Текст книги "Жизнь и деятельность Архиепископа Андрея (Князя Ухтомского)"

Автор книги: Михаил Гринберг (Зеленогорский)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Переворот внушал надежды на обновление, но, говорил владыка, у штурвала революции оказались люди, вос-

67

питанные в духе российского деспотизма, ставшие достойными продолжателями его дела: «Ленин только использовал тот горючий материал, который представляла из себя наша молодежь, а честь воспитания этих негодников, разрушивших наше отечество, – принадлежит бесспорно нашей приходской школе» (115, 394). Интеллигенция и возглавляемая ею революция продолжали линию противопоставления себя народу и наиболее ярко это проявилось в церковной политике новых властей. «Нерусские люда смешали неосторожно иерархию («попов») с Церковью и еще более неосторожно провели «отделение Церкви of государства», сделав наше государство принципиально безыдейным; нужно было только отделить церковную организацию от государственной опеки, а фактически отделили государство от всяких нравственных принципов» (115, 395).

Под «нерусскими» людьми епископ подразумевает не только еврейский элемент, а, в первую очередь, именно «псевдорусскую» интеллигенцию*. Именно эта интеллигенция, считает епископ, вначале во главе с Керенским, провозгласила отделение Церкви от народа, а затем, ведомая Лениным, вдохновила темную массу на разгром Церкви: «Оба эти интеллигенты, и Керенский, и Ленин, не знают, что такое Церковь, и наделали крупных ошибок... Они социалисты, но не русские люди; вот корень их ошибок и ошибок революции! Наша революция была в высокой степени либеральна, но оказалась очень мало народна! Ее руководители до сих пор не понимают русского народа, потому что не знают его мировоззрения» (115, 395).

* Епископ горячо выступал против усыпляющих утверждений о том, что русский народ якобы «сглазили». Архиерей ставит проблему на иную почву и призывает осознать свою вину, ибо без покаяния нет исправления: «В защиту русского народа пытаются говорить, что его сбили с толку евреи, что народ обманут своими вожаками... Плохое извинение! Хорош же народ и хороша его религиозная христианская настроенность, что любой проходимец может его «сбить с толку»!.. Одно из двух: или этого самого «толку» у русского народа мало, или его религиозность слишком слаба...» (115, 392).

68

Вскрывая причины и сущность революционной бури, епископ рассматривает ее лишь с позиции нравственных начал. Глубоко разрабатывая этот аспект, он оставляет вне ноля зрения политические, экономические проблемы. Разумеется, это и не было его задачей, но одностороннее освещение насущных вопросов не могло удовлетворить народные массы, к которым он обращался. Его оценка событий была бы совершенно верна, если бы верна и всеобъемлюща была его историческая философия. Но его определение причин революции страдает односторонностью, хотя он противопоставлял разрушающему характеру движения разработанную систему мероприятий, включающую как духовные, так и политико-экономические элементы.

* * *

Первые столкновения с социалистическим движением произошли у еп. Андрея уже весной 1917 года. Газета уфимских социал-демократов обвинила его в пристрастии к монархизму и в качестве примера указала на то, что архиерей, ранее усердно молившийся за самодержавную власть, не делает этого по отношению к революционному правительству. Епископ обратился к редакции за помощью в деле составления молитвы, где можно было бы провозгласить «многая лета» Временному правительству (83, 249)*.

Когда в социалистическом движении первых месяцев революции преобладали сравнительно умеренные элементы, епископ пытается наладить с ними своего рода контакты, даже видит положительные моменты: «Социалисты взяли у нашей первоначальной апостольской Церкви ее святое учение об общине, братстве, равенстве... и ушли с этим

* Хотя для претензий редакции были серьезные основания: «Определение» Синода от б марта 1917 г. рекомендовало пастырям ведите литургии «с совершением многолетия Богохранимой Державе Российской, благоверному Временному Правительству»... (317, 63).

69

учением от нас в сторону» (86, 309). Социалистам, пишет епископ, не хватает чувства любви и поэтому в основу своей теории и практики они поставили идол классовой борьбы, что на российской почве дало «свободу хулиганству» (92, 589). Задача православия состоит в том, чтобы научить социалистов истинному социализму духа, внести в их учение нравственное начало. Это будет тем легче сделать, рассчитывает владыка Андрей, чем скорее все осознают, что в недрах русского народного духа зреют семена врожденного социализма и в России уже есть опыт социалистического устройства – старообрядческая община: «это социализм, но здоровый, основанный на взаимном доверии, это святая общественность, которую благословляет св. Церковь» {102, 689). Однако в ноябре 1917 года сравнительно спокойные рассуждения сменяются наполненными страстью речами: «родина наша, весь русский народ, сбитый с толку, переживает ныне последние недели своего бытия. Кончается одна страница русской истории и начинается страшная другая...» (97, 619-620).

В большевистском перевороте епископ первое время видел лишь заговор германского генерального штаба. Всевозможные инсинуации о характере движения и ораторский пыл, с которым неизменно выступал (как письменно, так и устно) еп. Андрей, уводили его несколько в сторону от реального освещения фактов: здесь и «пломбированный вагон» в соответствующей трактовке, и миллионные фонды на содержание тысяч агитаторов и 60 тысяч переодетых в русские шинели немецких солдат и офицеров, расстреливающих в Петрограде русский народ, – и многое другое. Заблуждение осенью-зимой было массовым и лишь ужасом перед германским закабалением России руками большевиков можно объяснить несвойственный владыке Андрею призыв к насилию: «Теперь немцы голыми руками заберут у нас богопротивный Петроград и все города вплоть до Москвы. Одна Украина и южная Русь с казаками поняли истинную опасность от немцев и предательство по отношению к России со стороны продажных русских предателей и изменников и на юге все

70

вооружаются» (102, 690). Епископ вызывает в памяти слушателей и читателей образы Смутного времени, когда иноземные захватчики действовали руками «русской сволочи» (109, 8) и призывает бороться с немецко-еврейским заговором, орудием которого является большевизм.

В дальнейшем тон вновь меняется. Владыка по-прежнему враждебен «углублению революции», но войдя в непосредственное соприкосновение с Советской властью и ее носителями, меняет акценты. 11 января 1918 года на заседание Восточно-русского Общества архиерей допустил (вопреки протестам присутствующих) выступление двух большевиков и вынес впечатление о том, что это совершенно русские люди, честно заблуждающиеся и ведомые преступной рукой. В речи на этом заседании еп. Андрей выразил уверенность в возможность исправления большевиков и призвал интеллигенцию оказать всевозможную поддержку.

13 января еп. Андрей сам отправился в Уфимский Совет рабочих депутатов. Он был поражен тем, что увидел, как сам вспоминал, настоящих праведников, всецело преданных идее устроения царства Божьего на земле. Но искренность и самоотдача благородным идеалам, по мнению епископа, сочетается в большевистских деятелях с приверженностью к жесточайшим методам их воплощения. И он констатирует: это вполне русские люди, действующие в соответствии с традициями русской жизни, взращенными в подземных глубинах старого мира. Апостолы нового мира ведомы преступной рукой, но в силах православия вернуть их на путь любви и истинного социализма. Владыка беседует с прихожанами, но одновременно обращается к большевикам: «Избегайте всякой ссоры, всякой вражды. Не сердись, если твой ближний не послушает тебя. Зная, что его правда так же дорога ему, как твоя правда – тебе. Научитесь понимать друг друга и прощать друг другу несогласия во взглядах» (230, 21).

Еп. Андрей отдает дань уважения благородным намерениям большевиков, но власть их для него неприемлема.

71

В статье «О власти императорской и советской», написанной в мае 1918 года, когда многое уже стало ясным, он высказался резко против власти большевизма. Советская власть, по его мнению, вновь утверждает деспотизм как форму государственного управления. Эта власть направлена против народа и его Церкви. Епископ обвиняет новую власть в том, что она не способна установить порядок в стране и сохранить целостность Российского государства.

Здесь епископ пытается углубиться в теоретические рассуждения о сущности государственного устройства и утверждает, что «народною власть может называться тогда, когда она полезна для народа» (111, 194). Подобная теория наводит на мысль, что епископ обращается к идее о создании такого общественного устройства, где находящиеся у власти «лучшие люди» раздают счастье народным массам*. Но следующий призыв архиерея дает повод увериться, что он не имеет в виду политическую систему, а указывает совсем в иную сторону: «Нужны народные Советы, но переустроенные на новых началах и... нужна какая-то другая власть, очень сильная, которой сейчас нет, которая имела бы целью спасти и эти народные Советы и весь русский народ» (111, 196).

В своей речи перед открытием Государственного Совещания членов Учредительного Собрания, которое состоялось в Уфе в апреле 1918 года, епископ более конкретизирует свои построения, ссылаясь на библейскую историю, когда судьи Израиля вели народ по пути духовного обновления и национального возрождения. И ныне, считает епископ, нам нужно для спасения отечества «одно честное, прекрасное, патриотическое имя, нужен вдохновенный вождь, сильный делом и словом... который бы воплотил в себе и воскресил нашу несчастную родину» (114, 390). И этим человеком еп. Андрей явно не считал носителя какой

* История дала нам уже массу примеров воплощения подобных теорий. Епископ слабо осознает, что настало время массовых движений и невозможно, как он предполагает, «отгородиться от толпы».

72

бы то ни было политической теории, ибо политический деятель вряд ли мог бы возглавить власть, о которой мечтает епископ: «которая в себе носила бы нравственное право напомнить другим, что мир общественный основывается только на исполнении самых простых заповедей: «не укради» и «не пожелай дому ближнего твоего... ни вола его, ни осла его...» (114, 389).

Военный министр Уфимской Директории генерал В.Г. Болдырев вспоминает, что владыка Андрей обратился к виднейшим деятелям Совещания с персональными посланиями, где «указывал на значение церкви в деле государственного строительства» (166). И тем не менее епископ мало доверяет политикам и прямо выражает свое нежелание идти к ним на Совещание, хотя и старается оказать на них воздействие и, через своих слушателей на площади перед кафедральным собором, напоминает: «Ныне не время классовой борьбы (будь она проклята во веки веков, – а время святого самоотверженного строительства государственной жизни. Ничего нельзя вырастить на началах борьбы и злобы, – эти начала сами в себе носят начала разложения. Нет! Только любовь и взаимные уступки могут быть надежным фундаментом общественного строя» (114, 390).

Примечательно пожелание, выраженное епископом Андреем в той же речи. Он настаивает, чтобы избранные народом члены Учредительного собрания начали дело возрождения России именно с Уфы и укрепившись здесь, продолжали общерусское дело в масштабах страны. Подобное пожелание, выраженное пока еще в слабой форме, в дальнейшем приобретает в делах епископа мощное звучание.

73

IV

«ВЫ УПРАВЛЯЕТЕ ТЕПЕРЬ СВОИМИ ЕПАРХИЯМИ САМОСТОЯТЕЛЬНО...»

Осенью 1918 года декретом Совнаркома была учреждена Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией на чехословацком Фронте. Ее председатель М.И. Лацис в первой статье своего журнала «Красный террор» опубликовал статью под тем же названием, в которой определил задачи комиссии:

«Мы уже не боремся против отдельных личностей, мы уничтожаем буржуазию как класс. Это должны учесть как сотрудники Чрезвычайных комиссий и все Советские работники, из которых многие взяли на себя роль плакальщиков и ходатаев.

Не ищите в деле обвинительных улик о том, восстал ли он против Совета оружием или словом. Первым долгом вы должны его спросить, какого он происхождения, какое у него образование и какова его профессия. Вот эти вопросы должны разрешить судьбу обвиняемого.

В этом смысл и суть Красного террора... » (278, 2).

Приказ по ЧК фронта за № 9, определяющий отношение к духовенству, был не менее категоричен: «подвергать расстрелу каждого из них несмотря на его сан, кто дерзнет выступить словом или делом против Советской власти» (279, 11).

Подобные теории и приказы действовали в Поволжье и на Урале. Однако еп. Андрей оказался за Уралом до вступления Красной Армии в Уфу (30 января 1919 г.), так как еще в период Уфимского Государственного Совещания, до колчаковского переворота, в городе Томске состоялся съезд, в котором приняли участие церковные иерархи и представители мирян заволжских и сибирских епархий. Затем, уже в Омске, был созван Сибирский Поместный

74

Собор, в решениях которого было определено:

«Впредь до соединения и восстановления отношений с Патриархом, учреждается временное Высшее Церковное Управление, заседающее в месте резиденции Правительства под председательством местного Епархиального епископа» (233, 32).

Из архиереев в ВВЦУ были избраны архиеп. Симбирский Вениамин и еп. Уфимский Андрей. После колчаковского переворота, когда было свергнуто правительство членов Учредительного Собрания, председателем ВВЦУ автоматически стал Омский еп. Сильвестр.

В советской литературе прочно закрепились формулировки, определяющие еп. Андрея как «видного деятеля колчаковщины», «колчаковского прислужника», «героя колчаковских банд». Однако большинство подобных высказываний либо голословны, либо опираются на высказывания архиерея, относящиеся к периоду весны-осени 1918 года, когда Колчак еще не числился верховным правителем. Единственная, заслуживающая внимания, из инкриминируемых епископу статей, относится к первым дням 1919 года, где он вновь повторяет речи о захвате России немцами и назначает двухнедельный пост: «может быть за наше покаяние Господь спасет нас, и наш, прегрешивший перед Ним народ» (350, 2). Авторы противоцерковных брошюр не испытывали недостатка в фактическом материале, доказывающем антисоветскую деятельность церковных служителей, однако, многочисленная литература не приводит ни единого факта в подтверждение обвинений еп. Андрея в призывах к войне и злобе в период 1919 – начала 1920 гг.

В атеистической литературе сложилось фантастическое представление о так называемых «полках Иисуса и Богородицы», создание которых приписывается еп. Андрею. Миф о боевых частях монахов и священников был создан несколько позже, а в 1919 году журнал «Революция и церковь» писал об этих полках как об обычных военных формированиях, отличавшихся от других подразделений нашитым на мундире восьмиконечным крестом: «Солдаты

75

этих полков, как описывают очевидцы, наряжены в особую форму с изображением креста. Впереди полков идут (неизвестно добровольно или в порядке мобилизации) с пением молитв и лесом хоругвей облаченные в ризы и стихари служители культов. Состоят эти полки из наиболее темных, фанатично настроенных солдат колчаковской армии» (236, 20-21). Таким образом, это был лишь один из элементов белой пропаганды, пытавшейся объединить под одним знаменем приверженцев православия и старообрядчества. Церковная печать того периода не преминула бы осветить боевые действия клира*, однако мы находим здесь лишь сведения о проповеднических отрядах, руководство которыми осуществлял лично Омский архиерей Сильвестр.

В противоцерковной литературе, почти без исключения в каждом труде, трактующем о событиях гражданской войны, в доказательство активной антисоветской и антипатриотической деятельности Сибирского ВВЦУ непременно цитируется послание к руководителям христианских церквей с обвинениями Советской власти и призывом приложить усилия для оказания поддержки русской православной Церкви в борьбе с атеистическим правительством. Послание подписано всеми членами ВВЦУ, за исключением епископа Андрея.

Многочисленные факты свидетельствуют о разгуле террора в колчаковских войсках и в тылу. Наиболее яркие, документированные воспоминания об этих событиях приводятся в книге одного из руководителей Красной Армии в Сибири и на Дальнем Востоке А.С. Парфенова (Алтайского) **. Колчаковские карательные органы почти не видели разницы между большевиками и другими социалистическими партиями, с ненавистью относились к кадетам, видя в них главных виновников революции. Перед нами встает картина жесточайшего подавления всякой

* Кстати сказать, христианскому духовенству категорически воспрещено владение оружием.

** Автора песни «По долинам, и по взгорьям».

76

оппозиции, откуда бы она ни исходила. Уничтожались активисты всех партий левее октябристов за малейшее выступление против колчаковского режима, солдаты и офицеры расстреливались за малейшее проявление недовольства.

В годы мировой войны еп. Андрей держался образа мыслей, близкого к позиции либеральной газеты «Утро России» – органа прогрессистов, стоящих в тот период на крайнем левом фланге лояльных режиму партий. Колчак конфликтует с частями чехословаков, которым симпатизирует епископ. В марте месяце 1919 года колчаковский генеральный штаб в «Сводке сведений по контр-разведке» сообщает: «Социалисты-революционеры в блоке с большевиками. Сорганизованы объединенные боевые дружины по Сибирской железной дороге и в крупных центрах... Идет усиленная совместная работа по организации предстоящего весною вооруженного выступления и всеобщей забастовки» (384, 164). Мы, разумеется, ни в коей мере не стремимся выставить еп. Андрея сторонником вооруженных восстаний, но бдительные органы белого движения были обязаны помнить о том, что совсем недавно владыка высказывал надежду на совместную работу с эсерами в деле организации сельских приходских общин.

И последнее. Достаточно выяснено отрицательное отношение епископа к российскому самодержавию, особенно к последнему императору, и он явно не мог сочувствовать культу семьи Романовых, насаждавшемуся в колчаковской армии*.

Вот почему кажется сомнительной формулировка, помещенная в обвинительное заключение по делу патриарха Тихона, характеризующая еп. Андрея как «черносотенного церковного деятеля... бывшего заведующего духовенством

* Цитирование высказываний епископа в антирелигиозной литературе чаще всего небрежно и недоброкачественно. Так, в связи с отношением к самодержавию из статьи в статью кочевала фраза из речи владыки, произнесенная перед открытием Гос. Совещания в Уфе (см. с. 70 нашего очерка), которой давался абсурдный комментарий: призыв к восстановлению династии Романовых в лице великого князя Михаила.

77

армии Колчака и деятельнейшего сподвижника черного адмирала по формированию «крестовых дружин» и «проповеднических отрядов» (381, 111-112). Зная взгляды еп. Андрея, методы его работы, можно утверждать, что он не мог быть апологетом гражданской войны, и верить, в частности, его словам о серьезных разногласиях с «верховным правителем России» (369). С уверенностью можно говорить об этом и потому, что мы располагаем документами, подтверждающими, что и в тот период еп. Андрей руководствовался теми же принципами, которые он провозгласил основой своей деятельности 12 лет назад при наречении его во епископа: «когда устроятся дела церковные, умиротворится смятенный дух народный, когда православный русский народ окружит тесным кольцом своих архипастырей и объединится с ними, когда обновится православная Русь, тогда возвратится мир и радость всей нашей общественной жизни во всей ее совокупности» (16, 1307). Так говорил владыка Андрей 12 лет назад, те же принципы провозглашает в дни братоубийственной войны:

«С кем могут блокироваться приходские советы? Может ли быть блок приходских советов с кадетами? – Невозможно... Возможен ли блок приходских советов с социал-революционерами? Должен оговориться, что эта партия для меня из всех остальных самая близкая. Церковно-приходские советы и партия с.-р. должны составлять единое неразрывное целое...

Что касается русских социал-демократов, то они, вероятно, скоро убедятся, что Церковь для них – родная мать, а не враг, что Церковь открывает для них свои объятия, и что радость человеческая имеет основание не в классовой борьбе, а в братской взаимопомощи...» (250, 29)*.

* Один из наиболее плодовитых аитирелигиозников Борис Кандидов эти слова определил следующим образом: «В лице Ухтомского церковь высказалась за создание союзов от черносотенцев до меньшевиков включительно, и эта желтая коалиция в союзе с иностранными оккупантами по плану мракобесов противопоставлялась советской власти» (250, 30).

78

Формально числясь руководителем духовенства 3-й армии, епископ оставался на своем посту и выполнял долг духовного пастыря, настойчиво пропагандируя идею укрепления церковной жизни. Иллюстрацией может служить выдержка из отчета об итогах Сибирского Поместного Собора, где содержится призыв распространять принятый Всероссийским Собором 1917/1918 гг. приходской Устав и проводить его в жизнь:

«Организовывать приходские союзы, учитывая их влияние на население, составляющее оплот всякой государственности в смысле участия этих союзов в политической и общественной жизни обновленного государства» (238, 32).

Разумеется, режиму адмирала Колчака были чужды подобные общественные организации и потому постановление Сибирского Собора могло вызвать лишь негативную реакцию белого руководства на востоке страны. А о том, что решение Собора вызвано непосредственным влиянием еп. Андрея, свидетельствуют протоколы:

«Что такие союзы могут оказать действительно большое влияние, показывает результат городских выборов в Уфе, где приходы провели 30 гласных из 102», – читаем мы дальше (238, 133).

Итак, в период очередной попытки чисто политического решения проблем страны владыка Андрей продолжает работу, твердо убежденный в примате духовного начала в жизни общества.

Крах Белой армии в Сибири застал еп. Андрея в Новониколаевске, где он и был в феврале 1920 г. арестован советскими властями наряду с другими архиереями*. Они были обвинены в разжигании классовой ненависти, пособничестве белой армии и антисоветской пропаганде.

* Вероятно в этой же группе иерархов был арестован и архиеп. Омский Сильвестр, т.к. известна дата его смерти – 26.2.1920 г. (289, т. VI).

79

Осенью того же года еп. Андрей, Симбирский Вениамин и викарий Уфимской епархии Николай Златоуетовский выступили с заявлением, в котором писали:

«Мы не способны ни по характеру нашей церковной деятельности, ни по личным нашим наклонностям ни к какой противоправительственной ни явной, ни тем более тайной агитации и к существующей власти относимся вполне лояльно, почему и обращаемся с просьбой о нашем освобождении и прекращении наших дел» (213, 55).

Журнал «Революция и церковь» – NN 9-12 за 1920 год – сообщает, что еп. Андрей подал особое заявление, в котором «раскаивается в прежних нападках на Советскую власть за ее декрет об отделении церкви от государства и заявляет, что, наоборот, он приветствует параграф 13 Советской Конституции, что он будет всегда стремиться к такой свободе церкви и что поэтому считая единственно правильным такое решение вопроса, готов содействовать Советской власти в ее работе по отделению церкви от государства» (213, 55-56).

Автор журнальной статьи называет заявление епископа «лицемерным», однако, памятуя длительную борьбу владыки за автономию православия в рамках российского государственного образования, нельзя согласиться с подобной оценкой, заподозрить еп. Андрея в трусости или подлоге.

На основании заявления, после десятимесячного заключения дело епископа было, тем не менее, прекращено, он был освобожден из-под стражи и «направлен в Уфу с тем, чтобы он там находился под надзором своих верующих, которые в случае нарушения принятых на себя обязательств, будут отвечать как соучастники» (213, 56). Окончательное решение дела состоялось 3 декабря 1920 года в Сибирском революционном трибунале, где епископ изложил свои взгляды на взаимоотношения русской православной Церкви с Советским государством и, по его утверждению (117), эта точка зрения нашла положительный отклик у членов трибунала. Вероятно, программа 1920 года идентична той, что была представлена еп. Андреем в 1922 году

80

Московскому трибуналу, и мы можем привести полностью вторую ее часть, в которой определяются принципы сосуществования Церкви и атеистического государства:

ОБЩИЕ ПРИНЦИПЫ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКОВНОЙ ЖИЗНИ

1. Общий труд на общую пользу (литургия– республика).

2. Экономика есть этика, т.е. должна быть проникнута этическими началами (учение прор. Исайи о торговле 23, 18).

3. Отделение Церкви от государства и борьба с клерикализмом, как административным произволом иерархии (1 Петр. 5, 3).

4. Цель общественной государственной жизни должна заключаться не во всестороннем развитии и воспитании личности, а в правде (совести) и красоте (образ Божий).

5. Цель жизни православных приходских деятелей заключается в том, чтобы через церковное единение славянства идти к единению вселенской Церкви на будущем УШ Вселенском Соборе.

6. Христиане, твердо уповая, что Господь сам хранит свою Церковь, должны защищать свободу исполнения всякой религии, свободу слова, печати (Иерем. 3), собраний и союзов.

Христиане защищают полное право равенства и братства людей и народов и потому должны защищать свободу равного, всеобщего, тайного и прямого голосования вместе с равноправием женщины (Деяние 21, 3).

Православные христиане, зная, что в церковном учении заключается всеобъемлющая истина, должны уклоняться от участия в жизни политиканствующих, враждующих между собой партий» (116).

В 1920 году подобная программа еще могла встретить снисходительное отношение у представителей власти и потому еп. Андрей смог выехать в Уфу, где в том же году накануне на епархиальном съезде он заочно был избран

81

епископом Уфимским. Обстановка в Уфе была напряженная: проблемы заключительного этапа военного коммунизма сплетались с остро стоящим национальным вопросом, ибо мусульманские националисты боролись за выселение из Башкортостана всех инородцев (480, 114). Одновременно, власти повели широкое наступление на духовенство, широко ведя антирелигиозную пропаганду. Так, например, журнал «Пахарь», методично печатавший противо-церковные статьи, встретил епископа поэмой Сергея Городецкого «Исповедь», где, между прочим, священник поучал старуху:

Ты, я вижу, коммунистка, Кайся, кайся поскорей. Бог не пустит к раю близко Краснобесья дочерей (206, 30).

В этот момент в Башкирской республике появляется бывший архиерей, пользующийся всеобщим почитанием, и выступает с пропагандой организации церковной жизни. Это все та же программа «Как должны жить наши православные христиане», позже рассмотренная Московским революционным трибуналом. Вторую часть ее мы привели выше, а вот первая, в которой еп. Андрей обратился к верующим:

«1. Нужно всех православных христиан, верующих во единую, святую, соборную, апостольскую Церковь и сознательно признающих свои обеты св. крещения, переписать в приходскую книгу, а неверующим сказать «оглашенные, изыдите».

2. Все записавшиеся в приходскую книгу являются полноправными прихожанами и составляют приходское собрание, т.е. приход, как церковно-культурно-экономическую единицу.

3. Приходское собрание избирает из своего состава приходской совет, как свой исполнительный орган.

4. Председателем приходского совета должен быть

82

выборный мирянин (в крайнем случае священник), равно и весь приходской причт должен быть избран приходским собранием с указанием священных канонов.

5. Приходским имуществом должен распоряжаться и им целесообразно пользоваться Приходской Совет.

6. Приходское Собрание имеет нижеследующие обязанности, а Приходской Совет может иметь следующие отделы:

а) отдел попечения о храме (председатель);

б) отдел хозяйственной и приходской кооперации (Лк. б, 10-20); (I Кор. 16, 1, 1-1; 2 Кор. 8). Постановление, подлинного диаконства (Дн. 6, 1-6).

в) отдел семейно-воспитательный; воспитание в семье и школе (Мр. 28, 15-21; I Тим. 3, 4-5).

г) отдел заведования приходской благотворительности по преимуществу чрез приходских диаконов, богадельнями, приютами, больницами и т.п.

д) отдел служебно-дисциплинарный.

е) отдел обще-культурно-просветительный.

7. Приходские советы могут объединяться в советы окружные, уездные, епархиальные. Епархиальный союз приходских советов (непременно выборный) составляет епархиальное собрание, которое является хозяином церковной епархиальной жизни» (116).

Такова была первая часть программы, разработанной «Уфимским братством». Вторая часть «Общие принципы православной церковной жизни» – определяла задачи приходской деятельности в рамках Советского государства.

В эпоху массового общественного движения, когда изменялся язык и трансформировались многие ранее привычные понятия, в обращении с верующими, а в особенности с властью, приходилось применять новые формулировки, чтобы высказать старые истины. Однако в многочисленных попытках того времени подобные искания часто приводили к утере главного, неограниченного временными и пространственными рамками. Так, например, произошло с созданной в 1922 году в Москве «Свободной

83

трудовой Церковью», руководители которой, по словам авторов «Истории русской церковной смуты», стремясь к делу, активности, «совершенно вычеркивают из христианства благодатно-мистическую стихию, отчего оно становится беспредметным и превращается в простой придаток к коммунизму» (280 б, 80).

Уфимское братство, действуя в рамках русской православной Церкви и оставаясь верной ее канонам, провозглашает принципы церковно-общественной жизни православного прихода в 20-е годы XX столетия, неустанно повторяет, что цель ее – «в правде (совести) и красоте (образе Божьем..., в том, чтобы чрез церковное единение славянства идти к единению Вселенской Церкви и будущему УШ Вселенскому Собору» (116). Программа Уфимского братства строго указывает на недопустимость вмешательства в политическую деятельность, памятуя о том, что «в церковном учении заключается всеобъемлющая истина».

Однако еп. Андрею не была дана возможность развернуть работу в его епархии, так как во второй половине февраля 1922 года он был арестован «за произнесение проповеди, в которой призывал крестьян организовываться в крестьянские союзы» (369). Таким образом, власти расценили идеи уфимского братства как программу антисоветской борьбы.