Текст книги "Гасконец. Том 1. Фландрия (СИ)"

Автор книги: Михаил Кулешов

Соавторы: Петр Алмазный
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 6

Я бросил пистолет Планше, и, не оборачиваясь, выхватил у него из рук заряженный мушкет.

Испанцы уже перепрыгивали через оградку и неслись к нам. Половина побежала к дверям, половина решила попытать счастья, запрыгивая в окна. Даже без своего командира, под огнем мушкетов, они соображали довольно шустро.

Тлеющий трут оказался у меня в руке, а через мгновение в запальном отверстии. Я уже стоял в полный рост, крепко уперев приклад в плечо. Без сошек мушкет должен был подпрыгнуть так, чтобы пуля рискует постучать в ворота Рая. Но расстояние было таким, что я рискнул.

Ближайшего испанца подстрелил де Бержерак. В эту же секунду, один из противников, что побежал к входной двери, попытался её выбить. Разумеется, мы успели забаррикадировать старой мебелью все выходы, кроме одного – через который в дом должна была вбежать Анна. Не оставлять же девушку наедине с разгневанными испанцами.

– Ублюдок! – успел крикнуть другой испанец, перед тем, как запрыгнуть в окно. Момент он поймал не самый удачный – прогрохотал мой выстрел и испанец упал. Следующий попытался проткнуть меня шпагой, но стоя под окном, у него было не так уж много шансов. Я отбил лезвие прикладом, а затем им же ударил противника в голову.

Планше высунулся у меня буквально из-под мышки и выстрелил: ещё один испанец упал.

Анна вбежала в дом и задвинула засов на задней двери. Парадная затрещала.

– Скоро они будут здесь, – усмехнулся Сирано де Бержерак, держа в зубах тлеющий трут.

Под окнами испанцев уже не было, все сбежались к двери.

– Возможно, нам стоит их встретить, – предложил я, передавая мушкет слуге. – Мы же гостеприимные парни, тысяча чертей!

– Никто не говорит «тысяча чертей», гасконец, – буркнул носатый.

– Каналья…? – с надеждой попробовал я другое выражение, но парижанин и на это лишь со вздохом покачал головой.

Сирано встал напротив двери и воткнул сошку между половиц. Планше только завистливо цыкнул, рассматривая дощатый пол. Бьюсь об заклад, бедняга привык спать на покрытой сеном голой земле.

В следующую минуту Планше передал мне вновь заряженные пистолет и мушкет.

– Проверь пленников, – приказал я слуге, вставая на одно колено и укладывая мушкет на старую колоду, видимо служившую стулом. Хотя и настоящие стулья в доме тоже водились, так что, Бог его знает, чем она тут стояла. – А потом разбирай баррикаду.

Анна пискнула, когда испанцы снова ударили в дверь и та тревожно хрустнунула.

Я позволил себе бросить короткий взгляд в сторону пленных ирландцев, которых проверял Планше. Парни с совершенно невозмутимым видом сидели, уперевшись спинами в стены и наблюдая за нами. В глазах О’Нила я не заметил гнева или желания нам отомстить. Казалось, ирландца чертовски веселит происходящее.

Закончив с пленными, Планше схватился за старый шкаф, до нашего прихода полный глиняных и чугунных горшков. Слуга не стал двигать баррикаду, а попросту уронил её на пол и в ту же секунду отбежал за наши спины. Дверь распахнулась, де Бержерак выстрелил… но за дверью никого не оказалось.

– Не такие уж и тупицы… – заключил я, поджигая порох и переводя дуло мушкета на окно.

Действительно, через мгновение там возникла испанская шляпа. Я выстрелил, шляпа слетела с клинка, на котором висела, и с той стороны раздался громкий, заливистый смех. И снова эти хитрецы нас провели, впустую разрядив мое оружие.

– Скорее, пока они не перезарядились! – закричал кто-то по-испански и в дом сразу же ввалилось четверо. Пятый полез в окно, но, только чтобы встретиться с пистолетным выстрелом.

– Вот теперь честный расклад, – обратился я к испанцам, выходя вперёд и вынимая из ножен шпагу. Носатый тоже отбросил в сторону мушкет, который он так и не успел перезарядить снова.

– Не списывай меня со счетов, приятель, – усмехнулся он, вытирая выступившую на губах кровь. – Я ранен, а не убит.

– Скоро будешь убит, – мрачно проскрежетал один из выживших испанцев.

Я мог только пожать плечами и полностью положиться на рефлексы д’Артаньяна. Какая забавная всё-таки штука. Сознание – то, что переместилось в тело французского мушкетёра, – отвечает лишь за очень узкий набор навыков и знаний. А вот эндокринная система, мышцы и мышечная память, даже вырабатываемые гормоны тестостерона и норадреналина, принадлежали этому телу, а не мне. Загадкой оставалось лишь то, почему я мог говорить по-французски и испански.

Однако нельзя задумываться о таких вещах прямо в разгар схватки. Из-за этого я самым естественным и предсказуемым образом чуть было не превратился в насаженный на шпажку кусочек канапе.

Шпага испанца летела прямо мне в грудь, а я надеялся на тренированное и ловкое тело д’Артаньяна. Но постоянно драться на автопилоте невозможно, и я лишь в последний момент понял, что что происходит. Не знаю, как мне удалось выгнуть руку так, чтобы перехватить удар в десятке сантиметров от сердца. От скрежета стали о сталь заболели уши, но я отклонил выпад противника и его оружие взлетело к потолку. Это была возможность, которую я не мог упустить, если хотел остаться в живых.

– Защищайтесь, сударь! – невпопад бросил я, насаживая испанца на собственную шпагу. Это вышло как-то само. Я просто сделал шаг и выпад. Этого оказалось достаточно.

Сирано взял на себя двоих испанцев справа, но казалось, что для раненого товарища такая драка может кончиться очень плохо. Я же остался один на один с самым говорливым противником.

– Вы можете сдаться, месье, – предложил я ему. – Погибло достаточно ваших друзей.

– Ещё чего! – зарычал совсем молодой парнишка, с едва пробивающимися тонкими усиками и огромными, как у девицы, ресницами. – Нас всё ещё больше!

– Ты плохо считаешь, малец! – закричала Анна, а затем в голову парнишки прилетел чугунный котёл. Бедолага едва удержался на ногах и мне, честно, совсем не хотелось убивать настолько юного парня. Я просто врезал ему кулаком в челюсть, заканчивая то, с чем не справился котелок.

– Благодарю вас, Миледи, – поклонился я, снимая шляпу и размахивая ей в воздухе.

– Ни о ком не забыл, черти тебя задери⁈ – крикнул Сирано де Бержерак, едва сдерживая натиск своих двух испанцев.

Я бросился ему на помощь, намереваясь воткнуть шпагу промеж лопаток одного из противников, но… остановился в шаге от цели. Словно какая-то невидимая блокировка в мозгу не позволила мне ударить врага в спину.

Потому я остановился и просто окликнул очередного испанца. Тот развернулся на каблуках, но и де Бержерак не стал колоть его в спину. Вместо этого раненый парижанин сосредоточился на своем собственном, последнем противнике.

– В вас ещё осталось немного чести, – отвесил мне комплимент развернувшийся испанец, одновременно делая довольно точный выпад мне в кадык. Дрался он куда лучше, чем лежащий где-то под деревом Робер де Бейл. Я едва успел парировать, и пока моя шпага следовала инерции, мой противник сделал новый выпад! Я почувствовал укол, разошлась со скрипом ткань многострадального камзола. На моей груди выступила кровь. Испанцу не хватило лишь пары сантиметров, чтобы проткнуть меня по-настоящему. Я вдруг сообразил, что несмотря на кажущуюся смелость, противник осторожничает. Сделай он шаг вперёд, перед выпадом, он бы несомненно открылся… но ведь и мне бы это уже никак не помогло.

– Неплохо, – искренне похвалил я, хватая один из деревянных стульев. Использовать его как щит долгое время не получилось бы, стул оказался тяжеловат. Но для пришедшего мне в голову манёвра, он прекрасно подходил.

Мы держались на расстоянии прямого колющего удара. Я сделал ложный взмах, якобы, стараясь, полоснуть противника по руке. Испанец купился, на его лице расцвела ухмылка и он в третий раз попытался меня уколоть. Я защитился импровизированным «щитом» – вражеская шпага со скрипом вонзилась в дерево.

В моей голове, в самый неподходящий момент, всплыл Уголовный Кодекс. Если в драке за ночным ларьком кто-то бросается на тебя с ножом, это, конечно, плохо. Но если он лишится ножа, а ты продолжить бить его, ситуация может стать ещё хуже. У джентльменов должны быть свои секреты, поэтому, дорогой читатель, ты никогда не узнаешь, были ли в прошлой жизни у меня проблемы с превышением необходимой самообороны. Но урок я усвоил на всю жизнь. И не мог попросту убить лишившегося оружия испанца.

– Сдавайся! – предложил я по-испански, приставляя шпагу к его горлу. Через мгновение, мне пришёл в голову аргумент, который точно должен был подействовать на человека в этом времени:

– Я всё-таки христианин, не хочу просто так тебя убивать.

Испанец поморщился, но кивнул и опустил шпагу. Я поставил стул на пол. Сирано де Бержерак всё ещё фехтовал, однако было видно, что устал и его явно загоняли в угол.

– Планше! – позвал я, но верный слуга уже был рядом. Верёвки у нас уже кончились, так что он начал вязать руки испанцу старой рубахой, найденной где-то в доме. Я же поспешил на помощь к носатому.

– Месье, – с улыбкой обратился я к последнему испанцу. – Ваши товарищи либо мертвы, либо в плену. Хватит усложнять нам жизнь.

– Пошёл к чёрту, свинья! – услышал я в ответ.

Сирано отошёл в сторону, прикрывая рот рукой. Крови на его подбородке было куда больше, чем надо.

Я сделал простой прямой выпад, противник принял его на свою шпагу и отбросил вверх. В ту же секунду в его руке сверкнул кинжал. Он бросился вперёд, надеясь проткнуть меня, но я сразу же разгадал его манёвр. Моя шпага уже была у него над головой, оставалось только резко и точно её опустить. Я легко перехватил руку с кинжалом левой, а правой огрел бедолагу по голове. Со стоном испанец повалился на землю.

– Ещё три пленника, – устало произнёс я, убирая шпагу в ножны. – Приятель, не мог бы ты прилечь?

Сирано де Бержерак был бледным, словно уже помер. Кивнув, он осторожно добрёл до лавки и улёгся на неё. Анна сразу же подскочила к раненому, подложила ему под голову что-то вроде старых простыней. Затем девушка пошла за водой. Мы с Планше сложили наших пленников в разных концах общего зала, чтобы им не пришло в голову обсудить план побега. Всё-таки их было уже пятеро, против нас двоих.

– Ещё раз, Миледи, – подошёл я к Анне, уже делающей компрессы для парижанина. – Благодарю вас за помощь.

– Вы спасли мне жизнь, месье, – вздохнула девушка. – И сохранили жизнь моему мужу.

– Я боюсь, – прохрипел с улыбкой Сирано де Бержерак. – Вы ему уже не жена.

Девушка лишь тяжело вздохнула. Носатый был прав, и помочь девушке в её горе мы никак уже не могли.

– Планше, голубчик, – сказал я, отходя от скамьи с нашим раненым и его сиделкой. – Сможешь затащить в сарай трупы? И лошадей отвести за дом?

– Будет исполнено, месье, – заулыбался слуга. Я сперва не понял, чего-то от такой радостный. Неужели ему и впрямь за счастье таскать мертвецов. Весят то они не мало. Уже когда Планше подошел к выбитой двери, я сообразил.

– Стой, подлец!

– Да, месье? – с той же елейной улыбкой на устах, обернулся ко мне Планше.

– Ты же не собираешься обирать трупы? – уточнил я. Слуга на мгновение побледнел, сделал ко мне пару неуверенных шагов, поклонился.

– Месье, ну что вы, месье… – затараторил он.

Я вздохнул с облегчением. Ну хотя бы мародёра за собой не вожу. Как вдруг Планше продолжил:

– Я бы обязательно с вами поделился!

– Планше! – возмущенно крикнул я.

– Да ладно тебе, приятель, – подал голос наш раненый. – Пусть подзаработает, покойникам ведь деньги уже точно не нужны!

– Ублюдки, – проворчал один из пленных испанцев. Тот, с которым мы долго фехтовали, а победить мне удалось с помощью стула. Внешне, он был лет на пять старше Сирано, но я уже полностью отказался от идеи, определять возраст по внешности. Особенно, когда перед глазами был пятидесятилетний О’Нил, который выглядел лучше моих сверстников из прошлого.

– Испанец прав, – ответил я. – Нечего у мёртвых воровать, совсем уже с ума сошли.

– А я их прикопаю, – нашёлся Планше. – Неглубоко, но всё-таки.

– Звучит честно, – опять захрипели с лавки. Из угла военнопленных раздалось только новое ругательство, еще более крепкое.

– Сложи тела в сарае, – устало произнёс я.

Есть такая штука – sugarcoating. Научился ей, когда нужно было работать с западными партнёрами. Точнее, когда нужно было в две тысячи девятнадцатом помешать руководству продать кусок предприятия. Отличается от нашего «подсластить пилюлю» тем, что когда ты подслащиваешь пилюлю, ты правда пытаешься выдать хоть какой-то бонус. Может чисто эмоциональный. Sugarcoating же – это вежливые и добрые слова, которые нужны только затем, чтобы не выглядеть мудаком. Именно к этому я и прибег, решив соврать своему слуге:

– Может быть потом передадим тела испанцам, они за них и заплатят.

– С чего это испанцам платить за трупы? – не понял Планше.

– Ну, чтобы похоронить достойно?

– На войне достойных похорон не бывает, – внезапно заговорил О’Нил.

Я посмотрел на ирландца. Он действительно каким-то образом избавился от кляпа. Подойдя ближе, я обнаружил, что бывший командир гарнизона и от верёвок избавился.

– Бежать попытаешься? – устало спросил я.

Ирландец отрицательно покачал головой.

– Устал я, щенок, – признался он. – И я знаю, как нам всем помочь.

– Планше, тела! – бросил я слуге и тот скрылся за дверью. Потом снова глянул на ирландца. – Продолжай…

– Пленных у вас уже полно, – сказал О’Нил. Я кивнул. – Тащить пятерых на привязи, вместе с девочкой, не самая умная идея. А я порядком вымотался, и лучше окажусь сразу у брата в гостях, хотя бы пару недель отлежусь.

– Трус! – крикнул испанец. Его товарищи, оглушенные мною, начали шевелиться и приходить в себя.

– Ты сомневаешься в моей храбрости, малец? – проскрежетал О’Нил. – Я бы вызвал тебя на дуэль, но тебя побоятся развязывать.

– Да нет, я бы на это посмотрел, – снова голосом Сирано заговорила лавка для раненых. Анна тихо хихикнула. Я почувствовал лёгкий укол ревности и даже с укоризной посмотрел на девушку. Миледи тут же отвернулась.

– Кляпов на всех хватит, – обратился я к пленным испанцам. А затем снова к ирландцу. – Так что ты предлагаешь?

– Мы напишем письмо. Ты напишешь, чтобы быть уверенным. Назначишь за нас цену, а твой слуга отправится в Лилль. Крестьянина никто не тронет, – объяснил О’Нил. – Передаст его моему брату, тот скажет, куда нас доставить. И приедет с деньгами.

– И войском, – рассмеялся я. – Но в целом мне нравится твоя идея. У тебя есть перо и бумага?

Ирландец покачал головой. У меня их тем более не было. Я спросил у испанцев, но и те лишь пожали плечами. Тогда я обратился к парижанину:

– Сирано, пока ты не потерял сознание, – сказал я. – У тебя найдутся….

Сирано де Бержерак уже засыпал. Лицо его было бледным, но он поднял руку и помахал в сторону лошади.

– Миледи, мне неловко вас просить, но оставлять вас одну с нашими пленниками, я бы точно не хотел.

Анна кивнула понимающе и ушла к лошадям.

Я подошёл к ирландцу и сел на пол, рядом с ним. О’Нил вопросительно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Я тоже молчал, думая о странной судьбе этого человека. И о том, как легко мы жонглируем пленными. Наконец, Анна вернулась со стопкой бумаг и писчими принадлежностями.

– Здесь какие-то стихи… – шёпотом сообщила она, показывая принесенные записи.

Точно. Как я мог не догадаться.

– Хорошие? – улыбнулся О’Нил. – Прочитайте, прошу вас. Люблю хорошие стихи.

Миледи глянула на меня, я кивнул. Тогда она взяла один из листков и начала:

Пока в груди твоей был мой портрет,

Кто стёр портрет Тиберия?

Или, забыв предателя лицо,

Ты скована была неверием?

Но извини, ты видеть не могла,

Я не виню тебя, я спрятал все следы.

– Тут есть название, – после паузы, произнесла девушка. – «Агриппина».

Ирландец кивнул, будто бы понимая, что это значит. Я уловил какую-то связь с античным миром, но, если честно, ни черта не понял. Поднявшись на ноги, я взял у Миледи лист бумаги.

Глянул. И впервые испугался. Я не мог разобрать ни строчки! Мой мозг, безо всяких проблем справлявшийся с устным французским и даже испанским, в тот момент видел лишь невнятную латиницу. Которая никак не хотела складываться в осмысленное предложение.

Alors que dans ton sein mon Portraict fut tracé,

Le Portraict de Tibere en fût-il effacé?

Ou des-accoustumé du visage d’un traistre,

L’as-tu veû sans le voir et sans le reconnoistre?

Je t’excuse pourtant, non, tu ne l’as point veû,

Il estoit trop masqué pour estre reconnû;

– Месье? – раздался голос Планше, снова вошедшего в дом. – Что вы делаете? Вы что, научились читать?

Глава 7

Я ещё раз осмотрел лист бумаги. Буквы попросту отказывались складываться в слова. Я провёл пальцем под первой строчкой. Голова сразу же заболела, стоило мне хотя бы попытаться вникнуть в латинские, вроде как знакомые буквы.

– Алор ку данс, – начал я, понятия не имея, что это значит. Ирландец громко рассмеялся. Анна де Бейл подошла поближе и участливо спросила:

– Вы не грамотный?

– У нас мало кто умеет, миледи, – встрял в разговор Планше. – Но месье и не нужно, он отлично умеет расписываться.

– Я ставлю крестик, да? – устало спросил я. О’Нил заржал в голос и мне очень сильно захотелось пнуть излишне радостного пленника. – Захлопнись, О’Нил, иначе мы снова тебя свяжем.

Ирландец очень нехорошо улыбнулся, но замолчал. Я посмотрел на раненого де Бержерака. Носатый ещё дышал. Почему-то мне показалось, что если парижанин умрёт, происходящее из авантюрного романа быстро скатится в тарантиновский фильм.

– Нет, месье, – сказал Планше. – Вы умеете писать своё имя.

– Уже неплохо, – я вздохнул, забрал у Миледи оставшиеся листы и передал их О’Нилу. Девушка поставила перед ним банку чернил, кожаный свёрток и небольшую деревянную коробочку. В коробочке оказалась тушь. О’Нил развернул свёрток, в котором лежал набор перьев. Он взял одно из них, потрогал кончик пальцем, удовлетворённо кивнул.

– Разрешишь мне сесть за стол? – спросил он. Я кивнул. Держать его на прицеле у меня не было никакого желания. О’Нил мне нравился и, судя по всему, симпатия была взаимной.

Пока он переносил писчие принадлежности за большой стол, я перезаряжал наше оружие. Вдобавок Планше принёс целую охапку ружей, добытых у испанцев. Они казались куда легче и были несколько короче, чем наши мушкеты. Я взял одно в руки, приложил к плечу, прицелился.

– Планше, – шепнул я слуге. – Напомни, как эта штука называется и почему у нас таких нет?

Бедолага горестно вздохнул, а потом ответил:

– Вот у меня когда кузена лошадь в голову лягнула, то же самое было… аркебуза это, месье.

– Спасибо, – я не стал заострять внимание на раненном в голову кузене. – С лошади стрелять с неё куда сподручнее.

– Наши от них почти отказались, – пояснил Планше. – Мушкет надёжнее, хоть и тяжелее. Пехоту им прикрывать лучше всего.

– С лошади тоже не постреляешь нормально, – заговорил О’Нил, отвлекаясь от письма. – Обычно спешиваются и потом стреляют. Ты как ребёнок. Хотя…

Ирландец с грустью покачал головой.

– Ребёнок и есть.

Я хотел было огрызнуться, а потом вспомнил молодого испанца, которого пожалел. Вместо этого, я подошёл к ирландцу и сказал:

– Как я пойму, что в твоём письме нет какого-то скрытного послания, чтобы люди твоего братца схватили моего слугу?

– Попробуешь довериться мне? – осклабился О’Нил. – Что ещё тебе остаётся?

Я подошел к столу, взял стул со всё ещё торчащей из него шпагой. Выдернул чужое оружие, отбросил в угол, где не было пленников. Уселся напротив ирландца. Сирано вдруг захрапел, заставив меня схватиться за собственную шпагу. Раненый перевернулся на бок, что было довольно ловким ходом, учитывая то, на какой узкой лавке ему пришлось улечься

– Не думал сменить сторону? – спросил я прямо. О’Нил поднял на меня уставшие холодные глаза, прищурился настороженно.

– Вы сейчас дружите с англичанами, – через несколько очень долгих секунд ответил он.

– И это всё? Единственная причина?

– Вы все, с материка, для меня одинаковые, – сказал ирландец. – Но когда моя семья бежала, кров и работу нам дали испанцы.

Я вздохнул. К сожалению, будучи русским человеком, заброшенным в тело француза, я прекрасно понимал О’Нила. Что сейчас происходит на моей Родине? Если я ещё что-то помнил по истории – к счастью, историю России я учил куда охотнее, чем мировую – на престоле должен сидеть Михаил Фёдорович, первый Романов. Мы осваивали Сибирь и, возможно, в очередной раз вонзались с турками. А я здесь, в голландских землях, воюю с испанцами на стороне французов. И болтаю с ирландским наёмником.

Пока что у меня буквально ноль рычагов влияния на Родину. Даже если я сколочу себе наёмничий отряд, о чём я уже успел задуматься, то мне придётся пройти с ним через всю Францию, Священную Римскую Империю, а потом и через враждебные Москве страны Восточной Европы.

Хуже того. Я попаданец, и, очевидным образом, Судьба хочет, чтобы я использовал свои знания для прогрессорства. Но я экономист с оружейного завода, и, поверьте мне, в первую очередь именно экономист. В оружии я разбираюсь постольку-поскольку, и конечно же, не смогу сам собрать «Тульский Токарев» где-нибудь на мануфактуре в «родной» Гаскони. Что я могу предложить этому миру? Подбить для Его Величества Людовика смету?

– Эй, герой, – рассмеялся О’Нил, выводя меня из задумчивости. – Ты ещё с нами?

Он вернулся к письму и написал ещё несколько слов, затем отложил перо в сторону. Высыпал тушь на бумагу. Только после того, как тушь «прижала» чернила и О’Нил сдул её с бумаги, он продолжил:

– Всё, что происходит на материке, всего лишь эпизод. Тридцатилетняя передышка в настоящей войне.

– Ты вернёшься? – спросил я. О’Нил кивнул в ответ.

– Как только представится возможность. Первым делом сяду на корабль, – вздохнул он, передавая мне письмо. – Возможно, леди согласится прочитать его для тебя.

Анна подошла к нам. В комнате было уже довольно темно, так что девушке пришлось прищуриться, чтобы прочитать.

– Дорогой Генри, я попал в неприятности и мне нужны деньги. Не будь скупердяем, заплати за меня и моего приятеля Роджера. Его отец работал на нашего кузена, ещё дома. Пожадничаешь, и я сбегу из плена и откручу тебе жопу. С любовью, твой старший брат Эоган Ро О’Нил, – зачитала она. – Весьма мило, что вы написали письмо на фрацузском.

– Эоган Ро? – переспросил я. Ирландец только фыркнул.

– С ваших куриных мозгов довольно того, что вы запомните «Оуэнн», – ответил он. Я пожал плечами. Мне по большому счету было всё равно.

– Как найти твоего брата в Лилле?

– Он держит таверну. Puta de culo gordo, называется.

– «Пута», это же ругательство такое? – уточнил я. Ирландец с ухмылкой кивнул.

– Ну значит Chica de culo gordo, – ответил О’Нил.

– Ладно, разберёмся. Месье О’Нил, я вынужден снова вас связать.

Мужчина пожал плечами, протягивая вперёд руки.

– За спиной в этот раз, ты уж извини.

– Учишься, щенок, – будто бы с гордостью произнёс ирландец и расплылся в улыбке. Но встал и сложил руки за спиной. Я кивнул Планше и слуга принялся его вязать.

– По локтям лучше, – предложил я. – Ты нашёл подпол?

– Да, месье.

Я кивнул. О’Нил и Роджер отправились вниз по деревянной приставной лестнице. В подполе было холодно, зато компанию испанцам составили несколько связок сушеных грибов и бочка вина. Я спустился с ними, открыл бочонок. Сделал глоток – вино было кисловатым, но вполне сносным.

– Когда развяжетесь, сможете выпить, – усмехнулся я. – Боюсь, это вопрос времени.

Затем я поднялся наверх и вместе с Планше быстро раздел наших пленных испанцев. Они не сопротивлялись, будто бы даже намёки на боевой дух оставили их. Впрочем, они могли готовить какую-то пакость. Хорошо было бы спрятать их отдельно от ирландцев, но надежных мест в доме было не так уж и много. Мы сняли с них форму, завернули в простыни, чтобы не околели и спустили в подвал.

– Почему вы с трупов форму не сняли? – удивился О’Нил. Он стоял, оперевшись локтями о какой-то выступающий кирпич, и уже пытался с его помощью перетереть верёвки.

– Имей совесть, подожди, пока я уйду! – не выдержал я.

Ирландец только рассмеялся, а я вытащил лестницу. Затем захлопнул люк подвала. Мы передвинули большой дубовый стол так, чтобы забаррикадировать люк. Подумав, добавили ещё оставшиеся лавки и шкаф.

– Никто не останется приглядывать за ними? – догадалась Анна де Бейл.

– Верно, Миледи. А теперь, помогите нам переодеть раненного.

Девушка ничуть не смутилась. Мы привели в чувство де Бержерака – носатый как будто бы и не харкал кровью час назад. Быстро облачили его в испанскую форму, пусть кое-где она и была в натяжку. Носатый был самым крепким из нас троих. Затем уже мы с Планше переоделись. Французскую форму было решено сложить в седельные мешки. Мы вышли из дома, когда солнце уже касалось крыши соседней фермы.

– А они ведь слышали стрельбу, – протянул я. – Не донесут испанцам?

Анна качнула головой.

– Не думаю, месье. Даже на юге, простые люди не слишком жалуют испанскую корону.

– А на севере? – меня начинало раздражать то, как нещадно я тупил в местной политике. Да что там, я даже в географии западной Европы всю жизнь плавал. В тридцать лет узнал, что Чехия и Богемия это одно и тоже, благодаря какой-то компьютерной стратежке.

– На севере теперь Республика, – с гордостью произнёс де Бержерак, пока я помогал ему взобраться в седло. – Наши главные союзники в этой войне.

– Те, кто восстал против испанского грабежа, – пояснила Анна, сама забираясь на лошадь. Сидела она по-прежнему боком. – Вы забыли имя великого герцога Оранского?

Я неопределенно пожал плечами.

– Видимо, ранение в голову – это Божий знак, – сказал я, пока Планше вешал на мою лошадь «трофейный» мушкет и родную, испанскую аркебузу. – Миледи де Бейл, приятель де Бержерак, поможете мне с обучением, когда вернёмся?

– Вы хотите научиться читать? – спросила девушка.

– Как и любой разумный человек, – серьёзно подтвердил я.

– Но далеко не любой гасконец, – произнёс носатый, пуская свою лошадь вперёд. – Похвальное желание, приятель.

– Похвально будет, – сообразил я. – Если дальше мы будем говорить по-испански.

– Я не смогу, месье, – признался Планше.

– Значит сыграешь контуженного, – ответил я.

– Как это?

– Просто бери пример со своего хозяина, – рассмеялся Сирано де Бержерак. От смеха, у него снова ртом пошла кровь. От вытер ее платком и мы двинулись в путь.

* * *

Патруль остановил нас только у самого Лилля. Спросили откуда мы и кто такие. Мой акцент испанцы не заметили, или решили, что я из местных. Я ответил, что служим мы у командующего гарнизоном Арраса, сеньора Оуэна О’Нила, а теперь едем сопровождать прекрасную даму в гости к его брату. Документов у нас никаких нет, а стреляли днём мы, потому что нарвались на французский разъезд. Там моего приятеля – я ткнул пальцем в уставшего с дороги де Бержерака – и ранили. Патруль нам поверил, хотя история и была шита белыми нитками. Нас попросили доложить о случившемся в Лилле, чтобы отправили искать французский разъезд, а то и целую французскую армию. Я сказал, что непременно и первым же делом этим займусь. На том и попрощались.

Мы въехали в Лилль уже после заката. Анна де Бейл прекрасно знала город и сразу же повела нас в нужную таверну. Не знаю уж, что было написано на вывеске, но изображалась на ней некая пышнозадая матрона, с бутылкой вина, зажатой между ног.

– Не самых строгих нравов тут народ, – шепнул мне де Бержерак и мы тихо рассмеялись.

Мальчишка, сразу же выбежавший нам на встречу, пообещал напоить и накормить лошадей всего за одну восьмушку. Я пообещал ему расплатиться позже, когда поговорю с хозяином.

– Господин Хуго, – мальчишка с трудом выговорил имя владельца таверны. – Он наверху, но спит уже.

– У нас важное дело.

Мальчишка ничего не ответил, но лошадей под уздцы взял. Мы помогли спуститься носатому и вчетвером вошли в таверну. Там было на удивление тихо. Лишь за одним из столов сидела грустная кампания пожилых мужчин. На всех у них была одна бутылка чего-то прозрачного, да таз с овощами. Пили они из кружек, потягивая напиток. Ещё один человек спал в углу, уронив голову на стол. Рядом с ним стояла открытая бутылка вина и одинокая кружка.

Я приподнял шляпу, здороваясь с грустной кампанией, а потом подошел к уставшей рыжей женщине, в засаленном переднике. Женщине на вид было чуть больше тридцати. Приятное лицо не портили даже мешки под глазами и какая-то общая вялость. Планше, де Бержерак и Анна де Бейл уселись за пустым столом в углу.

– Сеньора, – улыбнулся я хозяйке. – Я ищу Хьюго О’Нила. У меня важное послание от его брата.

– Давайте сюда ваше послание, синьор, – устало бросила женщина.

– Боюсь, что должен доставить его лично в руки.

Женщина вздохнула.

– Он опять проиграл в карты? – спросила она.

– Нет, нет, что вы. Как командующий гарнизоном может вести себя настолько беспечно?

Женщина сперва поглядела на меня с недоумением, а потом вдруг засмеялась так громко, что спящий в углу пьянчужка проснулся.

– А ты недавно в Аррасе? – хмыкнула она, утирая слезы. – Насмешил. Сейчас поднимусь. Не вздумай пытаться что-то спереть.

– У меня и в мыслях не было, сеньора.

Я вернулся к своим товарищам, уселся за стол. Сирано выглядел не важно.

– Зря я потащил тебя с собой, приятель, – вздохнул я, кладя руку ему на плечо. – Постарайся не помереть, ладно?

– На мне всё заживает, как на собаке, – осклабился носатый. – Главное меньше двигаться.

– Ну вот с этим у нас и проблемы, – ответил я. – Получим серебро, оставим тебе где-нибудь отлежаться оставшиеся пять дней.

– Это если получим, – парижанин с сомнением оглядел трактир. – Всё ещё слишком рискуем.

Отвечать было нечего, я и сам понимал, что веду себя чересчур безрассудно. Но что еще мне оставалось? Воспользоваться вторым шансом, в чужом времени, чтобы уехать в Гасконь, выращивать овец?

– Посмотри, как всё выйдет, – только и сказал я.

Моя рука лежала на шпаге, когда с лестницы спустился заспанный мужчина, с аккуратно убранными в хвосты чёрными волосами. На брата нашего О’Нила он совершенно не походил.

– Сеньор О’Нил? – удивился я. Тот кивнул, усаживаясь на свободную табуретку. – Вы совсем не похожи на…

– Ближе к делу, – оборвал меня Хьюго О’Нил. – Сколько эта скотина должна в этот раз?

– А вы не в ладах с братом? – поинтересовался парижанин. Черноволосый только дёрнул плечами, сложив на груди руки.

– Если вам нужна светская беседа, сеньоры, тащите свои солдатские жопы в другое место. Сколько он просит?

– А сколько нынче просят за пленных? – поинтересовался я, скорее у Сирано де Бержерака. Эти слова наконец-то заставили Хьюго проснуться. Он почти подпрыгнул на стуле, наклонился к нам и шёпотом заговорил.

– Где он? У французов?

Я кивнул и молча передал ему письмо. Сирано же сказал:

– Две сотни пистолей за главу гарнизона, двадцать за его дружка. И ещё по пять пистолей за оставшихся троих испанцев. Итого двести пятьдесят пистолей.