Текст книги "Час ворона"

Автор книги: Михаил Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

Между тем жизнь продолжалась. Любовь Игнатьевна решительно повернулась ко мне спиной и, цокая каблучками, покинула комнату-камеру. Как только она вышла, появились Антон с тремя помощниками. Вчетвером они быстро меня развязали, поставили на ноги, отряхнули запачканную одежду. Антон протянул влажное полотенце, я вытер лицо и руки. Глядя на меня, будто впервые видит, Антон с безразличием и равнодушием тюремного врача залепил бактерицидным пластырем ссадину над подбитым глазом. Критически осмотрел мое лицо и спрятал под еще одним пластырем синяк на скуле. Теперь я могу появиться на людях в более или менее пристойном виде, не привлекая чрезмерного внимания любопытных граждан и бдительных патрульных мусоров свежими следами побоев. Теперь я вроде как от врача иду, добропорядочный волосатый дядька, протрезвевший и подлечившийся.

Антон на секунду заглянул в коридор. Там, спрятанная от моих глаз, дожидалась меня голубая спортивная сумка фирмы «Адидас». Приближенный слуга Любови Игнатьевны протянул сумку, предлагая заглянуть в ее расстегнутое нутро. Я заглянул. Все на месте: демонстрационная видеокассета, листочки сценария про «Капитал» с раскадровкой к нему, диктофон, аудиокассеты, видеокассета, бумажник, ключи от дома. Дождавшись, пока я кивну головой, мол, все о'кей, Антон бжикнул «молнией», отдал мне сумку и жестом предложил выйти в коридор. Я вышел. Двое впереди, двое сзади, впятером идем по коридору. Дошли до гаража, там ни ду-ши. Гаражные ворота открываются, меня выводят во двор, доводят до ворот на дачную улицу, открывают калитку. Все молча. Никаких прощальных слов, обещаний рано или поздно отомстить за любимого хозяина. Глаза конвоиров пусты, рты закрыты, на лицах ничего не выражающие маски.

Я вышел на улицу, калитка за мною захлопнулась. Все – я свободен. Я не боялся и не боюсь выстрела в спину или удара ножом под лопатку. По крайней мере, до утра меня не тронут. А к утру Любовь Игнатьевна вполне может и передумать оставлять мне жизнь. Вполне по-женски – отпустила любимого и опамятовалась. Жестокий мужской мир, в котором ей приходится жить и работать, ее поймет. И будут пересуды о любовном треугольнике, о слабости и силе женщины, той, что держит в кулаке весь Север. Да так держит, что косточки трещат. Все будут обсуждать ее противоречивую женскую душу, и никто не вспомнит о том, что она чертовски умна и расчетлива, совсем не по-женски. Запудрить своему окружению мозги, шагнув с гранитного бережка здравой логики в зыбкую трясину эмоций, – гениальная идея!

Ну вот! И я туда же! Назвал Любочку умной «не по-женски». Типичный половой шовинизм. Помнится, когда брал ее в заложницы, ляпнул – все бабы дуры. Сегодня ночью я был уверен, что перехитрил ее, слабую женщину, живущую в плену сентиментальных воспоминаний. Идиот!

А что бы было, не возьми я Любочку в заложницы? А то же самое! Меня бы отвели в солярий, где я рядом с трупом Толика, дождавшись прихода человека со шрамом, заорал бы примерно тот же провокационный текст, что и несколько часов назад на лесной полянке. (Коротая ночь рядом с мертвым Толиком, я бы непременно додумался разжечь костер ревности в сердце Агиевского.) Кричал бы, что имел его жену, обливал Любу грязью, и сумасшедший Монте-Кристо, съехав с катушек, набросился бы на меня, и я бы его убил сегодня на восходе солнца под прозрачным потолком солярия. Причем тогда убивать его было бы гораздо проще – руки-то мои были свободны... А потом Любочка точно так же, как только что, отыграла бы обманутую неблагодарным мерзавцем женщину. И меня бы отпустили, как отпускают сейчас.

Любовь Игнатьевна все продумала и рассчитала. Не я и не человек со шрамом срежиссировали безумный спектакль последних двух дней. Любочка – и главная сценаристка, и режиссерша, и постановщица трюков.

А была ли девочка? Та девочка – гадкий утенок, влюбленная в приезжего инструктора ушу? Нет, безусловно, в природе существовала Светкина сестренка, родившаяся в том же северном городке, где и будущий новорусский Монте-Кристо. Но была ли у нее влюбленность в молодого человека по имени Станислав? Сколько ей тогда стукнуло, тем летом? Лет пятнадцать-семнадцать. Не такой уж и «утенок» девочка в таком возрасте. Да и не девочка уже на ножках-спичках, а девушка. Красивая юная девушка. Я бы ее заметил и запомнил, ходи она за мной следом. Но я ее не помню.

Что же мы имеем в итоге? Любочка, умненькая не в меру и хитренькая, выходит замуж за авторитета Агиевского. Муж медленно, но верно сходит с ума. Молодая супруга прибирает к рукам его бизнес. Миша желает развлечься мщением стародавним обидчикам. Она его понимает, поощряет и помогает развлекаться местью, а сама примечает среди живых игрушек супруга Стаса Лунева, хищного Белого Ворона. Далее немного ловкости и коварства – и дело сделано! Любовь Игнатьевна становится свободной и богатой вдовушкой, наследницей дела и капиталов Агиевского. Она, по сути, избавилась от больного супруга с моей помощью, виртуозно использовала ситуацию, плюсы и минусы моей натуры и особенности Мишиной психики. Она разыграла полный ложной страсти спектакль, не таясь, на глазах у зрителей-слуг, отведя себе роль самого несчастного и бесхитростного персонажа. Браво, Любовь Игнатьевна. Вам осталось исполнить финальную сцену – заревев белугой, возопить: «Да, я его любила, но он убил Мишу, подло предав мои возвышенные чувства. Так пусть же он умрет!» И Антон, понятливо кивнув головой, отправится добывать мой скальп. Живой я вполне способен сболтнуть лишнее, проболтаться Большому Папе, например, о своих подозрениях относительно коварного плана умной женщины, возжелавшей стать обеспеченной вдовой. Лучше меня устранить, уничтожить. Так спокойней.

А может, я все усложняю, и на самом деле Любовь Игнатьевна когда-то действительно была в меня влюблена, ходила за мной, молодым да спесивым, как собачка, рыдала по ночам в подушку? Раз в жизни дала слабину, разоткровенничалась, сболтнула лишнего, и я этим коварно воспользовался. Может, она на поверку простая русская баба, богатая, волевая, но несчастная по жизни? А я сейчас выдумал какого-то монстра в женском обличье?.. Черт его знает! Ни в чем я до конца не уверен, запутался я, устал, вымотался...

В чем я был уверен на все сто процентов, так это в том, что, если рискну выйти на шоссе и стану ловить попутку до Москвы, обязательно, по закону подлости, нарвусь на милиционера Кешу, проезжая мимо райцентра. Посему я решил не искушать судьбу и, покинув дачный поселок, свернул в лес. Хотел, пройдя напрямик через лес, выйти к железнодорожной станции. И заблудился. Закон подлости сработал не так, так этак...

Если Любовь Игнатьевна настолько хитра, умна и коварна, зачем она вернула мои вещи? Все в целости и сохранности, в том числе и диктофон?..

Мыслишка записать все, что случилось, на пленку пришла в голову, едва начало смеркаться. Сейчас уже утро. Минуло ровно сорок восемь часов с тех пор, как я сел в электричку на Ярославском вокзале, спеша в подмосковный санаторий на встречу с заказчиком-рекламодателем...

Я устал говорить. Пора выключать диктофон, класть его в сумку и прятать где-нибудь под приметным пнем. Потом я нарисую на обратной стороне листочка со сценарием план-схему, указывающую, где спрятаны магнитофонные записи с этим моим рассказом. План я спрячу в карман. Если на подходе к дому меня пристрелят, следователи найдут бумажку со схемой и разыщут кассеты. А если я приду к себе домой и там меня дожидается Антон, который, прежде чем выстрелить, захочет высказаться, дескать: «Ну, че, белобрысый, хозяйка передумала, кранты тебе, молись», то я рассмеюсь ему в лицо и отвечу: «Стреляй, только учти – все про твою хозяйку станет тут же известно, где надо! Зря вы мне диктофон отдали! Ошиблись, ребята, просчитались!»

...Господи! Какую чушь я несу последние полчаса! Башка совсем не варит! Всю ночь исповедовался диктофону, мысли путаются, язык заплетается. Давно пора прекращать треп, вставать и искать дорогу до станции, совсем светло уже. Хватит, нажимаю кнопку «Стоп», встаю и иду. Все! Конец.

Эпилог от автора

Вообще-то в данном, конкретном случае автором меня называть нельзя. Я лишь застенографировал найденные в лесу аудиозаписи, слегка подредактировал их, поменял некоторым персонажам имена и изменил все фамилии.

Начиная работу, я был убежден, что рассказ Белого Ворона, записанный на кассетах, или вымысел от начала до конца, или же ловкая мистификация, сделанная неизвестно с какой целью. Уж слишком все круто и фантасмагорично – так мне казалось поначалу. Но потом я вспомнил про то, как любят критики-искусствоведы обвинять художников-пейзажистов в лакировке действительности. Старательный художник тщательно срисовывает с натуры зеленую березовую рощицу на фоне лазоревого неба, а ни разу не выезжавший за город из своей прокуренной квартиры на рабочей окраине критик упрекает виртуоза акварельной кисти в «украшательстве», уверяет, что такой красоты в природе не бывает. Схожая проблема и с рассказом Белого Ворона. Чересчур крутая, на мой вкус, история может оказаться на поверку грубой правдой жизни. Случись так – ее вообще лучше не публиковать. Как говорил Большой Папа: «Береженого бог бережет». Но я же работал! Кромсал текст стенограммы, убирал излишне жестокие подробности в эпизодах насилия, выбрасывал куски с длиннющими заумными рассуждениями на темы восточных единоборств. Жалко прятать практически готовую к печати рукопись в стол, очень охота получить гонорар и как можно быстрее его потратить, пока доллар не скакнул еще выше.

Подумав немного, я решил попробовать разыскать Стаса Лунева (на самом деле его зовут по-другому. Имя Стас и фамилия Лунев – плод моей фантазии). Бог с ним, я готов поделиться с Белым Вороном гонораром, если он вообще существует в природе.

Отыскав людей, близких к богемным киношным кругам, я выяснил – есть такой Лунев. Точнее, был до недавнего времени, а потом куда-то пропал. И никто этой пропаже не удивился. После 17 августа 98-го года рекламный рынок рухнул, большинство ремесленников-рекламщиков, мелких и средних халтурщиков, оказались не у дел и расползлись по щелям в поисках хлебных крошек, исчезли из тусовок более удачливых коллег и собратьев.

Отчаявшись разыскать Лунева, я отложил рукопись в дальний ящик письменного стола и позабыл о ней вплоть до начала 1999 года, до 8 марта. В этот день у меня дома зазвонил телефон. Звонил Лунев, Станислав Сергеевич. Из Америки.

– Алло, Михаил Георгиевич? Я только что созванивался с московскими друзьями, дали ваш телефонный номер, сказали, вы меня разыскиваете. В чем дело? Мы знакомы?

– Заочно... – Я кратко поведал Станиславу Сергеевичу суть моего к нему дела.

– Значит, вы нашли спортивную сумку? Поздравляю! Публикуйте роман про Белого Ворона и ничего не бойтесь. О'кей?

– И все же, Стас, на кассетах записан правдивый рассказ или вымышленный?

– Ха!.. Давайте знаете как с вами договоримся? Давайте будем считать, что, скучая в электричке по дороге в подмосковный санаторий к заказчику-рекламодателю, я начал наговаривать на диктофон наметки сценария малобюджетного коммерческого кино. Приехал, встретился с заказчиком, завис в санатории на выходные и за субботу с воскресеньем наговорил от скуки аж семь кассет. Утром в понедельник захотел через лес напрямки прогуляться до железной дороги, заблудился, сумку потерял, а вы ее нашли. Давайте считать, что дела обстояли именно так. Хорошо?

– А как же гонорар?

– За книгу? Он ваш! Воспринимайте его как мою гуманитарную помощь соотечественнику. Я сейчас живу в городишке Фредерик, недалеко от Вашингтона, и, слава богу, в деньгах не нуждаюсь. Собираюсь кино снимать. Художественный полнометражный фильм на тему российских реалий.. Михалков своего «Сибирского цирюльника» снимал в Чехословакии, а я своего «Гипнотизера» буду лабать на границе с Канадой. Представляете – здесь снять картину в сто раз дешевле и проще, чем в России! Хотите – пришлю вам рассказ, который лег в основу сценария моей киношки? Можете его опубликовать.Сделаете мне рекламу на халяву, и вдогон к истории, записанной на кассетах, он хорошо ляжет. В этом рассказике я реализовал свою мечту о справедливости и возмездии. Прислать?

– Присылайте. Я сейчас продиктую вам мой электронный адрес, записывайте... – Я продиктовал адрес, а потом задал вопрос, не дававший мне покоя с самого начала нашего телефонного разговора: – Каким ветром вас занесло в Америку, Стас?

– Женился! На богатой, симпатичной вдовушке. Как она меня любит – это что-то страшное!.. Так что в некотором роде я теперь альфонс, ха-ха-ха...

– Простите, как зовут вашу жену? Случайно не Люба?

Он мне ответил. Произнес какое-то женское имя неразборчиво. То ли подтвердил, что жену его зовут Люба, то ли назвал Ангелина, а может быть, и Алена. Клянусь, я не расслышал. А переспросить не успел. Оборвалась связь. Так иногда случается, когда беседуешь с человеком, находящимся на противоположном полушарии планеты. Говоришь, слушаешь, спрашиваешь, он отвечает, и вдруг бац: пи-пи-пи-пи – трубка смеется в ухо прерывистыми, веселыми гудками.

А спустя час после обрыва телефонной связи на адрес моей электронной почты поступил E-mail, текст рассказа (или скорее маленькой повести) под названием «Гипнотизер».

Гипнотизер

1. Монотонный перестук колес убаюкивал, но Виктору не спалось. Он лежал с открытыми глазами на верхней полке и в который раз представлял свой скорый приезд в Питер.

Сашка, конечно же, приедет на вокзал, встречать. Какой, интересно, он теперь, Сашка. Они не виделись уже почти год. Сразу после дембеля вместе зарулили в Москву, попили водочки вдоволь и разъехались. Сашка поехал в Питер поступать в институт физкультуры. Он говорил, что в городе на Неве конкурс в этот институт куда меньше, чем в такой же московский. Еще Сашка говорил, что в Москве нужен блат, а в Питере можно и так проскочить. Виктор был уверен, что Сашка поступит. Чемпион части по боксу – это вам не хухры-мухры! К тому же Сашка был еще и кандидатом в мастера. Так что есть шансы. Раньше его, как детдомовца, взяли бы вообще без всяких экзаменов. Сейчас по-другому.

Интересно, поступил он все-таки или нет? Виктор, простившись с армейским дружком, прямиком из столицы рванул к себе на родину, в скромный поселок городского типа Березовый, затерявшийся в необихоженных российских просторах среди тысяч других, ему подобных.

Поначалу он тоже хотел куда-нибудь поступать, все равно куда, лишь бы жить в Большом Городе, но Сашка отговорил. Сказал, если бы у него, у Сашки, были живы родители, то он непременно съездил бы повидать стариков, а уж потом бы думал, как быть дальше.

Сашка считал, что нет большего счастья в жизни, чем иметь вот такой, как у Виктора, Родной Дом, и забывать о нем – самая большая подлость, которую только возможно себе представить. Сашка был романтик, неисправимый и закоренелый. И как только он мог таким вырасти в жестокой детдомовской среде? Наверно, спорт помог. О своем тренере, погибшем в глупейшей автомобильной катастрофе, Сашка всегда говорил как об отце.

Старичок, бывший боксер, преподавал в детдоме на общественных началах. Судя по Сашкиным рассказам, он относился к редкой породе подвижников. Угадав талант в щуплом сироте, тренер мало того, что обучил его всем премудростям искусства кулачного боя, но еще и устроил в сборную города-лилипута, того самого городка, где Сашка рос в детском доме.

И еще тренер добился для парня аттестации на звание кандидата в мастера. И еще подкармливал. И еще любил. Может, даже больше, чем своих собственных детей.

Сашка тоже его любил и после его нелепой гибели не переставал любить. Общение со старичком-боксером приучило детдомовского парнишку с нежностью относиться буквально ко всем пожилым людям. Виктор помнил, как однажды они сорвались с другом в самоход. Весь взвод собирал деньги на бутылку коньяку – подарок старшине ко дню рождения. Так вот, Сашка отдал все собранное первому встречному пожилому бомжу. Жалко стало.

Что было потом, лучше забыть. Как их били сержанты! Виктор тоже считал Сашку не правым, но дрался с ним плечом к плечу, пытаясь Сашке хоть в чем-то помочь. После этого памятного побоища Сашка начал учить Виктора боксу. И еще кое-чему. Детдомовский сирота прекрасно владел так называемой техникой уличной драки. Умело пользовался ногами, локтями, головой...

Странно, но, помимо навыков мордобоя, Виктор как-то незаметно для себя перенял у Сашки жизненные установки, в том числе и его несовременную манеру бережно-уважительно обращаться со стариками. Правильно люди говорят: с кем поведешься, от того и наберешься. Когда вернулся домой, мать просто плакала от умиления, глядя, как ее сорванец ухаживает за больным дедом и ветхой бабкой...

Виктор невольно улыбнулся. Вспоминая Сашку, он всегда улыбался. Но тут же улыбка исчезла. Растаяла в суровых складках уже далеко не юношеских морщин.

Дело в том, что при расставании Виктор дал Сашке свой адрес, но так за целый год и не получил от дружка ни одной весточки. И вот вдруг неделю назад телеграмма: «ПРИЕЗЖАЙ СРОЧНО БЕДА ТЕЛЕГРАФИРУЙ НОМЕР ПОЕЗДА ВАГОН ГЛАВПОЧТАМТ ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ МОЕ ИМЯ САША».

Мать ни за что не хотела его отпускать. И отец не хотел, но Виктор все равно сделал по-своему, поехал. Первый раз за этот год он пошел наперекор родительской воле. Поддержал его один только дед, мало того, еще и деньгами на билет помог, выскреб свои скромные, но вполне достаточные для поездки сбережения. Дед сказал, что ближе фронтовых дружков нет и не будет.

Прав дед. Хоть их, Сашкина и Викторова, часть и не участвовала ни в каких боевых действиях, но взглянуть смерти в лицо случай все-таки представился. И Сашка спас его тогда, так как же можно не поехать, если у друга несчастье?

...Трепетное отношение Виктора к другу Сашке и его, Виктора, благоприобретенное уважительное отношение к старикам и многое-многое другое в натуре бывших сослуживцев, безусловно, вызовет надменно-кривую улыбку у жителей обеих столиц, подобную той ухмылке, которая возникает у москвича или петербуржца на выставке деревенского художника-примитивиста. Но, господа хорошие, да будет вам известно, Россия не кончается за Садовым кольцом и простирается гораздо далее невских берегов. Можете смеяться в голос, но Виктор, например, очень любил смотреть мексиканские телесериалы, а Сашка искренне считал лучшим писателем в мире фантаста Беляева. И при этом они были классными ребятами, возможно, последними представителями вымирающего вида рубахи-парня из глубинки, того самого смекалистого и надежного парня, с которым можно смело пойти в разведку.

За окном промчались огни неведомого железнодорожного разъезда. Толстая строгая тетка на нижней полке захрапела пуще прежнего, и Виктор понял, что уже не заснет.

В потемках Виктор нашарил пачку сигарет, зажигалку и, стараясь шуметь поменьше, аккуратненько слез со своей верхней полки.

Жалко, не было билетов в плацкарт. В купейном Виктор чувствовал себя неуютно. Ему казалось, что за раздвижными дверьми спят очень важные люди, члены правительства, депутаты госдумы, артисты. В тамбур Виктор пробирался на цыпочках. Больше всего почему-то он боялся разбудить проводника в форменном железнодорожном костюме.

В углу полутемного тамбура одиноко курил сгорбленный лысый старичок. «Ветеран», – понял Виктор, взглянув украдкой на орденские планки, украшающие скромный, потертый пиджачок старика.

Примостившись в другом углу тамбура, Виктор достал помятую «Стюардессу», чиркнул разовой зажигалкой и с удовольствием затянулся. Здесь, в тамбуре, было хорошо, привычно, как в родной курилке при гараже, где Виктор работал механиком, а старичок очень походил на слесаря Ерохина, общего тамошнего любимца, выпивоху и балагура.

Где-то совсем рядом зашумели, захлопали дверьми. Из соседнего вагона в тамбур ввалилась изрядно поддавшая компания. Четверо пацанов, чуть помоложе Виктора. По отдельным репликам выходило, что ребята путешествуют вдоль поезда в поисках некоего Кузьмы, у которого «еще есть».

Вереница расхлябанных тел деловито прошла через тамбур, и только замыкающий, прыщавый пацан, откликавшийся на кличку Клерасил, чуть замешкался.

– Дедусь, дай закурить! – Клерасил, держась за стеночку, подошел к старичку-ветерану.

– Держи, внучок. – Ветеран миролюбиво протянул парнишке початую пачку «Примы».

Клерасил схватил пачку и, гнусно хихикая, засунул ее, всю целиком, в задний карман своих потертых джинсов.

– Спасибо, дедусь, оревуар!

– Эй, малый, сигарки-то верни, – засуетился дед.

– Сигарки я реквизирую, старый, – хихикнул пьяный Клерасил, поспешно покидая тамбур.

И тут Виктор не выдержал, схватил Клерасила за плечо:

– А ну, стой! Отдай сигареты деду, сволочь!

В том, что он справится с подвыпившим хулиганом, Виктор не сомневался. Будет знать, подонок, как обижать немощных стариков! Клерасил, не оборачиваясь, резко шагнул назад и что есть силы ударил Виктора локтем под ребра.

Дыхание перехватило, но Виктор не растерялся. Одной рукой он вцепился обидчику в волосы, другой врезал ему в ухо. Клерасил заорал. Его дружки, один за другим, ринулись обратно в тамбур. Виктор дернул Клерасила за волосы, повалил на пол.

Перед ним тут же возник здоровый краснолицый рыжеволосый парень с занесенной для удара рукой. Виктор встретил его прямым с правой. Здоровяк, подталкиваемый сзади приятелями, упал прямо на Виктора. Черт побери, как неудачно! Виктор потерял равновесие и, падая, увидел возле своего лица грязную подошву кроссовки китайского производства. В глазах потемнело. Перфорированный каблук попал точно в нос. Следующий удар кроссовкой в направлении виска Виктор кое-как отбил, а следующий за ним тычок носком кроссовки в зубы опять пропустил. Свалившегося на пол Виктора били ногами умело и жестоко, а рыжий, что навалился сверху, мешал толково защищаться от двух пар ног, молотящих по телу.

– Ах вы, волки позорные! – услышал Виктор хриплый голос старичка – и сразу все кончилось.

Виктора перестали бить. Лежа, с полу, он видел, как неожиданно ловко престарелый ветеран выкрутил руку поднявшемуся было на ноги Клерасилу и прикрылся им, как щитом, от мощного пинка обутой в китайский ширпотреб ноги. Дальнейшее происходило в считанные секунды. Вот только что все стояли на ногах, за исключением Виктора и навалившегося на него нокаутированного здоровяка, и буквально через две секунды на полу валялись уже все, кроме старичка-ветерана. Как дедку удалось сокрушить трех агрессивных молодых парней, Виктор не понял. Крутанулся ветеран влево, вертанулся вправо – и все, готово. Как в кино, честное слово!

– Ах ты, старая вешалка! – заорал рыжеволосый парень, проворно вскакивая. Алкоголь толкал его на подвиги. В руке у рыжего блеснула сталь. Нож, падла, из кармана достал, понял Виктор.

Вооруженная рука метнулась вперед. Целил рыжий ветерану в грудь. Стремительный выпад, крайне опасный, почти стопроцентная смерть.

Виктор не поверил своим глазам. Вот это да! Старикан схватил нож за лезвие, да так, что не порезался! Точно не порезался! Ни капли крови! Поворот сухой, морщинистой кисти – и рыжий обезоружен. Удар другой рукой, ладонью в нос, снизу вверх – рыжий падает.

– Ну-ка, хлопчик, пошли отсюда! – Старичок, ловко переступая меж обездвиженных тел, подошел к Виктору, протянул руку. – Давай лапу и ходу.

Виктор схватился за протянутую руку, встал с помощью деда и, увлекаемый им, быстро засеменил прочь из тамбура.

К счастью, вагонный коридорчик был пуст. Пассажиры, убаюканные монотонным перестуком колес, по-прежнему блаженно спали на своих пронумерованных полках.

– Вот сюда заходи, в мое купе, – старичок потянул Виктора за рукав фланелевой ковбойки. – Я один до Питера еду, остальные сошли уже, а по причине позднего времени «зайцев» проводник сажать поленился. Проходи, хлопчик, не тушуйся...

Дверь купе закрылась, Виктор уселся на полку рядом со свернутым матрасом, старик устроился напротив.

– Давай знакомиться, парень. Меня Виктором Петровичем зовут...

– И я тоже Виктор!

– Во как! Значит, тезки. Спасибо тебе, сынок, что за старика заступился. Сейчас всем на все наплевать. Жизнь пошла, не приведи господи... Я-то за себя постоять еще могу, а будь на моем месте другой... Ии-эх, паря, давай-ка мы с тобой выпьем за знакомство. Есть у меня в запасе бутылочка беленькой.

Оба Виктора проговорили друг с другом всю ночь. Младший с горящими праведным гневом хмельными глазами обличал современную молодежь и старательно от нее отмежевывался. Старший поддакивал и вздыхал про себя: «Хороший парнишка, но лох полный! К тому же геронтофил. Ох и тяжко ему придется, при нынешней-то жизни. Жалко парня, хороший парень!»

В Питер поезд прибывал под утро. Заспанные, зевающие пассажиры понуро толпились в тамбуре. Здесь же теснились Виктор и Петрович.

– Ты адрес мой хорошо запомнил? – спросил Петрович.

Виктор послушно повторил адрес.

– Ну так вечером я тебя жду вместе с другом. Договорились?

– Обязательно, Виктор Петрович! Сейчас доедем, и я вас с ним познакомлю, Сашка меня будет встречать...

Состав, натужно крякнув, затормозил. Пассажиры засуетились, а как только проводница распахнула вагонные двери, все дружно повалили на платформу.

Сашки на перроне не было. Вместо него к Виктору уверенно подошла шикарного вида молодая девушка, подманила его пальчиком поближе к себе и прошептала в самое ухо, почти касаясь влажными губами мочки:

– Вы Виктор? К Саше приехали?

– Ага, – ответил Виктор тоже почему-то шепотом. – А где он?

– Пойдемте со мной.

Девушка властно подхватила Виктора под руку и повела к зданию вокзала, как водят на цепочке покорного, дрессированного кобеля. Виктор даже забыл о Петровиче. И о Сашке забыл. Такую девушку рядом с собой он видел впервые. Раньше похожих красавиц лишь по каналу НТВ, в программе «Эротические шоу мира», наблюдал.

На привокзальной площади девушку поджидал автомобиль. Иномарка, длинная, блестящая. Незнакомка села за руль, Виктор, стесняясь, устроился рядом.

– А где Саша? – наконец спросил Виктор.

– А Саша умер, – невозмутимо ответила девушка, уверенно выводя заморского стального коня на оживленную трассу.

2. Марина проснулась первой. Ее мягкие губы властно коснулись плеча Виктора, пробежались по шее, и влажный язычок пощекотал уголок рта. Виктор перевернулся на спину, положил руку поверх упругой девичьей груди. Марина изогнулась кошкой и сладостно застонала.

Как она не похожа на парикмахершу Клаву, его невесту. Клава в постели лежит почти неподвижно, лишь милостиво позволяя себя трогать. Виктор вплоть до этой ночи считал, что это нормально, Марина перевернула все его представления о постельной жизни. Оказывается, порнофильмы не врут. ТАКОЕ действительно случается с людьми.

Так искренне казалось Виктору. Он уже почти обожествлял свою новую знакомую Марину. И о том, что девушка – профи по прозвищу Пылесос, наивный провинциал, естественно, не догадывался. Для него она была бывшей невестой погибшего друга Сашки. С первого взгляда влюбившейся в него, Виктора. Умом он понимал, что сам себя обманывает, но еще один, не менее важный, чем мозг, орган диктовал иную философию. Упомянутый орган неустанно голосовал за любовь с первого взгляда, любовь с капельками соленого пота на верхней губе и с янтарными кляксами на шелковых простынях. «Любовь – не вздохи на скамейке» – сегодня ночью Виктор окончательно в этом убедился. Раньше он считал иначе...

Неожиданно зазвонил телефон. Марина нехотя оторвалась от Виктора. Нагая прошла через комнату, элегантно взяла в руку и поднесла ко рту телефонную трубку... Минуту назад тем же жестом она...

– Алло, я слушаю. Да, это Марина... Что?! Я еду! Да, немедленно!

Девушка бросила трубку на рычаг и принялась лихорадочно одеваться.

– Что случилось? – встрепенулся на подушках Виктор. – Куда ты?

– Мой... У меня брат заболел, – запинаясь, ответила Марина, накидывая на хрупкие плечи элегантное полупальто. – Еду в больницу.

– Я с тобой!

– Нет. Жди меня здесь. Еда в холодильнике. Захочешь выйти – ключи на полочке в коридоре.

Марина упорхнула из комнаты столь стремительно, что Виктор не успел даже спросить, когда ее ждать обратно. Входная дверь гулко хлопнула. Он остался один.

Внезапный уход девушки подействовал на Виктора как холодный, отрезвляющий душ. Плоть несколько успокоилась. Виктор вспомнил прерывистые, короткие разговоры в промежутках между практическими занятиями по Камасутре. Собственно, это были не разговоры, а монологи. Виктор молча внимал Марининым речам, заранее на все согласный, а она «давала установки». Этакий Кашпировский в юбке. Точнее, без юбки.

Со слов Марины выходило, что Сашку зарезали на каких-то непонятных Виктору спортивных соревнованиях. Оказывается, в институт Сашка не поступил. Мыкался на разовых работах. Потом встретил Марину и решил на ней жениться. Надо было как-то обеспечивать будущую семью. Марина сказала, что работает переводчицей-экскурсоводом. Водит по Питеру иностранцев, показывает город, рассказывает. Работа интересная, а платят копейки. К тому же Сашка мечтал о детях.

Возможность заработать БОЛЬШИЕ деньги подвернулась случайно. Где-то Сашка услышал о подпольных боях на ножах. Двое смельчаков, вооруженных финками, дрались до тех пор, пока один из них не потеряет сознание. Победивший получал 500 долларов. Специально для Виктора Марина пересчитала доллары в рубли, и получившаяся сумма ошарашила приезжего паренька настолько, что он даже забыл на миг о податливом теле любимой. Деньжищи действительно был большие, почти годовая Витькина зарплата.

По словам Марины, Сашка трижды дрался и дважды победил. В последний раз его подло обманули, подпоили накануне неизвестной гадостью, похожей по действию на снотворное, и, одурманенного, сильно порезали.

Марина знала (откуда – Виктору и в голову не пришло спросить), что подпоил Сашку, а потом зарезал один и тот же тип со странным именем Варфоломей. Девушка, всхлипывая, умоляла Виктора отомстить Варфоломею. Пойти на соревнования и порезать эту сволочь. Марина уверяла, что Сашка, когда давал из больницы телеграмму, мечтал дожить до приезда Виктора и попросить его о том же.

До объяснений о происхождении квартиры и шикарной машины-иномарки, коими владела несчастная малообеспеченная девушка, Марина не снизошла.

Концы с концами в повествовании Марины по прозвищу Пылесос сходились плохо, но Виктор ей верил. Безоговорочно и полностью, как ребенок в Деда Мороза. Да, он отомстит за друга, а потом женится на Марине, увезет к себе домой, и они долго-долго будут жить счастливо и беззаботно, на радость родителям, словно в мексиканском телесериале.