Текст книги "Не дразните Бультерьера"

Автор книги: Михаил Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– Машину, – ответил Герасимов невозмутимо. – С запачканным мозгами лобовым стеклом далеко не уедешь.

Ох, и не понравилась мне его невозмутимость. Дед рассказывал, что мастера СИСУ всегда, при любых перипетиях, сохраняют самоконтроль. Они вроде антиберсеркеров. В древности только мастера СИСУ могли на равных противостоять объевшимся мухоморами берсеркерам.

– Ха! Прости, Герасимов, напрасно я попросил тебя сохранять спокойствие. Обидел, наверное, извини. Ты вообще нервничаешь когда-нибудь?

Он промолчал.

– Поехали. Конечный пункт поездки – база, та, где я обитал до того, как стал художником. Включи проблесковый маячок, остановит “гибель”... Впрочем, тачку с такими номерами и со спецсигналом вряд ли тормознут гаишники... Глупых слов – дескать, будешь послушным и останешься живым – я говорить не стану. Но, для справки, мне действительно не хочется тебя убивать. Можешь мне не верить, твое право. Однако, ожидая подходящего момента, чтобы скрутить меня в бараний рог, не забывай, пожалуйста, как просто и незамысловато я выиграл дебют со взятием в заложники генерала, ладно?

– Не забуду.

Машина тронулась с места, плавно вписалась в транспортный поток, перестроилась во второй ряд. Продышался, разогнулся Арсений Игоревич, посмотрел на меня, как удав на кролика.

– Ступин, ты кто? – Арсений Игоревич потянулся к фуражке, упавшей ему под ноги. Я следил за ним краем глаза, был готов приструнить их благородие, ежели он надумает вспомнить, безусловно, разученные когда-то в лейтенантской юности, приемчики рукопашного боя.

– Вы, наверное, Арсений Игоревич, ошиблись в формулировке вопроса: Вы хотели спросить, “как” я тут очутился, как сумел сдернуть от похитителей? Как вас нашел?

– Как ты сумел уйти от преступников и почему ты здесь, доложишь позже, прапорщик. – Арсений Игоревич водрузил фуражку на маковку, насупил брови. Ты кто? Самоубийца? Ты...

– Заткни фонтан, генерал! Я больше не прапорщик, и ты мне не начальник, запомни. Я не самоубийца, я убийца. Чувствуешь разницу, нет?

Ушибленная моим локтем генеральская грудь еще болела, однако я счел градус боли недостаточным и решил его повысить. Я ударил Арсения Игоревича правым предплечьем, культей по носу. Фуражка слетела к заднему стеклу за нашими креслами, из ноздрей генерала полилась кровь.

– Дошло, в чем разница между убийцей и самоубийцей, ваше высокоблагородие? Ради спасения собственной шкуры я готов на все. Я самовлюбленная сволочь, для которой твоя жизнь копейка. Мне нечего терять. Вдруг придется погибать, так постараюсь прихватить с собой всех, кого достану... Герасимов, как мы поедем? До Кольца и по нему, а потом от Москвы в сторону базы, да?

Герасимов кивнул. Его затылок на миг утратил контакт с пистолетным стволом.

– Герасимов, я уберу “пушку” от твоей башки, ладно? Прицелюсь в твой позвоночник через спинку кресла.

Герасимов снова кивнул, спокойный и невозмутимый. Жалко, я не могу его обыскать. Культей, ха, пистолет не удержишь, культей можно похлопать по его карманам, но, коли в них нащупалось бы нечто подозрительное, пришлось бы дать Герасимову команду самому это подозрительное вынуть, а сие опасно, слишком. Даже если сунуть ствол ему в рот, все равно опасно позволять мастеру СИСУ шарить по карманам.

– Руки держи на руле, Герасимов. Возникнет надобность переключать скорости – предупреди меня, чтоб я случайно тебя не пришил.

– Боишься Герасима? – растянул в жалком подобии мстительной улыбки окровавленный рот Арсений Игоревич.

– К сожалению для него и для нас с тобой – да, боюсь. Объясню, почему “к сожалению”. Вообрази, генерал, как я пугаюсь и жму на курок. Машина теряет управление, тебя я судорожно убиваю, чтоб ты уж точно не выжил после автокатастрофы, и, если сам вдруг остаюсь в живых, рассказываю в “Скорой помощи”, как ты, генерал, застрелил своего денщика, как ты...

– Тебе не поверят!

– Но у меня в любых ситуациях, каковые могут возникнуть промеж нас троих здесь, в замкнутом пространстве автомобильного салона, всегда больше шансов выжить, согласен, ваше благородие?

Генерал промолчал, а я продолжил болтать, и в каждой вновь произнесенной фразе содержалось больше бахвальства, больше пустой бравады, чем в предыдущей. К моменту выезда на Кольцевую я уже откровенно хвастался, а как свернули с Кольцевой по направлению к базе, далекой-предалекой, я вконец обнаглел и заявил, дескать, захочу, так и Владимира Владимировича возьму в плен без особых проблем. Изображать из себя чрезвычайно самодовольного супермена было нелегко, да и пленники притомились слушать пустые по содержанию речи, и, чтобы обострить их внимание, я начал повествование о том, как лихо разделался с похитителями художника-инвалида. Повествовал и внимательно следил за дорогой. Когда меня вывозили с базы, я наметил некоторое количество ориентиров и сейчас ждал их появления.

Первый ориентир – бензозаправка и автомойка – появился на повороте с четырехполосного шоссе на плохо заасфальтированную дорогу в две полосы. Я как раз описывал берлогу похитителей, где мне собирались отрезать голову, и впервые легкомысленно взмахнул пистолетом, вроде как забывшись, вроде сопроводив меткое слово эффектным машинальным жестом.

Сверкнули в зеркальце под лобовым стеклом внимательные глаза Герасимова. Невозмутимый рулевой отследил небрежное помахивание стволом и впредь косился в зеркальце чаще, чем раньше. А генерала легкомысленный жест хвастливого супермена не заинтересовал совершенно. Арсений Игоревич поник, заболтал я его. Генерал сопел, время от времени утирая раздутый нос, и, подозреваю, совсем меня не слушал, думал свою генеральскую думу. Не иначе, думал о том, что с ним станется, в смысле карьеры, ежели я отпущу их с Герасимовым в конце концов живыми и невредимыми.

Проехали второй ориентир – свернули у разлапистой елки с асфальта на грунт. Москва уже далече, но и база не близко. Встречные машины сделались редкостью, зато повстречался трактор, еле разминулись с сельскохозяйственным монстром. Я опять помахал пистолетом, резче, но дольше, чем в первый раз, ибо добрался до эпизода схватки с похитителями:

– ...Они меня держат, а я раз – руку освободил, левую, и номеру второму кулаком в нос, номеру третьему ребром ладони по яремной вене! Вскочил и видеооператору основанием ладони в объектив бац! Разворачиваюсь и двойке пальцем в кадык! Всех троих уделал, как говорится, “одной левой”! И ногами добил, дотоптал!

Арсений Игоревич меня слушал, но не слышал. Герасимов, наоборот, слушал внимательно и пристально поглядывал в зеркальце. Все более и более пристально. Рассказу про мытарства в андеграунде он верил, хотя, конечно, его раздражали, не могли не раздражать, мои пространные отступления на тему собственного беспредельного мужества, хладнокровия и выносливости. А драку я специально живописал неправдоподобно, дабы мастер СИСУ усомнился в факте руко-ного-прикладства и подумал: мол, на самом деле этот хвастунишка калечный просто-напросто сумел завладеть оружием и всех на фиг перестрелял. И еще я надеялся, что Герасимов вспомнит, как запросто сбил меня с бортика бассейна, и, суммируя воспоминания с умозаключениями, присовокупив наблюдения, сделает оргвыводы, и во время следующего, якобы машинального, очевидно легкомысленного маха стволом господин Герасимов попробует меня обезоружить.

Зачем мне понадобилось, чтобы Герасимов меня обезоруживал? То есть попытался обезоружить. В смысле – атаковал. Лишь для того, чтобы машина остановилась, и обязательно в тихом, безлюдном местечке.

Для реализации следующих этапов задуманной акции мне понадобятся пальцы, а их у меня всего пять, и сейчас они держат пистолет. Шарахнуть Герасимову по затылку во время движения никак нельзя – не успею перехватить управление и слишком велик риск, что он, теряя сознание, крутанет руль чрезвычайно резко да на газ нажмет слишком сильно. Безусловно, с самого начала акции я мог и не корчить из себя самодовольного хвастунишку, мог вести себя деловито и сдержанно, а в подходящий момент ткнуть стволом в основание черепа рулевому и приказать сухо: “Жми на тормоз и пошел вон”. Но Герасимов не покинет шоферское место просто так, ибо понимает, что “просто так” на обочине я его оставить не смогу. Ведь я не самоубийца, помните?

– Как я определил место для засады? Спросите меня, и я отвечу! – Я поерзал, устраиваясь удобнее, ствол на краткий миг перестал целиться в кресло напротив. Сверкнули глаза Герасимова, отраженные в зеркальце. – И я отвечу: элементарно! В тусовке, в которую вы же меня и внедрили, господа военные, обожают мыть генеральские косточки. – Я повернул голову к Арсению Игоревичу. – Имеющий уши, да услышит! – За бортом машины лес, дорога безлюдна, кроме шума нашего мотора, иных автомобильных шумов не слыхать. Пора. – В тусовке, Арсений Игоревич, обсуждали вашу загородную резиденцию, да-с, батенька, да-с!.. – Произнося старорежимное “да-с”, я театрально взмахнул вооруженной рукой, и Герасимов среагировал на мой широкий жест молниеносной атакой.

Герасимов ударил по тормозам, сила инерции бросила меня и Арсения Игоревича на изнанку спинок сидений впереди. Герасимов, готовый использовать инерционные силы себе во благо, крутанулся в шоферском кресле, изменил вектор толчка, на зависть стремительно крутанулся и выбил просвистевшим в воздухе кулаком пистолет из моей приподнятой руки. Но и я ждал толчка, и я воспользовался дополнительной силой, суммировал ее рывком навстречу разворачивающемуся Герасимову, без всякого сожаления расстался с пистолетом, позволил его вышибить и ударился головой о голову Герасимова. В смысле ударил.

Дедушка учил меня: “Если чего-либо не удалось разбить головой – не удастся разбить и никакой другой частью тела”. Правильный удар головой самый мощный из доступных человеку. Только надо помнить о нюансах, иначе сам лишишься головы. Недопустимы таранящие удары лбом, бить надобно, выполняя головой вращательное движение, будто выполняешь команду “равняйсь”. Это движение спасет бьющего от сотрясения мозга и даст возможность нанести второй удар головой, служа для него замахом.

Первый удар пришелся Герасимову в висок, второй – я нагнул голову – в подбородок. Результат – глубочайший нокаут. Герасимов сползает в зазор меж рулем и креслом, Арсений Игоревич смотрит на меня равнодушными глазами, у него ступор, психологический шок, машина стоит посередине дороги в лесу, мотор работает на холостом ходу.

– Фу-у... Славно пободались, – улыбаюсь я Арсению Игоревичу и бью его кулаком по голове, по заушному бугру. Отключаю генерала, как опытный врач-реаниматор, быстро, чтобы он не успел испугаться и почувствовать боли.

Очень хочется расслабиться, перевести дух. Устал я хвастаться, и во рту от говорильни пересохло, но отдыхать нельзя, надо спешить работать.

Работа рутинная, хлопотная – прежде всего нахожу выбитый “стечкин” и перестраховываюсь, бью Герасимова по затылку. Вырубаю мотор, вылезаю из машины, открываю шоферскую дверцу, выволакиваю богатыря из салона, волоку в лес. Доволок до ямки, заросшей крапивой, обшмонал верзилу, изъял служебное удостоверение военного человека Герасимова, одетого сегодня в гражданское. Документов я ему не оставлю, и деньги заберу, и пистолет системы “Макаров” экспроприирую. Очнется – ничего у него нет, кроме головной боли и ремня на запястье и... И вывиха обеих стоп, пожалуй.

Вынимаю ремень из брюк побежденного мастера СИСУ, надежно связываю его сильные, безвольные руки за спиной. Смещаюсь к ногам. Взялся за левую стопу – рывок с поворотом, и Герасимов хрипит, хоть и в забытьи. Терпи, друг, – нельзя мне, чтоб ты, очнувшись, по лесу бегал. Рывок с поворотом другой стопы – готово. Теперь он долго будет ползти к дороге и далее по ней, пока не встретит кого-нибудь и... Да, никаких документов он предъявить не сможет, деньги я у него отобрал, однако у Герасимова останется возможность внятно попросить о помощи, но это не страшно. Ежели наткнется на доброхотов нос к носу, пусть просит. Нельзя оставлять ему шанс поорать благим матом из лесу: “Ау-у! Помогите!”

Переворачиваю Герасимова на спину, рву пуговицы у него на груди, достаю нож. Вчера уколы кончиком ножа в хитрые точки вызвали временное онемение кистей рук негодяя Артура, совсем недолгое онемение, а сегодня, надрезав чуть – самую малость – кожу над ключицами Герасимова, я превратил его надолго в немого. Часов шесть верзила Герасимов будет всецело оправдывать свою производную от фамилии кличку Герасим, воздействие на точки близ ключиц блокировало его речевой аппарат.

Я спихнул Герасима в яму, в крапиву, и побежал обратно к машине. Я бежал, переваливаясь с боку на бок, и считал: через четверть часа богатырь очнется, еще четверть часа на освобождение от пут, после поползет, до дороги ему ползком полчаса, итого час у меня в запасе, в самом хреновом раскладе, имеется. Минимум час при самом фантастическом раскладе, при таком, когда на сей отнюдь не оживленной проезжей дороге в лесу ползущему немому сразу повстречаются понятливые доброхоты с письменными принадлежностями.

Кстати, о письменных принадлежностях! Я добежал до машины и прежде всего исследовал бардачок и воскликнул мысленно: “Ура!” В бардачке нашлись и блокнот, и шариковая ручка. И еще – гип-гип ура! – там нашлась карта, нашелся атлас дорог Москвы и Подмосковья.

Отложив найденное, я взялся за сумку, за баул со смазанным трафаретом фирмы “Адидас”, в котором, помимо остального, грелись две литровые водочные бутылки.

– Эй, генерал! – Я потрепал Арсения Игоревича за нос. – Эй, пора возвращаться из мира грез к грубой действительности. Пора, Арсений Игоревич, возвращаться в чувства. Эй!

Генерал замотал головой, замычал, с трудом разлепил глаз, один.

– Генерал, у тебя мобильник где?

– М-м-м... а-а...

– Чего? Чего значит “ма”? Мама тебе не поможет.

– Ма-а мне-е... мне плохо...

– А кому сейчас хорошо? Время такое. Но надо жить, генерал, надо как-то выживать. Или ты против? Или помочь тебе свести счеты с жизнью? Как твоему Герасимову, а? Его-то я только что добил и в лесу спрятал. Не послушался меня бедняга, повел себя дерзко и поплатился жизнью. Ты как? Будешь меня слушаться?

– Клоун...

– Я клоун?

– Садист...

– Я садист?! Генерал, я обижусь. И порву твой поганый рот, чтоб ты улыбался, как клоун, и чтоб больно было, как будто и правда попался в лапы к садисту. Ну-ка, генерал, утри сопли. Утри сопли, сказал! Кровь над губой присохла, вытри ее быстро!.. Хорошенечко вытри, на ладошки поплюй... Еще поплюй... Давай, давай, старайся... Вот так, молодец... Фуражку подними. Подними, сказано! Машина тормознула, и головной убор под ноги упал, непорядок... Надень фуражку, прямо сядь. Прямо, не горбись! Мобилу давай сюда, ну?!

Генерал вытащил мобильник из накладного кармана кителя. Маленький телефончик был отключен, потому и не сигналил дорогой. Ведь должны же были уже хватиться Арсения Игоревича? Или не должны?..

– Тебя, ваше благородие, на службе ждут? – Я положил мобилу на переднее сиденье, расстегнул сумку-баул.

– Я не обязан отчитываться.

– Хамишь?

– Нет, я не обязан отчитываться перед подчиненными. Меня не ждут... И не ищут... Пока...

– Врешь небось?.. Ладно, поверю. – Я извлек из недр баула водочную бутылку. – Держи. Бери, бери! Скрути пробку и пей. Быстро!

– Не буду, я...

– Ты алкоголик, я знаю. Ты, наверное, и подшивался, и кодировался, и все попусту, ничего не помогало. Ты выковыривал “торпеду”, платил бабки за раскодирование, продолжал пить. В эпоху Ельцина тебе это прощали, правда? А когда Борис Николаевич, смахнув слезу под бой курантов, ушел, питие сделалось угрозой карьере, ради которой ты живешь, и ты подался к анонимным алкоголикам, да?.. Уважаю, путь, который предлагает выбранная тобой психотерапия, самый сложный. Шутка ли, оставаться алкашом и пересиливать себя ежедневно. Не задумываться о завтра, о следующем часе, страстно мечтать об алкоголе, но не пить день, не пить час, ежеминутно побеждая пагубную страсть. Однако сейчас ты выпьешь! Не по своей воле, нет! Я тебя заставлю. Я разрешу тебе проявить слабость. Я разрешаю, ну же! Открывай пробку, кому сказано?!. Пей! Залпом, до дна, всю бутылку! Пей!!!

Он выпил. Сначала морщась, потом жадно глотая. Пахучие струйки стекали с уголков губ, а он пил. Сначала со страхом, потом с вожделением.

Литр, без капель, впитавшихся в кожу подбородка, вырубил генерала надежнее всяких ударов. А главное, вырубил надолго. Вторую, закрытую бутылку я положил подле его раскисшего, наряженного в помпезную форму тела. Он очнется и сразу же найдет бутылку, сразу потянется к ней, не в силах сопротивляться разбуженной мною пагубной страсти. Алкоголик – уже не человек, а емкость для переработки спиртного. Анонимный алкоголик – емкость, заткнутая пробкой воли. Я вышиб волевую пробку и поработил генеральский организм, не было у меня иного изящного выхода иметь под рукой живого, несвязанного генерала и вдобавок не отвлекаться, усыпляя его периодически тонкими акупунктурными воздействиями либо грубыми, оглушительными оплеухами.

Генерал захрапел, я выбрался из машины, сжимая единственной пятерней мобильник, услыхал приближающуюся трескотню мотора и поспешил спрятать культю в кармане.

По малопопулярной дорожке в лесу мчался мотоциклист-счастливчик. Появись он немного раньше, и пришлось бы укладывать парня рядом с Герасимовым, пришлось бы парнишке страдать от травм конечностей, голосовых связок и психики. Видать, не только мне сегодня везет, поди ты, день текущий такой везучий для простецких парней и прапорщиков.

Деревенский паренек, оседлавший неопределенной породы мотоцикл, притормозил беспородного стального коня, с уважением оглядел заморский генеральский членовоз, с любопытством обшарил взглядом меня и встал поперек дороги перед машиной.

– Закурить не найдется? – спросил ломающимся голосом паренек-подросток.

– Не курим, – улыбнулся я. – Грибы собираем.

– Кто?

– Бабы в лес пошли грибы резать, а мы... Блин! Чтой-то я тебе все докладываю? Ехай, куда ехал, парень. Свободен.

– Не принимает, – парень рыкнул мотоциклетным мотором.

– Чего?

– Сотовый телефон, – парень кивнул на мой, то есть не мой, а генеральский мобильник в моей руке. – Не принимает у нас.

– Совсем? – расстроился я.

– Повыше забраться надо, может, и заработает, – обнадежил парень. Дачники на чердак лазают, а кто антенны ставит.

– Далеко?

– Кто? – теперь он меня не понял.

– Деревня твоя далече?

– Пять километров к югу. – Мотоцикл рыкнул мотором. – Пацаны наши тута не проезжали?

– Не видал.

Мотоцикл пукнул вонючими газами и умчался, унося на себе седока-счастливчика, а я пригорюнился – мобила и правда не желала ловить сигнал, ну что ты будешь делать, а?!

Делать нечего – придется продолжить изображать из себя клоуна. Посмеиваясь над собой, я взобрался на капот и шагнул на покатость автомобильной крыши. Чуть равновесие не потерял и едва не упал, да еще крыша подо мной – такое впечатление – начала гнуться. Пришлось сесть и ножки свесить. Выглядел я со стороны просто уморительно. Жаль, некому было посмеяться. Меж тем умный телефон нащупал невидимую сеть и с готовностью к ней подключился. Дело сделано – можно звонить.

Пальцы нажимали на клавиши, семь заветных цифр я узнал, вращаясь в чиновничьей тусовке, – есть такая специальная справочная служба при Московской городской думе, звонишь туда, называешь код, каковой меняется раз в полгода, и тебе дают ценную справку, почти любую.

Дозвонился с четвертой попытки, озвучил код, попросил сообщить рабочий телефон господина Капустина, подождал секунд тридцать и запомнил ряд цифр.

Позвонил Капустину на службу.

– Алло, господина Капустина, будьте любезны, пожалуйста.

– Господин Капустин на совещании, – ответил приятный женский голос.

– А вы не могли бы передать ему сообщение?

– Да, конечно.

– Передайте, будьте любезны, что звонил Артур...

– Артур? – переспросила, уточняя, секретарша.

– Так точно, Артур – это я. Передайте, что я рву когти...

– Простите! Простите, я не расслышала.

– Я уезжаю, срочно. Как поняли?

– Поняла, вы уезжаете. Простите, вас неважно слышно.

– Прощаю. Еще передайте, что художник оказался засланным казачком...

– Не поняла?

– Художник оказался не тем, за кого себя выдавал, поняла?

– Художник? Какой художник?

– От слова “худо”. Не ваше дело какой. Повторите, что я вас прошу передать. Господин Капустин очень ждет этого моего сообщения, учтите.

– Я записала: “Звонил Артур, он срочно уезжает, он сообщил, что художник оказался не художником”. Все правильно?

– Сойдет. Пардон, а скоро ли господин Капустин вернется с совещания?

– Ориентировочно через час.

– Отлично. Всего хорошего, до свидания. То есть – прощайте.

Я отключился. Если бы соединили с самим Капустиным, я бы, разумеется, говорил совсем по-другому, не назывался бы Артуром, однако и так неплохо, нормально поговорил.

“А вдруг мобила Арсения Игоревича заодно и радиомаячок? – подумал я, почесывая куцей телефонной антенной затылок. – Нет, вряд ли. Скорее наоборот, его, а теперь моя мобила оборудована всякими разными антиаонами, антипеленгами и прочей антифигней”.

Уняв часотку в затылке, я позвонил Черныху Александру Ильичу. Ясен пень, наш Ильич шепнул агенту Бультерьеру: мол, помни, собака, чей ты пес, дескать, Арсений основной разработчик, но телефончик своего Ильича заруби на носу и, ежели чего нароешь, так сначала о своем непосредственном начальнике вспоминай, прапорщик, а только потом об Арсении.

– Вас слушают, – возник в трубке начальственный голос Ильича после второго длинного гудка.

– Аксанд Ичь! – затараторил я, сглатывая буквы, напряженно дыша в микрофон. – Аксан Ильчь! Эт я! Бультерьер!..

– Ты где?! – Стандартный вопрос для абонента сотовой связи Александр Ильич произнес уже другим голосом, хриплым с надрывом.

– Об этом потом! Сначала главное – Капустин! Вы слышите? Капустин организовал мое похищение! Как только мы вышли на поверхность, бандит по имени Артур поехал к нему докладывать. Слышите? Артур!

– Слышу! Понял тебя – Артур и остальные работают на Капустина. А где ты? Откуда звонишь, Бультерьер?! Але!..

– Где-то возле Химок! Точнее не скажу, везли меня с завязанными глазами! Артур сболтнул про Химки, дословно: “Художника в Химки, на конюшню, а я к папе Капустину”. Дурак! Он меня уже списал! А я жив! Живой я!

– Ты у похитителей?.. Але!..

– Да! Да, я в плену! Тащили по подземельям до Битцевского парка, там, снаружи, ждала машина! Фургон “Хлеб”! Сейчас я в подвале, навозом конским воняло, когда в подвал вели! Завели в подвал, один завел, конвоир, снял с глаз повязку, и я сумел его сделать! У меня получилось! Чудом! Я нашел у конвоира мобилу, а оружия не нашел! Я запер дверь, но они ее взламывают, слышите? – И я, отстранив трубку от уха, стукнул пару раз по автомобильной крыше, на которой сидел, свесив ножки.

– Слышу! Я немедленно распоряжусь отправить к тебе группу Гусарова!

– Не успеете! В смысле – Гусар не успеет, они...

– Группа Гусарова под Москвой, они...

– Я и говорю: с нашей базы в Подмосковье ребята до Химок добраться не успеют! Дверь надежная, но бандиты успеют ее сломать, пока...

– Группа под Москвой! Не на базе! Под городом Москва рыскают в подземных ходах, тебя ищут!

– Ага, отлично! Значит, Арсению Игоревичу мне не звонить?

– А ты ему еще не звонил?

– Нет! Как вы и велели, возникла возможность, и прежде всего с вами выхожу на связь, я... – И я спрыгнул на землю. Связь моментально прервалась. Я не выдержал, засмеялся. Я представил, каково сейчас Ильичу. Вроде и обязан Ильич снестись с коллегой Арсением и поделиться экстраординарной информацией о форме и содержании моего звонка, а влом ему! Самому охота Ильичу пенки снять, меня, героя, вызволить и Капустина, негодяя, с моей помощью разоблачить. Ох как обрадуется Ильич, когда ему станет известно, что коллега Арсений незнамо где, будто сквозь землю провалился. Ох как расстроится, когда Гусаров не обнаружит Бультерьера в конюшне под Химками. А ежели в окрестностях славного города Химки вообще нету конюшни?.. Вот тогда грядет умора! Всех коневладельцев ребята проверят, все подворья с подвалами и запахом конского дерьма. Ну и, конечно, Ильич распорядится взять под колпак Капустина.

А что Капустин? Отключая мобилу и залезая в машину, в шоферское кресло, я воображал, каково сейчас Капустину. Он, конечно, сволочь, но ему не позавидуешь. Лихо Капустину. Лихие ребята из группы прикрытия, верняк, давно доложились, дескать, клиент выдернут из сортира нормально, а от основных суперменов ни гугу. И думай чего хочешь. Ночь Капустин не спал, нервничал, однако хватило у него силы воли с утра явиться на службу. Допускаю, что оставшиеся в живых супермены успели до утра побывать в бывшей электрощитовой, полюбоваться на трупы двоих товарищей и доложиться шефу. Однако Капустин все равно нашел в себе силы отправиться на работу как ни в чем не бывало. И вот возвращается наш антигерой с совещания, а его поджидает полная пессимизма и загадок телефонограмма от Артура. Вряд ли капустинские нервишки выдержат. Чует мое сердце: звонок – последняя капля. И пустится в бега господин Капустин, побежит в заграницы. Есть у него, уверен, план побега на случаи фиаско. Побежит Капустин и этим полностью и окончательно себя скомпрометирует, признав фактически вину. Побежит и стукнется на бегу о колпак, которым его накрыл Ильич. Этак через полчасика и стукнется. Ох, и помучают Капустина на предмет складов взрывчатых веществ в лабиринтах под городом, ох, и поистязают! И поделом ему, привет от Бультерьера!..

“А ведь самое смешное в том, что агент Бультерьер перевыполнил поставленную перед ним задачу, выявил сволочь-шантажиста из высших эшелонов в небывало короткие сроки”, – подумал я, все еще улыбаясь, поворачивая ключ в замке зажигания. Мотор послушно заурчал, и улыбка слетела с моего лица. Не потому, что переключать скорости рукой, лишенной кисти, весьма и весьма затруднительно, нет. Я перестал улыбаться потому, что еще предстояло решить гораздо более сложные задачи по сравнению с выявлением всяких там разных сволочей в заоблачных высотах власти и одурачиванием карьеристов генералов. И еще предстояло додумать некоторые, пока только эскизно намеченные, фазы выполнения грядущих задачек. Вот небо, к примеру, хмурится у горизонта. Скорая непогода наталкивает на размышления и вносит коррективы.

Проехав где-то километров около десяти, я остановил машину. Небо упорно продолжало нахмуриваться, появился и плавно усиливался ветер. Храпел Арсений Игоревич на заднем сиденье, пуская слюни, бормоча в крепком, но нездоровом алкогольном сне. Я развернул доставшуюся в наследство от Герасимова карту Москвы и области. База на карте, само собой, не обозначена, но лесной массив там, где она должна быть, я идентифицировал легко. Езды до базы осталось с гулькин нос. Ага, вот и речка в лесу за базой нарисована, знать, в ее водах рыбачили генералы в памятный для меня недавний судьбоносный день. Ага, вон у самого абриса карты черная линеечка шоссе. То бишь, ежели идти лесом в обход реки, в сторону от столицы, то выйдешь к шоссе, не ошибешься. Запомним чтоб выйти к трассе, следует обойти базу слева, потом река будет справа. Заплутать невозможно, ага... А где у нас населенный пункт под названием... Ага, вот он, искомый пункт, точно с другой стороны карты, и тоже почти под обрезом, ага...

Пристроив на колене найденный в бардачке блокнот, я схематично зарисовал речку, базу и шоссе под абрисом карты. Вырвал листок, сложил вчетверо, залез в баул со шмотками, сунул листок в карман курточки, которая побольше, туда же запихнул большую часть наличных денег, рублей и долларов, которая у меня осталась. Вытащил из баула целлофановый пакет с адской машиной, положил его у подножия кресла рядом с водительским и застегнул баул. Вернул блокнот на коленку, покусал кончик трофейной шариковой ручки, подумал над формой и содержанием записки для Клары, придумал и написал размашисто:

“Девочка!

Очень быстро, не мешкая ни минуты, ни секунды, хватай мою спецтросточку, мой спецпротез, бери Машеньку и бегом к воротам, к КПП. Бегом!”

Подумал секунду и сделал приписку:

“Ежели ты сейчас вне дома, черт с ними, с протезом и тросточкой. Сразу бегите вместе с Машенькой к воротам”.

Еще секунду покусал ручку и добавил:

“Если Машеньки нет рядом, найди ее максимально быстро. Торопись!”

Я изо всех сил старался писать разборчиво – мой эксклюзивный почерк, каракули моей левой руки расшифровать порой совершенно невозможно.

Перечитал записку. Нормально, читается. Молодец, калека, внятно накалякал, можешь, ха, когда хочешь. Вырвал листок из блокнота, сложил вчетверо, спрятал в нагрудном кармане пиджака.

Открыл дверцу, забросил в кювет ставшие ненужными блокнот и атлас с картами. Оглянулся на генерала – спит алкаш, шутка ли, литр вылакать, литр сорокаградусной! Во время Второй мировой подобным образом раненым бойцам партизанских отрядов устраивали наркоз, причем те бойцы не были алкоголиками.

Все, кажется, можно ехать дальше. Благо, немного осталось до базы. Бензин?.. Горючего достаточно, и все остальные автомобильные показатели в норме. Поворот ключа левой рукой, ногу на педаль, культю на рычаг переключения скоростей. “Поехали”, как говаривал Гагарин. А в небе чернильная чернота, и ветер треплет дерева за обочиной дороги. Быть грозе вскоре. Уж и не знаю, каких богов благодарить за грядущую грозу, за дождь, который смоет все следы, за ветер, который обеспечит звуковую завесу. Поблагодарю Будду по привычке, хотя он и не бог вовсе, а Учитель, Великий Учитель.

Первые капли пока робкого, пока хилого дождичка упали на “полосу отчуждения”, на пустое пространство, отделяющее почти крепостные стены базы от лесной чащи, как раз когда я остановил авто перед воротами, перед КПП. Мотор работал вхолостую, я треснул культей по клаксону, высунулся под дождь и заорал благим матом:

– Вы там спите, да?! Отворяй ворота, прапорщик с генералом прибыли!

Ворота, кстати, знатные – никакой автоматики, два здоровенных, тяжеленных стальных листа. Две створки, выкрашенные зеленым маслом, крепятся посредством солидных петель к зеленой, толстенной П-образной трубе, вмурованной в землю. Этакие футбольные ворота со створками, с очень широко расставленными штангами и высоченной перекладиной. К левой штанге прислонилась башенка с бойницами под плоской крышей, к правой башня повыше с дверцей “на улицу”. А далее от обеих башенок тянется крепостная стена с колючкой поверху. И самое смешное – эти ворота да дверца в левой башенке единственные ходы на территорию базы. И никаких более прорех по периметру. Хотел бы я знать, почему проектировщики базы не озаботились предусмотреть резервный вход-выход.