Текст книги "Гасконец. Том 1. Фландрия (СИ)"

Автор книги: Михаил Кулешов

Соавторы: Петр Алмазный
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Преступления? – переспросил я. – Судя по клейму, преступление этой девушки уже было совершено. За что вы собираетесь её казнить?

В книге, как мне помнилось, Атос решил повесить Миледи – всегда вызывающей у меня сочувствие – всего лишь за факт наличия у неё этого клейма. Сама же она получила его за кражу церковного имущества.

– За то, что скрыла от меня тот факт, что была простой шлюхой! – выпалил Робер де Бейл. – А теперь, когда вы всё разнюхали, убирайтесь вон.

Я бросил короткий взгляд на девушку. Она молчала, крепко сжав пересохшие губы. Рыжые кудри были разбросаны по обнаженным, покрытым чудесными веснушками, плечам. На вид ей было едва больше двадцати пяти, но в этом времени у всех черт его знает, что творится с возрастом.

– А что вы скажете, миледи? – улыбнулся я незнакомке, которой совершенно точно решил помешать повиснуть на дереве.

– Ваше какое дело! Я теряю терпение, – шпага Робера де Бейла покинула ножны.

Между тем, к нам совершенно спокойно подъехал Сирано де Бержерак, сопровождаемый Планше и пленниками. Все четверо не вмешивались, а лишь с интересом наблюдали за происходящим.

– Он говорит правду? – спросил я у девушки, спокойно вынимая собственную шпагу. Заплаканная девица кивнула.

– Да, – едва слышно сказала она. – Мне было… я была совсем ребёнком, голодали, мои младшие братья…

– Заткнись! – взвизгнул Робер де Бейл. – Мало того, что у тебя не было чести тогда, чтобы достойно умереть, так ты ещё и навлекла на меня позор своим…

– Позор на себя навлекаете только вы сами, месье, – устало бросил я. – Вы её муж?

– К сожалению, – рыкнул Робер. – Но вы уже довольно пользовались моим терпением. Убирайтесь.

– Боюсь, я вынужден бросить вам перчатку, – вспомнил я нужные слова. – Это дуэль, месье, защищайтесь!

Судя по всему, Робер этого не ожидал. Он отпрянул назад, выхватил из-за спины кинжал. Теперь он находился в его левой руке, а шпага в правой. Кинжал он держал обратным хватом, лезвием к локтю и на уровне груди. У меня с собой не было ни ножа, ни кинжала, но я выхватил пистолет. Стрелять я, конечно же, не собирался. Перехватил его за дуло, получилась короткая дубинка.

Я начал наступать, а пленники отчего-то загудели. Бросив короткий взгляд на О’Нила, я сказал:

– Если надеешься меня отвлечь…

– Так я на твоей стороне, щенок, – рассмеялся О’Нил. – Всыпь этому негодяю по первое число.

Робер, воспользовавшись нашим разговором, сделал шаг и выпад. Шпага едва коснулась моей, я легко отбросил её в сторону. Оружие это было, несмотря на кажущееся изящество, достаточно тяжёлым. Вкупе с его длинной, это делало шпагу не такой уж и простой в обращении. Когда я отбросил оружие Робера в сторону, его руку повело следом. Я легко мог заколоть его, но почему-то дрогнул.

– Убирайтесь, – попытался я разыграть крутого, поднимая шпагу к лицу. – Убивать вас, значит, позорить моих учителей.

А, чёрт. Боярский же говорил в фильме, что гасконцы сразу умеют фехтовать, от рождения, безо всяких учителей.

– Идите вы к дьяволу! – крикнул Робер де Бейл, бросаясь на меня во второй раз. Впрочем, новый его выпад был куда более умелым. То ли злоба помогала, то ли наоборот, он наконец-то пришёл в себя. Шпага заскрежетала о шпагу, я снова сбросил его оружие вниз и чуть было не расплатился за это. Робер попытался полоснуть меня кинжалом по руке.

Затрещал рукав камзола, но не более.

– Хорошо, – хмыкнул я, нанося рубящий удар сверху вниз. Шпага Робера, увлекаемая инерцией, не успела бы принять этот взмах, так что он подставил кинжал. Опасно, лезвия снова скрежетнули одно об другое, и мы разошлись на шаг. Я ожидал, что Робер и в третий раз постарается меня уколоть, но не угадал куда.

Его шпага нацелилась мне в бедро, и в этот раз уже не я, а тренированное тело д’Артаньяна среагировало в последний миг. Рукоять пистолета опустилась на лезвие, сбивая его к земле. В ту же секунду, я вонзил шпагу в плечо противнику.

Брызнула кровь, Робер зарычал, но сдаваться явно не собирался. Он перехватил кинжал человеческим образом, лезвием ко мне, и ударил в грудь. Я еще не успел вытащить из него шпагу.

Отшатнувшись, я позволил лезвию кинжала остановиться в сантиметре от моего сердца. После чего рубанул рукоятью по лицу Роберу, высвобождая при этом шпагу.

Злость уже застилала мне глаза. Ирландцы распевали что-то невнятное, но ритмичное. Робер шипел, не собираясь сдаваться. Он перекинул шпагу в здоровую руку, снова бросился на меня. Я ударил своим оружием по его, вкладывая всю силу. Загудела сталь, от вибрации у меня задрожала рука, а противник и вовсе выронил шпагу. Я занес свою для последнего удара.

– Нет! – вдруг девичий сиплый крик разорвал пение ирландцев. – Пожалуйста.

Я обернулся. Миледи, связанная, ползла к нам. Она свалилась с лошади, или спрыгнула, чёрт её знает, но она пыталась добраться до нас.

– Отпустите его, пожалуйста, – запричитала она. – Не нужно убивать Робера, он же ни в чём не виноват!

– Ни в чём не виноват? – у меня брови стукнулись о шляпу, так высоко они вздёрнулись от этого заявления. – Он только что хотел тебя повесить!

– Я люблю его, пожалуйста, – девушка уже стояла на коленях, в трех метрах от меня. Я всё равно поглядывал на Робера. Такому негодяю хватило бы подлости схватиться за кинжал, пока я отвлечён.

– Воистину, женщина не станет счастливой, пока не научиться перешагивать через свою любовь, – подал голос молчавший до сих пор Сирано де Бержерак. – В противном случае, всю жизнь будут перешагивать через неё.

– Если я оставлю его в живых, – произнёс я, обращаясь к Миледи. – Он вас повесит.

– Могу не вешать, а отрубить голову, – буркнул Робер де Бейл. – Как-никак, её родители были дворянами.

– Мужик, ты не помогаешь! – не выдержал я. Мой рот сам выпалил эти слова, и, судя по всему, в качестве «мужика» я использовал французское слово, обозначающее крестьянина. Потому что Робер не выдержал и бросился за кинжалом. Я огрел его рукоятью пистолета. – Ну что за народец.

Мешок благородства свалился на землю, а я обратился к девушке.

– Он убьет вас.

– Я уеду, – сквозь слёзы заявила она. – Клянусь, уеду, так далеко, как только можно. Только не убивайте его.

– Так он уже без сознания, – удивился я. – За кого вы меня принимаете, миледи? Как вас зовут?

– Анна, – рыжая вытерла слёзы рукавом. – Анна де Бейл. В девичестве Берри.

– Что ж, Анна, – я убрал шпагу в ножны и принялся развязывать девушку. – И куда же вы отправитесь?

– Не знаю… может быть в монастырь. Мои братья… – она снова всхлипнула.

– Живы? – угрюмо спросил я.

Девушка начала рыдать и всё стало ясно. Словно этого было мало, я почувствовал странный гул.

– Эй, парень, – подал голос О’Нил. – Не хочу тебя отрывать, но судя по топоту… сюда скачут всадники.

Разумеется, ирландец улыбался во весь рот. Я вздохнул, глядя на дорогу. На севере пыль стояла столбом. Французов с той стороны ждать уж точно не приходилось.

Глава 5

– Кому тут принадлежит власть? – спросил я у Анны, окончательно освобождая её от пут.

– Моему мужу, – бросила девушка печальный взгляд на лежащего в траве Робера.

– Он хоть и француз, но подданный Короля Филиппа, – пояснила она, поправляя разорванное платье и беспокоясь, чтоб сквозь дыры мы не пытались заглядываться на ее прелести.

– Муж твой предатель! А ты отказываешься его добивать, – рассмеялся де Бержерак.

– Побереги воздух, дружище, – обратился я к носатому. – А то я слышу, как свистит твоё лёгкое.

– К черту тебя, – буркнул парижанин. – К черту, и на его величество Филиппа хе…

– Тут дамы, – напомнил я и де Бержерак замолчал. – Но давайте уже съезжать с дороги, нечего мешаться под ногами у армии.

Планше согласно закивал. Спрятаться мы всё равно не могли, но освободили путь и завели пленников – уже всех троих, включая Робера – за дерево. Раненный Сирано даже слез с лошади и ненавязчиво приставил шпагу к шее О’Нила. Планше достал нож, присев перед Роджером и уткнул острие под подбородок ирландца. Я едва успел снять злосчастную верёвку, когда конница пронеслась мимо нас. Это действительно были испанцы, но не целая армия. Около дюжины парней с короткими – короче, чем наши мушкеты – ружьями.

– Они не могли нас не заметить! – обернулся я к своим товарищам, когда лошади скрылись из виду.

– Они и заметили, но у них есть дела поважнее, – пожал плечами О’Нил. – Наконец-то к Аррасу прибудет подкрепление, о котором я так просил.

По лицу ирландца блуждала печальная улыбка.

– Может быть и еды бы привезли, – грустно пробасил Роджер. Повернувшись ко мне, он грустно произнёс. – Крыс когда-нибудь ел, гасконец?

Понятия не имею почему, но я бросил вопросительный взгляд на Планше. Слуга секунду замялся, а потом ответил:

– Только на спор.

Чем вообще занималось моё тело до того, как я в него попал? Впрочем, своё дело оно знало на отлично, и в любой драке мне было грех жаловаться.

– Не похоже на подкрепление… – поспешил я перевести разговор на более насущные темы. – Всего двенадцать всадников.

– А тебя сильно приложило, – вздохнул де Бержерак. – До сих пор память не восстановилась?

– Если честно, да, – не было смысла спорить. Наверное, Франции бы повезло куда сильнее, если в молодое и крепкое тело д’Артаньяна попал какой-нибудь девяностолетний профессор истории. А не тульский экономист, большая часть работы которого заключалась в том, чтобы убеждать акул и пираний есть друг друга.

– Это разъезд, – терпеливо пояснил О’Нил. – Разведка. Корона не знает, что с крепостью. Меня схватили до того, как я успел отправить гонца по реке. Последнее донесение было о том, что мы держимся, но отчаянно нуждаемся в помощи.

– Нас было всего две тысячи, а вы собрали тысяч тридцать, – словно обиженный ребёнок, подытожил Роджер. На него даже смотреть было жалко.

«А ведь я совсем не подумал об этом, – пронеслось в моей голове. – Никаких нормальных средств связи, никаких раций или хотя бы телеграфов».

– Как далеко может быть их армия? – спросил я. Сирано пожал плечами, потом скривился от боли.

– Ближе, чем тебе бы хотелось, – усмехнулся О’Нил.

Я почесал в затылке. У нас было всего два мушкета и один пистолет, к тому же, Сирано был ранен. Каким бы я себя не чувствовал героем авантюрного романа, некоторые вещи были попросту невозможны. И всё же мне совсем не хотелось, чтобы испанская армия двинулась на только что захваченный нами Аррас. Хоть веревку между деревьев натягивай, как в мультиках.

– Положим, – рассудил я вслух. – Мы снимем троих на обратной дороге, одним залпом. Останется девять.

– Даже не думай, приятель, – покачал головой носатый. Я помог ему взобраться на лошадь. – Нам нужно уходить, может быть по проселочным дорогам.

– В округе есть те, кто сочувствует французам? – спросил я у Анны. Девушка кивнула.

– Каждый второй, месье.

– Но ты не успеешь их организовать, – сказал О’Нил. – Впрочем, я возражать не буду.

– Спасибо, в тебе я не сомневался.

Я усадил на лошадь Анну. Девушка не очень уверенно держалась в седле, села по дамски, боком, но за поводья ухватилась. Я запрыгнул на коня Робера. Самого месье де Бейл мы связали, вставили в рот кляп и оставили под тем же деревом, на котором он собирался повесить свою жену. Но, я думал уже не о нём и не о Миледи. Все мои мысли занимал вражеский разъезд. Если бы у нас были хотя бы гвозди, я бы попытал счастья с пороховой бомбой.

– Планше, у тебя есть гвозди? – на удачу спросил я. Слуга отрицательно покачал головой. Стало совсем грустно, но нужно было отступать. Чувствовал себя, как в компьютерной игре, когда нужно обойти опасного противника, который тебе пока ещё не по зубам. Мы поехали по проселочной дороге, но я всё равно рылся в седельной сумке, надеясь найти хоть что-то, что можно приспособить для бомбы.

– Что ты задумал? – поинтересовался носатый.

– У тебя есть бомба? – спросил я, не отрываясь от содержимого сумки. Хлеб, фляга, еще одна фляга, сухарь, носовой платок, какой-то тканевый свёрток.

– Нет, конечно, – сухо рассмеялся парижанин. – Тебе всё не даёт покоя разъезд?

Я кивнул, разворачивая свёрток. Ожидал там увидеть мёртвую мышь, но оказалось печенье. Точнее, тонкий слой сухого хлеба, залитый чем-то сверху. Я принюхался. Было похоже на марципан, а пахло дыней.

– Как давно у меня эта штука? – спросил я у Планше. Слуга раздумывал всего секунду.

– Дня три, мессир! – он облизнулся. – Калиссон совсем свежий, но если вам не нужно, можете отдать мне.

Я рассмеялся. Первым порывом было бросить печенье слуге, но был вариант и более этически верный.

– Миледи, – обратился я к Анне. – Этому карлсону три дня, но если вы голодны…

– С удовольствием, – девушка чуть склонила голову и приняла у меня из рук печенье. Потом бросила короткий взгляд на Планше. – Вас не оскорбит?..

Я только пожал плечами, немного смутившись от взгляда Миледи. Она снова склонила голову, потом разломала печенье пополам и отдала половинку слуге. Тот принялся восхвалять её благородство, щедрость и, конечно же, красоту.

Была ли она хотя бы капельку похожа на образ, воплощённый Маргаритой Тереховой? Да ни на грош, ой, простите, денье. И, соответственно, никоим образом эта юная особа не походила на роковую блондинку из романа Дюма. Уж цвет волос то точно был не тем, и Анна была похожа на Миледи в исполнении Милы Йовович. Даже закрученные (правда уже поистрепавшиеся) локоны такие же, правда костюм куда проще.

Я понял, что откровенно пялюсь на Миледи и отвернулся. Стало неловко. Девушка буквально полчаса назад потеряла мужа, да и то, ещё может быть надеется на трогательное воссоединение. Это бесило сильнее всего, и я мысленно согласился с непрошенной мудростью Сирано де Бержерака.

К моему удивлению, ни через час, ни через два, разъезда слышно не было. Я надеялся, что испанцы не были готовы встретить нашу армию и попросту погибли. Впрочем, надеяться я мог на что угодно. Мы проезжали мимо зелёных лугов и высоких мельниц, мимо уютных крестьянских домишек и загонов со скотом. Местные не спешили нас встречать, по определённым причинам, и всё же, повсюду были такие приметы благополучия… что даже не верилось, будто вокруг война.

– И везде так? – спросил я у Сирано, окидывая рукой развернувшуюся вокруг пастораль.

Носатый неопределенно качнул головой.

– Если бы. От Империи, считай, ничего не осталось. В Кастилии каждый горный выступ смазан кровью, – грустно рассмеялся он.

– Вам только кажется, – сказала Миледи. – Испанцы доят нас, словно коров. До графства Артуа ещё не дошло разорение, но это вопрос времени.

Я кивнул. Буквально через полчаса мы увидели подтверждение её слов. Несколько домов стояло заброшенными, во дворе тлели кости животных, крыша коровника обрушилась.

– Здесь жила семья Ван Бюрен, – пояснила Анна. – Сыновья присоединились к Фредерику Генриху, отправились на север, воевать. Мой муж, пенсионер Лилля…

– Кто? – переспросил я.

– Пенсионер, – Анна насупила покрытый веснушками носик. – Раньше их звали адвокатами. Глава города.

Я усмехнулся. Похоже, мне нужно будет побольше узнать об этой стране.

– В общем, Робер разорил их, в наказание остальным. Жизнь здесь крутится вокруг городов.

Было похоже на правду.

– Отсюда хорошо простреливается дорога, – протянул я.

– Всё не уймёшься? – спросил Сирано. Я кивнул. – Ну, попытать счастья можно, но для чего? Не вернётся этот разъезд, испанцы пошлют следующий.

– Но не сразу. Еще день выиграем для наших.

– В тебе просто играет гасконская кровь, – заметил раненый. – Но чёрт с тобой. Двое против двенадцати.

Парижанин задумался, но я уже направил лошадь к разрушенной ферме.

– В придачу слуга и женщина, – продолжал Сирано де Бержерак. – А скажут… скажут, что нас было четверо.

Я остановился, вспомнив этот фрагмент из советского телефильма. Вот только там действие происходило уже в Париже, и д’Артаньян сражался бок о бок с тремя мушкетёрами. Из которых я до сих повстречал лишь одного. Да и того с нами теперь не было.

Мы добрались до покосившейся ограды. Завели лошадей за дом, привязали. Затем Планше соорудил кляпы для пленников. Я решил проверить дом.

Он был каменным, одноэтажным, но просторным. Судя по всему, крестьяне в нем жили зажиточные. Три комнаты, считая огромный центральный зал, с печью и большим деревянным столом. Две остальные комнаты – спальни. Я надеялся найти хоть какое-то оружие, но видимо, сыновья забрали его с собой, когда уходили на войну. Конечно же, будь у нас хотя бы пара дополнительных мушкетов, жизнь стала бы куда веселее.

Из окна большого зала дорога была как на ладони. Возле него мы и засели. Решили, что если разъезд не появится до заката, значит нарвался таки на наших и можно спокойно продолжать наше путешествие в Лилль. Планше, так же как и я до этого, с удивлением оглядывал дом.

– Как же богато они жили, – с завистью протянул слуга, вынимая из печи старый, закоптившийся горшок. – Вы только гляньте, мессир.

– Я тоже была поражена, – призналась Анна. – Когда только приехала во Фландрию. Здесь всё так… по-другому, после Парижа.

– Жаль, что мы там не встречались, – начал было Сирано, но я бросил на него короткий и очень злой взгляд. Носатый поспешил заткнуться.

– В Париже нищие всё равно богаче, чем самый трудолюбивый гасконец, – буркнул Планше.

Я уставился в окно. Дорога была пуста, на другой ее стороне раскинулся цветущий луг. А я даже не знал, какой сейчас месяц.

– Жизнь крутится вокруг городов, – повторил я слова Миледи. – А что местные феодалы?

– И они в городах, – ответила девушка. Я кивнул, наконец-то соображая что к чему.

– Друг Сирано, я кажется знаю, зачем я здесь…

– Чтобы убивать испанцев, я полагаю?

Мне оставалось только рассмеяться. Фландрия, как её здесь называют, цветущая и богатая страна. Но экономический подъем Голландии я проходил в университете. Может быть, я и не был самым способным студентом двадцать лет назад, но что-то запомнил. Первое европейское государство, отбросившее душащие их феодальные законы, сконцентрировавшее всю власть и все деньги в городах. Кажется, единственное государство, перешедшее к раннему капитализму. Самое богатое государство своего времени.

Имело ли это значение сейчас? Только если нам удастся выжить. Я зарядил оба мушкета и пистолет. Приставил мушкеты к окну.

– Как быстро сможешь перезарядить? – спросил я у Планше.

– Секунд сорок, мессир, – ответил слуга. Я перевёл взгляд на Сирано де Бержерака.

– Боюсь, приятель, что столько же, – тот погладил рукой перевязанную грудь.

Наши пленники замычали, явно предлагая свою помощь, но я только отмахнулся. Главное было, не сводить с них глаз.

– Миледи, – я повернулся к Анне. Она уже нашла где-то иголку и нитки – притом, что я уже осматривал дом и ничего полезного обнаружить не смог. Девушка зашивала платье, прямо на себе. – Вы не против нам помочь?

– Я не так хорошо обращаюсь со шпагой, месье, – ответила она. – И не умею перезаряжать мушкеты.

– Бросьте, я бы не просил об этом даму. Уверен, из вас выйдет отличная актриса.

– Хотите, чтобы я изображала девушку в беде?

– Совсем напротив, – улыбнулся я. – Скажите, что вас попыталась схватить парочка французских офицеров. Вы их опоили…

– Испанцы не пройдут мимо возможности навариться на пленниках, – догадался Сирано де Бержерак. – В этом вы с ними похожи.

– Но у меня мушкет длиннее, – огрызнулся я. – Так сможете?

Анна кивнула. Мы засели у окна, успели даже перекусить хлебом и сыром. Сирано рвался к бурдюку, но я настоял на том, чтобы он воздержался от вина до заката.

Солнце миновало зенит и медленно покатилось к закату. Планше как раз кормил хлебом наших пленных ирландцев (разумеется, мы бы не стали их развязывать в столь специфических условиях), когда я заметил приближающихся испанцев.

Их было лишь на одного меньше, чем утром. Анна выскочила из дома, мы спрятались. В закатных лучах испанцы казались чуть ли не демонами.

– Господа, господа! – закричала Миледи, выбежав к ограде. – Прошу вас, скорее!

– Что случилось? – недовольно бросил один из всадников. Они не остановили лошадей, а только перешли на размеренный шаг.

– Двое французов! – запричитала девушка. – Не знаю, откуда они взялись, но, они хотели, хотели…

Анна зарыдала. Не так, как было утром. Тогда по щекам девушки бежали слёзы, но держалась она достойно. Сейчас же Миледи выдала настоящее представление. Давясь слезами и размазывая их по лицу, она продолжала:

– В доме! Я смогла напоить их вином, прежде чем…. прежде чем…

– Что за французы? – оживился другой всадник. Ага, значит я не прогадал.

– Офицеры! – едва скрывая радость, выпалила Анна. Всадники переглянулись.

– Мы сейчас же их схватим! – обрадовавшись, пообещали испанцы и направили лошадей к нашим развалинам.

Я жестом подал знак Сирано ждать, но шепнул Планше:

– Запаливай…

Слуга послушно запалил для нас два обрезка трута, так, чтобы искр или тем более тлеющего огня, не было видно снаружи. Мушкеты были упёрты в подоконник, никаких стёкол или хотя бы «бычьего пузыря» из фэнтези книжек в окнах не было. Испанцы подъехали к ограде и начали спешиваться.

– Они в доме, в доме, – причитала Анна, бочком отход с линии огня. Я кивнул Планше и тот передал нам труты.

– Попались, – улыбнулся я, вставив трут в запальное отверстие. Носатый сделал то же самое.

Я опустил дуло мушкета пониже, потому что уже привык к тому, как он прыгает в руках при выстреле. Если целиться прямо в грудь коня, попадешь человеку в голову – думал я, позабыв, насколько неточным может быть это оружие.

Прогремел выстрел, и нам повезло, что испанцы шли плотно. Моя пуля пролетела сантиметрах в тридцати от цели, но снесла челюсть следующему. Де Бержерак отчего-то стрелял лучше – с лошади свалился ближайший к нам испанец. Я бросил мушкет Планше и схватился за пистолет. Испанцы закричали, кто-то (видимо старший среди них), закричал:

– Они пришли в себя! Скорее в дом!

– Черт возьми, – рассмеялся носатый, перезаряжая свой мушкет. – Они всё ещё верят словам нашей рыженькой.

– Побольше уважения к даме, – с улыбкой посоветовал я, выбрасывая отработавший трут.

Поблагодарив Судьбу за то, что послала мне пистолет с колесцовым замком, я позволил себе высунуться из окна. Всё равно испанцы бежали колоть нас шпагами, никто из них не пытался зарядить свой короткий мушкет.

– Кусай за пулю! – крикнул я тому, что отдавал приказы, и направил пистолет ему в живот. Прогремел выстрел, пуля вошла в шею бедолаге и тот, заливая всё кровью, повалился на землю.

Оставалось всего-то девять очень злых испанцев, уже выхвативших из ножен шпаги.