Текст книги "Вестник далекой катастрофы"

Автор книги: Михаил Гребенюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Они не знали, кому он принадлежит. Значит, это может быть спасательная экспедиция? Мы с тобой должны бороться! Я надеюсь на твою помощь.

– Я сделаю все, профессор, что смогу.

Фил Карриган принялся разбирать свой лазерный пистолет. Стоун включил экраны обзора и долго смотрел на фиолетовые, скалы Ивера.

– Почему вы вообще связались с моим отцом? – вдруг вскинул голову Карриган-младший. – Вы же человек науки.

После смерти Дженни Рэндольф Стоун явно сдал. С большим трудом, без воодушевления написал несколько работ, что позволило ему утвердиться в университете.

Однако, не терпящий дельцов от науки Стоун однажды высказал в резкой форме все, что думал о своем декане. От него потребовали публичного извинения. Стоун послал декана ко всем чертям. Карьера преподавателя кончилась. Вскоре кончились и сбережения. Наступили черные дни.

Однажды в маленьком ресторанчике у бензоколонки Стоун встретил своего одноклассника Энгсли.

Профессор сидел в углу и пил тепленькое пойло, которое почему-то называлось «кофе по-шоферски». Энгсли зашел погреться, пока заправляли его машину. Стоун сразу узнал коротышку. Еще в школе Энгсли отличался деловыми талантами: менял то карандаш на тетрадь, то тетрадь на циркуль.

Теперь у другого проема стоял лучезарный, судя по всему преуспевающий Энгслн, за окном два парня в комбинезонах наводили лоск на дорогую машину Энгсли. Сам он брезгливо рассматривал незатейливую обстановку ресторанчика и его посетителей.

– Рэнди, неужели это ты? Или я ошибся?

– Хочешь что-нибудь поменять? – спросил не очень-то приветливо Стоун.

Он не испытывал уколов самолюбия при этом неизбежном сопоставлении: успех и неудача, богатство и бедность. Просто скучно говорить с такими, как Энгсли. Однако Энгсли уже подсел к столику и заговорил о том, что всегда говорят при встрече со знакомыми детства: как быстро течет время, как они «с тех пор» переменились. Потом Энгсли тактично сообщил о себе. Он имел хорошее место, у него были отличные перспективы, красавица жена, дети…

– Ну, а как ты, старина?

Абсолютно неожиданно для самого себя Рэндольф Стоун разоткровенничался, как обычно откровенничают с дорожными попутчиками, веря, что никогда с ними не встретятся и краснеть за признания не придется.

– Понимаю, старина, сочувствую, – закивал Энгсли. – Вообще, грустно…

Погоди, погоди, – вдруг заволновался он, – так ты тот самый Стоун, который, как уверяют, решил проблему единой теории поля?

Рэндольф Стоун впервые с момента встречи с интересом взглянул на собеседника.

– Собственно, откуда такая эрудиция?

– Я инженер, старина.

– Вот как? Мне почему-то казалось, что ты не в состоянии отличить бифштекс от редуктора.

Энгсли обиделся, но не подал вида.

– Слушай, Рэнди, плюнь на этих университетских чистюль. Я могу тебе помочь. Попытаюсь уговорить босса. Нам нужны мозги.

– Кто твой босс?

– Мак Карриган.

– Понятия не имею. Физик?

Энгсли пришел в восторг. Он долго хохотал, хлопая себя по коленкам.

– Ну, Рэнди, это слишком. Это нефть. Высокопрочные сплавы. Титан.

Ракетное топливо. Космические корабли. Электронная аппаратура… Право, легче назвать то, чем он не занимается… Физик!

– Значит, этот самый Мак Карриган на досуге будет разрабатывать со мной единую теорию поля?

– Не дури, Рэнди. Настоящая наука у нас. Университетам достаются объедки. Лучшие мозги у нас. Лучшие лаборатории у нас. Оборудование – мечта! Так поговорить, Рэнди?

– Валяй, – вяло согласился Стоун, совершенно не веря в реальность предложения.

Энгсли приехал за Стоуном недели через три после встречи.

– В таком виде я не могу представить тебя боссу, – осмотрел он профессора. – Ничего посвежее не осталось?

– Нет, – признался Стоун.

– Ладно. Что-нибудь придумаем дорогой. Поехали.

Они завернули в магазин готового платья, Энгсли протянул Стоуну несколько бумажек.

– По-дружески, старина. Отдашь, как только босс возьмет тебя.

На улице Энгсли придирчиво оглядел облик возрожденного профессора:

– Ничего. Сойдет. Не робей.

Стоун и не робел. Даже если Мак Карриган и не захочет воспользоваться его талантом, то он все равно будет в некотором выигрыше: любопытно поговорить с самым богатым человеком страны.

Однако сам Энгсли становился все более смирным по мере того, как лифт возносил их на сороковой этаж. Лучезарное сияние вокруг Энгсли угасло.

В приемной Карригана Энгсли явно уменьшился в размерах. Когда же секретарь отворил дверь в кабинет босса, голос школьного друга стал робок и заискивающ.

– Это профессор Стоун, о котором я говорил вам, сэр.

– Отлично, – густым басом отозвался Мак Карриган. – Подождите в приемной, Энгсли. Вы мне еще понадобитесь.

Стоун с любопытством разглядывал кабинет богатейшего человека в мире.

Странно, ничего особенного в нем не было. Обычные панели из пластика, длинный стол заседаний, рядовой рабочий стол, пульт связи.

– Добрый день, мистер Стоун.

– Добрый день, мистер Карриган. Это верно, что вы самый богатый человек в нашей стране?

Мак Карриган не ожидал подобной наивной прямоты.

– Сомневаюсь, – отозвался он. – Однако пытаюсь им стать.

– Непомерное богатство доставляет вам радость?

Карригана забавлял неожиданный ход беседы.

– Пожалуй, я могу быть с вами откровенным.

Каррриган усмехнулся.

– Деньги, мистер Стоун, – это власть. Это возможность повелевать и вершить.

– Вы счастливы?

– Странно в устах ученого звучит столь расплывчатый термин… Что та кое, собственно, счастье? Если понимать под этим обладание, то – нет.

Неизбежно наступает пресыщение. Безграничные возможности для осуществления самых дерзких замыслов – вот что такое счастье, мистер Стоун… Впрочем, давайте перейдем к нашему делу.

Время, отведенное на психологические экскурсы, было исчерпано. За столом против Стоуна сидел седой человек с жестким и умным взглядом.

– Вы занимаетесь единой теорией поля? Так? Меня интересует практическое использование.

– Мне кажется, что на первом этапе практического использования не предвидится.

– Почему же вы работаете над этим?

Стоун потрогал жесткий подбородок.

– Лет двести назад некто Буль разработал раздел математики, названный алгеброй логики. Это было изящно, остроумно, точно и никому не нужно.

Однако в начале сороковых годов нашего века было обнаружено, что расчет электронно-вычислительных машин невозможен без применения этой алгебры.

– Я не уверен, что проживу такой срок.

Стоун встал.

– Благодарю вас, мистер Карриган, за редкую возможность побеседовать с вами.

Мак Карриган улыбнулся.

– Погодите, профессор. Именно таким нарисовал ваш характер Энгсли. Вы мне нравитесь, и я готов предоставить вам возможность заниматься проблемой, которая пригодится нашим правнукам. Нужно же иногда думать и о по потомках. Однако, я полагаю, вас не затруднит решение некоторых проблем, которые понадобятся через год. Например, движение небесных тел солнечной системы… астероидов, комет.– Рзндольф Стоун был ошеломлен.

Этот человек обладал железной хваткой, нужно было отдать ему должное. – Энгсли познакомит вас с моим заместителем, и вы сможете обговорить условия.

– Благодарю.

Так профессор Рэндольф Стоун стал работать в мозговом тресте гигантского промышленного объединения Мака Карригана.

Условия были отличные, лаборатории великолепные, задания необременительные. Оставалось много свободного времени, и однажды Стоун решился извлечь из дальнего ящика заветную рукопись.

С виноватой улыбкой разглядывал он пожелтевшие страницы и, кажется, слышал вступительные такты «Маленькой ночной серенады».

Он решительно взялся за работу и наконец пришел к финишу: на отдельном листке вывел шесть изящных уравнений, в которых было обобщено все, что до сих пор рассматривалось независимо друг от друга – слабые взаимодействия, мезонные поля, гравитация, электромагнитные излучения.

Стоун был счастлив. Однако публикацию своего труда отложил. Он присмотрелся за это время к объединению Мака Карригана, и в его душу начали западать сомнения. В лабораториях существовали какие-то отделы, где ему ни разу не удалось побывать. Велись, судя по всему, секретные исследования.

Стоун заметил также, что зачастую политические оценки в стране и за рубежом, которые в разговоре нередко высказывал Мак Каррнган, через определенное время повторялись прессой и весьма ответственными деятелями правительственных учреждений. Вот она – власть, о которой говорил при знакомстве Карриган…

Из шести уравнений следовали совершенно неожиданные практические выводы. В руках таких людей, как Мак Карриган, любое открытие могло превратиться в оружие. Стоун с мрачным сарказмом думал иногда о том, что среди подобных властолюбивых джентльменов можно было без особого труда отыскать деятелей, лакированные башмаки которых прятали раздвоенные копытца. Поэтому его работа в один прекрасный день перекочевала в сейф скромного агента по страхованию недвижимости, сам же Стоун принялся тайно монтировать прибор.

Когда началась эта авантюра с Ивером, профессора пригласили на совещание в боссу.

Карриган молча разглядывал приглашенных. Шел двенадцатый час ночи. В кабинете было прохладно. Работали установки ионизированного воздуха.

Пахло хвоей и дождем.

Стоун с любопытством изучал штаб Мака Карригана. «Наполеон и его маршалы, – подумал он. – Интересно, к какому походу мы будем готовиться?» Вертлявый Энгсли, неприятный субъект с мрачным взглядом по имени Маори, резковатый Генри Шварц, подтянутый краснолицый джентльмен с военной выправкой Пит Алькатрос. Рядом с боссом – Роск Дилннгер.

Стоун чувствовал себя инородным телом в этом обществе.

– Мы пригласили вас, профессор, чтобы узнать ваше мнение по следующему вопросу, – начал Мак Карриган. – Что вы думаете об Ивере? Я имею в виду пРоскт, предложенный советским астрономом Красновым?

– О превращении Ивера в управляемую космическую обсерваторию? – уточнил Стоун.

– Да.

– Весьма любопытно. Создание такой обсерватории позволит нам лучше знать дом, в котором мы живем. Для вас, я думаю, не новость, что многочисленные астероиды играют с Землей в жмурки. Падение достаточно массивного астероида на Землю маловероятно, однако не исключено. Это может вызвать грандиозную катастрофу. Обсерватория на Ивере – своеобразный космический патруль Земли. Она могла бы прогнозировать солнечную активность, метеоритную обстановку при подготовке космических полетов, не говоря уже о наблюдениях за планетами и звездами. Если размеры астероида достаточны, то персонал обсерватории будет защищен от метеоритной и радиационной опасности лучше, чем в самом современном космическом корабле.

– Вы полагаете, что можно создать силовые установки, способные управлять движением Ивера?

– Да.

– Я попрошу вас подготовить расчеты.

– Хорошо… Вы намерены создать обсерваторию на астероиде?

– Почему бы и нет? Мы не должны уступать инициативу русским.

Рэндольф Стоун ушел с совещания с весьма противоречивыми чувствами.

Подобный эксперимент вызывал у него куда больше воодушевления, чем все, что ему приходилось делать в фирме Карригана. Однако сомнительно, чтобы Мак Карриган мог бескорыстно жертвовать свои миллионы науке, прогрессу.

Необходимые расчеты Стоун выполнил в срок. И дело пошло. С лихорадочной быстротой началось изготовление силовых установок, на секретном ракетном полигоне снаряжался космический корабль, была закуплена самая современная портативная вычислительная машина.

За месяц до отправки экспедиции на Ивер Мак Карриган снова пригласил к себе Стоуна.

– Как бы вы отнеслись, профессор, к предложению стать техническим руководителем работ на астероиде?

Рэндольф Стоун растерялся.

– Я не подготовлен к такому обороту дела.

– Подумайте.

В конце концов Стоун согласился.

– Мне бы хотелось, – сказал в ответ на согласие ученого Мак Карриган, – чтобы вы хранили молчание об экспедиции.

– Почему?

– Не хочу преждевременно поднимать шум. Хочу воспользоваться методом русских. Они сообщают о достижениях только тогда, когда располагают достоверными данными об успехе… Скажите, профессор, вы не будете возражать, если я поручу вам дополнительное дело? Это моя личная просьба.

– Я вас слушаю.

Мак Карриган нажал кнопку. Из боковой двери в кабинет вошел юноша.

– Знакомьтесь, профессор. Мой сын – Фил… Мальчишка увлекается астрономией и хочет участвовать в экспедиции. Мне его планы не доставляют удовольствия. Все-таки, знаете ли, космос есть космос.

«Ну, конечно, нас ты купил, и опасности, которые грозят нам, тебя не волнуют», – подумал Стоун.

Однако младший сын Карригана ему понравился.

– Вас удивили склонности Фила? – улыбнулся Мак Карриган.

– Да, – откровенно признался Стоун.

– В старинных русских дворянских родах существовала традиция: старший сын становился наследником, младшего посвящали церкви. В наши дни, профессор, космос стал новой религией.

– Сочувствую.

– У мальчика идея фикс. Он верит в то, что астероиды являются осколками Фаэтона, и намерен отыскать на Ивере следы фаэтонской цивилизации. Что вы об этом думаете?

– Эта идея занимает сейчас многие умы. Мне остается пожелать удачи Карригану-младшему.

– Я рад, профессор, – покраснел Фил.

Стоун взял с собой свои прибор и намеревался за долгое время полета завершить его отладку. В пути он с удовольствием и подолгу беседовал с Филом и проникался к нему все большей симпатией.

– Отец препятствовал вашему увлечению астрономией? – как-то поинтересовался Стоун.

– Не знаю, – помедлил немного Фил. – Вначале это вызывало насмешки, потом он даже поощрял. Впрочем, ему почему-то хотелось, чтобы я занялся поэзией и искусством. Кстати, по настоянию отца я выучил наизусть несколько вещей Уитмена.

– Он любит Уитмена?

– Наверно.

Полет к Иверу и посадка на него прошли благополучно. Через некоторое время были сооружены силовые двигательные установки, оборудованы хранилища горючего, склады. После этого малогабаритная электронная машина, предназначенная для расчета траектории и управления силовыми установками, вступила в строй. Вскоре был совершен пробный пуск установок.

Стоун прокомментировал:

– Все идет, как намечалось.

Командир экспедиции Ральф Маори удовлетворенно хмыкнул.

– Значит, в любой момент мы можем начать управление Ивером?

– Безусловно.

– Отлично, профессор.

– Когда прибудет персонал обсерватории? Мне бы хотелось встретиться с астрономами!

Ральф Маори насмешливо улыбнулся и пообещал Стоуну ответить на все его вопросы на банкете.

Через несколько часов в капитанской каюте собрались все участники экспедиции. Маори с пафосом поздравил собравшихся с успешной пробой, затем, не спуская глаз с профессора, заявил, что Ивер не будет превращен в обсерваторию. Мистер Карриган и не думал заниматься подобной чепухой. Он поручил лично ему, Ральфу Маори, изменить траекторию движения астероида таким образом, чтобы он шлепнулся на территорию России, вернее, на ее столицу – Москву. В нужный момент, продолжал Маори, корабль снимется с Ивера и благополучно совершит посадку в империи Мака.

Для всех, кроме Стоуна и Фила, это не было новостью. Собственно, Стоун в глубине души предчувствовал нечто подобное. Он видел, что Ральф Маори держится так, словно владеет великой тайной. По мере того, как работы подходили к завершению, его тон становился все более наглым. Нет, Стоун нисколько не был удивлен. В эту секунду он думал только о том, что нужно не выдать своих чувств.

Вскочил Фил Карриган.

– Это неправда! – закричал он. – Вы лжете, Ральф! Мой отец не мог подписаться под таким чудовищным планом. Он не убийца!

Вместе с Маори захохотали Билл Пренцлер и Генри Шварц. Они отлично знали Мака Карригана и подумали, что Фил решил заступиться за папашу, чтобы успокоить собственную совесть.

– Я вас прошу, Фил, не будьте наивным, – сказал Маори. – Ваш отец такой же грешник, как и все мы, и если ад действительно существует, то для него приготовлен самый большой котел…

Фил рванулся к Маори со сжатыми кулаками, однако, увидев в его руке пистолет, отступил и больше не проронил ни слова.

Эта сцена обрадовала Стоуна. В трудный момент он мог рассчитывать на помощь юноши.

Мак Карриган между тем не мешкал – вскоре на поверхности Ивера появились водородные бомбы, доставленные грузовой ракетой.

Фил Карриган бродил по Иверу один, как привидение, с упорством одержимого разыскивая следы погибшей цивилизации.

Стоун все это время незаметно наблюдал за Филом. Он уже был твердо уверен в том, что Карриган-младший примет его сторону.

Как-то Стоун увел Фила в пещеру, обнаруженную им в глубине планетоида, и поделился своими планами. Фил внимательно выслушал профессора и тотчас спросил, что он должен делать.

– Ты дружишь с радистом Дени Гладовым. Попробуй уговорить его передать на Землю радиограмму, – сказал Стоун.

– Какую?

– Мы должны сообщить правду об экспедиции. Это наш святой долг, мой мальчик.

– Я сделаю все, профессор, чтобы люди узнали правду! – горячо воскликнул Фил. – Можете целиком положиться на меня.

Фил Карриган выполнил свое обещание. Правда, оно принесло слишком много бед. Радист Дени Гладов, передававший сообщение на Землю, был пойман с поличным. Озверевший Маори избил его до полусмерти прямо в радиорубке.

Почти бесчувственный Дени сообщил содержание радиограммы.

– Кто тебя купил?

Ничего не делая даром, Ральф Маори считал, что все, кого он видел и знал, любое поручение выполняли за деньги.

– Никто, – сказал Гладов.

– Врешь, тебя кто-то купил. Я знаю тебя. Ты за цент задушишь любого.

Советую говорить правду, иначе останешься здесь. Один. Понял?

– Понял.

– Я жду… Только, пожалуйста, не фантазируй. Итак, кто тебя купил?

Дени молчал.

– Генри! – рявкнул Маори. – Ты еще не разучился пускать кровь? Примени к этому мальчику что-нибудь из того, что делал твой предок в Освенциме.

– С удовольствием, сэр, – осклабился Шварц. Он шагнул к Дени, разом выкрутил ему назад руки, прижал к лопаткам.

Дени Гладов был славным малым, однако у него не хватило мужества вынести изощренных пыток Генри Шварца. Он назвал имя Фила Карригана.

Минутное замешательство парализовало космических гангстеров. Никто из них и мысли не допускал, чтобы сын босса, этот невинный ягненок, мог совершить такое.

На Дени Гладова снова посыпались удары. Маори требовал назвать другое имя. Человек, связавшийся с Землей, мог испортить всю операцию.

– Клянусь, ты не увидишь Землю, – все больше свирепел капитан. – Пожалей свою молодость, осел!

Гладов другого имени не знал. Маори приказал привести Фила Карригана.

Фил оказался более крепким орешком, он не предал Стоуна, несмотря на угрозы.

Маори решил страхом выбить из сына босса признание – он велел одеть Дени Гладова в легкий скафандр и вышвырнул его из корабля. Бедняга вскоре умер, глядя на Фила, не отходившего ни на минуту от иллюминатора.

– Грязная скотина! – всхлипнул Фил. Он с ненавистью посмотрел на Маори.

– Что?

Маори бросился к Филу и, потеряв всякую осторожность, ударил его по лицу.

Фил отлетел к стенке. Из его рта хлынула кровь. Однако боли он не почувствовал. Было нестерпимо обидно и унизительно. В его голове не укладывалось, что произошло.

В каюту вошел Стоун.

– Что случилось? Кто тебя ударил, мальчик?

Маори недовольно поморщился. Он уже успел взять себя в руки. С профессором ссориться не следовало. Стоун был нужен – он корректировал траекторию Ивера, и без его знаний пришлось бы туго.

Выручил Билл Пренцлер.

– Простите, профессор, это я. Мы повздорили с парнем, ну и… – Он подошел в Филу. – Не сердись, старина. Я искренне сожалею, что это произошло. Наверно, космос повлиял на мои мозги. Этого не будет больше. Поверь.

Фил затравленно озирался.

Стоун увел его к себе и с трудом добился от юноши истины.

– Вот что, мальчик, нужно держать себя в руках. Я не знаю, что будет предпринято на Земле. Возможно, наше сообщение не дошло, возможно, что его не примут во внимание. Мы должны быть готовы к самостоятельным действиям. У меня есть некоторые возможности. В нужный момент мы пустим их в ход. Ты мне веришь?

– Пытаюсь.

– Будь мужчиной, Фил!

– Я не могу забыть Дени.

– Мы не имеем права погибнуть, слышишь? Мы должны вернуться на Землю и все рассказать.

– Не знаю.

– Не хандри, Фил. Через полтора месяца Ивер обогнет Солнце и начнет двигаться к орбите Земли. Если к этому времени не будет с Земли помощи, мы начнем действовать сами!

Рэндольф Стоун бодрился, однако не был уверен в благополучном исходе борьбы.

Накануне, если пользоваться земной мерой времени, Стоун пришел к Маори.

В кармане пиджака была плоская коробочка – практический вывод из шести формул. Рядом с Маори восседал Билл Пренцлер.

– В чем дело, профессор? – грубо спросил Маори. – Мы заняты.

– Успеете допить свое виски, – отрезал Стоун. – Я буду предельно краток. Мне не были известны планы босса, и я работал, не жалея сил, однако теперь, когда мне стало все ясно, я отказываюсь быть с вами в одной упряжке. Ивер не должен упасть на Россию. Его движением управляю я, и я не дам вам вычислений, которые позволили бы совершить преступление.

Маори захохотал.

– Старина Мак тяжелый человек, однако голова у него превосходно работает. Он предполагал, что вы можете заартачиться. Как по-вашему, Стоун, кто такой Генри Шварц?

– Убийца.

– Не только. К счастью для нас, он окончил университет и четыре года возглавлял вычислительный центр на ракетодроме Мака.

Маори выложил своего туза, его необходимо было покрыть козырем, что Стоун и сделал.

– Шварц, может быть, неплохой вычислитель, но никудышный астроном.

Астрономические расчеты могу выполнять только я. Может это сделать, пожалуй, и Фил. Фил отказывается работать с вами. Я – тоже. До встречи с Землей придется проводить не один сеанс коррекции. Достаточно ошибки в сотую долю градуса, и этот камешек пролетит мимо цели.

Маори понял, что доводы достаточно вески.

– Бунт? Ультиматум? Вы даете себе отчет в том, что делаете?

– Я все обдумал, Маори.

– Мы прибегнем к неинтеллигентным методам воздействия. Для начала, Стоун, лично я продырявлю вам ножки, чтобы вы не резвились.

Маори деловито извлек лучевой пистолет и начал целиться. Стоун локтем надавил на кнопку своего прибора. Тотчас запахло озоном, вокруг Стоуна возникла невидимая оболочка силового поля.

Стоун не раз у себя в каюте проводил испытания. Ставил управляемый на расстоянии прибор на стул, отходил к двери и разряжал в него свой лайтинг.

Однако сейчас в оболочке поля находился сам Стоун, и, хотя он верил в прочность защиты, ему было неприятно следить за черным кружком дула пистолета.

Маори выстрелил.

Стоун улыбнулся. Значит, все в порядке, он напрасно волновался. Прибор действовал превосходно.

Маори шагнул к Стоуну. Стоун содрогнулся, увидев его взгляд. Это был взгляд безумца.

– Вы невредимы?

– Как видите.

– А-а-а…

Маори со страхом и отчаянием, уже не целясь, лихорадочно нажимал кнопку. Короткие вспышки были бессильны прорваться сквозь невидимую броню.

– Aa-a-a! – снова завопил Маори.

– В вашем лайтинге, наверное, перегорел конденсатор, – усмехнулся Стоун.

– Что?!. Билл, стреляйте! Стреляйте, черт бы вас побрал!

Пренцлер тоже разрядил в Стоуна пистолет…

В конце концов Стоуна заперли в его каюте. Стоун решил не протестовать.

Он был уверен, что всей этой банде придется прибегнуть к его помощи.

– Любопытно, догадался ли Маори об этой штучке! – Стоун показал Филу прибор.

– Значит, вы довели свою работу до конца? – с откровенным восхищением поинтересовался Фил. – Я рад, что мне первому вы сообщили об этом.

Стоун улыбнулся.

– Да, работа закончена, малыш. Однако чей же это корабль?

Пол вздрогнул.

Стоун встал с кресла, подошел к иллюминатору.

– Он сел. Слышишь? Включи экран.

Фил нажал кнопку обзорного экрана, и у скалы увидел продолговатое серое рыбообразное тело.

– Карригановский, – определил Стоун; громадина была точной копией корабля, на котором они находились. – Это плохо, мальчик. Очень плохо.

– Может быть, отец прилетел?

Стоун уловил в словах Фила затаенную надежду.

– Сомневаюсь… Впрочем, если даже и так, то не строй, пожалуйста, никаких иллюзий. Лично тебе, возможно, и ничего не грозит, однако угроза Земле остается.

Огонь в глазах Фила потух.

– Мне иногда все это кажется дурным сном… Я обещал Салли подарить к свадьбе камень с Ивера Увижу ли я ее теперь?

– Я думаю, что ты вручишь подарок своей невесте, и надеюсь побывать на твоей свадьбе. Если, конечно, ты пригласишь меня.

– Кого же мне еще приглашать? Маори?

– Кто знает, мальчик. Здесь мы с тобой соратники. На Земле можем быть врагами. Я – рядовой физик, ты – наследник миллиардов.

К Иверу – Так что же мы будем делать, мистер Богатырев? Командир корабля жестко ответил:

– Допрашивать!– Затем лицо его разгладилось, и он доверительно сказал:Чертовски неприятно, мистер Хэгстром. Я сейчас думал о каждом из наших спутников, вспомнил их биографии и не мог найти ничего такого, что свидетельствовало бы о возможности предательства. Мы были полтора месяца в космическом центре, довольно близко познакомились, и у меня нет морального права кого-то заподозрить.

– Вы интересовались нашими биографиями?

– Да. Это вполне естественно. Мы в космосе, и нам, возможно, предстоит драка Если бы речь шла о банкете, профессор Хэгстром, то меня вряд ли заинтересовали бы биографии соседа слева и соседа справа. – Богатырев прошелся по каюте. – Еще одно. Хотим мы или не хотим, однако нам приходится делать общее дело. Я не буду лицемерить и уверять вас, что разделяю принципы, которыми руководствовались при комплектовании экипажа корабля. Давайте договоримся на будущее. Мы должны совместно принимать решения и по возможности не примешивать к нашим действиям симпатии и антипатии, разделяющие наши народы. Вы согласны?

– Да.

– В таком случае, я не возражаю начать разговор с тем, кого назовете вы.

– Хейнц Вильковски, – сказал Хэгстром.

Богатырев широко улыбнулся и почесал затылок.

– Типично русский жест.

– Верно, – согласился Богатырев. – Итак, вызываем Хейнца. Высокий гибкий белокурый поляк, который должен был управлять боевыми ракетами корабля, если бы пришлось сражаться, распахнул дверь, дружески улыбнулся и развалился на диване, закинув ногу на ногу.

– Вы не вскрыли свой пакет с инструкциями? – сухо спросил Богатырев.

Вильковски почувствовал, что речь пойдет не о пустяках.

– Нет, Игорь. Я решил, что мне до Ивера вряд ли придется пускать в ход свои установки, а за полтора месяца пути я успею… Однако, если необходимо…

Хейнц расстегнул молнию куртки и из внутреннего кармана извлек нераспечатанный конверт с эмблемой ООН. Богатырев надорвал пакет и вытряхнул на стол бумаги. Хэгстром перебрал их: инструкции, медицинская карточка, личное письмо председателя Совета Министров Польши с пожеланиями успеха экспедиции и лично Хейнцу.

– В чем дело? Вы оба такие суровые и торжественные, словно…

Богатырев смешался. Хэгстром понял комичность ситуации. Ну, не мог же Богатырев в упор спросить поляка: «Ты, Хейнц, случаем, не предатель?» – Это очень серьезно, мистер Вильковски, – пришел на помощь Хэгстром. – Мы бы хотели узнать у вас о следующем важном обстоятельстве. Скажите, перед вылетом на космодром у вас не было встреч с кем-нибудь, кто не имел ни малейшего отношения к экспедиции, но желал бы с вашей помощью повлиять на ее исход?

Хэгстром перехватил смущенный взгляд Богатырева. Роль следователя явно не доставляла удовольствия мужественному славянину.

– Была встреча, – расхохотался Вильковски. – Только до объяснений дело не дошло.

– До чего же?

Вильковски вновь рассмеялся.

– На ребрах этого типа отпечатались все ступеньки моего подъезда, а живу я на третьем этаже. Конечно, это было несколько темпераментно, мне пришлось бежать следом, волочить его назад и ждать, пока за ним приедут…

– Почему же они ничего не сообщили нам? – спросил Богатырев.

– Думаю, что просто нечего было сообщать, – хмыкнул Вильковски. – Эта жаба до моего отлета и не приходила в сознание… В чем дело, Игорь?

Богатырев кратко изложил ситуацию.

– Ого! Кто же?

– Вот это мы и хотим выяснить. С кем мы будем беседовать теперь?посмотрел Богатырев на начальника экспедиции.

– Решайте, – ответил Хэгстром.

– Хейнц, попроси доктора Томоясу, – обратился Богатырев к Вильковски. – Кстати, об этом разговоре пока забудь.

Когда Хейнц вышел, Богатырев смущенно признался, что он, по-видимому, полностью лишен таланта Шерлока Холмса.

– Ничего, мистер Богатырев, учитесь, – улыбнулся Хэгстром.

Доктор Томоясу – врач экспедиции – невысокий японец, тихими шагами прошел к столу.

– Вы меня звали, профессор?

– Мистер Богатырев хочет задать вам вопрос.

Богатырев воспользовался формулой, изобретенной Хэгстромом. Он спросил, не пришлось ли доктору Томоясу перед вылетом встречаться с каким-либо лицом, которое было намерено повлиять на характер действий экспедиции.

– Пришлось, – ответил Мацумото.

Богатырев и Хэгстром переглянулись.

Вежливый японец тихим голосом добавил, что неизвестный джентльмен предложил ему огромную сумму за то, чтобы он вошел в контакт с человеком на Ивере и помог бы тому возвратиться на Землю.

– Ну и что же? – сдержанно спросил Хэгстром.

– Я взял чек и сообщил начальнику нашего космического центра.

– Взяли?

– В нашей стране, мистер Богатырев, очень много детей, нуждающихся в полноценном белковом питании. Эту сумму я с согласия своей жены и своего шефа перечислил ордену «Базилика». Я уверен, что деньги будут использованы надлежащим образом. Я считал, мистер Богатырев, что вы получили соответствующую информацию по официальным каналам.

– Мы такой информации не получали.

– Разрешите ознакомиться с вашим личным пакетом, – сказал Богатырев.

– Прошу извинить меня: я его еще не читал.

Богатырев вскрыл пакет, и из него выпало письмо, содержание которого было весьма похоже на содержание письма, полученного Хэгстромом.

Подпись отсутствовала.

– Вы знакомы с этим? – Богатырев перебросил листок через стол. Японец внимательно прочитал письмо, возвратил Богатыреву, снял очки, тщательно протер стекла. Лицо его осталось бесстрастным, но Хэгстром почувствовал, что тихий вежливый японец весь подобрался.

– Это ужасно. Необходимо выявить двух других.

Хэгстром вслушивался в голос Мацумото. Нет, таким тоном не лгут. Доктор Томоясу всемирно известный врач. Его методы лечения лучевой болезни так и назывались – методы Томоясу. Подобная выдержка и естественность были бы понятны, если бы их проявлял профессиональный разведчик. Нет, Хэгстром не мог поверить, что доктор ведет двойную игру.

– Мы выявляем этих людей, Мацумото, – сказал Богатырев.

Японец встал и. вытащил из кармана лучевой пистолет. Хэгстром откинулся на спинку кресла, Богатырев вскочил.

– Вы меня не так поняли, – Томоясу повернул дуло к себе и положил оружие на стол -Я считаю, что личное оружие мне ни к чему. Кроме того, капитан, вы должны отдать распоряжение, чтобы меня не допускали в отсеки управления и ракетных установок. Самое ужасное, что я могу доказывать свою искренность только словами. На Ивере докажу делом.