Текст книги "Поражающий фактор. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Михаил Гвор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

– Пей! – протягиваю ему флягу со спиртом, предусмотрительно прихваченную из домика.

Мальчик отхлебывает несколько глотков. Бахреддин берет у него сосуд, дожидается моего кивка, надолго присасывается и возвращает мне полупустым. Прикладываюсь чисто символически: я прошел через это ночью. Пусть им земля будет пухом. А нам надо думать о живых.

– Пойдем к Руфине. Надо решать, что делать…

Окрестности Новосибирска, расположение N-ской десантной бригады

Владимир Пчелинцев (Шмель)

Оружейные склады сумели вскрыть уже наутро. Батальонный замполит пытался было протестовать. Его возмущение вызвало то, что комбат приказал раздать оружие всем без исключения, кроме вовсе уж детей. Однако офицер по работе с личным составом, едва открыв рот, осекся, увидев хмурый взгляд майора.

Теперь бывшие домохозяйки спешно проходили краткий курс по обращению с огнестрелом. Руководила там Влада Урусова. Пчелинцев, хоть и знал ее еще Лесниковой, и даже не курсанткой, а школьницей, все равно не переставал удивляться женщине. Прямо копия «чокнутого хохла». Ноль по фазе, как говорится. Что война, что обед – лишь бы шума не было. Он даже у Андрея спросил, не было ли паники и визгов. Седьмой только криво улыбнулся и буркнул что-то про комплекс неполноценности, мучающий некоего старшего сержанта и проистекающий из полной отмороженности любимой жены в некоторых вопросах.

Комбат в ответ на странную фразу друга только хмыкнул. Его вторая половина до сих пор находилась в легкой прострации. И по собственной воле была сейчас несменным дежурным в импровизированном детском саду. Аня оживлялась только при виде детей. Их много уцелело… Намного больше, чем матерей. Больно кольнуло сердце. Не думать, не думать. Балтийск, где его дети у бабушки гостили, цель не важная. Морпехов оттуда вывели, аэродром далеко. Нет, никто на такую никудышку не позарится, предпочтут сэкономить боеприпас …

Привычная самоуспокоительная мантра помогла. Самую капельку. Ощущение близкой опасности не проходило. Конечно, вовсе не звенело тем напряжением, как перед Войной. Майор сам себе удивился, когда заметил, что называет произошедшее Войной. С большой буквы. Наверное, потому, что эта точно стала последней. А может, и нет. Человек – такая сволочь, что всегда будет воевать, что бы там ни утверждали мертвые уже гуманисты Франции и прочих Западных Европ.

Таджикистан, Фанские горы, альплагерь «Алаудин-Вертикаль»

Виктор Юринов (Дед)

Через полчаса спасатели уезжают. Оставляют нам рацию, все запасы жратвы и снаряжения и уходят на «Ниве». У них может получиться найти своих. Это нам слишком далеко ехать. До Душанбе меньше четырехсот верст, обычный водитель доходит часов за восемь. Бахреддин – намного быстрее, хотя как будет сейчас – кто знает?

– Извини, Витя! Пойми меня!

– Давай, гони. У тебя есть шанс!

Проводив их, сажусь на рацию. Без толку гоняю «стотридцатку» по всем диапазонам. Если кто и ловится, то ничего нового сообщить не может.

К полудню появляется Олег. Вместе с Лешкой и обеими группами клиентов. Олегова группа вымотана насмерть. Похоже, бежали без единого привала. Да и время впечатляет. Но не до того. Отдыхать не собираются, сбрасывают рюкзаки и сразу ко мне.

Рассказываю новости. Не знаю, сообщил ли им что-нибудь новое, но вот они меня радуют: Боря мог выбраться. И не в пустыню, в команду…

– Пап! Бабушка… Я ничего не сумел придумать.

Скрывать от Олега? Дети очень привязаны к маме…

– Не надо ничего придумывать… Уже не надо… – Он верит сразу. Ждал. Понимал. – Хоть бы Борьчик ушел.

– Шмель не подведет. – Как зовут того парня? Володя, кажется… Не суть, что-то я опять расклеился. Надо собраться.

– Ладно. Распаковывайтесь. Отдыхайте. Думайте, что делать. Через час обед, там и поговорим…

Таджикистан, Фанские горы, альплагерь «Алаудин-Вертикаль»

Санечка

– Папа! Папа! Смали, какие у меня камески! Смали, какие класивые! Мама говолила, ты не плидешь! Тока завтла!

– Красивые камешки, золотце. Сейчас папа разберется с делами и с тобой их посмотрит. Ладно?

– Ладно…

«И папа плачет. Как деда. Да что сегодня такое…»

Таджикистан, Фанские горы, альплагерь «Алаудин-Вертикаль»

Клиенты: Потап, Огневолк, Прынц, Малыш

– Что делать будем, майор? Как к себе добираться?

– А я знаю? – Потап выругался.

Ситуация – хуже не придумаешь. Застряли на краю земли, до дома четыре тысячи верст, поезда не ходят, самолеты не летают. Нет, про транспорт никто не говорил, но и так понятно. Власти нигде никакой. Соответственно везде и всюду появятся банды. Не сегодня, так завтра. Скорее всего первые уже появились. Как подснежники. Не цветы, в смысле, а трупы, вытаивающиеся под первыми лучами весеннего солнца.

А если Потап правильно понимает местные порядки, то здесь они появятся в первую очередь. Не в горах, конечно, а в Таджикистане и соседних государствах. Ибо здесь феодализм куда свежее, чем в той же России. И баи местные еще не забыли, что они баи. И курбаши с басмачами найдутся.

То есть прорываться к своим придется с боями. А хороших бойцов – четверо. Вот они все здесь сидят. Стас, Женька и Жора. В бою – Малыш, Огневолк и Прынц. И сам Потап, конечно. А на руках семь человек собственной обузы, три семейные пары тыловиков и Машка. Хотя в этой ситуации Машка, пожалуй, за бойца покатит. Только опыта маловато. В смысле, совсем нет.

Ни транспорта, ни оружия. Транспорт, кстати, есть. И дадут, наверное, если попросить. А толку? Раздолбанные «уазики» – не броня. Пройти на них до Новосиба по вражеской территории нереально. Короче – куда ни кинь, везде клин!

– Не знаю, – повторил он. – Боюсь, надо тормозить здесь и осматриваться.

– И что? – вскипел Огневолк. – Наши там неизвестно где и как, а мы тут прохлаждаться будем?

– Женя, ты хочешь до своих добраться или геройски погибнуть на полпути? Это тебе не после подрыва по дороге скакать.

– Мужики, спокойно. – Малыш, как всегда, невозмутим и рассудителен. – Наши у Шмеля. Вовка не крайний в деле, в обиду не даст. А у нас еще неизвестно, сколько «пиджаков» на руках. При всем уважении к альпинистам, они не солдаты. Бросить здесь – и пусть подыхают? Не вариант. Против буду при всех раскладах. – И гнется в его пальцах обрезок арматуры-«десятки», неведомо как попавший ему в руки.

– Ну, положим, альпинисты далеко не дети. И здесь – на своем поле. Да, старшой, а они-то что собираются делать?

– Сами пока не знают. Виктор считает, надо какое-то время оставаться здесь. До прояснения обстановки. Ему, кстати, с нами по пути.

– В смысле? – удивился Прынц.

– Брат Олега тоже у Шмеля должен быть.

– Ну, Олег, насколько я успел заметить, не обуза.

– Олег – нет, хотя и его наверняка еще гонять и гонять. Виктор тоже ничего, возраст только. Ветеран боевой. Но у них обоих жены с собой. И ребенок двухлетний! И их бабы далеко не Машка. По полигонам с детства не отирались. Да и не девчонки уже.

– Олега жену видел. Девчонка, кстати. А у Виктора кто?

– А помнишь, рассказывала, как гранату в институте метала? Когда ствол перевесил и она болванку полковнику в лоб засандалила.

– Это она? Молодая же, лет тридцать пять!

– Ага! Та самая. Счас, тридцать пять! Под полтинник не хочешь? Сыну двадцать семь!

– Прикольно, – сопит Огневолк и задумчиво трет шрам от давнего ожога.

– Мужики, вы про что? Делать чего будем?

– Между прочим, здесь база наша есть. Которая двести первая дивизия. Равшан еще там служил, прапор десантный. Жор, помнишь такого?

– Как иначе! Рафика и забыть?! – смеется Прынц.

– А где база, помнишь? В Душанбе! На окраине, но в Душанбе! Не по ним ли садили? И по-любому до них четыреста верст!

– Хрен знает, но это же вариант! У них экипироваться можно!

– Нужен ты им, как…

– Не откажут. Мы же тоже не крайние херы с бугра!

– Значит, так, – произнес Потап, оборвав бессмысленную дискуссию. – Звездим много. И ни о чем. Вечером сходим на собрание лагеря. Вроде как большая часть хочет спускаться. Поговорим, послушаем. Больше послушаем. А дальше – прикинем, что делать. В общем, готовиться надо к рейду. Серьезно готовиться. Куда идти – успеем выбрать.

Таджикистан, Фанские горы, альплагерь «Алаудин-Вертикаль»

Виктор Юринов (Дед)

Собрались в столовой. Только руководители групп, начальники сборов и инструктора. Не так мало народа оказалось в лагере после спуска всех групп. Не совсем так, не всех. Команды с Бодханы и Парадиза появятся завтра. Там даже спуски только по пятеркам. Давид Лернер идет очередным сумасшедшим траверсом и появится нескоро. Где бродят четыре литовские группы, вообще никто не знает. Известны лишь примерные сроки возвращения. Может, еще кто-нибудь шляется по окрестностям. Но большинство здесь.

Руфина Григорьевна начинает речь в лучших традициях партийных собраний:

– Дорогие товарищи, мы собрались здесь, чтобы сообщить вам…

Сбивается, не так легко говорить подобные вещи. Предлагал ведь ей, что сам скажу. Нет, «я начальник лагеря, я обязана…» Но Руфина есть Руфина. Железная женщина. Сбивается, но продолжает, хоть и совсем в другом тоне:

– Ребята. Война началась. Ядерная…

А вот эта задержка не по ее вине. Все вскочили, орут, галдят, никто никого не слушает… «Как?», «Что?», «Почему?», «Срочно вниз!».

Делаю шаг вперед и что есть мочи ору: «МОЛЧАТЬ!!!», разом перекрывая весь этот гвалт. Шарахнул бы в потолок, так не из чего. Нестрашно, громким голосом меня бог не обидел. Заткнулись. Не отдаю больше Руфине инициативу, не до регалий.

– Сели все! Вы инструктора или детский сад для умственно отсталых? Сели? Теперь слушайте! Началась война. Та самая, которой все боялись. В одном из худших вариантов.

Каждую фразу произношу, как будто гвоздь заколачиваю.

– Точной информации у нас нет. Связь плохая. Бомбили Москву, Питер, Ебург, Новосиб. Думаю, еще кучу городов. Прилетело даже в Душанбе. Вот пока и все, что известно. ТИХО! Дальше слушайте! Потом будете говорить. И по одному. Вариантов у нас два. Первый: идти вниз. Куда – непонятно. Думаю, что поезда и самолеты отменены все. Душанбе нет. Есть ли Худжанд, Самарканд и Ташкент – мы не знаем.

– Какая разница! – перебивает меня высокий сутуловатый парень, москвич, кажется. – Надо выбираться вниз. Наймем машины, выберемся в Россию, а там разберемся! У нас там родные, семьи…

– Савсем дурак? – вкрадчиво спрашивает его Акрам, лагерный сторож. – Рабом на бай хочешь, да?

– Почему рабом?

– Рохдар убит, Сардор убит. Каждый бай – сам себе баши. Другой баши стреляй, чужак в рабы бери.

Опять перехватываю инициативу:

– Акрам прав. Через день, максимум два, Таджикистан превратится в скопище разнокалиберных банд. И начнется война всех со всеми. Захватывать рабов, думаю, уже начали. А у нас даже оружия нет. Да и с оружием… У кого из вас нормальная боевая подготовка? То-то и оно, что ни одного человека!

– Но ведь все там…

Ох, Людка! Всегда считал, что руководство – не женское дело! И никакого полового экстремизма. Женщина может прекрасно руководить. Однако в экстремальной ситуации она теряется. Потому что природой так положено: выкручиваться из задницы – мужская прерогатива! Но что имеем, то имеем. Опять включается Руфина.

– Ребята, – мягко вставляет она, – вы не поняли. Война везде. Это в Таджикистане взорвалось только в Душанбе. В России очень плохо. Все крупные города погибли.

Тишина. До народа доходит. Не сразу, но доходит.

– Вы хотите сказать… – шепчет Людка.

Смотрит не на Руфину. На меня. Женщина всегда ищет поддержки у мужика. Я и озвучиваю:

– Именно. Большинства наших родных уже нет в живых. А тех, кому повезло выбраться, неизвестно где искать.

Володя Потапов выжидает ровно столько, чтобы присутствующие немного переварили мои слова, и спрашивает:

– Какой второй вариант?

– Остаться в лагере. Устраивать здесь жизнь. Выждать, пока внизу все устаканится. Потом смотреть по ситуации. Надеяться на лучшее. Но рассчитывать на годы.

Пережидаю шум и продолжаю:

– Сейчас предлагаю всем разойтись по своим группам. Объяснить людям ситуацию. Подумать. А утром опять соберемся и будем решать. Нет возражений?

Возражений нет. Все слишком ошарашены и подавлены. Ничего, к утру возьмут себя в руки. Люди разные, но слабаков здесь нет. Не та порода.

Таджикистан, Фанские горы, альплагерь «Алаудин-Вертикаль»

Санечка

– Деда, пасему ты седитый? Смали, какие камески класивые!

– Санечка, ты поиграй немножко с камушками, ладно? Деду надо срочно одно дело сделать. А потом он с тобой поиграет. Хорошо?

– Холосо!

«Почему все такие сердитые? Я плохого не делала? Мама бы сказала. Солнышко доброе. Камушки красивые. Бабочка полетела. А все такие сердитые…»

Окрестности Новосибирска, расположение N-ской десантной бригады

Борис Юринов

Мир рухнул в одночасье. Боря просто не понимал, что происходит. Он надеялся, что будет время хотя бы осмотреться после прибытия туда, куда привезет Андрей. Времени не оказалось. Пока женщины с кем-то встречались, какой-то пробегавший мимо не то солдат, не то офицер буркнул им с водителем: «Помогите там» – и махнул рукой в сторону ближних развалин.

Что оставалось делать? Не стоять же столбом, когда вокруг такое творится! Борис было дернулся, как был, в полном цивиле, но Ваня, водитель, остановил и выдал какую-то камуфлированную робу и штаны. Размер был великоват, Боря натянул все это поверх своей одежды и побежал туда, куда сказал тот военный…

Дальнейшее вспоминалось с трудом. Разгребали завалы, голыми руками растаскивали обломки плит и кирпичи… Вытаскивали из-под них людей – мертвых и живых. Мертвых складывали отдельно, живых – на носилки и бегом тащили к покосившемуся строению, в котором отчаянно матерился пожилой уже военный в очках и со скальпелем, весь забрызганный кровью. Наверно, все же не своей. Пару раз кто-то наливал что-то крепкое и всовывал в руку кружку. Боря, первый раз в жизни прикоснувшийся к спиртному в кунге несколько часов назад, пил, не понимая, что пьет и зачем… Сознание отстранилось от происходящего. Тело работало само, а мозг норовил сорваться, покинуть череп и бежать в неведомые дали. Основной задачей стало не дать ему это сделать… Боря удерживал взбунтовавшееся серое вещество в повиновении старой привычной мантрой: «надо… надо… надо…». Потом его нашла Влада, страшно удивившаяся тому, где нашла, накричала на какого-то мужика и уволокла устраиваться…

Накрыло ночью. Олегов звонок, мысли о бабушке, душный кунг, воющая Анна, развалины, трупы, раненые, кровь… Все смешалось, объединилось и ударило, выливаясь в хриплый вой, рвущийся из сожженного спиртом горла и текущую по щекам влагу… Боря, глотая слезы, уткнулся лицом в мешок с вещами, заменявший подушку, и… уснул, физическая усталость оказалась сильнее стресса…

Утром было уже лучше. Видимо, за время сна мозг, решив пока остаться в черепе, сумел переварить и события, и истерику. Да и не хватало времени думать. Утром, уже после завтрака, все неожиданно засуетились. Влада, пробегавшая мимо, вручила маленький, очень плоский пистолет и сказала следить за детьми, потому как больше некому. Боря вытирал сопли, водил на горшок, рассказывал сказки… Плакали что дети, что женщины…

Сейчас Боря сосредоточенно крутил в руках пистолет, пытаясь понять, как пользоваться этой штукой. Ствол и курок – понятно. За это дергаешь, отсюда летит. Или у пистолета не ствол, а курок – что-то другое? Неважно, летит из вот этой дырочки, когда дергаешь вот за эту загогулину. По крайней мере Влада именно на нее показала. Да и в фильмах вроде было именно так. На всякий случай Боря старался опасную дырочку направлять в землю. А остальное? А как его заряжать? И какой-то предохранитель где-то есть… Вроде читал, что оружие иногда чистить надо…

Спросить кого-либо он стеснялся. Выручил Урусов. Ближе к вечеру. Подошел и все показал и рассказал. Сначала пытался нормально, но потом, разозлившись на полное непонимание, перешел на «русский армейско-строительный», выдав огромное количество мата в адрес «антиллигентов, которые элементарных вещей не знают, но в шляпе ходят, кони шахматные!». Боря столько ругани не слышал за всю свою жизнь, а уж в свой адрес… Собственно, на него ругались матом лишь однажды, когда прицепилась какая-то шпана в парке. Но тогда он был с Олегом, а тот хорошо умел общаться с подобными типами…

Мысли перескочили на брата и дальше, к родителям. Еще вчера пришедшее понимание конечной цели оформилось в полный план. Подготовиться до уровня, когда он сможет передвигаться по миру, и идти в Таджикистан. Искать семью. И самый первый ход – вот этот пистолет. «ПСМ», как его Андрей назвал.

Боря вздохнул и в очередной раз начал разбирать оружие…

Таджикистан, Фанские горы, альплагерь «Алаудин-Вертикаль»

Виктор Юринов (Дед)

Ночью приезжают Бахреддин и Джамиль. С ними две женщины: жена и мать Джамиля. Приезжают не на «Ниве», а на «шишиге». Встречаю их возле балка с рацией:

– Ну как?

– Кери хар!

Бахреддин протягивает мне два автомата:

– Андрей прислал. Патроны в кузове.

Потом закуривает, делает несколько затяжек и выдает:

– Джамилю повезло. Мне – нет. Вот так, Витя!

Протягиваю ему флягу.

– Не надо. Потом…

Какое-то время молчим. Потом спрашиваю:

– Что Андрей сказал?

Андрей Пилькевич – начальник таджикского Центроспаса. И мой хороший знакомый. То, что он жив, – это здорово. Но работы у него сейчас должно быть по самую маковку. Не до нас ему, это точно. Но вспомнил и прислал оружие. Показательно.

– Чтобы ехал к вам. Джамиля отвез и сам остался помочь. Внизу – кери хар! Душанбе большей частью разрушен. Русскую дивизию сильно приложило. Но они сумели отойти к Варзобу и окопаться в районе президентской дачи. Теперь пытаются хоть кого-то спасти в городе. Кроме них там только наши работают, спасатели. Армии у Таджикистана больше нет, каждый капитан – теперь бек или баши. С милицией – аналогично. Друг друга пока не режут, но сам понимаешь… Дорога чистая, но в районе туннеля какой-то нехороший шурум-бурум. Пока вроде спокойно, но обратно ехать не рискну. Не думаю, что надолго там тишина… Видел там вооруженных, по-моему, люди Ахмадова…

– Кто такой?

– Ахмет Ахмадов? Бандит местный, с «вовчиками» одно время якшался. Как у вас говорят, отморозок. По слухам, под ним сотни две джигитов ходят. Верится не очень, но если правда – неприятно это. Он сам анзобский, вполне может перекрыть перевал и отрезать Зеравшан от Душанбе.

– Если на перевале его люди…

– О чем и говорю. Не надо туда идти. Опасно это. Здесь выживать надо. Если еще оружием разжиться, отбиться можно.

– Я так же мыслил. Только непонятно, что жрать будем.

– Не знаю. Завтра в Пасруд надо съездить, с аксакалами поговорить…

17 августа 2012 года

Таджикистан, Фанские горы, альплагерь «Алаудин-Вертикаль»

Виктор Юринов (Дед)

– Витя! Объясни этому сыну овцы и моего ишака, что нельзя сейчас идти вниз! – Взбешенный Бахреддин буквально тащит за руку высоченного литовца. – У него в группе всего три мужика и пять девочка! Их же… как это по-русски без мата?

– Можно с матом, здесь девочек нет, – протягиваю прибалту руку. – Виктор.

– Пятрас.

– Вы серьезно собрались вниз в такой компании? Вам сообщили, что творится?

– Так я уже слишал эти nesamones, в смисле глупие байки. Ви спецалъно хочите нас обманут. Никто не посмеют напаст на гражданинов Литви. Литовская Республика цивилизованая страна в Европейский союз и НАТО.

Третий день безвылазно сидим в лагере. Большинство народа не может определиться. Вспоминаю старый анекдот: «Если два еврея соберутся для обсуждения любого вопроса, то у них немедленно возникнет три совершенно разных мнения». Так вот, это относится не только к евреям. К любым образованным интеллигентным людям. Большой объем знаний, помноженный на неумение принимать решения… И хотя альпинисты в целом их принимать умеют, однако ситуация уж больно непривычная. Слишком хочется узнать, что с родными, а еще лучше – до них добраться. Только как?

Однозначного решения пока не приняли даже наша семья и команда Потапа. Но мы по крайней мере начали что-то делать. Утепляем домики, в сегодняшнем состоянии для зимовки они не годятся. Проводим ревизию лагерных запасов. Вчера Олег с Лешкой, Огневолком и Малышом сгоняли на Куликалоны, пообщались с тамошним людом. У них информации еще меньше, чем у нас. Все лагерное начальство свинтило пятнадцатого утром, а руководство иркутских сборов не решается вскрыть склады. Пока договорились сообщать друг другу любые новости…

Поговорили с аксакалами в Маргузоре и Пасруде. Они тоже не торопятся. Ждут, кто наберет максимальную силу, к кому примкнуть. Не думаю, что мы кажемся для них серьезным вариантом.

В общем, мы что-то делаем. Остальные ждут. Скучают. Загорают. Пишут пулю. Играют вечерами на гитарах. Иногда нам помогают. Не от понимания ситуации. От скуки. В головах еще не уложился факт свершившейся трагедии. Тем более что никаких внешних проявлений начавшейся и тут же закончившейся войны не видно. Не встают на горизонте ядерные «грибы», не затягивают небо радиоактивные облака. Даже погода не испортилась, шпарит летнее фанское солнышко, легкий ветерок дует. Все как обычно. И то, что где-то там, не так уж далеко, люди уже ощутили на собственной шкуре все прелести ядреных батонов, так это там… Все ждут. Все твердо верят, что скоро в Таджикистане выберут новую власть, начнет ходить транспорт и можно будет поехать домой. В Москву, Екатеринбург, Вильнюс… И не укладывается в насквозь мирных альпинистских головах вариант, что нет уже ни Москвы, ни Екатеринбурга, ни Вильнюса… Что ехать некуда. И не на чем. И не к кому.

Эта группа – первая ласточка. Спустились сегодня. Новостям не верят, это русские «завоеватели» просто не хотят пускать домой «гражданинов независимой Литви». Все восемь человек предельно уперты. Не помог даже разговор с другими литовскими группами, в которых люди вполне вменяемы.

Самое страшное, что я не могу их просто не пустить силой. Надо бы, но тут же взбунтуются остальные прибалты. Да и одни ли прибалты?

Что делать? Пожертвовать этой восьмеркой, чтобы остановить остальных? Видимо, придется. Советуюсь с Потапом. Он категоричен:

– Да пусть катятся куда хотят! Только транспорт им не давать – самим пригодится!

Предпринимаю еще одну безуспешную попытка отговорить Пятраса от его затеи, а потом восемь человек уходят вниз по дороге, не забыв стребовать с Руфины четыре сотни баксов – возврат денег за непредоставленный транспорт. Вот так, понимание ситуации сногсшибательное!

Ну не мог я знать, что, отпуская их вниз, спасаю нас всех не в переносном, а в самом прямом смысле…

Окрестности Новосибирска, расположение N-ской десантной бригады

Владимир Пчелинцев (Шмель)

Длинную вереницу машин заметили загодя. Километров за тридцать. Еще с утра пятнадцатого, в аккурат когда первые лучи солнца начали подкрадываться к полумертвой бригаде, Пчелинцев рассадил по всем окрестным холмам наблюдателей, полностью перекрывая периметр. Обстоятельства не позволяли майору держать под ружьем половину бойцов, работы было невпроворот: склады, дома… Да и погибших надо было хоронить… Пришлось ограничиться этим вариантом, высвобождая рабочие руки…

Вот и сидели теперь ребята на высших точках рельефа. На каждый наряд – СВД, автомат, два «ПМ», бинокль, тепловизор. И обязательный дозиметр. Ветер упорно дул от бригады в сторону города. Но кто мог гарантировать, что воздушные потоки не развернутся и радиоактивная пыль не посыплется на головы?

Менялись раз в день – погода вполне позволяла просидеть сутки на воздухе. Приказ был находиться на связи постоянно, благо и раций, и запасных батарей хватало. Да и дизель-генератор, в аварийном темпе вытащенный со склада и приведенный в порядок, уже почти сутки радостно урчал, окутанный солярным чадом. Вони и шуму от него было с избытком, зато горели лампочки в столовой, уже официально объявленной общежитием. Прожекторов хватало, не было нужды жечь костры, освещая непрекращающуюся работу по разбору разрушенных строений. Хотя живых уже не находили. Последним был прапор из котельной: над парнем сложились домиком две панели, и он отделался только испачканными штанами и легким заиканием.

На закрытой волне заблажила рация, выплевывая обрывки предложений:

– Колонна… города… до сорока… джопы… грузовики… стволы видны…

Последние слова комбат уже не услышал. Ставший разъездным «уазик» стоял метрах в пятистах, так было проще. Пробежаться немного да вбросить в эфир на общей волне привычную команду.

Возле самых ворот он пересекся с Сундуковым, тащившим на горбу «ПК».

– Саныч, а на хрена? – Пчелинцев, оказывается, все же сохранил еще умение удивляться. Чему удивился еще сильнее, чем ротному с пулеметом.

– А шоб було, как говорит твой ручной хохол, – ответил ротный и начал карабкаться на заваленную секцию забора. – Пока мои орлы приползут, я хоть точку обживу, – и, развернув кусок каремата, улегся на него, оперев сошки на излом, скалящийся обрывками арматуры.

– Куда я попал и где мои вещи! С вами тут и с ума сойти как два пальца об асфальт, – растерянно сказал майор, но, опомнившись, перещелкнул тумблер обратно на закрытую и спросил: – Гости далеко?

– Минут восемь, и будут на первом КПП. Мы ведем, – пробился сквозь треск статики искаженный голос сержанта Соловьева. Поддался ты, майор, на вражеские уговоры, развел палисадник с серпентарием. И хохлы у тебя в батальоне, и бульбаши. И сержант – еще один «варяг ландскнехтный», блин, только столичный… – Огонь открывать?

– Подожди. Мы тут встретим. Вы прикрываете. Потом – по обстановке, – зажал тангенту майор.

– Вас понял. Роджер. – Рация замолчала. Даже белый шум практически пропал.

– Сам такой… – буркнул Пчелинцев, убрав, впрочем, палец с кнопки. Американкое заимствование немного раздражало, но против новородившегося сленга не попрешь. С легкой руки кого-то из киногероев оно уже который год победно шлялось по всем силовым структурам России. Хотя Урусов клялся и на груди тельняшку рвал, что и украинские погранцы пользуют…

– Товарищ майор, тревожная группа по вашему сигналу прибыла! – доложил старлей Побережник, вскинув ладонь к виску.

За старлеем выстроился его взвод в полной боевой. Надо же, даже каски нацепили. И два гранатомета взяли. Надо потом благодарность вынести. С занесением в организм ста граммов.

– Молодцы, – козырнул майор. – Занимай позиции, как обговаривалось. Остальные где?

– Так остальные сейчас подтянутся, товарищ майор. У нас же все под боком всегда, как вы приказывали. А ребята бронники с собой не таскают.

– Понятно. Понеслись.

Старлей развернулся к бойцам и выдал короткую матерную тираду. «Тревожники» муравьями рассыпались. За полминуты от силы оседлали склоны, спускающиеся к заасфальтированной площадке перед КПП, и слились с травой.

– Лихо. Влад, ты со мной?

– Товарищ майор, неправильные вопросы задаете. Командир всегда должен находиться на самом опасном участке! Личным примером, так сказать.

– Так сказать… – хмуро повторил Пчелинцев. – Ну, давай так…

Новосибирск, медицинский центр «Врачебная практика»

Евгений Шутов

Каким неописуемым чудом не пострадал район площади Маркса, он не знал. Возможно, не сочли стоящей целью. Хоть и стояло там целых четыре медицинских учреждения. Чуть ли не стена к стене… Да и достойных объектов в округе хватало. А может, сработала ПВО. Так или иначе, в центре только вылетело несколько окон. И все.

Произошло все это уже после окончания рабочего дня, когда вся администрация уже разошлась по домам. Чтобы больше не вернуться. То ли не посчитали нужным, а может, некому было возвращаться.

А в результате он, профессор медицины Евгений Сергеевич Шутов, оставшийся дежурным хирургом на ночь, стал навсегда главврачом. Кому, как не ему, старшему и по возрасту, и по авторитету… Тем более идти было некуда: жилой квартал недалеко от «Студенческой» под удар попал. Его приоритетной целью в каком-то Генштабе посчитали. Или просто ошибка навигации. И весь его врачебный опыт тут бессилен…

Вернулся на работу и с головой нырнул в текущие заботы, забивая ими сосущую боль в груди. Работы было много. Лучевая стояла в списке чуть ли не на последнем месте. В основном травмы: переломы, ожоги, сотрясения, разнообразные ранения, в основном совершенно мирными предметами… О том, что услуги центра платные, забыли мгновенно. Хотя пациенты плату несли: в основном еду, что было очень кстати. Санитарки, пытавшиеся сбегать в магазин, наткнулись на каких-то бандитов, грабящих универсам, и еле вырвались. Скорее всего никакие это были не бандиты, просто самые обычные граждане, решившие запастись продуктами. Вряд ли уголовники отпустили бы девочек-практиканток.

Шел второй день после начала и конца войны. Еще кое-где рушились дома и трещало пламя. Люди метались в панике, кто-то пытался вырваться из города, кто-то грабил уцелевшие магазины…

Именно тогда и появились полицейские. Три «Газели», битком набитые вооруженными бойцами, снеся ворота, ворвались на территорию центра.

Из головного вытащили двое носилок и побежали с ними к парадному входу. Дверь, хоть и выполненная из ударопрочного стекла, противостоять долго не сумела… Самое обидное, что она и заперта не была, просто открывалась в другую сторону.

– Прошу прощения, но вас разве не учили предварительно стучать? – только и сумел спросить Шутов, прибежавший в вестибюль на заполошный женский крик из регистратуры.

– Время горит, – ответил старший из «захватчиков», поведя широким плечом, затянутым в «городской» серый камуфляж. – У меня бойцы загибаются. Не до стуков.

Шутову хватило одного взгляда. Множественные огнестрельные ранения. Весьма неприятно, особенно у того, что несли впереди.

– В операционную. Обоих. Этого ко мне. Второго – к Горадзе. И позовите Вахтанга, если он не там!

Подбежавшие санитары споро оттеснили пришельцев и, подхватив носилки, помчались по коридору.

– А с вами, товарищ милиционер, мы потом поговорим, – бросил Шутов, – располагайтесь. И двери входные почините.

Таджикистан, Фанские горы, альплагерь «Алаудин-Вертикаль»

Владимир Потапов (Потап)

Заполошный стук в дверь редко бывает к добру. А когда он еще сопровождается громким криком: «Ребята, скорее! Беда!!!» – выдернешься, как по боевой тревоге. Опыт не пропьешь. Меньше чем через две минуты вся четверка стояла возле спасательского балка, ставшего временным штабом лагеря. К их удивлению, Юриновы были уже здесь. Быстры ребята, что и говорить. Не только Виктор, который, похоже, прописался тут постоянно. Но и Олег с Лехой. Леха, конечно, не Юринов, но Потап и его в Юриновы записал, одна команда.

Еще возле штаба был таджикский старлей и какой-то совсем мелкий пацан в состоянии… нестояния, скажем так.

Заговорил Виктор:

– Все, кто нужен, собрались. Докладываю обстановку. На кишлак Пасруд, который нижний в нашем ущелье, напала банда. Около пятидесяти человек. Вооружение стрелковое. Убивают всех подряд. Дальнейшие планы неизвестны. Источник информации молод, устал и напуган. Потому все цифры… э-э… ненадежны. Что делать будем?