Текст книги "Что может быть лучше? (сборник)"

Автор книги: Михаил Армалинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Тут всем стало ясно, что у Брента помутился разум, и полицейский отвёз Брента в психиатрическую больницу. Кити поехала вместе с ним. Там Брента обследовали и решили госпитализировать. Диагноз был таким безнадёжным, что отставка Брента произошла очень быстро, как его жена и хотела. Но теперь ей приходилось ухаживать за потерявшим разум мужем, который время от времени просился к Кэри.

Брент провёл в больнице месяц, а когда жена привезла его домой, Брент узнал, что теперь располагает полной свободой, так как на работу ходить больше не надо.

Наличных денег у него не было, но он нашёл свои кредитные карточки, и, когда жена днём уехала в магазин, Брент вызвал такси и дал шофёру адрес Кэри. Таксист никак не мог найти нужную улицу, а когда нашёл, не мог найти нужный дом. Брент тоже не узнавал места, куда они приехали. Вокруг шли строительные работы. Шофёр остановил машину и спросил рабочего, где находится указанный дом. Рабочий улыбнулся и ткнул в пустырь перед собой – дом снесли несколько дней назад. Брент вышел из машины, велел шофёру ждать и зашагал по пустырю. Никаких ориентиров не осталось, даже соседние дома сровняли с землёй. А из земли торчал огромный щит, на котором был нарисован многоэтажный дом, предназначенный воздвигнуться на этом месте.

Брент повернулся и зашагал к такси. Он сел в машину и попросил отвезти его в психиатрическую больницу, из которой его недавно выписали.

Лора после прощания с Брентом отчаянно надеялась, что он опять к ней приедет, и она скажет ему, что её дом вскоре должны снести и что она переезжает в другое место. Но Брент больше не появлялся, и Лора стала нервничать как никогда прежде. Она понимала, что единственный шанс для неё вернуть любовь Брента – это оставаться ждать его в этой квартире, в доме, предназначенном на снос. Чем ближе подходил день переезда, тем больше она утверждалась в мысли, что она никуда не уедет, а будет дожидаться возвращения Брента. Она была уверена, что если ей удастся отстоять дом, то счастье к ней вернётся. Когда Лора отказалась выходить из своей квартиры в день, запланированный для сноса, приехала полиция. Лора ударила кулаком полицейского в лицо. Она выкрикивала какие-то слова, смысл которых полицейские не могли уловить и потому её повезли не в полицию, а в психбольницу. Это была та же самая больница, в которой оказался Брент.

Лора требовала возвращения своей квартиры, называла каждого мужчину Брентом, и потому её надолго оставили в женском отделении больницы.

Брент и Лора жили в одном большом доме, не подозревая, что они так близко друг от друга. И сносить это здание никто не собирался. Наоборот, к нему ещё достраивался большой корпус.

Что может быть лучше?

Впервые опубликовано в General Erotic.2002. № 63.

Что может быть лучше? – Ничего. Новая роскошная любовница в новой роскошной машине – и обе мне радостно и беспрекословно подчиняются, а значит – любят. Конечно, понятие «роскошная» – относительное: у меня была не кинозвезда и не «ягуар». Да и определение «новая» – уж точно относительное, поскольку любовница была далеко не девственница. Правда, машина действительно была новой – спидометр показывал всего лишь сотню миль, которые потребовалось ей преодолеть, чтобы предстать перед моими очами. Любовнице моей, Мэри, пришлось преодолеть не меньшее количество любовников, чтобы предстать пред моим хуем. Однако понятие «преодолеть» здесь тоже весьма условно.

Как бы там ни было, но я летел на изумрудном Grand Prix, на моём плече лежала голова красивой женщины, а моя правая рука находилась между её ног. Я вдыхал аромат, исходивший из её волос, и ни с чем не сравнимый запах новой машины. Другой ни с чем не сравнимый запах я вдыхал, время от времени поднося к носу палец, который отведал слизистого гостеприимства пизды. Есть ещё прекрасные запахи – например, запах типографской краски в книге… но тогда было не до книг. «Книги? Что книги!»

Мы решили поехать в зоопарк, чтобы обновить машину, а он находился за городом, и это позволяло сделать поездку продолжительной, чтобы больше насладиться новой машиной. Я держал левую руку на руле, послушном каждому лёгкому движению пальца, а правую, как уже говорилось, между ног Мэри, которая с весны по осень ходила на свидания без трусиков, и говорил себе: «Вот оно – СЧАСТЬЕ – запомни эти мгновения и никогда не ропщи на судьбу, потому что она отвалила тебе огромные куски счастья!»

И я никогда не роптал, и если бывал несчастлив, то лишь оттого, что хотел побольше такого счастья.

Когда мы ездили вместе с Мэри по магазинам выбирать машину, сначала она это делала с воодушевлением, как я. Но вдруг она как бы что-то осознала, и её настроение испортилось – я отвёз её домой и на следующий день поехал в магазин один и купил машину без неё. Мой выбор она не посмела не одобрить – ей нравились именно «ягуары».

Весна в зоопарке ощущалась особо. В вольере, где находились большие черепахи, мы обнаружили одну лежащую на другой. Ебля шла даже не по-черепашьи, ибо движений совсем не происходило. Просто одна была на другой в недвусмысленной позе. Мэри и я, невежественные в половой жизни черепах, строили предположения: то ли ебля только что кончилась и мы наблюдаем остаточные неподвижные наслаждения любовников, которые, быть может, даже заснули, то ли самка доит хуй самца внутренними мышцами и внешних движений не видно. Мэри, кстати, обладала редким умением доить хуй мышцами влагалища, да ещё так, что я мог совершенно не двигаться, и Мэри вовсе не двигала бёдрами, а тем не менее она доводила меня, и, что не менее важно, себя до оргазма. Это отрадное умение позволяло нам бесшумно и неподвижно совокупляться в публичных местах. Полностью бесшумно и полностью неподвижно, конечно, не получалось, поскольку в самый момент оргазма из Мэри вырывался стон, а я в аналогичный момент вынужден был хоть как-то дёрнуться. Но всё равно – это ни в какое сравнение не идёт с размашкой и завыванием обычного совокупления.

Потом мы оказались у большого загона, где находились слоны. Словно специально для нас, слон встал на задние лапы и забросил передние на спину слонихе. Его труба, которую и хуем назвать неловко, тыкалась в пространство под хвостом слонихи, пока не отыскала вход в канал, способный принять этот внушительный диаметр и длину. Я и Мэри прижимались друг к другу, возбуждаясь животными. Слониха забрасывала хобот назад, как бы подбадривая слона.

– Счастливая, – сказала Мэри.

Люди вокруг смущались, хихикали, краснели, но не уходили. Только несколько родителей силой оттаскивали своих детей, присосавшихся глазами к этому поистине грандиозному зрелищу. Неподалеку стоял смотритель, ухаживающий за слонами, и не пытался прервать слоновьи радости: забота о размножении слонов в неволе преобладала над заботой о человечьей нравственности.

Чуть не забыл сказать: другой причиной, почему мы поехали в зоопарк, была та, что Мэри работала летом в зоопарке волонтёршей. Это шло в унисон с её занятиями биологией в университете – она проверяла летней практикой зимнюю теорию. Мэри прекрасно изучила зоопарк, все его закоулки и его служителей, да и весеннее время, по её расчётам, гарантировало дополнительное развлечение в виде звериных совокуплений, что так и оказалось.

Когда слон вытащил свой член из слонихи, я снова поразился его размерам, о которых как-то забылось, пока он был спрятан в слонихе.

Мэри помахала рукой служителю, и он, узнав Мэри, помахал ей в ответ.

Меня черепахи и слоны вдохновили. Я прихватил Мэри за бёдра и спросил: «Покажи мне здесь место, где бы мы могли совокупиться».

Мэри польщённо улыбнулась и жарко облизала мне губы языком, который я попытался заглотать, не проглатывая.

Она взяла меня за руку и повлекла за собой.

– Мы пойдём в птичий театр и сядем в последнем ряду.

Я был согласен на любой вариант.

Наше «птичье пристанище» представляло из себя амфитеатр на открытом воздухе с крутым подъёмом рядов. Поднимаясь по ступеням к последнему ряду, мы успели заметить на дереве красного кардинала, который ёб свою серенькую самочку, заливисто подпевая своему счастью.

Представление вот-вот должно было начаться. Зрителей было мало, а на последнем ряду у высокой бетонной стены вообще никого не было. Мы сели близко к середине ряда, чтобы не вызвать подозрения, прячась на краю, и чтобы мы были хуже видны заходящим с боков в другие ряды. На нижних рядах у самой сцены сидели редкие зрители – это был будний день. Мэри предложила:

– Я сяду тебе на колени, и мы будем смотреть представление. – И добавила: – Не шевелясь.

Так и сделали: я расстегнул ширинку, мой хуй выскочил, как пружина, наружу, Мэри раскинула свой широкий подол платья над моими бёдрами и целенаправленно села.

Она склонилась вперёд, опёрлась локтями о колени и подперла руками подбородок, якобы, чтобы её спина не заслоняла мне сцену. Если бы мы сделали хоть одно движение вверх-вниз – наша поза сразу же скомпрометировала бы нас. А так, в неподвижности, создавалось впечатление, что девушка невинно сидит на коленях у парня. А дойка началась и шла полным ходом.

На сцену тем временем вышел птичий дрессировщик, на руку которого прилетала и садилась то одна, то другая птица. Они слетались с близстоящих деревьев, послушно следуя его приказам.

Ебущиеся кардиналы в представлении не участвовали – они давали своё собственное.

Летающие птицы, среди которых по мере возрастания их размеров вскоре оказался и орёл, отвлекали меня от норовящего произойти оргазма и тем самым продлевали мне удовольствие. Мэри тоже радовалась, ритмично сжимая мой хуй. Мы приурочили наши стоны к очередным разразившимся аплодисментам зрителей, надёжно заглушившим их. Мэри снялась с меня и села рядом. Елаза её были закрыты, я обнял её, она положила голову мне на плечо, и мы плыли в удовлетворённости под треск крыльев летающих птиц.

Через несколько минут мы одновременно почувствовали, что проголодались, и пошли в ресторан перекусить.

– Хочешь, я устрою тебе редчайший аттракцион? – спросила Мэри, промокая салфеткой себе между ног, когда мы уже заканчивали десерт.

– Конечно, хочу.

– Помнишь, я помахала смотрителю за слонами?

– Помню. И он помахал тебе в ответ.

– Это Дан, мы с ним познакомились прошлым летом, когда я здесь работала. Мы сейчас пойдём к нему.

– Куда к нему? В слоновник?

– Точно.

– И что мы там будем делать?

– Всё узнаешь в своё время.

Мы пришли к служебному входу в слоновник. Мэри постучалась в дверь, и Дан вышел к нам. Мэри представила меня ему, и я сразу понял, что они еблись. То, как он на неё смотрел, и то, как она избегала смотреть ему прямо в глаза, было безошибочным признаком. После нескольких общих фраз Мэри попросила Дана:

– Покажи ему аттракцион.

Дан отрицательно покачал головой.

– Я гарантирую, ему можно доверять.

Дан повторил отрицательный жест.

Мэри извинилась передо мной, отвела Дана в сторону и стала что-то убедительно говорить, взяв его плотно под руку. Тот что-то ответил голосом, будто он ставил условие. Мэри ответила с похотливыми интонациями.

– Мы сейчас придём, – сказала она громко Дану, и тот ушёл обратно в слоновник.

Мэри подошла ко мне, взяла под руку теперь меня и прижалась ко мне бедром.

– Только это большой секрет.

– Можешь не волноваться, во мне много секретов сидит, никем не виденных и не слышанных.

– Хорошо. Дан и я были вместе в прошлом году, но мы расстались мирно и… он не страдает. Я – тем более.

Мэри сделала паузу и выдала главное:

– Видишь ли, Дан научил слона отсасывать хуй.

– Слон сам себе сосёт? – поразился я.

– Нет же, слон сосёт Дану.

– Как это?

– Он говорит, что это даже получше, чем я. Короче, я уговорила его, что он сделает так, чтобы слон отсосал тебе. Если ты, конечно, хочешь.

Я плохо представлял, как это возможно, но сразу согласился.

– Я знала, что ты захочешь, – обрадовалась Мэри. – Пошли.

Она уверенно распахнула дверь в слоновник, и мы вошли в вонючее помещение. Там был коридор, в котором открылась дверь и оттуда появился Дан, он поманил нас, и мы вошли в как бы прихожую, отделённую толстыми прутьями от загона, в котором маячили два слона.

Мэри осталась позади, а Дан подошёл к решётке, и с другой стороны сразу подошёл слон. Он просунул хобот сквозь прутья и вдыхал ноздрями запах Дана, как бы ощупывая его. Дан расстегнул ширинку и вытащил член, который уже стоял. Хобот слона сразу опустился на него, и член исчез в одной из двух ноздрей. Слон стал умело дрочить, двигая хоботом.

Дан вытянул хуй из сосущей ноздри хобота – слон явно не хотел его выпускать. Дан ещё не успел кончить, и хуй его стоял, красный и мокрый. Он быстро запрятал его в джинсы и застегнул ширинку.

– Ну, – повернулся он ко мне, – хочешь попробовать слона?

Я быстро вытащил хуй, который у меня ещё не был твёрд, но хобот сразу переместился к нему и так смачно засосал в свою левую дырку, и так в ней было жарко и плотно, будто это была пизда девственницы. Я почувствовал, что внутри хобота происходит мокрое движение вверх и вниз, и ещё он как бы жевал меня беззубым ртом. Я так увлёкся небывалым ощущением, что не заметил, как Дан отошёл назад. Необычность ситуации и то, что я недавно кончил с Мэри, заставило слона потрудиться, но хобот привык и не к таким тяжёлым работам. Ощущения во многом напоминали дойку, которую совершала Мэри, но всё-таки не вполне. Я следил за этой серой волосатой кишкой, доставляющей мне огромное наслаждение, и пытался представить, скольких усилий стоило Дану так выдрессировать слона. Когда я всё-таки кончил, хобот сразу отпустил меня и слон забросил его в рот, явно проглатывая мои капли, которые поистине были каплями в море.

Когда я очнулся и, спрятав хуй, повернулся, Дана и Мэри не было. Они вышли, но явно не из деликатности, оставляя меня наедине с хоботом. Я был уверен, что они где-то ебутся. Но прежде всего мне хотелось ополоснуть член после этих животных контактов. Я повернул за угол коридора и увидел Дана, стоящего у двери туалета. Я подошёл к нему и спросил: где Мэри? Он кивнул на туалет. Тут я услышал поток спущенной воды в унитазе и из туалета вышла Мэри с возбуждённым лицом.

– Ну как? – спросила она меня. – Понравилось?

– Весьма интересно, – сказал я, – сейчас поговорим, но я хочу сначала ополоснуться.

Я зашёл в туалет, открыл воду, настроил нужную температуру и ополоснул хуй, не сомневаясь, что, пока слон ублажал меня, Дан ублажал Мэри и скорей всего в этом туалете. Но меня это не особенно волновало, и я не хотел уличать их или тем более устраивать сцен.

– Как тебе удалось их так вымуштровать? – спросил я Дана.

– С помощью желания восполнить отсутствие Мэри, – сказал он, ухмыляясь.

Мэри польщённо расхохоталась.

– А кто это был – слониха или слон? – спросил я.

– Они оба умеют, – сказал Дан, не отвечая на мой вопрос.

Я сам просто не успел разглядеть и, признаться, забыл о половых признаках слона, которые для меня в то время сосредоточились в хоботе.

– Ну, мы пойдём, – засобиралась Мэри.

– Спасибо за развлечение, – поблагодарил я Дана.

– На здоровье – это Мэри надо благодарить, – скромно и многозначительно сказал Дан.

– Я и благодарю, – подтвердил я, повернувшись к Мэри и обнимая её за плечи.

– И я благодарю, – вслед за мной повторил Дан, в упор глядя на Мэри.

Мы шли к моей новой машине. Я предвкушал, как мы снова окажемся в её свежепахнущем комфортабельном нутре. Отыскав машину на стоянке, я ускорил шаги в её направлении. Мэри жалась ко мне.

– Расскажи, где лучше, в хоботе или во мне? – спросила Мэри, когда мы выезжали со стоянки зоопарка.

– Конечно, в тебе, – сказал я.

– А Дан говорит, что ему лучше – в хоботе.

– Это он из ревности, – утешил я Мэри.

Начинало темнеть, я включил фары. Панель управления сияла таинственным светом, который я впервые видел в своей новой машине. Огромное количество светящихся циферблатов напоминало панель управления в самолёте. Из радио лилась кисло-сладкая музыка.

По мере приближения к дому Мэри у неё начало портиться настроение. Это стало заметно по тому, что она отстранилась от меня и сидела обособленно, будто мы и не были знакомы.

– Что с тобой? – спросил я из вежливости, но без всякой надежды, что я узнаю и тем более пойму причину её отстранённости. Я давно уже принял решение не выяснять с женщинами отношений, а просто выжидать, когда они сами выйдут из своих лабиринтов недовольств и претензий.

Позже я узнал от неё самой, что настроение её испортилось потому, что я уезжал на новой машине к себе домой, оставляя её одну, с её далеко не новой машиной, короче, она была готова для замужества, а я на это не реагировал немедленным предложением.

Через два года моя машина потеряла всю свою новизну. Формально, она перестала быть новой и год назад или даже через неделю после её покупки. Но я ездил на ней два года. И на Мэри – тоже. А потом поменял их на новых.

И вот снова была весна, и со мной в новой машине сидела новая любовница. Мы ехали в зоопарк, и мне вспомнилась Мэри. И слон. Или слониха. У моей свежепахнущей женщины не было никаких особых сексуальных особенностей, она была просто жадной до ебли молодой самочкой.

Мы неслись навстречу зверям, и, держа мою правую руку в положенном месте, я спрашивал себя: «Что может быть лучше?»

И сам себе отвечал: «Ничего!»

Заблудившийся сфинктер

Впервые опубликовано в General Erotic.2002. № 75.

Неизвестно, как прошло детство Норы, – по-видимому, в смятении. Хотя вполне возможно, что и нормально, поскольку иное ей было неведомо, пока она с детством не рассталась. Именно в это время Нора осознала двусмысленность своего имени, которое при смещении ударения на последний слог превращается в обыкновенную нору. А если точнее, то в необыкновенную нору… А если ещё точнее, то в норы.

В раннем детстве родители заметили, что Нору никак не получается приучить к горшку, она всё время делала в штанишки или в кровать. Нору долго и безрезультатно водили по врачам, подвергали различным обучающим методам и системам, пока не обнаружили, что у её прямой кишки нет сфинктера и потому кишка ничего не удерживает, а если удерживает, то чрезвычайно мало. Прямая кишка Норы открывалась крохотными малыми губками, заменившими сфинктер. Вернее, не могущими его заменить. Так что Норе постоянно приходилось носить между ягодиц специальные прокладки.

Когда Нора созрела и у неё начались менструации, кровь не отходила легко, как оно следует, а лишь скупыми каплями. Поэтому, почувствовав скапливание крови, Нора научилась тужиться, и только так ей удавалось избавляться от крови. На первом гинекологическом осмотре Норы врач обомлел: преддверие влагалища сжимал кулачок сфинктера. Доселе не виданные генетические мутации переместили сфинктер из ануса на влагалищный вход и скрыли его за большими губами в тени волос. А бедные малые губки, разлучённые с большими, бессильно и одиноко висели на выходе из прямой кишки.

Надо отдать должное клитору – он находился где положено и никуда не собирался перемещаться.

Открытие у себя такой аномалии сразу наложило отпечаток на психику Норы. Для неё стало шоком, что женщины вокруг обладают иным строением тела и что их жизнь не отягчена постоянной заботой о сдерживании каловых масс.

Так что тампоны Нора использовала не для влагалища, а для прямой кишки, тщетно пытаясь заменить ими сфинктер. Нора также пользовалась различными затычками специального изготовления.

Однако с затычкой было невозможно выпускать газы, и для этого Норе приходилось идти в туалет и затычку вытаскивать. Затычка цилиндрической формы изготовлялась с закруглённым концом в виде маленького члена для лёгкости вставления в прямую кишку и с плоским расширением с другой стороны, чтобы она не провалилась в глубину. В улучшенной конструкции затычки в середине её, опять же как в члене, была проделана сквозная дырка. На плоском, наружном конце затычки, на отверстии был установлен маленький клапан с кнопкой. Нора могла нажать на кнопку, клапан открывался, и газы выходили. Таким образом, для выпускания газов затычку не приходилось вытаскивать. Однако по-прежнему оставалось неудобство: для нажатия кнопки нужно было уединяться или выходить в туалет. Поэтому вскоре было придумано усовершенствование, которое позволяло Норе использовать эту кнопку с дистанционным управлением, подобно тому, как открывают дверь в гараже: она брала в руку дистанционный мини-передатчик, нажимала на нём кнопку, клапан открывался, и между её ягодиц происходило то, что случается у нормальной женщины без всякого передатчика.

Аналогичная затычка вставлялась в сфинктер влагалища во время менструаций, чтобы дать крови выходить без специального напряжения. Но во влагалищно-сфинктерной затычке всё работало без кнопок – просто затычка имела широкое сквозное отверстие, через которое свободно вытекала кровь, и обыкновенные прокладки поглощали вытекаемое.

Кроме того, Нора носила сшитые на заказ плотно облегающие трусики, которые удерживали прямокишечную затычку, чтобы она не выскакивала. Эти трусики были похожи на те, что использовали обыкновенные женщины, чтобы соблазнять мужчин, – тонкая полоска материи врезалась между ягодицами, пропадая в них из виду. Для Норы эта тонкая полоска дополнительно удерживала затычку.

Следует отметить, что Нора была пышногрудой, полнозадой и яркой блондинкой, чем вызывала особое внимание у арабов, приезжавших на нефтяную фирму, где Нора работала секретаршей в приёмной. Ни один посетитель не мог, да и не хотел, миновать её. Причём арабы по многу раз ходили туда и обратно для того, чтобы лишний раз взглянуть на Нору. Эти визитёры были владельцами многочисленных нефтяных скважин и обращались с деньгами легко и щедро, так, как Нора обращалась с водой из крана – не задумываясь над ней и не представляя, что вода может иссякнуть. Поэтому, когда молодой красавец араб, переодевшийся для этого случая в европейский костюм, пригласил Нору в роскошный ресторан, она согласилась.

Обилие денег, которые араб по имени Али-баба тратил на неё, и восхищение Норой, которое он щедро демонстрировал, сделали своё дело. Правда, не до конца. То есть Нора сдержалась и не отдалась ему ни сразу, ни после нескольких встреч, а решила вырваться из средненькой жизни в жизнь чрезвычайно богатую, то есть Нора задумала выйти за араба замуж. Али-баба не настаивал на добрачном сближении, а увлекался поцелуями и всё более влюблялся из-за растущего день ото дня желания. Так как Али-баба привык исполнять свои прихоти при помощи денег весьма быстро, то скоропалительное предложение Норе выйти за него замуж было следствием его нетерпения. У Али-бабы было много жён, и заиметь ещё одну являлось обычной формальностью. А для Норы – такое замужество было свершением мечты. Ей было в то время двадцать лет, и она не задумывалась, какой может оказаться жизнь в арабской державе. После помолвки жених купил родителям Норы новый дом, чем сразу обрёл их расположение, и после свадьбы в узком кругу молодожёны улетели на родину к мужу в страну Арабию.

В своих предыдущих любовных отношениях Нора ставила мужчинам условие – чтобы совокупления проходили в полумраке. Она всегда сама брала рукой член и направляла его себе в смазанный лубрикатором сфинктер, изо всех сил напрягалась, раскрывая его, чтобы мужчина ненароком не испугался трудности входа. В итоге все мужчины оставались довольны плотностью ощущений и не жаловались на полумрак.

Первые радостные совокупления с законным супругом происходили тоже в полумраке, и пылкий муж вполне удовлетворялся получаемыми ощущениями, не выказывая пристального интереса к виду половых органов жены, предварительно побритых, согласно обычаям той страны. Когда служанка брила лобок, Нора не раздвигала ноги широко и большие губы хорошо скрывали сфинктер.

Сфинктер, кстати, талантливо сыграл роль девственной плевы, а затем и чрезвычайно узкого влагалища и тем давал дополнительное наслаждение мужу, в отличие от радостей, получаемых им от других жён. Нора приняла ислам, сменила имя и мечтала только о ребёнке. Беременность не заставила себя ждать, и вскоре Норе пришлось показаться врачу. Али-баба держал во дворце врача-евнуха, который заботился о его жёнах. При осмотре тайна раскрылась, и было принято решение делать кесарево сечение, чтобы при родах не разорвался сфинктер. Муж долго не мог понять, что происходит, когда врач-евнух осторожными иносказаниями пытался ему объяснить особенность новой жены. Но так как единственное, что заботило Али-бабу, – это здоровый наследник, то он особо разбираться не стал. Анальный секс его пугал, ибо был жестоко запрещён местными законами, а вагинальный секс со сфинктером был для Али-бабы особо приятен, и потому он не стал забивать себе голову объяснениями евнуха, а продолжал сверлить пустыню и добиваться того, что из дыр били чёрные фонтаны.

Рожать шейх повёз жену на её медицински высокоразвитую родину. Врач, сделавший Норе кесарево сечение (кстати, родился здоровый и белокурый мальчик), предложил привести её каналы в соответствие с их выходами, а именно, соединить влагалище с малыми губками, находящимися между ягодицами, а прямую кишку соединить со сфинктером, находящимся между ног. Такая операция сулила Норе полное избавление от необходимости пользоваться затычками и специальным нижним бельём. Жизнь её могла стать совершенно нормальной с тем лишь исключением, что дефекация у неё будет происходить между ног, а менструации – между ягодиц. Нора с радостью согласилась, договорившись об операции с врачом без ведома её мужа, что было бы невозможно в Арабии. Пока Али-баба посещал собрания совета директоров на фирме, где когда-то работала его жена, Нора благодаря успешно проведённой операции обрела совершенно особые ощущения, вследствие нового расположения органов, вернее, путей к ним.

Теперь Нора, испражняясь, чувствовала, как возбуждается клитор, и она всегда испытывала оргазм к концу испражнений. Ощущение между ягодиц, лишённое постоянно вставленной затычки, тоже вызывало чувство свободы, а следовательно, и наслаждения. Совокупления сквозь сфинктер, но теперь не во влагалище, а в прямую кишку тоже приносили ей особые радости.

Али-баба, как обычно происходит с мужьями, ничего не заметил и продолжал наслаждаться, не ощущая разницы между влагалищем и прямой кишкой, но по-прежнему ценя плотное объятие верного сфинктера, который исправно исполнял свои столь ценимые мужем функции. Нору успокаивало и то, что ей теперь не надо использовать противозачаточные средства, потому как детей она больше не хотела.

Врач-евнух при осмотре Норы заметил следы операции и разобрался, в чём она состояла. На этот раз он ничего не сказал своему хозяину, и это было продуманным решением. В стране Арабии у Али-бабы было много врагов и завистников – слишком он был богат, слишком у него было много красивых жён, а также верблюдов и овец, не считая фабрик и заводов, не говоря уже о скважинах, из которых били чёрные фонтаны.

Врач-евнух замыслил завладеть богатством своего хозяина и для того выдал секрет Норы ревнивым жёнам Али-бабы. Евнух не хотел пачкать свои руки, а старался сделать своё чёрное дело чужими руками – нежными ручками озлоблённых женщин, не получавших достаточно внимания от своего мужа, который был безумно влюблён в свою новую жену.

Завистницы хотели избавиться от Норы, и вот что они совершили. Жёны сообщили верховному религиозному суду о том, что иноземная блондинка-жена совратила их мужа на анальный секс, за который по древним законам Арабии полагалась смертная казнь. Они также под диктовку евнуха-врача описали операцию, которой подверглась Нора. Хотя жёны не могли понять точно суть операции и аномалию Норы, зато они указали в доносе неопровержимую улику: после общения с иноземной женой половой орган их мужа издавал запретный запах.

И вот, когда Али-баба был в отлучке, полиция по приказу судьи арестовала Нору. Врачи произвели осмотр и убедились в справедливости доноса.

При разборе дела у судьи возникла логическая проблема: что определяет женские половые органы – их функция или место их расположения?

Лучшие умы Арабии не могли договориться, как назвать анус, находящийся на месте влагалища, и как назвать влагалище, находящееся на месте ануса. Что важнее: их месторасположение или то, что из них исходит и их внешний вид? Можно ли считать сосуд, где развивается зародыш, женским половым органом? Считается ли половым органом искусственное влагалище, которое используют неверные для удовлетворения похоти? Эти вопросы уводили мудрецов Арабии в дебри слишком дремучие и опасные. Поэтому, так и не придя к единому решению, мудрецы и судьи, чтобы избежать позора, недопустимого для верховного религиозного суда, вынесли единственно справедливый приговор: побить Нору камнями и таким способом избавиться от неразрешимой дилеммы. Так и сделали под радостные крики толпы и жён Али-бабы. А сам горюющий Али-баба был помилован за большую взятку – в десять нефтяных скважин.

Вскоре Али-баба узнал от своих жён, кто настрополил их на донос, и бросил евнуха-врача на растоптание и забодание в клетку к горным козлам.

Правительство Арабии, в качестве дружественного жеста, переправило труп Норы её родителям для захоронения. Жест был высоко оценен правительством родины Норы. А фирма, в которой Нора работала, назвала в память о ней зал, где заседал совет директоров. Точнее говоря, это было сделано по настоянию Али-бабы, когда он прилетел на очередное заседание и подписывал торговый контракт по расширению сфер своего влияния.