Текст книги "Австро-прусская война. 1866 год"

Автор книги: Михаил Драгомиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

БОЙ У ХЛУМА И РОЗБЕРИЦА

VI корпус напал на слабо занятый Розбериц, выбил оттуда пруссаков и продолжал наступление на Хлум.

Положение 1-й гвардейской дивизии становилось критическим: ближайшие подкрепления были еще довольно далеко позади; только артиллерийский резерв подоспел и около трех с половиною часов открыл огонь по густым австрийским массам, которые, несмотря на это, продолжали подвигаться к линии Липа – Хлум, и отчасти в обхват левого фланга этого резерва. Это обстоятельство побудило начальника гвардейского артиллерийского резерва, у которого не было достаточного прикрытия, отступить[113]113
  Вообще этот резерв наступал весьма нерешительно: на нем вполне обнаружилось подчинение прусских артиллеристов предрассудку о важности потери орудий.


[Закрыть].

В то же время со стороны Липы и Чистовеса стали появляться массы III и IV корпусов, до которых дошла наконец весть о том, что пруссаки у них в тылу. Хотя эти войска и считали себя обойденными, однако, в соединении с I и

VI корпусами, наступавшими вперед, они могли опомниться и тогда грозили бы пруссакам, занимавшим Хлум, серьезной опасностью. Но дело обошлось гораздо счастливее для пруссаков, чем можно было предполагать: сказанные массы двигались, руководимые собственным инстинктом, без всякого направления от начальства, и думали не о том, чтобы атаковать пруссаков, а о том, чтобы ускользнуть от их ударов. Вследствие этого, наткнувшись на пруссаков, они повернули вправо и вместе с X корпусом начали отступление в направлении к Кенигтрецу, западнее шоссе. А одна часть проскользнула, как кажется, в тылу пруссаков у Хлума и бросилась на Неделист, к мостам II корпуса. Дальнейшая судьба ее неизвестна. Фронтальная атака австрийцев на Хлум, произведенная в густых массах, была отражена залпами батальонов 1-й гвардейской дивизии, развернутых или, правильнее, рассыпавшихся по сторонам Хлума. После этого последовал небольшой перерыв боя, во время которого, около четырех часов, подошел наконец авангард 2-й гвардейской дивизии. Он тотчас же направлен на лесок правее Хлума и выбил оттуда австрийцев.

Несколько времени спустя, около 4¹/₂ часов, начали прибывать и главные силы 2-й гвардейской дивизии: генерал Будрицкий с пятью батальонами, эскадроном и батареей, за которым почти непосредственно следовал ген. Лён с остальными частями этой дивизии. Первый из этих эшелонов сразу взял Липу и, соединившись со вторым, направился на Лангенгоф, который около пяти часов тоже перешел в руки пруссаков.

Между тем, с фронта, у Хлума, кипел ожесточенный бой. Рамминг несколько раз возобновлял попытки атаки, но ни разу не дошел до Хлума. Впрочем, они имели следствием полное ослабление 1-й гвардейской дивизии, которая, совершенно уже рассыпавшись, продолжала держаться на позиции, но не в состоянии была двинуться вперед. Для австрийцев атаки Рамминга и частей I корпуса были тем полезны, что дали возможность отступить частям III, IV и X корпусов.

В это время прибыл авангард[114]114
  Этот авангард должен был оставить один батальон у Масловеда, так как ко времени его прохождения через эту деревню некоторые дома ее оказались занятыми австрийцами, которые враздробь возвращались от Бенатека и из масловедского леса.


[Закрыть]1 корпуса. Генерал-лейтенант Гиллер, увидев новую помощь своей дивизии, употребил все усилия, чтобы собрать части ее в компактные кучи и двинуть вперед вместе со вновь прибывшими войсками; но ему не суждено было видеть окончательного успеха дела, для которого он, благодаря и счастливой случайности, и собственной энергии, столько сделал: пораженный осколком гранаты, он пал на том самом месте, удержанием которого стяжал себе и своим боевым товарищам громкую славу. Авангард I корпуса, пройдя Хлум, отбил шагах в 200 впереди его последние отчаянные нападения противника и продолжал путь на Росбериц, между тем как главные силы I и V корпусов подходили к Хлуму. Эти силы представляли в руках кронпринца еще нетронутый резерв по меньшей мере в 50 000. Почти единовременно с авангардом I корпуса подходила к Росберицу с востока и 11-я дивизия (VI корпуса).

Мы оставили ее за Сендразицем, около трех часов, в то время, когда она собиралась атаковать бригаду Тома, которая, исполнив свое назначение, начала отступать сама на Неделист с боем, под сильным натиском пруссаков. Особенно стали наседать они с приближением бригады к Неделисту. В эту минуту ее выручил гусарский полк Пальфи из дивизии Турн-Таксиса: он стремительно бросился на прусский гусарский № 6-го полк, прикрывавший левый фланг 11-й дивизии, смял его и затем обратился против пехоты, но до нее не дошел: пруссаки остановились и несколькими залпами в одно мгновение усеяли поле убитыми и ранеными лошадьми и всадниками. Тем не менее главная цель атаки была достигнута: бригада Тома, вырученная, уже беспрепятственно продолжала движение к Предмерицу, у которого, прикрыв переправу остальных двух бригад и дивизии Турн-Таксиса, наконец переправилась и сама около 4¹/₂ часов.

Цастров, достигнув Неделиста около 4 часов, не продолжал преследования австрийцев, ибо в это время уже получил приказание направиться на Росбериц, Светы и Всестар, для содействия гвардии.

Со своей стороны, Прондзинский атаковал мельницу Тротины около 3¹/₂ часов, взял ее и начал теснить бригаду Генрикеца, которая предприняла отступление с боем к Лохеницу, где и переправилась на другой берег Эльбы, не без значительных, однако ж, затруднений и потерь. Прондзинский. преследуя Генрикеца по пятам, достиг Лохеница, когда переправа еще не была окончена, и атаковал эту деревню двумя батальонами 23-го полка, между тем как фузилерный батальон того же полка, по пояс в воде, обстреливал с расстояния 500 шагов переправлявшиеся по мосту войска. Лохениц занят, и понтонный парк попал в руки пруссаков.

Итак, около 4¹/₂ часов, на всем пространстве от Хлума к востоку, через Неделист, Предмериц до Эльбы австрийских войск более не осталось, а от Хлума к западу они находились в полном отступлении: X – на Клацов и Плачиц, III, IV – по обеим сторонам кениггредского шоссе, подходили к Плотисту и Цигельшлагу, части I и VI, отраженные от Липы и Хлума, старались удержаться у Росница, Всестара и Светы.

Саксонцы встретили высланную им бригаду Пире (I корпуса) уже у Росница, сделали попытку перехода в наступление, но были отражены и продолжали отступление в порядке, направляясь на Планка, дабы, перейдя там Эльбу, стать на дороге в Голиц. Эдельсгейм прикрывал все время левый фланг саксонцев, стараясь удерживаться у Техловица и Радиковица, а к вечеру отступил к Стессеру, где и остановился на ночлеге.

Чтобы сделать отступление сколько-нибудь в порядке, Бенедек выдвинул свою резервную кавалерию левее шоссе, в направлении к Лапгенгофу, а резервной артиллерии приказал держаться у Светы.

Высоким самоотвержением этих войск закончился тяжелый для австрийцев день Кениггреца.

Преследование австрийцев. Король заметил успехи II армии по ослаблению огня у Липы, направленного против войск I армии. Тогда он отдал приказ к общему переходу в наступление и во главе резервного кавалерийского корпуса двинулся мимо Липы к Лангенгофу. Кавалерия достигла этого пункта, когда он уже был взят 2-й гвардейской дивизией и когда с австрийской стороны выдвинулась против него резервная кавалерия. Последовало несколько атак, в которых австрийская кавалерия явила подвиги отчаянной храбрости и высокого самоотвержения, но в результате не имела успеха: атаки, производившиеся с переменным успехом против прусской кавалерии, все разбивались о пехоту, за которой эта кавалерия находила надежное укрытие. Тыла же австрийской кавалерии в это время* прикрывать уже было некому. Не в лучшем положении находился и артиллерийский резерв у Светы. Без прикрытия продолжал он оставаться на своей позиции и поражать прусские войска, наступавшие с севера и востока. Действие его прекратилось только тогда, когда почти все орудия перешли в руки 11-й прусской дивизии. Своей стойкостью и самоотвержением артиллерия заставила пруссаков предполагать, что за нею стоит сильное прикрытие, сохранившее порядок, готовое на энергический отпор. Но ничего подобного не было: в тылу за резервной батареей и за резервной кавалерией, в то время, когда они обрекали себя на гибель, чтобы скрыть от неприятеля свою пехоту, развертывалась картина, которую сами австрийцы сравнивают с отступлением через Березину. Не только части, но корпуса даже перемешались: густые толпы, бессознательно придерживаясь шоссе, уткнулись в Кеииггрец; но им не открывали крепостных ворот, ибо, в случае отступления, положительно было приказано не пропускать никого через крепость. Тогда толпа разделилась левее и правее Кениггреца и плыла куда глаза глядели, пока не натыкалась на новые толпы у переправ, которые ждали своей очереди, чтобы попасть на мост. Счастливее были те, конечно, которые направились западнее Кениггреца; но таких было немного.

К довершению бедствия, по взятии батареи у Светы, пруссаки выставили там 42 орудия артиллерийского резерва II корпуса, которые выстрелами своими в направлении к Плотисту увеличили смятение и ужас в австрийских толпах. Много людей и лошадей погибло в наводненной местности впереди Кениггреца; много орудий брошено. Саксонцы, сохранившие еще некоторый порядок, с приближением к Плотисту, увлечены были общим потоком и увеличили собой толпу.

Во время отступления саксонцы получили приказание направиться на опатовицскую переправу (южнее Кениггреца); но это мог исполнить только хвост их. Этот пункт оказался, конечно, самым удобным; но и на нем даже столпление обозов было так велико, что последние саксонские части переправились только 4 июля, между шестым и седьмым часом утра.

Трудно сказать, чем кончилось бы дело, если бы пруссаки сделали еще версты две вперед к стороне Кениггреца; но геройская стойкость кавалерии и артиллерии была причиной, что пруссаки, кажется, и не подозревали, что делается у Эльбы. Может быть, их остановило также рутинное опасение попасть под выстрелы с крепости: никому, конечно, в голову не могло придти, что, благодаря распоряжениям австрийской главной квартиры, она из прикрытия обратилась в преграду войскам.

VI корпус, как ближайший к Эльбе, мог двинуться на Плотист легче всего; но, получив направление на Всестар и Светы, он удержал его до конца боя, захватил, правда, много пленных и орудий, но этим самым был отвлечен от движения к Эльбе, которое одно могло повести к еще более гибельным для австрийцев последствиям.

«Сила неприятельского расположения артиллерии и усталость собственных войск, при наступающей темноте, остановили дальнейшее преследование». Канонада продолжалась до 8¹/₂ часов.

Войска заночевали на тех местах, где дрались; только

V корпус выдвинут южнее Росвиц, остальные стали: Герварт у Харбузиц; 1-й и 6-й[115]115
  Бригада Ганенфельда у Бризы и Кладова.


[Закрыть] – по сторонам Росница; гвардия – между Лангенгофом и Росберицем; кавалерийская дивизия

II армии – за Лангенгофом; главная квартира II армии – в Гореновесе.

1-я армия несколько выдвинулась перед те места, на которых дралась в первую половину боя.

Результаты поражения были страшны. Австрийцы потеряли: 16 230 убитыми и ранеными, 21 700 пленными и без вести пропавшими; 174 орудия. Но это обнаружилось далеко не сразу: вечером 3-го пруссаки сами не подозревали, что наделали. В депеше, посланной в Берлин в этот день, сказано о 20 взятых орудиях; в письме, посланном на следующий день утром, – о 50 орудиях.

И такова странная особенность громадных столкновений человеческих масс, что между победителями даже находились такие, которые вечером с недоумением спрашивали: кто же побил – они, или их? Должно быть, подобные столкновения не менее ошеломливают победителя, как и побежденного…

На прусских бивуаках наконец все затихло; наступила холодная ночь, не принесшая покоя австрийцам: несчастные толпы их, объятые паническим страхом, долго еще теснились у переправ, и только к утру следующего дня, не без больших потерь утонувшими, хвосты попали на противоположный берег.

Поднялось пасмурное холодное утро: комендант Кениггреца, Вейгль, сделал распоряжение о спасении нескольких десятков орудий, увязнувших в тине и брошенных перед крепостью. Это ему удалось вполне, ибо пруссаки и не думали двигаться вперед; в главной квартире решено было дать дневку, а предприимчивость частных начальников замерла перед страшным зрелищем смерти и отчаяния, окружавшим прусские бивуаки: раненые и убитые люди и лошади, свои и неприятельские, устилали все пространство так далеко, как только мог захватить глаз. За остервенелым опьянением предшествующего дня начиналось то холодное тяжкое раздумье, которое при виде смерти неминуемо в войсках молодых, отстаивающих дорогие интересы родины, но не потерявших еще инстинкта сострадания. Мрачно было настроение прусской армии: не досчитывались многих из своих. Недаром говорится, что никогда победоносная армия не бывает так близка к поражению, как на другой день после победы… По счастью для победителей, редко случаются армии, которые после поражения были бы способны к наступательному возврату.

И потому-то нельзя не признать мерой безусловно необходимой после удачного сражения сдвигать, при малейшей возможности, войска вперед, с места их подвигов и их гибели…

Пруссаки потеряли около 9700 человек, в том числе около 1800 пленными и без вести пропавшими.

Бенедек донес по телеграфу из Гогенмаута, 4 июля, в три часа утра: «После блестящего пятичасового боя всей армии и саксонцев на отчасти укрепленной позиции впереди Кениггреца, с центром у Липы, неприятелю удалось незаметным образом утвердиться в Хлуме. Дождь осадил дым к земле: ничего нельзя было видеть. Благодаря этому, противнику удалось проникнуть на нашу позицию у Хлума. Неожиданно обстреливаемые с фланга и с тыла близстоящие войска дрогнули, и, невзирая на все усилия, нельзя было остановить их отступления. Сие последнее сначала исполнено без поспешности, но мало-помалу оно становилось быстрее, по мере того, как теснил неприятель, пока наконец все не отступили через мосты на Эльбе или к Пардубицу. Потери еще не определены; но они, наверное, значительны».

Заключения. После погромов эпохи Наполеона это самый страшный и по хорошему соображению, и по результатам. По форме он напоминает Бауцен и Ватерлоо; по результатам – последний, ибо способность к быстрой деморализации при разнице в других свойствах, была одинакова в австрийских войсках 1866 и во французских 1815 г., хотя она происходила и не от одинаковых причин.

Пруссаки явили в этом деле: превосходное сознание обстоятельств минуты наверху, замечательную дерзость и самоотвержение в войсковых массах. Ни один батальон не был потерян; все сосредоточилось к полю битвы, благодаря распоряжениям свыше и инициативе частных начальников, которые умели брать на себя ответственность, и с изменением обстоятельств изменяли полученные распоряжения, когда дело доходило до обязанности идти на выстрелы. Такие факты, как дерзкое движение 1-й гвардейской дивизии в промежуток между австрийскими войсками, на расстояние не менее трех верст от ближайших подкреплений, останутся вечно поучительными и достойными подражания, как высокое свидетельство и неукротимой энергии, и полной свободы от того методизма, который, уменьшая риск, уменьшает в то же время и приобретаемый успех. Положим, что 1-я гвардейская дивизия была бы приостановлена на Масловедской высоте, дабы выждать прибытие 2-й гвардейской дивизии и не подвергнуться опасности со стороны флангов: благодаря этой остановке, ее могли бы заметить и, выдвинув корпус к Хлуму из резерва, или совершенно ее остановить, или же значительно ослабить последствия ее наступления.

Это наступление нельзя признать основанным на полном знании со стороны пруссаков обстановки предприятия: конечно, они не могли даже и подозревать, что в Хлуме никого, или почти никого, не найдут; но это именно и показывает все значение дерзости на войне. Лезь вперед, пока не остановят – вот девиз всякого истинно военного в бою; а остановили – начинай драться; но не останавливайся из-за того, что, может быть, неприятель принял меры для противодействия. В последнем случае первым и главным неприятелем является собственное воображение, которому не должно давать много хода, ибо и сам того не заметишь, как его призраки примешь за действительность.

Отдавая полную справедливость пруссакам в умение пользоваться счастливыми случайностями, не вследствие дара прозрения, но именно благодаря дерзости, нельзя не признать, что на долю их выпало в бою и в течение всей кампании такое счастье, какое редко сопровождает самые победоносные войска, предводимые даже гениальными полководцами. Не встретить на пути от Краледвора не только вооруженной преграды движению, но даже неприятельских разъездов; найти главный пункт позиции обнаженным именно в ту минуту, когда к нему подходишь, – не раньше и не позже; благодаря этому, беспрепятственно пройти за боевые линии неприятеля и достигнуть почти до самых его резервов: этого не дает никакое искусство, если не помогут благоприятные случайности, являющиеся в виде распоряжений противника. Каких жертв и усилий гения стоило обыкновенно Наполеону разворотить неприятельский центр: сотни орудий сосредоточиваются, тысячи голов летят, пока наконец цель не достигнута; под Кениггрецом первоначальный прорыв центра, сравнительно говоря, ничего не стоил.

Некоторые упрекают пруссаков за риск направления их армий к позиции неприятеля с таких расстояний, на которых не было возможности сохранить между ними связь и, следовательно, единство распоряжений и действий. Этот упрек едва ли можно признать справедливым: во-первых, австрийская армия была нравственно подорвана, между тем как прусская в этом отношении не оставляла желать ничего более, благодаря предшествовавшим удачам: во-вторых, нет большего риска в подобном направлении сил, когда убежден, что войско проникнуто безусловною исполнительностью и устремляется по указанному направлению, несмотря ни на какие препятствия, с идеальным совершенством пули или гранаты, останавливаемых тем только, что действительно, а не воображаемо, может их остановить: в-третьих, пруссаки знали традиционную пассивность австрийских войск, недостаток предприимчивости, им присущий: при этом условии, с какого бы дальнего расстояния вы ни стали сосредоточивать свои войска к позиции противника, должна прийти наконец минута, когда вы его охватите. Заблаговременно сосредоточивать свои массы против подобного противника значит даром терять время, принимая те предосторожности, которые теория советует только против неприятеля, способного наступательными возвратами нарушить расчет марша.

Есть другой упрек, по моему мнению, более состоятельный, который можно сделать пруссакам: упрек в том, что преследование в день боя не было поведено так далеко, как это можно и должно было сделать. Разбитую армию гонит ее собственное мнение, а не вооруженная сила. Пруссаки забыли, что Блюхер гнал после Ватерлоо французов почти одними барабанщиками и трубачами; забыли также и то, что «в необыкновенные дни нужно уметь делать и необыкновенные усилия».

Со стороны австрийцев обращают внимание: недостаток упорства в войсках, обнаруженный множеством пленных; истощение от недостатка продовольствия, игольная паника, полный сумбур в распоряжениях, подтверждаемый и тем, что к стороне армии кронпринца не было выслано не только авангардов, которые могли бы ее задержать, несколько кавалерийских частей, которые могли бы о ней своевременно донести, но даже не были попорчены переправы. Управления общим ходом боя не было: Бенедек, выехавший в первый раз после начала кампании в дело, остался в нем тем, чем был – хорошим корпусным командиром. И в этом смысле он достиг цели: на том пункте, на котором распоряжался, т.е. у Липы, он действительно удержал пруссаков. Говорят, что, с постепенным ослаблением расположения у Хлума, Рамминг три раза предлагал двинуть туда свой корпус, но не получил на это разрешения; говорят также, что Эдельсгейму положительно было запрещено предпринимать что-либо без приказания. Австрийская армия под Кениггрецом. представляла тело без души: при таком положении последствия могли быть только более или менее несчастны, но счастливыми никогда не могли выйти.

В заключение этого бледного описания дня, столь многострадального для австрийцев и весть о котором как громом поразила всю западную Европу, считаем необходимым сказать несколько слов о диспозиции. Что она показывает неясное сознание относительной важности пунктов позиции, это уже объяснено. Другая особенность ее не менее поучительна в отрицательном смысле. Разумею параграф, назначающий путь отступления через Голиц на Гогенмаут. Не говоря уже о том, что не совсем удобно говорить об отступлении в документе, который делается известным частным начальникам, по крайней мере до полковых командиров включительно, в этом § поражает и другое обстоятельство: для указания пути отступления выбран пункт, находящийся не ближе, как верстах в 17 за Кениггрецом, по ту сторону Эльбы. Спрашивается: кому могло быть полезно подобное указание? С равным основанием и пользой можно бы было указать и Ольмюц. При расположении на позиции массы по меньшей мере в 180 000 человек, важно знать не общее направление отступления, а те пути, по которым каждому корпусу непосредственно следует отступать с позиции, в случае неудачи. Частным начальникам нечего и знать этих направлений: довольно, если бы знали их корпусные командиры, ибо и то уже слава Богу, если бы можно было найти отдельный путь для движения каждому из восьми корпусов. Таким образом, пункт об отступлении, внесенный в диспозицию и сочиненный в подобном духе, принес более вреда, чем пользы: на тех, кого ему и знать не следовало, он мог подействовать только как дурное предзнаменование; а тем, кто его должен был знать, он не дал никакого полезного указания. К этому еще нужно прибавить, что даже и сделанные распоряжения не исполнялись как следует, так обоз кавалерийского резерва оставался еще на поле сражения с началом его, запрудил переправы и немало способствовал увеличению бедствий отступления.