Текст книги "Жизнь и деятельность Архиепископа Андрея (Князя Ухтомского)"

Автор книги: Михаил Гринберг (Зеленогорский)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

И тем не менее меня преследует и гнетет клевета. Эта клевета начинает меня угнетать.

В существе дела, я должен был бы молчать и молиться Богу, не смущая вас и вашей совести. Я знаю, что и вы измучены церковными делами и церковными настроениями. Я должен был бы пожалеть вас, но я вспомнил слова апостола Павла: друг друга тяготы носите и так исполните закон Христов» (Тал. 6, 2). Вот и вы имейте терпение и любовь, чтобы исполнить заповедь Христову и апостольскую. Возьмите на себя хоть часть моей душевной тяготы и облегчите меня. Великий пророк Давид взывал ко Господу: «избави мя от клеветы человеческия». И я взываю о том же. И я прошу у Господа: «избави мя от клеветы человеческия», хотя бы не ради меня самого, а ради великого церковного дела, которое мне вверено.

Вчера, совершенно неожиданно, я получил известие, что я Местоблюстителем Патриаршего Престола подвергнут запрещению в священнослужении. Это я узнаю из десятых рук и, повторяю, совершенно неожиданно. Вот видите, как у нас делаются церковные дела. Кто-то, где-то, почему-то, что-то пишет, а потом это написанное в виде какого-то распоряжения передается несчастному церковному народу, который даже не имеет времени во всем этом разобраться. Итак, сообщаю вам, моей пастве, что я Патриаршим

186

Местоблюстителем запрещен в священнослужении. Я даже не знаю имени этого местоблюстителя. И теперь православные люди приходят ко мне и спрашивают: запрещен я или нет? И имею ли я право совершать богослужение или нет? И смущается совесть верующих, и мучаются люди за грехи своих пастырей. Вот и я мучаю вас, но потерпите на мне. Вспомните, что великий апостол Павел, великий герой духа, и тот просил свою паству в таких словах: «молитесь токмо и о нас, чтобы Бог отверз нам двери для слова, возвещать тайну Христову, за которую я и в узах» (Кол. 4, 1). Так, если великий апостол, находясь в узах, просил молитвы своей паствы, то я, без вашей, братие, помощи не могу обойтись.

Я знаю, что вы меня любите и меня жалеете, знаю, что вам горько меня выслушивать, но поверьте, мне тяжелее, чем вам. Когда я был в тюрьме, я не переживал тех нравственных мук, которые переживаю ныне. И поверьте, что я мучаюсь не за себя, а за дела церковные, не столько за свою грешную душу, сколько за тысячи душ, которые болеют церковными болезнями. И мое единственное утешение заключается в том, что совесть моя чиста перед вами, что я ни одного дела скрытого от вас не имею на своей совести. Я могу сказать твердо, что с 1914 года, я от своей паствы не скрывал ни одной мысли, ни одного чувства, тем более ни одного дела.

И вот теперь сообщаю вам, что я запрещен в священнослужении. Об этом пишут в разные места циркуляры и распоряжения, об этом говорят тем добрым людям, которые верят мне и хотят молиться со мною. Кто же меня запретил? Я и этого не знаю. За что я запрещен? В конце концов Я запрещен за то, что люблю свою паству, за то, что считаю вас моею первою и последнею паствою, за то, что считаю вас моею духовною семьею. Из-за вас я не поехал в Томск, ради вас я рукоположил Уфимских епископов. Ради того, чтобы вы не отошли от правильного и спасительного пути, я просидел два года в ссылке и годы в тюрьме.

Вот в конце концов, причина того, что я оказываюсь под запрещением. От меня никто не потребовал объяснений в

187

моей деятельности, никто меня не судил, а просто, без суда, взяли, да и запретили. Да и запрещение не мне в руки передали, а начали распространять среди моей смущающейся паствы, а потом в меня это запрещение попало как из-за угла, почти случайно.

Теперь подумайте основательно и осторожно, кому нужно запрещение меня в священнослужении? Для чего это сделали? Может быть,это нужно для пользы Св. Церкви. Я просидел в тюрьме четыре года, Бог меня укрепил на это. Теперь, если нужно для Церкви, я могу быть под запрещением, хотя и беззаконным. Но кому от этого будет радость и польза? И для чего будет определенный вред?

Я еще не решил сам для себя: приму ли я это запрещение, хотя и беззаконное. Не скрою, что многое в моем решении будет зависеть от вас; но я хочу предупредить вас, чтобы вы не сделали ошибок и очень важных.

Я, хоть и грешный, но все-таки епископ и вижу то, что вы еще не можете рассмотреть, и предупреждаю вас, что вы должны быть ныне в высшей степени осторожны, по заповеди апостола Павла: «будьте же не как неразумные, но как мудрые, дорожа временем, потому что дни лукавы» (Еф. 5, 17). И так познавайте, что есть воля Божия. Для этого надо быть хорошо зрячим и нужно все испытать, все рассмотреть и выбрать хорошее или, по крайней мере, лучшее.

Решите сами, кому и для чего нужно мое молчание, кому и для чего нужно мое отсутствие в делах церковных? Решите, по чьей воле я запрещен в священнослужении, чья рука руководит этими делами? Это рука мелких интриганов,. заботящихся о своем грешном благополучии; это мелкие Иудушки, обделывающие свои делишки с изумительною быстротою рук чрезвычайно грязных. – Это одна сторона.

Другая сторона – это крупные книжники и фарисеи нашего времени, это лица, которые всегда проходили мимо жизни, ибо стояли выше жизни. Они хотели жить по-своему, забывая жизнь по Божьему. Для этих людей вся жизнь человеческая, все терзания совести, все мучения души, ищущей Господа и Его правды, всякое искание этой правды

188

– это только жалкая сентиментальность глупых людей. Они выше этих людей. Они не замечают их. И сколько своими вольными резолюциями они передушили самых лучших чувств, самых светлых надежд на лучшее будущее. Таковы наши книжники, сидящие и сидевшие над законами церковными и забывающие и забывшие важнейшее в законе: суд, милость и веру (Мф. 23, 23). Они стремились всегда управлять Церковью Божиею, а вместо этого управления устраивали только заговоры на народную совесть. И всегда неизменно служили только сильным, забывая слабых.

Все эти темные, неизвестные православному народу силы, ранее втоптавшие в грязь церковную жизнь, и ныне продолжают свое дело по старым привычкам и по старым указкам, и продолжают губить церковную жизнь и расчищать дорогу для того антихристова дыхания, которое хочет собою заменить христианскую жизнь.

Вот этой-то главной опасности наши мудрецы не замечают. Они еще продолжают шутить над жизнью; они продолжают думать, что они вожди народные, которым все должны подчиняться и преклоняться. Увы, еще давно один русский епископ указывал на то, что в русских храмах поют: «хвалите имя Господне, хвалите раби Его», а рабов то Божиих в храмах и нет, они давно сделаны врагами Божьими. А осталось одно, т.н. духовенство.

Вот это так называемое духовенство, оставшись в пустых храмах, и до сих пор не замечает, что спасение наше в евангельской проповеди, а не в тайных совещаниях и секретных циркулярах: во всей церковной неправде заключается все несчастье русской жизни и подлинная тьма.

...Когда я начал обдумывать это мое слово, я был в тяжком настроении, – мне казалось, что скорбь моя выше сил моих, что Господь как бы лишил меня Своего благодатного утешения. Но вдруг неожиданно у блаж. Феофилакта я прочитал следующие благодатные слова: «Все мы, которые духовно крестились, во Христа крестились. А кто крестился, тот после всего подвергнется и искушению. Может быть, за Христа его поведут пред цари и правители (Лк. 21, 12), посему нужно быть твердыми и

189

I

непреклонно стоять в исповедании, не отрекаясь из страха, но если понадобится стать с отлученными и изгнанными из синагоги, по сказанному: будете ненавидимы всеми за имя Мое и изгонят вас из синагог (Мф. 24, 9; Иоан. 16, 2). Если люди, враждующие против истины, и выгонят исповедника ее, то найдет его Сам Господь, и когда он врагами будет обесчещен, тогда от Христа будет особенно почтен познанием и основательнейшею верою».

Так блаженный Феофилакт заканчивает свое толкование на сегодняшнее евангельское чтение. Этими словами закончу и я, грешный, в назидание ваше и свое. И только еще раз прошу, не забудьте меня в ваших молитвах, чтобы Господь дал мне сил и самому быть зрячим и другим дать силы не сидеть в жизненной тьме.

24 мая 1926 года

VI

ИЗ ОТВЕТОВ, ДАННЫХ ЕПИСКОПОМ АНДРЕЕМ НА ВОПРОСЫ, ПРЕДЛОЖЕННЫЕ ЕМУ НА СОБРАНИИ БЛАГОЧИННЫХ 3 июля 1926 года

1-й вопрос: Признает ли епископ Андрей православным и правомочным правящий «Епископат Российской Церкви»?

На этот вопрос начинаю отвечать с конца: я не признаю слова «епископат». Это слово католического происхождения. Там, в католичестве, святейший епископат противополагается невежественному народу – мирянам, там епископы объединены в «епископат», очень часто устраивавший определенно заговоры против народа. В православии «епископатд» нет, а имеются только епископы, неразрывные с народом и немыслимые без народа. Епископ, принципиально оторванный от народа, – это уже нечто

190

в каноническом отношении очень подозрительное; а епископ – гонитель и мучитель – это просто преступник перед Богом и людьми. О каком же «епископате» задан мне вопрос? Если о «живоцерковниках», то я могу сказать, что считаю их людьми антицерковными, каноническим недоразумением, хотя они уже называют себя «православными». Если вопрос мне задан о так называемых «тихоновцах», то я в этом «епископате» теперь не могу разобраться. Это что-то не поддающееся описанию и квалификации. В отдельности среди епископов имеются честные и большие люди, но имеются и такие, которые говорят: «ведь подчинялись же мы ранее Владимиру Карловичу* – почему же теперь не подчиняться Иуде Искариотовичу?

Эти слова были мне сказаны одним из представителей нашего «епископата» с упреком, что я не исполняю мудрой пословицы: «с волками жить – по-волчьи выть»... Но я это правило не считаю для себя обязательным и уверяю, что ныне епископат может по-волчьи и не выть.

Итак, относительно наших епископов я могу сказать, что среди них имеются люди святые, имеются и люди просто недостойные – пьяницы, прелюбодеи (да, такие имеются и носят сан епископов); имеются среди епископов мелкие политиканы, пытающиеся служить Богу и мамоне, ездящие по епархии с двумя мандатами – и от «живой церкви» и от патриаршей канцелярии. Можно ли таких епископов признавать православными?

2-й вопрос: На основании каких полномочий поставлены во епископы Климент, Антоний, Руфин, Питирим и др.

Епископ Климент был рукоположен для старообрядцев-беглопоповцев, как первый епископ для них канонически приемлемый и имеющий все канонические основания для

* Имеется в виду бывший обер-прокурор Синода В .К. Саблер.

191

того, чтобы быть признанным подлинно православным епископом. Если бы не мелкая, дрянная клевета митрополита Новгородского Арсения, этот епископ мог собою начать большое церковное дело. Но клевета помешала, ему, как и продолжение этой клеветы мешает и мне теперь делать святое дело. Епископы Антоний, Руфин и Питирим были рукоположены совершенно на тех же основаниях в 1925 году, на каких в 1922 году были рукоположены епископы Трофим, Марк, Аввакум, Иоанн, Петр, Серафим, Вениамин. В 1922 году не оставалось в Уфе епископа православного, а в 1925 году положение Уфимской епархии было еще хуже: она была обманута и до сих пор остается сбитой с церковного пути и в положении очень опасном. Если духовенство опомнится, то можно будет еще выйти из критического положения, иначе положение это будет почти отчаянным, и дело церковное при этом тоже будет очень страдать.

3-й вопрос: Каково отношение еп. Андрея к Уфимской епархии?

Моего отношения к Уфимской епархии никакого нет, за ничтожным исключением. В этом отношений епископ Иоанн Давлекановский проявил ко мне беспримерную грубость и бессердечность. Я был в Уфе встречен в 1926 году, после 4-годичной тюрьмы и 2-летней ссылки – подпиской о недопущении меня в Уфимские храмы. Кроме того, представители Уфимской епархии дважды меня клеветали (на съезде благочинных и на епархиальном съезде в 1924 и 1925 гг.), назвав меня смутьяном и политически ненадежным человеком. Этот низкий донос на своего епархиального епископа, сидящего в ссылке, был так низок, что даже те, кто должен был этим доносом воспользоваться, и те брезгливо отвернулись от него и от его автора. В такое положение ставит епископ Иоанн свое духовенство. Исторический позор. Да будет ему стыдно. В свое время он ловко отрекся от Патриарха Тихона под видом

192

«тихоновщины», а теперь отрекся и от меня после 20-летнего моего к нему искреннего доверия. Да простит ему Бог его поведение относительно меня. Любопытно, что за все время моей тюрьмы и ссылки, я от «уфимского епископата» не получил ни на грош помощи: мне помогали только бедные труженицы, а «епископат» даже запрещал сборы для меня, боясь за себя, как бы его не заподозрили в добрых христианских чувствах ко мне, и прекрасно всем доказал, что у «епископата» нашего нет не только христианских чувств, но и самой элементарной человеческой порядочности. Таковы мои отношения к Уфимской епархии.

4-й вопрос: На чем основано обвинение еп. Андреем в обмане со стороны епископа Иоанна, выраженное в письме к священнику Боголюбову от 9 нюня?

Я не помню, что писал священнику Боголюбову и о частном письме своем могу ответа не давать. Но если это так нужно вопрошающему, то могу сказать, что с осени 1924 года все поведение епископа Иоанна – это сплошное его падение. А его отговорка, что это «заставляют» подписывать его инструкции и циркуляры – ведь это детская отговорка. Осенью 1924 года он писал Патриарху Тихону, чтобы Патриарх при первой возможности вернул меня в Уфу, что управление ему не под силу (я сам читал это письмо), а потом он на все махнул рукой и дерзнул на все. Начались доносы на меня, начались клеветы на меня. После того, как он в 1922 году получал выговоры от епископа Бориса за то, что поминал меня за богослужением, как епископа Уфимского (только по предположениям) – и вдруг в 1925 г. я неожиданно для него стал Томским. Ведь имеются его резолюции, в которых он признавал мои права на Уфимскую кафедру бесспорными, вдруг он стал уверять всех, что я – епископ Томский, хотя в Томске есть действующий епископ Дмитрий. Теперь, кроме того, он говорит, что я раскольник...

193

5-й вопрос: Кого в настоящее время еп. Андрей считает законной церковной властью над собой?

Буду отвечать прямо: я не считаю митрополита Петра Крутицкого способным понимать церковную жизнь; это человек, который попал в монахи «по сокращению» на советской службе и способен церковную жизнь только путать. Это я предчувствовал весной 1925 года, и мое предчувствие оправдалось, – он запутал все до невозможности. Митрополита Сергия, человека крупных способностей, я считаю способным на всякие компромиссы. С распутницами он был распутинец – без малейших протестов – целых 14 лет. В 1922 году с живоцерковниками он стал живоцерковником, позорно признав ВЦУ и, изменив Патриарху Тихону, признал разбойника Варраву. Считаю, что именно митр. Сергий погубил в Уфимской епархии еп. Николая и иже с ним, почти половину епархии. До признания ВЦУ митр. Сергием, еп. Николай еще колебался, а после выступления митр. Сергия, бедный еп. Николай 3 раза признавал ВЦУ: признавал да клялся, клялся, а потом опять признавал. Таков наш епископат. Горе одно. Митрополита Агафангела я считаю человеком умным и духовно благородным, но как слышно, он по старости впал в детство, а бескорыстию отказался от власти... Вследствие всего вышесказанного, я при всем желании не могу признать над собою, как епархиальным епископом, чье либо руководство впредь до канонического собора. Я очень твердо знаю свои канонические обязанности, чтобы не забыть своих прав оберегать свою паству от всякого недостойного «епископата» и от всяких темных сил, расхищающих наше духовное стадо. Кроме этих соображений, я, в силу 76 Апост. правила и 23 правила Антиох. Собора, не могу признать передачи управления всею русскою Церковью по каким-то тайным духовным завещаниям. Эта игра в завещания совсем не канонична. Я кончаю свои ответы на 5 предложенных мне вопроса. Буду рад, если мои ответы заставят о.о. благочинных продумать их права и обязанности перед Церковью.

194

VII

ИСТОРИЯ МОЕГО СТАРООБРЯДЧЕСТВА

Тетрадь вторая

Вместо предисловия

В 1927 году я написал, сидя в Уфе, первую часть «Истории моего старообрядчества». Эту первую часть я писал тогда от великой скорби и стеснения сердца, вынужденный к тому страшной клеветой, которую возвели на меня сам заместитель местоблюстителя патриаршего престола м. Сергий и его бессовестные приверженцы и последователи. Я тогда писал не столько историю, сколько самозащиту... Тогда против меня пущено было все в ход: и ложь, и клевета, и обман; и все – только для того, чтобы испортить мою святую цель примирить «беглопоповцев» с бывшей господствующей иерархией. Я вынужден был защищаться и вынужден был назвать лжецов – лжецами и клеветников – клеветниками. Иначе поступить я не мог. Но мне это было страшно тяжело, потому что моя невиновность в преступлениях, мне не ведомых, мало кому была интересна, а мои клеветники преспокойно оставались на своих местах, продолжая исполнять распоряжения высшего своего начальства. – В это время, в 1926 году, печатались против меня целые брошюры, на которые я ответить, конечно, не мог: типографии принимали и могли исполнять заказы только противфдерковные и печатали только то, что угодно митр. Сергию и его почитателям, – т.е. что было вредно для церковной жизни.

Вот в таких условиях мне приходилось писать первую тетрадь «Истории моего старообрядчества», – в настроении полной безнадежности и бесцельности моего писания. Ведь убеждать рясофорных докторов богословия и доказывать

195

им, что лгать не похвально, – правда же, – занятие неблагодарное! С другой стороны, – доказывать легкомысленным русским гражданам, что легкомыслие в серьезных делах есть преступление, – это значит – только терять время! Легкомысленных граждан учат только исторические синяки, – только тогда они немного исцеляются от своего легкомыслия...

Итак, начинаю вторую часть своей «Истории». И начиная сейчас писать с чувствами, совершенно иными, чем те, с которыми я писал в 1927 году. Сейчас пишу с надеждой великой, с благодатной радостью в душе. Тогда, в 1927 году, мою жертву Господь не принял! Нашлись тогда злые люди и у «беглопоповцев» и преступные люди у «никониан», которые вместо мира и любви пожелали раздоров и разделений. Ныне явно благодать Божия зовет «никониан», чтобы они откинули ложь и неправду и возлюбили подлинную правду церковной жизни.

Сам Господь начинает строить жизнь церковную после того, как нецерковные пастыри оказались явными предателями Церкви Христовой и христопродавцами. Господь ныне исполняет слово Свое, сказанное чрез пророков: «Я пересмотрю овец Моих и высвобожу их из всех мест, в которые они были рассеяны в день облачный и мрачный (Иез. 34).

I. Воспоминания в сторону «беглопоповцев»

Чтобы эта тетрадка была понятнее для читателей, я начну с воспоминаний.

В сентябре 1917 года ко мне обратились так называемые беглопоповцы с просьбою быть у них епископом. В это время я был в Москве на Соборе 1917 года. Я принципиально согласился, но с тем, что уфимская паства моя останется в моем ведении. Вел со мной переговоры со стороны беглопоповцев Лев Алексеевич Молехонов. Он же собрал в Москве маленькое совещание из представителей других своих общин. На этом совещании после долгих

196

рассуждений согласились, что мое соединение с этой группой старообрядцев произойдет так: я приду без облачения в Московский (на М. Андрониевской ул.) храм беглопоповцев. Они встретят меня вопросом: кто я? – Я отвечу сначала, что я епископ православной единой, святой, соборной Апостольской Церкви, а потом прочту Символ игры и пространное исповедание веры, который чтет всякий, рукополагаемый во епископа. Далее я, по просьбе беглопоповцев, сам себя помазываю тем святым миром, которое они в 1917 году называли и считали патриаршим, ставшимся от патр. Иосифа. – На этом «чиноприем» мой и должен был окончиться.

Обо всех этих переговорах знал мой духовник, харьковский архиепископ Антоний, и обо всем был осведомлен натр. Тихон, которые и одобрили мои намерения.

Таким образом – с обеих сторон все было вымерено, пысчитано, обдумано и по-человечески выходило вполне для всех приемлемо. После этого я уехал в Уфу.

Но наступили события 1918 и 1919 гг. – Беглопоповцы меня надолго потеряли; я оказался в Сибири, а потом – в тяжелой неволе. В 1922 году явилась «Живая церковь»; и среди живоцерковников оказался викарный Саратовский епископ Николай Позднев, бывший ректор Саратовской духовной семинарии. – Этот недостойный старик так наконец возмутил всех своих предательским поведением по отношению к своему главному епископу, что его саратовцы выгнали.

Тогда он решил стать старообрядцем; а беглопоповцы до такой степени потеряли смысл церковности, что приняли его в качестве своего «главы». – Такова стойкость в убеждениях у бывших ученых воспитателей «никонианского» юношества! И таково непонимание церковной жизни у сменившихся, новых руководителей беглопоповства, которые отвергли белокриницкого митр. Амвросия, старца

197

несомненно честного, и сделали главою своей иерархии человека заведомо бесчестного.

Когда в 1923 году узнал я обо всем этом, я счел себя свободным от тех обещаний, которые в 1917-м я дал Л.А. Молехонову. – Но в 1925 году, когда я был в ссылке в Асхабаде, то ко мне явился беглопоповский архим. Климент и стал снова меня просить, чтобы я был епископом у беглопоповцев. – При этом он представил мне кроме рекомендаций, какой он хороший человек, – еще целую кучу всяких уполномочий и доверенностей, выданных ему от различных беглопоповских общин, которые просили его отыскать им епископа.

Я согласился исполнить все, что обещал Л.А. Молехонову, но категорически отказался признать Николу Позднева своим архиепископом. – Кроме того, я согласился быть епископом у беглопоповцев только с тем условием, что архим. Климент сам примет от меня посвящение в епископы и будет фактически дееспособным епископом, ибо сам то я надолго был прикован к Асхабаду или еще к другому какому месту.

Климент принял все мои условия и 28 августа 1925 года мы впервые молились вместе с ним Богу в истинно-православном, т.е. не цезаро-папистическом храме; я со своей стороны исполнил все, на что получил благословение патр. Тихона. – 3-го сентября 1925 года я рукоположил (вместе с еп. Руфином) Климента во епископа, уполномочив его быть как бы моим заместителем, пока я не пользуюсь свободой передвижения. – Вместе с тем я говорил еп. Клименту, что наше дело столь святое и великое и мы переживаем такое ответственное время, что не должны допускать ни малейшей лжи ни в своих делах, ни даже в своих словах.

На этом мы с ним и расстались в тот же день 3-го сентября.

198

А вскоре я получил от еп. Климента известие, что беглопоповцы ни меня, ни его не признали своими епископами и что он, Климент, в сущем сане принят в число епископов Белокриницкой иерархии.

Через несколько времени я узнал, что еп. Климент вел себя среди своей братии не совсем по-епископски и своей братии наговорил того, что дало ей право подозревать и меня в нечистых и злокозненных по отношению к старообрядчеству намерениях.

На этом я заканчиваю свои воспоминания об отношениях моих к беглопоповцам. Это все изложено гораздо подробнее в ч. I «Истории моего старообрядчества».

___

Так моя попытка примирения с беглопоповцами и желание привести их положение в сколько-нибудь приличное, в каноническом отношении, закончились вполне грустно – совершенно безрезультатно.

Но насколько эта попытка– закончилась безрезультатно в отношении беглопоповцев, настолько она имела вовсе печальные результаты в отношении ко мне.

В это время управлял всей русской православной толпой митр. Крутицкий Петр (Полянский). Это был московский самодержец в духовном сане, с помощью многих и сложных шахматных ходов занявший это место. А ведь известно, что русские люди без хорошего самодержавного кулака обойтись не могут. – Так вот этот митр. Петр, духовный самодержец, опираясь на самодержца совсем не духовного, узнав о моей молитве со старообрядцами в Асхабаде (узнав по каким-то сплетням), запретил мне священнослужение... Это было бы ужасно как страшно, если бы ранее я признал Петра самодержцем над собой. Но так как я отказался признать Петра в апреле 1925 года самодержцем, – как признали другие, – то в октябре этого года я не признал,

199

разумеется, и его запрещение.

В 1926 году в июле это запрещение повторил преемник Петра митр. Сергий еще более подлыми путями, чем Петр, пролезший в звание председателя патриаршего Синода и назвавший себя заместителем местоблюстителя. Но глупая Москва способна мириться со всякой подлостью! Помирилась она и с подлостью Сергия... – Этот Сергий, зная, что я в Уфе, написал к моей пастве письмо, преисполненное клеветы на меня, будто я отпал от православия, будто бы вторым чином присоединился к беглопоповцам и пр. – Мне не много нужно было употребить усилий, чтобы доказать, что это ложь и что заместитель местоблюстителя – просто лжец!

Два слова отступления. – Что я подвергся резкой клевете митр. Сергия – это не так важно. – А важно вот что: что вся наша казенная полемика со старообрядчеством всегда была сплошною клеветою на старообрядчество. – Все эти лжепрофессоры Ивановские, Субботины, все эти миссионеры: Крючковы, Александровы, Белоликовы, – все это была продажная, казенная компания, делавшая на борьбе со старообрядчеством себе карьеру и сознательно клеветавшая на старообрядчество. Старообрядчество же было ненавистно петербургским жандармам потому, что оно требовало свободы слова, свободы совести и свободной церковной общественности. – По существу, борьба правительства со старообрядчеством и была борьбою с гражданскими свободами; а миссионеры ее искусно сводили к спорам только об аллилуйя, о двуперстии, о поклонах; и побеждали своих соперников только путем клеветы на них. Подлинные исторические документы о старообрядчестве открыл проф. Н.Ф. Каптерев и в 1889 году начал их печатать, но проф. Субботин добился, что печатание этих документов было запрещено Победоносцевым, и они появились в печати лишь в 1911 году.

*

200

Теперь продолжаю. – Вот этой протоптанной дорожкой клеветы и лжи и пошел митр. Сергий и оклеветал меня. Но в Уфе среди «никониан» уже нашлись смыслящие люди и не поверили клевете Сергия, как не поверили клевете Петра. – При этом случились два обстоятельства, которые послужили на пользу мне лично и на пользу церковному делу.

У меня в то время были два викарных епископа – Антоний и Питирим. Оба они пожелали проверить все, что касалось меня в деле воссоединения со старообрядчеством. Антоний отправился проверять меня в Москву, добился доверия в канцелярии патриаршего Синода и лично проник в синодский архив, чтобы изучить документы, касающиеся меня.

Каково же было его удивление, когда он еще весной 1927 года убедился, что в Синоде – в архиве нет решительно никаких документов обо мне, – ни о моем «уходе в раскол», ни о моем «запрещении» и пр. Он спросил в Синоде, что же это значит, и получил чрезвычайно характерный ответ: «вероятно митр. Петр только попугать хотел еп. Андрея»!..

Еп. Питирим, бывший староафонский 70-летний монах, человек умный, хотя и малограмотный, поехал не в сергиевский Синод, который он не признавал, а поехал в Ярославль к митр. Агафангелу, чтобы ему доложить подробно обо всем, что касается Уфимской церковной жизни и выслушать его мнение. Митр. Агафангел выслушал еп. Питирима очень внимательно в течение нескольких часов (два Дня) и сказал моему викарию и ставленнику (которого я рукоположил во епископа во время первой моей ссылки, в Тедженте в июне 1925 г.), еп. Питириму, чтобы он не смущался, что мое церковное поведение безупречно и что лишь в целях церковного мира он, митр. Агафангел, советовал бы мне не совершать архиерейских хиротоний, а в целях осведомления уфимцев и других верных сынов Церкви, он – митр. Агафангел, советовал бы мне все мое

201

«дело» отдать на суд ближайших по крайней мере, – трех епископов.

«Но это мой только совет, а на месте видней, что нужно делать», – так сказал еп. Питириму митр. Агафангел*.

Еп. Питирим, вернувшись в Уфу, обо всем этом рассказал мне, а Старо-Уфимский еп. Аввакум решил немедленно исполнить совет митр. Агафангела и на 3-е февраля 1927 года пригласил в Уфу на совещание епископов Питирима и Антония, а от меня запросил все материалы в объяснение моего церковного поведения.

3-е февраля 1927 года эти три епископа выпустили за собственными подписями «Акт по делу архиепископа Андрея», в котором изложили обстоятельства дела и пришли к выводу, что я никуда не «уходил», а что клевета митр. Сергия по существу своему есть легкомысленная и позорная на святое дело.

П. Воспоминание о «никонианах»

Когда митр. Сергий прислал в Уфу свое клеветническое письмо обо мне, я счел своим нравственным долгом ответить ему и тем дать ему возможность его ошибку исправить. – Я сейчас не имею в руках многих подлинных документов, о которых я говорю; не имею и копии моего письма к митр. Сергию; но помню хорошо, что в этом письме я ссылался на тот случай, когда Константинопольский патриарх назвал

* Это мнение митр. Агафангела для меня очень важно, потому что я этого архиерея считаю (с 1905 г.) человеком безупречно честным. – Как человек честный, он до самой смерти не мог примириться с бесчестною тактикой митр. Сергия; и когда весной 1928 г. к митр. Агафангелу приехали представители Тобольских приходов и умоляли его встать во главе их управления после их окончательного отпадения от Сергия, то митр. Агафангел сказал: «Мне 73 года, я через несколько месяцев или недель умру. Поэтому я вам бесполезен. А если хотите меня послушаться, поезжайте в Уфу и просите помощи у Уфимских епископов». – Тоболяне и исполнили этот совет митр. Агафангела и были в Уфе и приняли ее порядки.

202

прсп. Феодора Студита отщепенцем от Церкви. – На это обвинение препод. Феодор ответил патриарху, что если он, Феодор, отошел от церковного беззакония, то это не значит, что он ушел от Церкви и, что, если он обличает это беззаконие в церковной жизни, то это и есть признак его православия, – в противном случае он и сам бы впал в беззаконие; патриарх же ранее всякого суждения должен основательно узнать все дело обвиняемого и потом уже произносить свой приговор.

Сделав эту выписку из писем препод. Феодора Студита, я и просил Сергия сначала изучить мое дело, а потом уже принимать какие-либо решения. Таким образом, у митр. Сергия оказьюалась прекрасная возможность выйти из его неловкого положения и исправить свою ошибку. – Но митр. Сергий гордо промолчал; ведь «никонианские» архиереи – непогрешимы! – Я подозреваю не без оснований, что оклеветать меня митр. Сергию даны были полномочия, но сказать что-нибудь в защиту меня, – на это у него не было ни полномочий; ни храбрости. – А его начальство, как известно, – строгонько!..