Текст книги "Страсти по Михаю (СИ)"

Автор книги: Михаил Корешковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

 

   Михаил Корешковский

   Страсти по Михаю

   I. Человек ниоткуда

   Жил-был мальчик, хаживал в какие-то сельские школы, был актером средней руки, и нежданно превратился в яркого деятеля кино.

   Один румынский писатель недавно сокрушался в интернете – вот, не приняли парнишку, не окончившего даже гимназию, в Академию Театра и Кино в Бухаресте (он провалился на вступительных театрального отделения), и страна потеряла своего величайшего режиссёра.

   Человек знает, о чём речь, потому что парень, нигде толком не учившийся, не читавший ни Пушкина, ни «Как закалялась сталь», в семнадцать лет едва начавший говорить по-русски, вдруг становится Михаем Монтяну – гордостью молдавского и знаковой фигурой советского кинематографа.

   Его младший брат Лука не без доли модной в Румынии русофобии в своих воспоминаниях иронически отмечает, что Михай фактически на русские деньги снимал фильмы о романской культуре.

   Мы любим талантливых людей из мира визуальных искусств – у них особое обаяние. Человеческому гению вообще невозможно завидовать. И загадочен мир, который создает художника, вращается им, окутывает или превращается в него. Каким же был этот неординарный человек? Спина прямая, благородная осанка, во взгляде твердость и решимость?

   Мы обратились через знакомых журналистов к любимой актрисе режиссера Ольге с просьбой об интервью. Представитель Ольги также устно ответил – интервью были даны уже достаточно, и всё уже сказано.

   Автор читал большинство из них, если не все. Сказано, действительно, с повторами, много, кроме одного – о чувствах: как говорил, что дарил, как смотрел...

   Автор этих строк встречал Ольгу в давние времена в кафе «Ынгецатэ» в Кишинёве. Она приходила туда с матерью. Ольга была в облегающем талию цветастом платье с юбкой-колокол. У неё была слава, любовь, молодость. Она вся, казалось, светилась. Официантки, наверное, узнавали её, но дисциплинированно молчали.

   Автор был со школьной подругой, и не знал тогда, что должен поговорить о Михае. Спустя время увиделось, что, кроме молодости, объединяет героинь Монтяну – чистое лицо, непокорный гордый лоб и прорывающаяся страстность.

   О Монтяну сказано уже столь много, столь противоречиво, причем, случается, одними и теми же людьми, что отделить действительность от версии не представляется возможным – правду знает лишь тот, кого уже с нами нет. Сам Михай.

   Да, властно стучал в двери, и они отворялись... Вельветовая куртка с карманами на молниях... Нежный, открытый и легкий... Угощал за свой счет зал ресторана, шутил и радовался веселью... Жёсткий и упрямый... Красивый, щегольски одетый и дерзкий...

   Кто-то собирался за него замуж, но передумал, кто-то был приглашен им писать музыку к фильму, но отказался, якобы, из-за принципиальных разногласий, кто-то был с ним неразлейвода, хотя Михай, возможно, об этом и не подозревал. У него было немного друзей-мужчин, видимо, он выбирал одной с ним творческой породы, а может, любил, потому что любили его. Иначе, наверное, не бывает.

   И собираются штрих к штриху черты человека. Вот он, узнаваемый, похожий на себя. А вот герой книжной серии ЖЗЛ – «Жизнь замечательных людей». Ещё не утихла боль утраты. Ещё не смолкли споры и пересуды. Поэтому автором изменены имена, но неизменной оставлена жизнь.

   Да, нас томит его загадка. ...А давайте-ка снимем фильм о Михае Монтяну, пришедшем к нам из Иноземья. И назовем его, пусть неоригинально, но верно – «Очарованный странник».

   Are you ready? Action!

   Поплывут титры:

   «Семидесятые годы прошлого века – жизнерадостно-суровое, намешанное время: казарменный социализм, контроль за всем и каждым, экспорт революции, с другой стороны – бесплатные образование и медицина, равенство, братство, наследование культурно-гуманистической традиции».

   В Монтяну всё не доказано и недосказано. Удивительно, например, что молодой здоровый парень не отдал долг социалистической родине – не служил в армии, из него не вышибали гражданский дух на военной кафедре и не таскали в лагеря на сборы.

   У него был, говорят, только вид на жительство, и, как иностранец, он не подлежал призыву. Во всяком случае, один кинематографический чиновник в воспоминаниях о Монтяну использует выражение «эмигрировавший к нам из Румынии».

   Другие утверждают, что поначалу его не брали – он не знал русский, а потом болтался на курсах в Москве – это считалось образованием и подготовкой национальных кадров, а там и призывной возраст вышел. Возможно, Михай решил (заставили?) принять советское гражданство для пути наверх.

   В свете нынешней демократии в Республике Молдова интересовался автор этих строк, нельзя ли посмотреть «досье» Монтяну в организации, где люди всё слышали и всё знали. Оказывается, нет, нельзя. Для лиц, не связанных родством. По закону о защите персональных данных.

   С Михаем многое непонятно.

   В тринадцать лет после смерти отца он переходит румыно-молдавскую границу, и оказывается в Бричанах у дедушки с бабушкой. Был по доносу выявлен участковым, этапирован и передан на руки матери в Бухаресте. Перейти советскую границу, которая «всегда на замке»?

   В семнадцать парень с улицы, не имеющий ни жилья, ни знакомств, заявляется к директору молдавского драматического театра в Кишинёве и поступает в труппу. Несмотря на крошечные роли в эпизодах недоросль ликует – он уже артист и живёт в самой лучшей стране, где все люди братья.

   Уже скоро он понял, что окружающие считают его славным парнишкой, но ничего более чем участие в массовке и реплики 'Кушать подано!' не заслуживающим. Я вам покажу – кушать подано! Позже выяснилось, что весь филигранный рисунок актёрской игры в фильмах его рук дело. И когда актриса в цветущем саду щемяще-трогательно раскрывает объятия возлюбленному, она повторяет движение и чувствование человека стоящего слева от кинооператора – Михая.

   А пока посланный в Москву на актёрские курсы Михай вдруг узнаёт, что в соседнем помещении учат на режиссёров, по сравнению с которыми актёры просто мелкая сошка. И становится слушателем Высших режиссёрских курсов, а затем перебирается во ВГИК. Его не должны были принять – он не окончил школу, у него не было свидетельства о среднем образовании. И как он прошёл конкурсный отбор? Правда, и Иосиф Бродский как-то обошёлся семью классами, но он не стремился поступать в Литературный институт.

   А не представил ли Монтяну во ВГИК направление от Министерства культуры Молдавии: каждая союзная республика имела квоту в высших учебных заведениях Москвы? Не освободило ли это его от входного контроля – творческого конкурса? Но дальше-то надо было не вылетать...

   Об этих важнейших годах в Москве почти ничего не известно – с кем дружил, переписывался, любил. В скупых воспоминаниях однокашников – Монтяну со стипендии играющий на бегах, и какая-то девушка, плавающая за сборную России. Читатель, верно, уже включил воображение – Михай, сидящий у бортика бассейна, когда эта красавица с идеальной фигурой в мокром обтягивающем купальнике, как нимфа, выходит из воды.

   И ничего о его университетах, через которые он продирался, о том периоде, когда он мало что знал и многое не умел. Не сохранился дипломный фильм – кто же хранит студенческие работы. А может, мастера, его наставлявшие, а он учился у Ромма и Герасимова, считали его посредственностью? Ни один них не отзывался о нём с гордостью. Вот запись экзаменатора – «Автор этюда обнаружил режиссёрское дарование. Удовлетворительно».

   А посредственность стремительно нагоняла, впитывала и понимала, что Москва не Бухарест, и всё великое делается здесь. Он всегда будет потом стремиться в Москву.

   Неизвестно, как в человеке просыпается художник, непонятно, как после одной ученической работы появляется мастер, заворожено рассматривающий мир. Да, это был дар, с первого же фильма «Лунные поляны», где герой с восторгом и замиранием сердца несёт на руках любимую девушку (её играла Ольга). И подкатывало что-то, и также замирало сердце зрителя.

   Он всегда снимал только о молодости.

   II. Любовь-морковь и всё такое

   Писать стихи Монтяну начал рано. Вот взятые наугад строки того времени (здесь и далее подстрочник автора – М.К.) из газеты «Молдова тынерэ»: «Отстреливаясь, с бурами скачу». И – «Вернись, любимая!/Никогда». Популярна была тогда книга «Капитан Сорвиголова».

   Ясное дело – романтическое мироощущение с любовной линией, мало общего имеющее с действительностью. Наоборот, стихи с рефреном – вернись, любимый! – Михаю будут писать женщины, а он будет отвечать – никогда!

   Ему была чужда причёсанная под общую гребенку жизнь, и наперекор ей влекли яркие и самобытные национальные нравы.

   Он напишет много лирических стихов, с годами всё лучше и глубже. Женская приязнь витала вокруг него всегда. Она была для него, думается, как энергия существования. Когда он видел красивую женщину, буквально расцветал. Не посмотреть ей в глаза – без этого он не мог.

   Во времена его молодости общественная мораль была консервативной – чтобы добиться женщины, надо было на ней жениться. А он обошёлся. Всегда выбирал красавиц. Он был им признателен и благодарен, но не больше. Власти над ним не имел никто – он был как тот кот, который ходит сам по себе.

   Да, Михай тоже согласен был носить их на руках. Но – вникать в их проблемы и переживания, слушать, примиряться? Хм, он даже не знал, что это такое.

   Впрочем, его просто любили. Его любили все. Он приехал в передовую, огромную, с удивительным будущим страну, и сам он тоже был особенный.

  Он снимал, кого хотел. Он мог уговорить любого, даже, как тогда шутили, троллейбус. Экстрасенсы растолковывают: у таких людей очень сильное, плотное и стабильное биополе, и окружающие это чувствуют. Мы не сведущи в тонкостях человеческой природы, но догадываемся – такие, как Михай, делают мир лучше.

   Давным-давно, когда был автор молод и зелен, и сидел на смене в аппаратной рядом с начальницей, она к разговору о Монтяну обронила непонятное:

   – Он настолько выделяется, что, кажется, сам против себя. – И добавила: – Нет более завистливых и мстительных людей, чем творческая интеллигенция...

   Монтяну был ярок, вписался в обстановку и время, и оказал, на поздний взгляд автора, влияние на культурную атмосферу Молдавии. Многие пошли в актёры, журналистику, режиссуру; писать стихи, книги, музыку. Этакий горнист-застрельщик «развитого социализма».

   Его коллеги на него напряжённо «постукивали» – и в партком и, конечно, куда надо. Им нужно было остановить его неуёмную энергию. Он сидел у них в печёнках, они невольно копировали его стилевые решения. Они тоже учились в Москве, но Монтяну оказался чересчур удачливым. И, непонятно как, отхватил больше известности и благ. А они, в принципе, ничем не хуже.

   Но и он был не промах – мог подняться на трибуну и под аплодисменты произнести короткую речь на газетном языке. Или накропать стихи для торжественной кантаты о дружбе народов. Он и в правду был интернационалистом, за смешанное население, потому что от этого получаются самые красивые девушки.

   Его заклятые друзья, похлопывающие по плечу и радующиеся его успехам, не могли ничего против него замыслить, он чуял их повадку, как гончая, в потаённой борьбе всегда опережая на шаг.

   Справедливости ради надо сказать – была на киностудии пара-другая нешумных и тонких режиссёров, «понаехавших» некогда по распределению. Их вклад в развитие молдавского кинематографа значителен. Но они со временем перебрались от национального своеобразия кто в Москву, а кто заграницу. А «раскрутиться» удалось только Монтяну. Именно ему досталось всё золото славы, как олицетворению Молдавского кино.

   У Монтяну была редкая черта – он не мог отказать представительницам прекрасного пола в помощи: он ссужал их деньгами, устраивал на работу, определял учиться, проталкивал их малышей в детсады и ясли. Мало того, это делалось охотно, ему всё было легко. Думается, иногда его беззастенчиво использовали.

   Он любил, когда его хвалят. Обычно он был занят, не имел свободного времени, но стоило только сказать при встрече в коридоре – 'Я смотрела ваш...' или 'Я читала ваши...' – он останавливался и с интересом выслушивал. А потом уже можно было переходить к просьбе.

   Жена моего тогдашнего коллеги, машинистка редакции кинопрограмм, не могла устроить ребенка в специализированный детсад – группы по восемь детей, усиленное питание и прочее. Врачебная справка имелась, но мест, считалось, не было.

   Михай зашёл в детсад и попросил взять ребенка. Заведующая его не узнала, и скучно пояснила – болезненных и ослабленных детей много, и всех принять мы не можем. Михай улыбнулся своей знаменитой улыбкой – одними глазами, и сказал, что ребенок ждёт в коридоре и хочет есть, а если его не примут, он отправится с ним прямиком в горком партии и попросит проверить – все ли дети в этом учреждении болезненные и ослабленные... И ребенка «в порядке исключения» тут же приняли.

   А вам встречались такие, как Михай? Really? Так вот – вся его доброта кончалась на съемочной площадке. Там те же самые дамы тряслись от его рыка, и готовы были обмочиться.

   Монтяну любил хороший анекдот и знал их множество. И когда шел в высокий кабинет пробивать фильм, то мог устроить там «Час Анекдота». Студенты, а Монтяну в лучшие времена преподавал во ВГИКе, знали, как его задобрить – рассказать в лицах серию анекдотов.

   Будущая супруга автора встречала Михая в коридорах техуправления киностудии «Молдова-фильм», когда выходила покурить. Он звал ее пацанкой за возраст и короткую стрижку, и обычно говорил:

   – Слышишь, пацанка, хочешь анекдот?

   Вот один из них. Кажется, он придуман им самим.

   "Где-то сидит мужская компания и, конечно, выпивает. Кто-то говорит – а не поехать ли нам к девочкам в номера.

   – Поехали!

   И наш герой оказывается рядом с роскошной красоткой, и та предлагает:

   – Ну что – дилижанс?

   Он испугался, какой дилижанс? Вдруг он не сумеет, опозорится.

   – Нет, нет, в другой раз.

   Но в голове засело: а что же такое дилижанс?

   На следующей попойке спрашивает у друзей:

   – Парни, а что такое дилижанс?

   – Как? Ты не знаешь, что такое дилижанс?

   Все валятся со стульев.

   – Да, не знаю! Ну и что?

   Компания подыхает со смеху и тычет в него пальцами.

   Он растерянно уходит. А спрошу-ка я жену. Взрослая женщина, и, наверное, знает.

   И как-то в постели спрашивает:

   – Ну что, дорогая, дилижанс?

   – Ах, дилижанс? С порядочной женщиной дилижанс? Ну, теперь мне всё понятно!

   Жена одевается, забирает детей и уходит к матери.

   Ошарашенный, он бежит к своей единственной тёте. Тётя при смерти.

   – Тётушка, дорогая, вы мне вместо матери. Ради всего святого, заклинаю вас, скажите мне, что такое дилижанс?

   – Ах, дилижанс! – восторженно выдыхает тётушка и умирает.

   Он бежит домой, достает из тумбочки пистолет и пускает себе пулю в лоб..."

   Михай замолчал. Слушательница подумала и спросила:

   – А что же такое дилижанс?

   Он улыбнулся:

   – Пацанка, вот для этого вопроса и рассказывается анекдот.

   Не правда ли, изящная вещь, с лёгкой иронией и провокацией слушателя. Сценарии всех своих фильмов он писал сам. Читатель, наверное, помнит, что Монтяну – земляк Ионеско, и, возможно, они даже сталкивались в коридорах Академии Театра и Кино в Бухаресте.

   – Что ты такое несёшь? – возмутилась хорошая знакомая с киностудии «Молдова-фильм», ознакомившаяся с заметками автора. – Он не прочь был пописывать, но до Ионеско ему далеко. У нас была литературная страна, и тогда писали многие. Да, он был широким человеком, но одновременно жмот, куркуль, копейки не упустит. В то время считалось на киностудии хорошим тоном на своей идее дать заработать сценаристу. А ему хотелось урвать ещё и гонорар за сценарий...

   Она права и нет. По иронии судьбы Ионеско и Монтяну, хотя и в разное время, учились в Бухаресте в одной престижной гимназии (мать Михая, видимо, смогла его туда определить). В этой гимназии, по легенде, Михай и тиснул в стенгазете свои первые стишки. Но талант, конечно, по воздуху не передаётся.

   Да и товарно-денежные отношения пронизывают жизнь. Во времена БАМа жаловался автору помощник председателя Молдавского Гостелерадио, что пишет, к примеру, праздничный сценарий для шефа, и получит за это рублей пятьдесят-шестьдесят. А шеф отправляет этот сценарий за своей подписью в производство на телевидение и получает за него восемьсот-девятьсот рублей. Помощника держало на должности обещание квартиры.

   Сам Иван Иванович Бодюл, начальник республики, в начале перестройки вдруг стал создателем киносценария о колхозной жизни. О деталях можно догадываться. Тот же самый председатель Молдавского Гостелерадио, приходя к нам на комсомольское собрание в телецентр, мог говорить три четверти часа без бумажки на темы коммунистической морали, нравственности и построения нового общества.

   На фоне таких пламенных коммунистов Михай выглядит сущим ангелом. Автор, между прочим, некогда тоже разделял веру в светлые идеалы.

  – Михайликэ, – уменьшительно-ласкательно звал Монтяну секретарь парткома, кисло улыбаясь, – ты наша смена... И аккуратно собирал все доносы, стекающиеся к нему в кабинет, и записывал сплетни. Так его учили в партшколе: если записано где, когда и кто – это уже документ. Почему этому беззаботному баловню всё, а другим?.. И что эти породистые бабы в нём находят?.. Вот он из крестьянской семьи, за его плечами университет и совпартшкола; он следит за собой, и отлично выглядит для своего возраста, даёт девушкам служебный телефон, а никто не звонит... Ему не хватало главного – заявлений самих женщин о предосудительном поведении Михая. А они не желали их писать, и, по слухам, даже если залетали, разбирались сами. Ну, ты дождёшься...

   Лука Монтяну пишет – однажды Михай по пустынной улочке возвращался из гимназии. Сзади шёл парень, и Михай почему-то понял, что тот направляется к нему. Сейчас начнется – эй, малец, дай пятнадцать грошей! А потом, независимо даст он или не даст эту мелкую монету, начнется избиение с отбиранием всего.

   Парень нагнал его и положил руку на плечо. Михай схватил свободной рукой его кисть, прогнулся вниз и выбросил правую руку с портфелем ему в лицо. Тот отпрянул, схватился за лицо руками и, бормоча «Crucea mati!» (твою мать! – М.К.), пошёл назад.

   Михай очень гордился этим случаем. Он никогда не дрался ни во дворе, ни в школе. Этот способ самоутверждения был ему не нужен – он летал в иных сферах.

   Говорят, у Ольги были с Михаем сложные отношения. Сложность была проста, но болезненна – Ольга хотела за него замуж, а Михай этого не хотел.

   Интуитивно он чувствовал необходимость всё время, всегда, вечно быть в движении. Быть вдвоем – застыть в маленьком замкнутом мире, быть замурованным в капсулу, из которой не выбраться. К тому же Ольга была ему дружески близка и понятна, но еще многие были прекрасны, таинственны и непознанны. И, возможно, было лучше для Ольги любить вне, чем страдать внутри провального союза.

   Ольга, наверное, одна из немногих, кто был ему предан всегда.

   Любвеобильность подвела Монтяну – была какая-то интрижка с несовершеннолетней. Родители девушки требовали наказания, мораль была строгой, а закон суров и справедлив. Следствие не спеша разбиралось, поставив в известность партийные органы.

   В Госкино запахло скандалом. Стали умывать руки; пришла долгожданная пора производственной характеристики: '...Неоднократно замечен... Моральному облику строителя коммунизма не соответствует. ...Духу коллективизма не привержен. ...В фильмах фальшиво отражает советскую действительность...'

   Как-то сокурсник автора – его мать работала в Комиссии партийного контроля при ЦК Компартии Молдавии, и дело партийца Монтяну проходило через её отдел – выразился в том духе, что Монтяну, оказывается, большое трепло. И фамилия его вовсе не Монтяну, и бабушка его с Лениным не работала...

   Естественно, последовал вопрос:

   – А как его фамилия?

   – Монтецкий.

   – И кто же он по национальности?

   – Еврей.

   Подход партии был принципиальным – аморальное поведение это одно, а уголовное преследование другое. Не может же коммунист сидеть в тюрьме и платить там членские взносы.

   Михаю, видимо, парткомиссия задавала неудобные вопросы, иначе с чего бы, если раньше родители во всеуслышание назывались сельскими учителями, то теперь отец вдруг оказался мельником, а мельники в фольклоре связаны с нечистой силой, и носители всяческих легенд, оттуда, де, его романтическое видение.

   Со слов матери друг рассказывал, что дело дошло до самого И. И. Бодюла, первого секретаря ЦК Компартии Молдавии. Бодюл, видимо, в решении сомневался и, будучи на своём посту преемником и протеже Брежнева, позвонил верховному шефу посоветоваться.

   Девичью честь мужчины не очень высоко ценили – сама виновата! – но репутационный ущерб для молдавской культуры в случае осуждения Монтяну видели. С предложением спустить дело на тормозах Брежнев согласился, но в свойственной ему манере добавил:

   – Скажи этому специалисту, если он не уймётся, мы вышлем его обратно в Румынию. И дай ему строгача с занесением.

   И Бодюл, в воспитательных целях, действительно пригрозил репатриацией как вопросом, который будет рассматриваться.

   Для Монтяну будто небо упало на землю.

   По воспоминаниям он метался по кабинетам Мосфильма и Госкино, ища, видимо, заступничества – как, его, знаменитого режиссёра, за якобы аморальное поведение собираются выслать. При слове «выслать» от него все шарахались.

   – Первый раз не считается, – ухмыльнулся в коридоре Мосфильма знакомый кинооператор, – партбилет на стол, и руководи себе любительской студией во Дворце культуры. А что, Румыния такая уж плохая страна?

   III. Действующие лица

   В те времена в столице жила легендарная Фаня Абрамовна, секретарь секции мультипликации Союза Кинематографистов, человек добрейшей души, обаяния и природной мудрости. Её знала, кажется, вся так называемая богемная Москва. Журналист Артём Боровик в своих заметках из кошмара Афганистана среди роящихся в голове московских подсознательных ассоциаций упоминает о ней.

   К ней хаживало много всякого народа – кто по делу, кто посоветоваться по жизни, а бывало и просто пообщаться и поделиться новостями. И находилось и тепло, и участие, и здравый смысл. Словом, не как тётка чужая, а как мать родная. Мультипликаторы, её подопечные, вообще на неё молились. У нее была лёгкая рука – неведомо как проблемы рассасывались, дела улучшались, а новый день становился светлее предыдущего.

   Супруга автора, как уже было сказано, имела некоторое отношение к кинопроизводству, и на каких-то московских кинопосиделках познакомилась с Фаней Абрамовной, выбранной в президиум.

   Фаня Абрамовна могла достать билеты в любой театр на любой спектакль. Супруга подходила к окошечку администратора и неуверенно произносила:

   – Я от Фани Абрамовны.

   И чудесным образом появлялся заветный билетик.

   Михай Монтяну добрался до Фани Абрамовны, и та сказала:

   – Мишенька, высылают только политических. Из-за женщины не выслали еще ни одного человека. В крайнем случае, вас посадят, но сидеть вы будете в Советском Союзе... А вы не пробовали, Мишенька, заняться работой? Покажите им, что вы стоите.

   И он показал, и доказал, что стоит много.

   Но и Михай урок выучил – быть осторожным. И – никакой антисоветчины. Он настолько всего остерегался, что даже не переписывался с матерью и братом, живущими в Румынии.

   Как-то Ермаш, председатель Госкино, спросил своего зама Павленка, отвечающего за художественное кино, что тот думает о Монтяну.

   – Благонамерен, – осторожно ответил Павленок, – несмотря на непролетарское и некоренное происхождение.

   Ермаш буркнул:

   – У нас таких хватает. Ну, тебе видней.

   Итак, она звалась Натальей.

   Это имя матери Михая, чьё влияние на его судьбу, судя по всему, было решающим. В начале 1944 г. семья Монтяну, до этого проживавшая в Бессарабии, оказывается в Румынии – бежит от наступающей Советской Армии. Они, бездомные, пользовались поддержкой государства, значит, у них было румынское гражданство. Когда же они стали гражданами Румынии?

   Не после ли аншлюса Гитлером Австрии, когда румынское правительство вдруг озаботилось, что значительная часть населения Бессарабии, прихваченной после развала Российской империи, ещё ходит с паспортами российскими? Был предпринят простой и эффективный способ давления – угроза сверхналогов для неграждан. И множество людей запросили румынское подданство.

   Михай признавал, что отец владел мельницей. Но если они были «буржуями», почему в 1940 г. после вхождения Молдавии в СССР их не «подняли», т. е. в течение одной ночи не отправили в Сибирь? А если они были евреями, как они уцелели в массовых расстрелах начала войны?

   Румынская Википедия утверждает из ряда вон выходящее – Наталья Монтяну после войны работала в советском посольстве в Бухаресте. Так просто в наши посольства не попадали. Возможно, она владела несколькими языками, но являлась перемещённым лицом, что, наверное, было известно. В 1940 г. все жители Бессарабии автоматически получили гражданство СССР, а в период оккупации 1941-1944 гг. вновь действовало румынское подданство. Считало ли посольство Наталью сохранившей советское гражданство? Читатель ещё не запутался?

   На наше письменное обращение, какую должность занимала в посольстве Наталья Монтяну, и каков был круг её обязанностей, архив МИД России сообщил, что кадровый состав советских дипломатических представительств находится ещё – кто бы сомневался! – под грифом секретности.

   Семья Михая, как мы знаем, избежала большевистской высылки. Не была ли Наталья в довоенной Бессарабии связана с коммунистическим движением?

   Не секрет, что по мере приближения советских войск режим диктатора Антонеску удивительным образом смягчался по отношению к румынским евреям, а перед падением уже впрямую защищал их от немцев. И не являлась ли эвакуация семьи Монтяну в Бухарест агентурной заброской в целях политической разведки?

   Напомним, что в Румынии и во время войны продолжало действовать коммунистическое подполье. Издавалась и подпольная газета. Советский Союз активно зондировал правящие круги и элиты Румынии на предмет заключения мирного договора и выхода из войны. Немцы потеряли бы румынскую нефть, и это стало бы концом Германии.

   Теперь известно: королевский двор и оппозиционные партии договорились о госперевороте, а вооружённые отряды дали коммунисты. После ареста Антонеску моментально оказался под охраной на конспиративной квартире Компартии, а затем был вывезен в Москву.

   В любом случае, если Наталья работала в советском посольстве, то была полностью проверенным и даже доверенным лицом. И тогда понятно, кто обеспечил репатриацию Михая – документы на него готовили в посольстве, где работала его мать.

   И ясно, как вся семья смогла позже встретиться в молдавских Бельцах – Наталье не составляло труда получить советскую визу. Именно там они втроём, утверждает брат Михая Лука, смотрели какой-то американский фильм, произведший на Михая незабываемое впечатление, и приведший его, в конечном счете, во ВГИК.

   Но кто был у Натальи в Бельцах? Была ли она оттуда родом? Почему Лука буквально пишет – «на квартире матери в Бельцах»? Сам Лука Монтяну тоже загадочен. Можно даже сказать, что воспоминания Луки есть, а вот его самого как бы не существует. Неизвестно, когда он родился, где учился, чем занимался. В своих записках он невнятно пишет о детстве – судьбе было угодно, чтобы Михай остался с отцом, а я с матерью.

   Возможно, есть вещи, о которых он хочет умолчать.

   Интернет полнится Михаем, а о родном ему человеке ничего. Всеведущий Google всего лишь указывает, что некий Л. Монтяну имел отношение к продюсированию румынского кино, и что в Facebook имеется ник «Лука Монтяну», зарегистрированный в Бухаресте. Однако на запрос с разъяснением нашего интереса к личности Михая Монтяну владелец ника не ответил.

   Никто не слышал, чтобы Михай упоминал о брате. Конечно, он был пуганой вороной, сроднившейся со стреляным воробьем. Времена были смутные, и не все контакты за границей приветствовались. Возможно, Михай не хотел засвечиваться связью с родственником, проживающим за границей, да ещё в Румынии. Но может быть, как ни горько это звучит, он не считал его братом. Во всяком случае, вопреки упомянутым запискам, в эвакуацию Михай отправлялся ещё только с отцом и матерью. Вероятно, именно появление в семье Луки стало причиной разлада у родителей Михая. Странно, что младший брат замалчивает место и год рождения. Не мог ли быть у Луки другой отец? Не появилась ли время спустя у Натальи другая семья?

   Отношения Румынии со старшим восточным другом были не безоблачными.

   Румыния своевольно не желала плыть в предписанном ей Советским Союзом фарватере, и Москва всякий раз формулировкой при очередной годовщине освобождения Кишинёва «от немецко-румынских захватчиков» намекала визави на прошлое союзничество с нацистами. Со своей стороны Румыния считала Молдавию своей исконной территорией, и всегда косилась на большого соседа.

   И посети Лука по делу «Мосфильм», Михай при встрече сделал бы вид, что они незнакомы.

   Как-то Михай признался Ольге – ему снилась мать, такая, какой он видел её в последний раз. Её будто бы пригласили в приличное общество выступить с лекцией по кулинарии, а мать, против обыкновения, застеснялась и отказалась. Он не понимал, что это значит.

   Замечено – многие его избранницы были кареглазыми темноволосыми смуглянками. Возможно, он подсознательно выбирал их по облику матери. Ольга чувствовала – он был потерянное дитя. В скудную студенческую пору, пишет Ольга, мать посылала ему из Бухареста модную молодёжную одежду.

   Монтяну привозил, помнится, на Республиканский телецентр свой фильм «Цыганская рапсодия»; хотел, видимо, похвастаться. Конечно, примчались посмотреть и его коллеги, благо киностудия «Молдова-фильм» находилась через шоссе напротив. Автор пошёл в просмотровый зал вместе с сослуживцем. Сидели в ожидании просмотра где-то во второй половине зала и переговаривались.

   Вдруг ряда три-четыре вперёд мы как-то одновременно увидели знакомую плешь, и понимающе переглянулись. Это был уже упомянутый Иван Иванович Бодюл, глава республики. Само собой справа и слева от него возвышались двое верзил – телохранители. Мы догадывались, что в зале присутствует еще два-три десятка мужчин в штатском – только с двумя охранниками он не ходил. И, может, незнакомый парень в пиджаке слева от нас из этих – что-то был он слишком спортивным и слишком аккуратно подстрижен.