Текст книги "Стеклянный конверт"

Автор книги: Михаил Гай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

ОТ АВТОРА

Мне пришлось много ездить по нашей стране. Работать на Севере и Дальнем Востоке, на Юге и в Средней России. Искать золото и рубить леса, прокладывать новые трассы, строить дороги и посёлки. И всюду – в любом уголке Родины – интересно! Поживёшь – уезжать не хочется!

В этой книжке мне хотелось рассказать вам, дорогие мои друзья, о ребятах – детях газоразведчиков и строителей. Жили они в домиках на колёсах, которые передвигались следом за уходящей вперёд и вперёд трассой газопровода. И на каждом новом месте – у ребят новые встречи и дела.

КОВАНЫЙ СУНДУК

Талка проснулась.

«Что такое? Где я?» – удивлённо подумала она, поворачиваясь на раскладушке.

У двери на гвоздике она увидела брезентовый плащ отца и сразу всё вспомнила:

«Вот всегда со мной так бывает, когда первый раз сплю на новом месте! Проснулась и не знаю, где я».

Талка спрыгнула с кровати. Наконец-то она приехала к отцу в Ставрополье!

На столе лежала записка. Буквы крупные, как прописные. Мама писала, что она ушла на трассу газопровода и что под подушкой каша и чай. Но Талке не хотелось завтракать. Она быстро натянула синие сатиновые шаровары, белую безрукавку, поправила наспех бант в коротенькой косе и выбежала на порог.

У неё захватило дух. Никогда ей ещё не виделось так широко и далеко! Посмотришь в одну сторону – горы и горы, одна другой синей! А верхушки самых дальних гор будто только что побелены. Оглянешься – бугристая степь, шириною во всё небо, уходит и уходит вдаль и пропадает за горизонтом, а даль теплится лиловым дымком, и сразу не отличишь, где кончается степь, где начинается небо. Виднеются длинные приземистые скотные дворы с красными черепичными крышами, головастые водокачки. По холмам бегут, словно обутые в семимильные сапоги-скороходы, длинноногие мачты высоковольтной линии электропередачи. А небо пустынно, ещё не застроено. Лишь синекрылые облака торопятся на север, то открывая, то заслоняя солнце.

Посёлок строителей газопровода разместился на вершинке маленькой горы, вблизи раскрошенных монастырских стен. За развалинами начинался колхозный сад.

Домик, в котором поселились Куренёвы, был разборный, как игрушечный. Совсем ещё новый, он пахнул свежей зимней ёлкой. И все дома в посёлке газопроводчиков были такие же сборные. А два домика были даже на колёсах.

– Хи-хи-хи…

Талка оглянулась. Это смеялась, прикрывая ладошкой рот, длинноносая сероглазая девочка. Она была в длинном, до щиколоток, широком платье, перехваченном поясом, и это платье и нос делали девочку похожей на взрослую.

– Ох, и любишь по сторонам смотреть! Пойдём лучше к пруду. Вот где наглядишься-то! – сказала она.

– Пойдём. А что там на пруду?

Сероглазая девочка Зина подошла к Талке ближе и, всё так же прикрывая ладошкой рот, зашептала, будто сообщая секрет:

– Там всё только-только начинается. Воду спустили, а на дне!.. Чего-чего только там нет!

Когда девочки вышли на просеку, их догнал Алёша – черноглазый, с ершистым чубчиком мальчик. Он тоже спешил к пруду.

Вдоль всей просеки, рядом с траншеей, лежали трубы. Никто тут ещё не видал таких труб. Огромные, как молочные цистерны. Только длинные, открытые по концам. Можно свободно пробежать внутри трубы. Надо лишь пригнуться.

Ребята уселись на трубу на самом солнцепёке. Трубы, ещё не крашенные, отсвечивали металлической синевой и были звонки, как пустые бочки. Солнце уже разгорячило металл. Сидеть на трубах всё равно как на сковороде. Того и гляди, изжаришься. Зато место вокруг открытое, ребятам всё отсюда видать – от посёлка газопроводчиков до самого пруда, куда подошла траншея и где работали экскаваторы.

Пахло свежевзрытой землёй и зацветающим садом. Зелёные носики листочков только-только проклёвывались, а на ветвях уже крупными пучками пошли цветы. Деревья, унизанные цветами, излучали свет.

От деревьев шёл густой пчелиный гул. Ветер выдул кругом запахи непросохшей земли и прошлогодних листьев. Даже от этих труб, казалось, пахло теперь не железом, а садом. И лишь снизу несло тиной от спущенного пруда.

Пруд спустили накануне вечером. Газопроводчики проложат трубы поперёк русла, заодно вычистят ил, заделают сток, и пруд потом зальётся свежей водой, станет глубок и чист.

Экскаваторы поддевали ковшами со дна пруда тину и, торопливо поворачивая стрелы, относили её на сторону. На плотине стоял отец Талки, Анатолий Николаевич, и внимательно следил за ковшами. Ближе к плотине работал самый большой экскаватор. Управлял им отец Алёши.

У пруда появился сторож сада – старый Темир. Никто не знал, сколько ему лет. А сам он не помнил, в каком году родился.

Ребята стали смотреть, как старик всё ходил то по берегу, то по плотине, вглядываясь в дно. Наверное, ему сильно хотелось увидеть там что-то. Потому что он часто наклонялся, даже снимал длинношёрстную баранью шапку, чтоб косицы овчины не застили глаз. Он и вечером вчера тоже ходил и ходил по берегу и всё смотрел, будто ожидал увидеть что-то необыкновенное на дне.

Ребята переглянулись, разом сползли с трубы и побежали к пруду.

Экскаваторщик с размаху закидывал огромный, чуть не с кузов самосвала, клыкастый ковш на дно пруда и, набрав полный, поднимал на берег. Тут машинист открывал днище ковша, и грязь, как чёрный водопад, с шумом падала. Ребята провожали взглядом каждый ковш и поворачивали головы за стрелой.

В один такой заброс ковш обо что-то споткнулся. Мотор заработал, взвыв от напряжения. Ковш задержался, будто разглядывая что-то на дне, и рванулся вверх, неся большой, чёрный от грязи ящик.

Машинист открыл над берегом днище ковша. Пока из него вываливалась тина, ребята успели разглядеть, что это не ящик, а сундук.

Сундук был железный, кованый, плотно закрытый. Огромный, как калач, замок глухо стукнул о бок тяжёлого сундука, когда его стали поворачивать крышкой кверху.

– Ай-я-я! Этот, этот сундук! – с волнением проговорил Темир. – Это игуменьши, хозяйки монастыря, сундук. У ней в келье стоял. Давай открывай скорее, смотреть надо.

Рыжая ржавчина изъязвила замок. Экскаваторщик принёс лом, поддел петлю. Крышка открылась. Какие там были прокладки между крышкой и самим сундуком – не разобрать, но вода не проникла внутрь.

Из открытого сундука вырвались яркие лучи. Это засияли на солнце золотом и серебром церковные чаши и кресты.

– Я всё время так и знал! Всё время думал, догадывался. Не могла тогда игуменья такой сундук увезти с собой. Послушай, вот куда замуровала – утопила. Думала вернуться. Ай-я!

Старик рассказал, что раньше, до революции, в монастыре жили монашки. До тех самых пор, пока Красная Армия не вступила в Ставрополье. Главная монашка – игуменья удрала тогда в пролётке с атаманом шайки белобандитов. Все богатства монастыря с собой прихватила. А чего не могла утащить, в сундук сложила и в пруд бросила. Собиралась, видно, вернуться и достать.

– Давайте выберем комиссию. Она всё осмотрит, пересчитает, запишет в акт. А потом отправим этот клад в Госбанк. Монашки выманили всё это у народа, народу теперь это и пойдёт, – сказал Анатолий Николаевич, вытирая платком руки, перепачканные тиной.

– Послушай, пускай государство газ на эти деньги сделает! Пускай он везде будет гореть! – заговорил взволнованный Темир, размахивая косматой шапкой над вспотевшей головой.

У пруда всё прибавлялось народу. Пришла мама Ирина.

– Мама, мама! – кинулась навстречу ей Талка. – Я думала, клады прячут только пираты и разбойники. Посмотри, какой сундук! Как у Кощея Бессмертного!

Грязный сундук переволокли на чистое, сухое место. Рядом расстелили брезент. Алёшин отец доставал из сундука то крест, то чашу и показывал, подняв в руке.

Но драгоценностей оказалось немного. Только сверху. А ниже были старинные иконы и посеребрённые подсвечники.

На самом дне сундука нашли бутылку из толстого зеленоватого стекла, закупоренную большой пробкой. Когда Анатолий Николаевич поднял её над сундуком, кругом засмеялись. Думали, что в бутылке вино или масло для лампадок. А вытащили пробку и наклонили – из горлышка посыпались разноцветные, мелкие, как пшено, бусинки.

Когда окончили пересчёт и подписали акт, комиссия повезла драгоценности в Госбанк. Не поехал только Алёшин отец, поддевший ковшом клад. Он торопился очистить пруд.

Ребята долго не уходили от пруда и всё ждали, не подцепит ли ещё чего экскаватор. Но, кроме ржавого ведра без дна, передней оси от тарантаса и почерневшего кладбищенского креста, ничего интересного не попалось.

Талка подняла бутылку, оставшуюся от клада, потёрла её ладошкой, посмотрела сквозь сумеречное стекло на солнце.

– Давайте возьмём эту бутылку. Она нам пригодится, – сказал Алёша.

Привезли ещё трубы. Автокран стал осторожно снимать трубы с площадок и укладывать вдоль линии будущей траншеи одну в конец другой.

Трасса была прибранной, укатанной. Трубы раскладывались аккуратно и ровно, и казалось, что это ложится одна бесконечная труба, доходящая до самой Москвы.

РАЗБОЙНИЧЬЕ ГНЕЗДО

Сразу после того как закончили укладку трубопровода в гористом Предкавказье, Куренёвы переехали в степь.

Газопроводчики остановили свой передвижной городок вблизи степной реки Леи. Палатки стояли вдоль лесной полосы. Ровные полосы леса поделили степь на квадраты, как делят синими линиями страницы тетради на клеточки. Только эти клеточки-квадраты в степи – каждая величиной со сто футбольных полей. Куда ни глянешь – всюду зелёные стены ровного густого леса. Когда ехали, Талке всё время казалось, будто проезжаешь через ворота, прорубленные в этих лесных стенах.

Газопровод будет тут пересекать реку Лею, и строителям выходило работать здесь дней десять на одном месте.

Мама Ирина отправилась в город с проектами. Талка осталась за хозяйку.

У куста смородины, под высокой акацией, отец устроил ей кухоньку: опрокинутый большой ящик из-под лапши – стол, два ящика поменьше – табуретки. На столе – походная плитка. К ней подсоединён шланг от баллона с газом. Сам баллон спрятан от солнца, чтоб не нагревался.

Нравится Талке походная плитка. Повернёшь лучистый краник вправо – в горелке зашипит газ. Поднесёшь спичку – вспыхивает вокруг горелки синезелёный венец пламени. Поставишь чайник или кастрюлю – через десять минут закипит вода, подкидывая крышку.

Сначала Талка готовила свои любимые кабачки. Нарезав очищенный кабачок на куски-колёсики, она обваливала их в муке и укладывала в кипящее на сковородке масло. Раздавался треск, взлетали острые, как осколки, брызги, колёсики быстро покрывались ореховой корочкой, издавая самый вкусный обеденный запах.

Поджаренные кружочки Талка сложила в кастрюльку, вылила на них со сковородки остаток масла, накрыла крышкой и поставила на солнцепёк, чтобы кабачки не остыли к обеду.

Потом она взялась готовить компот из свежих фруктов.

Над кастрюлькой взвился ароматный парок. Тихие, еле уловимые токи воздуха понесли запах сиропа и горячих фруктов вдоль лесной полосы. Этот запах быстро учуяли пчёлы и полетели навстречу ему. Они стали виться над кастрюлькой, пробуя сесть, но мгновенно отскакивали, обжигаясь. Дыма не было под кастрюлей, а пчёлы ещё не знали, что бывает такой огонь, от которого совсем нет дыма.

Талка захотела помочь пчёлам. Она набрала с краёв кастрюльки ложку загустевшего пенистого сиропа, долго дула на него и, когда остыл, разлила его маленькими, с три копейки, кружочками на листья подорожника, как на тарелочки. Пчёлы нашли эти зелёные тарелочки.

– Чего ты баловать их вздумала! Они и так наберутся.

Девочка оглянулась:

– А-а! Алёша! Здравствуй! Откуда ты взялся?

– На колхозную пасеку ходил.

– Вот ты всех пчёл-то и распугал! Правда!

Пчёлы вились теперь и над ложкой, которой девочка размахивала, разговаривая с Алёшей.

– Ой, сколько их налетело! Весь компот мой поедят. Как это они быстро пронюхали?

– А ты не знала? Как только хоть одна пчела наткнётся на место, где можно богато набрать мёду, так тут же тебе и летит прямо в улей и рассказывает там о находке.

– И не собьются они с дороги, не заблудятся?

– У них, у пчёл-то, не то что у людей. У них по пять глаз!

Талка недоверчиво покосилась на Алёшу, зачерпнула из кастрюльки ещё ароматного сиропа и накапала на листья.

Запустив хоботки в сироп, пчёлы наполняли им свои цистерночки-животы. Потом, глухо гудя крылышками, они стали улетать.

Талка видела, как пчёлы сначала поднимались немного вверх, а потом по прямой линии улетали в сторону пасеки.

– Смотри, смотри! Ой, что же это такое? – испугалась девочка. – Он уносит пчелу!

С акации слетела большая полосатая, как шмель, оса и, спикировав, набросилась на пчелу. Маленькая, отягчённая ношей пчела не могла сопротивляться. Полосатый разбойник схватил пчелу, как паук муху, и улетел за деревья, к реке. С высокой акации стали пикировать на пчёл другие чёрно-жёлтые осы.

– Они покрадут всех пчёл! Гони их, Алёша!

Талка запустила ложкой в ос.

– Идём! Мы найдём, где они живут! – крикнул Алёша.

Талка выключила плитку, и ребята побежали за осами, стараясь не потерять их из виду. Чёрные, они были хорошо видны на фоне светло-синего неба. Осы перелетали через лесополосу, как через забор, шли на снижение к реке и пропадали за обрывом.

Разбойничье гнездо ребята нашли в норе, в невысоком обрыве над самой Леей. Весной нора эта принадлежала ласточкам. Но приглянулась осам, и они завладели норой, прогнав хозяев.

Кустик ивняка маскировал вход в нору. Алёша сунулся было к гнезду, но тут же с криком выскочил на обрыв и побежал, закрывая руками лицо. Талка пустилась вслед.

Осы гнались за ними и отстали лишь тогда, когда ребята добежали до экскаваторщика.

– Медку захотели? Ну как, сладок?

Он думал, что в обрыве берега жили дикие пчёлы, но, когда узнал о грабителях, сказал:

– Я сейчас буду перемещаться. Работка тут на лёгком грунте идёт – лишь поспевай передвигать экскаватор. Покажите мне, где живут те паразитины.

Машинист поднял ковш и включил ход. Гусеницы, звякая, пошли вперёд по дну траншеи, выдавливая чёткий свой след на чёрной маслянистой земле. Экскаватор приблизился к обрыву.

Изготовясь, ковш рванулся к обрыву, поддел землю и понёс её.

Проводив глазами ковш, девочка беспокойно оглянулась на кустик. Он был цел! Задетый за верхушку, он покачивался, стряхивая с листьев капельки ещё не просохшей росы. На месте осиного гнезда чернела глубокая яма.

– Вот мы и очистили нашу трассу от дармоедов! Чтоб им ни дна ни покрышки, – сказал машинист, быстро набрал ковш свежей земли с борта траншеи и высыпал её поверх первого ковша.

– Так и надо полосатым! – закричали ребята, оглядываясь, на всякий случай, кругом.

Но чёрных точек вверху больше не было.

Над ярко-зелёными, будто после свежего ливня, верхушками лесов – огромное горячее небо. Местами небо заштриховано сетками мачт высоковольтной электропередачи. А совсем вдали, в смутном накалённом мареве, проступали белые, как облака, стены высоких элеваторов. Перекликались птицы и проносились пчёлы, победно трубя.

ЧИНАРОК

Траншеи с обеих сторон реки Леи были вырыты.

Теперь нитку газопровода надо протянуть через Лею. Газопровод перейдёт Лею в том месте, где течение остановлено плотиной.

У плотины – глубоко! Нырнёшь – дна не достанешь. Вода затопила впадину-луговину и доходит до распаханной земли. Поле подсолнечников отражается в воде, и кажется, что на берегу растут они в два этажа – головой кверху и головой книзу.

Несколько лет назад, когда была построена тут плотина, в запруде колхозники завели карпов. А чтобы рыба росла быстрей и жирела, её подкармливали. Кормил карпов новый приятель Талки и Алёши – Чинаро́к. Ходил Чинарок без рубашки, в серых брюках, засученных до колен.

Два раза в день выезжал он в лодке и развозил рыбам жмых и пареную кукурузу, распевая песенку, которую сам сочинил. В разных местах запруды, где дно почище, были вбиты вешки – колья, около которых и опускал корм Чинарок. Карпы привыкли к мальчику и не боялись его.

Рыбы знали время, когда он привозил еду, и собирались у вешек. Чинарок всегда ездил в одно и то же время. Он знал, что рыбы его ждут, и никогда не обманывал их.

Были у него часы. Подарил председатель колхоза. Карманные, довоенные, первых выпусков часового завода. Носил он их в брючном поясном карманчике, пристегнув к ремню. Хорошие часы! Сколько они падали наземь, сколько раз Чинарок купался во всём – в рубашке и брюках, забывая вынуть из кармашка часы! А им всё нипочём! Тикали и тикали! Только немного торопились, словно боялись, как бы не утопил их хозяин. Может, даже и рыбы знали тиканье этих часов над водой.

Когда карпы слышали скрип уключин или ржавый звон банки, которой Чинарок вычерпывал воду из лодки, они плыли ему навстречу. Рыбы знали голос Чинарка. А когда Чинарок пел песенку, карпы подплывали к самой лодке и, казалось, готовы были прыгнуть в неё.

Газопроводчики нарушили привычную жизнь карпов. Вода вблизи траншеи замутилась, стала рыжей. И чём дальше и глубже уходил ковш, мутней и мутней делалась вода. Полоса мути, подгоняемая ветром, стала продвигаться в верховье запруды. Карпы, оказавшиеся в этой загрязнённой части пруда, начали один за другим выплывать на поверхность. Им трудно было дышать в мутной воде: грязь забивала жабры. Рыбы высовывали головы из воды, шевеля вислогубыми ртами.

А Чинарок взволнованно бегал по берегу, тревожно вглядываясь в мутную реку. Озабоченная Талка носилась следом за мальчиком, не зная, чем помочь горю,

– Пойдём лучше к твоему отцу, Талка. Спросим. Он в момент придумает! – предложил Алёша.

Анатолий Николаевич стоял у самой воды с карандашом и тетрадкой в руках и что-то высчитывал.

Ребята постояли рядом, посмотрели на ковши, таскающие чёрную тину из реки, и на всплывающих рыб.

– Сгинет рыба! – вздохнул Алёша. – А может, всё-таки очухается?

– Не, не очухается! – чуть не плача ответил Чинарок.

– Рыбу надо спасать, ребята. И её жаль, но и стройку задерживать нельзя. Надо придумать какой-то выход. У меня появился один вариант. Но я не очень уверен в нём.

Ребята ждут, пока скажет свой вариант отец Талки. Они нетерпеливо переступают с ноги на ногу, оглядываются кругом – то на воду, то на степь, где колонна сварщиков сваривала сейчас уложенные в стык – конец с концом – трубы в одну бесконечно длинную трубу, которую газопроводчики называют ниткой.

И впрямь, трубы, соединённые сварщиками в одну, кажутся ребятам туго натянутой нитью.

– Какой же вариант, папа? – спросила, не утерпев, Талка.

– Когда ты, Чинарок, будешь теперь кормить своих карпов? – вместо ответа спросил отец.

– Кормил в семь утра. Теперь буду в пять дня.

– Успеете, ребята, пригнать сюда лодку к пяти? Сейчас времени – около четырёх.

– Успеем! Мы её в момент доставим!

– В момент не сделаете, а к пяти будьте, – сказал Анатолий Николаевич и рассказал ребятам, что им надо делать.

– Побежали! – обрадовался Чинарок, увлекая за собой ребят. – Мы ещё как успеем!

Отправив ребят, Анатолий Николаевич пошёл на сухой берег, где готовился трубопровод для укладки через речку. Теперь тут заканчивала работу очистная машина. Обхватив со всех сторон трубу щётками и скребками, чистила её и скребла, удаляя ржавчину, пыль и присохшую грязь.

Анатолий Николаевич сказал и крановщикам и машинистам, что сегодня надо сделать дополнительный перерыв с пяти до шести. А после смены – отработать этот час.

Когда он вернулся к Лее, до этого перерыва оставалось всего десять минут.

Со стороны плотины плыла лодка. Вода сияла под солнцем, и казалось, что лодка идёт по серебряной дороге. В лодке – трое. Двое часто взмахивали вёслами, третий сидел на корме. Это – Талка с часами Чинарка. По ним она следила за скоростью лодки.

Лодка подошла к газопроводчикам, как раз когда остановились машины.

Экскаваторщики, крановщики, машинисты, сварщики – все постепенно подошли к берегу. Они знали, в чём дело. Над рекой затихло. Тянул тоненький ветерок, и с наветренной стороны стали слышны птичьи голоса.

Вода успокоилась. Но муть над траншеей клубилась как дым. Лодка приблизилась вплотную к границе чистой воды и остановилась.

– Начали! – скомандовал лодке Анатолий Николаевич.

Чинарок осмотрелся, достал из-под кормы консервную банку и стал вычерпывать из лодки, хотя воды там и не было видно. Лишь на самом её дне, в клетках деревянной решётки, поблёскивал тонкий, как стекло, водяной слой. Чинарок, проводя банкой по решётке, негромко гремел ею, потом тихонько черпал за бортом воду и шумно выплёскивал обратно. Погремев так и поплескав, он запел свою песню:

 
Наша Лея-река
Стала ныне глубока!
Стали карпы и лини
В полметра длины!
А лещи да караси —
Хоть навалом вози!
Хорошо мне в лодке плыть,
Рыбе завтрак развозить!
Эй вы, карпы! Эй, лини!
Выходи из глубины!
 

Алёша теперь один сидел на вёслах, готовый по команде Чинарка пустить их в дело. Талка с кормы вглядывалась в несветлую воду. И вот ей почудилось, что около лодки появились рыбы. Она свесилась над водой и, придерживая рукой волосы, не мигая, всмотрелась в глубину. В зеленовато-серой воде что-то блеснуло. Вначале она подумала, что это вспыхнуло отражение часов, которые болтались на ремешке у неё в руках. Но в воде явственно проступила тусклая позолота крупной чешуи на покатом боку карпа.

– Есть, есть! Услышали! Приплыли! – не удержалась Талка.

– Ш-ш-ш! Молчи! – замахали на неё мальчишки. – Распугаешь!

Чинарок подал Алёше знак, и лодка, развернувшись, поплыла и поплыла из мутного верховья в сторону плотины, на светлую воду, где торчала чёрная вешка. Тут лодка остановилась. Ребята подмигивали друг другу, кивая на воду, где мелькал живой блеск. Чинарок развязал стоявший у ног мешочек с пареной кукурузой и начал горсть за горстью бросать кукурузу в воду около вешки. Зёрна, тяжёлые и крупные, жёлтым дождём булькали у поверхности и наискосок уходили ко дну. Кинув с десяток горстей, Чинарок завязал мешок. Со дна, куда был набросан корм, к поверхности полезли воздушные пузырьки. Вынырнув из воды, они сразу же беззвучно лопались.

Талка, боясь разговаривать, толкнула Чинарка и вопросительно подняла глаза, указывая на пузыри.

– Рыба собирает на дне кукурузу, – прошептал Чинарок и опять подал Алёше знак грести. – Надо ещё один заплыв, а то, может, не всю рыбу мы вывели в чистую воду.

Лодка двинулась снова к замутнённой полосе.

Она тихо пересекла линию газопровода. Обогнув подводную траншею, ребята повернули обратно. И опять Чинарок заскрёб банкой о дно, будто он вычерпывал воду, а спустя немного времени запел.

Алёша, охваченный радостью удачи, не чувствовал устали и приналёг что было силы на вёсла. Но Чинарок замахал на него и велел грести еле-еле. Тогда Талка встала в лодке во весь рост, приложила кончики пальцев к губам, показывая строителям, чтобы они молчали и не отпугивали бы рыбу, сплывавшуюся к лодке. Газопроводчики – крановщики, бульдозеристы, сварщики, изолировщики, экскаваторщики, – сильные, ловкие, жадные до работы, тихо стояли на берегу, дожидаясь.

Над водой неторопливо скрипели уключины, и, смущённый вниманием и верой в него стольких серьёзных людей, дрожащим голоском пел Чинарок:

 
Хорошо мне в лодке плыть,
Рыбе завтрак развозить!
Эй вы, карпы! Эй, лини!
Выходи из глубины!
 

В воде отражалось синевато-серебристое небо и большое взбитое облако. Лодка вошла в отражение этого облака, и тогда даже с берега стало заметно, как около лодки всплёскивались карпы. Ребята проехали под тросом, уводя за собой рыбу. Они вышли на чистую воду и поплыли по сверкающей дорожке, будто разостланной по воде до самого солнца.

На берегах застучали двигатели, загремели лебёдки. Ковши заскользили по тросу, прокладывая в тине дорогу газу.