынешнего морского артиллерийского института ещё Менделеев оборудовал. Традиции и школа говорят сами за себя и обязывают идти в первых рядах, что ленинградцы с успехом и делают.

Разжиться мне у них, правда, удалось лишь полкило наработанного на опытной установке порошка, которого явно не хватило бы "Ворошилову". Подозреваю, что отдали мне далеко не всё, припрятав кое-что для себя, но не устраивать же у добрых людей обыски, да и им самим материал для работы нужен. Кроме того, даже найдя ещё столько же, я на целый крейсер не наберу. По совести говоря, не нужно было вообще ничего забирать, но выделенные мне крохи я унёс исключительно из соображений сделать презент Кудрявцеву и заново наладить с ним отношения, испорченные из-за компоновки машин. Дело в том, что настоящей его страстью была коробка-автомат для автомобиля, которую он проектировал и создавал по собственной инициативе, без всякого интереса со стороны автостроителей. Вот на неё моего подарка хватало.

Вот и все развлечения. Лето, начало июля, теплынь, благодать, ходи, понимаешь, поглядывай, как другие работают. Не могу я так! Поэтому, раз ничего для страны полезного в мой расслабленный сезоном мозг не лезло, я занялся делом бесполезным, можно сказать вредным и хулиганским. Самое главное – за свой счёт. Бесплатно мне только обрезки дюралевых листов достались, толщиной от одного до трёх миллиметров. А вот пробку, которая на заводе шла на спасательные жилеты и круги, плотную ткань, краску – всё пришлось покупать. Да ещё нанимать рабочих-специалистов, раскройщика и клепальщика, которые, оставаясь после смены, помогали мне ваять мой шедевр. Точнее говоря, получалось так, что больше я им помогал.

Четыре дня мучений и я стал обладателем доски, которую можно было бы использовать для виндсерфинга, будь в этом времени достаточно лёгкие мачта и парус. Впрочем, этим вопросом я даже не заморачивался, имея в собственном распоряжении целый торпедный катер. Первоначально я вообще хотел водные лыжи изобразить, но потом подумал, что в стойке, напоминающей боевую, мне привычнее будет держать равновесие и остановил свой выбор на варианте "моно". В итоге получилось нечто с украшенным двумя килями выпуклым днищем из миллиметрового дюралевого листа, продольным и поперечными рёбрами жёсткости из него же, с заполненными пробкой полостями и обтянутой плотной тканью палубой на которой был предусмотрен резиновый коврик и такие же петли-крепления для ног, подобные лыжным. Сооружение, на мой взгляд, было слишком большим. Но на увеличение размеров пришлось пойти, чтобы оно имело хотя бы самую минимальную положительную плавучесть. Дюраль, оказывается, только кажется лёгким.

– Ну, товарищ лейтенант, давай помаленьку, – скомандовал я Волкову сидя на низком "катерном" плавучем причале, с буксирным тросом в руках, прям как заяц из "Ну, погоди!", а про себя подумал. – Главное ноги не переломать…

– А вы уверены, товарищ капитан госбезопасности? – уже в который раз переспросил моряк. – Топить вас у меня приказа не было. Совсем даже наоборот.

– Давай уже жми, хлюпающая твоя душа, – не выдержав, в сердцах выкрикнул я и не без ехидства добавил. – В ЗАГСе сомневаться будешь!

– Мммать! – выкрикнул я от возбуждения, а может от того, что слетая с причала поймал задницей занозу, или от того, что с полуденной жары окунулся по грудь в холодную невскую воду из-за того, что Волков, сдёрнув меня, испугался и убрал газ. – Жми давай на всю катушку!!!

И лейтенант дал! Да так, что на доске с, прямо скажем, избыточной площадью, я выпрыгнул на поверхность едва ли не быстрее, чем нырнул туда и понёсся вслед за глиссером вверх по Неве, в одних чёрных труселях по колено, промокших и морозящих под встречным ветром всё, что в них прячется. А ведь у меня неплохо получается! Уже второй мост позади, а я ещё ни разу не упал. Ну-ка, а влево-вправо попробовать, или как там водные лыжники скорость быстрее, чем буксировщик набирают? Есть, я разгоняюсь! Захотелось заорать, что я и сделал высоко подпрыгнув на волне, которую оставлял идущий на большой скорости катер. Шлёп! Дуракам везёт, дюралевое днище ударилось о воду не совсем так, как я ожидал, но на ногах удержался.

Прошвырнувшись по нахоженному на "Большевик" маршруту до Литейного моста, я заорал Волкову, чтобы тот поворачивал обратно. Удовольствия я уже получил выше крыши, даже, кажется, песню орал "Ой, мороз, мороз", хватит. Да и выбор репертуара, судя по всему, не случаен. Развернувшись, я буквально влип в тугой западный ветер с Финского залива, прежде бывший попутным. Теперь я уже гораздо меньше беспокоился о целости конечностей. Поломанные ноги-руки – ерунда! Вот вы попробуйте посреди лета простудиться, это ж талант надо иметь!

На завод имени Марти мы пришли как раз к концу обеденного перерыва. Никто не смог бы нас упрекнуть, что мы ерундой занимаемся в рабочее время. Правда, поесть мне не удалось. Да и шут с ним! Когда я ещё так прокачусь? А Волков со своей невеликой командой могут хоть до вечера пузо набивать, идти на катере я сегодня больше никуда не собираюсь.

Я уже успел обсохнуть и одеть форму, как на завод заявился моторизованный, на "Форде", наряд народной милиции в поисках хулигана. Выяснив, что хулиганом является целый капитан госбезопасности, стражи порядка сбавили обороты, выслушали моё выступление о развитии новых "технических" видов спорта, ранее советским гражданам недоступных, после чего отбыли восвояси.

А на следующее утро в газетах, в том числе и в центральной "Правде", наклеенных на стендах перед проходной я обнаружил заметки и целые статьи о происшествии в Ленинграде. Какой-то ушлый фотограф меня даже запечатлеть на обратном пути умудрился. И напрасно я рассчитывал, что в одном нижнем белье меня никто не узнает, бортовой номер катера "065" зафиксирован чётко, а кого сей катер возит, минимум пяти заводам и штабу флота известно. Работяги, читая, откровенно ржали, так как советская пресса не согласовала позиции и вчерашняя "Вечерняя Красная Газета" напечатала заметку о флотских хулиганах, рассекающих по Неве в неподобающем виде. А сегодняшняя "Правда", к счастью, разместила материал о всемерном развитии новых видов спорта и ответственности за них партии большевиков. Суть статьи заключалась в том, что партия должна возглавить и организовать, если уж граждане сами из трусов выскакивают. Вторил ей и "Красный спорт".

А вечером почтальон, давно изучивший мой распорядок и исправно приносящий мне письма и, самое главное, телеграммы после окончания рабочего дня, вручил мне две "молнии" из Москвы. От жены и от Кобулова. Что показательно, с совершенно одинаковым по смыслу содержанием, суть которого заключалась в словах: "чтоб завтра же дома был!". Ну, раз жена приказывает, а начальство её в этом полностью поддерживает, надо собираться. Загостился я здесь, верно. Отдохнул, развеялся, но работы не хватает. Как-то там без меня Косов справляется? Отчёты, конечно, шлют, но такие расплывчатые, видимо, чтоб враги, если прочтут, ни о чём не догадались, что мне с них пользы тоже никакой. Своими глазами хочу всё видеть! И приём этот, "что-нибудь начудить", надо на вооружение брать, а то так и сидел бы здесь, никто бы обо мне не вспомнил.

Мои размышления прервал звонок и, выйдя из своей комнаты, преодолев полосу препятствий, которую более привычные жильцы называют коридором, я открыл дверь в квартиру и к немалому своему удивлению увидел майора Касатонова, командира Батумского батальона морской пехоты. Пофорсив немного в Москве, батальон был переведён на Балтику, как изначально и предусматривали планы наркомата ВМФ.

– Товарищ майор! Какими судьбами?

– По твою душу, товарищ капитан! – улыбнулся комбат. – Или это не ты вчерась на виду у всего города рассекал?

– Было дело…

– Так ты пригласишь, Семён Петрович, или так в дверях стоять и будем? Разговор у меня к тебе. Самолично, видишь, всё бросив ради него, с самого Кронштадта приехал

– Конечно, Роман Георгиевич, проходи, будь добр. Крепкого не держу, а чайку сейчас поставлю, попьём с баранками.

– Вот это дело, спротсмен-воднолыжник, – подколол меня морпех. – Или как там твоя придумка называется?

– А шут её знает, – признался я откровенно, – мне это совершенно побоку. Как хотите зовите.

Возиться с печкой на общей кухне не пришлось, Глафира Сергеевна как раз скипятила огромный медный чайник на всё своё многочисленное семейство и любезно разрешила мне отлить в пару кружек с заранее рассыпанной по ним заваркой. Придя в комнату, я достал из шкафа и развернул бумажный пакет с баранками, положив его прямо на стол. Ни заварному чайнику, ни лишней посуде в моём командировочном быту места не нашлось.

– Присаживайся, Роман Григорьич, вкуси, чем Бог послал, – предложил я морпеху, уже оглядевшему комнату и теперь любовавшемуся видом и окна во двор.

– А у тебя тут уютно, можно жить, – подвёл итог майор и сел за стол.

– Смотря с чем сравнивать. Вот в Москве у меня… Да ты знаешь. А здесь я временно, да и неприхотливые мы.

– Получил письмо от Седых из Владивостока. Пишет, что гостил у тебя весной.

– Ага, вместе мы гостили, если можно так сказать. Меня с каким-то уголовником перепутали, а Апполинарий из-за Восточного Туркестана пострадал, но обошлось.

– Обошлось, значит прав он! Слышал я эту историю. В голове не укладывается вся эта дипломатия. Или – или. Или ты за Советскую власть, тогда провозглашай республику и добро пожаловать в Союз, или ты буржуазный гомуйдан, тогда шиш тебе, а не помощь. За что там наши кровь лили? За этого царька что ли? Смысл в чём? Боимся, что буржуазная пресса про нас напишет? Так она и так ничего хорошего про нас не писала никогда, тьфу на неё. Или товарищи в партии в возврате к троцкизму и теории перманентной революции обвинят? Как по мне, всё, что плохо лежит и Союзу на пользу, надо брать! Этого Восточного Туркестана там на три Германии! Это ж земля, колхозы, хлеб! А в земле если копнуть? Вон, мы у себя только разбираться начали, а уже сколько всего открыли. И не беда, если сразу руки не сразу дойдут. Детям останется. А буржуям шиш. Коммунизм надо, как решила партия, в отдельно взятой стране строить. А про то, что в страну эту новые земли включать нельзя – этого в теории нет.

– Гоминьдан, – поправил я Касатонова, удивлённый тем, что название китайской буржуазной партии он переврал, а термин "перманентная революция" произнёс без запинки.

– Что?

– Гоминьдан, а не гомайдан или как там ты сказал. Так правильно.

– Да плевать…

– Ты зачем пришёл-то, товарищ майор? Не китайцев же обсуждать?

– Верно, – тут земноводный замялся, а потом, набрав воздуху, выложил залпом. – Отдай мне эту лыжу свою!

– Зачем это?

– Да ты не думай, я и выкупить могу если что…

– Не дури, я всё равно завтра уезжаю. Уже билеты купил. Не потащу же я её в самолёт, – возмутился я от всей души. – Лыжа у лейтенанта Волкова с "065"-го, я ему записку напишу и заберёшь.

– Вот спасибочки, прям от всей широты моей души! – обрадовался майор.

– Что к новому виду спорта приобщиться захотелось?

– Не до баловства мне. Надо как-то людей на берег высаживать. Вот я и подумал, а что если их так к туполевским "поплавкам" человек по десять цеплять? До берега враз долетят, а там и погрести ручками чуток можно.

После этих слов комбата я чуть не поперхнулся, представив себе картину.

– Ты это серьёзно?

– А что?

– А если упадёт кто?

– А у нас спасательный жилет!

– А оружие утопит?

– А мы при себе только пистолет! А винтовку либо пулемёт с патронами и гранатами в саму доску! Отсек там сделать и всё! Вон, парашютисты тоже с одними пистолетами прыгают! – не сдавался комбат.

– Погоди, а зачем такие сложности? Десантные катера не проще ли?

Тут командир балтийских морских пехотинцев сразу поскучнел.

– Понимаешь, Потийский батальон ещё три недели назад практически молниеносно десантировался в районе Евпатории в полном составе, с ротой танков, противотанковой и миномётной батареями. Восемьсот с лишним человек, почти девятьсот, десять танков и восемнадцать орудий и миномётов. Турки всполошились, аж свежеотремонтированный "Явуз" в Севастополь пригнали с дружеским визитом. Вот такой вот международный резонанс. А высаживались наши товарищи с трёх "болиндеров", которые ещё к десанту на Босфор царские адмиралы строили. Посудины разыскали, вернули в строй, установили по два 210-сильных челябинских тракторных дизеля и получилось, вроде, неплохо. А у нас тут, на Балтике, нет ничего такого! Так мало того, мы тут посовещались с артиллеристами и минёрами, выходит, что нам совсем мелкосидящие и быстроходные десантные суда для местных условий нужны. В прошлой войне тут всё минами забросали, а теперь ещё и оба берега залива чужие. Прямо скажем – вражеские. В общем, быстроходные баржи промышленность рожает и когда мы их получим – неизвестно. Есть у нас два катера на воздушной подушке, "ковры-самолёты", трёхтонной грузоподъёмности. Обещают в будущем подкинуть ещё, да специальных, чтоб двадцать тонн, то бишь целый танк перебрасывать могли. А пока основное наше средство десантирования – туполевские катера, которые не более, чем шесть бойцов за раз берут. А с водными лыжами мы их вместимость вдвое-втрое повысим и сможем хотя бы роту морской пехоты сразу высадить.

– Несерьёзно это, баловство, – скептически отнёсся я к пожекту майора. – Не получится ничего путного.

– Откуда знаешь?

– Предвижу. Да ты сам головой подумай…

– Подумай! – перебил меня Касатонов. – Подумал уже! Других способов быстро высадить десант – нет! Шлюпки пытались на буксир брать – скорости нет, береговые батареи разобьют, а их у финнов понатыкано порядком. Так что надо пробовать, а не рассуждать! Это ведь ты любишь, говорят, повторять, что практика – критерий истины? К тому же, что-то ещё изобретать у меня времени нет. Сколько ты свою доску делал? Месяц, наверное?

– Да ладно! Неделю и то, после работы.

– Вот и отлично! Ещё время на тренировки и к концу августа будем на берег на лыжах выезжать.

– Людей, главное, не потопи и не покалечь.

– Типун на язык тебе, заботливый. За доску спасибо, за чай с баранками тоже! Побегу я, не обессудь, время позднее, катер ждёт, – засобирался Касатонов, добившись главного.

– Удачи тебе, майор!

– Взаимно, товарищ капитан! Увидишь наркома, передай, Батумский батальон ещё утрёт нос "потийцам", за нами не заржавеет.