Текст книги "Очерки неформальной социотехники"

Автор книги: Михаил Кордонский

Соавторы: Михаил Кожаринов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

Третий слой, сам тоже многослойный активисты. От 15 до 30 человек, которые реально планомерно занимаются деятельностью. Не обязательно на всех мероприятиях, но в любую свободную минуту. Если позвать, в сложной для организации ситуации подорвутся и прибегут многие из них, но не все. Постоянно работающих человек 10–15 есть всегда. Вот это самый костяк, который мобилизует остальные слои. Из них человек 5 просто фанаты своего дела! В любую минуту им можно позвонить, просто в любую, они сорвутся. Это верхушка пирамиды.

В рамках терминологии, предложенной в книге «Неформалы 2000ХХ» (12) и широко распространённой среди неформалов разных мастей, перевод с языка рассказчика будет следующим: Первый слой часть аудитории движения, сочувствующая часть. Второй слой аура, тусовщики вокруг объединения. Третий слой, те, что от 15 до 30 человек, актив клуба/ячейки, его основа, относительно стабильная часть клуба (сохраняется от 3,5 лет в рамках одной номинальной группы и до 7–9 лет в случае перехода к Системе или Кругу), обозначенная нами как коннектив. Четвёртый слой, те, что пятеро фанаты своего дела, ядро клуба, группа лидеров.

Среди этой пятёрки есть лидер гауляйтер. Он числится главой отделения в легальной структуре партии. Центр должен знать, к кому обращаться, но гауляйтер из Центра не назначается. По уставу работает только Москва, возможно, Питер. Другие регионы по факту живут как индейские племена: вождей не выбирают, вождём становятся. Человека, который больше себя отдал работе, через какой-то срок организация признает как лидера. Тут не требуется голосования, просто это все начинают осознавать. Так, например, произошло в нашем отделении. Люди, которые реально подтвердили свою способность делом помогать партии, пользуются наибольшим уважением. Слушают всех, особенно если идея интересная. Но если будет какое-то противостояние мнений, то это решится не голосованием, а тем, какая точка зрения победит среди более активных бойцов. Потому что всё равно осуществлять деятельность будут они.

Здесь перечислена часть важнейших признаков, на основании которых авторы склонны считать НБП неформальным движением: неформальный лидер, самоуправление (решают те, кто делают), сравнение с племенами (народное собрание – общий сбор, военная демократия – решают бойцы).

Обычная территория наших сборов центральная улица нашего города возле памятника. Даже зимой. Сбор длится около часа, иногда чуть побольше хватает. На аренду помещения у нас денег нет. Основная связь через мобилы и SMS. Интернетом мы редко пользуемся. Серьёзная деятельность, в основном, обсуждается на личных встречах.

Сильные движения продолжают своё существование даже в отсутствие такого важного ресурса как помещение личная территория отдельного клуба. Это свойственно не только НБП, но и другим политическим группам: троцкистам, анархистам, а также слабополитичным или совсем неполитичным ролевикам, ксп-шникам, рок-культуре и т. д.

При наличии физической территории – центра объединения – жизнь клуба, как правило, становится более эффективной. Слабые или стареющие клубы часто умирают после потери помещения. Способность жить без помещений характеризует НБП, как мощное молодёжное субдвижение в рамках политического метадвижения.

Примерно с 1996 по 1998 гг. в нашем городе было отделение НБП. Деятельность была не очень активная, лидер ушёл в свои дела, и она заглохла. В 2002 году мы начинали с нуля, я в этом участвовал, был в активе. Некоторые люди из старых вернулись и принесли какой-то невеликий опыт работы. Наш лидер из новых, благодаря его стараниям отделение было создано. Лидер с тех пор бессменный, а состав ядра варьируется. Моя деятельность не такая большая, но был и мой вклад в дело.

Интересно отметить, что и другие молодёжные политические группы отметили, что из состояния «летаргического сна», по нашей терминологии «мемориальной фазы» политических движений прошлой диссидентской волны, они вышли в первые годы нового тысячелетия. Тогда, к примеру, произошло «омоложение» троцкистских групп (29). Некоторые исследователи считают это следствием политических трансформаций, другие наоборот, считают последнее – следствием усиления общественной активности. В любом случае мы считаем данное обстоятельство «первой ласточкой» наступающей эпохи формирования новой волны синтеза неформальных движений. Движения живут волнами.

Все мы, в том числе актив и ядро, кроме работы в партии, зарабатываем себе на жизнь где-то работаем.

Ещё один из важнейших признаков, по которому авторы отличают неформальное движение от формальной организации: независимое распределённое ресурсообеспечение. Большая часть ресурсов вносится добровольно и бескорыстно рядовыми членами и активистами движения, чаще всего в натуральном виде – в виде собственного труда. На практике у большинства неформалов порядка 80 % ресурсов именно таковы. Однако ничего стопроцентного в природе не бывает, неформальные движения могут иметь и внешние источники ресурсов: спонсоров, меценатов, частный случай – государство. Случай, когда внешнее ресурсообеспечение составляет ровно 50 %, относится к категории философских вопросов из мультфильма: «Сколько бананов куча?»

Во время кампаний по сбору анкет и в предвыборный период партийная каждодневная деятельность почти без выходных в течение нескольких месяцев: каждый день ходить по квартирам, агитировать, собирать подписи. Это тяжело! Неприятная рутинная, нудная, обыденная работа занимает 80–90 процентов нашего времени. Распространение литературы, расклейка листовок, сбор подписей каждый день. Каждые выходные пикет надо банально стоять, продавать наши издания, общаться с людьми, если кто-то подходит. Минимум должно стоять два человека, но обычно от 3 до 15, бывает до 20–25 доходит, но уже это критическая масса начинается уже тусовка. Столько не нужно. В 2005 году на нас начались нападения, и пикеты теперь требуют организации охраны. Трое-пятеро стоят на точке, а остальные рассредоточены по близлежащим углам-закуткам и отслеживают группы нападающих. Это всё же чуть интереснее охранять, торговать чем ходить за подписями.

А приятная работа это какая-нибудь акция прямого действия. Например, наши ребята разбросали листовки и выкрикивали лозунги в здании городской думы, когда там было заседание по ЖКХ. Человек 5–7 вполне хватает для такой акции. Или приковаться к дверям горуправы, заблокировать вход. Тут достаточно два человека вообще. Двое приковались, а другие что, будут стоять, смотреть? Их всё равно заберут в милицию, не нужно большое число людей подставлять. Ещё интересная работа как минимум один митинг в месяц проходит, а бывает и 3–4. Желательно, чтобы он сопровождался какой-то более-менее яркой акцией. Акции не каждый месяц бывают, но стремятся к этому. В период защиты пенсионеров от отмены льгот акции были каждую неделю, иногда и несколько раз в неделю.

Общие сборы и акции прямого действия, особенно централизованные в других городах, с поездками привлекают к нам новичков, привязывают к ядру и активизируют людей. Желающих всегда много, постоянно новый народ работает, такая хорошая школа, обкатка происходит. Многие сочувствующие, съездив на акцию, активно включаются в работу. Если кто-то был задержан, то они начинают мыслить, мол, какого уж чёрта теперь имеет смысл бояться, всё равно уже на тебя все данные заведёны.

Похоже, что акции прямого действия (оно же бескровный информационный терроризм – биты) – основной транслятор движения нацболов.

Раньше все работали по мере того, как возникали рабочие вопросы, то есть все занимались всем. Постепенно наша организация созрела до того, что у нас появилось пять направлений: распространение прессы, организация митингов, сбор денег касса, охрана, политпросвещение. Каждый член актива является руководителем своего направления. Он мобилизует народ для своих целей, и вокруг него обязательно есть несколько ребят, которым больше всего нравится этим заниматься. Но если дело требует, то подключаются и другие.

Чётко описан переход от отдельного клуба к Системе – консорции 2-го порядка, которая состоит из отдельных коннективов, в каждом из которых есть своё ядро и флэш-группы вокруг него. Коннективы неавтономны, осознают себя одной организацией и подчинены общей дисциплине, что и позволяет данное объединение классифицировать как Систему, а не Круг. Переход к Системе увеличивает срок жизни объединения в целом до 7–9 лет, и на сегодняшний момент оно ещё не вошло в стадию кризиса. Если отдельная группа не осуществляет переход к консорции 2-го порядка, то кризис начинается раньше: в конце второго, начале третьего года существования группы, после чего состав клуба кардинально меняется.

У нас нет специальной формы одежды, но есть некий стиль, традиции тёмная одежда, в основном чёрная, иногда перенимается стиль бритоголовых. Но сейчас это меняется. У скинхедов уже целая мода, это дорого и непрактично. Да и заметить их в толпе нетрудно.

С началом уличных столкновений мы стараемся одеваться под футбольных хулиганов спортивного типа одежда, в которой легко свободно двигаться, и пойти на тренировку можно, и подраться. Какие-то члены актива, которых уже точно соответствующие органы знают в лицо, могут позволить себе стиль «милитари» такой внешний форс. Люди, которые стремятся работать, не светясь, одеваются под хулиганов. Их очень много, и их стиль одежды не выделяется в толпе. Люди из футбольных фанатов к нам приходят, и какие-то положительные моменты их опыта мы перенимаем, не только в стиле одежды. В организации охраны во многом использован их опыт, потому что у них очень хорошо проработана вся схема.

Много народу перешло к нам из политических молодёжных организаций АКМ, СКМ, анархистов, но больше всего из неформальных движений а-ля скинхеды, неформалов и футбольных фанатов.

Повторим, что синтез новых движений всегда происходит на стыке других, заимствуя через людей – носителей других субкультур – различные элементы и строя из них собственную культурную традицию вокруг базового транслятора.

До этого времени можно было являться членом нескольких сразу политических организаций, но сейчас политика строится так: не может человек разорваться надвое. АКМ и СКМ ведут активную деятельность, они наши союзники, но нам нужны люди. Потому теперь строится линия: либо ты там, либо там. Но если человек одновременно с нами состоит в каких-то неполитических организациях, а-ля там какое-нибудь движение «Радуга» или ролевое, то нет никаких трений, наоборот, это очень часто встречается.

С движением «Наши» у нас прямая идеологическая конфронтация. Нападения на нас, по нашему глубокому убеждению, организованы и проплачены «Нашими». Они начались в феврале 2005 года в метро, потом после ряда акций, потом август 2005 года был. Все люди, которые совершали нападения фирмачи.

Если движения или субдвижения находятся в рамках одного онтологического поля (в данном случае это политика, но это же происходит и в неполитических движениях), они нередко демонстрируют ревность по отношению друг к другу, создавая различные полюса притяжения со своими союзниками и сателлитами. Так, нацболы и «Наши» относятся к разным полюсам. Даже между союзными субдвижениями есть некоторое напряжение во взаимоотношениях, когда перед рядовым членом ставят выбор: «или-или». Между движениями, относящимся к различным онтологическим полям, подобной конфронтации не наблюдается – они равнодушны друг к другу, и совмещение увлечений отдельным человеком не осуждается.

Футбольное движение не едино. Есть основной круг болельщиков. Есть более узкий круг хулиганы постоянно ездят на матчи и участвуют в драках. Они сами себя называют «хулы». Что-то вроде неформальных пацанских боевых дружин. К нам много народу пришло оттуда, в основном, это хороший народ много делают, мало говорят. В акциях прямого действия или в организации обороны это очень ценные кадры.

У «хулов» есть ядро, элита, они сами себя называют «фирмачи». Это люди далеко за двадцать, даже под 30, имеют хорошую спортивную подготовку, профессионалы своего дела, многие с криминальным прошлым. Они за деньги организовывают драки с другими командами. Футбол это деньги, ставки. Бывает, что воротилам бизнеса тотализаторов надо сорвать матч, либо драка нужна для рекламы. На это и нанимают фирмачей. Они все друга знают, даже из других команд в лицо, по именам. Они часто встречаются на матчах друг против друга.

В этой среде довольно сложно потеряться. Милиция их контролирует: если парень хоть раз попал после матча в милицию, его заносят в картотеку. Если регулярно попадает, его ставят на учёт, он подментован. Если на нём висит уголовное преступление, то этот человек начинает работать на органы.

Между делом и в общих чертах описано мемориального движения футбольных фанатов, пик которого в России приходится на конец 1970-х – начало 1980-х гг. В структуре наблюдается та же картина: болельщики – аура, хулы – актив, фирмачи – ядро отдельных коннективов.

Все нападения на нацболов и в Москве, и в других регионах проводили спартаковские фирмачи. «Хулы» их знают лично. Их однажды поймали, когда они попытались силой ворваться в здание, где проходило заседание комитета «Антикапитализм». Их было порядка 30 человек, вооружённых травматическими пистолетами (стреляют резиновыми пулями прим. авт.), дубинками, цепями. Вход охраняли наши ребята, около 12–15. Встретив отпор, нападавшие отступили, и автобус, в котором они ехали, остановила милиция. Всех, кто был, переписали. Потом данные из этого списка просочились, и оказалось, что это всем известные фирмачи. Один из них Вася Киллер: на нём, как минимум, один труп лежит. В футбольной среде он пользуется очень плохой репутацией. Профессионал, но многие считают, что он сотрудничает с милицией. И не без основания. Он являлся заместителем Василия Якеменко, который возглавляет «Наших». Собственно, это уже всё проясняет.

Были случаи, когда ребята из «Наших» переходили к нам и становились нашими без кавычек. Эти ребята и теперь с нами. Они подтвердили, что организация нападений действительно имеет место со стороны именно «Наших».

Был у нас один очень нехороший случай, когда от нас ушёл человек к «Нашим». Он не скрывал этого, но официально не заявил о своём уходе из партии. Когда ему сказали: «Какого чёрта ты таскаешься и там, и там?» он перестал у нас появляться. Это показывает, что тусовка требует определённой работы.

Бывает, конечно, что и от нас уходят. Мы самая массовая политическая молодёжная организация в России, многие люди различных убеждений входят с нами в контакт. Когда более-менее включаются, воспринимают наш стиль общения, наш образ жизни, то некоторые понимают, что это не совсем их, и уходят. Но многие проникаются сочувствием и вживаются. В какие-то периоды из правых тусовок больше приходило и оставалось, в какие-то из левых, они больше полезны в плане нестандартных идей, чем в действии. К нам не приходят люди, которые закостенели в своих убеждениях исключительно левых и исключительно правых, а если приходят, то ненадолго. У таких своя догма, через которую они не готовы перешагнуть.

Перетекание членов из одной политической организации в другую – обычное дело в рамках данного неформального поля, даже несмотря на резко антагонистичные политические взгляды. Возникает вопрос: не является ли вся политическая молодёжка – единым движением, с различными субкультурами внутри неё, тем более что базовый транслятор – акции прямого действия, биты – демонстрируют и те, и другие. Пока движение находится в стадии синтеза, на этот вопрос точно ответить невозможно – трансляторы, определяющие самость движений, ещё могут быть сменены на другие.

Всё это происходит во втором слое. После удачной акции обязательно собирается в каком-нибудь парке или на улице тусовка, они говорят: «О, ребята, молодцы, извините, что я сегодня не пришёл!» Начинается обсуждение болтология. Тусовка всегда привлекает новых людей. Бывает, приходит человек далёкий от нас по идеям, но в этой тусовке оказался его друг, он общается, разбирается, что к чему, и вступает в партию.

Нередко люди по каким-то либо жизненным ситуациям либо идеологическим соображениям отключаются от работы на полгода, на год, может, на два… Мы их воспринимает уже потерянными, но они возвращаются. Из третьего слоя иногда переходят во второй, некоторые курсируют туда-обратно, есть такие, что во втором слое несколько лет держатся, но так и не становятся активом.

Ядро, актив старается держать дистанцию от тусовки, потому что тусовка это гибель для любой нормальной деятельности. Общение с людьми там поддерживается, но манеры тусовки простого времяпрепровождения, безделья они стараются пресекать сознательно, чтобы не затянуло вот это болото.

С другой стороны, вне партийной деятельности мы все товарищи или друзья. После каких-то удачных акций собираемся, скидываемся, организуем отдых. Совместные сборы, боевые тренировки в сельской местности, на природе. Партия молодёжная, и бывало на моей памяти, что наших ребят родители выгоняли из дома за то, что они участвуют в деятельности партии. Ну, как бы так наставить на путь истинный. Их надо было на какой-то длительный срок определить, где они могли бы жить, и у нас работала взаимовыручка.

Всё строится на межличностных отношениях. Можно жить у каких-то партийных товарищей, непостоянно, гастролировать между этими квартирами, это какое-то время может человека поддержать на плаву. Каждый помогает друг дружке вне прямой работы. Мы близки к общине, но не до конца, тут нет всех её черт. Если уж начинается работа, если кто-то не понимает, продолжает общаться на каких-то дружеских тонах, то могут и одёрнуть, сказать: «Всё, прекращаем! Началась работа. Сейчас я твой гауляйтер, а не твой товарищ». Это срабатывает.

Информальные группы гордятся своим высоким уровнем дружеских отношений и взаимовыручкой, свойственной этой среде. В то же время никакие личные отношения не должны мешать делу, что также неизменно подчёркивается информалами.

У нас работают люди, заражённые идей и духом партии, работающие исключительно на инициативе. Никаких плюсов от работы такой человек не получает. «Заставить» его дисциплинарно работать очень сложно. Он каждый день рискует, что его ждут в подъезде посторонние люди, чтобы избить… Если работает в партии, то это исключительно добровольно. Поэтому в регионах обычно гауляйтер это лидер, за которым идут люди. Нет лидера нет партийной работы.

У нас в отделении внутренних конфликтов и расколов не было. Кто-то приходит, кто-то уходит. Но в принципе разные конфликтные явления межличностные и идеологические, увы, бывают. Например, Новосибирское отделение раскололось. Появился неофициальный сайт, на котором ребята общались между собой и с ребятами из других городов. Были там и активисты, которые практикой занимались, но, в основном, народ, хотя и наш, но который хотел много теоретизировать. Тусовочные люди не практики. И туда подключились люди со стороны вход на сайт, понятное дело, свободный. Как оказалось, это была ФСБ просто-напросто. И они начали вводить идеологический раскол.

Вот одна из причин, по которой у нас не очень хорошее отношение к интернет-общению. Тусовочный круг начал обсуждать, насколько мы правильно идём. И пошёл межличностный конфликт. Там был андерграундный музыкант Манагер, как он себя величает «великий сибирский метафизический поэт», лицо знаменитое и не принимающее никакого участия в прямой работе. Когда он сочинил свою программу партии и начал её популяризовать, и себя заодно, ему и другим тусовщикам сказали: «Извините, вы можете сколько угодно трепаться, делаем-то всё равно мы» Они и ушли. Создали «НБП без Лимонова», но, естественно, это оказалась недееспособная организация.

Но вот другая проблема. В Москве располагается штаб партии и там… не сказать, чтобы бюрократический, но, скажем так, более централизованный стиль проведения работ. Он кардинально отличается от регионального. Московское отделение по числу сочувствующих на третьем месте в России после Питера и Калуги, но первое по активу и тусовке. Такую численность сложней контролировать, и оно разбито на несколько бригад. Неформальные отношения в какой-то мере присутствуют, но гауляйтеры и бригадиры, поскольку их много, общаются больше между собой и с теми людьми, у которых большой партийный стаж. В этой узкой среде неформальный образ общения сохраняется, но в общении с другими рядовыми сокращается.

Если у нас руководителем становится человек, которого все признали, то в Москве бригадира назначает гауляйтер. Это делается сверху. Если это не волеизъявление всей бригады, то, понятно, возникают трения. Начала работать схема, когда гауляйтерам не хватает авторитета, и они пытаются передавить это: «Ты должен! Ты обязан! Это приказ!» Формулировка «Это приказ!» в последнее время в Москве часто повторяется.

Создаётся абсурдная ситуация: все люди работают исключительно на энтузиазме, никаких денег, никаких благ с этого не получают. С теоретической точки зрения фраза «это приказ» должна звучать нормально, но по факту работает как красная тряпка. Люди просто начинают расползаться, уходить. Если слишком часто повторяется слово «приказ», желание работать и энтузиазм сходят на нет. В Москве идёт попытка создать синтез общения вот этого общинного и формалистического. На мой взгляд, у них не очень удачно это выходит.

Московская организация НБП также демонстрирует уровень Системы, но рассказчик выделяет её как носителя иной культурной традиции. Движение всегда состоит из отдельных Кругов и Систем, но появление внутри движения отдельных субкультур, группирующих вокруг себя разные Системы и Круги, – признак появления субдвижений. Этот фактор скорее укрепляет движение, чем ослабляет его. Сильное движение всегда демонстрирует множество субкультур и субдвижений, придающих устойчивость движению в целом. Хотя взаимоотношения между ними часто бывают и непростые.

Ушли многие старые партийцы. Это проблема! Сейчас она особенно актуальна для московского отделения, но в будущем грозит и нам, потому что мы постоянно расширяемся, а эта проблема связана с ростом. Я надеюсь, что раз мы перед собой поставили проблему, то её решим.

Уход старых партийцев может быть связан с формализацией отношений,

на что указывает рассказчик, а может, с цикличностью жизни неформальных коллективов, осведомлённость о которой рассказчик не демонстрирует. В некоторых случаях эти причины могут быть взаимосвязаны, так как формализация отношений – один из признаков старения группы.

На момент публикации книги рассказчик покинул ряды НБП, отметив, что это массовое явление сегодняшнего момента в развитии организации. Это говорит как о личном кризисе рассказчика, так и о том, что цикличность в существовании коннективов с соответствующими следствиями в виде оттока кадрового состава во время периодов кризиса характерна для любого неформального движения.

В целом рассказ Лёши производит очень сильное впечатление. Мы не вдаёмся в идеологию НБП, мы говорим только о технологии, применимой независимо от идеологии. Лёша осознаёт структуру неформального поля, легко и естественно пользуется понятийным аппаратом других неформальных субкультур, использует данные из других городов и столиц для прогнозирования развития своей низовой организации. В общем, пользуется неформальной социотехникой на высоком уровне. Он был членом ядра провинциальной организации, следовательно, другие члены ядра и лидер его понимали, они действовали совместно.

Для авторов теперь неудивительно, что провинциальное отделение НБП, в котором состоял Лёша, одно из самых мощных в России (не считая столиц).

Скаутский отряд «Сполох»

Рассказывает Иван Иостман, Воркута

Скаутский отряд «Сполох» организовался в Воркуте в 1995 году и сильно отличается от традиционного скаутинга, Во-первых, традиционный скаутинг – это игра. Интересная, конечно. Мы сразу старались включить детей в реальную деятельность, не пренебрегая игрой впрочем, но не делая на ней акцента.

Проявление в рамках неформальных движений советской педагогической традиции с её ориентацией на общественно-значимую деятельность. Эта черта проявилась ещё у пионеров с их стремлением «не разводить детский сад, как скауты», а заниматься настоящими делами, нужными революции.

Во-вторых, скаутинг часто базируется на туристической составляющей, а у нас в Воркуте с этим сложности. В-третьих, он зачастую, не всегда, правда, ориентирован на какую-то религиозную деятельность. Вот к этому мы изначально не приходили. Другим истоком «Сполоха» является движение РВО и, соответственно, «Каравелла»^[20]. Но мы и её не стали в точности повторять, ибо считаем, что скаутинг – это удобная система, оболочка, которая позволяет впихивать практически любое содержание, а вместе с тем держит, служит скрепляющим каркасом. И ещё один «корень» отряда – это коммунарское движение, поскольку Татьяна сама из коммунарской среды, да и знакомых коммунаров много, та же Хавская с Дебаркадером. Поскольку мы с женой программисты, то сделали содержанием деятельности обучение детей компьютерным ремёслам.

Молодые, но уже опытные неформальные лидеры со старта ушли от мемориальных трансляторов и вошли в зону синтеза, наследовав и скрестив опыт разных неформальных движений.

Ресурсы это позволяли, при нашей фирме был хороший компьютерный класс. Нет, это не благотворительность и не спонсорство: мы нагло использовали свои собственные ресурсы. Я там работал главным инженером, а моя жена, Татьяна была директором и одним из учредителей. Фактически это была часть нашей собственности, или частично наша собственность, мы имели на неё права.

В 1997-м, когда мы уже хорошо развернулись, мы получили помещение от города. Никаких других дотаций тогда не было. Только помещение. Поездки – на деньги родителей. Компьютеры – наши личные. В 2000-х годах мы несколько лет кое-что получали из программ летнего отдыха детей – на Севере всегда на это выделяются деньги. В некоторые годы это половину затрат окупало, не больше.

На ставках мы никогда не сидели. Это скаутский принцип. На Западе он сохраняется достаточно чётко, там нет скаутских педкадров, которые работают на выделенных ставках. Кроме, по-моему, самой верхушки, которые что-то на офисные расходы получают. Мы придерживаемся такого же принципа в пределах разумного. Нам с Татьяной было легче: у нас есть профессия, профессия неплохая, профессия позволяет себя кормить и ещё отряд содержать. Я считаю очень правильным скаутский подход: педагогика, работа с детьми не должна становиться профессией.

Это интересный, но не такой уж распространённый случай. В упоминаемых Иваном дружественных педагогических объединениях нередко педагоги получают учительскую зарплату и ресурсное обеспечение. Мы относим их к категории неформалов на основании неформальности детского коллектива. Это частный случай неформальных сообществ – неформальная педагогика.

Начиная с весенних каникул 97 года, мы регулярно выезжали на Полярный Урал, на турбазу. С 2000 года это стало программой «Севертур» часть времени в Воркуте, а часть на турбазе. Возили туда, кроме отрядных детей, ребят из школ города и края, к нам приезжали клубы из других регионов. Там много туристической романтики народ ходит на лыжах и учится выживать в экстремальных условиях. Это хороший тренинг на сплочение коллектива. Мы там ухитрялись вести скаутские активитеты, большею частью туристические, но не только. Активитет скаутский термин. Обозначает активное действие, направленное на обучение. Как правило, не одноразовое, а растянутое на всё время лагеря.

Активитеты, заканчивающиеся испытаниями юных разведчиков (спрятаться, что бы не нашли, не есть несколько дней, просидеть зимой несколько часов в сугробе и т. д.), в рамках базовых «лесных лагерей» – основной транслятор в скаутинге. Джамбори – тоже транслятор, общий слёт с демонстрацией активитетов.

В 97-м летом мы поехали на Джамбори большой всероссийский скаутский слёт, около 5000 человек. Существуют несколько скаутских организаций ОРЮР, ФСР, ВНСО и другие, а между ними трения. На момент нашего Джамбори-97 они все дружно гадали, кого примут во Всемирную. Это было крупнейшее Джамбори в российской истории, а потом такого количества народа не собирали организации перестали проводить совместные мероприятия. Нас постоянно записывали в какие-нибудь скауты и потом начинали требовать то взносов, то поддержать какую-то кандидатуру, то опустить какую-нибудь кандидатуру, которую куда-то продвигают. Нам, приехавшим из провинции, вдохновлёнными скаутскими идеями о том, что скаут скауту друг, товарищ и брат, было очень странно на это смотреть, потому мы дистанцировались. Это единственное российское Джамбори на котором мы были, как отряд, и я не жалею, что мы не были на других.

Мы стали создавать свой круг, используя старые связи из разных движений.

У нас были контакты с ролевиками на Хавской в Москве, с фэнами, с киевлянами-скаутами, с «Каравеллой», появилось ФИДО и много новых связей через него. Летом 1998 мы поехали в Крым, в скаутский лагерь который организовал киевский отряд «Драконы», во главе с Димой Лысенко, более известным как Кертис – автор нашумевшей статьи «Система против, или крапивинские дети» Там, в отличие от Джамбори, были добрые скаутские традиции и это создало для наших ребят образ хорошего скаутинга, который потом транслировался от старших к младшим, к новичкам. Там был ещё и детский компьютерный клуб «Чайник» из Будёновска, и другие вовсе не скауты, но лагерь жил по скаутским законам.

Руководители «Сполоха» пошли ещё дальше в зону синтеза: стали использовать не только «методический» опыт, но и живое взаимодействие с носителями других традиций, других неформальных движений, обогащающее друг друга.

Кроме того, они начали создавать своё сообщество клубов, в нашей терминологии «круг». Эффективность деятельности и устойчивость круга намного выше, чем отдельного даже самого сильного клуба.

Затем мы вышли по старой памяти на «Каравеллу». Нам прислали приглашение на слёт РВО – разновозрастных отрядов, который проводился в Екатеринбурге на Новый год с 98-го на 99-й. Получился очень хороший фестиваль. Московские и екатеринбургские ролевики сделали для детей игру. У «Каравеллы» очень хорошие традиции журналистики, нам было друг у друга чему поучиться. Но они на тот момент не владели технологией их воплощения. У них были рукописные журналы – «Синий краб», например. А мы притащили с собой несколько компьютеров. И показывали им как их контент, говоря нынешним языком, воплощать в веб-странички, в печатные формы. Такая ознакомительная деятельность, принюхивались друг к другу, как дети, так и взрослые. Главный итог этой встречи: рождение «БТ» – детской газеты «Бермудский треугольник», как сетевого издания. Интернет тогда уже у всех был или ФИДО. Возникла идея делать газету с плавающей редакцией, которая должна познакомить отряды друг с другом.