Текст книги "Час ворона"

Автор книги: Михаил Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

7. Конец

Асфальт влажно блестел. Солнечные лучи все увереннее и смелее пробивались сквозь проталины в тучах. Как это часто случается после дождя, воздух был чист и светел. Вскоре окончательно растают серые глыбы туч, солнце высушит промокшую землю, и к вечеру дождь забудется, будто его и не было.

Лихой водила безжалостно пришпоривал своего бывалого скакуна породы «Форд», пугал встречные автомобили бесшабашной наглостью дорожного хулигана и наслаждался скоростью. Создавалось впечатление, что подмосковных полицейских с полосатыми палками смыло мелким грибным дождиком, и никто не мешал «Форду» наглеть, чем дальше, тем больше.

Я сидел за спиной водителя-лихача, сжав в кулаке трубку мобильного телефона и мотаясь из стороны в сторону в такт шараханьям «Форда». Мозг закипал вулканом, ежесекундно извергая множество вопросов, на которые не было ответов.

Господи! И зачем, спрашивается, Большой Папа снизошел до объяснений кто есть кто? Лучше бы, услышав мое «алло», сделал для себя соответствующие выводы и сразу же повесил трубку! Так нет же! Большой Папа отобрал последнюю надежду и взамен всучил совершенно бесполезную в моем положении информацию. Как мне использовать знание имени и репутации врага? Быть может, плюнуть на данное Большому Папе обещание молчать о нашем с ним знакомстве и сообщить человеку со шрамом о том, что я теперь знаю, кто он такой, попутно рассказать, откуда я это знаю? И что мне это даст? Кивну на Большого Папу, а дальше? Что дальше-то, толк какой?

Неужели человек со шрамом по фамилии Агиевский действительно настолько велик и ужасен? Я же говорил Большому Папе, когда рассказывал про свои злоключения, о том, что меченый мракобес не совсем в своем уме. И о словах Любови Игнатьевны, дескать, она последние два года ведает всеми делами мужа, я тоже упомянул. Неужели Любовь Игнатьевна, эта молодая, красивая женщина, сумела в течение двух лет удерживать мрачный авторитет Миши Агиевского?

До звонка Большого Папы я пребывал, можно сказать, в умиротворенном состоянии. Я смирился с собственной обреченностью и с выпавшей на мою долю ролью жертвы, ибо, как я думал, за меня отомстят, и возмездие не заставит себя долго ждать. Втайне я надеялся, что Большой Папа сработает оперативно, и мне удастся спастись. А не удастся, так и фиг с ним! Вступи в игру Большой Папа, я в виде хладного трупа стал бы лишним аргументом в Папиных «базарах по понятиям». Я, покойный, мигом превратился бы в Папиного человека, в закоренелого заслуженного братка из Папашиной мафии. Папа прямо говорил, что помянет при разборках Толика Иванова как свой кадр, вот и меня посмертно занесли бы в тот же реестр. Мафиозному папаше было бы «западло» не зарезать «жирного гуся» (после обезжиривания залетной северной птахи) в отместку за гибель корешей Стаса и Толяна. Но Большой Папа из игры вышел, и все изменилось.

Да, все изменилось! Рассчитывать на Большого Папу больше нечего, придется надеяться только на себя. Нельзя оставлять мракобесие Михаила Александровича Агиевского безнаказанным. Не могу я просто так, за здорово живешь, дать себя убить!

Надо что-то придумать! Но что?

Телефонная трубка в кулаке заверещала снова настолько неожиданно, что я аж подпрыгнул. Не пытаясь предугадать, кто и почему звонит, я поднес трубку к уху:

– Алло.

– Станислав Сергеевич?

– Да, это я... – Чуть было не добавил сгоряча: «Это я, Михаил Александрович. Здрасьте, господин Агиевский, давно не слышал ваш мерзкий голос, успел соскучиться!»

Интересно, как бы отреагировал человек со шрамом, назови я его сейчас по имени-отчеству? Но я сдержался и в ответ на свое скупое «да» услышал из трубки насмешливый и спокойный голос «легенды Севера», великого и ужасного Миши Агиевского:

– Станислав Сергеевич, как ваши дела, беспокоюсь. Успеваете ко мне в гости к двум часам?

– Успеваю, не волнуйтесь.

– Где вы сейчас?

– В машине, мчусь на всех парах. – За окнами автомобиля мелькнул придорожный щит с перечеркнутым красной линией словом «Уекино». – Только что проехали деревню с романтическим названием. Минут через двадцать промчимся мимо райцентра, а там и до вашей дачи рукой подать.

– Вы хорошо ориентируетесь на местности, Станислав Сергеевич. Откуда у вас познания в топонимике Подмосковья?

– В детстве увлекался краеведением, – соврал я. Не рассказывать же, в самом деле, господину Агиевскому про то, что я наизусть вызубрил карту местности вчера, когда вез сердечника-пенсионера в районную больницу.

– Вы один в машине?

– Нет. Автомобиль угонять, дабы успеть к вам на обед, я не стал. Договорился с частником, с хорошим лихим парнем.

Услышав, что о нем помянули, хороший лихой парень за рулем повернулся ко мне и заговорщически подмигнул, презрев тот факт, что «Форд» в это время катил по встречной полосе. Я совсем упустил из виду, что он слушает мои телефонные разговоры. Не сболтнуть бы лишнего, а то, не ровен час, Миша Агиевский решит убрать случайного свидетеля и прикажет шлепнуть невинного водилу.

– Надеюсь, Станислав Сергеевич, вы не рассказали своему лихому водителю, к кому спешите в гости? Не посвятили его, так сказать, в детали наших с вами запутанных отношений? – Агиевский как будто прочитал мои мысли.

– Нет, конечно.

– Прекрасно! Как проедете райцентр, отпустите машину и дальше идите пешком по шоссе. Хорошо?

– Чего ж хорошего? Я опоздаю к двум часам.

– Не страшно. Незначительное опоздание я вам прощу, так уж и быть. Я ж не зверь какой-нибудь, не монстр, ах-ха-ха-ха... Станислав Сергеевич, последний вопрос: как будете с частником-водителем расплачиваться?

– Щедро.

– А деньги где взяли? Там же, где и свежую одежонку вчерась? Опять ограбили кого-то? Ах-ха-ха...

– Угадали.

– Ах-ха-ха... Ну, вы и типчик, Станислав Сергеевич! Ах-ха-ха! Опасный вы для общества член! Таких, как вы, в назидание остальным нужно примерно наказывать. Ах-ха-ха...Подумайте о своем поведении и поищите раскаяние в глубинах души. Мой вам добрый совет, ох-ха-ха-ой... не могу... До свидания, Станислав Сергеевич! Я вам еще позвоню!.. Ах-ха-ха...

Громкий смех в трубке сменился короткими гудками. Надо отметить – смеялся господин Агиевский не искренне. Старался, что б смех звучал издевательски-надменно, но получалось не очень, на троечку. Не верит Михаил Александрович в то, что я вот так, запросто поддался его шантажу и спешу в гости, не прихватив какого-либо неприятного сюрприза. И он прав – был для него припасен сюрприз. Был, да весь вышел. И мне, кстати, пора на выход. Просчитался я, наврал Агиевскому – гораздо меньше двадцати минут понадобилось «Форду», чтоб покрыть расстояние от деревни Уекино до районного центра.

– Земляк, поехали потише, – попросил я водителя.

– Как прикажешь. – Водила послушно сбросил скорость. – Но можем опоздать, учти.

– Планы изменились, земляк. Видишь слева городишко? Это райцентр.

– Заезжаем в райцентр за водкой?

– Не-а. Проезжаем мимо, ты меня высаживаешь.

– А премиальные?

– Заплачу, так уж и быть.

– Ништяк! – обрадовался водила. – А че, дружище, ты вдруг надумал посреди дороги слезать?

– Друзья на мобильник звякнули, сказали – рядом проезжать будут и меня подберут, – ляпнул я первое, что пришло в голову, и тут меня осенило! А ведь и правда, Агиевский вышлет навстречу пару машин, его люди убедятся, что я не тащу за собою «хвоста», и привычно меня повяжут! Нет, ну какой же я дурак, а? Думал – Агиевский отправляет меня в пешую прогулку, дабы избавиться от случайного человека – водителя-частника – и не засвечивать свою берлогу. На полном серьезе пытался представить, сколько времени займет пеший переход от райцентра до поселка «новых русских». А на самом-то деле Миша Агиевский попросту боится, что я явлюсь к нему не один, страхуется и рубит «хвосты»!

«Форд» проехал мимо поворота к райцентру, дисциплинированно, на малой скорости, прокатил еще с километр, развернулся «носом» к Москве и затормозил. Я отдал водиле премиальную сотню, выбрался из автомобиля на обочину шоссе. «Форд», выплюнув на прощание порцию вонючих газов, помчался обратно в Белокаменную, а я побрел, прихрамывая, вдоль кромки асфальта своим многотрудным путем.

По левую руку – лес, по правую – шоссе, за полоской асфальта картофельные поля. Солнышко припекает, туч на небе почти не осталось и асфальт уже высох. Движения на шоссе почти нет. Редко навстречу проедет «жигуленок» или «Москвич», еще реже обгонит меня, одинокого путника, тихоход-трактор или труженик-грузовик. Иду не спеша, жду, когда же наконец объявится на горизонте моторизованный патруль Миши Агиевского.

Ковыляя по обочине шоссе, я думал о прожитой жизни. Бездарно прошла жизнь. Хотел оставить после себя какой-нибудь след на Земле, и ничего из этого хотения не получилось. По молодости строил грандиозные планы, потом понял – планам моим вряд ли суждено когда-либо сбыться, и, оставив пустые мечтания, целиком и полностью занялся ремесленным зарабатыванием денег. Ну, что? Много я заработал? Ни фига! Так, что называется, «на пожрать». Эх! Удалось бы замочить эту мразь с рваной харей по фамилии Агиевский! Быть может, хоть это хорошее дело зачтется мне на том свете! Но как же, черт побери, мне перехитрить Агиевского? Как?!

– Эй! Велосипедист! Эй ты, седой-волосатый!

А? Что? Я обернулся. От райцентра в мою сторону катил мотоцикл с коляской. Мотоцикл ехал по встречной полосе, по самой обочине асфальта, можно сказать, след в след за мною. В мотоциклетном седле сидел знакомый милиционер Иннокентий. Тот самый, что подвез меня вчера от районной больницы почти до самого Кондратьева.

– Погодь, велосипедист. Постой, поговорим.

Мотоцикл поравнялся со мной, Иннокентий выключил мотор, выпрыгнул из седла. Сегодня морда у мусора была бледная и скучная, видать, злоупотребил вчера Кеша первачом-самогоном.

– Ух ты, как я тебя удачно встретил, велосипедист! Вопросик к тебе тольки-тольки назрел, еду, гляжу, ты идешь. Чудеса!

«Почему он называет меня «велосипедистом»?» – удивился я и сразу же вспомнил, как вчера, общаясь с милиционером Кешей, прикидывался попавшим в аварию велогонщиком.

– Слышь, велосипедист, покажь паспорт. – Кеша, расставив ноги и уперев руки в бока, встал передо мной, всем своим видом демонстрируя превосходство облеченного властью госслужащего над гражданским хмырем с длинными волосами. Злые Кешины глазенки шарили по мне, будто обыскивали. Кителек распахнулся, и кобура кокетливо выпирала на поясе, словно уродливая коричневая грыжа.

– А в чем дело, Кеша? – спросил я дружелюбно.

– Кому Кеша, а кому Иннокентий Иванович, – отрезал мент, давая понять, что вчерашние наши с ним добрые отношения сегодня неуместны. – Паспорт покажь!

– У меня нету с собой документов, извини.

– Тогда поедешь со мной. – Кеша схватил меня за локоть и подтолкнул к мотоциклу. – Залазь давай в люльку, поехали разбираться с твоей личностью.

«Неужели пенсионер-сердечник все-таки меня заложил?» – подумал я, мягко и ненавязчиво убирая Кешину пятерню со своего локтя.

– Руку отпустите, пожалуйста, Иннокентий Иванович! Объясните, в чем дело, тогда и полезу в люльку.

– Ах, ты так! – Кеша разжал пальцы, оставляя в покое мой локоть, отступил на шаг и потянулся к кобуре. – Сопротивление властям при задержании, да?

– Сдаюсь! – Я вскинул руки вверх, сцепил пальцы на затылке. – Объясните, в чем меня обвиняют, и поехали в отделение.

– Не обвиняют, а подозревают... пока... – помягчел Кеша, между делом извлекая все же из кобуры табельное оружие. – Я с утреца в районную больничку заезжал. В приемный покой вчерась к ночи доставили двух избитых, мужа с женой из Кондратьева. Муж доложил – на него напал волосатый субъект по имени Станислав. По приметам ты похож на преступника и сам вчерась мне сообщил, что в Кондратьево спешишь, а раз у тебя нету документов и доказать, что тебя зовут по-другому, на месте ты не можешь, то поедем разбираться в отделение, понял?

Ах, вот так, значит... Час от часу не легче! Ревнивый супруг оттраханной мною Ангелины не выдержал – наябедничал властям. Страшная штука – ревность.

Опа!!! Есть! Эврика!!! Придумал! Ревность – вот она, отравленная стрела, которая способна изрядно попортить кровушку человеку со шрамом и занести в его без того больной мозг смертоносный вирус безумного и бездумного яростного гнева!!! Впервые увидев Любовь Игнатьевну, я вспомнил о чем-то похожей на нее красивой женщине с умными глазами. Та умница-красавица, едва не ставшая моей законной супругой, по образованию была психологом, и именно от нее я нахватался кое-каких забавных сведений о разнообразных нервных болезнях. Однажды она поведала, что патологическая ревность – первый признак параноидальной шизофрении. Если Михаил Александрович болен шизофренией в начальной стадии, то... То теперь я знаю, как его победить!!! Покажите алкоголику бутылку, наркоману шприц, шизику соперника, и больной человек сорвется, потеряет самоконтроль!

Шизик и дурак отнюдь не синонимы, шизофреники склонны умничать, выстраивать сложные логические построения и это... это замечательно! Я сумею вклиниться в его больную логику, сумею пробудить болезненные эмоции. У меня получится ! Я ведь в конце концов профессионал...

– Ишь заулыбался! Чего лыбишься, волосатый? – Кеша направил на меня пистолетный ствол. – Лыбишься чего, я спрашиваю? Че я такого смешного сказал, а?

– Дурак ты, Кеша, честное слово! Ну, подумай ты сам: разве тому избитому мужику, у которого ты снимал показания, отметеливший его преступник паспорт показывал? А если преступник соврал? Представился Станиславом, а по паспорту он какой-нибудь Эммануил или вообще твой тезка – Иннокентий? Что тогда?

– Ты на что намекаешь, а? – Кеша наморщил лоб. Мое высказанное вслух предположение смутило его милицейские мозги, и Кеша разозлился: – Кончай умничать, ты! Полезай в люльку!

Кеша угрожающе вытянул руку с пистолетом. Ну, что за придурок! Стоит в шаге от меня, тычет пушкой в живот. Идиот, честное слово!

– А если не полезу? Стрельнешь?

– Стрельну!

– А пистолет-то ты с предохранителя снял, дурилка картонная?

Осуществив штурм подпольной порновидеостудии, я накрепко усвоил два правила касательно хранения и применения огнестрельного оружия: первое – пистолет, который лежит под подушкой или в кобуре, скорее всего находится на предохранителе, второе – пока пистолет на предохранителе, он представляет из себя всего лишь неудобную и тяжелую железную загогулину.

Кеша пребывал в заблуждении, что волосатая личность на мушке его застрахованного от нечаянного выстрела «макарова» непременно должна испугаться одного вида вооруженного милиционера. Безусловно, позавчера я бы наделал в штаны, направь на меня пушку какой-нибудь мент, испугался бы если и не самой пушки, то неприятностей, которые может устроить любому обыкновенному гражданину разгневанный милиционер. Но позавчера была пятница, а сегодня – воскресенье, и за последние не полные сорок восемь часов много воды утекло. Поменялся мир вокруг меня, изменился и я сам.

Обозвав Иннокентия «дурилкой картонной», я расцепил пальцы на затылке и две руки-крыла хлестко ударили милиционера по шее. Я даже не стал выбивать пистолет из Кешиного кулака, он сам его выронил, когда ребра моих ладоней синхронно ударили по сонным артериям. Бил я быстро, но не сильно, намеренно расслабил кисти в момент контакта с Кешиной шеей.

Кто знает, как бы я себя повел, будь на шоссе оживленное движение. Но во время наших с милиционером препирательств, словно нарочно, подстрекая меня к решительным действиям, дорога оказалась пуста и молчалива. Не видно машин на горизонте, не слышно гула моторов за спиной. Впрочем, я в моем настоящем положении все равно отказался бы ехать с Иннокентием в отделение, даже арестуй он меня на Садовом кольце в час пик. Другое дело – на оживленной магистрали я бы отказывался менее решительно и однозначно. Иными словами – будь рядом свидетели, я бы предпринял что-нибудь не столь радикальное, как сдвоенный удар по шее под названием «взлетающая цапля».

Шоссе пустынно, однако в любую секунду сзади или спереди может возникнуть автомобиль с дальнозорким водителем за рулем. Завалив мента, я поспешил присесть на корточки, ухватил бесчувственного Кешу за ремень и, волоча его за собой, сполз в кювет.

Кювет, то бишь канава, прорытая вдоль шоссе на всем его протяжении, оказался достаточно глубоким и, слава богу, сухим. Нельзя оставлять Кешу прямо здесь, на дне поросшего высокой травой придорожного рва. Придется затащить его в лес, подальше от дороги, и сделать так, чтоб, очнувшись, Иннокентий еще какое-то время поскучал в тени деревьев, а уж потом побежал трубить тревогу.

Тоже мне – милиционер, называется. Даже наручников у него нету. В карманах двадцать рублей с мелочью, перочинный нож и хлебные крошки. Хорошо, хоть ремень есть. Я связал Иннокентию ремешком руки за спиной, предварительно усадив его вплотную к березовому стволу. Заведенные назад Кешины руки обхватили березку, а петля ремня обхватила их в области запястий.

Когда Иннокентий сумеет освободиться – не берусь строить прогнозы, а вот очнется он совсем скоро. Едва я успел привязать милиционера к березовому стволу, как он замычал, замотал головой. Я не стал затыкать рот Иннокентию кляпом. Пусть орет, зовет на помощь. Памятуя о не слишком оживленном движении на шоссе, орать придется долго и громко.

Когда тащил Кешу в кювет, прихватил и его табельный «макаров», сунул пистолет в расстегнутую кобуру. Возвращаясь из леса на шоссе, я все еще сомневался – а не слишком ли опрометчиво поступил. Быть может, стоило присвоить оружие? Нет! Я правильно сделал, что не взял пистолет. Холуи Агиевского, один черт, отнимут пушку, когда будут обыскивать. А шмонать меня будут пренепременно, Агиевский боится сюрпризов. Пусть шмонают! Мой специальный сюрприз для Михаила Александровича все равно не найдут, ибо он нематериален. Но он есть, есть сюрпризец, да еще какой, любо-дорого! Спасибо менту Кеше – встретился на пути, натолкнул на интересную мысль, на базе которой моментально выстроился четкий план дальнейших действий. Я все же, черт возьми, режиссер-постановщик и по профессии, и по призванию. И я сумею правильно поставить, разыграть и срежиссировать грядущую драму, спектакль для двух актеров в окружении кучи статистов. Что есть театр и кино? Искусство обмана, притворства и имитации реальной жизни! А кто такой режиссер? Искусный, профессиональный обманщик и имитатор, вот кто!

Вырвавшись из леса, я почтил своим вниманием милицейский мотоцикл – выдернул ключики из замка зажигания и, размахнувшись, зашвырнул их подальше. А предварительно завел мотоциклетный мотор. Нехай тарахтит на холостом ходу. Во-первых, шум мотора будет заглушать Кешины крики о помощи, а, во-вторых, у проезжающих мимо водителей пустой тарахтящий мотоцикл вызовет меньше подозрений. Эка невидаль – хозяин тарахтелки тормознул и отлучился в лесок пописать, с кем не бывает?

Все, с мотоциклом разобрался. Теперь вперед и быстро, подальше от места преступления. Бегом вдоль шоссе, трусцой, не обращая внимания на боль в ушибленной коленке.

Я бежал, и каждая клеточка уставшего тела вибрировала от радости, ибо на бегу я обдумывал свой план мести мракобесу Агиевскому, а чем тщательнее я его обдумывал, тем больше он мне нравился. Да, я понимаю, это должно казаться странным, однако я действительно радовался! Ведь я нашел все же, черт побери, выход из безвыходного положения! Решил задачу, не имеющую решения! И пусть, в конце концов, я погибну, проиграю, однако не всухую! Меня распирало то же радостное чувство, что и Лешку Митрохина, после того как он зарезал мастера стиля Дракона. Ощущать себя марионеткой, этакой куклой на веревочках, Буратино в театре Карабаса Барабаса, поверьте мне – хуже всего! И великое счастье, когда марионетка находит возможность не дергаться, а дергать за веревочки! Честное слово – великое счастье!

Я пробежал порядка полутора километров вдоль кромки асфальта, когда впереди показались две машины-иномарки. Одна из автомашин-иностранок затормозила возле меня, вторая обогнула блестящую подругу и проехала дальше, наверное, проверить наличие или отсутствие «хвоста».

Из машины, остановившейся рядом со мной, запыхавшимся и взмокшим вылез Антон. Голова у Антона оказалась перебинтована, смотрел он неласково, заговорил грубо.

– Здорово, супермен, – процедил Антон сквозь зубы. – Не притомился в бегах, болезный? Вона, как потом от тебя разит, за версту слышно.

– Спасибо за интерес к моему здоровьицу, – ответил я вежливо и поспешил справиться в свою очередь о самочувствии собеседника: – А у тебя как, Антоша: головушка не болит? Не сильно я тебя зашиб, а?

– Ах ты, паскуда! – Антон шагнул ко мне, сжал кулаки, размахнулся, но не ударил, сдержался.

– Чего ж ты? – улыбнулся я ехидно. – Замахнулся, так бей, не стесняйся. Или боишься, хозяину твоему нажалуюсь? Или хозяйку ссышь прогневать? Ведь был же, конечно, приказ меня не трогать. Слабо хозяйские приказы тебе, холую, нарушать. Сейчас плюну в рожу, и ты, падла, утрешься!

Антон побагровел, но поспешил отступить на пару шагов. Вот кретин! Действительно поверил, что я стану плеваться. Однако я угадал – приказ беречь и холить Станислава Сергеевича существует. Приговоренный к казни по замыслу устроителя экзекуции должен взойти на плаху собственными ножками, без посторонней помощи. Это хорошо, значит, прежде чем начнется дробление костей и вытягивание жил, запланирован душевный разговор. Он-то как раз, разговорчик по душам с Мишей Агиевским, мне и нужен, ибо вовремя сказанное меткое слово способно оказать разрушительное действие, сопоставимое с ударом серпом по яйцам, и я уже заготовил добрый десяток словечек-серпов, продумал тактику и стратегию ментальной атаки, готов к словесной перепалке с уродом Агиевским, впрочем, так же готов и к рукопашной схватке, которую, я надеюсь, спровоцируют мои острые словечки.

– Обыщите его! – приказал Антон.

Так я и знал! Все пока идет согласно прогнозам! Из машины вылезают двое мужиков, кажется, тех же самых, что везли меня вчера на дачу, перехватив подле отделения милиции, где служит капитан Верховский, и начинается обыск. Капитальный шмон, ощупывание и оглаживание каждого сантиметра тела, скрытого одеждой.

– Ничего нет, кроме трубки мобильника в штанах, – доложил один из мужиков Антону, обследовав меня с ног до головы.

Я не сопротивлялся, только дважды застонал. Когда он дотянулся до ушибленного колена, я застонал вполне естественно, когда коснулся плеча правой руки, я притворился, что его прикосновение отозвалось в плече резким болевым импульсом.

– Наденьте на него наручники, – распорядился Антон. – Погодите! Сейчас вон та «волжанка» мимо проедет, тогда и окольцуем этого орла.

Молча дождались, пока «Волга» цвета баклажан прошуршала колесами мимо остановившейся у обочины иномарки и умчалась за горизонт.

– Руки за спину! – гаркнул мужик, что стоял чуть левее, мужик справа жестом фокусника извлек из заднего кармана своих синих джинсов никелированные наручники.

– Ни фига не получится, мужики, – сказал я, потирая левой ладонью правое плечо. – Не смогу я правую руку убрать за спину. Шибко навернулся, пока к вам на встречу спешил, на коленке здоровенная гематома и крыло выбито, пошевелить больно.

– Больно? А ты потерпи! – нехорошо улыбнулся Антон. – Ребятки, помогите мальцу засунуть палец в жопу!

«Ребятки» не заставили начальника повторять просьбу о помощи. Один вцепился в левую руку и умело заломил конечность. Второй сжал в кулаке запястье правой и надавил на локоть. Я заорал. Истошно и дико. Ноги мои подкосились, лицо исказила гримаса нестерпимой боли. Мужик, выкручивающий правую руку, усилил давление на локтевой сустав. Я ответил безумным воем.

– Антон, может, не надо? – Давление на правый локоть ослабло. – Заверну ему граблю, а он сознания лишится, потом отвечай. Ну его, защелкнем браслеты впереди, пописать захочет, пущай сам штаны расстегивает.

– Ладно, хрен с ним, – подумав секунду, согласился Антон. – Не ори, больной! Вытяни руки вперед!

Фу! Слава богу! Маленькая, но все же победа! Наколол ребятишек и добился своего. С руками за спиной особенно не повоюешь, а я настроился на серьезную драку. И если дальнейшие события будут происходить согласно моему сценарию, то перед драчкой никто не позаботится снять наручники и освободить запястья. Красиво, слов нет, киношные супермены подтягивают ноги к животу и, малость поцарапав задницу, перебрасывают скованные наручниками руки из положения «за спиной» в положение «перед грудью». На самом деле подобный трюк в состоянии исполнить только урод с очень длинными руками и недоразвитым торсом. Наручники проектировали отнюдь не дебилы. Проектировщики предусмотрели и то, что арестованным может оказаться артист цирка, и массу иных вариантов, связанных с экстраординарными возможностями хорошо тренированного человека. Разве что арест орангутанга выпал из сферы исследований разработчиков стальных браслетов, но моя конституция, к сожалению или к счастью, отличается от строения тела длиннорукой обезьяны.

Как только стальные браслеты украсили запястья, Антон распахнул дверь иномарки, и я понятливо забрался на заднее сиденье. Далее стандартно – слева сел один мужик, справа – другой, Антон устроился в кресле подле шофера. Посидели молча, поскучали, подождали, пока вернется иномарка, что поехала проверять наличие или отсутствие «хвостов». Иномарка-разведчица вернулась спустя десять минут скуки в душном автомобильном салоне, припарковалась рядышком, из окошка выглянул мужик в бейсболке с эмблемой-закорючиной «Найк» и коротко доложил:

– Мотоцикл без мотоциклиста бухтит на обочине, воздух портит. Больше ничего подозрительного не видать.

– Засранец мотоциклист в кустики отошел лопухом подтереться – ничего необычного, – сделал вывод Антон и повелительно махнул рукой. – Как говорил Юрий Гагарин – поехали!

Поехали. Машина, в которой сидел я, первой развернулась багажником к райцентру и понеслась по шоссе, иномарка номер два пристроилась сзади. Едва тронулись, Антон взялся за телефон, за отобранную у меня трубку мобильника. Номер Антон набрал почти не глядя, прижал трубку к щеке и, дождавшись соединения с абонентом, заговорил вежливо:

– Все в порядке, Станислав Сергеевич с нами, у него ушиб колена и вывих плеча, но мы ни при чем. Он объясняет травмы тем, что неудачно упал сегодня утром... Нет, ничего подозрительного, дорога чистая... Да, проверили... Хорошо, передаю ему трубку. – Антон протянул мне мобильник и настоятельно попросил: – Возьми трубку. Сам с тобой поговорить желает.

Еще один плюс от наручников скованных перед грудью, а не за спиной: можно взять телефонную трубку самому, вместо того чтобы прижиматься лицом к переговорному устройству в чужой, вонючей лапе.

– Алло.

– Станислав Сергеевич?

– Здравствуйте, давно не слышал вас.

– И не видели давненько! Соскучились? Ах-ха-ха-ха... – обрадовался возможности начать беседу неуклюжей потугой на шутку Михаил Александрович Агиевский. – Но не расстраивайтесь, Станислав Сергеевич. Скоро увидимся, теперь уже скоро. Выгляните, пожалуйста, в окошко, мимо чего вы сейчас проезжаете?

– Мимо леса.

– Лес с левой стороны дороги, а с правой?

– С правой стороны поле... Нет, вру. Уже лес, только что начался. Скоро доедем до левого поворота в сторону вашей дачки. Вы приглашали меня на обед. Не обманите? Покормите гостя?

– Вы удивительно спокойны, Станислав Сергеевич.

– А к чему нервничать раньше времени?

– Хотите, угадаю причину вашего спокойствия?

– Не получится.

– А я все же попробую! Как только мне сообщили, что вы, Станислав Сергеич, убежали, взяв в заложницы Любовь Игнатьевну, я в первую очередь связался с подмосковными милиционерами, организовал облаву, учредил крупную премию сотрудникам, которые выкажут рвение и сообразительность, затем распорядился разыскать в Москве вашего знакомца капитана Верховского. Любовь Игнатьевна была обнаружена и спасена, а Виктора Верховского так и не нашли. У капитана Верховского сегодня выходной, и ни дома, ни на работе его нет. Я не знаю повадок и привычек товарища Верховского, вам же, как мне кажется, знакомы те места, где капитан Виктор коротает досуг. Смею утверждать – вы встретились с милиционером Верховским, пока шли поиски Любови Игнатьевны. Требуя выкуп, вы попросту морочили мне голову, а сами спрятали заложницу и бросились просить помощи у знакомого и понятливого мента. А где еще, у кого вам искать сочувствия?

– У бандитов, – перебил я Агиевского нагло.

– Ах-ха-ха-ха... Рассмешили, Станислав Сергеевич, потешили! Люди искусства интересны в общении, и, конечно, у вас есть знакомые бандиты, но, Станислав Сергеевич, вы, к сожалению, не всемирно известный кинорежиссер, вы – мелочь пузатая, и ваши корчащие из себя бандитов криминальные приятели – тоже мелочь. За те несколько часов, что прошли между нашими двумя телефонными разговорами, между первой беседой, когда вы потребовали выкуп, и второй, когда я пригласил вас к обеду, за те жалкие часы вам бы ни за что не удалось выйти на кого бы то ни было круче бригадира наперсточников!

Вообще-то Миша Агиевский был абсолютно прав. Не ошибись Большой Папа в свое время, переключая телевизионные каналы, фиг бы меня до него допустили. Мой номер – шестой. Сей очевидный факт Большой Папа объяснил еще проще и доходчивей, чем это сейчас делает господин Агиевский.

– Вы слушаете, Станислав Сергеевич? Алло-о! Откликнитесь!

– Да, я вас слушаю.

– Посмотрите еще разик, пожалуйста, за окошко. Далеко ли до левого поворота к дачам?

Я вытянул шею. Впереди, метрах в двухстах, торчал указатель левого поворота. Машина ехала быстро, и дорожный знак подле развилки стремительно приближался. Я удивился – шофер не озаботился сбросить скорость перед поворотом. Еще больше я удивился, когда машина промчалась мимо дорожного указателя. Шофер и не думал сворачивать в сторону дачного поселка, гнал автомобиль, как и прежде, вперед по основной трассе.

– Алло-о! Станислав Сергеевич! Что же вы молчите? Свернули к дачам?

– Нет, проехали мимо.

– Озадачены, Станислав Сергеевич?

– Да, более чем.

– Раздосадованы?

– С чего бы мне досадовать?

– Бросьте, Станислав Сергеевич! Конечно же, раздосадованы! Опять вы проиграли, а я выиграл! Я снова вас перехитрил! Вы приехали один, без «хвостов», но вы объяснили товарищу Верховскому, где находится моя дача, и надеялись на его помощь, я угадал? Ну же, угадал?

Я промолчал. Миша Агиевский расценил молчание как знак согласия и продолжил трепаться:

– Представляю, как сидите вы, Станислав Сергеевич, и капитан милиции Верховский. Вы уже успели рассказать товарищу капитану о своих злоключениях, Виктор Верховский стер со щеки скупую мужскую слезу, сжал кулаки, и тут звонит телефон– это я вам звоню, приглашаю на обед. Вы, Станислав Сергеевич, соглашаетесь, а закончив разговор, сообщаете его содержание другу-милиционеру. Виктор выслушал вас внимательно и говорит: «Езжай, Стас! Где находится дача этого гада, я знаю. Сейчас соберу верных людей, правильных ментов, и мы тебя выручим. Возьмем штурмом дачу. Постарайся продержаться до нашего прихода, Стас!» Пожав друг другу руки и сурово, по-мужски, обнявшись, вы расходитесь в разные стороны. Герой Стас спешит в логово к негодяю, к злодею со шрамом на лице, а милиционер-герой бежит собирать команду крутых оперов. Вот удивится капитан Верховский со товарищи, когда, нагрянув ко мне на дачу, застанет там подмосковных ментов, снимающих показания у Любови Игнатьевны. И начнет тогда товарищ Верховский спрашивать: «А где же друг Стас и злодей со шрамом?» А ему ответят: «Господин со шрамом поехал в лес, в указанное шантажистом место, передавать выкуп – полтора миллиона долларов в обмен на похищенную жену. Два гектара леса оцеплено, операция по захвату вымогателя разработана лично товарищем генералом, отвечающим за порядок в столичных окрестностях!» Ну? Как вам? Понравилась моя драматургия? А? Станислав Сергеевич?