355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Левицкий » Варяжские гнезда » Текст книги (страница 12)
Варяжские гнезда
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 09:18

Текст книги "Варяжские гнезда"


Автор книги: Михаил Левицкий



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

ВОЛОКОМ

От Смоленска прошли еще сутки вверх по Днепру. Остановились у низменного берега, вдоль которого тянулось несколько селений. Здесь жили плотники и торговцы конями и волами.

– Это волок! – объяснили кривичи, провожавшие асов.

Лодки были вытащены на берег и под них подведены оси с небольшими колесами. В нескольких селениях все жители занимались их изготовлением. Но народа у Водана было достаточно и своего. Волов и коней для упряжки пришлось купить немало. Но говорили, что их легко перепродать на противоположном конце волокового пути, на берегу Ловати реки. Приготовления к походу заняли много времени. Приходилось опять, как под Смоленском, жить в шатрах, расположившись станом вдоль реки, между селениями волока.

Путь был тяжелый. В лесах были сделаны просеки, но часто приходилось идти болотами, где лодки увязали в грязи; вообще местность была не особенно гористая, но горки были настолько круты, а овраги настолько глубоки, что кони и волы с трудом вытягивали нагруженные лодки. Пока шли по земле кривичей, отношения к жителям были самые мирные. Обыватели чествовали проезжих гостей и охотно выменивали их товары на дорогие меха, которых в каждой деревне было собрано за зиму очень много. На привалах охотились в лесах, убивали много дичи и для продовольствия войска всегда было всего достаточно.

Далее шли леса, населенные племенем весью. Язык их был сходен с тем, на котором говорили мурома и скифские наездницы. Но люди отличались от тех и других более светлым цветом волос и белесовато-голубыми глазами. Жилища их не походили ни на сарматские и готские мазанки, ни на избы северян, полян и кривичей.

Много веси шлялось в лесах и ночевало в кожаных шатрах. Это были преимущественно разбойники, весьма дерзко нападавшие на заблудившихся в лесу охотников и на малочисленные купеческие отряды. Несколько нападений было произведено на передовые отряды разведчиков Водана, но всегда поспевала помощь от главных сил и грабители уходили с уроном. Трупы вешались на деревьях вдоль дороги, для устрашения новых шаек, могущих появиться по следам первых.

В селах вообще и с весью велась мирная торговля, преимущественно мена мехов на оружие и женские украшения. К несчастью, в одном селе пришлось прибегнуть к воинственному способу укрощения.

Нафан и Гензерих, бродя в лесу, увидели довольно необыкновенное зрелище. Вокруг дерева было собрано множество мужчин, певших какую-то мрачную песню. Привязанная к дереву длинной веревкой, бегала черная корова, описывая круги, то большие, то меньшие, по мере того, как закручивалась около дерева или разматывалась веревка. К корове, один за другим, подскакивали мужчины и ударяли в нее ножом, не заботясь о том, чтобы нанести ей скорее смертельную рану. Бедное животное истекало кровью, бегало, металось и наконец упало. Подошел старик, видимо, председатель собрания. Он отрубил корове голову, распорол живот и вынул внутренности. Голова и внутренности были брошены в огонь костра. Жрец запел торжественную песнь. В это время помощники его сняли с животного шкуру, розняли мясо на куски и бросали его в котлы, развешанные рядом над множеством малых костров.

Ловкие еврей и гот ушли незамеченными. На беду они в стане рассказали о виденном ими диком зрелище и возбудили любопытство во многих. Несколько дней спустя, один охотник видел, как лесом погнали опять черную корову к месту жертвоприношения. Человек десять тайком ушли из стана и отправились к священному дереву, указанному Нафаном. В числе их были три молодые женщины – две готки и одна сарматка. Они и были главные зачинщицы похода. Любопытство не давало им покоя, и они подняли на безумное предприятие мужчин. Дело с ними не обошлось так благополучно, как с двумя охотниками, сумевшими скрываться в лесной чаще и глухих кустах. Хотя, по совету Нафана, подходили они по двое, возможно бесшумно, но были захвачены в плен и все перерезаны. Один Нафан успел взлезть на высокую березу и просидел на ней незамеченный, пока жертвоприносители не разошлись по домам.

Когда он сообщил Водану о прискорбном случае, царь воспылал гневом, собрал войско, напал на деревню и сжег ее до тла, перебив всех жителей. Эта расправа произвела впечатление на всю весь. В следующих деревнях асы были встречаемы с почетом и с дарами. Но везде просили их располагаться станом возможно дальше от деревень и давали им провожатых для указания места удобного, близкого к лесу и воде, но по возможности отдаленного от жилища и от священных рощ. К Водану пришли несколько старцев.

– Царь, – сказал старейший из них, – мы каарты, жрецы богов и вместе с тем старейшины народа. Виновны были наши люди пред тобой тем, что не привели к тебе застигнутых в лесу, а сами убили их. Но и твои люди согрешили весьма пред богами нашими. В торжественном жертвоприношении богу Перкалу спокон веков участвуют одни мужчины, и никогда женское око не видело сих таинств. Жены твоего стана нарушили впервые этот святой закон. Поэтому глаза их должны были навеки сомкнуться для света дневного. Так поступаем мы и с нашими женами, нарушающими святыню Перкала. Перкал злобен, силен и страшен во гневе. Нарушать его закон опасно. Перед Юмалом согрешишь, замолишь грех, а Перкала можно умилостивить лишь ценными дарами и потоками крови.

Водан обещал каартам наблюдать, чтобы их верования никогда более не оскорблялись, но потребовал тоже, чтобы с его людьми самовольно не расправлялись, а в случае жалоб обращались к нему и к его военачальникам. Затем он спросил:

– Так ли грозен и могуществен Перкал, как говорят, и кто сильнее, он ли или муромский Керемет?

– Это все он же, – отвечал один из каартов. – Мурома и биармалайны зовут его Кереметом, а мы, квены, карелы, суомалайны, зовем его Перкалом. Он младший брат Юмала, но он злой. Он обещался служить старшему брату при создании мира, но возгордился и хотел все создавать сам, но силы у него на то нет, и он только везде и во всем портил создаваемое великим Юмалом. Есть еще на небе камень священный. Из него кремнем Юмал высек множество искр, и каждая обратилась в светлого ангела, доброго хранителя людей. Сотворив их, Юмал лег отдохнуть. Во время сна его, Перкал так же стал высекать искры из камня. Они превратились в злых духов, вечно возмущающихся против Юмала, сражающихся против ангелов и губящих людей. Видишь, царь, что нельзя людям бороться против Перкала, который даже творения великого Юмала искажает.

«Да! – подумал про себя Водан. – Есть на свете Перкал. Это бред воображения невежественных людей. Какое мудрое учение им ни дай, они своего прибавят, и оно станет неузнаваемо».

Старых каартов он успокоил и отпустил с миром и подарками.

Путь волоком продолжался дальше без новых столкновений. Наконец, пройдя несколько славянских деревень, пришли на берега Ловати, где сняли лодки с колес и спустили их на воду. Стали продавать и выменивать на товары избыток коней и волов, приобретенных у волока на Днепре. Покупателей явилось достаточно в лице купцов, переходящих с Ловати на Днепр. Это были почти исключительно славяне из разных озерных городов. И кони, и волы им были нужны, и цену они за них давали хорошую.

Все были довольны, что кончен утомительный путь волоком, через болота и леса, и через страны поклонников Перкала. О стране озер все говорили, что в ней множество городов, где стекаются купцы со всех стран. Главное, ее реками можно выйти в открытое море, по берегам которого страны обширные и обильные всякими произведениями природы, по большей части совсем не населенные. Завоевание их представлялось нетрудным, а возможность основаться и укрепиться в них являлась крайне заманчивой для искателей приключений, подобных Водану и его спутникам.

Морем можно сколько разных стран увидеть, и которая приглянется – ту покорить и выселить в нее часть своих людей. Не так ли создались когда-то и Эллада, и все малоазиатские державы, и Карфаген, и даже многие города, подчиненные великому Риму? Вера в то, что они идут на основание великого царства, жила во всех участниках похода и воодушевляла вождей. Водан был сам полон надежд, но останавливал увлечение сподвижников своих словами:

 
Хвалите день, о други, как ночь придет,
Совет на деле, выпив хвалите мед.
Кто молод, тот доверчив, боязни чуждый.
Меч в битве познается, а друг в час нужды.
Обманчив свет весенний и сон змеи,
И свежий мед, и лепет жен прекрасных.
 

ЧАСТЬ 3. ВАРЯЖСКИЕ СОЮЗЫ

БОЛЬШИЕ РЕКИ МЧАТСЯ ЧЕРЕЗ МОРЕ САМИ

Берега Ловати были так же лесисты, как у Днепра. Только горки по берегу были все ниже и ниже, и чаще перемежались с длинными болотистыми равнинами. Селения, обитаемые весью, попадались все реже и реже, зато много стояло вдоль реки деревень славянских, часто очень больших. Избы были вообще больше, чем у кривичей и южно-днепровских племен. Многие были в два яруса, с широким гульбищем, помостом с перилами, идущим вокруг всего дома. Крыши были соломенные, но преобладали дощатые. Спереди, вдоль обреза обоих скатов, шла деревянная полоса, прорезанная насквозь затейливым узором. Верхушка крыши, где скрещивались узорчатые полосы, украшалась смотрящими в разные стороны, так же выпиленными из доски, конскими или петушиными головами. У многих домов вся резьба была пестро выкрашена в яркие цвета.

Народ мало отличался от кривичей. Светло-русые волосы, голубые и серые глаза, высокий рост, крепкое телосложение были те же. Почти одинакова была и их одежда, хотя шапки были по большей части ниже и расширенные не книзу, а кверху. Но в говоре и ухватках было больше прыти, больше движения. По реке, и на парусах и на веслах, часто проходили корабли, чаще славянские, иногда и иноземные. Береговые жители перекликались с корабельщиками, спрашивали их, откуда и куда они путь держат, и предлагали им разные покупки и продажи. Рыболовы нередко подъезжали к проходящим судам и продавали свою рыбу.

Немало встречалось по берегам городков с высоким частоколом, земляным окопом, глубоким рвом с водой, отведенной от реки, и одной или двумя сторожевыми вежами[36]36
  Башнями.


[Закрыть]
. Из них часто присылали лодку для приветствования проезжавших и для расспроса их относительно их путешествия и будущих намерений. Несмотря на уверения вождей относительно полного нежелания чем-либо вредить обитателям берегов Ловати, очень часто высылалась быстроходная лодка для извещения следующих городков о приближении большей силы иноземцев. Из опросов, делаемых корабельщикам городскими посланцами, часто видно было, что они уже заранее обо всем уведомлены.

Почти в конце речного пути, при впадении в Ловать реки Полисти, стояло множество кораблей с вооруженными людьми. К Водану вышли три престарелых воина. Отвесив наезжему царю низкий поклон и поклонившись всем присутствовавшим на корабле воинам, они заняли указанные им места, став против царя и главных вождей. Старший сделал шаг вперед, оставив позади обоих товарищей.

– Привет тебе, царь могучий, шлет преславный город Русса, посадник Синеок и тысячник Моня, и все люди вольные русские. Много прослышаны мы от людей воинствующих, плавающих и торговых о доблестных делах твоих и о помыслах важных твоих. Плывешь ты издалека и под твоей рукой много разных народов. Есть и люди славянские от самых берегов теплого моря, омывающего греческие страны. Идешь ты в страны полуночные искать для народа своего новых земель. Люди твои воины добрые и купцы честные. Это все нам уже ведомо. Вече нашего города и степенные избранники наши, и мы, почтительные и преданные доброжелатели твои, от города нашего к тебе наряженные, Исток, Гуняр и Велемир, клянемся тебе и говорим: милости просим тебя, дорогого гостя нашего и почестных иноземцев, спутников твоих, в славный город наш Руссу. Но всем кораблям твоим не поместиться в нашей реке Полисти, отбери которые хочешь и с какими хочешь товарами. У нас теперь много гостей, купцов ругинских, волинских, любских и иных от бодрицкой и лютицкой земли стоят. Торговать наши люди рады с хорошими гостями. Другие же корабли твои пусть станут по Ловати до озера. В поле для стана места много будет, если не хочешь их на кораблях оставить. Но обиды нашим жителям просим тебя не чинить и наших и дружеских нам земель не занимать.

Водан успокоил посланных заявлением, что пойдет в город только с тремя кораблями, чтобы приветствовать посадника, тысячного и всех руссов именитых.

– Войны-то у нас часто бывают! – сказал посадник Синеок. – Велика зависть между городами. Торговать бы можно было и всем, но купцов и товары у нас перехватывают то Славянск, то Холмоград. Славянск на самом озере стоит, а Холмоград хоть поодаль, но свои пристани имеет. А у нас место хорошее, от вражеского нашествия безопасное, всякого каменьями закидаем прежде, чем до нас доберется. Я и сам воевал и с Славянском, и с Холмоградом. Даже Остроград брал и жег. Эти-то на Невоозере при впадении в него Волхова живут.

– Да, видел я в пути, – сказал Водан, – какое множество городищ и городков у нас есть.

– Вот если б согласно жили. Если бы заключили между собой прочный союз на вечные времена. Поделили бы и торговлю, и военную силу поровну. Ведь тогда никакой бы враг не посмел подойти ни к вашему озеру, ни к вашим рекам.

– Союзы мы заключаем каждый год, – сказал Синеок. – В самый разгар войны все союзы расторгаются. На нашем роду перессорились в Славянске на вече все. Пока два посадника между собой смертельным боем дрались, третий ушел со своими людьми и на горке у самого впадения Волхова в озеро городок построили, да так там укрепились, что и не выгонишь их оттуда. Народ самый бесстрашный собрался, больше всего солевары. А солеварение работа зимняя. Летом они все в морские дружины уходят. А, понимаешь, проход из Волхова в озеро и славянцам, и холмоградцам очень захватить хочется. А эти-то ни тех, ни других не пускают. Вече собирают, посадников да тысячных ставят и никого знать не хотят.

– А как их город называется? – спросил царь.

– Никак их город не прозывается, – засмеялся Синеок, – и никакого прозвища они сами ему давать не хотят. Народ его просто зовет Новым городом, потому что он всего лет тридцать как построен. Другие его Волховым зовут, по реке, а весь, меря, да чудь по-своему Ильменем. А с городом, который они построили, все равно будто замок висячий на их выход повешен. А волховцы и смеются; говорят: «Не знаем, переживет ли Новый город все старые, а то ведаем только, что пока мы живы, не уйдем отсюда и никого на наше место не пустим, детям и внукам так же укажем».

Город Русса не представлял ничего замечательного. На озере за городом было множество солеварен, окруженных слободами, где жили рабочие. Это был по большей части рослый и крепкий народ, зимой остающийся на промыслах, а летом уходящий на рыбную ловлю по озерам или в поход за море. Одни занимались в дружине, охраняющие купцов от нападения морских разбойников, другие сами занимались грабежом. Многие из них с большой охотой присоединились к войску Водана и взялись проводить его корабли по озерам и реке Волхову до моря, не отказываясь и в будущем разделять все опасности и выгоды его предприятия.

Из Руссы прошли в Славянск, город огромный, раскинутый по южному берегу озера. В нем была видна так же весьма оживленная торговля, в которой из иноземцев первенствовали бодричи и лютичи и прочие поморские славяне.

Несколько меньше Славянска был Холмоград на Мете, у восточного берега озера. Он стоял поодаль от озера на довольно высокой горе, господствующей над рекой, и был укреплен окопами и частоколом и окружен малыми городками. Пристань на озере составляла отдельный городок, соединенный с городом широкой дорогой и рукавами, на которые Мета разливалась при устье. В глубоком, закрытом от ветров заливе могло стоять на якоре большое множество кораблей. Посетив оба города, асы двинулись по озеру к северу, к реке Волхову. На холме над рекой стоял небольшой город, окопанный со всех сторон. Встреча была такая же, как в других городах, хотя из вопросов было видно, что все касающееся иноземцев было известно через сведущих лиц уже со дня прихода их в Руссу. В прежде посещенных городах посадники были все старцы, убеленные сединами. Здесь же принял прибывших человек молодой, лет тридцати пяти, в зеленом кафтане с красным плащом и красной шапкой, надетой набекрень. Короткая борода его и слегка вьющиеся волосы были темно-русого цвета, а глаза стального, серого оттенка, большие, живые и полные огня. С ним был человек постарше, с небольшой проседью, в синем кафтане, с желтым плащом. Все поклонились не высокомерно, но и не низко, и посадник заговорил твердым голосом:

– Поклон тебе, царь, от людей с Волхова реки, вольных граждан наших и от меня, посадника Яромира, и от тысячника Синява, здесь стоящего. Хочешь дружить с нами – будь нашим гостем. Для твоих кораблей по Волхову реке места много. Широка она и глубока, матушка кормилица наша. А ты с царицей и с витязями твоими пожалуй моего хлеба-соли откушать. Там поговорим, кто из нас кому чем удружить может. Город не велик, да окопы крепки и засеки часто сложены, а горка не высока, да крута. А нрав наших молодцов еще круче. Соседние города нас и не любят. Завидно им, что мы место хорошее заняли, на котором сами они раньше сесть не догадались. Да мы никого не боимся, а тебе, проезжему царю, если нам добра желаешь, всякую верную помощь окажем.

Город весь состоял из ста восьмидесяти дворов, и население его не превышало тысячи человек, еще около пятисот проживало на солеварнях по Варяжке и Варенде, но они имели своих родовых старших, хоть с основания города всегда шли с горожанами заодно и ни разу еще не отказывали им в помощи на войне. Но из этих полутора тысячи человек летом едва можно было насчитать около одной трети. Все остальные уходили на озеро и море на всякие промыслы и возвращались лишь к заморозкам с добычей.

Дом посадника состоял из нескольких сосновых срубов, подведенных под одну крышу. Посреди для пиров была довольно обширная палата. По обеим главным стенам ее шли две широкие скамьи и в средине каждой возвышалось почетное место, одно для хозяина, другое для знатнейшего из гостей. В одной из поперечных стен была дверь, а у противоположной стены стояла скамья для женщин. Посреди была каменная кладка для очага, освещающая палату. Дым выходил в трубу, сделанную в крыше и поставленную над самым очагом. У очага было гуслярово место; если гусляр приводил с собой еще певцов, они становились вокруг него, а он, сидя, руководил ими.

Яромир рассказал гостям своим об основании города и о надеждах его жителей.

– Я четвертый по счету посадник, – говорил он. – И все три старые еще живы: Владополк, Юрко и Светозар. На совет все собираемся и, созвав вече, с народом обсуждаем всякое дело. Владополку восьмой уже десяток лет пошел, и мудрый он человек. Другие помоложе его, но гораздо старше меня. Меня же выбрали за то, что на войне удал и хлопот не боюсь. Со Светозаром-то мы одного рода. Мой прадед его деду родным братом был. Он на меня и указал народу. Воевал я уже много, и в море не раз далеко ходил. Говорят: «Такого-то нам и надо». Сами мы никого не задираем и чужих земель захватывать пока не хотим, своей довольно. Но кто нас заденет, тому не спустим. Уже и Холмоград, и Русса, и сам Славянск сильный испытали нас на деле. Волхов наш, и через него пропускаем лишь того, кто нам не досадил. А кто нас пустил сюда, те пусть каются. Народ при всякой опасности поднимается весь, как один человек. Мудрено ли, что мы надеемся, что наш город, хотя и новее других и меньше, но не даст себя обидеть, пока не допустит внутренних раздоров, какие в Славянске, да в Руссе.

Водан на это ответил:

 
Пусть будет сила стражем земли родной
И мир за неприступной цветет стеной,
И лишь к отпору служат меча удары,
Щит как замок висячий охранит амбары.
Один безумец, дети, свой край гнетет.
Там немощен правитель – где слаб народ,
Венец древесный вянет в бесплодном поле,
Чуть только сердцевина засохнет в стволе.
На четырех опорах вся твердь лежит,
Но на одном законе престол стоит.
Когда судьи пристрастны, шатка держава,
Лишь в правде благо края и власти слава.
Не славься славой предков, то блеск чужой,
Когда стрелять не можешь, то лук и не твой!
Что мертвых честь? Своими гордись делами,
Большие реки мчатся чрез море сами.
 

– Так, мудрый царь! – воскликнул Яромир. – В этом мы и надеемся почерпнуть нашу силу, да еще укрепились мы на Волхове окопами, да тыном, да засеками. И мало нас, а сильно сидим. Со всем светом торговать будем, как и они все, а когда земли мало станет по нашему народу, то вдоль Волхова есть где разойтись до самого Острограда, а не то за Невоозером, чудь воевать пойдем, с которой остроградцы почему-то справиться не могут. Кораблей у них хороших нет, а озеро их бурное.

– А мои видал? – спросил Водан.

– Видал, царь, – отвечал посадник. – Хорошие корабли. Постройкой не хуже бодрицких.

– Про финикиян ты слыхал? Мы строители почти все оттуда! – объявил Водан.

– Говаривали купцы наши, что далеко где-то за Теплым морем такой народ есть! – сказал Яромир. – Сюда их-то купцы к нам не ходят. Наши хозяева первое время корабли все покупали готовые, а теперь и свои строить стали. Легки на ходу и от ветра не валятся на бок. А море ведь наша кормилица. Кто морю хозяин, тот миру владыка.

– Велики замысли твои, посадник, и твоих сограждан! – заметил Водан. – И я хочу к морю идти и на морском прибережье основаться.

– Широко и просторно море, – отвечал Яромир. – Места у него найдется для нас всех. Будем соседями, враждовать не станем. Вместе чудских злых волшебников укрощать пойдем. В согласии сила.

– А у озерных городов согласия-то нет! – заметил Водан.

– Нет! – воскликнул Яромир. – Это наша беда. Враждуют города из зависти, а сельские роды из-за пустяшных участков болотной земли. Двое дерутся, третий непременно вмешается и обоих оберет.

– Да! – подтвердил Водан. – Жил я среди сарматов, тиверцев и угличей у Теплого моря. Потом шел я реками Днепром да Ловатью чрез страны северян, да полян, да кривичей. Везде та же речь славянская, тот же славный, храбрый народ, поклоняющийся великому Сварогу. Встречал я и купцов с дальнего Поморья – их и у тебя много гостит. Те же славяне, как и наши. Будь все эти народы в союзе, силу великую славяне имели бы. Одна рознь их обессиливает. Вот у меня люди разных народов в войске идут. Но они мне верят, как твои волховцы тебе, и мы везде побеждаем. Союз народов от моря до моря, между двумя великими морями, дал бы такую силу, которой бы и великий Рим убоялся.

– О Риме я слыхал от многих купцов и мореходов, – объявил посадник. – Но он, говорят они, очень далеко от нас. Нам бы только чудские народы от хищнических набегов отвадить, да сесть у их морей. И тогда могущественны будем, не ходя воевать на тот, неведомый и ненужный нам край света.

Водан и его спутники простились с посадником Яромиром и вернулись на корабли. В это время на плечо царя спустился ворон, летавший к берегам Дона. В перья хвоста его было ввязано, свернутое, на тонкой кожице писанное письмо Драгомира.

«Сын мой, – гласило оно, – мне было видение: являлся вещий Богучар. Жди его и ты. Он тебе многое откроет. Вступаешь ты в край, где много великих дел совершится. Будет и тебе много испытаний, из которых выйдешь победителем, но не померкнет звезда славы твоей, пока будешь помнить заветы наши и не возомнишь о себе больше, чем надлежит человеку, слуге Единого».

Во сне Водану, в светлом облаке явился Богучар и сказал ему: «Восстань и смотри!»

И увидел Водан город, раскинутый по обоим берегам реки, впадающей в озеро. Домов было множество, и деревянных, и каменных. Через реку был перекинут длинный, крепкой постройки мост. Река была наполнена кораблями. На пристанях грузили товары. На улицах было оживленное движение. В рядах кипела торговля. На крутом берегу реки возвышался городок, окруженный каменными стенами с зубчатыми башнями. Среди построек было много нигде невиданных Воданом. Крыши их железные были то в два ската, то шатром, и над ними поднимались купола, то полушатровые, то в виде шеломов или луковиц. Каждый купол был увенчан крестом таким же, как поставленный у старцев на горе над Днепром. Крыши и купола были то выкрашены в яркие зеленый и синий цвета, то высеребрены и вызолочены. Богучар сказал Водану: «Преклони колена перед домами этими и пади ниц перед увенчивающими их крестами. Это храмы Единого Всемогущего, это дома Его. А величайший из них, окруженный каменными крепостными стенами, именуется храмом Премудрости Господней. От него изойдет великое учение истины на обширную страну, в которой солнце ни в какой час ночи заходить не будет. Из города этого, имя которого будет Великий Господин, разойдется по отдаленным краям земли народ великий и могущественный, просвещенный светом истины. Помни старцев на горе у Днепра, помни и город, который видишь перед собою. И ты так же создашь державу сильную, хотя и на менее обширном пространстве, за то из этого государства произойдет множество других, и в них так же воссияет правда, возглашенная с креста. Имя твое останется памятно в народах. Но бойся проклятий и уподобления духам нечистым в памяти людской. Учи тому, чему веришь сам, и не распространяй лжеучений, над которыми сам в душе смеешься. Старайся быть истинно великим мужем не пытайся прослыть ложным богом».

Водан проснулся и вышел на палубу корабля. Солнце освещало маленький городок с его окопами и бревенчатым тыном, реку Волхов и окружающие леса. Взглянув на них, в мыслях Водана укоренилось безотвязное чувство какого-то необъяснимого убеждения, что город этот же самый, который он видел во сне. Может ли это быть пустой сон, под влиянием долгой беседы с Яромиром? А письмо Драгомира? Ведь Богучар являлся и ему! Да никогда в пустых снах вещий Богучар не являлся. Это сон пророческий! И вечно то же предупреждение: не создай лжеучения, не пытайся прослыть богом.

Он рассказал свой сон Фригг, ласкавшей сидящего у нее на руках первого их ребенка.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю