Текст книги "Генерал-адъютант его величества (СИ)"

Автор книги: Михаил Леккор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Напоследок поговорил еще тет-а-тет с императором по его просьбе, читай приказу. Николай объявил, что сейчас он на него не сердится, что привезенный им чиновник ему вполне нравится, и что, наконец, ему надо приехать на очередной Государственный Совет – ведь он, кажется его член?

Охти мне, вот как мне смеяться. Раньше он все говорил известное двустишие эпохи перестройки: «Вот мой член, но я не член КПСС». А теперь стал таким же членистоногим. Вот же ж зар… нехороший такой!

Подождав его одобрительный кивок, с весьма, правда, кислым выражением лица, император добавил, что там его будет ждать очередной подарок-награда, о чем они уже доваривались. Что с нему он, как пресвятой деятель, может приехать всегда, а как министр обязательно должен приезжать каждую среду в 11 часов с коротким докладом.

С тем и уехал. Спать одному во дворце, когда беременная жена ждет его дома, в своем замке, было очень неконструктивно. Как будто он на нее злится. Впрочем, сразу туда не поехал, пропутеществовал по сильной дуге в столице, глядя после долгого отсутствия на трактиры и рестораны. Получалось, почти как чужой. Или, точнее, почти чужой. Нет, без пошлых инсинуаций, просто увидел то, что раньше не обращал внимания или как бы считал второстепенным, а случилось наоборот.

Или, главное уже построил, сейчас уже за мелочь приходится браться. Тоже ведь необходимо приводить в порядок. Так, например, стал яйценосцем. Это не то, что вы подумали, мужики, попаданец просто вычленил логистику и продажу куриных яиц в отдельную линию. Казалось бы, обычная рыночная цена в одну копейку за десяток это много? А за сто тысяч яиц с одной моей куриной птицефермы? А еще столько с его крестьян и с соседних поместий?

Получилось так недурно, что Андрей Георгиевич с разрешения императора Николая отправил целый корабль с пятьюстами тысяч яиц и ста тысячпудов т. н. крестьянского (сливочного) масла в Англию. Вышло тоже не похо и с его стороны и со стороны англичан, которым очень понравилось качественная и не очень дорогая продукция в весьма значительном количестве.

А уж в России, в первую очередь в Санкт-Петербурге, так сказать фирма стала заметным явлением пока еще яиц и масла, но ведь не в последний день живем?

У него, конечно, было еще мясо, мед, соль и кое-что по мелочи. Но Макурин понимал, что в большом масштабе он пока эту продукцию не вытащит. Объем товара, логистика, проблема хранения и продажа, вопросов много, а он фактически один. И ведь еще министр и действительный тайный советник! С одной стороны хорошо, административный ресурс такой большой (он ведь еще святой!), что не каждый конкурент решится бороться с ним. А с другой, откуда ему брать время? Министерство, заботы святого, а ему буквально через день приходится приходить в церковь. И не только в православную и не только в столицу. Страшно сказать, но он уже митрополит православной церкви, епископ старообрядческой и кардинал католической. И приходится еженедельно бывать на докладах императора, каждодневно выслушивать мольбы и просьбы милый жены Насти. Господи, найди мне каких-либо сил!

Бог, кстати, снизошел к нему, Макурин прямо-таки физически и морально почувствовал поддержку свыше, словно кто его поддерживал в спину или, условно говоря, дал ему пропеллер в задницу. Успевал во многих местах сразу.

Да и то, это же XIX век, требуют всегда много, а тут же дают отмашку, мол, не работай изрядно, Господь не велит. На счет последнего вообще смешно, они-то откуда знают, болтливые?

Министр может работать по два-три часа в сутки, лишь бы министерство у него крутилось-вертелось, как хорошо смазанный механизм. Это, конечно, не относится к трудоголикам и к карьеристам (а это львиная часть министров). А вот министры со связями и по родственным отношениям приходят на службу четко по часам (брегетам), чтобы показаться и строго-благосклонно дать нагоняй/благодарность подчиненным. И все, служивые.

Макурин уже чиновничью карьеру делать не собирался. Поэтому и приходил только посмотреть на работу подчиненных и дать, где надо, подпись его превосходительства министра.

В свою очередь его императорское величество Николай и благословенная жена Настя тоже особенно не грузили, понимая, что святой и так загружен по ватерлинию не зачем ему мучить.

Через месяц такой работы Макурин даже облегченно вздыхал и размышлял на перспективу, прежде всего, коммерческую. Подумалось вдруг, что надо подтянуть некоторые направления производства и торговли. И не то, чтобы денег больше, это понятно, а, главным образом, простым людям облегчить жизнь.

Например, соль. Сама она, в принципе, для него бесперспективна, для современников и так вполне достаточно. Торговцев много, государство постоянно прессует, ведь эта сфера исторически была хорошей статье дохода. Посему работы и нервов много, денег мало. Он даже столицу бы отдал, добычи здесь скопейки. Но нет, император уже не позволит, исчезновение дешевой и качественной соли гарантированноприведет к бунтам или, хотя к волнениям. Да и сам привык к ней. Отдавать же соляной источник отдавать не хочется, от своих крестьян он дает немного даже не напрямую денег, но припасов. Как, к примеру, останешься без соленых огурцов, когда от них все без ума – от императора Николая и простых крестьян?

Изворотливый ум торговца на два века уже подсказывал – надо расширять производство продуктов на соляной основе. Например, соляные грибы. И сами они традиционно крестьянами собираются и публикой активно поедаются, особливо с водочкой. Но грибы – сфера исторически занятая. Дешевая соль позволит ему легко стать грибным монополистом в столице. Но что это ему даст – дешевую известность на пару медных копеечек?

Нет, он, разумеется, не отказывается и от соленых огурчиков и от оных же грибочков, но все это не то, нет там изюма, который бы позволил развить производство сразу и на большие доходы без надоедливых конкурентов, которые тоже есть хотят.

Ответ Макурин нашел к своему немалому удивлению на крохотном рыбном базаре на два прилавка. Увидел, остановил кучера, просто так пришел, поглазеть на людей, да ноги размять.

Рыбы здесь продавали разную, что только давали Балтийское море и пресноводные притоки. Андрей Георгиевич сам хотя бы раз в неделю ел, но как-то даже не интересовался, какая это. Вкусно готовят повара и достаточно. А вот как это?

Старый рыбак на вопрос, почему у него не очень берут, только вздохнул:

– Так ить, барин, селедка это, рыба вонючая и невкусная, хоть и питательная. Поэтому берут ее только бедняки и откровенные нищие, и стоит она сущие гроши. Просто постоишь так полдня и начнешь продавать себе в убыток, лишь бы домой не таскать. Дома-то ее же будешь лопать без соли и хлеба.

Тогда только Макурина и стукнуло:

– Святой попаданец, мать-бать, дурак беспошлинный, ты же сам любишь есть соленую сельдь. И что же, рыба есть в избытка, соль почти бесплатная. Осталось только придумать технологию, а это сплошная мелочь! И что спишь, кого ждешь, милай?

Сказал покровительственно:

– Вот что милый, ты меня разжалобил до слез. Вот тебе целая красненькая, неси рыбу ко мне домой.

Старик немного дрогнул, не веря своему счастью. Но деньги не порка, возьмешь с собой радостью.

Посмотрел на ассигнацию почти с любовью, как диковинного, но уж очень редкого зверька, почти исчезнувшего ныне с Земли.

«Он, наверняка, сейчас только медными монетами и обходится, бедный, – подумал сочувственно Макурин, – с таким товаром только их и найдешь».

– Э-э, барин, – очнулся между тем старый рыбак, – а куда итить-то мне с этой рыбой, город-то сейчас большой?

Действительно, Санкт-Петербург для XIX века очень даже просторный, прямо-таки огромный город, хотя для XXI века он уже не самый крупный. Однако, надо помочь продавцу разобраться.

– Пройди, милый, в центр, – немного гордо и даже заносчиво сказал Андрей Георгиевич, – там на Невском тебе любой прохожий покажет – дом министра, действительного тайного советника Макурина.

Дом этот попаданец построил своей семьей недавно. Вернее заказал, удивляясь ценам. Рубль хоть и много в эту эпоху стоил, но и он немало истратился при строительстве. Однако, теперь вот можно и так адрес свой называть.

Рыбак же, хотя и был до нельзя простой, но события текущей жизни знал, и кто такой святой человек ведал. Ткнулся в ноги головой прямо в снег:

– Ваше высокопревосходительство, счастье-то какое – вас увидеть!

– Ну-ну, – прокомментировал Макурин, – холодно ведь ныне, куда ты сунулся прямо в снег! Занедужишь ведь!

– Сын мой больной пришел с недугом к Вам на молитву в церковь и быстро выздоровел, ноги у него сводило ревматизмом после студеной морской воды и вот нету болезни. Здоров ныне, сам поражается, – пояснил рыбак.

Однако же, – подумал министр, – холодно сегодня, вон как мороз щиплет, а ему хоть бы хны!

Макурин почувствовал, что ему пора отсюда уходить. И замерзает, хотя и не до смерти, и люди столпились, откровенно зевают на интересное событие. Вот ведь зеваки, им лишь бы поглазеть!

– Дак я тебя сегодня буду ждать с рыбой, – повторил он свой приказ, – не замедли, отдай на кухню, я кухаркам оставлю весточку.

С тем и ушел, кое-как прорвавшись через уже густую толпу. Вон оно как! Популярность-то показывается не только с хорошей стороны, но и с плохой. Скоро уже хоть совсем на улицу не показывайся, затопчут! Как известный артист в XXI веке!

Слава богу, люди еще были не пронырливые, в автомобили, пардон, в санки нагло не лезут, фу!

Отогрелся в медвежьей полости, отдышался, получив возможно логично думать. Селедку он достал, соль и специи в достаточном количестве получит на кухне. Уже сегодня приготовит рассолы в разной пропорции и будет выдерживать нужное время.

Можно, конечно, не маяться дуростью и просто приказать кухаркам приготовить рассол. Но, с другой стороны, а ты не обнаглел ли своей спесивостью, помноженную на обычную лень? И потом, никогда не надо опираться в этом важном деле на обычных слуг, тем более, женского пола. Сам, только сам и Бог тебя возблагодарит!

Собственно, насколько он на своем дилетантском уровне знал, что ему надо было варьировать действия на двух направлениях: во-первых, количество соли, во-вторых, количество времени, и, в-третьих, в меньшей степени, пряности. При этом, вкусовые качества соли ему придется пренебречь. Соль будет только его с его источника, иначе игра не стоит свеч. Качество рыбы, в общем-то, тоже можно будет игнорировать, хотя он все-таки испробует хотя бы жирность. А вот его вид, место питания в море он пропустит. Все же не предусмотришь!

Через несколько дней он подытоживал процесс соления. Сельдь средней жирности, обычного соления сроком на трое суток получилось вкуснее всего. Больше всего, Макурину не понравилось то, что рассол приходилось делать пряным и для этого расходовать дорогой перец. Пусть и не такой, как в средневековье, но все-таки большая часть цены в соленой рыбе ложились именно на перец. Пришлось даже проводить торговую экспедицию для покупки и перевозки без посредников. Стоимость перца от этого сильно не упала, но хоть сколько-то копеечек позволила снизить с фунта соленой рыбы.

Кстати, заодно развилось производство сушеной рыбы, в основном пресноводной. обязательном этапом здесь было содержание рыбы в соленом растворе. Вот здесь перца не было совсем, и себестоимость стремительно упала. Макурина так задавило это чудовищное животное под названием жаба обычная, что он поклялся – как только так сразу, селедка будет доходить в рассоле не в пряном, а в простом.

Для выбора наиболее привлекательной селедки он остановился на женщин его кухни. То есть он уже сам попробовал, и ему понравилось, а вдруг! Обошлось, женщины, видевшие, что хозяин только что пробовал, хотя сам процесс им не показали, оценили очень высоко, прямо-таки с писком и радостными визгами. После этого он уже без особого волнения запустил «фабрики первичного приготовления». Название было его собственное, хоть из всего приготовления было лишь рассол, обмытие рыбы и укладки ее в дубовые бочки. Зато это хоть немного запутает конкурентов.

Но выборка технологии и производство только часть процесса, другая, не менее важная часть – торговля, то есть в данном случае, предоставление покупателям товара. О-о, Андрей Георгиевич сколько угодно мог предоставить примеров, когда популярная в последующие века продукция очень тяжело выходила на рынок, давая немалые трудности производителям и даже банкротя их. Макурин, разумеется, не стал бы до такой степени рисковать, но терять деньги и авторитет он не хотел.

И на Пасху, очень удобное время для России XIXвека, вся сеть трактиров и ресторанов, обычных лавок и больших разноплановых (универсальных уже с этого же века) магазинов объявила, что трое суток будет бесплатно предоставлять соленую рыбу Иваси. Покупатели были сначала в некотором шоке. Бесплатно, да еще в таком количестве, не будет ли дурно, ведь ничего не стоит?

Но, осторожно пробуя, люди убеждались – вкусно и сытно! А официанты между тем пускали новую замануху – регулярно пробуя бесплатную рыбу (с третьей тушки), покупатели могли опять же бесплатно требовать вареный картофель.

Простонародье было в восторге – бесплатно можно наесться до упора. Правда, эта еда потом вызывала сильную жажду, но, слава богу, пресной бесплатной воды в Санкт-Петербурге было много! Средние слои тоже быстренько пристроились к этому кушанью, ведь столица Российской империи город был не дешевым и даже картофель во второй четверти XIX века, хоть уже был в продаже, но цены за него ой как кусались. А тут бесплатный вареный картофель да еще с жирной очень вкусной рыбой. К тому же жирная закуска была очень приятна под водочку. Регулярные покупатели даже могли бесплатно попробовать то и это. Послевкусие было замечательное!

А в высшем свете, где цена по большому счету ничего не стоила, ресторанщики в первую очередь агитировали за вкус. Ведь соленная селедка, иначе Иваси, была замечательна не только само по себе, но и давала новую свежесть для многих блюд, и без того популярные в России.

Очень удачной приобретением стало для Макурина публичное приобретение императорской семьи и самого императора Николая I. То есть не то что они были инициаторами компании, это было бы, по крайней мере, смешно и даже оскорбительно. Но все представители высшего света и полусвета знали, что хотя бы в обед, да еще в ужин император и императрица и их дети в меньшем объеме всегда едят либо соленое Иваси, либо какое-то блюдо с ними.

Между прочим, новое кушанье – соленая рыба довольно долго стала называться Иваси. И только уже после смерти Николая I в 1870-е годы (читатели, надеюсь, помнят, что это параллельный мир), оно стало примирительно называться соленая селедка Иваси.

А сам Андрей Георгиевич долгие годы гордился этим мероприятием. Пусть и он не сам был первооткрывателем даже в этой Вселенной – в Западной Европе к этому времени соленая селедка была распространенным блюдом практически всех слоев населения – но их производители жестко держали рецепт приготовления и Россия, наверное, долго еще не знала этого блюда, не вмешивайся сюда попаданец. Эти гамадрилы селедочного хвоста, между прочим, пытались было притянуть русского автора-изобретателя к суду. Ха-ха, министра и святого!

Уровень Макурина в России был уже настолько высок, а вместе с этим и в некоторых европейских странах, что судебный процесс сразу же забуксовал. А окончательно он рухнул после приезда в Россию королевы Виктории. Одна из первых успешных монархинь в мире, она была неудачна в личной жизни, никак не умея родить детей. Ну или хотя бы одного ребенка.

Макурин, будучи кардиналом католической церкви, как сумел, помог женщине. Конечно, англиканская церковь, а Виктория была ее главой, не то, чтобы католицизм, но все-таки довольно близко в отличие от православия и, тем более, мусульманства. А потом, мы же живем в цивилизованном XIX веке, а русский святой, побывав на Небеса, прилюдно объявил, что Бог там один, а это люди напридумавали различных церквей. Он же, кстати, сообщил, что Господь в небесном мире не раздражается. И вообще, лучше плохой мир, чем хорошая война и священнослужители должны об этом подумать.

Виктория вместе помолились, каждый на своем языке и на своих обрядах, потом они еще несколько раз поговорили, причем королева была с мужемАльбертом, герцогом Саксен-Кобург-Готским.

И после этого святой объявил, что у Господа нет больше сомнений в добром имени королевы Виктории, и она может честно исполнять свой человеческий долг женщины и матери. Это было как-то не очень скромно, но Виктория вдруг стала рожать одного ребенка за другим. А за русским святым пошел авторитет святого человека, если так можно сказать. И уж к суду тянуть его уже не стали, себе дороже.

Глава 6

Другой хозяйственный проект – производство сахара – Андрей Георгиевич оценивал гораздо ниже. Хоть и понимал, что не прав и новый продукт произведет в питании россиян существенную революцию на долгие годы, а вот эмоции свои перебороть не мог. Да и то, много ли он сделал? Нашел изобретателя – самоучку, сказал ему несколько одобрительных слов по поводу деятельности в целом и проекта в частности, выделил пару – тройку тысяч рублей – сумма для изобретателя огромная, а для самого Макурина уже мизерная. И, пожалуй, все.

А ведь, процесс, как говорится, пошел. И как пошел! Вот что называется, проект во времени, когда и экономические условия созрели, и народ полностью готов и ждет. Сам еще не знает чего, но уже в ожидании. Всего-то подопнуть легонечко и спокойно отойти в сторону и глазеть.

Изобретатель Алексей Семенович Григорьев – мелкий дворянин без рода, без денег, поручик Сумского пехотного полка в отставке – сумел в своем небольшом поместье, почти в огороде, при помощи трех крепостных крестьян, не только вывести новое растение, называемое в дальнейшем сахарная свекла, но и получить технологию производства сахара из свеклы, примитивную пока донельзя. Но ведь получил!

А потом несколько почти десятилетий барахтался, как муха в паутине, не имея ни денег, ни административных разрешений, ни даже добрых слов. До святого Алексей Семенович дошел случайно. При чем как дошел, скорее, наоборот. Святой проводил один из своих святительских выездов на этот раз в черноземную полосу. Помолился со всеми, провел фугу лечения и в конце, как водится, спросил у прихожан, нет ли у них больших потребностей. А чтобы не скромничали и понапрасну не молчали, пустил волну раскаяния.

Вот тогда и узнал он у изобретателя о его грустной судьбе, и о том, как медленно развивается «Сахарный проект». Хотя все уже готово, и земля есть, и помещики, вроде бы готовы выращивать, и крестьяне не плюются и не говорят о дьявольском семени.

Проблема в инвесторах. У бедного, почти нищего изобретателя, конечно, никогда не будет таких денег, а богатые россияне не хотят инвестировать в рискованный проект. Хотя даже как не хотят? Во второй четверти XIX века богатыми были только дворяне, которые не только не умели, но и не хотели зарабатывать деньги инвестициями.

А тут еще активизировались поставщики тростникового сахара из Америки. Прибыль этого продукта давала миллионы рублей прибыли. То, что он был очень дорог и не доставался простым людям, их не очень-то интересовали. Закон рынка: хочешь – бери, хочешь – не бери, все добровольно.

Про свекольный сахар они и знать не хотели, решив придавить реформаторов деньгами, а при случае и силой, дав взятку нужным чиновникам.

Андрей Георгиевич, попаданец XXI века, конечно, был чужд таким настроениям. Поговорив немного, он, восславив милостивого Бога, по-доброму сказал чуточку слов, и даже денежек предоставил. Конкурентам он вообще ничего не сказал. Те сами, узнав, кто появился на стороне свекольного сахара, тихонечко ушли.

О дележе прибыли не говорили. Феодальная России того времени была не той страной, где господствовало патентное право. Нет, здесь по-прежнему решало право сильного и денежного. Так что сколько дал его превосходительство министр и действительный тайный советник, тому и должен радоваться бесправный изобретатель. О святом положении его высокопоставленного покровителя Алексей Семенович не то, что не знал, просто не верил. Был он прагматичен до конца костей и в Бога, к сожалению, не верил. Да и не об этом речь.

Разумеется, изобретатель был щедро вознагражден, хотя и сам Макурин оказался завален деньгами. Это ведь даже если по несколько копеечек с россиянина взять, то сколько будет? А брали больше, гривенниками, даже полтинниками, а кто богаче рублями. Очень уж вкусен и дешев был сахар. А уж пищевая промышленность сразу брала на миллионы рублей.

По этому поводу, Макурин сам хвалил свою продукцию. При чем, как хвалил? Скорее уж заваливал императорский стол. Когда еще российский дешевый свекольный сахар не был известен, а головами тростникового давали взятки, так они были дороги, Андрей Георгиевич принес на вечерний чай голову сахара и смело взгромоздил ее в центре стола личной августейшей столовой.

В ней было в этот час только трое мужчин – Николай I, цесаревич Александр и сам Макурин. Вообще, император, как военный, все любил делать «во фрунт», в том числе и кушать. Его семья к этому давно уж была приучена. Но порядок к ужину был более мягок и каждый приходил, как мог.

Николай покосился на сахарную голову, но смолчал. В конце концов, ужин это не парадный строй, каждый волен носить свои продукты, раз уж был приглашен. Так что сахар был как бы не был увиден ни императором Николаем I, ни, тем более, цесаревичем Александром. Хотя тот и хмыкнул и укоризненно посмотрел на святого, что ж ты, мол, делаешь? Но словами никак это не обозначал.

Но Макурин не сконфузился, более того, он даже сам предложил сахару императору. Николайк сладкому был равнодушен. Ел, конечно, тем более с чаем, но не преувеличивал. И от предложения Макурина отказался, показал маленькой ложкой, мол, пью со сладким вареньем.

Тогда настырный сегодня министр предложил сахар цесаревичу. Тот не отказался, отщипнув специальными щипчиками небольшой кусочек.

Подождав, пока тот его, не торопясь, употребит с кружечкой чаем, Андрей Георгиевич поинтересовался, как ему вкус?

Александр оказался в тупике. Не отравить ли собирается их святой, отправить так сказать к Богу в гости. Впрочем, с этим не шутят. И с ядом, и с Богом. Поинтересовался у спрашивающего, что вкус немного странен, а, в общем, в чем, собственно, дело?

– Ваше императорское высочество! – торжественно сказал Макурин, – позвольте вас поздравить, вы первым попробовали российский сахар, изготавляемый из свеклы!

– М-да? – теперь уже заинтересовался Николай. Откусил кусочек, запил чаем, опроверг сына: – ничего такого он не почувствовал. Сахар как сахар, сладкий и вкусный. Не знаешь, так и не поймешь, тростниковый он или свекольный.

– Ну да, – вынужден был признать Александр, – сахар он, прежде всего, сахар.

– И почем стоит фунт? – задал Николай самый важный для себя вопрос.

– Наша компания продает по два-три рубля, – машинально ответил Макурин. Николай заметно поморщился. Стоимость свекольного сахара кардинально от тростникового не отличается. Стоит ли тогда ломать копья?

– Извините, ваше императорское величество, – постарался реабилитироваться попаданец, помня, как он опростоволосился в свое время с солью, – это голова сахара столько стоит, фунт будет гораздо дешевле. При массовом производстве миллионов пудов фунт будет не дороже десяти – пятнадцати копеек. А производить мы будем десятки миллионов пудов.

– Это же другой вопрос! – повеселел император, – за такую цену я куплю у вас сахар на большой объем.

Речь, конечно, шла не об императорском столе и даже не обимператорском дворе. Это не такие расходы, чтобы у российского Самодержавца голова болела. Нет, прежде всего, Николай беспокоился об армии.

На протяжении XIX века не только у благородных генералов, но и у массового офицерства и даже у унтер-офицеров и рядовых возникла стойкая привычка к чаю и сахара. И теперь никого не удивляет, когда на завтрак и ужин военные ограничивают себя сладким чаем и полуфунтом ситного. Сволочи из купечества немедленно подняли цены. И если с ними еще можно разделаться, то вот на международной арене никак не получится. Любая напряженная обстановка или, не дай Бог война, чай и сахар немедленно исчезнут из России.

И если чай еще может быть заменен, то сахар почти нет. Туземного сахара производится мало и он весьма дорог. Это будет такой страшный удар, что страна проиграет войну, даже не начав ее. И ведь никакая замена в виде фунта хлеба за день или полуфунта мяса положение не изменит.

Потому и оживился, поняв, что сахар свой, из местного сырья и производства. Как он вовремя нашел начинать создавать этот товар!

В общем, вечернее чаепитие у них закончилось конструктивно и благодушно, и даже Александра Федоровна с детьми не только не помешали, а, наоборот, оживили разговор. А дочь Татьяна, пусть и взрослая, никак не могла понять. Как это в холодной России можно выращивать тростник. Ведь сахар можно производить из сахарного тростника, правда?

А когда Николай сообщил, что нет, сахар можно производить еще из свеклы, наотрез в это отказывалась, так что ее августейший монарх сначала раздражался, а потом смялся.

И только Андрей Георгиевич несколько раз ловивший внимательный взгляд, несколько обеспокоился. Она что, никак не успокоилась, маленькая проказница?

Но все в конце концов, закончилось, прошло и это вечернее чаепития, при чем на оптимистичной ноте. Николая радовал отечественный сахар, который внешние враги никак у нас не отберут, Макурина же тешил тот факт, что он не зря оказался в XIX веке и на доброе действие Бога ответил своим поведением. А деньги… что деньги? Миллионы рублей XIX века, конечно, лишними не будут, но, в конце концов, на тот свет, к Господу Богу, деньги и не возьмешь, а земная жизнь проходит быстро. Первую тысячу можно еще заработать с радостью, а сотую уже как-то откровенно занудливо.

После чаепития пришлось еще немного заниматься делами. Виноват оказался Николай, который буквально утащил Макурина с собой. Он же не только министр, но и столоначальник Е.И.В. собственной канцелярии. Министр и действительный тайный советник как-то не соотносились между собой со столоначльником, но Николай «по-дружески» попросил его потянуть и эту должность. А то ведь ни столичные дворяне-письмоводители, ни бывший коллежский регистратор Гаврила (ныне титулярный советник) до конца не тянули до своего начальника.

Поговорили немного, проработали несколько документов, Николай напомнил, что завтра будет заседание Государственного Совета, на котором ему надо обязательно быть. Впрочем, все это мелочь, официальная причина побеседовать на важную тему. Другое тяготило. С Турцией опять назревала очередная война и российский император хотел обязательно поговорить со своим поданным (шутка). Поговорить о грядущей войне он действительно хотел, но со святым, а это две большие разницы, настолько большие, что император выискивал серьезные причины, а когда святой, подумав, согласился, заметно облегченно вздохнул.

– Господь наш Бог, – объяснил Макурин, – считая, что все народы одинаковы, все же находит некоторые народы излишне агрессивными. И если они опять начнут войну, то неплохо бы их остановить. В турецко-российской войны Россия делает богоугодное дело.

– А-а? – удивился цесаревич Александр, который опоздал, но внимательно слушал разговор отца со святым. Он уже знал, когда Макурин был министром, пусть не обычным, но администратором, а когда становился святым. С первым можно было поспорить, а отец даже приказать, пусть и очень вежливо и мягко, со вторым только слушать и подчиняться, ведь иной раз через его лицо явственно выходил сам Господь Бог. Но ведь спрашивать немного можно, правда?

Спрашивать было можно и святой, показывая это, спокойно ответил:

– Господь Наш Бог отнюдь не граф Толстой, он уж излишне увлекся несопротивлением, а Бог всегда отвечает удар на удар. И хотя сравнивать турок с Ним, Всесильным и Могущественным никоим образом нельзя, но эти злобные гады могут постоянно нападать на мирных соседей, а вот это уже очень нехорошо. Когда-нибудь, лет через двести – триста, сами турки станут мирными. Но для этого их надо примирить, а средством для этого станет Россия. Увы, но это так.

Оставив августейших отца и сына обдумывать его мысли о Милосердном, хотя и Грозном Господе, он поспешил домой.

Там у него была своя напасть – очень грозная и вдвойне теперь капризная, хотя и очень красивая. Что поделать, у Настеньки гормональный взрыв и ей приходилось бороться самой и еще подключить его. Ничего, это он сумеет. В XXI веке у него не было беременной жены, но он даже на работе сталкивался с этим и знал, до какого состоянии капризной фурии доходят женщины.

Настенька еще очень даже белая и пушистая по сравнению с ними. А то, что и ему приходится страдать, так ведь и сам виноват. Сыночек-то появился при непосредственном его участии, хе-хе! Ничего, жене куда тяжелее, ей еще рожать, а он только должен потерпеть максимум месяц – два, охо-хо, скорее уж!

Настя сейчас доводит себя до состояния… нет, не смертельного врага, больше такой зверушки, очень симпатичной и милой, но одновременно чудовищной и бестолковой. Когда сейчас с ней общаешься, никогда не знаешь, что от нее ожидать – раздражающего крика, непонятной жалобы, виноватой ласки…

Надо терпеть. Андрей Георгиевич видел своим особым взглядом, что сознание ребенка уже проснулось. Человеком он еще не стал, но уже все чувствует. И когда с ней будешь ругаться, то, по сути, будешь цапаться с двумя самыми близкими людьми на этой планете.

Санки подъехали к «замку Татищевых» – все так называют и он, чтобы не выходить из общего ряда. Хотя, честно говоря, попаданцу XXI века виделось, что это был просто большой дом, не самый, кстати, крупный. Просто в них предполагалось жить несколько семей, а не так вот два человека. Солидно вышел из санок, как ему показалось, взял большую картонную бонбоньерку с конфетами из его ресторана. Кафе со сладостями и напитками здесь еще не было принято заводить, а вот такие многоступенчатые рестораны, в которых можно не только вкусно поесть, но и попить кофе с пирожными и мороженными, пожалуйста. Надо попробовать провести сеть забевалок и небольших ресторанчиков под общим названием бистро, – решил он напоследок и окунулся в домашние заботы

Настя вышла к нему с опозданием, и он, уже поднявшись на второй этаж и остановился в затруднении – искать ему ненаглядную в комнатах второго этажа или подняться еще на третий? И ведь и слуг нигде не видно. Ни прелестного постреленыша Аленку, ни служанку Марию, тоже, между прочим, беременной, но выносящую своего первенца более стойко. Ни даже слуг – мужчин, предпочитающих находится от своевольных теперь женщин подальше. Но ведь все равно находящихся здесь же в доме!