Текст книги "Звоночек 3 (СИ)"

Автор книги: Михаил Маришин

Эпизод 8

Через четыре дня я, в первый раз в этой реальности, вышел в море. «Ворошилов» проходил ходовые испытания, маневрируя в Копорском заливе, раз за разом отмечаясь на мерной миле при различных комбинациях работы дизелей. Полюбоваться морем мне в этот раз не удалось, от самого выхода, до возвращения в порт я просидел в машине, контролируя действия расчёта БЧ-5. О чём совершенно не жалею, так как при относительно спокойном море, с небес моросило из низких облаков, к тому же похолодало. В результате трёх проходов при максимальной мощности на валах в 30720 лошадиных сил, догруженный балластом до 8000 тонн недостроенный крейсер, при двух внешних демонтированных винтах, показал 25,8-26 узлов, что было всего на 3,5 узла меньше, чем систершипы на полной мощности при прочих равных. Это был очень хороший результат. Крейсерский ход определили в 23,3 узла, а первый и второй экономические в 19,5 и 17,2 узла. При таких характеристиках «Ворошилов» вполне мог маневрировать совместно с турбинными кораблями, чей экономический ход тоже находился в районе 18 узлов.

На этом моя командировка завершена. На смену приехал освобождённый буквально на днях и без моего ведома Киреев, который будет наблюдать за обкаткой на натурной силовой установке "Фрунзе" своего КД. Может статься, что старый линкор не будет первым кораблём с киреевским бочонком, так как на завод "Судомех" уже поставили на зиму эсминец "Яков Свердлов", бывший "Новик", отличающийся от систершипов трёхвальной силовой установкой. Работы по демонтажу средней турбины уже начались, ходят слухи, что её хотят заменить на дизель и обкатать в следующем году корабль в составе дивизиона ЭМ для выяснения положительных и отрицательных в тактическом плане особенностей по сравнению с чисто паротурбинными кораблями одного класса. Этак в составе Балтфлота в следующем году будет по одному дизельному, полностью или частично, линкору, крейсеру и эсминцу. А про подлодки и катера даже говорить не приходится. Новые "Малютки" своими глазами на Неве видел, но как с ними дела обстоят, мне никто не докладывает.

Сдав всё в Ленинграде, я так и не успел войти в курс дела в Москве, поскольку на следующий же день по прибытии нарком ВМФ товарищ Кожанов назначил мне встречу на Кремлёвской набережной. Что само по себе уже настораживало и говорило о многом.

Поскольку шёл дождь, прогулки, как обычно, не получилось, беседовали в салоне лимузина наркома, пока его водитель пережидал непогоду в моём "Газике" чуть позади и заодно следил, чтобы к нашей машине никто не приближался. В случае чего он должен был дать звуковой сигнал. Предосторожности оказались лишними, мало того, что место малолюдное, так ещё и непогода.

Нарком начал разговор издалека, как говорится, ничто не предвещало. Подробно расспросив меня, в первую очередь, об учениях морской пехоты, которую я, в целом похвалил, он попросил назвать недостатки.

– Положа руку на сердце, товарищ нарком, скажу прямо. Сценарий учений из рук вон никудышный. Минные заграждения проигнорированы полностью, ладно морские, с которыми вы и без того знаете как бороться, но сухопутные же ещё есть. А бойцы вообще даже под ноги не смотрят. Разведгруппы слабые, без ядра. Понятно, разведчикам главное чтобы их вовсе не обнаружили, но в лесу накоротке всякое бывает. Вообще, надо бы им одну всего винтовку оставить, а ручник отобрать вообще. Всем ППШ и добавить пару человек. А артподготовка мне не понравилась вовсе. Долбить батарею на разрушение одним кораблём, будь хоть это "Марат" или "Октябрина", долго. За это время противник, не будь дурак, и окрестности прочешет и подкрепление вызовет. К тому же, надо накрывать весь путь штурмовых групп от берега до самых вражеских позиций, чтобы заграждения уничтожить. Есть у меня одна задумка, ракеты применить вместо пушек, разместив пусковые установки прямо на быстроходных десантных баржах, но для этого надо на поклон к армейцам идти. Зато время высадки штурмового эшелона сокращается до минимума. Катера ставят завесу, кстати, готов взяться за термодымовую аппаратуру для них. Потом из дыма выходят ракетоносцы и вываливают весь свой боекомплект, накрывая сразу огромную площадь, где никаких заграждений уж точно остаться не должно. И сразу высаживаем штурмовиков. Никаких корректировщиков теперь не требуется.

– Какую аппаратуру? – спросил Кожанов, явно выделив в моих словах самое заковыристое, но при этом думая о чём-то своём.

– Впрыскиваем соляр в выхлопной коллектор, он испаряется, получается дым. Без всяких дымовых шашек. А эти самые шашки лучше плавучими иметь.

– Да-да, хорошо. А как там мои, с "Ворошиловым" справляются?

– С управлением силовой установкой, в принципе, хорошо натренированы. А вот с ремонтом в море в случае чего не знаю как будет. Слава Богу, проверять случая не было.

– Мы тут в ГМШ "Ворошилова" обсуждали, что с ним теперь делать. Честно сказать, мало кто верил, что он пойдёт своим ходом. Зато теперь мечтателей не удержать. Как крейсер его достраивать бессмысленно, уже новые корабли на подходе, так что станет он первым нашим авианосцем. Заодно и узнаем, с чем это чудо-юдо едят. Некоторые горячие головы уже готовы и "Азнефть" с "Грознефтью" у Совторгфлота выкупить как и болиндеры. Всё равно у этих танкеров машины уже выработали свой ресурс и держатся на честном слове. Ты что-нибудь про линкор "Алексеев" слышал? Он же "Император Александр III"?

– Какой-нибудь царский утопленник? – сделал я предположение, так как точно знал, что у СССР таких кораблей только три и ни один из них не носил ранее имени "Алексеев".

– Ну да, ты же из лесу вышел, – непонятно, веря в мою легенду или нет, хмыкнул нарком. – Это линкор Черноморского флота, который белые угнали в Бизерту. Потом Франция признала СССР, а заодно и корабли сбежавшей эскадры как советскую собственность. Но поставила вопрос их возвращения в зависимость от уплаты царских долгов. Пришлось нам всё продать на металлолом за бесценок. Корабль в Бизерте всё ещё стоит.

– Что вы хотите этим сказать? – насторожился я, чувствуя подвох.

– Товарищ Сталин, сразу после моего доклада об успешных швартовых испытаниях "Ворошилова", поставил вопрос о возвращении линкора в состав нашего военно-морского флота. На закрытом заседании Совнаркома я поддержал его позицию.

– Я никогда и не сомневался, что наркомвоенмор поддержит любые действия, направленные на бесполезную растрату народных средств, – съязвил я мрачно.

– Полегче на поворотах. Соображай, кого задеваешь. Тем более, что наркомфин, наркоминдел и твой лучший друг, товарищ Берия, тоже "за". Более того, уже проведены переговоры с французами и те согласны аннулировать сделку о продаже линкора, в случае, если мы выплатим неустойку, равную сумме контракта, золотом, а не бумажными франками и заберём корабль в течение не более чем двух месяцев. За время пришлось крепко поторговаться. Чужих гарнизонов, а именно так они представляют лишённый хода "Алексеев", они на своей территории, видите ли, не потерпят. Если мы не сумеем его увести, в соответствии с подписанным соглашением, они имеют полное право его конфисковать. Чтобы ты понимал, на кону стоит вовсе не линкор. Если они его нам отдадут, то косвенно признают тем самым, что царские долги только царские, которые с царя пусть и требуют, а СССР им ничего не должен. Понятно, французское правительство, прекрасно зная о состоянии механизмов корабля, уверено, что мы не успеем и они просто возьмут живые деньги, далеко не лишние в их кризисной ситуации, за здорово живёшь. Но ведь они не знают, что у нас есть туз в рукаве!

– Что вы хотите в ответ на это услышать? Желаю успеха в вашей авантюре.

– В нашей, дорогой Семён Петрович, в нашей авантюре. Потому, как наркомвнудел категорически против того, чтобы посылать за границу, в качестве спеца по дизелям, кого-либо, только-только получившего свободу. Твоя кандидатура альтернатив не имеет.

– Имеет, если я наотрез откажусь, что и собираюсь сделать как можно громче. Дело заведомо провальное и я на него не подписываюсь! На "Ворошилов", в заводских условиях, машины, как раз, два месяца ставили! А тут вы предлагаете сделать то же самое где-то у чёрта на рогах!

– Тише ты, разбушевался! – понизив голос до громкого шёпота, зло зашипел Кожанов. – Думаешь мне это корыто, которое металлоломом десять лет назад тому признали, нужно? Шиш тебе! Мне тебя нужно подальше отправить, пока всё не уляжется! Потому Сталина и поддержал!

Тут я, признаться, опешил. Мысли в голове разбежались и я минуты две силился сообразить во что я в очередной раз вляпался, но не сумел. Кожанов, внимательно глядя на меня, по лицу понял, что я отчаялся найти ответ и повёл речь о делах, от военно-морских весьма далёких.

– Знаешь, что на текущий момент в партии творится? Нет? А надо бы! Конечно, в центральных газетах об этом не пишут. А вот в заводских могут. Ходил бы, да хоть ради интереса, на партсобрания первичных организаций на любом заводе, по которым ты скачешь, много интересного узнал бы. "Новая оппозиция" у нас объявилась, "практический социализм", ведущий прямиком в практический коммунизм. Фактический раскол партии по признаку занятости в реальном производстве. Стоит только кому-нибудь перейти на партийную работу, как он тут же подвергается тотальному бойкоту со стороны рабочих, ещё недавно бывших самой надёжной опорой. В сельском хозяйстве ничуть не лучше, если не хуже. А знаешь, кто вождь и идейный вдохновитель этой самой "новой оппозиции"? – тут Кожанов чуть помолчал, но ответа ждать не стал. – Ты!!!

Если б я в этот момент стоял, то точно позорно приземлился бы на пятую точку.

– Шутишь?! Я ж никаким боком. Ты ж сам говорил, чтоб я не лез никуда! У меня-то и партячейка в отделе для отчёта, чтоб не мордовали. Какую я из них оппозицию мог сделать?!

– Смотри, тезис о том, чтобы быть комсомольцем и коммунистом на деле ведь ты выдвинул?

– Когда это было-то! Я вообще, только ради того, чтоб одного ходока из комсомола за прогулы собраний не выгнали! Причём тут оппозиция?

– При том, что слово, брошенное в массы, не воробей! Особенно, если его центральная пресса сдуру разнесёт. Ты и потом свой тезис всеми силами личным примером, без всяких слов, лучше всех поддержал. В результате превратился в какого-то сказочного персонажа, которого никто своими глазами не видел, но слышал, как приятель рассказывал, что на соседнем заводе… Ну, ты понял. Сказки такие, что Левше завидно. При этом ещё и беспощадный борец со всяческой бюрократией и бездельниками-пропагандистами. Стихи в народе ходят, ты послушай!

 
…А Любимов-то наркому
Режет правду-матку в лоб.
Это дело будет ново,
Но исполним точно в срок!
Нам бы только не мешали
С языками в полруки.
Палки б только не совали
В спицы нам политруки!
Нас работа ждет и манит
Нам преград в природе нет
Лишь бы партии посланец
Нам не путал к счастью след
Все он знает, всюду рулит,
Хоть завод, а хоть колхоз
Лишь ответственным не будет,
Этот самый партпрофхоз.
Бьем мы штольни, варим сталь мы,
Хлеб растим и хлеб печем
А партийный наш начальник
Манит в сказку калачом
Дизель сделал, танк построил
Меч достань свой – кладенец
Эй, Любимов, ты настрой нам,
Путь в коммуну, наконец[1]1
  Огромная благодарность 'Иллюминатору' за текст стихотворения!


[Закрыть]
 

Поэта-стихотворца чекисты ищут, но ничем это не кончится. Первого мая, мне военпред завода «Красная кузница», что в Киеве, который для нас десантные баржи строит, рассказывал, коллектив не вышел на первомайскую демонстрацию, приняв на заводском партсобрании резолюцию о солидарности трудящихся в деле, а не в безделье и совместных прогулках. На завод прибыл товарищ Постышев, второй секретарь ЦК компартии Украины, остановил работу и агитировал выйти на демонстрацию. В ответ, парторг завода, товарищ Махитько, заявил, что товарищ Постышев за последние сорок минут уже десять норм по болтовне выполнил, а он у станка только две плановых выдаёт и за товарищем Постышевым ему не угнаться, после чего попросил не мешать сверхурочно работать в собственный выходной день, чтобы строить коммунизм так же самозабвенно, как и руководство компартии Украины. Люди развернулись и разошлись по цехам. Вот так. Спорить и агитировать «новую оппозицию» бесполезно. Они просто разворачиваются и идут работать, строить коммунизм. Обсуждаются только вопросы непосредственно связанные с производством. «Новая оппозиция» как чума поражает низовые парторганизации, после чего те начинают противопоставлять себя руководящим органам партии. Того же Махитько ЦК КПУ исключил за непонимание текущего момента, а заводская парторганизация немедленно восстановила. И ещё спрашивают, какое вы имеете право, мы строители коммунизма, а вы кто? В Москве поначалу на «новую оппозицию» сквозь пальцы смотрели и даже поддерживали, так как она троцкисткое подполье лучше всяких чекистов выметала, а теперь, сам понимаешь, совсем другой оборот. После случая на «Ленинской кузнице» хай поднялся до небес, «теоретики» додумались до того, что «новая оппозиция» на самом деле – новая форма контрреволюционной борьбы с целью отстранить от власти партию большевиков и восстановить капитализм. И трудолюбие строителей коммунизма объясняется обычным шкурничеством. Чем всё это закончится, предсказывать не берусь, но тобой, как идейным вдохновителем, скажу по секрету, занимается комиссия партконтроля под председательством Мехлиса. У тебя, кажется, происхождение тёмное? А ещё счёт в сберкассе, говорят, миллионный? Всё ещё не хочешь за границу уехать, чтобы друзей не подвести, пока они тут кашу, тобой заваренную, расхлёбывают?

Я подавленно молчал. Вот уж никогда не хотел вносить раскол в общество и противопоставлять себя верхушке партии, однако ж, вон как получилось. Сдуру тихо радовался, что репрессий, в том виде, в каком они прошли в "эталонной" реальности, когда пострадали и правые и виноватые без разбору, удалось избежать, а сам непонятно что устроил. И непонятно чем это ещё закончится, как бы хуже не вышло. Драка за власть – дело кровавое.

– Ты езжай, езжай, – будто услышав мои мысли тихо стал уговаривать меня Кожанов, – времена наступают смутные. Портфельчик, что из Австрии привёз, помнишь? В НКО таки заговор реальный. И скоро его будут рубить под корень и сразу. За последний год, с должностей сняты, под предлогом плохой подготовки войск, большинство командиров, начиная с полка и заканчивая корпусом. А по итогам нынешней летней кампании остатки доберут. Не подумай, военные за ум не взялись. Просто участников заговора отстраняют по-тихому от реального управления войсками и отправляют на длительную учёбу, чтоб потом всех скопом и взять. Конечно, снимают не только заговорщиков и не всех сразу, а то б насторожились, но к ноябрю зачистят последних. А новые кандидатуры на командные должности утверждает ЦК ВКП(б). В дополнение к этому, для комендантской службы в штаты частей и соединений вводятся подразделения НКВД, подчинённые особым отделам штабов. Так-то. В стрелковом полку штаб теперь охраняет взвод НКВД. В дивизии – рота. Не забалуешь. И связь с верхами у чекистов отдельная.

– Слушай, товарищ нарком, а не подстава ли это? Без завода заменить машины линкора в чужом порту? Сам должен понимать, что это практически нереально! Получится, я жидко обгажусь, а потом об меня ноги вытрут, как вернусь. Семью ведь забрать с собой никто не разрешит, верно?

– Угадал. Причём во всём, – глядя мне прямо в глаза, сказал Кожанов. – Для тех, кто хочет тебя сожрать, всё преподнесено примерно в таком виде. Обезглавить "новую оппозицию" дискредитировав её идейного лидера. Зато они проголосовали за твой отъезд. Надеюсь, ты понимаешь, что должен приложить все усилия, чтоб такого не произошло? Помогать будем изо всех сил, без дураков, не переживай. Вылетишь завтра же в Николаев, оттуда самолёт К-7 на поплавках перебросит тебя и ещё около сотни человек в Бизерту. Работы начинайте немедленно. С Дальнего Востока перебрасываем ещё два поплавковых К-7 и передаём их ГВФ, рейсы будут регулярными. Чуть позже придёт отряд судов, плавмастерская, танкер и транспорт с материалами. Два месяца у тебя с послезавтрашнего дня. Именно тогда начинает действовать соглашение по "Алексееву".

Эпизод 9

Самолёт К-7 считался флагманом советских ВВС, однако, построенный менее чем в двух десятках экземпляров, он не получил той «рекламной» поддержки, которую в иной реальности имел его не состоявшийся здесь конкурент «Максим Горький». Из этих самолётов не составлялись агитэскадрильи, на них не катали журналистов и представителей иностранных компартий, и, хоть они и участвовали регулярно в парадах, величественно, в составе тройки, проплывая над Красной площадью, не страдали от бесшабашности пилотов истребителей сопровождения. Большинство шестимоторных гигантов Калинина, способных поднять и перебросить на тысячу километров груз в целых двадцать тонн, числились за ВВС КА в отдельной эскадрилье как бомбардировщики, хотя, на самом деле, выполняли повседневные полёты как военно-транспортные самолёты, далеко опережая по часам, проведённым в воздухе, другие типы бомбовозов. Два самолёта, поставленные на гигантские поплавки, принадлежали ВМФ и находились на Дальнем Востоке, летая с различными грузами с континента в Петропавловск-Камчатский, готовые превратиться в случае войны в воздушные минные заградители. Правда, мин для них пока не было, поэтому постановку отрабатывали на учениях, бросая имитаторы из подручных средств, в роли которых наиболее часто выступали старые деревянные бочки, загруженные балластом. Наконец, четыре самолёта, с оборудованным в центроплане пассажирским салоном сразу на 128 посадочных мест, принадлежали «Аэрофлоту», обслуживая широтную воздушную трассу, дублёр Транссибирской железной дороги. Но не все. Один из них был уникальным, представляя собой комбинацию флотской и пассажирской машины повышенной комфортабельности. Этот поплавковый К-7, с дельфинами на серебристых бортах кабины пилотов, в тёплое время года, взлетая в Баку, шёл на Астрахань, Ростов-на-Дону, Севастополь и заканчивал свой рейс в Одессе, перевозя в отдельных 2-х местных каютах 64 человека сразу, не считая экипажа и персонала.

Могло показаться странным, что красу и гордость отечественной авиации не выпускают за рубеж, ссылаясь то на малый объём международных перевозок, то на большой объём внутренних, но, на самом деле, ответ на эту загадку заключался в 1250-сильных моторах АЧ-130-8, мощных, но имеющих капризную маслосистему, требующую неусыпного пригляда и не дающую гарантии безаварийной работы. Заброс давления масла, разрыв трубопроводов, могли случиться в любой момент из-за резкого маневра или даже просто из-за загустевшей на холоде смазки. Внутри страны безопасность полётов гарантировало наличие сразу шести таких моторов на самолёте. Но за рубежом поломка единственного двигателя могла вызвать нежелательные инсинуации. Ситуация значительно улучшилась с началом выпуска вертикальных шестицилиндровых дизелей Микулина АМ-36, на которые поменяли старые АЧ после выработки ресурса. Новый мотор, в своей низковысотной модификации до 3500 метров, с одним приводным центробежным нагнетателем уменьшенного размера, развивал всего 1050 лошадиных сил, но зато имел трёхлопастной двухпозиционный ВИШ, оптимизированный на взлётный режим и режим крейсерского полёта. В отличие от прежних ВНШ, хоть и имевших четыре лопасти вместо традиционных двух, но не дававших возможности реализовать в тягу всю мощь 1250-сильного мотора. С АМ-36, несмотря на меньшую мощность, характеристики самолёта выросли, особенно в отношении надёжности и дальности, но маршруты уже были нахожены, расписание составлено и за рубеж этот самолёт в мирное время так бы и не попал. Если бы не…

Народный комиссар, флагман флота первого ранга Кожанов не поскупился, отправив в Бизерту принимать "Алексеев" лучшего командира ВМФ СССР, только накануне получившего за отличную подготовку крейсера "Червона Украина" звание капитана первого ранга. Николай Герасимович Кузнецов успев всего пару дней покататься на новеньком "Туре", которым наградил его Серго Орджоникидзе, лично выходивший в поход на крейсере в кампанию 1935 года и высоко оценивший боеготовность корабля и его экипажа, неожиданно для себя оказался моим соседом по каюте "Дельфина". Кроме нас двоих, на борт поднялся подчинённый мне и вооружённый до зубов взвод Осназ, в количестве тридцати двух человек, под командованием старшего лейтенанта НКВД Мельникова, переодетый в форму морской пехоты. А также группа инженеров-судостроителей из Николаева, составивших осмотровую комиссию, должную определить техническое состояние линкора и составить проект его "реанимации". Присоединились к нашей компании и их ленинградские коллеги с завода "Судомех" под началом самого Кудрявцева.

Вылетали из Одессы затемно. К-7, освещая себе путь четырьмя мощными прожекторами, установленными в носке крыла, которым, подозреваю, место на корабле или в частях ПВО, разгоняясь по мелкой волне, вдруг перестал дрожать и мы поплыли в воздухе будто это был дирижабль, а не самолёт. Мельников высказал мысль об этом вслух.

– Плавает, сами знаете что, – пошутил Кузнецов, – корабли ходят. А мы на корабле, только воздушном, тут даже боцман есть, – кивнул он на присутствующего здесь же, у окон кают-компании, прорезанных в передней части крыла по бокам от пилотской кабины, молодца в форме "Аэрофлота".

– Вам, товарищ капитан первого ранга, виднее, – не стал спорить Мельников. – Я просто хотел сказать, что трясти перестало, как в воздух поднялись. А моторы вон как ревут!

Как ревут моторы, слышали все. Никаких "пристегните ремни", "займите свои места", здесь не объявляли и пассажиры дружно высыпали в остеклённый коридор в носке центроплана, чтобы наблюдать за взлётом, в прямом и в переносном смысле, из первого ряда. Единственной мерой предосторожности было то, что все, стоя, тем не менее, держались за перила, но исключительно по собственной инициативе. Аттракцион, несмотря на темноту, надо признать, удался. Люди ещё долго стояли в коридоре, наблюдая как К-7, перестав доставать лучами своих прожекторов море, выключил их и в окнах во всю ширь развернулось предутреннее звёздное небо. Более того, даже после набора высоты и перевода моторов на крейсерский режим, в коридоре всегда кто-то сам по себе дежурил, созывая путешественников как только открывалось что-то интересное. Благодаря этому, а также хорошей погоде на перелёте мне, как истинному туристу, отправившемуся за кордон с фотоаппаратом, удалось сделать множество красивых фотоснимков видов проплывавших под крыльями лайнера Румынии, Югославии и Италии, а также побережий Адриатического и Средиземного морей.

Надо сказать, что, несмотря на то, что полёт был согласован со всеми правительствами, тем не менее, югославские истребители, бипланы неизвестной мне модели, которые я тоже сфотографировал, были подняты на перехват и некоторое время висели на флангах и за хвостом К-7, заставив пережить нас десяток весьма неприятных минут. Впрочем, командир корабля не растерялся и приказал радисту немедленно связаться с Одессой. Работа нашей радиостанции на передачу не оставляла шансов на то, что любой инцидент пройдёт незамеченным и истребители отвалили. Все облегчённо выдохнули. Всё-таки у нас гидросамолёт, на вынужденную даже в чистом поле безопасно не сядешь, а с выданными каждому пассажиру, вопреки обычаям ГВФ, парашютами, никому близко знакомиться не хотелось.

За время двенадцатичасового перелёта я успел и всласть выспаться и наговориться. С каперангом Кузнецовым контакт, на почве "Тура", был найден моментально. Поначалу, Иван Герасимович только о нём и говорил и жаловался, что машину, какой и у комфлота нет, невозможно взять с собой в Африку и пофорсить там, утерев французам нос. Моя причастность к созданию машины послужила поводом для расспросов с целью выяснения всевозможных технических деталей и порядка обслуживания автомобиля. Надо признать, что Кузнецов оказался человеком весьма дотошным и мне с превеликим трудом удалось повернуть разговор в сторону флота, проводя аналогии между мотором автомобиля и дизелями новых торпедных катеров. Тут Николай Герасимович рассказал мне поучительную историю о новом комфлота, которому срочно приспичило совершить переход из Севастополя в Николаев. Гонять эсминец или крейсер он посчитал накладным, к тому же, им требовалось некоторое время, чтобы поднять пары, а ТКА001, тот самый, наш первый экспериментальный, который так и не стал в полной мере боевым из-за слабости вооружения, всегда мог развить полный ход уже через 15 минут. Волнение на море было около трёх баллов, а катер, согласно акту о проведении испытаний, способен был идти в таких условиях со скоростью 38 узлов, которые спешащий флагман и приказал развить. Крепился он целых пять минут, делая вид, что ничего не происходит, но потом, попытавшись спросить о чём-то сильно обеспокоенного такой скоростью командира катера, чуть не проглотил язык. Пришлось замедлиться до 30-ти узлов, а потом и до 20-ти, но всё равно, переход комфлота запомнил надолго.

Когда речь зашла о кораблях, я понял, почему именно Николай Герасимович стал главкомом ВМФ в "эталонной" истории. Товарищ Сталин, судя по истории с "Фрунзе" и "Алексеевым", питал некоторую слабость к большим кораблям с большими же пушками. А Кузнецов, артиллерист по специальности, был их искренним фанатом. Как у него горели глаза, когда он мне рассказывал об "Алексееве". Сразу становилось понятно, что "Тур" всего лишь игрушка, которая его временно заинтересовала, а линейный флот – дело всей жизни, которому он, как командир-артиллерист, готов посвятить себя без остатка. Он командир настоящего линкора! 12 305-миллиметровых орудий главного калибра! Ну и что, что у других пушки толще и ход больше, главное – попадать! Кроме того товарищ Орджоникидзе легко сделает толще и быстрее самых толстых и быстрых. Авианосцы? Это ж вспомогательные корабли, обеспечивающие главные силы. Вроде тральщиков. Мысль о том, что линкоры доживают в качестве главной силы флота последние годы, проходила мимо его сознания напрочь. Он её не воспринимал, будто вовсе не слышал. Вместе с этим, мне понравился его подход к делу с упором, в первую очередь, на грамотное использование тех кораблей и сил, которые есть в наличии. И лишь потом была поднята тема строящихся кораблей и их желаемых характеристик. Вот тут Кузнецов, не стесняясь, своего наркома раскритиковал за строительство каких-то там десантных барж, упирая на то, что прежде чем высаживать десанты, надо захватить господство на море, сконцентрировав на этом все усилия. А не распыляться на третьестепенные, с его точки зрения, направления. Десанты можно, мол, с чего угодно высаживать, да хоть с тех же мобилизованных гражданских пароходов. На втором месте по значимости у Кузнецова стояли подводные лодки.

За разговором время пролетело незаметно и вот уже мы, сделав круг над озером Бизерт, в лучах вечернего солнца первого дня октября, зашли на посадку от верхнего озера Ишкёль вдоль северо-западного берега в сторону бухты Карруба, где у набережной был пришвартован одинокий линкор, конечная цель нашего путешествия. Появление "Дельфина" в воздухе небольшого городка вызвало на земле и на кораблях нешуточный переполох, судя по тому, что из военной гавани на нас вышел вооружённый катер, с прислугой возле орудий, была сыграна даже боевая тревога. Кузнецов, единственный из всех нас говоривший по-французски, пообщался с капитаном катера и, с его разрешения, но под конвоем, мы своим ходом пошли в бухту. Глядя на происходящее, я не на шутку опасался, как бы "Дельфина" не повредили, потому, что забыв обо всех делах, из Бизерты стали подходить небольшие парусные суда, которых вскоре набралось на целую "непобедимую армаду", в которой каждый стремился занять место поближе к самолёту. С таким вот эскортом, самым малым ходом, спустя минут сорок, когда диск солнца уже коснулся гор на западе, мы вошли в военную гавань. Прибывший туда же французский военный губернатор, поднявшись к нам на борт на пару с адьютантом, разрывался между необходимостью держать марку и впечатлением от К-7. Каперанг Кузнецов, вынужденно игравший роль дипломата, справился с ней блестяще, добившись своей экскурсией по внутренним помещениям лайнера того, что француза прорвало.

– Это же "Нормандия"! Только в воздухе! Потрясающе! – экспрессивно высказал он свои чувства. – Меня предупредили о том, что русским гражданским гидросамолётам наше правительство разрешило садиться в Бизерте, но я, признаться, посчитал это шуткой! Вы меня поразили! Колоссально! Надеюсь, вы не откажете нам в просьбе подняться на этом гиганте в воздух?

Кузнецов перевёл, командир экипажа выслушал и с улыбкой во все тридцать два зуба, с самым радушным выражением лица, высказал своё мнение.

– Ну его к чёрту, товарищ капитан первого ранга. Мы пока сюда шли, сожгли десять тонн керосина, на обратный перелёт осталось в обрез.

– Про керосин и вообще, про расход топлива говорить запрещаю, – выполняя свои обязанности главчекиста-особиста вмешался я в разговор, пытаясь улыбнуться своей изуродованной рожей так, чтобы француз не подумал будто я скалюсь. Губернатор, с интересом приподняв свой большой нос и чуть шире чем обычно приоткрыв глаза, резко, по птичьи, закрутил головой, поворачиваясь лицом к тому, кто говорит.

– Значит следующим рейсом заправитесь на три тонны больше, отказывать нельзя, по крайней мере долго, – распорядился Николай Герасимович и тут же перешёл на французский. – Мой адмирал, к сожалению в компании "Аэрофлот" установлен строгий порядок и полёт невозможен без соответствующего оформления страховки и согласования с вышестоящими инстанциями. Но нет ничего невозможного. При подготовке следующего рейса мы обязательно учтём ваше пожелание и вы сможете с комфортом осмотреть ваши владения с высоты птичьего полёта.

– Ловлю вас на слове, – ничуть не расстроился француз, с пониманием восприняв слово "страховка". – В соответствии с договором вы не имеете права сходить на берег без моего разрешения, не имеете права на контакт с местным населением. В случае необходимости встречи со мной, обращайтесь к дежурному по военному порту, которого вызовет часовой на берегу. Безмерно был рад вас приветствовать, приятно оставаться.

С этими словами адмирал, провожаемый сразу тремя стюардессами-красавицами, Розой, Евой и Соней, цветами Одессы, ещё больше распустившимися, в хорошем смысле этого слова, во время перелёта от такого обилия перспективных женихов, поцелованный в обе щеки, растроганный до глубины души, покинул борт "Дельфина", а мы стали готовиться спать.