Текст книги "Стеклянный конверт"

Автор книги: Михаил Гай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

ПУЗЫРИ

У серой, в масляных пятнах палатки сварщиков ребята увидели бригадира дядю Павло. Он сидел на ящике, склонясь над оцинкованным ведром, и разводил в горячей воде мыло. Длинные его усы были белы, как намыленные, а щёки совсем покраснели от пара. И хотя бригадир помешивал палкой в ведре не торопясь, со лба его съезжали дождинки пота.

Мыльный раствор пенился, шипел, и на его поверхности выскакивали глазастые пузыри.

– Дядя Павло, можно пустить пузырик? – спросила Талка.

– Пускай, радуйся, если охота! Только я, к примеру, век бы не видел этих мыльных пузырей!

Алёша нашёл и вырвал из земли пучок немятого жнивья, выбрал соломинки потолще, взял одну себе и дал по одной ребятам, Макнув в ведро кончики соломинок, они пригубили их и надули щёки.

Было тихо, и пузыри наливались большие, как мячики, с синими и красными глянцевыми боками. Пузыри пританцовывали и покачивались на соломинках, и в них, как в наливных волшебных яблочках, виднелись отражённые белые облака и синее небо, зелёные засеки и бесконечная трасса газопровода.

Вдоль трассы, рядом с траншеей, лежал на подставках готовый газопровод. Он выходил откуда-то из-за глинистого бугра, спускался клеверным полем в долину, взбирался по жнивью на горку и уходил в Засеки. Осталось опустить эту длинную, начавшуюся ещё в Предкавказье трубу в траншею и засыпать её землёй.

– Дядя Павло, – сказала Талка, когда у неё спрыгнул с соломинки и лопнул пузырь, – наверное, вы навели мыла для чего-то такого, а не пускать пузыри?

– Пускать не пускать, а для пузырей! – засмеялся бригадир.

– Вы всё шутите с нами!

– А вот увидите. Сейчас и пойдём искать эти пузыри, чтоб им лопнуть! – сказал дядя Павло.

Алёша и Талка удивлённо переглянулись, а Шурик, недоумевая, пожал плечами и обиженно нахмурил лоб. Бригадир взял ведро и понёс его, стараясь не оступаться и не расплескать. Ребята гуськом пошли за ним.

Подойдя к трубопроводу, бригадир остановился. На трубах в местах соединений выступали бугорки и металлические нашлёпки, оставшиеся на швах после сварки.

– Начнём отсюда, – сказал дядя Павло, показав кистью на шов, против которого он остановился.

Обмакнув кисть в ведро, он намазал раствором стык трубы по линии сварки. Труба почернела от мокрого, и там, где прошла кисть, получилось, будто на трубу надели муфту.

– Порядок! – сказал довольным голосом бригадир и расписался мелом на трубе около этого шва.

У другого стыка бригадир тоже макал кисть в ведро и намыливал шов и тоже расписался. И у третьего, и у четвёртого, и у пятнадцатого стыка был порядок.

– Хватит! Всё ясно, – сказал Шурик. – Дядя Павло промывает сварку! Пошли, – тряхнув корзинкой, позвал он ребят. – Не увидим мы никаких пузырей.

– И это даже очень хорошо, если бы не увидели, да, знать, сглазили вы, хлопчики, – сказал с досадой бригадир. – Вот он, чтоб ему лопнуть!

Как только дядя Павло провёл кистью, на боку трубы вскочил пузырь и тут же слетел. На его месте моментально надулся другой. А за ним третий! Пузыри лепились друг к другу, и вот целая разноцветная гирлянда поползла по трубе вниз.

– Видали? – огорчённо сказал бригадир, показывая на эти пузыри.

Ребята притихли и удивлённо смотрели то на пузыри, то на дядю Павло. Бригадир достал из кармана школьный мелок и, заметив недоумение на лицах ребят, сказал:

– Тут надо делать как? А так! Перед тем как уложить в траншею и засыпать землёй трубопровод, его надо испробовать: хорошо ли приварились трубы одна к другой, не проходит ли где воздух! Вот эту часть газопровода, готовую к укладке, мы закупорили по концам заглушками, как пробками. А внутрь накачали компрессорами воздух. Как в автомобильные баллоны. Ясно, хлопчики?

– Видишь? – укоризненно сказала Талка Шурику, показывая на пузыри, будто это он был виноват в их появлении.

Над местом, откуда выскакивали пузыри, бригадир сердито поставил мелом большой крест, похожий на знак умножения, и, велев сварщикам заново проварить шов, пошёл дальше проверять стыки.

Сварщики исправили сварку. Дядя Павло снова стал намыливать этот шов, приговаривая:

– Вот, хлопчики, какое оно, дело-то! Дырочка – волоска не вденешь. Впору только комару нос воткнуть. А не заметь – вон сколько через ту дырку добра улетит! Всякое дело, ребята, без дыр делать треба, да так, чтоб никакой тебе комар носа не подточил!

„КИНЬ-КИНЬˮ

Фасадом домик обращён к долине. Из окна видны строительство газопровода, излучина реки, а за нею, по взгорью, – леса, уходящие за горизонт. Боковые окна домика выходят в лес. Огромная ель растёт совсем рядом, протягивая ветки к стёклам.

Утром Талка открыла окно. Одна смелая ветка ели с молодыми светлыми хвоинками тянулась прямо в дом, как рука, будто здороваясь с девочкой. А когда семья села за стол завтракать, по этой ветке на подоконник впрыгнула белка. Она была ещё в летней одежде, не перелинявшая, рыжая. На спинке и на торчащем кверху хвосте мерцали красноватые ворсинки. Осмотревшись и пошевелив кончиком чёрного, словно резинового, носа, белка перепрыгнула на стол.

Талка так и замерла с поднятой ко рту вилкой, боясь спугнуть белку. Да и родители были удивлены не меньше девочки неожиданным появлением зверька. А белка, пошевелив чёрным влажным носом и весело осмотрев сидящих за столом людей, вдруг прыгнула на плечо Анатолию Николаевичу.

– Она пришла к нам завтракать, – зашептала мама Ирина. – Чем же мы её угостим?

Но белка не стала ждать, когда её угостят. У отца был кусок хлеба в руке. Белка сама потянулась к хлебу. Отец тихонько отломил немного от куска и положил на стол. Белка соскочила с плеча, взяла в передние лапки хлеб, села на задние и стала есть, часто-часто двигая челюстями.

На столе стояла большая сковородка с жареными грибами. Выбрав с края какой получше гриб, подув на него и лизнув языком – не горячий ли, девочка положила его перед белкой. Зверёк погрыз ещё немного хлеба и бросил его. Уж больно хорош лежал перед ним гриб! Шляпка подосиновика, с коротко обрезанной толстой ножкой, жаренная в масле, душистая, привлекла внимание белки. Съев гриб, белка прыгнула на скамейку, где стояла кастрюля с грибами, приготовленными для отварки. Схватив в зубы понравившийся ей белый гриб, белка прыгнула со стола на подоконник, с подоконника на ветку и пропала в зелёном сумраке ели.

– Наверное, бельчатам понесла, – предположила Талка.

– Вряд ли, – сказала мама. – Лето кончается, у белки дети должны подрасти, им пора уже научиться самим находить себе корм.

Ещё качалась в окне ветка, по которой ускакала белка, как на подоконник неожиданно села синичка и закричала: «Чинь-чинь-чинь!»

– Удивительно! – улыбнулся отец.

– А вы знаете, что говорит синица? Она просит есть: кинь-кинь-кинь! – перевела Талка птичий щебет.

– Сейчас проверим, – сказала, смеясь, мама и вышла на минуту из комнаты.

На кухонном столе лежало свежее мясо, заготовленное для щей. Мама, зная любовь синичек к свежему салу, быстро отрезала маленький, с орех, кусочек жирной мякоти и понесла птице, Когда она подошла к окну, синица начала прыгать по подоконнику и полетела. Но не на улицу, а в комнату. Мама положила мясо на окошко и вернулась к столу. Синица дважды облетела комнату, опустилась на окно, схватила клювом сало и пропала на улице.

– Ты понимаешь птичий язык, – пошутил отец. – Возьмём тебя в Засеки переводчиком.

В дверь постучали. Пришёл Шурик.

Девочка рассказала ему про гостей, побывавших здесь. Шурик не удивился. Оказывается, в этой комнате, где теперь Куренёвы, прежде жил Славка. Он работал в питомнике лесничества – выращивал из семян саженцы дубов, ясеней и сосен. Потом эти саженцы развозили отсюда во все места и сажали новые молодые леса. Славка любил птиц и зверей. Белки к нему прибегали всякий день. А синиц и снегирей стаи! Особенно зимой. Они влетали через форточку и кричали: «Кинь-кинь!»

– Тут, в Засеках, живёт ещё Славкина куница. Он приучил её приходить за едой, – рассказал Шурик. – Всю зиму куничка прибегала к нему за мясом.

– А где же теперь этот Славка? – спросила Талка. – Переехал в другое лесничество? А своих птиц оставил?

– Передал всех мне. А сам Славка поехал в Москву сдавать экзамены в лесную академию. Говорил, если завалится, вернётся опять к нам в Засеки.

– Не завалится! – уверенно заявила девочка. – Это хороший человек, раз он любит животных. Хороших принимают в институт.

После завтрака отец, Талка и Шурик пошли на строительство. Синички перелетали с дерева на дерево и переговаривались, будто выпрашивали: «Кинь-кин-кинь».

Недалеко от дома, у высоких дубов сбоку трассы, стоял подъёмный кран, трубоукладчик с длинной стрелой. Ждал, когда газопроводчики подготовят трубы, и тогда кран поднимет их и уложит на дно траншеи.

– Смотрите, смотрите! Вот это чудеса! – крикнул Шурик, показывая рукой на верхушку стрелы трубоукладчика.

В том месте, где к стреле крепился крюк, торчал конец проволоки и на него были нанизаны, как на вертел, грибы.

Ребята подбежали к стреле. На самом конце проволоки торчал белый гриб. Круглая ножка его была ровно обрезана ножом.

– Наш! Наш гриб! – закричала Талка.

– Какие смелые стали теперь белки! – удивился Шурик.

СТЕКЛЯННЫЙ КОНВЕРТ

Перед вечером Талка пропала из дому. Мать ходила искать девочку в деревню и на реку. Не было дома и Алёши и Шурика.

Бабка Лампиада говорила, будто ей показалось, что ребята втроём уже в сумерках пошли с лопатами на Бугры.

Бабка Лампиада хоть и была подслеповата, а не ошиблась.

Друзья отправились на Бугры. По дороге они зашли на приречный луг, где стоял пахучий стог сена, огороженный жердями.

Шурик перелез через изгородь, вынул из сена тёмно-зелёную, толстодонную бутылку, положил её в грибную корзинку и замаскировал веточками.

Талка и Алёша, стоявшие по сторонам у стога, как часовые, стали спереди и позади корзинки. Друзья переглянулись и пошагали к трассе газопровода.

Они пришли на Бугры, к тому месту трассы, где от основной магистрали начиналось ответвление газопровода на Завершну. Кругом – леса, крутые провальные овраги. Место глухое, непроглядное.

По всей линии трассы чернела выровненная свежая земля, засыпавшая трубы готового газопровода. Ребята прошли немного по мягкой земле. Алёша остановился, огляделся и, указывая пальцем под ноги, прошептал:

– Будем рыть тут.

Присев на корточки вокруг корзинки, ребята проверили, крепко ли закупорена бутылка и хорошо ли обмазано гудроном горлышко.

Посмотрели бутылку на свет. Сквозь зелёную толщу стекла виднелась свёрнутая в трубочку бумага.

Ребята взялись за лопаты и принялись копать яму над трубой. Когда стало поглубже, Алёша остался в яме один. Он выбрасывал землю со дна, а Шурик отгребал её от бортов. Вот глубина дошла Алёше до шеи.

– Давайте письмо, – сказал он тихо.

Алёша сделал маленькую нишу в стенке ямы, поставил бутылку в эту нишу, присыпал землёй, затёр, загладил место. Потом, взмахивая в такт рукой, зашептал. Вместе с ним, выделяя каждое слово, как в считалке, зашептали Талка и Шурик:

 
Ты,
Бутылочка,
Лежи
И секретик наш
Держи!
Не теряйся,
Не колись,
Кому надо —
Покажись!
 

Повторив наказ, ребята подали Алёше палку, вытащили его из траншеи, отряхнули с него пыль и сухую грязь.

Друзья вернулись в лесничество, когда всюду уже горели огни и когда отец заканчивал подготовку «газика» к дороге. Он включил фары – проверить свет, и в лучи фар попали ребята.

Отец, увидев их, строго сказал:

– Пожалуйте-ка сюда. Идите и расскажите, что с вами приключилось?

И он провёл ребят в дом.

После лесной темноты свет лампочки показался Талке очень ярким. Она увидела теперь, насколько перепачканы были руки и одежда ребят. Она взглянула на себя. Платье в глине, туфли в грязи, а колени в свежих ссадинах. Руки болели, и Талка прятала их за спину.

– Покажи руки, – сказала мама Ирина.

На ладонях и пальцах девочки были свежие разорванные мозоли. Такие же руки были и у мальчишек.

– Где вы были?

– В лесу, – ответил Алёша.

– Искали в Городище клад? – насмешливо спросил отец.

Ребята молчали.

Потом Алёша шагнул вперёд:

– У нас клятва! Мы не можем нарушить слова. Скажем, когда окончится строительство газопровода.

– Строительство завершено, друзья. Вот акт приёмочной комиссии! – радостно хлопнул ладонью по листу бумаги на столе Анатолий Николаевич. – Клятва ваша теперь потеряла силу. Можете смело говорить!

– Правда! – сказал Шурик. – Нашему секрету подошёл конец. Можно говорить.

– Да, теперь уже можно, – подтвердила Талка. – Говори, Алёша.

– Такое дело. Когда приехала Талка, мы нашли в траншее древний кувшин. Ему было, наверно, лет тысяча, а то и больше. Был он весь исцарапан какими-то закорючками, а может, рисунками, – ничего не разберёшь! А вот если б то буквы были и мы бы их прочитали! Вот это да! И тогда мы придумали писать письма ребятам, какие будут жить, когда уже везде наступит коммунизм. Сначала мы хотели писать на газовых трубах. Выцарапывать слова, как на переходящих призах.

– А потом мы увидели монастырскую бутылку из сундука и догадались, что лучше всего посылать наши письма в бутылках. Сколько хочешь пролежит в земле письмо в таком стеклянном конверте и не испортится! Надо лишь получше запечатать горлышко гудроном, – сказала радостно Талка.

– Что же вы всё-таки писали? – спросила мама Ирина.

– Всякое. Кто строит газопровод, кто что придумал на строительстве, всякие там случаи описывали. Про наш посёлок разборный. Про горы, про Плеваку. И что было на трассе в лесах, в степи, у моря. Про то, что делали мы, – про всё-перевсё.

– А какой же почтальон взялся доставить ваши письма? – спросил отец.

– Известно какой! Газопровод! Мы делали как? Только крановщик опустит трубу вниз на подушку и переедет – мы незаметно сразу тут. Раз – и в траншею! Пока бульдозерист примется заваливать – мы успевали замаскировать бутылку и на борт вылезть как миленькие!

– Вечером на Буграх вы закапывали бутылку?

– Ага! Мы написали, как провели в деревню газ. Пришлось разрывать засыпанную траншею.

– Закопали-то хоть хорошо?

– Так хорошо заровняли, что и сами теперь не найдём, где зарыто наше последнее письмо.

– Я думаю, напрасно вы трудились и обдирали колени, – сказала мать. – Кто будет искать ваши письма? Никто, никогда! А земля – не море. Сама не вынесет на берег ваших бутылок.

– Что ты, мама! Найдут, обязательно найдут! Ведь ты сама говорила, что газопровод дойдёт до коммунизма.

– Как ещё дойдёт-то! – подтвердила мама.

– Люди когда-нибудь будут хоть один раз чинить газопровод? Менять трубы, мазать мастикой или ещё чего-нибудь?

– Конечно, будут, – согласился отец.

– Разроют траншею и обязательно найдут где-нибудь наше письмо в стеклянном конверте! И передадут пионерам. Ведь пионеры будут всегда.

– А как обрадуются-то! – сказал Алёша. – Я и не знаю, как мы были бы рады, если бы в том первобытном кувшине из холма нашли письмо!

ЗАВЕРШНА

Птицы привыкли к шумам стройки. Даже куры в деревне Завершне перестали бояться газопроводчиков. А петухи кричали на всю окрестность, не обращая внимания на машины. Один самый отчаянный взлетел на стрелу экскаватора, взобрался на верхушку к блоку и орал оттуда. Он вытягивал шею и приседал, будто кланялся слушателям, и поворачивался во все стороны.

Завершна стоит краем к реке. Другой край деревни уходит на гору, к роще. За огородами – крутой глубокий овраг с глиняными карьерами и ямами для обжига кирпича. Вся деревня – кирпичная, оранжевая. Лишь оконные и дверные проёмы разделены тёмно-синими кирпичами, а где и побелены извёсткой и оттого походят чем-то избы на вышитые полотенца. А на крышах – фигурные трубы, и на каждой – разные. Издавна завершенцев знали как отменных умельцев класть печи и возводить над ними трубы, одна другой фигуристей. От редкой трубы теперь не тянулась к другой радиоантенна. А к иным трубам были прикреплены проволокой высокие жерди телевизионных антенн. На плечиках этих антенн, на крестовинах, любили собираться ласточки.

От дома к дому ходят мальчишки и кричат где в открытые окна, где в дверь:

– На митинг, к дубкам! Газ пускать будут! В одиннадцать часов! Пускать газ!

Когда ребята подходили к дому бабки Лампиады, Талка увидела полного седого человека в вышитой рубашке и с ним двоих газопроводчиков в синих, простроченных белыми нитками робах. Их провожал председатель колхоза и ещё какие-то незнакомые люди. Они ходили по деревне и нет-нет да и заходили в дома, какие показывал седой человек.

– Чего это они ходят-то? Глядят, кто как живёт, что ли? – округлив глаза, спрашивает Галька, выходя из дома бабки.

– Проверяют, у кого как в избе прибрано, – отвечает Нинка. – То надысь учительница ходила, а сейчас – они. У кого чище всех – того, знать, премировать будут!

– Нет, – смеётся Алёша. – Это секретарь обкома проверяет, правильно ли сделана подводка газа.

– Ты уж больше всех знаешь! – говорит Галька.

Навстречу ребятам вышла Лампиада. На ней модный яркий платок и лыжная куртка. Она рада ребятам, и всё, что у неё накопилось невысказанного, она высыпает на них.

– Газ-то, говорят, горит без дыма. Один огонь! Трубы теперь сносить, что ли, будут? Жалко! Крыша-то без трубы что корова без рог. Комолая! Коли нет долго дыма из трубы, галки, окаянные, гнёзда в них свивают. Горшки-то не под стать теперь. Придётся племяннице в Первомайск писать, чтоб выслала посуду. Одного не пойму, как его зажигать, раз его не видно?

– Повернёшь краник и зажигай. Газ шипит, как гусь. А не зажжёшь, он сразу начинает противно пахнуть, – говорит Талка.

– Вонять? – удивляется бабка.

– Да.

– И неправда! В книжке написано: газ без запаха, ничем он не пахнет, – вытягивая губы, сказала Галька.

– Не пахнет, правда. Но в него нарочно подмешивают запах, чтобы по этому запаху узнавать: идёт газ или не идёт!

– Ну и ну! Он же улетит, этот дух!

– В Ставрополье, у скважины, где из-под земли выходит газ, поставлена такая химическая машина. Она впускает в газопровод противный тот запах, и он смешивается с газом. И никуда он не улетает, раз его всунули в трубу и закрыли задвижками и завернули краны! А без того добавленного запаха газ в дома пускать нельзя. Не узнаешь, есть утечка или нет. Чиркнешь спичку – и пожалуйста… Пожар может загореться.

Почувствовав, что на неё сзади смотрят, Талка замолчала и оглянулась. Секретарь обкома и его товарищи стояли тут и слушали, весело улыбаясь.

Ребята застеснялись и убежали к ферме, а когда пришли к дубкам, там собралась уже вся Завершна.

Ребята, как водится, пролезли вперёд и расселись на земле, прямо у стола президиума. Позади стола, в глубине, над большим портретом улыбающегося Ильича свешивалось красное с золотом знамя. Ленин стоял, засунув руки в карманы брюк, и ребятам казалось, что он тоже пришёл на митинг, чтобы послушать, о чём будет толковать завершенский народ.

Сначала выступил секретарь, за ним – Анатолий Николаевич. Они говорили, что газ спасёт наши русские леса. Ведь только подумать, как много сейчас сжигается каждый год лесов, изрубленных на дрова! В тех местах, где уже действует газопровод, нет смрада и дыма из труб. Небо стало синей. А воздух – чистый, как после грозы. А в грузовиках и в тракторах можно сжигать газ вместо бензина.

Потом была самая короткая из всех произнесённых в этот день речей – речь председателя колхоза.

– Наша деревня стала как столица! Не хватает лишь метро да ГУМа, – сказал председатель.

От хохота и аплодисментов с антенн сорвались ласточки и шумно закружились над собранием. Когда немного поутихло, председатель, увидев, что мальчишки о чём-то заспорили между собой, спросил:

– Вы чего, огольцы? Может, слово кому дать?

– Да мы ничего. Это вот Гринька не согласен.

– С чем не согласен? – засмеялся секретарь. – Пусть доложит собранию!

Гринька, смущённый общим вниманием, закрыл ладошками лицо, а потом и вовсе спрятал голову в колени.

– Он говорит – не похоже на Москву. Мороженым не торгуют и светофоров нет в Завершной, – ответил за Гриньку Шурик.

И опять слетели ласточки с антенн и взвились под самое облако.

После митинга Талка, окружённая ребятишками, захлебываясь, говорила, как идёт газ от Кавказа до Завершной, как насосы гонят и гонят его по трубам, как он заходит в города и посёлки.

– Его пустили-то оттуда ещё зимой? Когда вы ещё были там? Вот видишь, пустили газ перед весной, а к нам, в Завершну, он дошёл только к осени, – сделала вывод Галька.

– Газ идёт сюда с Кавказа только два дня! Там пустили, а тут запахло газом. Ну, не газом, а тем, чего подпускают в него. Чиркнули спичку – фук! – и загорелся! – размахивая рукой, говорила Талка.

А наутро Куренёвы уехали из Засек.

На новое строительство, которое только начиналось. Это тоже газопровод, но в два раза длиннее построенного.

Выехали на Бугры. Сколько отсюда всего видать! Деревень, терриконов, лесов, полей! Всё подкрашено утренним солнцем и подтуманено по низинам. Было время утренней топки печей. Но над Завершной, Красенками и шахтёрским посёлком – нигде не встал ни один дым!

И вот она снова, дорога!

Шустрый «газик» шумел нагретыми шинами по шоссе.

Талка смотрит, как навстречу мчится и мчится земля. С прохладными, душистыми лесами, с отлогими скорыми спусками, с тихими, крутыми подъёмами. И что ни поворот – новое место! И всё места – одно заманчивей другого! И везде Талке хочется остановиться и пожить.