Текст книги "Еретическое путешествие к точке невозврата"
Автор книги: Михаил Крюков
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
Как-то раз молодой человек пешком отправился в Мансфельд к отцу, вероятно, всё-таки надеясь получить разрешение покинуть университет. Но не успел он отойти от Эрфурта, как в поле у селения Штоттернгейм его застигла сильнейшая гроза. Одна молния ударила за его спиной так близко, что Мартина сбило с ног. Позднее сам Людер писал об этом событии так.
Кирхнер порылся в бумагах и прочитал:
«...я испытал чудовищный страх перед внезапной смертью и взмолился: «Помоги, святая Анна, я хочу стать монахом».
Он и по сей день, говорят, любит повторять, что «был призван богом через грозу».
Мартин не пошёл к отцу. Он вернулся в Эрфурт и самовольно оставил университет.
17 июля 1505 года он вошёл в ворота так называемого Чёрного монастыря ордена августинцев [47]47
Августинцы– первоначально нищенствующий монашеский орден, созданный в 1256 году. Существует и поныне.
[Закрыть]. Узнав о поступке сына, отец отказался благословить послушничество, а другие родственники и вовсе отреклись от него. Возможно, предвидя такую реакцию семьи, Людер выбрал монашеский орден, устав которого не требовал для вступления согласия родителей, но был одним из самых строгих.
В тот год в Тюрингии свирепствовала моровая язва, которая погубила двух младших братьев Мартина. Гансу Людеру по ошибке сообщили, что умер и Мартин. Когда выяснилось, что это не так, друзья и родственники стали убеждать отца, что он должен сделать «священную жертву», отдав сына богу. Суеверный Ганс, скрепя сердце, вынужден был согласиться.
Так Мартин Людер стал монахом.
***
В кабинете стемнело. Слуга, неслышно ступая, внёс горящие свечи и наполнил опустевшие бокалы. Дождавшись, когда он вышел, Иоахим Кирхнер отпил вина и продолжил.
– Чёрный монастырь был богат, имел крупные земельные наделы, туда принимались главным образом люди состоятельные – дворяне, клирики, бюргеры. Орден давно перестал быть нищенствующим, а традиция сбора подаяния сохранилась всего лишь как своеобразный элемент богослужения.
Следует сказать, что монахи фактически не были равны, потому что их положение в монастыре определялось внесённым вкладом. У Людера не было ни земель, ни денег, но он как бы внёс в монастырь свою магистерскую степень, ведь монахи с университетским образованием встречаются нечасто.
В течение года он пребывал в статусе послушника, находясь под постоянным надзором своего институтора [48]48
Институтор– наставник.
[Закрыть] и выполняя тяжёлые послушания. Сам Мартин писал про этот год так: «Я был свят – я не убивал никого, кроме самого себя».
Осенью 1506 года он был посвящён в монахи, а в канун 1507 года монастырское начальство решило сделать из него священника, как поступало со всеми монахами, имеющими учёную степень. 2 мая 1507 года Людер служил свою первую мессу, которую слушал его отец.
Известно, что в год, предшествующий первой мессе, Людер стал настоящим самоистязателем – он без конца клал поклоны, обессиливал себя постами и почти не спал.
«Я изнурял себя постами, бдением, молитвой, кроме того, я среди зимы стоял и мёрз, стриженный, под жалким капюшоном, так был безумен и глуп. И всё-таки я ничего не добился»,– написал впоследствии он сам.
Людер не мог избавиться от плотских, грешных мыслей, так свойственных молодому человеку, от чувственных снов. Его терзали приступы злобы против собратьев, он испытывал неодолимое желание богохульствовать. Исповедь не помогала. Даже страдающий Христос, по словам Людера, вызывал у него злобную неприязнь. Когда отступала злоба, начинались приступы ужаса и раскаяния. Мартин был уверен, что для него всё кончено, что он проклят и должен умереть.
Однако со стороны казалось, что карьера священника Людера идёт успешно.
Зимой 1508 года Мартин прибыл в Виттенберг, чтобы занять должность настоятеля городской церкви. В этом городе, который теперь считают центром империи Людера, он проживает и поныне.
В Виттенберге Людер познакомился с людьми, которые впоследствии стали его друзьями, соратниками и учениками. Тогда Мартин вёл активную письменную полемику на богословские темы, и ему нужен был псевдоним, поскольку под своим именем многое писать было неудобно. Перебрав несколько, он остановился на Luther. Постепенно кличка, похожая на фамилию, заменила фамилию, так Людер стал Лютером, будем и мы называть его так.
В октябре 1512 года Лютеру присудили степень доктора богословия, но в душе его царил мрак, который, в конце концов, и привёл Мартина к разрыву с монастырём.
Став доктором, Лютер начал готовить свой первый курс лекций для студентов тамошнего университета. Именно тогда он, по-видимому, и сформировал основные положения учения, которое теперь называют лютеранством или евангелизмом.
Принимая степень доктора, Лютер произнёс клятву, которая, в частности, содержала следующие слова:
«Я не стану излагать учений тщеславных, чуждых, осуждённых церковью, неприемлемых для благочестивых ушей; всякого же, кто их проповедует, я укажу декану в течение восьми дней».
Клятву эту Лютер впоследствии нарушил, а золотое кольцо доктора он не носит. Своё клятвопреступление он впоследствии объяснил так:
«Приняв докторские обязанности, я поклялся и дал обет над моим драгоценным Священным писанием верно и ясно его проповедовать и учить ему. Из-за этого учения Папа стал мне поперёк дороги и хотел мне его запретить, но оно всё ещё мозолит ему глаза, и ему будет ещё более тошно, если они не сумеют от меня отвязаться. Так как я – присяжный доктор Священного писания, то я рад, что оно даёт мне возможность выполнять мне мою клятву».
– Вот вкратце и всё, что я знаю о Лютере, благородные господа, – сказал Иоахим Кирхнер, закрывая книгу.
– Значит, чтобы встретиться с доктором Лютером, нам нужно будет ехать в Виттенберг? Он и сейчас там? – спросил Вольфгер архиепископа.
– По-видимому, да, там, – пожал плечами тот. – Но я думаю, что вам лучше ехать не по суше – это долго и небезопасно – а по воде. Наймите хорошую барку, и, пока Эльба не стала, спуститесь вниз по течению прямо до Виттенберга, заодно совершите приятное путешествие, говорят, тамошние виды чудо как хороши! Правда, уже поздняя осень, но и увядающая природа способна внести в душу сентиментального саксонца свои краски, не так ли, ха-ха!
– Мудрый совет, ваше высокопреосвященство, – кивнул Вольфгер, – пожалуй, мы так и поступим. А барку попросим подыскать Фуггеров.
В замковом дворе звякнул колокол. Архиепископ шлёпнул жирными ладонями по столу, как будто убил комара, и поднялся:
– А вот и ужин, а вот и ужин, наконец-то! Благородные господа, думаю, на сегодня серьёзных разговоров достаточно, надеюсь, нас ждёт изысканная трапеза!
Иоахим Кирхнер поблагодарил курфюрста, но от ужина отказался под тем предлогом, что его ждёт жена. Вольфгер и отец Иона последовали за Альбрехтом.
Маленькая столовая зала «для своих» оказалась очень уютной, видимо, Альбрехт Бранденбургский проводил здесь самые приятные часы своей жизни и постарался, чтобы она выглядела наилучшим образом.
Каменный пол в чёрно-белую клетку был застлан ковром, на котором стоял стол, занимающий едва ли не полкомнаты, и кресла с мягкими кожаными подушками на сидениях. В одном углу источал тепло большой камин, в другом громко тикали напольные часы в инкрустированном футляре. Полированный диск маятника и гири блестели позолотой. На стенах, обшитых светлым дубом, висели шпалеры, изображавшие пасторальные сцены, а также вино, фрукты и битую дичь. Посуда на белоснежной скатерти сияла золотом и серебром, резной хрусталь искрился разноцветными огоньками.
– Прошу, господа мои, прошу за стол! – радостно потирая руки, воскликнул курфюрст. – Я приказал своим поварам сегодня удивить меня, посмотрим, насколько им это удалось.
Не успели хозяин и гости занять свои места, как в комнату вошла красивая молодая дама, одетая в очень открытое, расшитое золотой канителью платье. На плечах у неё лежала меховая накидка, в ушах искрились бриллиантовые серьги в виде крошечных виноградных гроздей.
Все встали.
– Познакомьтесь, господа, это Элизабет, – просто сказал Альбрехт.
Элизабет мило улыбнулась гостям и, не сказав ни слова, заняла своё место напротив хозяина дома. Впрочем, за столом она пробыла недолго. Изящно поковыряв заячий паштет золотой вилочкой и пригубив вино, она встала, извинилась, пожелала гостям приятного аппетита и ушла. Оставшись одни, мужчины почувствовали себя более раскованно, и по мере того, как слуги меняли перемены кушаний и вин, пуговицы на одежде расстёгивались, ремни распускались, а речи становились всё более громкими и рискованными.
– Вы ведь, на ночь глядя, не поедете обратно в Дрезден? – спросил Альбрехт. – Переночуете у меня в замке, а завтра с утра продолжим наши штудии о докторе Мартинусе Лютере.
– Боюсь, госпожа Ута будет встревожена нашим отсутствием, – неуверенно сказал Вольфгер. – нельзя ли послать к ней гонца или почтового голубя?
– Голуби ночью не летают, а кнехт, грохочущий кулаком ночью в дверь дамы, доведёт её до обморока, – посмеялся курфюрст. – Ничего с ней не случится, подождёт до завтра. А то ещё хуже, возьмёт, да и дверь ему откроет, а?
Вольфгер принуждённо улыбнулся.
– А тебе, друг мой, чтобы ночью было не скучно, я пришлю кого-нибудь согреть постель. Кого хочешь, блондинку или брюнетку? – продолжал веселиться подвыпивший архиепископ, не замечая, что гости улыбаются только из вежливости. Вольфгер замялся.
«Ему явно приспичило убедиться в том, что я не бессильный старец и не любитель мальчиков, – подумал он, – ну что ж, дадим ему эту возможность».
Альбрехт понял молчание Вольфгера по-своему:
– Раз не можешь выбрать, пришлю двоих! Замок просто кишит белошвейками, прачками и поварихами, должна же от них быть хоть какая-то польза! А тебе, монах? Не красней, не красней, я отпущу тебе этот мелкий грех! Но – только одну, ибо ты лицо духовное, а две бабы в постели монаха – это уже нарушение апостольских заповедей, ха-ха-ха!
***
«Чёрт, нельзя на ночь так наедаться! – отдуваясь, подумал Вольфгер, оказавшись в своей комнате. – Если Альбрехт жрёт так с утра до вечера, он давно должен был лопнуть или помереть от несварения желудка…»
Барон огляделся.
Небольшая комната для гостей выглядела уютно. Окно было закрыто ширмой с изображением каких-то святых, на столе оплывали свечи в серебряном подсвечнике. Большую часть комнаты занимала кровать под балдахином, рассчитанная явно не на одного.
Вольфгер потихоньку начал раздеваться, и тут в дверь постучали.
– Войдите! – крикнул он, чертыхаясь и затягивая обратно завязки шоссов.
В комнату вошли две девушки в одинаковых платьицах, накрахмаленных фартучках и чепцах. Они дружно сделали книксен и представились:
– Я – Агна, а я – Анни.
– Позвольте приготовить вам постель, господин барон! – сказала чёрненькая Анни, которая выглядела посмелее.
Вольфгер заметил, что девушки стремительно переглянулись и обменялись мимолётной улыбкой, явно оставшись довольными осмотром гостя.
«А ведь одна, и правда, брюнетка, а другая – блондинка, – усмехнулся Вольфгер, – ну-ну…»
Глава 10
2 ноября 1524 г.
День св. Ациндина и его спутников, св. Амика, св. Иордана, св. Картерия, св. Марциана, св. Мауры, св. Теодота, св. Юстуса из Триеста.
Утром после обильного завтрака, больше похожего на обед, все опять собрались в кабинете Альбрехта Бранденбургского.
– Как спалось гостям? – вежливо поинтересовался хозяин замка.
– Спасибо, великолепно, – подавляя зевоту, ответил Вольфгер.
Отец Иона молча кивнул.
Сам архиепископ выглядел замечательно. «Экое здоровье надо иметь», – завистливо подумал Вольфгер.
Альбрехт оглядел измятые лица гостей, понимающе ухмыльнулся и бодрым тоном заявил:
– Тогда продолжим! Иоахим, на чём мы вчера остановились?
– С вашего позволения, я кратко изложил нашим гостям биографию доктора Лютера, но сути его вероучения мы вчера не коснулись.
– Ну что ж, пожалуй, с этого и начнём!
Перед архиепископом Майнцским стояла тарелка с орешками в мёду, в которой он копался указательным пальцем, стараясь выкатить орешек покрупнее.
– Вольфгер, хочешь орешек? – спросил он.
– Ох, спасибо, Альбрехт, после твоего завтрака я не смогу съесть и хлебной крошки!
– Это ты зря, – благодушно сказал архиепископ, – когда что-нибудь ешь, думается лучше. Не замечал? Нет? Ну, ладно… Иоахим, мы обратились в слух!
–Э-э-э… Гхм… Да… Позвольте, где это в моих мемориях? А, вот…
Эта история началась давно, как раз в тот год, когда, если вы изволите помнить мой вчерашний доклад, Лютер стал послушником Чёрного монастыря…
Итак, в 1505 году от Рождества Христова папа Юлий II обратился к христианскому миру с призывом делать благочестивые пожертвования на строительство нового здания храма св. Петра. Осмелюсь напомнить, что базилика над могилой первого Папы Римского, то есть именно апостола Петра, была возведена очень давно, ещё в IV веке, но к настоящему времени оказалась почти полностью разрушенной временем. Вот Папа и решил на месте старой церкви возвести новый храм, потрясающий воображение и затмевающий величием и красотой языческие капища старого Рима. Дело, безусловно, богоугодное, но где взять на него деньги? Папская казна была пуста. Тогда-то и возникла идея пополнить её за счёт торговли индульгенциями, причём главным образом в Германии.
Первые десять лет дела шли не особенно успешно, но вот за дело взялись монахи ордена святого Доминика, и всё изменилось. Душой предприятия стал монах по имени Иоганн Тецель. Он имел чин папского субкомиссара и бранденбургского инквизитора. Подобно опытному карманнику (Альбрехт многозначительно кашлянул, но секретарь сделал вид, что не заметил этого), Тецель умело и бесцеремонно избавлял крестьян от последних сэкономленных грошей. Проповедуя в церквах, он восклицал:
«Едва только твои деньги звякнут в моей кассе, и душа твоего грешного папаши тотчас выпорхнет из чистилища», а выдавая индульгенцию, приговаривал: «Ну, наконец-то я уверен в твоём спасении; ну, наконец-то мне не надо больше молиться за тебя и натирать мозоли на коленях!»
– А ведь этот самый Тецель приходил и ко мне в замок! – воскликнул Вольфгер.
– Он много куда приходил, – кивнул Кирхнер, – причём наглость Тецеля доходила до того, что он не стеснялся утверждать, будто индульгенции полезно покупать впрок. Понимаете, что это означает?
– А как же! Отпущение грехов за ещё не совершённое преступление! Ловко, ничего не скажешь, – заметил отец Иона.
– В руках глупца любое благое дело может обернуться неприглядной стороной! – недовольно пробурчал архиепископ Альбрехт, – а тут ещё эта треклятая инструкция…
– Какая ещё инструкция? – удивился Вольфгер.
– Дело в том, что в руки Лютера каким-то образом попала инструкция о сборе индульгенций, составленная в канцелярии его высокопреосвященства, – пояснил секретарь. – Чего греха таить: она была написана неумным человеком и в весьма неосторожных выражениях. Ознакомившись с инструкцией, Лютер впал в грех гнева и сразу же переслал её своему покровителю, курфюрсту Фридриху, который счёл себя оскорблённым, ведь сбор индульгенций поручили не ему! В отместку Фридрих сразу же запретил сбор индульгенций на территории своего курфюршества.
Ободрённый поддержкой Фридриха, Лютер решил действовать дальше.
31 октября 1517 года, в воскресенье, в праздник Дня всех Святых, Лютер со своим ассистентом Иоганном Шнейдером, известным также как Агрикола из Эйслебена, дойдя до замковой церкви, прибил на двери её северного входа отпечатанный в университетской типографии плакат с сочинёнными им девяноста пятью тезисами об индульгенциях. Лютер полагал, что этот плакат повлечёт за собой всего лишь богословскую дискуссию, но он ошибался. Удары молотка Лютера по церковной двери возвестили начало Реформации.
Другие копии плаката Лютер отправил курфюрсту Фридриху и в канцелярию его высокопреосвященства, – секретарь поклонился Альбрехту, – который по долгу службы немедленно переслал их в Рим, Папе. Как вы помните, Юлий II к тому времени уже почил, и на троне святого Петра его сменил Лев X.
Дискуссия в Виттенберге, которой желал Лютер, не состоялась, однако началось стремительное распространение его сочинений по империи, их печатали в Нюрнберге и в Базеле.
К началу 1518 года о тезисах знали уже по всей стране, воистину, беспримерная скорость распространения печатного текста! Говорят даже, что великий Дюрер [49]49
Альбрехт Дюрер– великий немецкий живописец и график.
[Закрыть]был так восхищён тезисами, что подарил Лютеру несколько своих гравюр.
– Вот мы говорим: «тезисы, тезисы», а что, собственно говоря, такого ужасного было написано в этих тезисах? – спросил Вольфгер. – Я их не читал, а ты, отец Иона?
– Нет, я тоже о них только слышал, – ответил монах.
– Пожалуй, будет лучше, если на твой вопрос, Вольфгер, отвечу я, – сказал архиепископ. – Надо отметить, что тезисы – это –суровый, горький и мрачный документ, они написаны, несомненно, одарённым, глубоко и искренне верящим человеком. Правда, верящим по-своему.
Я не буду пересказывать весь документ, остановлюсь только на его главных утверждениях, которые, надо отдать им должное, наносят мощный удар по матери нашей, римско-католической церкви.
Прежде всего, Лютер оспаривает право священников на отпущение грехов. Он утверждает, что подлинное покаяние – это не одноактное действие по требованию «заезжего попа», а дело всей жизни христианина.
Далее, ни от каких небесных кар Церковь освобождать не может, поскольку по его мысли ни Папа, ни, тем более, священники менее высокого ранга не обладают властью над Чистилищем. В принципе, они могут облегчить участь томящихся там грешников только своими молитвами, но будут ли они услышаны богом, неизвестно. И, наконец, Лютер утверждает, что индульгенции не дают гарантии небесного спасения, это просто бумажки, которыми торгуют бессовестные попы.
Хочешь послушать самого Лютера? – спросил Альбрехт. – Прошу.
Он взял заранее приготовленную книгу, развернул её на заложенном месте и прочитал:
«Если бы Папа знал о вымогательстве монахов, он охотнее бы увидел собор св. Петра в руинах, чем согласился бы строить свой храм на содранных шкурах и костях. Почему Папа, который сегодня богаче Крёза, не построит на свои деньги храм св. Петра, а строит его на деньги бедных верующих?
Губительно, когда уверенность в спасительной силе отпущений замещает веру в спасительность креста, о которой свидетельствует Евангелие».
Ты понимаешь, куда он клонит? Благодаря писаниям Лютера, в умах мирян начинает складываться вот какая картина: если до бога доходят только покаянные молитвы грешников, если Господь вовсе не требует от христианина никаких искуплений и жертв, значит, всё, что церковь взыскивала с мирян в течение веков, присвоено ею не по божественному праву, а её земли и крепостные приобретены бесчестно. А отсюда один шаг до идеи секуляризации церковных земель и имущества! Ведь по Лютеру выходит, что богатства Церкви нажиты ей не по Писанию.
Сначала чванливые кардиналы в Риме не понимали, какую страшную мину подвёл под них простой монах августинец. Ну, было лёгкое раздражение, не более того. Упомянутый Тецель хвастливо заявил: «Я добьюсь, чтобы этот еретик взошёл на костёр и в урне проследовал к небу».Тецель, конечно, был инквизитором, но даже в его устах угроза, что называется, не прозвучала. Впрочем, я увлёкся, продолжай, Иоахим.
Секретарь, который вежливо и терпеливо слушал своего господина, стоя за пюпитром, продолжил:
– Как совершенно верно заметил его высокопреосвященство, в Риме сначала посчитали, что речь идёт всего лишь об обычной перебранке между монахами разных орденов – доминиканского и августинского, поэтому дело заглохло – в нём просто никто не захотел разбираться. Ну, в самом деле, какой-то захолустный Виттенберг, какой-то монах по имени Лютер…
А когда хватились, было уже поздно. Только через год орден доминиканцев опубликовал 106 контртезисов, которые Тецель попытался зачитать в Виттенбергском университете, но студиозусы избили монаха и выгнали его из города.
Кроме того, капитул [50]50
Капитул(лат. capitulum) – собрание старших членов монашеского ордена, обладал правами управления орденом.
[Закрыть]ордена отправил в Рим денунциацию, другими словами, донос на Лютера о еретическом содержании его тезисов. Этот донос поставил его в положение подозреваемого в ереси, а это уже грозило костром. В течение 60 дней Лютер должен был явиться в Рим на суд. Памятуя судьбу Яна Гуса, [51]51
Ян Гус– чешский священник, проповедник, мыслитель, ректор Пражского университета, идеолог чешской Реформации. В 1415 году римская курия обманом выманила его из Чехии. Гус был сожжён вместе со своими трудами, его казнь стала одной из причин Гуситских войн.
[Закрыть]Лютер знал, что для него визит в Рим в лучшем случае закончится пожизненным заключением, а в худшем – казнью, и не поехал.
Тогда доминиканцы пошли на подлог. Они сфабриковали за подписью Лютера оскорбительные стишки о римской курии и Папе и послали их кардиналу Кайэтану, папскому куратору над немецкими землями. Возмущённый кардинал пожаловался императору Максимилиану I. Император не стал разбираться, кто прав, кто виноват, он просто подписал заранее составленное Кайэтаном письмо Папе, в котором просил поспешить с осуждением Лютера.
Петля на шее доктора Мартинуса затянулась ещё туже.
В августе 1518 года из Рима ушло письмо курфюрсту Саксонскому Фридриху с требованием арестовать Лютера и препроводить его сначала в Аугсбург, а оттуда в Рим. Казалось, теперь судьба Лютера решена, но Фридрих рассудил по-своему. Он отказался выдать мятежного священника под тем предлогом, что немца следует судить только немецким судом.
И тут Лютеру повезло. Фридрих с этим судом не спешил, а менее чем через год Максимилиан умер, в стране началась ожесточённая борьба за освободившийся трон, и всем стало не до еретика.
Курфюрст Фридрих считался одним из наиболее вероятных претендентов, а поскольку он покровительствовал Лютеру, тот почувствовал себя в безопасности и написал Тецелю довольно дерзкое послание:
«Если такие люди, которые не знают Библии ни по-латыни, ни по-немецки, шельмуют меня самым порочным образом, то для меня это то же самое, как если бы осел орал дурным голосом. Я здесь – в Виттенберге, Мартин Лютер, августинец. И если где-то есть инквизитор, который уверяет, что он может жрать железо и крушить скалы, то пусть знает, что он найдёт здесь, у нас, надёжную охрану, открытые ворота, ночлег и содержание, сообразное милостивому гостеприимству курфюрста Саксонского».
Видя, что добыча уплывает из рук, Рим согласился на суд над Лютером в Германии. Фридрих оказался в западне: теперь он не мог тянуть дело с судом. Друзья советовали Лютеру бежать, но он отказался.
Суд проходил осенью 1518 года в Аугсбурге, в роскошном особняке торгового дома Фуггеров, лучшем и самом богатом доме в городе. Лютер ехал на суд с тяжёлым сердцем. Позднее он писал, что морально был готов стать мучеником.
Судьёй был назначен папский легат, [52]52
Папский легат(лат. legatus papae) – личный представитель Папы римского, направляемый им для особых поручений.
[Закрыть]кардинал Якоб Виа из Гаэты, прозванный Кайэтаном, тот самый, кому прислали подложные стишки. Несмотря ни на что, это был умный и образованный человек. Достаточно сказать, что в возрасте 32 лет он стал генералом ордена доминиканцев. А это, мои господа, очень, очень серьёзная должность.
Кайэтан считался светилом в области богословия, и в Риме полагали, что в судебном диспуте он легко побьёт какого-то монаха-недоучку из немецкого захолустья. Теперь-то понятно, что в этом и заключалась их ошибка, ведь Лютер защищал свою жизнь, а Кайэтан – всего лишь догматику.
Его высокопреосвященство и я, грешный, присутствовали на сём процессе, поэтому я могу обратиться к своей памяти, – задумчиво произнёс Иоахим, отрываясь от меморий.
Надо вам сказать, что это было очень пышное и торжественное зрелище. На суде присутствовали монахи разных орденов. В соответствии с заранее полученными указаниями, Лютер сначала пал пред кардиналом ниц, но сделал это неуклюже, по-мужицки, громко стукнув локтями и коленями об пол. Затем, когда Кайэтан дал знак подняться, встал на колени, и лишь после нового приглашения встал на ноги.
Кардинал объявил, что по поручению его святейшества Папы должен потребовать от монаха смиренного отречения и раскаяния в своих заблуждениях. Тогда Лютер попросил объяснить, в чём состоят его заблуждения. Кайэтан не увидел западни и пустился в объяснения, разрушив тем самым заранее продуманный план допроса, и это поняли и увидели все. Вместо суда, как хотели в Риме, получился теологический диспут, как задумал Лютер.
Лютер был бледен, напряжён, но спокоен, а Кайэтан, помнится, слушал его невнимательно, с трудом сдерживая гнев. Он уже понял свою ошибку…
Легат всё время повторял: «Смирись. Сознайся в заблуждении. Этого и только этого требует от тебя Папа», но Лютер ответил отказом.
Что оставалось делать Кайэтану? Ведь он не мог осудить Лютера, поскольку был связан словом, данным курфюрсту Фридриху.
Суд зашёл в тупик. Лютер не желал признавать свою вину, а легат не желал отступать. Кроме того, Кайэтан не желал слушать Лютера и вникать в его аргументацию. Кончилось тем, что Кайэтан в гневе воскликнул: «Папа повелел мне отлучить тебя и издать о том интердикт. [53]53
Интердикт(лат. interdictum – запрещение) – в римско-католической церкви в отношении человека означал отлучение.
[Закрыть]Иди, и не попадайся мне на глаза иначе как в намерении отречься!»
Мне передали, что кардинал Кайэтан, сам неаполитанец, и, значит, человек, чья душа полна суевериями, после окончания суда раздражённо сказал: «У этого монаха глубоко сидящие глаза, это свидетельствует о том, что его голова переполнена самыми удивительными фантазиями».
Наконец, поняв, что добиться от Лютера отречения не удастся, Кайэтан приказал взять под наблюдение дом, где остановился упрямый монах, и в нарушение договорённости с курфюрстом Фридрихом заготовил приказ о его аресте. Но саксонские советники курфюрста были готовы к такому повороту дел и устроили подсудимому побег.
Лютера подняли среди ночи и, не дав одеться, в одном белье, посадили на лошадь и увезли обратно в Виттенберг. Узнав об этом, Кайэтан послал иск Фридриху, требуя либо арестовать еретика и доставить в Рим, либо изгнать из Саксонии. Фридрих вежливо, но решительно отказал.
Поскольку Рим не хотел портить отношения с возможным будущим императором Священной Римской империи, вопрос опять повис в воздухе. Ходили даже слухи, что Папа якобы обещал произвести Лютера в кардиналы, если Фридрих согласится возложить на себя императорскую корону.
Но Фридрих отказался.
28 июня 1519 года немецкие князья по традиции собрались во Франкфурте-на-Майне в часовне церкви святого Варфоломея, чтобы избрать нового императора.
–Да-а,– внезапно перебил секретаря Альбрехт, – честными эти выборы не назовёшь. Торг – вот правильное слово. Тогда Габсбурги просто купили для себя трон Священной Римской империи. Говорят, что это обошлось им в 850 тысяч гульденов. А поскольку этот род никогда не был особенно богат, деньги им пришлось занять у Фуггеров. В результате императором стал король Испании Карл I, коронованный на трон империи под именем Карла V.
– После выборов римская курия потеряла всякий интерес к курфюрсту Фридриху, поэтому он уже не мог по-прежнему защищать Лютера, – опять продолжил свой рассказ секретарь. – Сигнал к новому «крестовому походу» против Виттенберга подал ингольштадтский [54]54
Ингольштадт– город в Баварии.
[Закрыть]теолог Иоганн Мейер из Экка, тоже монах-доминиканец. Он вызвал Лютера на богословский диспут. Экк слыл лучшим в Германии мастером богословского турнира, поэтому в его победе никто не сомневался.
– А вот, кстати, это не твой родственничек, а Вольфгер? – спросил Альбрехт.
– Вряд ли, – пожал плечами Вольфгер, – ведь он не фон Экк, а какой-то Мейер из Экка, впрочем, я не силён в генеалогии….
– Ладно, сейчас это не важно, – вяло махнул рукой Альбрехт, – продолжай, Иоахим! Много ещё там у тебя осталось? Что-то я утомился, не пора ли нам перекусить?
– Извольте потерпеть ещё совсем немного, ваше высокопреосвященство, я постараюсь быть кратким,– поклонился секретарь.
Он перевернул несколько страниц в книге и продолжил:
Один монах писал про Экка так:
«Его рот, глаза и вся физиономия таковы, что кажется, будто перед вами мясник или грубый ландскнехт, а не теолог. Но чего у него не отнимешь, так это феноменальной памяти».
Диспут состоялся в Лейпциге. В отличие от суда, проваленного Кайэтаном, этот диспут был открытым, на нём могли присутствовать не только богословы, но и университетские преподаватели, студенты и даже бюргеры. На диспут, который проходил во дворце Плессенбург, съехались приходские священники со всей страны.
Можно сказать, что Экк диспут выиграл, потому что ему удалось поймать Лютера на слове и уличить в гуситской ереси, но его победа оказалась пирровой, ведь доводы Лютера в свою защиту услышала вся страна, именно они дали толчок антипапистским настроениям в Германии.
Лютер опять оказался в опасности, но теперь времена изменились: он пользовался в Германии таким авторитетом, что его уже невозможно было схватить и казнить, это повлекло бы за собой бунт, и в канцелярии императора это понимали.
Тогда (с огромным опозданием) было принято решение бороться не с самим Лютером, а с его идеями. Было решено осудить учение Лютера, сжечь все его сочинения и отлучить их автора от церкви.
Летом 1520 года Папа Лев Х подписал буллу об отречении Лютера, а император Карл V запретил «виттенбергскую ересь» и приказал сжечь его сочинения, однако студенты университетов подсовывали неграмотным палачам папистскую литературу, и на кострах инквизиции сгорело больше католических книг, чем лютеровых.
Наконец, Лютер получил буллу об отречении. Она означала окончательный и бесповоротный разрыв с Римом.
И вот, ранним утром 10 декабря 1520 года Филипп Меланхтон по просьбе Лютера вывесил на дверях виттенбергской городской церкви очередной плакат.
Народу собралось немного, всё-таки последствий сожжения папской буллы опасались. Сначала сожгли два тома сочинений Экка, свод канонического церковного права и Summa angelica, [56]56
Summa angelica– сочинение доминиканского богослова Анжело де Чиавассо, в Средние века – католическая теория благочестия.
[Закрыть]потом вперёд выступил Лютер и со словами «Поскольку ты погубил истину божью, погибни сам сегодня в этом огне» бросил в костёр папскую буллу. На следующий день он сообщил о сожжении перед началом своей университетской лекции и провозгласил анафему Льву Х.
Предав огню основополагающие книги римско-католической церкви, Лютер, по сути, объявил ей войну, это поняли все немцы. Лютер писал:
«Если мы караем воров мечом, убийц виселицей, а еретиков огнём, то не должны ли мы тем скорее напасть на этих вредоносных учителей пагубы, на пап, кардиналов, епископов и всю остальную свору римского содома, напасть на них со всевозможным оружием в руках и омыть наши руки в их крови?»
Но Лютер признавал право на насилие только со стороны императора. Он надеялся, что Карл V встанет во главе Реформации, однако просчитался. Лютер не знал, что Карл считал его мерзавцем, а идею Реформации отвергал начисто.
Впервые Лютер встретился с Карлом V на заседании Рейхстага в Вормсе.
Там от него вновь потребовали отречения. Лютер попросил на размышление сутки, потом выступил с краткой речью на немецком языке, которую тут же перевёл на латынь, поскольку император немецкого языка не знал. Вот она:
