Текст книги "И радости, и печали. Книга 1"

Автор книги: Михаил Зайцев

«С первой побудки напевной…»

 
С первой побудки напевной
Утренних петухов
В радости повседневной
Часто не до стихов —
Близких, вчерашних, давних —
Вот же они, посмотри!
В строчках наивных, печальных —
Жизнь от зари до зари.
 

«И в густом лесу, и в редкой…»

 
И в густом лесу, и в редкой
Роще слышу всё ясней
Голоса далёких предков,
Рыб, животных и зверей.
 
 
Слышу сердцем, чую кожей
Мир лесов, полей, степей.
Он и нынче нас моложе,
Он и нынче нас умней.
 
 
У слона, змеи, волчицы
И у солнышка в горсти
Не мешало б поучиться,
Как природу нам спасти
От самих себя… Но это
Ближе сердцу – не уму.
А пока летит планета
Стёртым мячиком во тьму.
 

«Река покрылась льдом…»

 
Река покрылась льдом.
Кружись в ней, не кружись,
А жизнь пошла вверх дном,
Другою стала жизнь.
 
 
Идёт по льду рыбак,
Не аки посуху,
Поймать за просто так
Рыбёшек на уху.
 
 
Пробурит крепкий лёд.
И на зеленый свет
Рыбёшка подплывёт,
А света вовсе нет.
 
 
Несладко подо льдом
Барахтаться в воде,
Вся жизнь идёт вверх дном,
Как впрочем, и везде.
 

«В повседневных трудах и заботах…»

 
В повседневных трудах и заботах
О ночлеге, любви, бутербродах,
Забывал он на небо взглянуть.
Прижимался к земле. И всё глубже
В землю плотью входил. И всё глуше
Покрывался забвением путь.
И, смешавшись с землёй без остатка,
Облегчённо вздохнул и украдкой
На далёкое небо взглянул.
 
 
Там, в пространстве колеблемом, кто-то
Над своей бесконечной работой
Одинокую спину согнул.
К небесам прижимался. Всё глубже
В небо плотью входил. И всё глуше
Заунывную песню тянул.
В небесах растворясь без остатка,
Облегчённо вздохнул и украдкой
На далёкую землю взглянул.
 

Муж

 
Домой придёт – посмотрит колко,
Хмурной – уставится в окно.
Жена забегает – иголка
Сшивает жизни полотно.
– Чего разбегалась?
– Да как же?! —
На стул опустится без сил.
Сейчас он скажет, скажет, скажет:
«Да, не люблю. Нет, не любил».
Но он молчит. И вдруг украдкой
Посмотрит, выдохнет:
– Жена…
Ей так тепло и так ей сладко,
Что до озноба – холодна.
 

«Полетим, полетим над чужою страной…»

Василию Макееву

 
Полетим, полетим над чужою страной,
На других поглазеем, себя всем покажем,
Ну а то, что увидим, и Богу не скажем,
Возвратимся домой с окрылённой виной.
 
 
Что нам Запад и что нам Восток,
Ну, отметим для галочки: были в Париже.
И на ниточку памяти грустно нанижем
Сувенирную бусинку в русский рядок.
 
 
И продолжим Отчизну тихонько любить,
Позабудемся в прежних трудах и заботах,
А чтоб наши полёты совсем не забыть,
Нитку бус мы повесим на старых воротах.
 

«Идущий берегом реки…»

 
Идущий берегом реки,
Смотрю на пасмурные воды.
Как одуванчики, с руки
Сдуваю дни свои и годы.
 
 
Подхватывает их река,
Несёт к неназванному сроку,
Ну а душа издалека
Летит над водами к истоку.
 

«В рассветный час закатным летом…»

 
В рассветный час закатным летом
Едва проснулась тропка, но
Нетерпеливым бересклетом
Уже стучит в моё окно.
 
 
Напоена прохладной влагой,
Трава прикрыла тропку, но
С упрямой детскою отвагой
Она стучит в моё окно.
 
 
Ну как не выглянуть, не встретить
Душой попутчицу свою,
С которой вместе на рассвете,
Ещё не выспавшись, встаю?!
 
 
И мы идём неспешным шагом.
Овраг проходим, поле, ток.
И друг за другом добрым взглядом
Следим, не потеряться чтоб.
 

«Над леском, деревней…»

 
Над леском, деревней,
Тропкою, рекой
Разлился вечерний
Благостный покой.
 
 
Над крестьянской хатой
В тёмных небесах
Звёзд голубоватых
Светятся глаза.
 
 
В хате над колыской
Женщина сидит.
Наклонившись низко,
На дитя глядит.
 
 
Кутает ребёнка
Потеплей до пят —
В голубых глазёнках
Звёздочки блестят.
 
 
Спит младенец в хате,
Весь закутан в шаль.
С неба Божья Матерь
Смотрит, как печаль.
 

«Глянешь утречком в окошко…»

Александру Ерофееву

 
Глянешь утречком в окошко —
Светом залита дорожка,
И на ней роса дрожит.
Между капелек бежит —
Не задеть бы! – время наше.
Нет его милей и краше,
И оно спешит, спешит…
И зовёт в широки дали,
Светом залитые, тьмой,
Где мы многое видали
И вернулись вновь домой.
Чтобы утром полегоньку
В рассветающей тиши
Выйти, времени вдогонку
Крикнуть: время, не спеши!
 

«Ни коня, ни воза…»

 
Ни коня, ни воза.
Посреди зимы
Ждут-пождут мороза
На печи пимы.
 
 
И душе охотца
Шуток и всерьёз
Крепкого морозца
До весёлых слёз!
 
 
Но по всей Расее
В январе
Дождик мелкий сеет —
Лето на дворе!
 

«Дремлет речка в берегах…»

 
Дремлет речка в берегах.
Месяц над водой
Наставляет ей рога
С тучкой молодой.
 
 
Из речных объятий лишь
Выскользнул и вот
Шёпотом волнует тишь,
Сладко тучке лжёт.
 
 
Понимает речка: юн
И в желаньях лих,
Да и род его от лун
Переменчивых.
 
 
Тучка что? Была – сплыла.
Он опять за то ж:
К речке льнёт, и ей мила
Сладостная ложь.
 

«И те, которые сказали…»

 
И те, которые сказали,
Что всё на свете – суета,
Они, бесспорно, в этом зале —
Дымок пускают изо рта.
 
 
И те, которые сказали,
Что всё на свете – красота,
Закусывают в этом зале
Остатком рыбьего хвоста.
 
 
И те, которые сказали:
«Ни красота, ни суета»,
Конечно, тоже в этом зале —
Читают лекцию с листа.
 
 
И те, которые сказали:
«И красота, и суета», —
Без всяких яких – в этом зале
У них надёжные места.
 
 
А тот, который всё сказал
О сущности всего земного,
Стоит за сценой, смотрит в зал
И – плачет.
И – не вспомнит Слово.
 

Поэт

Ф. Г. Сухову

1

 
Испугаюсь взгляда старика!
Словно перед дальнею дорогой,
Жгучая щемящая тоска
К сердцу хлынет;
В комнатке убогой
Станет мне спокойно и светло.
Вслушиваясь в речь его простую,
Не скажу, что вот, мол, повезло, —
Вместе с ним по весям затоскую.
Наяву увижу, как во сне,
Раннею-прераннею порою
Босиком идущим по стерне
Со стихом – целебною травою…
 

2

 
Погрузившись в свои размышленья
О душевной людской красоте,
Забывал принимать он решенья
В повседневной мирской суете.
 
 
То купить позабудет картошки —
И сидит на пустом кипятке.
Пацаны выбьют стёкла в окошке —
Пишет буквочки на сквозняке.
 
 
Вычищает от въедливой пыли
Мысль и чувство высоким огнём…
Вскоре люди о нём позабыли.
Да и время забыло о нём.
 
 
Но на время забывчиво время!
В неизбежные «против» и «за»
Распахнуло скрипучие двери —
Чудным светом кольнуло в глаза!
 
 
И когда в захудалой каморке
Неизвестную книгу нашли —
Встрепенулись истлевшие шторки
И сиренью в окне расцвели!
 
 
И когда пролистнули страницу,
То худая рубашка его
Превратилась в небесную птицу,
В щебетанье, полёт, торжество!
 

«Не возгордись…»

 
Не возгордись!
                  Неси свой крест смиренно.
Толпе внимай, но сам держись вдали
Её, поэт! Твой голос дерзновенный
Пройдёт и небо, и пласты земли,
Дойдёт до тех, кто разумом высоким
Был неподкупен, кто презрел беду
Остаться в жизни сирым, одиноким,
И не пошёл у лжи на поводу.
Им – не прощай!
                      Прощают только слабым,
Которых выбрал случай, а не путь,
И никогда не думай, что пора бы
Остановиться и передохнуть.
Тебе не раз в сомненье и печали
Придётся чашу скорби пригубить,
Но верь в свой путь!
                           В конце его, в начале
Не презирать готовься, а любить…
 

Светлы августовские дни!

«С непокрытой головой…»

 
С непокрытой головой
На лугу стою,
Сушит ветер луговой
Голову мою.
 
 
Колет пятки мне жнивьё —
За густым овсом
Детство милое моё
Мчится колесом.
 
 
Вдалеке отец и мать,
Бабушка и дед…
Ну а дальше – не видать,
Дальше – белый свет.
 

«Я знал, что к озеру вернусь…»

 
Я знал, что к озеру вернусь.
И, не отыскивая брода,
Незамутнённая природа
Ко мне шагнёт, и я нагнусь,
Чтобы испить воды печальной.
 
 
Волна неспешно подойдёт,
И доверительно, послушно
Затараторят наши души,
Как птицы осенью холодной
Пред отправлением в полёт.
 

Трилистник

Брату Константину

1

 
Когда же Сыну твоему
Вбивали люди гвозди в руки,
Скажи, Всевышний, почему
Глядел молчком на эти муки?!
«Распни его, чего тут ждать!» —
И заалела кровь на коже…
Толпу ты мог бы покарать,
Но ты молчал…
                 Скажи мне, Боже,
В чём замысел твоих идей
На этом свете чёрно-белом?
Омывший кровию своей
От их грехов, людей не сделал
Красивей. И тебе ль не знать —
Не возвеличить их природу!
Но как ты Сына мог отдать
На растерзание в угоду
Толпе глумящейся, скажи?!
В ответ взмахнёшь десницей строгой? —
Тогда меня и накажи,
Но сына моего не трогай!
 

2

 
Слышу голос за спиной
В солнце, в дождь и в хлопья снега:
«Я – небесный и земной,
Я есть Альфа и Омега».
 
 
Я-то знаю, кто Ты есть,
Я в Тебя с пелёнок верю,
Душу, сердце, совесть, честь
Я всю жизнь Тобою мерю.
 
 
Но опять Ты за спиной
«Я есть Первый» повторяешь.
Что ж Ты делаешь со мной,
Если мне не доверяешь?!
 

3

 
Господи, как высоки
Выси твои и дали!
С лёгкой твоей руки
Сеяны наземь печали
Лунных и млечных рек…
Ты узнаёшь, Всевышний,
Это же я, человек,
Рву твои звёздные вишни.
Это же я на земле
Жду сокровенного знака
В гневе ли, милости, зле…
Не узнаёшь, однако…
 

«Свет небес и свет души…»

 
Свет небес и свет души,
Словно братья, хороши,
Друг на друга тем похожи,
Что тобой хранимы, Боже.
 
 
Тьма души и ночи тьма,
Словно посох и сума,
Неразлучны. В тьме лукавой
Своё дело знает дьявол.
 
 
Свет и тьма – как две реки.
К ним прибиты две руки.
Между этих вечных рек
Жизнью распят человек.
 

«Когда поймёшь, что одинок…»

 
Когда поймёшь, что одинок
И никомушеньки не нужен,
Услышишь вдруг: «Вернись, сынок,
Я скоро приготовлю ужин».
 
 
Ах, мама, мама, столько лет
Несло меня по белу свету —
Не мил мне боле белый свет,
Но ведь другого света нету?!
 
 
Среди людей, среди дорог
Нет счастья, мама! – Мгла и стужа.
«А ты вернись, вернись, сынок,
Я скоро приготовлю ужин».
 

«Осенний дождь накрапывает. Слякоть…»

 
Осенний дождь накрапывает. Слякоть…
До рёбрышек промок народ, продрог.
С одной ноги соскальзывает лапоть,
А на другой чуть держится сапог.
 
 
Так всей стране мы голову морочим,
Мол, испокон веков Россия такова.
Она нам платит тем же, между прочим,
Пуская лебедей из рукава.
 

Кукушка

 
И всё-таки, всё-таки рада
Подсматривать из-за ветвей,
Как милые, кровные чада
Живут у чужих матерей:
 
 
«Смотрите, какие большие!
Кукуют, умеют летать,
И смотрят на гнёзда чужие,
Тут ясно, кто родная мать!»
 

«Средина августа. Жара…»

 
Средина августа. Жара!
Не сон, а каша. Без побудок
Выходишь в сад. Уже с утра
Кипит как самовар рассудок.
 
 
И тень от яблонь не бодрит,
В ней пыль вчерашняя доселе
В просветах радужных парит
Космическою каруселью.
 
 
Бежишь на пруд, ныряешь в пруд,
В томящуюся блажь прохлады.
Не ожидавшие преграды
Мальки с разлёта бьются в грудь.
 
 
Их мельтешащая игра
Смешит и суетно щекочет.
Малёк подпрыгнет, захохочет:
– Ну что, жара?
– Жара… Жара…
 

«Сквозь долгие века…»

 
Сквозь долгие века
Без видимого срока
Глядит издалека
Луна холодным оком
На мир зелёных трав
И ниву золотую,
На мусор вдоль канав
И суету людскую
Столиц, предместий, сёл,
Холодностью смущая
И мёртвым светом всё
Живое освещая.
 

«Они пришли, враги…»

 
Они пришли, враги,
Ко мне просить прощенья…
На скатерть пироги
Поставил, угощенья.
 
 
«Ну, наломали дров! —
Хохочут, – ох, немало».
…Теперь вот нет врагов,
Но и друзей не стало.
 

«Над озёрами – леса…»

 
Над озёрами – леса.
Над лесами – горы.
Выше – млечная коса,
Звёздные просторы.
 
 
Выйду из дому. Роса
Катится по крыше,
Отражая небеса
Да и всё, что выше.
 

Возвращение

 
В тишине напрягаю в смятении слух,
Как забредший в чужое кочевье.
Но любовью уже не насытится дух
Да и плоти не даст облегченья.
 
 
И грубеет душа, продлевается тишь
В нашем доме, над нашей подушкой;
Лишь агукает сын, несмышлёный малыш,
С бессловесной капризной игрушкой.
 

«Дождь затих. В дыханье луга…»

 
Дождь затих. В дыханье луга
Слышу чистый голос твой.
Ты о чем поёшь, пичуга,
Над моею головой?
 
 
Ни тебе, ни мне не надо
Лёгких радостей. Чему ж
Ты восторженно так рада?
Свету тёплому от луж?
 
 
Или, вволю налетавшись, —
Наступившей тишине?
Иль, меня перепугавшись,
Всё ж обрадовалась – мне?
 

«Подбитый чиж…»

 
Подбитый чиж
Сел на ограду,
На ромбик
С выпавшим сучком…
Я руку протянул
Погладить —
Ладонь нахлопнулась
Сачком!
 

«Напрягся, сжался бор…»

 
Напрягся, сжался бор —
С крутого косогора
В него, как беглый вор,
Влетает поезд скорый!
 
 
Рукою заслонюсь,
Упрусь ладонью в бурю —
Спиною отклонюсь.
Замру. Глаза зажмурю.
 
 
И стану жутко мал —
Ни возгласа, ни вскрика!
А он – прогрохотал!
И стало тихо-тихо.
 

По реке

 
А речка – глубока,
А дали – далеки,
И облаков бока
Касаются реки.
 
 
Упрям наш катерок!
За ним, раздвоена,
На запад и восток
Расходится волна.
 
 
И кажется порой:
В порыве ветерка
Мы – птицы над рекой
И нету катерка!
 

«Речки стылая вода…»

 
Речки стылая вода
В круговерти снежной
Нагоняет холода
На лесок прибрежный.
 
 
А прибрежный лес молчком
К речке подступает
И заснеженным бочком
Речку согревает.
 

«Светлы августовские дни…»

 
Светлы августовские дни!
Деревья, кусты и осока,
И старые мшистые пни
В предчувствии скорого срока
Осенних туманов, дождей,
Морозцев и вьюги, без страха
Шумят, шелестят, и от пней
Не пахнет трухою и прахом.
Беспечные с виду, они
Приемлют душой: не напрасно
Светлы августовские дни,
Что близится осень – прекрасно!
 

«Семья, работа и невзгоды…»

 
…Семья, работа и невзгоды
Семье и творчеству сродни —
Летят стремительные годы
И восхитительные дни.
 
 
Но сквозь печалящее это
Из самых светлых детских дней
Всё слышимей слова привета
Душевной матушки моей.
 

«Этот день на вчерашний похож…»

 
Этот день на вчерашний похож,
Этот день, как вчерашний, хорош.
То же солнце стоит, та же тень,
Только всё же другой это день.
И хотя на вчерашний похож,
И хотя, как вчерашний, хорош,
И хотя те же солнце и тень,
Нынче самый красивейший день!
 

«По невидимому следу…»

Внуку Даниле

 
По невидимому следу
Деда, прадеда, отца
Я иду по белу свету,
Глаз не пряча и лица.
 
 
Вот и стал я нынче дедом,
И мечта моя проста:
Пусть за мной шагают следом
Сын, и внук, и прапрапра…
 

«Ах, время! Печальное счастье…»

 
Ах, время! Печальное счастье
Пылить по дорогам земным,
С обочин любви и участья
Сдувать заблуждения дым.
 
 
Забытому богом и чёртом,
С покорной улыбкой раба
Тщеславные опусы чёркать
В тетрадке с названьем – судьба.
 
 
Склоняться потом над тетрадкой,
Глазами по строчкам скользя.
И пробовать править украдкой
Всё то, что и править нельзя.
 

«Скоро, скоро дорогой молчания…»

 
Скоро, скоро дорогой молчания
Я войду в удивительный лес,
Превращусь в молодое звучание
От замшелой земли до небес.
 
 
Потеряюсь среди невесомого,
Мельтешащего щебета птиц,
Среди утреннего полусонного
Вдоха-выдоха чистых зарниц.
 
 
Позабуду своё имя-отчество,
Позабуду навеки в тиши,
Что ютилось во мне одиночество
Мысли, чувства, желаний души,
Так боящихся отлучания
От замшелой земли и небес!
Скоро, скоро дорогой молчания
Я войду в удивительный лес.
 

«Поднимаю постепенно…»

 
Поднимаю постепенно
Пласт слежавшегося сена.
 
 
Как пружину, на весу,
Поднатужившись, несу.
 
 
Лязг стоит. Среди машин
Сам себе кажусь большим.
 
 
У скирды вповал кладу.
Снова маленький иду.
 

«Вечер пал на землю…»

 
Вечер пал на землю,
Озеро, копну.
Все земные семьи
Отошли ко сну.
 
 
И над миром звонко
Станет до утра
Петь нам перепёлка:
«Спать пора!»
 
 
Улыбаться станешь
Песне сей.
И уснёшь. Растаешь
Всей душой во сне.
 

«Среди забытых слов одни…»

 
Среди забытых слов одни
Меня волнуют ежечасно:
И – «исполать!», и «искони!».
О, как звучат они прекрасно!
 
 
Любуюсь ими и горжусь,
Что с ними жить вольней, согласней.
А если к ним «Россия, Русь» —
Они звучат ещё прекрасней!
 

«По дымчатой, прелой земле…»

 
По дымчатой, прелой земле,
Очнувшись от зимнего сна,
Ползёт муравей навеселе
С былиночкой от листа.
 
 
Хоть ноша его нелегка —
Своя ведь не тянет плеч,
Но у сырого стожка
Можно вздремнуть прилечь.
 
 
И дальше отправиться в путь
До дому, под старый пень.
А там уж с крылечка взглянуть
На первый весенний день.
 

«Вечор водой озёрною…»

 
Вечор водой озёрною
На цыпочках иду,
И гладь её узорную
Легко рукой веду.
 
 
И под закатом розовым
Шаги тихонько длю,
И луч небесный озером
До бережка гоню.
 

«В зеркало любит смотреться любовь…»

 
В зеркало любит смотреться любовь
В венчике песен небесных.
И очумевшую в радости кровь
Гнать по задворкам телесным.
 
 
Брови изогнуты. Жгучая страсть
Видится ей в отраженье.
Ну а наскучит, так может и впасть
В похоть, соблазн, униженье.
 
 
Стелет влюбленным волнительный путь
В зеркале к звёздным полатям,
Нижнюю пуговицу застегнуть
Как бы забыв на халате.
 

Картошка

 
С ладошки на ладошку,
Бессвязно бормоча,
Катаю я картошку —
Жжёт пальцы, горяча!
 
 
Становится блестящей,
Как бильярдный шар.
От корочки хрустящей
Ударит в ноздри пар!
 
 
Кусну чуток от кромки,
И по зубам кольнёт —
Аж дух захватит! – ломкий
Огонь, как будто лёд!
 
 
…Остывшую немножко
Глотаю не спеша.
Совсем не та картошка,
А та была – душа!
 

«С необозримой вышины…»

 
С необозримой вышины
Струится свет.
Как на приколе,
Стоит берёза у стены,
Глядит на вспаханное поле.
 
 
Там – над откинутым пластом,
Над перевёрнутою тишью —
Легко с берёзовым листом
Играет ветер. Кошка – с мышью!
 
 
…Мать вновь выходит на порог,
Из-под руки глядит в печали
На оторвавшийся листок,
На поле, в даль и – дальше дали.
 

«С неярким утренним лучом…»

 
С неярким утренним лучом,
Знобящим дуновеньем
Мы вновь в душе своей прочтём
Слова из «Откровенья».
 
 
Забытым памятью путём,
Тропинкою высокой
Мы в гору тяжкую пойдём
К своим родным истокам.
 
 
И весь наш род – лицо к лицу —
Предстанет на мгновенье.
И я шагну тогда к отцу,
Он к своему шагнёт отцу,
И так – до Откровенья.
 

«Замедлило время бег…»

 
Замедлило время бег…
И вот Он стоит перед нами.
И волосы белы как снег.
И очи Его – как пламя.
 
 
И голос – как шум воды.
И ноги горят – как угли.
С предчувствием скорой беды
Застыли в испуге люди.
 
 
И в правой руке – семь звёзд…
Под сводом небесного крова,
Как меч обоюдоостр, —
Звучит Откровения Слово.
 
 
Звучит сокровенная весть…
И убеждаешься снова:
Всё это в Писании есть,
А вот о душе – ни слова!
 

«Ищет луна окно…»

 
Ищет луна окно —
Ни одного окна!
Сдула дома давно
Ядерная война.
 
 
Звёзды глядят с небес:
Замер речушки бег?
Спит за курганом лес? —
Нет ни лесов, ни рек.
 
 
С неба взирает Бог
С тяжкой печалью окрест. —
Нет ни людей, ни дорог.
Тьма. Перевёрнутый крест.
 

«На берегу костёр…»

Памяти Юрия Кузнецова

 
На берегу костёр
У самой кромки бора
Ткёт сказочный ковёр
С загадочным узором.
 
 
И быстрая вода
По прихоти движенья
Уносит в никуда
Слепое отраженье.
 
 
Но сник костёр, и мрак
Окутал бор и реку,
И не найти никак
Дорогу человеку.
 
 
В отчаянье, слезах
Окинул небо взором,
В далёких небесах
Узрев ковёр с узором.
 
 
Он руки распростёр
С надеждой и укором —
Небесный сник костёр
С загадочным узором.
 
 
На небе, на земле
Темно и жутко стало.
И лишь душа во мгле
Лучинушкой мерцала.
 

«Катится берегом чистый песок…»

 
Катится берегом чистый песок,
Скорой промытый водою.
Спала вода – распластался у ног,
Гладью искрясь слюдяною.
 
 
Снова нахлынет крутая волна,
Гладь слюдяную вздымая.
Сердцу привидится полюшко льна,
Праздник цветущего мая!
 
 
Свалится солнце за дальний лесок —
Тень набежавшая студит
Серые волны и серый песок,
Серые, серые будни…
 

«Разгонять тоску и скуку…»

 
Разгонять тоску и скуку
Внуки бабушке родной
Подарили в праздник куклу
С речью умной, заводной.
 
 
И – разъехались. Старушка
У окна весь день грустит.
Рядом с ней сидит игрушка
И о внуках говорит.
 

«Поля чисты, пусты…»

 
Поля чисты, пусты.
Печально на душе.
И облака густы,
И тяжелы уже.
 
 
Ах, осень! У крыльца
Девица смотрит вдаль,
И свет её лица
Сродни тебе, печаль…
 

«О чём ты хлопочешь…»

 
– О чём ты хлопочешь,
Речная вода,
Ведь ты не вернёшься
Сюда никогда.
По счёту большому —
Напрасен твой труд…
 
 
– Гляди: мои дети
За мною бегут!
 

«Крупчатый снег искрится…»

 
Крупчатый снег искрится.
По склону вниз бегу.
Мерещится: жар-птицы
Купаются в снегу.
 
 
Летят над белым снегом
И на меня глядят.
Глаза зажмурю – светом
Через меня летят!
 

«Устала ночь листать…»

 
Устала ночь листать
Снов разноцветных книжку,
По буквочкам вприпрыжку
Ковёр обмана стлать —
Сулить и обещать,
Глядеть в глаза и лица,
Наказывать, прощать,
Винить, самой виниться.
Устала всуе лгать
И пожимать плечами:
Уже, мол, не догнать
Слетевших обещаний,
И всех, мол, не простить…
Под утро у порожка
Начнёт сама просить
Дать ей поспать немножко.
 

«Январь на исходе. Но снега…»

 
Январь на исходе. Но снега
Ползущая небом телега
Так и не решилась терять.
Капуста в подвале прогоркла.
И в речку с крутого пригорка
Не прочь ребятня понырять.
Знать, Бог рассерчал не на шутку,
Раз новую белую шубку
Так и не надела жена.
Грустны её чёрные очи,
И не упоительны ночи,
Всё меньше в них ласки, чем сна.
Как стыдно! Не ласки – работа,
Души онемевшей зевота —
Забыл, как любимую звать.
А раньше влетал к ней с разбегу
По хрусткому твёрдому снегу,
Да где его нынче-то взять.
Тоскливо. Обыденно. Пусто.
Всё горше в подвале капуста.
 

Счастье

 
Это кони пасутся на диком лугу,
В росных травах по холку купаясь.
Это женщина милая в душном стогу
Спит в чём мать родила, улыбаясь.
 
 
Это солнце спешит поджигать небеса,
Потрепав жеребёнка за холку.
Это женщины спящей родные глаза
Открываются потихоньку.
 
 
Это солнце в зените, как улей, стоит.
Это кони идут вразнобой к водопою.
Это женщина в зеркальце тихо глядит
И припухшие губы обводит рукою.
 

«С тобою я не спорю…»

 
С тобою я не спорю,
А просто так сижу,
И, как стрелец в дозоре,
Вокруг себя гляжу.
 
 
А ты глядишь с укором,
И в сумеречной тьме
Под неусыпным взором
Так неуютно мне.
 
 
Легко мне улыбнёшься —
Я весь схожу с ума.
А если отвернёшься —
Наступит вовсе тьма.
 

«На закате дня…»

 
На закате дня
Не тревожь меня
Словом и улыбкой.
В нашей жизни зыбкой
Всё-то перемолото,
Вязано и колото
Примиренья пыткой.
Рядом – далеки.
И куда уж дальше,
Если и руки
Не подашь без фальши?!
Тянутся денёчки,
День летит за днём…
Ради сына, дочки
Так вот и живём.