Текст книги "Поражающий фактор. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Михаил Гвор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Вот только булыжнику, выбравшему конкретную черепушку своей целью, абсолютно все равно, какой у этой черепушки жизненный опыт, а важно исключительно ее местонахождение и не снял ли не в меру умный владелец каску именно в этот момент времени. Можно не сомневаться, снял. Потому как ремешок мешает, а этот сопляк-руководитель несет полную чушь, никакие камни сверху падать не могут – ни разу не видел!

А тут мне Руфина Григорьевна подкинула совсем страшный вариант. Четыре мужика именно этого возраста, да еще объединенные в слаженную команду с явно выраженным лидером. И единственная надежда – девочка восемнадцати лет. Хоть и явная дочь полка, но по крайней мере должна поддержать меня в технических вопросах.

Вообще, Машка – интересный кадр. Во-первых, именно Машка. Не Мария, не Маша, не Машенька или Маруся. Нет, откликается на любую модификацию имени. Но представляется Машкой, и все в группе называют ее именно так. Спросил у отца, оказывается, по паспорту она Марина. Но все с детства кличут Машкой. Довольно высокая, немного больше метра семидесяти, стройная, даже худенькая, но не доска-манекенщица. В плавных кошачьих движениях ощущается сила. Второй разряд закрыла за две смены, да еще успела сверх того на четверку сходить. Для женщины очень неплохо. Если вообще не рекорд. А с учетом возраста – невероятно.

Остальной набор качеств – совершенно обычный. С одной маленькой оговоркой. Обычный для нашей компании. Для тех то есть, кого батя воспитывал. Старой школы, выросшей из традиций советского туризма, когда личные интересы всегда приносились в жертву общественным. Сейчас такое редкость, каждый носится со своей индивидуальностью как с писаной торбой, нередко забывая при этом дело делать. У Машки этого напрочь нет. Настолько, что я успел это разглядеть за то время, что мы на Мутных рядом стояли, с Санечкой по камушкам прыгали да мой день рождения праздновали. Это о многом говорит.

Но одна девочка – слабый противовес. Как и то, что мне теперь уже двадцать семь, а не двадцать. С другой стороны, в первый раз я такую группу в двадцать и тащил. Тогда справился, теперь тем более должен.

Вот с такими примерно мыслями я их и уводил. На деле оказалось намного лучше.

Чем хороши военные: понятие дисциплины у них вбито в рефлексы. Приказали идти след в след, шагу в сторону не сделают. Сказали отдать груз – достал и отдал. Объявили учебные занятия – пошли заниматься. Без всяких интеллигентских штучек: «А тут удобней!», «Да я в порядке!», «Я могу еще больше тащить!», Зачем это надо, одежда же вымокнет!». Эти ребята четко знают – начальству видней. Привыкли. Одного этого достаточно, чтобы спокойно выпускать вояк на категорию выше, чем гражданских того же опыта. К высшим категориям это не относится, там конкретные знания нужны, а вот к двоечкам-троечкам – запросто.

Вот это я весь день и использую самым беззастенчивым образом.

Ползу потихонечку вверх, периодически посматривая, как держатся клиенты. Были бы опытные люди в группе – шел бы своим темпом, ни на кого не ориентируясь. На единичке нет смысла постоянно держаться плотной группой. Каждый идет, как ему удобней, а собираться можно на привалах с интервалом в сорок минут. Но тут другая ситуация. Стоит мне пойти быстрее, и Потаповы мужички помчатся за мной, стараясь не соскочить с хвоста. И сдохнут. Может, не все, но кто-нибудь – обязательно. А дальше просто как пень – еле плетущийся, хотя и разгруженный до нуля аутсайдер, жуткие потери времени на его ожидание, рваный темп движения у остальных. В итоге постоянное топтание на одном месте и полностью вымотанная к ночевке группа. На первых двух переходах несколько раз ненадолго увеличивал темп, приглядываясь, кто как реагирует на это изменение. Теперь уже не надо, про физическую подготовку ребят знаю достаточно. На втором привале перераспределил груз. Дальше пошли совсем ровненько и достаточно споро.

Так что на ночевках будем задолго до темноты. Конечно, можно и дальше пойти, светлое время жаль, но не надо забывать, что вышли-то мы в семь утра и к трем дня отработаем полноценных восемь часов. А это совсем немало. Чимтарга – перевал своеобразный. Все простые перевалы в Фанах – сплошная сыпуха. Молодые горы, никуда не деться. Но даже среди них наша сегодняшняя цель выделяется в худшую сторону. Если остальные единички почти не превышают четырех тысяч, то Чимтарга дотягивает до четырех семьсот. Вкупе с глубоко врезанными фанскими ущельями это дает очень неслабый перепад и соответственно крутые склоны. А мелкие камни на крутом склоне – это эскалатор, едущий вниз. Спускаться по ней одно удовольствие. А вот подниматься…

Большая высота имеет и свои преимущества. В снежные годы сыпуха на Чимтарге засыпана снегом чуть ли не от первого выполаживания. Батя говорил, что в восемьдесят первом они поднимались по снегу практически от самых Мутных, а на спуске прокатились на задницах до последней террасы перед Большим Алло. Увы, мне так ни разу не удавалось, не любит меня этот перевал. Сколько ни ходил – никаких жопслеев, только ножками. Лето в этом году жаркое, более-менее глубокий снег почти исключительно на северных склонах. На том же Казноке позавчера мы именно с такого и катились. А Чимтарга ведет с востока на запад. Так что добросовестно месим сыпуху: пока делаем два шага вверх, тропа сползает на шаг вниз. Я-то уже привычный к подобным фокусам. Машка тоже. Второй разряд, особенно женский, – самый непредсказуемый уровень, тем более у скороспелок, но по осыпям ходить она умеет. Остальным хуже – пыхтят, матерятся в полголоса, но идут, стараясь ставить ноги так, как я показывал. Не сказать, что получается идеально, однако ползем понемногу.

Так вот за восемь часов пахоты ребята прилично подустанут. Плюс «горняшка», она же горная болезнь. Если не останавиться – сдохнут окончательно, и до конца похода будут сплошные мучения.

Да и нет смысла сегодня идти дальше. От ночевок до перевала меньше часа, палатки поставить и на седловине можно, но дует там не в пример сильнее. И лишние двести метров высоты ночлега. Тоже не подарок без нормальной акклиматизации. А спускаться сегодня точно не стоит – под вечер со склонов Чимтарги, той, что вершина, сыплет намного сильнее. Ходить под камнепадом – как под обстрелом бегать. Камни свистят над головой с точно таким же звуком, что и пули. Попадание по последствиям отличается, но не сильно…

Через четыре часа вылезаем на язык ледника. Вот здесь идти – просто песня. Увы, кусочек довольно короткий, всего балдежа минут на пятнадцать, потом опять на склон. Объявляю большой привал. Пока Машка готовит перекус, устраиваю учебное занятие по самозадержанию при срыве, благо подходящее место рядом. И снова отмечаю преимущество новичков-военных перед теми же студентами. Идут и учатся, не задавая глупых вопросов. Приказ есть приказ. Мужики все крепкие, координация движений отличная. Простейшую технику работы с ледорубом схватывают на раз. Через полчаса все рубятся как минимум на четверку. На всякий случай объясняю и технику жопслея. Это после зарубания осваивается с первой попытки.

Без глупого вопроса, естественно, не обходится. Но не во время занятий, а после, за чаем. Да, за чаем. А почему, пока мы все равно тратим время на кувыркание в снегу, девочке не вскипятить нам чайку? Почему днем чай не пьют? Время терять не хочется! А сейчас-то в чем проблема?

Вопрос, естественно, задает Володя:

– Олег, а зачем это было надо? Мы ж не на альпинистов готовимся. Может, вообще больше в горы не попадем.

– А если попадете? И Чимтаргу еще пройти надо. На спуске загреметь – плевое дело. Умеешь зарубаться – больших проблем не будет, а нет – до низу одни уши доедут. Особенно если на камнях.

Кивает. Согласен, значит. Конечно, можно было обойтись и без занятия, но не факт, что я буду рядом в момент срыва. А все эти упражнения с погоней за летящим телом и зарубанием двух тушек, набравших скорость, – удовольствие ниже среднего. Тем более я не с ледорубом иду, а с Надюхиным дрыном. Альпеншток, как орудие зарубания, намного менее удобен, из-за чего в свое время и был вытеснен ледорубом. Давно вытеснен – не то что я, отец пришел в горы уже после этого.

Когда в седьмом году натолкнулись на такой раритет в «Альпухе», у меня даже не зачесалось ничего. Папа – тот сразу сообразил и купил себе. А я сдуру – нет. А когда включился уже после того похода – они кончились. И больше не появлялись. Сколько себя ругал потом за это. Даже когда соорудил некое подобие из цевья весла от «Тайменя», прикрепив к нему самодельный наконечник.

Да, рубиться дрыном не слишком удобно. Но научиться можно. Зато сорваться на простых склонах очень сложно. Он реальная и, что немаловажно, удобная точка опоры. А сейчас, когда ходим с ледовыми инструментами, и ледоруб нужен только на простых участках, где дрын удобнее…

Но не допер вовремя. В итоге на семью у нас всего один полноценный альпеншток, перекочевавший от отца к Надюхе. И моя самоделка.

Надя сопровождать клиентов не пошла. Прекрасно ее понимаю: десять дней дочку не видела, и отрываться от деточки ради кольца из трех простых перевалов совершенно не хочется. Мне тоже. Но дело есть дело. А раз жена сачканула, я ее дрын прихватизировал.

– Да брось, Потап, – вступает в разговор Жора, белобрысый двухметрового роста мужик с грацией медведя. Не того неповоротливого добродушного увальня, каким рисуют мишку в детских сказках, а настоящего, серьезного и очень опасного хищника. Причем весной, когда тот без жира. Да у них вся группа, если между нами, похожа на стаю медведей. Хоть те стаями и не ходят. – Любой навык пригодится.

– Разве против? – удивляется Володя. – И вообще, я за любой кипеш, кроме голодовки!

Допиваем чай и двигаем дальше. Вымоченная на тренировке одежда потихоньку приходит в порядок. У меня все высохло еще на привале, а горки ребят еще немного влажноваты, но горное солнышко выпаривает воду буквально на глазах. К концу первого перехода последствия снежных занятий уже не ощущаются. Поэтому и гонял их не утром, а в обед, когда солнце самое жаркое…

Таджикистан, Фанские горы, Мутные озера

Санечка

– Санечка, одевайся, вниз пойдем.

– Кто падет?

– Мама пойдет, деда пойдет. И бабушка.

– Папа падет?

– Папа клиентов проведет через перевал и тоже придет.

– Када?

– Через несколько дней.

«Всегда так. Кого-нибудь нет рядом. То мама уйдет, то папа, то оба. А я хочу, чтобы все были. Но не спорить же с мамой!»

– Пусть он яньше пидет!

– Он постарается.

– Холосо.

«Я согласная. Папа всегда старается. Папа хороший. Папа меня любит. И мама тоже. И деда с бабой. И я их люблю. Они хорошие. Сейчас домой пойдем. В лагерь. В лагере хорошо. У меня там камешки красивые есть. И игрушки. Но камешки лучше…»

Окрестности Новосибирска, расположение N-ской десантной бригады – Новосибирск

Андрей Урусов (Седьмой)

«Шишига» завелась на удивление легко. Чихнула пару раз двигателем и радостно заурчала в предвкушении дороги. Водитель, ефрейтор Ванька Герман, хотел было заикнуться о путевом листе и карточке старшего машины, но не рискнул связываться с «чокнутым хохлом», как за глаза, а нередко и в глаза звали Урусова. Обижаться Андрей и не думал, как можно на правду обижаться? Если родился на Донбассе и жил да служил там почти двадцать семь лет…

– Поехали! – скомандовал Урусов и уткнулся в телефон.

– Едем куда? – Герман решил хотя бы маршрут уточнить.

– К комбату сперва, потом ко мне. Там грузимся, потом опять на Петухова, и в часть. Цигель-цигель ай-лю-лю, Вано, управимся за три часа – с меня бакшиш. Вкусная и полезная. В большой и красивой.

– А по-русски никак? – буркнул водитель, разворачиваясь по парку. – Понаехали, понимаешь!

– Понаоставались! – парировал ворчание ефрейтора Урусов и снова начал терзать многострадальный телефон.

– А если гаишники пристанут?

– Лесом пойдут, – не отрывая телефон от уха, ответил старший сержант. – Есть! – и быстро-быстро, глотая слова и окончания, начал кричать в трубку: – Влада, начинай собираться, буду минут через сорок! Вещи, бумагу, карабин не забудь!

– …Или ваишники встретятся, – продолжал нудить Герман. – Какие там сорок минут, за полдня бы управиться…

– Я тебе сейчас щелбанов полную голову настучу и из кабины выкину! Чтобы не каркал! – обернулся к нему Урусов. – Нет, Кошка, не тебе, зольд тут страх потерял! Да, Ванька, кто же еще? Все поняла? Умница! Скоро буду.

Спрятав телефон в карман, Андрей уже всем корпусом развернулся в тесной кабине и прошипел Герману в ухо:

– Мы сейчас гоним очень быстро. А потом еще быстрее. А если гавкнешь под руку – сделаю, что обещал. И даже больше. Осознал, военный? – уже нормальным голосом спросил Урусов у водителя.

– Осознал, – только и ответил тот и с каменным выражением лица вцепился в руль.

– Вот и отлично, вот и молодец. Педальку в пол, и полетели, сахарный мой.

Им очень повезло. Толмачевское шоссе было практически пустым. А оба стационарных гаишных поста проводили «шишигу» скучающим взглядом. Катят куда-то военные, да пусть катят. Денег у них нет, а возни много.

Возле дома Пчелинцева мест не было. Все занимали машины жильцов.

– На фиг. Стой на дороге, – оборвал все попытки припарковаться Урусов. – Скоро буду. Если что – всех на хер, – и выпрыгнул из кабины.

Так, подъезд закрыт, но это мелочи. Подходящая проволочка в кармане лежит уже лет пятнадцать. Шшшш, клац! И трех секунд не прошло. Практика большая, а опыт не пропьешь. На Украине магнитными замками баловаться начали только в двухтысячных, а до этого, хочешь в подъезд войти – изволь с механизмом разбираться. Так что, когда Пчелинцев друзьям-сослуживцам ключи от подъезда раздавал, Андрей свой экземпляр Кошке вручил.

Урусов пролетел по лестнице и забарабанил в дверь. Звонок сломался еще месяца два назад, а отремонтировать все руки не доходили. Да и кулаком всяко надежнее.

Дверь открыла заспанная Анна, шмелевская жена. Полдень почти, а она глаза только продирает.

– Аааа… Андрей… Привет! Заходи. Если хочешь. – Ну не любили друг друга подчиненный и вторая половина комбата. С момента знакомства не любили. Бывает, оказывается, не только любовь с первого взгляда, но и ненависть. И редко, когда они удерживались от взаимных шпилек…

– Спасибо. Мне и тут хорошо. Глебыч передать сказал, чтобы собиралась и сама готова была. Я через час с мелочью заеду. В часть съезжаем.

– С чего бы вдруг? – удивилась Анна. – Ну ладно, раз Вовка сказал, буду собираться…

Уже сбегая по лестнице, Урусов прокручивал разговор снова и снова. Лярва. Никто никуда собираться не будет. Сейчас попробует дозвониться до Шмеля, плюнет и снова спать завалится. Слава богам, хоть дети в Балтийске…

*

Влада с Димкой были уже собраны. Шесть огромных сумок стояло в коридоре, перегородив его почти целиком.

– Все взяла? – только и спросил Урусов и, не дождавшись кивка, подхватил первую и потащил вниз. Благо всего второй этаж. Хоть в окно кидай, если пропихнуть сможешь.

На выходе он метнул сумкой в чуть не упавшего ефрейтора.

– Ванек, я выношу – ты грузишь. С запасом только трамбуй.

Взбегая по лестнице, Андрей чуть не сбил соседку, решившую выбраться на улицу.

– Ой, Андрюша, а ты телевизор-то смотрел?

– Нет, Раиса Петровна, не любитель. Дайте пройти, пожалуйста, очень спешу.

– Вот и хорошо, что не смотришь! А то там страсти сейчас такие показывали! На Израиль арабцы бонбу уронили. Ядерную. Японцы с китайцами на морях задрались. И Путин-то с нигрой мериканской по прямому эфиру ругался. Шибко слова пакостные друг дружке говорили. Сою какую-то поминали через слово!

Последние слова Андрей осознал уже в квартире.

Млять. И все, что сказать можно. Подхватил сразу две сумки и потащил на площадку.

– Кошка, звони Шмелю! Гроза-17, драть ее в сраку да жопой на пенек! – И сорвался на крик: – БЕГОМ!!!!!

Есть все же наверху кто-то… Влада дозвонилась до Пчелинцева с первой попытки, шепнув: «Гроза-семнадцать, Андрей передал». И отшатнулась от динамика, который взорвался матом. А потом замолчал.

– Андрюш… что это было? – растерянно спросила она у мужа, волокущего по ступенькам последнюю сумку.

– Это? – сбился с шага Андрей. – Это девяносто девяти процентная вероятность ядерной войны. Ты ноут взяла?

– Да, взяла. Карабин в этой лежит, документы и деньги у меня. – Обыденный вопрос отсрочил панику, отодвинул на второй план.

– Умница. Теперь давай вниз, там «шишига». В ней паренек. Ваней зовут. Садись, я сейчас. Пусть заводит.

Жена побежала вниз. Андрей прошелся по квартире, проверяя, везде ли свет-вода-газ погашены и выключены. Все в порядке. Кошка – умница. Теперь можно закрыть дверь и спускаться к машине. Стараясь не думать о том, что скорее всего сюда уже не вернутся. Никогда…

Таджикистан, Фанские горы, подъем на пер. Чимтарга

Олег Юринов

После обеда дела идут явно лучше. Мои подопечные приспособились к сыпухе, да и склоны тут чуток положе. Три часа пахоты, и мы на месте.

Ночевки под Чимтаргой прекрасные. Все оборудовано тысячами и тысячами туристов, прошедших здесь за предыдущие годы. Расчищенных площадок под палатки хватит и на десяток групп, подобных нашей. Выбираем места поудобнее и начинаем ставиться. Машка немедленно оккупирует кухню – простое, но очень функциональное сооружение: полукруглая стенка высотой около полуметра и защищенные ею от ветра несколько плоских булыжников.

Интересные у девчонки отношения с остальными. С одной стороны, в горном деле она их всех значительно опытнее и очень многое умеет значительно лучше. С другой стороны, дочь полка. Причем не только по возрасту, видно, что знакомы все давно и каждый из мужиков для нее авторитет. Машка выбрала самый грамотный стиль общения: кухня – дело традиционно женское, там ей советов никто давать не будет, а с остальным и сами справятся. А чуть быстрее или медленнее – не столь важно. Очень мудро, а для двадцатилетней девчонки – удивительно мудро.

Лагерь ставим быстро. Для «чайников», впервые ночующих выше четырех с половиной тысяч метров, – очень быстро. Еще один плюсик армейской дисциплине. Видно, привыкли мужики работать в любом состоянии. Интересно, у тех новичков, что мне после срочной службы попадались, такого умения нет, скорее наоборот. Или армия армии рознь? Непринципиально. «Горняшка» ребят придавливает, это видно. Несильно: движения немного замедленны, дыхание учащенно. Плевать, легкая горная болезнь – это не смертельно, на уровне мелких неудобств. Примерно как столь же легкая усталость. Еще спать будут хреново, тут уж ничего не поделаешь.

Машка с ужином тоже справляется без задержек, благо в кармане морены под ближайшим снежником за день накопилась вода, и топить снег нет нужды. С удовольствием едим.

Вот теперь можно подвести итоги дня. Справились на час быстрее, чем я рассчитывал. Состояние у всех хорошее. Завтра до перевала никто свалиться не должен. А потом вниз. Это хоть и сложнее технически, но физически намного легче. А главное – быстрее кончается. У Большого Алло будем в середине дня. А Двойной с такой группой можно и за день проскочить. Если захочется. А нет, так за два, как и планировали. Вообще не напрягаясь.

До связи с Мутными у нас два часа. Володя достает телефон и отходит в сторону. Да, красиво жить не запретишь! Таскать с собой спутниковый аппарат может позволить себе далеко не каждый. Дорогое удовольствие. Даже в прокат. Пока он гуляет, травим байки под вторую порцию чая.

Потапа нет с полчаса. Очень долго! Представляю, сколько может стоить такой разговор, и присвистываю. Возвращается он чернее тучи и с ходу бросает: «Гроза-семнадцать». Установившаяся тишина очень нехорошо давит на мозги. На лицах мужиков написано такое… Точнее, на них настолько бесстрастное выражение… Не выдерживаю:

– Володь, если это не страшная военная тайна, что значит «Гроза-семнадцать»? Ядерная война, что ли, началась?

Шутка не находит понимания. Все медленно поворачиваются в мою сторону, потом Потап машет рукой и произносит:

– А-а, чего тут прятать! Это значит, что хуже некуда. Скорее всего именно она. Где и что – толком непонятно. Вроде мы пока не воюем, но, раз объявляют «Грозу», боюсь, это ненадолго…

Новосибирск

Борис Юринов

Последний тур очередного этапа Кубка России по шахматам подходил к концу. Уже закончились почти все партии. Но эта, последняя, была самой важной. На первом столе сошлись в жесточайшей схватке один из сильнейших гроссмейстеров мира Сергей Рублевин и молодая надежда самарских шахмат – восемнадцатилетний международный мастер Борис Юринов. Шансы занять первое место были у обоих противников. Но если старшему по возрасту и по званию для этого было достаточно ничьей, то младший должен был побеждать. Ко всему прочему только в случае победы он выполнял гроссмейстерскую норму. В третий раз, последний из необходимых для присвоения звания. Задача перед молодым шахматистом осложнялась не только силой игры Рублевина, но и цветом фигур. Выиграть у сильного противника «под заказ» черными почти невозможно. Чаще всего подобные попытки приводят к тому, что и ничьей не удается добиться.

Несмотря на это, Боря попробовал. Отказавшись от ничьей, предсказуемо предложенной противником сразу по выходе из дебюта, он сумел сначала обострить позицию, потом перехватить инициативу и, пожертвовав пешку, а следом за ней и качество (ладья за легкую фигуру), развернуть сильную атаку на белого короля. Противник защищался мастерски. Когда уже казалось, что мат неизбежен, Рублевин, с лихвой вернув все материальные приобретения, сумел убежать в ферзевый эндшпиль без пешки, но с хорошими шансами на ничью. Такие позиции сложно выигрывать, тем более что обычно окончания – слабое место молодежи…

Но Юринов неожиданно продемонстрировал виртуозную технику. Сначала атака пешками на ферзевом фланге, потом – своевременный рейд черного короля через всю доску, приводящий к потере еще одной пешки. И лишающий гроссмейстера последней надежды добавить в копилку своих наград очередное золото.

Рублевин остановил часы и протянул руку противнику:

– Поздравляю.

Боря кивнул и ответил на пожатие, безуспешно пытаясь согнать с лица счастливую улыбку.

Противники записали результат в бланках, поставили в центр доски королей и вышли из турнирного зала в фойе.

– А что ты планировал, – спросил гроссмейстер, – если бы я вместо «ферзь де три» пошел бы «конь е один»?

– Мне казалось, что это еще хуже. – Победитель начал сыпать вариантами.

Сергей возражал. Оба подошли к столикам для анализа и продолжили разговор уже за доской, двигая фигуры.

– Борь, как сыграл? – окликнул победителя кто-то из стоящей неподалеку кучки молодых парней.

– Выиграл, – отмахнулся тот.

– Так ты теперь гросс! – не отставал спросивший. – С тебя причитается! Да еще кого завалил! Самого Рубля!

– Ты норму выполнил? – поднял глаза Рублевин. Узнав его, молодежь быстренько испарилась.

– Да. Третью. Можно считать – гроссмейстер.

– Еще раз поздравляю, ради такого и проиграть не так обидно. Да и партия получилась интересная. Ладно, покурить успею до награждения.

Боря тоже вышел из гостиницы, где жили шахматисты и проходили игры, но останавливаться около курящих не стал. Не для того шел. Дурной привычкой, слава богу, не обзавелся. Просто после семи часов игры хотелось вдохнуть свежего воздуха. На улице было хорошо. Стоявшая весь турнир жара наконец спала, солнце из палящего превратилось в доброе и ласковое. Негромко шуршала листва деревьев в сквере. Легкий ветерок пытался взъерошить волосы.

А утром ведь даже не заметил, что погода изменилась и стало так здорово. Все мысли были только о предстоящей партии. Да и сейчас голова еще прокручивала фрагменты прошедшего сражения: «Как же я умудрился зевнуть «слон бэ пять»! Хорошо еще, нашлась жертва качества! Иначе плохо бы было, ничья сегодня как поражение… И в эндшпиле у него имелись неплохие шансы… Проморгал я переход…» Осознание победы и выполненной задачи только укладывалось в голове, постепенно вытесняя напряжение борьбы.

«Бабушке надо позвонить! – Он вытащил сотовый. – Что за фигня со связью? Ага, пробился. Нет, опять сбилось. Сеть перегружена, наверное».

– Господа и товарищи, просьба пройти на награждение! Все на закрытие турнира!

«Ладно, потом звякну». Боря еще раз вдохнул прохладного, удивительно вкусного воздуха, сунул телефон в карман и отправился за заслуженной наградой…

После окончания церемонии он вышел в холл. Душа пела.

«Гроссмейстер! Я гроссмейстер! Черт! Я гроссмейстер! Все-таки выполнил! «Под заказ», черными завалил Рубля! Вот папа обрадуется, когда вернется со своих гор! Надо бабушке дозвониться! Не берет трубку, спит, наверное. Ладно, попозже звякну. Соберусь пока, самолет только ночью, но лучше заранее, а то еще забуду что-нибудь на радостях! Нет, ну надо же, я гроссмейстер!»

Выйдя из лифта, прошел в номер, быстро сложил небольшой рюкзачок, вытащил телефон, намереваясь еще раз набрать бабушку, но в этот момент аппарат зазвонил сам…

Таджикистан, Фанские горы, ночевка под пер. Чимтарга

Олег Юринов

Я застываю. Мысли скачут в голове как угорелые. Ядерная война не может быть локальной. То есть теоретически может, а практически – нет. Возможно, уже сейчас штатовские или китайские ракеты летят к нам, в Россию. К Москве, Самаре, Новосибирску. А там бабушка, Борька! Что делать? Сегодня четырнадцатое, Борька еще на турнире в Новосибе… Подожди, мужики же оттуда! И не дергаются. У них же там семьи!

– Володь! У меня сейчас брат в Новосибирске, в шахматы играет…

Потап молча протягивает мне телефон. Набираю номер:

– Борь! Слышишь меня?

– Олежа! Я выполнил! Набрал норму! Я теперь гроссмейстер!!!

Эх, братишка, сбылась твоя мечта, только кому теперь это нужно?

– Борька! Бери ручку, пиши!

– Я гроссмейстер, Олежа!!!

– Мать твою за ногу через коромысло!!!

Брат замолкает. Я не ругаюсь матом. Совсем. Никогда. И матерная тирада из моих уст выбивает из Борьки эйфорию.

– Олежа? Это ты?

– Я! Слушай внимательно! Пиши!

Под диктовку Потапа сообщаю ему номер телефона и остальные подробности.

– Позвонишь, скажешь, что от Потапа. Тебе объяснят, куда ехать! И лети туда как можно быстрее! В любом случае уматывай из города на полном форсаже.

– Но почему?

– Война! Ядерная! Пиндец всему!

Борька молчит, переваривая информацию. Потом неуверенно произносит:

– Подожди, а как же вы, бабушка…

– Мы в безопасности. С бабушкой я что-нибудь придумаю. Себя спасай!!! Прямо сейчас звони! И слушайся этих ребят, как господа бога! Нет, как папу слушаешь!

– Ладно…

Отключаюсь. Он меня услышал. Брат хоть и наивен по-детски, как, впрочем, и любой шахматист, но действовать быстро умеет. Если у него есть шанс успеть – успеет. Осталось еще одно дело…

– Привет, бабуль! Как у тебя дела?

– Олежек! Откуда ты звонишь? У вас есть связь?

– Тут у ребят спутниковый телефон. Дали позвонить. Как твои ноги?

– Хорошо, болят, но не так сильно, как раньше. Как там Санечка?

– Прекрасно. Ей очень нравится в горах. Ты знаешь, что Борька гроссмейстера выполнил?

– Ой, молодец! В восемнадцать лет – и уже гроссмейстер!

– Да, классно! Он уже уехал из Новосибирска! У нас тоже все в порядке. Мы в ближайшие две недели звонить не будем, пока в Душанбе не приедем! Ты не волнуйся!

– Что ты, я же знаю! Твой папа ходит в походы уже тридцать пять лет! Я привыкла! Давай прощаться, это же очень дорого говорить по телефону из таких далей!

– Пока, бабуль! Мы все тебя очень любим!!!

Все. Что я могу придумать? Только попрощаться и намекнуть, что мы выживем. Бабушка очень больна, но голова у нее светлая: если она успеет узнать последние новости, она поймет, что мы спаслись. Может быть, ей будет немного легче. А если не узнает… Наверное, так даже лучше…

Отдаю Потапу трубу и ухожу за камни… Никто не должен видеть, как я плачу…

Новосибирск

Андрей Урусов (Седьмой)

Взвыл некормленым Кипеловым телефон, радостно докладывая о пришедшей эсэмэске. Кто там порадовать хочет? «Перекрест Петухова – Малыгина. Пацан. Красный рюкзак. Юринов Борис. Рассказывал. Шахматы. Забери. Шмель». Этого еще счастья на голову не хватало!!!

Грузовик петлял по узким переулкам, пробираясь к нужному месту. Есть. На тротуаре с блаженным видом топчется худощавый паренек. Вроде под описание подходит.

– Какие люди… Точно конь шахматный. Наш клиент! Вано, прижмись к прохожке! – скомандовал Урусов, на ходу приоткрывая дверь. – Ты Юринов?

– А что… – Тот испуганно посмотрел на машину. – А… да, я Юринов Борис! Привет! А вы – Андрей? Мне позвонили, сказали… Я сегодня турнир выиграл! Гроссмейстер уже! А тут про войну какую-то говорили. Стою, жду, никто не едет.

– Дождался, приехали. Я Урусов Андрей. С победой – поздравляю. Лезь в кунг, гроссмейстер. – Урусов вылез из машины и стал рядом с парнем. Тот был ниже на полголовы и в плечах у́же раза в полтора. Вместе они настолько смешно смотрелись, что Влада не удержалась и засмеялась.

– А зачем? – недоуменно спросил Юринов.

– Как зачем? На войну поедем. На полигон бригады моей твою победу отмечать. Я с генералом договорился. С настоящим. Пострелять дадим.

– На полигон?! Стрелять?! А оно мне надо? – удивился юный шахматный гений, но в кунг полез.

– Надо. Только ты этого еще не понял. Быстрее. Нам народ еще собирать. Уматывать надо. Пока нам всем «китайскую ничью» не организовали. – Урусов, не дожидаясь следующего вопроса, захлопнул за самарским гостем противно задребезжавший люк.

– Это что за задрот такой? – поинтересовался ефрейтор, когда Андрей влез обратно и махнул рукой: поехали, мол.

– Это не задрот, а надежда российского шахматного мира. Борис Юринов. Брат комбатского друга.

– Шкляра который? – уточнил Герман. Практически личный водитель Пчелинцева просто по статусу своему знал все и всех. Положено уставом. – У него ж нет брата.

– Хрен его знает, может, и есть. Разберемся. У Шмеля друзей как раз ему на второй батальон наберется. Сам знаешь.

– Понятно… – протянул ефрейтор. И подвел итог: – А все равно на вид – задрот.

Окрестности Новосибирска, расположение N-ской десантной бригады – полигон

Владимир Пчелинцев (Шмель)

До стрельбища было восемнадцать километров сто пятнадцать метров. Это если вымерять курвиметром по карте. А на деле дорога петляла, как пьяный удав, и времени отнимала с избытком. Минимум уходило два с половиной часа. Потом за три отстрелять положенную программу, собрать гильзы и можно выдвигаться в бригаду. Еще два с половиной часа, и крайняя смена ужина. Все не раз проверено и просчитано.

Только сегодня не выходило ничего. Сначала прапор со склада РАО долго и нудно мотал нервы на колючую проволоку, подписывая бумаги. Нужные и как обычно. Потом вдруг заклинило дверь оружейки, да так, что пришлось чуть ли не сносить направленным взрывом…