355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Армалинский » Соитие (Альманах эротической литературы) » Текст книги (страница 4)
Соитие (Альманах эротической литературы)
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 21:02

Текст книги "Соитие (Альманах эротической литературы)"


Автор книги: Михаил Армалинский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Человеческая природа не оказалась настолько порочной, чтобы смиряться только с уничтожением миллионов, но протестовать против уничтожения тех немногих, кто отдавал приказы об уничтожении этих миллионов.

Практически это было осуществлено принятием международной конвенции о том, что разрешение конфликтов военными средствами является самым тяжким преступлением. Это значило, что каждый правитель становился преступником, если он позволял изготовлять любое оружие. Единственное оружие, которое было разрешено – это пистолеты, использовавшиеся для борьбы с преступностью. Каждый человек на Земле был оповещён об этом главном законе человечества. С помощью изобретенных средств информации стало возможным передавать сообщения каждому жителю Земли. Наказанием за нарушение этого закона была смерть от оружия, которое данный правитель дал приказ изготовлять. Если правитель отдал бы приказ о войне, то это уже могло быть слишком поздно для её предотвращения. Задачей было не позволить вооружать народ.

Преступление простого человека может быть часто непредсказуемым и совершаться в состоянии аффекта, но войны между народами не происходили вдруг, им предшествовали, наращивание арсенала, военная пропаганда внутри страны, и многое другое, что являлось неопровержимым и очевидным доказательством воинственности правительства. Именно в это время, до развязывания войны, велось уничтожение глав правительств.

– А что же сделали с уже накопленным оружием? Как избавились от него? – поинтересовался Аг.

– Международная Организация Миролюбивого Терроризма прежде всего начала следить, чтобы не изготовлялось новое оружие. Сначала правители благородно отказывались от наказания правителей других стран. Они делали это из страха, что и они сами, в виде возмездия, окажутся объектом миролюбивого терроризма.

Правители стали пытаться тайно наращивать вооружение и оказались первыми, кого уничтожила организация. Пример оказался разительным, и новые правители стали осторожнее. Некоторые из них пытались продолжать военные разработки, но под большим секретом. Когда и этих настигла та же участь, совершился поворот в сознании правителей, и они стали вымещать свою воинственность, помогая миролюбивым террористам и предоставляя им информацию о правителях других стран, которые тайно изготовляли оружие, тем самым обрекая их на смерть. Договоры о разоружении стали единственным жизнеспособным для правителей политическим развитием. Избежание подписания этих договоров приравнивалось к преступлению вооружения. Старое ядерное оружие, засылалось в космос, и там оно самоуничтожалось.

– А кто же были палачи, – прервал его Аг, – которые приводили приговор в исполнение?

– Их-то и называли миролюбивыми террористами, – с радостью подхватил Муж, – это были палачи-герои. Люди, которых часто называли фанатиками. А точнее, это люди, которые были готовы отдать свою жизнь во имя цели, почитавшейся святой. Люди, наконец, пришли к пониманию, что если человек, рискуя жизнью, бросается в огонь и спасает ребенка, то это бесспорно считается героическим поступком. Если же человек, рискуя жизнью, спас целый народ от войны, убив злодея, стоявшего во главе народа, не будет ли он ещё большим героем?

– Но кто же совершал все эти геройские поступки? – спросил Аг.

– Группа террористов состояла из представителей крупнейших стран, причем убийство воинственного правителя совершалось террористом, выходцем из этой страны, чтобы у народа не возникало чувство досады, что их правитель, каким бы плохим он ни был, убит чужестранцем.

Разоблачение правителя, отдавшего приказ об изготовлении оружия, предавалось мировой гласности, и тем самым ему предоставлялась возможность совершить самоубийство, чтобы не заставлять террористов брать на себя грех намеренного убийства. Ибо убив, террорист сам становился вне закона как убийца, и он был обязан покончить с собой, поскольку любой, кто намеренно убил, не смеет продолжать жить. Тот, кто решался на убийство, тем самым решался и на самоубийство. Он знал, что его убьют, если он не убьют себя сам. Опасность миролюбивого терроризма была в том, что террорист мог увлечься и стать опасным для людей и выйти из-под контроля великой цели уберечь мир от войн. Поэтому каждому террористу позволялось убить только один раз, чтобы они не вошли во вкус.

Таким образом, чтобы не плодить другого убийцу, то есть того, кто должен будет умертвить его, а потом и себя, миролюбивый террорист разрывал порочный круг убийств с помощью самоубийства.

– Как же все террористы не перевелись? – спросил Аг.

– Никогда не переведутся люди, убежденные в необходимости сохранить мир, даже путем собственной смерти. К тому же тип правителей быстро изменился, когда несколько первых «вояк» было уничтожено, люди, рвавшиеся к власти, быстро поняли, что свою власть они должны использовать, так сказать, в мирных целях.

– Вот вы всё говорите о правителях, а разве генералы армии, полковники, майоры не отдавали команд об убийствах? Что сделалось с ними, их тоже уничтожили? – спросила Лю.

– Нет. Армия строилась на беспрекословном подчинении приказу, а значит в структуре субординации не было места для морали, потому и мораль подчиненных была вне обсуждения. Приказ не обсуждается, а выполняется это было основой армии во всех государствах. Мораль в армии была сосредоточена только в одном человеке – в главнокомандующем. Поэтому мы не имели права судить за убийства тех военных, кто выполнял приказ убить. Обвиняя тех, кто подчинялся, мы просто выносили приговор самой структуре армии, ибо целью армии было подавлять моральный протест против убийства, возникавший у солдат или офицеров, и поощрять их кровожадные инстинкты. Нельзя было рассчитывать на то, что армия могла прекратить убивать, если бы какие-то солдаты и офицеры убивать отказались. Их заменили бы теми, кто бы согласился убивать, так как солдаты и офицеры – это тот же народ, из которого порочные правители лепили кого угодно. Но не нужно забывать, что армия и вооружение были неразделимы, и уничтожив вооружение, мы уничтожили армию – аморальную структуру общества, делавшую из людей механизмы, выполнявшие человеконенавистнические приказы.

Таким образом, благодаря науке, человечество сначала избегло полного самоуничтожения, а потом наши патриархи свели человечество к счастливому минимуму.

Аг и Лю уже давно чувствовали усиливающееся желание помочиться. Они понимали, что им придётся это делать на виду друг у друга, Мужа и Жены.

Терпеть становилось всё труднее. И тут, как бы почувствовав это, сначала Жена, а потом Муж встали с дивана и пошли в середину комнаты, где были желоба.

Они жестом поманили Ага и Лю и заструились. Жена стояла, раздвинув ноги и разведя руками в стороны большие губы. Аг и Лю последовали их примеру. Лю подумала, что так удобно не садиться, а мочиться стоя, и что привычка женщин присаживаться основана на том, что общество подвергало женщину ещё одному неудобству – неудобству присаживания, чтобы она, стоя, лишний раз не прикасалась к своим половым органам, поскольку без прикосновения к ним, не удалось бы направить струю туда, куда нужно, и не залить себе ноги.

После того, как Аг и Лю вернулись к дивану, они почувствовали, что перейдена какая-то важная граница, после которой стыд становится чем-то абстрактным.

Но им было никак не обрести стыда по отношению к своему лицу. Им грозила самая опасная ситуация – оказаться вообще без стыда.

Легкий запах мочи в комнате быстро исчез, так как по желобам текла проточная вода.

В дверь постучали. Муж и жена торопливо натянули балахоны, и Аг и Лю сделали то же самое без подсказок. Муж хлопнул в ладоши, и дверь открылась. В неё вошел слуга в балахоне с подносом в руках, уставленным маленькими керамическими чайниками. Он оставил поднос и молча ушел, плотно закрыв за собой дверь. На этот раз Муж и Жена не сдернули балахоны и остановили Ага и Лю, которые собрались было снова обнажить свои лица. Муж взял один чайник и вставил носик в дырку в своем балахоне на уровне рта. То же самое сделала и Жена. Аг с трудом отыскал дырку в своем балахоне. А Лю взяла чайник под балахон. Жена рассмеялась и сказала, что так делают дети, когда они только начинают обучаться носить балахоны. Но это считается дурным тоном, и она посоветовала Лю использовать дырку в балахоне.

Напиток оказался манговым соком, как объяснил Муж. Аг вспомнил название фрукта, который уже был редкостью на Земле в его время.

– Мы чувствуем, что мы уже достаточно близки, чтобы есть и пить вместе, не так ли? – сказал Муж, обращаясь к Агу и Лю.

Муж и Жена сняли балахоны. Аг и Лю радостно стянули их с себя тоже. Муж прошел в боковую комнату и вынес блюдо с разнообразной едой и тут началось пиршество. Муж и жена ели жадно, причмокивая, и помногу. Видно было, что они удовлетворяют долго подавлявшееся желание.

Вдруг Жена взяла с блюда морковь и ввела её себе во влагалище, что должно было считаться величайшим святотатством, так как морковь являлась греховной едой.

Муж снисходительно ухмыльнулся.

– Как вы, наверно, обратили внимание, – снова заговорил Муж, утолив первый голод, – у нас нет толстых людей. Все стройные даже в старости. Происходит это по нескольким причинам. Во-первых, так как есть неприлично, люди стараются ограничивать себя в еде. Во-вторых, если человек толстый, то его толщина указывает на его злоупотребление едой, то есть на греховный образ жизни.

– Это как у нас, – откликнулась Лю, – если женщина забрюхатела, значит она согрешила.

Аг рассмеялся, а Муж и Жена понимающе переглянулись. Жена дала откусить Мужу морковь, посетившую её влагалище, и Муж, похрустев куском греховной морковки, продолжал:

– Так как население наше не превышает пятисот тысяч, учет и управление становятся возможными без всяких компьютеров и механизмов, а вручную – в этом наша сила, мы не даем себе впасть в зависимость от техники. Люди живут простой жизнью, и так как количество населения строго контролируется, у нас не возникает необходимости новых построек – новые люди вселяются в жилища умерших, и получают их имущество. Пища – у нас в изобилии, она растет вокруг нас и кишит в реках и лесах. Остаётся только жажда наслаждения, удовлетворить которую и есть задача нашего общества.

При созревании каждой девушке дают выпить настой специальных трав, который её стерилизует до тех пор, пока она не захочет стать матерью.

Тогда ей даётся другой настой, и она становится способной забеременеть. Юные девушки отдаются на обучение к зрелым мужчинам, пока каждая не испытает 100 оргазмов. Юноши идут на обучение к зрелым женщинам на тот же срок. Задача – обучить дебютантов разнообразным способам достижения оргазма.

Редкие женщины и мужчины действительно любят детей и в состоянии быть хорошими родителями, не говоря уже о способности их воспитывать. Но зато существуют редкие женщины и мужчины – прирожденные родители, с родительским талантом, и они избираются воспитателями своих и чужих детей.

Остальные люди предпочитают удовольствия и беззаботную жизнь.

Дети в вашем обществе были, как правило, не результатом осознанного желания иметь их, а лишь побочным продуктом похоти. Так происходило всегда, когда противозачаточные средства не являлись эффективными и обязательными, как у нас. В нашем обществе дети навсегда остаются побочным продуктом, а в былые времена он очень скоро разрастался в основной продукт, подавлявший родителей с их страстями вместе взятыми. Другими словами, мы не позволяем детям разрушать жизнь взрослых.

Детей раньше заводили в основном по неведению. Неведению того, что они с собой несут. Для многих женщин дети являлись искуплением греха половой жизни. У нас женщины имеют детей по вполне естественным причинам, главная из которых, удовлетворение материнского инстинкта и вторая – желание испытать обновление организма, которое происходит после беременности и родов.

По сути дела, в прошлом не дети, а взрослые воспитывались детьми в духе бесполости. Взрослые подавляли свои инстинкты в присутствии детей, а также во имя детей. Взрослым запрещалось быть самими собой под благородным предлогом охранения нравственности детей. Невинность детей использовалась как законное оправдание для ущемления свободы взрослых. Таким образом, взрослые становились заложниками детей.

Дети для родителей являлись ярмом, тюрьмой, которую большинство воспринимало как должное. Однако злоба на заключение в этой тюрьме скапливалась, и родители срывали её на своих детях. Свою вину они перекладывали на их маленькие плечики. Калеча детей, они ранили будущее общество взрослых. А ведь плохие родители – это величайшие преступники, которые растят не только своё наказание, но и наказание для общества, которое не посмело запретить им быть воспитателями своих детей.

– А где же вы воспитываете ваших детей, где они живут, вместе со взрослыми? – спросила Лю.

Жена ответила на этот вопрос с воодушевлением:

– Дети содержатся в специальном городке, отгороженном от мира взрослых. Там живут только те взрослые, которые воспитывают детей. Ведь и у вас дети жили по сути дела в изоляции от мира взрослых – им не позволялось не только делать, но и даже знать, чем занимаются взрослые. Мы же развили эту тенденцию до логической завершенности и просто содержим детей отдельно от взрослых.

– А когда вы считаете, что ребенок становится взрослым? – спросил Аг.

– Мы предоставляем это решать природе, а не искусственно установленному законом возрасту, как это было в прошлом, – ответила Жена. – Взрослость определяется готовностью к половой жизни, а она, в свою очередь, определяется началом менструаций у девушек и появлением лобковых волос и семени у юношей. До достижения зрелости контакты между девочками и мальчиками резко ограничены. Как детей не заставляют носить тяжести, только потому что это им не под силу, точно так же их оберегают от тяжести половой жизни, какой бы приятной она ни была, потому что они могут погибнуть под непосильным для них грузом.

Дети ходят с открытым лицом до пяти лет и едят не скрываясь, а потом начинают носить балахончики. Единственные места, где разрешается разговор в обществе – это во время обучения, посему дети горят желанием учиться. Учёба состоит из обучения письму, счету, физиогномике и медицине. Физиогномика – также притягательна для мальчиков и девочек, как анатомия половых органов для ваших детей.

Дальнейшее обучение не поощряется. Знание, быть может, приносит силу, но сила не есть – счастье.

– А разве вы не обучаете искусству? – удивилась Лю.

– Искусство, – отвечал Муж, – имеет в нашем обществе лишь терапевтическую функцию, и мы не возлагаем на искусство никаких воспитательных задач, и тем более, не видим в нём спасительной роли, которую ему навязывали веками.

Искусство вместе с красотой обанкротились в своих притязаниях на спасение человечества от самоистребления. Слово было за искусством, потом дело стало за наукой.

Искусство на протяжении веков доказало, что оно не способно передать эмоциональный опыт от одного поколения к другому в такой мере, чтобы предотвратить человеческие трагедии. А наука нашла пути для передачи человеку эмоционального опыта без необходимости переживания человеком трагедий.

Например, каждый человек должен прочувствовать на себе, что такое концентрационный лагерь, чтобы лагеря перестали существовать. Искусство не в состоянии внушить человеку это чувство. Искусство действует слишком пассивно, ибо книгу откладывали, а телевизор выключали, когда возникавшие чувства начинали неприятно беспокоить. К тому же одержимость идеей, противоположной той, которую стараются внушить, делает человека невосприимчивым ко всему, что противоречит его маниакальной идее.

Посему возникает необходимость принудительно подвергать человека воздействию претерпеваемых идей, чтобы обезвредить в нём человеконенавистнические желания. Школьное обучение состоит из искусственного воздействия на эмоциональную систему учеников в такой степени, чтобы они в течение, скажем, пяти минут испытали ощущения узника лагеря смерти. Это становится надежной гарантией, что ученик возненавидит всё, связанное с издевательством над человеческой личностью. Это действует, как прививка от страшной болезни.

Обучение включает в себя перечень обязательных эмоций, прочувствование которых заменяет долгий и неэффективный процесс воспитания.

Этот метод начали использовать несколько сот лет назад для наказания преступников. Идея наказания строилась на том, что преступник должен пережить ужас и боль своей жертвы. Искусственное воздействие на его эмоциональную систему по своей продолжительности было пропорционально тяжести его преступления. Таким образом, начальник концлагеря должен был ощутить всё, что испытал узник, а вор должен испытать чувства возмущения и горечи, которые испытывали обворованные им люди.

Существовавшая до того система универсального наказания преступников лишением свободы на разные сроки не имела никаких эмоциональных связей с совершёнными преступлениями, а посему не являлась исправляющей, а лишь карающей. Неволя – это посредница, с помощью которой общество стремилось вызвать в преступнике чувства, отдаленно напоминающие отрицательные чувства жертвы. Неволя – это абстрактное мучение, не имеёщее ничего общего с конкретным мучением жертвы. Цель же наказания – не абстрактное мучение преступника, а помещёние его в шкуру его жертвы, и это – единственный способ заставить человека понять, как отзываются его поступки на других.

Принудительный эмоциональный опыт сделал реальностью моральное требование, не делай другому того, чего не желаешь себе. Когда преступность была резко сокращена, этот же метод стали использовать и для обучения.

Наши дети воспитываются в понимании, что надо заслужить попадание в мир взрослых с помощью приобретения необходимых знаний. Мир взрослых рисуется их воспитателями как мир счастья, свободы, причем его показывают конкретно, подводя к ограде, и указывая на ворота, за которыми и существует мир, не доступный для детей. Поэтому для каждого ребенка мир взрослых – это не только туманное предвосхищение, как это было в прошлом, но и конкретное место, оказаться в котором хочется каждому ребенку. И стимул для занятий становится поэтому значительно сильнее.

Одним из главных предметов обучения является медицина. Медицина наша основана на естественных началах. Мы, за редким исключением, используем лекарственные растения, и каждый обучен различать их и приготавливать из них лекарства. Люди редко умирают от болезней, и только старость приносит своевременную смерть.

Если рождается ребёнок-калека, мы его уничтожаем, как это бывало в древности.

У каждого человека имеется яд, который он должен принять, если его болезнь смертельна или если она длится долгое время. Яд этот действует особым способом – он ослабляет сердце, так что при оргазме сердце останавливается.

Умирающей женщине предоставляется на выбор мужчина, а умирающему мужчине – женщина, которые и должны довести больного до последнего оргазма.

У каждого члена общества есть долг – служить на поприще прекрасной смерти.

– Раз вы упомянули слово «прекрасное», – вступил Аг, – то не расскажете ли вы, что же в вашем обществе почитается за «прекрасное»?

– На это позволь ответить мне, – сказала Жена, – облизывая пальцы после отправленного рукой в рот последнего куска мяса. – Понятие красоты у нас иное и не приносит столько несчастий, как это происходило раньше. Так как лица наши скрываются, то люди тянутся друг к другу на основе конкретного желания, а не туманного неосознанного влечения. То есть, люди видят гениталии, а они прекрасны всегда. Предпочтение возникает на основе разнообразия внешности половых органов и на фоне их безусловной общей красоты. Среди нас существует начальное равенство, то есть у людей нет предвзятости отношения из-за различия лиц. Поначалу лица у всех сокрыты, а гениталии – у всех одинаково красивы, ибо гарантируют безотносительно прекрасный оргазм. Различия гениталий служат для первичного распознавания друг друга и для осуществления разнообразия, необходимого для поддержания сексуального интереса – основы жажды жизни. Вы, алчущие абсолютов, миновали один безусловный, который существует у нас между ног. И не замечали вы его потому, что в абсолют вкраплена относительность времени этот абсолют является нам в процессе желания, которое, увы, не длится непрерывно. И эта прерывистость желания отвлекала вас от его абсолютной сути, а некоторых даже разочаровывала в ней.

– Ну, а что если после сближения, снимешь балахон и увидишь перед собой урода? – хихикнула Лю.

– Резонные волнения для людей прошлого, – констатировала Жена и продолжала.

– Если раньше стремились повысить материальный уровень жизни, то теперь нам удалось повысить её эстетический уровень. У нас нет некрасивых людей. С помощью генетики мы обеспечиваем рождение только красивых. Раньше небольшая кучка красивых людей держала остальных в состоянии рабства.

Мужчины теряли голову, увидев красивую женщину. А женщины теряли так называемую скромность, увидев красавца. Красавица обладала властью большей, чем иные правители. Красота была избыточна в том смысле, что привлекала значительно больше людей, чем физически была в состоянии одарить собой, в результате чего возникали конфликты, ни одна красавица не могла удовлетворять то количество похоти, которую она возбуждала. Спрос на красоту всегда отставал от предложения.

В средние века красивые женщины считались воплощением дьявола, ибо красота – это обещание всякому, кто её видит, но которое выполняется только для немногих. Дьявол – это обещание, Бог – это его выполнение.

Кокетство, как форма обещания, являлось шантажом. Красавица знала Мужскую слабость перед ней, и она проверяла, как многим мужчина был готов поступиться ради того, чтоб обещание это было выполнено.

Генетика решила и эту проблему. Как в прошлом принимали витамины во время беременности, так теперь принимают генетические пилюли, чтобы ребенок родился не только здоровым, но и красивым. Причем мода на красоту меняется то в моде полные, то худые, то с раскосыми глазами, то с прямым разрезом и так далее. С помощью лекарств мы можем производить изменения в теле в течение месяцев и изменять свою внешность. Как вы изменяли прическу в зависимости от моды, так у нас каждый человек в состоянии менять свой тип красоты на другой с помощью генетических препаратов.

– А разве не скучно, когда все красивы? – спросила Лю.

– Чтобы не принимать красоту как само собой разумеющееся и не привыкать к ней, люди изучают историю по документальным трехмерным видео, где они видят обыкновенных людей прошлого, то есть, в основном уродливых.

– Через месяц-другой вы тоже себя не узнаете, и это я говорю не фигурально. Вы будете значительно красивее, чем сейчас, – сказал Муж, пытаясь формулировать свою мысль как можно деликатнее. – В еде, которую вы ели, уже была вложена первая доза генетических препаратов.

Аг и Лю переглянулись и рассмеялись.

– Ты хорошеешь с каждым мгновеньем, – сказал Аг и поцеловал Лю.

– А ты только с каждым часом, – ответила Лю, вернув ему поцелуй.

– Вы говорили, что вас всего пятьсот тысяч, – обратилась Лю к Мужу, – а где же остальные люди, миллиарды людей? Уж не хотите ли вы сказать, что на Земле, кроме пятисот тысяч, никого не осталось?

– Да, именно так, – ответил Муж. – Только малочисленное человеческое общество может быть счастливым. Существование огромного количества людей, как это было на Земле, неминуемо вело к войнам, вражде, несчастьям. Однако следует признаться, что только благодаря науке стало возможным науку остановить.

Быть может, Божья цель создания науки и состояла в том, чтобы довести её до такого уровня, когда мы сможем с её помощью оскопить большую часть человечества, воздерживаясь от его уничтожения.

Много лет назад, когда наши прародители организовали тайную секту с целью изменить направление развития человеческого общества, они создали вирус, который необратимо стерилизовал людей. Таким гуманным способом они решили не уничтожать большую часть человечества, а дать ему вымереть, лишив людей потомства.

Дети – это сдерживающее начало для свободы в любом обществе. Стали бы люди так яро заботиться о нравственности, если бы не было детей? Все моральные нормы созданы для того, чтобы вырастить детей подобными общественному идеалу человека, который резко противоположен личному идеалу человека, основанному на преступлении законов общества.

Поэтому, когда дети перестали рождаться, у людей пропал стимул для соблюдения нравственных законов. Стало некого стыдиться, а также и воспитывать, и последнее поколение бросилось в наслаждения. Ведь стыд в обществе существует только во имя детей, то есть во имя будущего. Ложь пропагандируется во имя детей: в обществе, где есть дети, человек всегда будет представляться не таким, каким он есть на самом деле. Человечий заговор стыда подобен тайне, которую все знают, но о которой не смеют говорить открыто.

Общество испокон веков занималось подавлением желаний в людях. Человек хватался за соломинку искусства, но оно не удовлетворяло желаний, а лишь провоцировало их, и чтобы удовлетворить желание, человеку приходилось рассчитывать только на себя самого.

Чтобы не передергивать и не изощряться в определениях, свобода это есть следование своим желаниям. Такое инстинктивное определение свободы даст любой простолюдин – делать, что хочу. Неудивительно, что свобода так притягательна для народа, который всегда клюёт на обещания её.

Но ни одно общество не желает принять это определение, потому что тогда общество будет вынуждено открыто признать, что оно основано на подавлении свободы, и образ любого общества становится отрицательным. Это в особенности заметно, когда в основе саморекламы любое общество выбирает своим лозунгом свободу. Поэтому лучшие умы, прирученные рутиной бытия, переиначивают определение свободы так, чтобы втиснуть его в прокрустово ложе общества. Когда же кто-либо замечает, что у свободы не хватает рук, ног, а также головы, умники заявляют либо «а это так и было», либо «а это так и должно быть».

Очевидно, что общество распадётся, если каждый его член будет следовать своим желаниям, и потому в структуре общества это право принадлежит лишь сильным мира сего. Сильные мира сего – это подавляющее меньшинство.

Чтобы ограничить свободу среди большинства, необходим стыд, который играет роль самоуправления для личности в целях стабилизации общества.

Обязательным следствием введения стыда становится наказание за то, что человек научается преодолевать стыд. Стыд – это невидимый хлыст общества, данный в руку каждому человеку, чтобы он сам истязал себя.

Истязание сводится к подавлению, вырыванию из своего сердца желаний, столь родных и естественных, но не угодных обществу.

Суть любого общества – ложь, ибо правда кроется в желаниях отдельных людей, а желания эти нужно не только подавлять, но ещё и скрывать.

Для стабильности общества свобода вовсе не нужна, но так как любое общество обещает свободу всем своим членам, то оно в основе своей всегда лживо. И чем больше общество, то есть чем больше у него членов, тем более оно лживо, потому что требуется более сильное подавление их суммарных желаний, чтобы общество могло устоять. Поскольку каждый член общества это потенциальный враг его, то чем больше врагов, тем сильнее должно быть общество, тем лживее оно должно становиться.

Если же сила его иссякает, то общество распадается на общины.

Есть два вида разрушения общества – с помощью войны или с помощью любви.

Первый осуществляет разрушение общества, уничтожая людей, второй обильно размножая людей. Если же исключить уничтожение и резко ограничить размножение противозачаточными средствами, то останется только наслаждение, которое превратит общество в общину. Общинная жизнь, жизнь без гордыни, без гипертрофированных притязаний, то есть жизнь с минимумом лжи, присущей обществу – это то, чего мы добились.

– Но ведь ваши балахоны и запрет на речь, разве это не ложь? – возразила Лю.

Вместо ответа Жена потянулась к Лю. Муж тоже оказался с ней рядом. Они дали ей ответ наслаждением, которое испытала Лю. Как говорится, ответ её удовлетворил.

Муж снова принялся за повествование:

– Расскажу вам забавный эпизод, происшедший лет через семьдесят после вашего отлёта из прошлого. В народе стало скапливаться недовольство формой власти, переставшей быть эффективной. Тогда было установлено маломасштабное разрушение авторитетов, которое, по мнению правителей, должно было действовать на народ освежающе. Суть этой меры была такова: государство жертвовало малой кровью во имя сохранения своей власти.

Главными чиновниками государства по разбиранию жалоб населения были назначены красивая женщина и красивый мужчина. Все жалобщики-мужчины направлялись на прием к женщине, а жалобщицы – к мужчине. Мужчины, приходящие на приём, отвлекались на красоту женщины, и та вела себя так, что жалобщик забывал о своих претензиях и, подбадриваемый ею, овладевал чиновницей прямо на столе, или на полу в её кабинете. У жалобщиков быстро иссякала злоба, и кроме того у них возникало ощущение, что они ебут государство, мстя ему за его неспособность заботиться об интересах людей.

Мужчина-чиновник обвораживал и соблазнял своих просительниц, и они добрели и размякали.

На каждом уровне иерархии государства завели чиновников, женщин и мужчин, которые снимали напряжение у соответствующих их положению жалобщиков и жалобщиц.

Гомосексуалисты и лесбиянки направлялись соответственно к чиновникам того же пола.

Всё это закончилось, когда несколько женщин-министров из оппозиционной партии пришли с жалобой к президенту государства и изнасиловали его до смерти. Таким образом власть перешла в другие руки.

Все рассмеялись. Муж и Жена предложили выйти в сад. День кончался, и скоро должны были наступить сумерки.

– Но вернемся к истории нашего нового общества, – переняла эстафету Жена. – Когда зачатия прекратились, люди бросились в безмерные удовольствия. Лишь небольшая группа добровольцев работала в научных лабораториях, тщетно пытаясь восстановить у людей способность размножаться. Вирус стерильности распространялся по воздуху и по воде, через пищу и прикосновения. Таким образом, заражение произошло повсеместное.

Праотцам и их тайным потомкам пришлось ожидать более ста лет, пока все, кроме них, не вымерли. Столетнее терпение – эта та плата, которую согласились платить гуманные изобретатели во имя того, чтобы не уничтожать лишних людей.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю