Текст книги "Искатель. 2009. Выпуск №6"

Автор книги: Михаил Фёдоров

Соавторы: Андрей Пасхин,Анатолий Герасимов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

У Анюты от удивления брови рваными полукружьями пошли вверх.

Потянулся носком ботинка к пробегавшему по полу таракану и, потеряв равновесие, свалился.

«Вот тараканы, живучий народец! Сколько их ни прихлопывай, все равно всех не перебьешь…»

В коридоре столкнулся с Балянским.

– Вижу, приоделся. И огурчиком попахиваешь. А ко мне ни ногой. Там тебя Глафира дожидается.

– Слушай, опекун! Я могу с ней поговорить минут десять, но за это время мы миллионов сто потеряем. Так что пусть выбирает…

Вечером жена на пороге насупленно разглядывала его, как будто видела впервые.

– Вот в театр прошлый раз ты со мной в свитере ходил. А чтобы с нотариусом поговорить, тебе обязательно было пиджак напяливать на себя. И откуда еще эти благоухания восточные?..

– Ты мне тут Отелло в женском роде не разыгрывай. Платочек мой, как видишь, на месте.

– Понимаю! Весна идет – ароматы несет…

Супруга резко повернулась и в сердцах загремела посудой на кухне.

А утром снова услышал:

– Значит, к другой потянуло…

Ничего не ответил, хотя дико хотелось завыть.

7

В приемной секретарша, не глядя в сторону Тараса Леонтьевича, небрежно процедила:

– Занят.

– Это гора с горой не сходится, а руководство со своим юристом обязано сойтись. – Рядом плавно присела вся улыбающаяся и со светящимися глазками Глафира Львовна.

– Надеюсь, если мы продолжим у меня в кабинете, наш банк на этот раз не потеряет сто миллионов?

Разговор начался на деловой ноте.

– Вам удалось заверить документы? Там ведь миллиардами пахнет.

– Все оформлено в соответствии… Зарегистрировано своевременно… Накладок не будет никаких…

Говорил, а сам опасливо косился на нее: неужели не отмыл этот проклятый Анютин дезодорант? Вроде не морщится…

– Да я ведь ничего, боже упаси! – Глаза Глафиры заискрились. – Я же друг ваш… А что Балянский вам тут наговорил, давайте его пригласим и разберемся…

– Не надо!

– Я, Тарас Леонтьевич, наоборот, хотела вас защитить… Ведь на вас с жалобами… А я…

Странное дело, говорил с кадровичкой и был уверен, что именно она всю эту кашу заварила, смотрел в ее светящиеся глазки, и гнев куда-то выветрился…

«Вот Хопербанк! Вот клоповник…»

Направляясь домой, Тарас Леонтьевич вышел из банка и, пряча глаза от расплавного солнца, пробивающегося сквозь пряди ивы, залез пальцем себе в ухо.

Вытащил из уха серную коросту и испуганно оглянулся: «Хорошо, хоть не сказали, что у меня еще и уши грязные…»

С неприятным осадком на душе Тарас Леонтьевич собрался к отцу Феофилу, который давным-давно приглашал его.

– Ты куда в такую рань? – спросила жена.

– В храм сходить надо.

– Сначала грешишь, потом грехи замаливаешь?

Чего ей скажешь…

Жена перевернулась на другой бок.

Во дворах сталинских домин нашел бывший двухэтажный садик, который теперь за ненадобностью (смертность давно вдвое превысила рождаемость) был отдан под церковь. Над крышей возвышался барабан, который облепили леса.

– Выходит, купол еще не закрыл…

Вокруг прихода чернели кучи мусора, а вдоль дорожек тянулись к небу тонюсенькие деревца. Дождавшись окончания службы, заглянул в алтарь к батюшке, который разоблачался из всего церковного.

– А ну крестись! – тот строго показал на покрытый парчой четырехугольный стол с Евангелием.

Тарас покрестился.

– Бей поклон!

Тарас наклонился.

– Еще! Еще!

Только потом батюшка поприветствовал банковского юриста.

– Что, шеф каяться послал? – батюшка снимал поручи с рукавов.

– Если бы… Он еще до этого не дорос…

– Да, вы – мирские, многого не ведаете, у вас голова все никчемным хламом забита… Ведь будь твой шеф более благоразумным, он без подсказок жертвовал бы на храм, без напоминаний. Но что же тут скажешь, видимо, ему еще не суждено это свыше…

Юристу от слов батюшки сделалось легче.

– Точно! Точно, не суждено…

– Потом все ему вспомнится…

Они вышли из алтаря и прошли в притвор, где за дверкой в маленькой светелке батюшка предложил:

– Потрапезничаем?

Седовласая матушка поставила на длинный стол тарелки с борщом. Батюшка пропел молитву, покрестил пищу, и они сели.

– Вот знаете, – говорил, хлебая борщ, отец Феофил, – ведь все в мире имеет свое обоснование. И ничто спроста не происходит. Взять ваш банк. Ему разрешено свыше вот так крутить деньги. Он и крутит. И не догадывается, что благословение получено крутить во имя общего блага, а не токмо себе в карман…

Юристу было приятно слушать про божьи кары, ожидающие отступника Манина, и он даже испытал нечто похожее на благодать.

8

Отзвуки белодонской истории присутствовали в разных городских уголках. На узком, по современным меркам, проспекте своими роскошными ампирными окнами выделялась центральная гостиница, в которой когда-то праздновал освобождение города от красноармейцев белогвардейский генерал. Огромным балконом затенял тротуар бывший губернаторский дом, а ныне казначейство. Устремлял в небо свои монолитные этажи совдеповский телеграф. Там во дворе не так уж давно расстреливали «врагов народа» чекисты.

К проспекту с одной стороны липли ветхие дома и фабричные общаги; с другой – корпуса кондитерки, макаронки, университета и тюрьмы.

Среди городских реликвий своей помпезностью выделялся облепленный кранами и лесами высотный дом высшего разряда. Многие местные начальники и денежные мешки мечтали иметь в нем квартиру, где с лоджий открывался вид на всю округу, прорезанную ровной полосой шоссе на Москву.

Манин знал о строительстве престижного дома и наводил мосты. Но влезть туда за здорово живешь оказалось невозможным – своих халявных начальничков было хоть отбавляй: генералы, прокуроры, главы администраций… Оставался другой путь. Вот почему он обхаживал чету Коркуновых, устраивал им крымский отдых и оказывал самые неожиданные услуги: квартира ценой в круглехонькую сумму была неподъемна ему самому.

При каждом удобном случае он ехал на стройку, взбирался на площадку верхнего этажа и упивался полетным видом, сам с собой разговаривая:

– Знали бы моя мать доярка и батяня участковый, что их сын будет жить в квартире, где два туалета, две ванны и в каждой комнате хоть мяч гоняй…

9

Приближался юбилей белодонского филиала банка. По филиалу полетели слухи о банкете. Заморенные корпением за дисплеями, возней с бумагами, сотрудники восторженно обсуждали предстоящий праздник и с упоением готовились к нему. Манин покуражился, посопротивлялся предстоящему торжеству, но круглую сумму отвалил.

В субботний полдень от порожков банка отчалил заполненный галдящими работниками «Икарус». Когда он еще петлял, выбираясь из города, с неба полил дождь.

Манин со своей супругой, одетой в вечернее платье от Версаче, чинно сидели на переднем пассажирском сиденье. На стук сзади Манин обернулся.

– Говорила же тебе, Борис, что нужно в городе организовывать, – пробурчала Глафира.

Манин пожал плечами.

В салоне шумели: «как в такой ливень в лесу?», «не застрянем ли?», «не напоремся на кабанов?».

Сквозь заливаемые водой окна не было видно ничего. Кто-то загремел стаканами. Зазвучали тосты. Манин с супругой делали вид, что не слышат голосов их сына Кирилла и дочери Глафиры.

После получасовой езды автобус пыхнул тормозами у дверей панельного строения, похожего на кинотеатр. Сотрудники по одному попрыгали на крылечко и собрались в зале с длиннющим, призывно накрытым напитками, фруктами, салатами столом. У колонн разбирали музыкальные инструменты приехавшие музыканты.

– Ты сюда… – рассаживала сотрудников Глафира. – Анюта! Ты туда!

Заместитель главного бухгалтера нехотя прошла к противоположному от Манина и его жены краю стола.

Глафира поправила рюшечку, окаймляющую декольте платья, и подняла бокал:

– Я хочу предложить выпить за нашего любимого, пусть не удивляется этому его жена, – посмотрела на богато одетую шатенку, – Бориса Антоновича, который привел нас к благополучию!

– Слава!

– Слава!

– Слава! – раздалось.

Оркестр исполнил туш.

Юрист наклонился к уху безопасника:

– Во, лижет…

Вздрогнул от:

– Слово Тарасу Леонтьевичу! Слово нашей юстиции!..

Тарас обмер. Он не собирался выступать. Да и не в правилах у

него было кого-то расхваливать. Стал отнекиваться, но когда зал заскандировал «Юристу слово! Юристу…», оторвался от стула.

– Вы знаете, раз уж зашел разговор о нашем руководителе, то я вот что хочу сказать. У меня начальников было много. Один – еще в райкоме комсомола, потом занимался приватизацией и разбазарил полгорода. Его посадили за взятки…

Раздались смешки.

– Другой, – продолжал юрист, – директор комбината… Людей давил… Его чуть не сожгли живым на даче… Чудом спасся…

Повисла совершенная тишина.

– Так выпьем за Бориса Антоновича, чтобы ему никогда не грозили ни решетка, ни огонь!

Что тут поднялось: кто кричал, кто визжал, кто хлопал в ладоши, а Манин с бледным лицом трясущейся рукой протянул свой бокал к юристу.

Они чокнулись.

Глафира, мрачная как смерть, свалилась со стула.

– Ты чего, перепил? – толкнул в бок Тараса Леонтьевича безопасник.

– А что?.. Я экспромтом…

Закричали:

– Кто следующий?

Поднялся Жора Жигов:

– Я предлагаю тост за корешок жизни – за секс!..

Поставил стакан на локоть и выпил водку с локтя.

Махнул рукой ожидающему команду оркестру,

– А чего это я Вероники не вижу? – спросил, жуя кусок мяса, безопасник.

– Она там, где Глаша, нос не кажет, – ответил юрист, озираясь по сторонам.

Анюта направилась к Манину. Было видно, что она собирается пригласить его на танец. Жена Манина вьшрямилась, поправила прическу. Дорогу Анюте преградила грудь пришедшей в себя Глафиры.

– Человек-закон! – молдаванка повернулась и сделала реверанс перед Тарасом.

Тарас Леонтьевич взял под руку блондинку, и они, высоко поднимая ноги, запрыгали из одного края зала в другой. В прорезях клешеного платья засверкали жилистые ляжки молдаванки. Манин налился кровью. Жена прикрыла свое лицо рукой.

Дочь Глафиры прилипла к Кириллу, который дегустировал выставленные на столе спиртные напитки. Когда Кирилл повис на спинке стула, переключилась на еще трезвого Павла.

Глафира не отрывала глаз от Дмитрия – тот в центре зала обнимал кассиршу Поновскую, сместил Полину к выходу, и они скрылись.

– Проверь, что они там? – ущипнула ногу безопасника Глафира.

– Это в мои обязанности не входит! – огрызнулся Балянский.

– Снова в командировку захотел?

Балянский поерзал и вышел: до гробовой доски он не сможет забыть поездку в двухместном купе с банковскими мешками.

Дмитрий тискал Полину в коридоре. На улице.

Уже телком парило солнце, и воздух пенился от свежего озона.

Николай Павлович заметил, как Дмитрий снял рубашку, стянул брюки, разбежался и плюхнулся в речку.

– Полинка! – замахал.

– Утонешь! – вылетел к самому обрыву Балянский. – Судорога ногу схватит!

– Не суй свой нос…

«Какая наглость!»

Дмитрий переплыл на противоположный берег, подержался за торчащий из воды корень ивы и заработал руками назад. Балянский топтался на месте, сжимал кулаки: не хватало, чтобы водитель пошел ко дну от судороги или переохлаждения.

Дмитрий поплыл вдоль берега:

– Полюшка!..

Балянский заметил, как сбросила с себя платьице и последнюю паутинку кассир и, раздвигая лилии, вошла по колено в воду.

– Назад!

– Ой! – плюхнулась и поплыла. – Димульчик… Димулек…

Безопасник метался по берегу, не зная, что предпринять. Он отвечал за жизнь отдыхающих. Спугнул Жору Жигова, с кем-то спрятавшегося в кустах. Когда сбросил туфли и стал стягивать брюки, Дмитрий с Полиной вышли из воды.

– А вы, Николай Павлович, отвернитесь! – воскликнула Полина.

– Палыч, ты бы за ветки, что ли…

С балкона второго этажа, кусая до корней ногти, следила за происходящим на берегу Глафира.

Подпивший Турист устроил в зале игру: натянул веревку, и, когда кто-то шел, ее дергал.

Появились Очеретяная с Пашей. Турист дерг – и те растянулись на полу.

Умора!

Официантка несла поднос – он дерг, и та загремела.

Комендант схватился за живот.

Манин выскочил из-за стола и принялся поднимать и успокаивать перепуганную женщину:

– Не ушиблись?

Женщина схватилась за коленку:

– Ну и шутки же у банкиров!..

Турист занялся другим: с картонной коробкой пошел вдоль стола, собирая бананы, окорока, бутерброды, яйца.

Жене Манина стало плохо.

Борис Антонович сунул ей таблетку под язык.

– Где Глафира Львовна? – закружил по этажам его голос.

Заместитель управляющего в полуобморочном состоянии сидела на шезлонге и махала платком.

Турист наполнил одну коробку. Принялся за другую. Потащил оба короба к автобусу. Вернулся и теперь уже на кухне стал отбирать у поварих припрятанные продукты:

– Ах, воровки! Ах, проходимки!

– Жмот! – кричали возмущенные женщины.

Когда сотрудники собрались в «Икарусе» и он тронулся, спохватились Кирилла. Его нашли храпящим на мешке картошки в поварской подсобке.

10

– Ты им делаешь добро, а они в тебя плюют! – устроила шефу разбор полетов Глафира. – Твой корешок Жигов не нашел ничего умнее, как произнести тост за секс! Юрист вообще с ума сошел. Сказал такое, что и повторить невозможно, – на отсидку, на поджог намекнул…

Управляющий все глубже утопал в кресле.

– А эта сучка Полина купаться пошла… И с кем…

Банк целую неделю не мог прийти в себя. По его коридорам и этажам летало:

– Ну и наплясались же!

– Ну и накупались!

– Ну и надзюкались…

А Турист привезенной в коробах едой два месяца кормил свою семью и соседей по подъезду.

Поновской лямуры с водителем не прошли даром. Глафира установила за ней неослабный контроль: встанет напротив окошка кассы, где сидит Поновская, и следит за тем, как та обслуживает клиентов, и не дай бог той ошибиться. Сразу бежит к Манину и требует наказания!

А Дмитрию все сошло с рук. Он, как и прежде, катал Глафиру по городу и таскал ей сумки.

Манину досталось от жены. Прежде только что-то подозревавшая супруга теперь налетала:

– Наседок набрал!.. Думаешь, я слепая?..

– Не забывай, что эти наседки золотые яйца несут! – парировал возмущение жены:

– Гляди, как бы настоящие не снесли…

В ответ приходилось раскошеливаться и везти жену по дорогим магазинам.

Несмотря ни на что, Борис Антонович старался выжать из филиала все возможное. В этом стремлении он не давал покоя директору Усинского представительства. Наезжавший раз в неделю в Белодонск Разворотов представлял отчеты.

– Я не вижу доходов! – тыкал Манин в лист с несколькими цифрами. – Ты шлангуешь… До каких пор будешь сидеть на моей шее?

Разворотов терпеливо слушал, думая о том, чтобы Манин не узнал про его истинные дела. Что он львиную долю филиальских денег, выделенных на развитие представительства, потратил на обучение своего сына на платном отделении юридического факультета, на постройку себе коттеджа с гаражом, баней и летним садом, и еще собирался купить на них «Мерседес» двухсотой модели… Но все это хранилось в глубочайшей тайне.

– Борис Антонович! Лежит в Усе финансовый рынок. Никому не нужны ни баксы, ни фунты, там рубля-то не сыщешь…

– Закрывай представительство!

– Зачем, ведь такое вечно продолжаться не может… Поддержать вам надо меня…

Разворотов в очередной раз вымаливал у Манина отсрочку, и новые банковские денежки текли в его карман.

11

Манин вызвал юриста. Поднимаясь к шефу, Тарас Леонтьевич подумал, что шеф вспомнил его тост и ему предстоит нахлобучка. Но тот про юбилей филиала и не упомянул.

– Насколько мне известно, ты любитель путешествий…

– Смотря куда, – раскатал губы юрист, подумав о вояже за границу.

– В глубинку… Тебе надо развеяться. Поезжай в Усу и разузнай обстановку: как там наш директор живет-поживает… Но сделать это надо незаметно… Чтобы никто ничего не заподозрил…

«А чего безопасника не посылают? – спросил себя юрист. – Не доверяют? Занят другим?»

Когда загорелся восход, с кольцевой дороги на автостраду свернула легковушка. За лобовым стеклом крутил баранку Дмитрий, а рядом позевывал Тарас Леонтьевич. Юрист монотонно говорил:

– Был у меня знакомый следователь. Воров щелкал, как абрикосовые косточки. К нему кого притащат, он его к стулу наручниками прицепит, а к наручникам гирю подвесит. Двадцать минут, и самый крепкий орешек раскалывался…

Дмитрий загыгыкал.

– А он еще автодорожные дела вел… К нему водилу приволокут. Он его к батарее прицепит, и тот созревает, пока все на себя не возьмет, – продолжал Тарас Леонтьевич, желая хоть здесь насолить Глашкиному любимцу.

– Чего еще плохого расскажешь? – занервничал Дмитрий.

«Так тебе и надо».

Миновали хвойный, словно постриженный под гребенку, моложавый лес.

Показались бетонные блоки, между которыми выступил закамуфлированный в пятнистую одежду гаишник с автоматом и показал стволом на обочину.

Дмитрий поставил машину на ручной тормоз и направился к милиционеру. Заговорил с ним. Потом проследовал за гаишником в кирпичную будку.

Юрист посмотрел на лес справа, полянку слева, косогор впереди, невольно вспомнил, как называют гаишные контрольные пункты на Украине – «дойка», – и хихикнул.

Его, кемарящего, разбудил Дмитрий:

– Деньги есть? Надо штраф заплатить…

– За что?..

– Из-за твоих россказней руки стали трястись… А то на экспертизу повезут…

– Пить надо меньше, тогда и трястись не будут.

– Я тебя чего спрашиваю?

– Да у меня их в самый притык. Сам ведь знаешь, жена каждую копейку…

Умасливать гаишника пришлось новой шипастой запаской. Только после этого их отпустили.

Въехав на склон, увидели разбросанный по холмам древний городок со старыми приземистыми домиками и современными блочными постройками. При очередном подъеме в гору подъехали к бывшему барскому дому, где теперь размещалось представительство.

– Что это за толпа? – спросил юрист, удивившись множеству людей.

Машину спрятали во дворе напротив.

Тарас Леонтьевич протиснулся в толпу.

– Ты куда без очереди? – ухватил его парень в масляной фуфайке.

– Я, я…

– Не одному тебе доллары нужны!

Увидев подъезжающий белый «Мерседес» с Разворотовым за рулем, Тарас Леонтьевич спрятался за спины людей и потом осторожно-осторожно посеменил к ближайшему переговорному пункту.

После разговора с юристом у Манина повысилось содержание адреналина в крови: такого хамства от своего коллеги он не ожидал.

Выходит, он прокручивал огромные деньги, но доходы от шефа скрывал.

В тот же день в Усу прибыл Балянский. Две недели он по всем правилам оперативного мастерства и днем, и ночью, и в дождь, и в жару следил за Разворотовым.

На стол управляющего лег полный отчет о деятельности усинского директора. Там значились сведения о тратах филиальских денег на учебу сына, на коттедж, на «Мерседес»… Нащупал и тайную дорожку поставки долларов – через одну кавказскую республику. В прежние времена Разворотова с таким компроматом даже не стали бы судить, а подвели бы к стенке и хлопнули.

Манин собрался поменять директора представительства, но ощутил такое противодействие местной усинской власти, ставшей стеной на защиту своего земляка (Глафира тоже взяла его сторону), что оставалось только одно: представительство закрыть, а имущество вывезти и распродать. Решить этот насущный вопрос должен был совет Хопербанка, выездное заседание которого запланировали в Белодонске.

12

К приезду высоких банковских особ филиал кипел. Жора Жигов готовил культурную программу, выискивая в атласах и справочниках самые примечательные места. Глафира, закрывая нос платком, подгоняла красящих рамы и плинтуса маляров. Гера Зыканов рыскал по дорогим гостиницам и бронировал самые шикарные номера. Уборщицы по десятому разу протирали со шкафов и сейфов пыль. А Манин принимал доклады.

– С конезаводом договорился. Рысачки подобраны и только ждут своего часа, – рапортовал Жигов. – С епархией тоже все пучком. Батюшка адмиралтейской церкви будет ждать…

Наступил ответственный день. К брюху замершего авиалайнера устремились два вишневых микроавтобуса. Оттуда выскочили Манин с букетами и молодые банковские работницы в кокошниках.

Дверца самолета отхлопнулась: на порожки ступила Марианна Михайловна в платье с рисунком картин итальянских мастеров, за ней – президент Хопербанка Валериан Валерьевич в фиолетовом пиджаке. Следом кучерявые, лысые, плешивые члены банковского совета.

Манин взмахнул цветами, и девицы запели, крутя кистями:

– Белодонские девчата, белодонские края…

Оцепленный спереди и сзади гаишными машинами кортеж помчал в сторону видневшихся за сосновой бровкой городских кварталов.

На мраморном крыльце гостиницы, выставляя прическу-ракушечку напоказ, гостей встречала Глафира Львовна. Но, не вызвав ни у кого к себе интереса – только Марианна Михайловна спросила: «Как можно познакомиться с таким мастером?», – по одному провожала в люксовые номера. Краткий отдых перетек в завтрак в ресторане – официантки в белых передничках упреждали каждое желание гостей.

Экскурсия по городу началась с набережной, где батюшка в адмиралтейской церкви вознес хвалы Богу, помолился за успех предстоящего совещания и рассказал о царе-дыбаре, строгавшем здесь доски для кораблей. Проехали на авиационный завод, генеральный конструктор которого полез на высоченные стапеля и забегал по широченному крылу. На конезаводе молодые наездники помчались по кругу во всю прыть, а потом катали банкиров на колясках.

После храма, самолетов, рысачков члены совета пожаловали в филиал. Сотрудники филиала замерли, вросли в компьютеры, ощущая на себе взгляды проходивших мимо руководителей, которым стоит только пальцем пошевелить, и любой из них с треском вылетит с работы. Но настроение у членов совета было благодушное. Они поднялись на второй этаж и закрылись в кабинете Манина.

Глафира замерла в приемной, как часовой на часах, и, поправляя свою прическу, говорила:

– Ох, сейчас вот вызовут меня и спросят, какой у вас управляющий, а я ведь погрешить не смогу, скажу правду!

– Глафира Львовна! Да не берите вы все так близко к сердцу, – секретарша прикрывала платьем обнаженную коленку.

– Бесстыдница! Ты что про кофе забыла?

– Да Бог с вами…

Секретарша в обтягивающем тело платье подалась к урчащему кофейнику.

С наполненными чашечками направилась в кабинет.

Вот в коридор вывалили сановные фигуры. Полезли в карманы за сигаретами и зажигалками. Гуськом потянулись вниз к автобусам.

– Как цекашников принимаем, – вспомнила былое Глафира.

13

Манин пригласил президентскую чету посмотреть его будущее жилье.

Валериан Валерьевич обошел перетекающие, как залы, из одной в другую огромные комнаты и вышел на балкон. Смотрел с высоты птичьего полета на разметавший в разные стороны свои районы город и говорил:

– А у нас таких домов еще не строят…

– Построят! Я раздобуду проект! – воскликнул Манин.

– Валерушка, – супруга президента поправила на своей шее колье из бриллиантов, оправленных платиной, – ты что, не догадываешься, чего Боря хочет?

– Догадываюсь…

– Ну, тогда осчастливь! Тебе же это особого труда не составит.

– А что, думаешь, не осчастливлю? – Коркунов посмотрел на управляющего. – Борис Антоныч! Я принял решение: твой кредит банку погасить… Тебе эти апартаменты достанутся даром…

Манин ощутил такой прилив благодарности внутри, что поднялся на цыпочки и чмокнул в щеку президента.

А потом, извиняясь, минуту тряс щедрую руку и причитал:

– До смерти не забуду… До самой смерти…

Весь вечер в гостиничном ресторане надрывался оперный певец, ублажая приезжих, и лишь глубокой ночью компания банкиров растеклась по номерам. Только к полудню протерли глаза члены банковского совета.

Прощаясь с президентом, Манин вытягивался в струнку, заверял, что выполнит любое приказание, клялся в вечной любви. Отстояв положенное на бровке летного поля, в изнеможении свалился на руки своего подчиненного Жоры Жигова. То, что совет принял решение о закрытии усинского представительства, его мало волновало, главное то, что в скором будущем он должен въехать на правах собственника в самую шикарную в городе квартиру.

– Вот вам и сын участкового!

Мотаясь по мебельным магазинам, Манин подыскивал спальный гарнитур итальянского производства, гостиную с перинными диванами и матовыми столами, шведскую кухню с множеством шкафчиков и столов, дома советуясь о покупке со своей женой, а на работе – с молдаванкой.

Предчувствуя, что над ним сгущаются тучи, директор усинского представительства решил ничего банку не возвращать, а поступить так, как в бытность председателем колхоза. В выходной день он вывез из представительства все движимое имущество: компьютеры, кресла, счетные аппараты, даже вырвал с корнем люстры с потолка, угнал в соседний район и спрятал у тестя в сарае «Мерседес».

Придя в понедельник на работу, уборщица увидела пустые комнаты. Сразу позвонила Глафире Львовне в Белодонск.

– Нас обокрали…

Глафира минуту молчала, а потом попросила перезвонить Манину.

Примчавшемуся в Усу юристу бабули из соседних домов рассказали, кто ворочал у представительства в выходные.

Тарас Леонтьевич нашел Разворотова.

– Ничего не отдам! – заявил тот.

– Хорошо подумал перед тем, как такое говорить?

– Мне банк не меньше должен! Вот отдаст, и я тогда…

– Что же банк тебе задолжал?

– А ремонт я делал за чей счет? Забор ставил? Крышу перестилал? Мне Манин обещал заплатить!

Тарас Леонтьевич озадачился: если Разворотову должен банк, то он вправе требовать компенсацию.

Связался с управляющим, который потерял от услышанного дар речи.

Глафира налетела на юриста:

– Мы зачем вас командировали? Чтобы вы нюни распускали? Изымайте все, и баста!

Юрист приехал к Разворотову с сотрудником усинской милиции, с которым когда-то вместе учился на юридическом факультете.

Милиционер был краток:

– У меня заявление на вас… Если вы не вернете чужое, мы поднимем ваши колхозные дела…

Милиционер уже навел справки и знал, что Разворотов, покидая кресло председателя колхоза, забрал и не вернул колхозникам молотилку, комбайн и трактор.

Разворотов некоторое время сопротивлялся, куда-то звонил, с кем-то советовался, но потом, видя, что ему бить нечем, сдался. В конце дня компьютеры, кресла, люстры и прочее банковское имущество были сгружены перед представительством. Заносить их в помещение он отказался наотрез. Засерел замазанный толстым слоем грязи «Мерседес», который пришлось сразу отогнать на мойку.

Вскоре мебель усинского представительства была списана и перекочевала к Глафире домой, а иномарку за бесценок продали сыну Манина.

14

– Тарас Леонтьевич! Мне нужна помощь нотариуса, – главбух позвала юриста к себе в кабинет.

– А зачем? – спросил юрист и добавил: – Что, батюшка Феофил уже не в силах?

– Батюшкина помощь на небесах, а нотариус всемогущ на земле…

О прошедшей встрече Вероники Семеновны с нотариусом Тарас Леонтьевич догадался, когда его коллега постучала по стойке юриста:

– Я к вам за зелеными…

Когда они, минуя очередь, приблизились к окошечку кассы, нотариус своей обычной скороговоркой выпалила:

– Ваша Вероника Семеновна переплюнула даже меня! Две квартиры на себя оформила, а я пока только одну…

«Вот житуха! У главбуха две квартиры… Шеф себе новую варганит… Нотариус гребет… А ты ютись в малосемейке с газовой плитой в коридоре и не имей никаких шансов оттуда выбраться».

– Борис! Я совет провела, пора мне и в отпуск! – заявила Глафира управляющему.

«От скромности не умрет, совет она провела… А другие что, в баклуши били? – чуть не вылетело из Манина, но он промолчал. – И слава Богу, отдохнем от тебя».

Согласно наклонил свою полысевшую голову.

Глафира Львовна, как и Вероника Семеновна, решила направиться в Бургас.

В день прилета пожаловала на пляж, но среди шоколадных фигур почувствовала себя неуютно. На следующее утро углубилась на край песочного берега, выбрала местечко под обрывом, сбросила халатик и, сев на рыхлую поверхность, выставила свою кожу солнцу. Не заметила, как рядом устроились две немки и сняли лифчики, а увидев, чуть не всплеснула руками. Случись такое в России, она бы непременно сдала хулиганок в милицию! Но как поступить здесь, не знала. Местные порядки ей были незнакомы.

Ерзала, краснела, а потом, решив, что она не хуже иностранок, достала из сумочки темные очки, надвинула на нос и расстегнула застежку лифчика… Груди сразу пригрело… Накрылась полотенцем… Стянула плавки… Сбросила полотенце… Бедраожарило…

– Я вам нос утру! – посмотрела на немок, вспоминая тост Жигова на юбилее.

Какого страху она натерпелась, когда перед собой увидела голого мужчину. Вскочила, заорала «мама!». Мужчина кинулся в воду. Из воды навстречу мужчине выскакивали другие обнаженные фигуры… Глафира, мелькая своими белыми ляжками, заработала вверх по песочному обрыву…

Весь вечер пряталась в номере, трясясь, как в лихорадке, и остригая кончики обломанных ногтей. После недельного затворничества она, низко натянув на лицо панаму, вышла в плотном купальнике на пляж. Взяла лежак и расположилась в самом оживленном месте.

Сгорев, отсиживалась в отеле и весь оставшийся отпуск мазалась снимающими ожог мазями.

15

Выйдя на работу, долго снимала пленочки отслаивающейся кожи с плеч и хвасталась, что нашла ухажера – арабского принца, который катал ее на своей яхте, возил на виллу в Стамбул, звал в Эмираты, но она оказалась верной Хопербанку и решила пожертвовать своим личным счастьем ради него.

Слушающие зажимали рты, ожидая того момента, когда она удалится, и только туг прорывались бурным смехом.

Манину она сказала, что в Болгарии на каждом углу голые мужики, и потребовала побеседовать на эту тему с Вероникой Семеновной.

– Зачем? – спросил Борис Антонович.

– Вот тебе на! – развела руками Глафира. – А если она там с каждым встречным это самое, тогда как мы можем ей доверять?

– А как тебе доверять?

– Но я ведь с принцем! И вы меня хорошо знаете!

– Нет, не знаю…

– Тогда я иду к безопаснику! Он больше о банке думает! А у вас голова забита другим…

– Иди, иди к нему. Да мотай же! – взорвался Манин.

Тараса Леонтьевича вызвал шеф. Он сидел ни жив ни мертв, и первая мысль, которая пришла в голову юристу, была: «Сажают…»

Краем уха он слышал, что кое-кто из валютных перекупщиков попался на украинской границе, и тот мог заложить Манина, с которым был связан; что в Центробанке арестовали заместителя начальника управления за поборы, и это могло не обойти стороной Бориса Антоновича, возившего в госбанк ко всем праздникам подарки…

Но он услышал другое.

– Мою квартиру захватили… – выдохнул Манин, тыча кнопки внутренней связи. – Еще вчера ездил, все было в порядке… А сегодня приехал, мордовороты с собаками… Чувствовало мое сердце…

– Какую квартиру? – спросил Тарас.

– Я тебе договор показывал…

Из аппарата ответили:

– Борис Антонович, слушаю вас!

– Где ты шляешься?!

Вбежал Балянский.

– Я вот юристу уже рассказал… Действуйте! И чтобы вечером квартира была моей… Иначе…

Балянский дождался юриста на банковском крыльце.

– Куда двигаемся?

– Кто его знает…

Свернули у пожарки на проспект, с проспекта в переулок, приехали к высотной новостройке. Около высотки кипело и галдело. Подъезжали грузовые машины и фуры. Крепкие парни выгружали контейнеры, гарнитуры, ящики. Тащили в подъезд. Сигналили легковые.