Текст книги "Дети огня"
Автор книги: Михаил Скороходов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
Глава четвёртая
Суд
Измученные, полные небывалых впечатлений, ланны поздно вечером разошлись по своим углам. Мара увела Руму в маленькую пещеру, уложила на мягкие шкуры. Только двое из всего племени не смогли заснуть в эту ночь – Свирк и Чал.
Сын Огня остался сидеть у костра, надо было решить, что делать с преступником, но думать хотелось о другом – об удивительной заречной девушке, о её волосах, похожих на волны реки, о её голосе, который заставляет замирать ланнов, о лесных братьях…
Такого хитреца, ворюги, как Свирк, в истории ланнов ещё не было. Завтра его будет судить Совет вождей. Чал объявит окончательный приговор племени.
Ланны с детства усваивали чёткие правила поведения, завещанные поколениями: жили дружно, сознавая, что распри приведут к большой беде, а своевольные, недисциплинированные охотники будут обречены на голод и гибель. Суровая необходимость учила их уму-разуму, заставляя напрягать до предела все физические и духовные силы. Правила запрещали охотиться в одиночку на крупных животных, обижать детей и собак, портить деревья, оставлять непогашенные костры. За нарушение их наказывали родовые вожди. Они лишали на определённое время нарушителей еды, могли ограничиться затрещиной. Но главное было в том, что едва выносилось наказание, тут же следовало молчаливое и неумолимое отчуждение всего рода, которое длилось обычно дольше голодных дней.
Ссоры и конфликты улаживались Советом вождей. В исключительных случаях в роли главного судьи выступал вождь племени: его решения, как и все распоряжения, выполнялись беспрекословно. За тяжкие преступления, например, за недостойное поведение на охоте, Совет вождей приговаривал преступника к смерти, но приговор был символическим: вождь племени отменял его.
Трусость одного часто приводила к гибели или тяжёлому увечью других, к охотничьим неудачам, от которых страдало всё племя, поэтому ланны считали, что убить виновного мало, лёгкая, бесславная смерть не искупала вины. Трус отправлялся на ночную охоту с заданием убить волка. Убьёт – вина прощается. Не убьёт – отправляется снова, но во вторую ночь он должен был уничтожить двух волков, цена прощения повышалась с каждой потерянной ночью на одного хищника. Применялась и более мягкая форума приговора: трус шёл на охоту вместе со всеми, но первым бросался на тура, лося или кабана, преследовал и добивал раненых животных.
К волкам ланны относились с особой враждебностью. Эти быстрые, как тени, ненасытные звери уничтожали множество всяких животных, обездоливая племя; часто их добычей становились собаки. Убить волка считалось удачей, счастливцу вручалось почётное копьё с раскрашенным древком – единственный знак доблести у ланнов. Вожди почётным оружием не награждались – постоянное проявление высшей доблести было их обязанностью. Волчьи стаи хозяйничали на равнине, и если бы не огонь, людям пришлось бы вечно топтаться возле своих пещер.
Добыча племени у всех была на виду: сыты ли ланны или голодали – все вместе. Они и не представляли, себе другого порядка. А Свирк захотел быть сытым, когда другие голодали. Один человек приносил вместо пользы вред всему племени, каждому ланну. Такую вину, решил Чал, искупить невозможно. Вот под шкурами здесь лежит много мяса. И даже собаки понимают, что оно неприкосновенно. Туры не позволят жить в своём стаде тигру, потому что он уничтожит, съест их всех. Так и Свирк может однажды погубить всё племя. Теперь ясно, почему он оставался в пещерах, когда мог идти к Зелёному Озеру, на весёлый простор – боялся, что обнаружат его дыру…
Плохо, что Свирк – последний из рода Ястреба. Казнить его, значит, оборвать жизнь древнего рода, оборвать навсегда. Правда, за Рекой есть другие Ястребы, их много. Но почему они так не похожи на ланнов, совсем другие? Почему во главе племени – женщина? Наверно, есть Ястребы и в лесу за Болотом. Чал не верил, что все ланны, когда-то покинувшие пещеры, погибли. Если бы Болото оказалось непроходимым, они бы вернулись, а хищники могут одолеть небольшой отряд охотников, но не племя. Кроме того, главное поселение ланнов – на Южной земле.
С чего началось падение Свирка? И когда? Они были сверстниками росли вместе. Свирк был как все, и вдруг… А может, не вдруг? Чалу вспомнился один случай. Они со Свирком ходили ещё в подростках. Поздно вечером большая группа ланнов с факелами ушла к Реке ловить рыбу. Собак в ночные вылазки не брали, но в тот раз один щенок увязался за рыбаками. Родовой вождь приказал Чалу и Свирку вернуть его. Схватив дротик, Чал выскочил из пещеры, громко позвал щенка. Тот не отзывался, и Чал, не дожидаясь Свирка, который почему-то замешкался, быстро зашагал к Реке, на свет факелов. Ему под ноги из темноты с визгом бросился щенок. В то же мгновение мелькнула серая тень – волк схватил щенка за загривок. Чал ударил хищника дротиком в бок, придавил к земле и не выпускал, до тех пор, пока не подошли рыбаки. Чал получил почётное копьё, о Свирке на радостях забыли. Сам он уверял Чала, что не испугался, а делал факел, потому и опоздал. Почётное копьё, рассчитанное на взрослых, оказалось слишком тяжёлым для юного Чала, но он всё свободное время носился с ним по равнине, поражая воображаемую добычу… Чал тогда ни в чём не винил Свирка, но не раз потом чувствовал на себе его недобрый взгляд, никто их больше не видел вместе. Свирк уже в то время стал самым необщительным из ланнов. Потом – эти боли в ногах, все жалели его, а он в душе, наверно, смеялся над соплеменниками…
Свирк и в эту ночь перед судом посмеялся над ланнами, ещё раз перехитрив племя и сторожевых собак.
Вечером Аста и Мара принесли сторожам две полных корзины тёплых, душистых костей с остатками мяса. Как только они ушли, Свирк похрюкал им вслед, сдёрнул ремень, протянутый между стенами пещеры, сделал петлю и после нескольких попыток вытащил первую кость из-под носа взбешённого пса. Потом вторую, третью… Обглодав кость, швырял её обратно.
Утолив голод, он повесил ремень на место, забился в угол и снова стал перебирать в памяти свои действия, пытаясь понять, где ошибся. Неужели священный амулет, о котором он мечтал всю жизнь, принёс ему несчастье? Или он сам виноват, пожадничал, а эта старая карга заметила пропажу? Сколько лет он водил её за нос! Теперь конец сытой жизни. Совет вождей, наверно, заставит его поголодать. Сколько дней? Неужели он не выкрутится, не обманет этих вождишек? Да, лазил в склад, но ничего не трогал. Случайно обнаружил проход, решил посмотреть, проверить и потом сказать об этом сыну Огня. Амулет остался в пещере, пришлось искать, чтобы не подумали о нём плохого.
Хитрая старуха подцепила его на этот амулет, как налима на крючок. В крайнем случае можно признаться, что не удержался, съел одно яйцо куропатки. А сколько кабанов он откормил для племени? Что лучше – одно яйцо или много жирных кабанов? Дыра старая, обтёртая, тот, кто её проделал, наверно, давно умер. Как обнаружил? Чистил кормушку и вдруг почувствовал запах – весёлый, лёгкий, как порханье бабочки, запах вяленых лягушек. Увидел щель. Вынул камень. И полез…
Рассказать бы им, сколько пота он пролил, прорубая эту дыру. Когда родовой вождь в первый раз послал его почистить пещеру после этих вонючих кабанов, он так разозлился и ему так захотелось отомстить всем, что он готов был продырявить все эти стены. Как раз в тот день Чал стал родовым вождём Зубров – один за другим умерли его отец и старший брат. Род Ястреба тоже уменьшился на несколько человек, но Свирк вождём не стал – не те ланны умерли. Всем было тогда ясно, что Чал скоро станет вождём племени – его копьё не знало промаха, когда оно летело, шипел воздух, он один добывал мяса больше, чем отряд охотников.
Когда дыра была почти готова, Свирка чуть не погубила одна старуха. Все тогда вылезли на волю, встречали племя, а она почему-то осталась. Он, как всегда, осмотрел пещеры, но её не заметил, и до сих пор не знает, где она затаилась. Столкнулся с ней, когда выносил известковую крошку. Задушил. Бросил у ручья и тоже вылез встречать соплеменников. Говорят, старуха была умная, бесстрашная…
Хорошо потом ему жилось. Когда мяса было мало, он его только лизал, обсасывал. А когда много…
Перед глазами Свирка медленно всплывали обветренные, пропитанные солнцем и жиром куски мяса, розовые, ровные полоски лососины, связки шершавых лягушек и ящериц, корзины яиц, крупных и мелких, белых, тёмных, с пятнышками. Как много съел он вкусной еды! Наверно, больше, чем целый род…
Страшная правда на миг представилась ему: он подумал, что сделают с ним вожди, если будут судить его так, как будто им всё известно. Сразу стало жутко, его зазнобило, и он снова переключился на приятные воспоминания. Когда-то из рук Асты он получал, как все дети, самые лучшие кусочки: горячий мозг, печёнку, языки, сладкие, хрустящие корни. А теперь – жёлуди! Принесла воды, испугалась, что он умрёт. Вот он возьмёт и умрёт ей назло, пусть её судит Совет вождей за то, что уморила голодом и холодом родового вождя, последнего из Ястребов, славного Свирка! Умер он – и не стало рода… Ничего ей не будет, матери сына Огня, простят, но она думает, что будет, и боится. Пусть накажут Мару! Пусть ночью убьёт волка!..
А что если убить одну собаку ножом? И уйти, вторая не дотянется. Обмотать руку шкурой… Нет, нельзя. Схватит, разорвёт. И зачем идти? Куда? Какая длинная ночь…
На рассвете к Чалу подошли озабоченные Аста и Мара, родовые вожди. Молча расселись у костра.
– Свирка – к священному дубу, на суд, – не отрывая глаз от огня, заговорил Чал. – Дыру и всю кабанью пещеру завалить камнями. Мясо – на место. После суда – за дровами.
Вскоре послышался лютый лай сторожевых собак. Мимо Чала прошли родовые вожди и Свирк. Племя проснулось.
Перед входом в пещеру в лучах зари блестела влажная каменистая площадь, огороженная с севера полукругом высоких деревьев. Это были священные дубы, лиственницы, сосны и ели, самые старые деревья на левобережье, посаженные, по преданию, первыми пришедшими сюда ланнами. Зелёная стена прикрывала поселение от холодных северных ветров. На площади в хорошую погоду собиралось всё племя – зажигались костры, расстилались шкуры, и каждый занимался своим делом.
В это утро под неопавшей ещё кроной дуба Совет вождей вершил суд над последним из рода Ястреба. Чал остановился на середине площади. Вожди подошли к нему, объявили свои приговоры.
Самый старший из них, вождь рода Лосося, предлагал казнить Свирка голодной смертью.
Вождь рода Большерогого Оленя – проткнуть копьём и тело бросить гиенам.
Вождь рода Белогрудого Орла – повесить на дереве вниз головой.
По знаку Чала к нему подвели Свирка. Ланны заполнили площадь.
– Ты не щадил племя, – сильный голос Чала в утренней тишине прозвучал неожиданно громко, и Свирк вздрогнул. – Племя тоже не щадит ланна, который опозорил свой род, славный род Ястреба. Совет вождей приговорил тебя к четырём разным смертям. Ты украл у племени столько мяса, сколько съедает стая волков, сколько съедает тигр от весны до весны. Уходи прочь. Я отменяю твою первую смерть – убей тигра и две руки волков. Останешься жив – принеси клыки, услышишь второй приговор. Победишь четыре раза – получишь почётное копьё. Сейчас тебе принесут оружие. Всё.
Слушая Чала, Свирк увидел стоящую за ним Руму, решил, что эта дух. Прекрасное видение потрясло его не меньше, чем приговор.
– Кто это? – спросил он, указывая на девушку.
Чал взял Руму за плечо, вывел вперёд.
– Она с того берега Реки, Рума из рода Ястреба. Там тоже живут ланны.
Чувство горького сожаления овладело Свирком. Не было больше ни страха, ни злобы – всё осталось позади. А что впереди?.. И откуда она взялась…
Увидев на шее Румы пластинку, он потребовал:
– Пусть Аста вернёт мне родовой амулет.
– Он у Румы, видишь? Она станет родовым вождём новых Ястребов.
– Я вождь, я, я! – закричал Свирк и, с перекошенным лицом подскочив к Руме, хотел сорвать с неё амулет. Она сплела пальцы и нанесла ему удар в грудь, Свирк пошатнулся, попятился, не удержался на ногах и сел. Это рассмешило ланнов.
– Сначала убей волков и тигра, потом нападай на лесную девчонку! – раздался голос из толпы.
Свирк вскочил и снова обратился к Чалу:
– Дайте мне собаку.
– Нет.
Свирк наклонил голову, словно соображая, что ещё потребовать на прощанье.
Кто-то предложил:
– Пусть возьмёт сторожевых собак!
Снова раздался смех. Свирк поднял голову, крикнул:
– Дайте мне мяса!
– Нет! – хором ответили ланны.
– Дайте мне рыбы!
– Нет!
Свирку словно доставляло удовольствие слышать эти дружные отказы, он чувствовал, что терпение ланнов кончается, но не мог остановиться.
– Дайте мне новые оленьи шкуры!
– Нет!
– Дайте мне желудей!
– Нет!
– Дайте мне лесную девушку!
– Нет! Нет! Нет!
Хромой измождённый старик положил перед ним копьё, дротик, острогу с наконечником из лосиного рога, топор. Свирк стал придирчиво осматривать их, уверенный, что хорошего оружия ему не дадут. Но придраться было не к чему, эти предметы были сделаны настоящими мастерами. Подошла Аста, молча поставила перед ним сумку, сплетённую из луба, с различными орудиями и кусками необработанного кремня. Свирк обрадовался, но виду не подал. Стал перебирать орудия и снова заметался как летучая мышь под сводом пещеры…
– Нет сверла! – возмущённо воскликнул он. – Чем я буду делать отверстия в клыках волков и тигра?
Под общий смех одна из девушек положила в сумку кремнёвое сверло с костяной ручкой.
С завистью и болью Свирк посмотрел исподлобья в последний раз на Руму, бросил презрительно-гневный взгляд на соплеменников и, взяв сумку и оружие, пошёл на север.
Глава пятая
Дары Румы
Ланны дружно заготавливали дрова на зиму. Стволы с корневищами перерубали на два-три бревна. Часть дров сплавлялась по воде вдоль берега, так доплыл и плот, на котором прибыла к ланнам лесная девушка. Увидев его, Чал вспомнил вчерашнее утро, спросил, как плот пересёк Реку. Рума ответила, что неподалёку от берега ей удалось загарпунить крупную рыбу, та пошла вглубь, потащив за собой плот. Жалко было упускать добычу, а весло сломалось…
До каменистого мыса, где был последний привал, дровосеки не дошли, но несколько ланнов с вершины холма разглядели там костёр. Зажечь его мог только Свирк. В следующий вечер костёр не горел, и ланны решили, что изгнанник отправился дальше на север или погиб. И больше о нём не вспоминали.
Ланны обращались с Румой мягко, охотно вступали с ней в разговор, но к тяжёлой работе не допускали, давая понять, что её место среди детей, которые с муравьиной серьёзностью таскали в пещеру сучья и щепки. Затаив обиду, она перетащила большую вязанку хвороста и весь день ходила по пещерам, осматривая жилища ланнов, их орудия, посуду, украшения.
Часть жилых пещер состояла из двух-трёх ярусов, наверх вели аккуратные ступени. Вдоль ручья с обеих сторон до самого южного прохода тянулись ровные дорожки. Чувствовалось, что не одно поколение ланнов наводило порядок в этом общежитии.
На многих стенах красными и чёрными красками были нарисованы различные животные. Чаще всего изображали туров и зубров. Особенно внимательно Рума рассматривала двух идущих мамонтов. Слой пыли и копоти покрывал рисунок, в пещере стоял полумрак. Она что-то шептала мамонтам, как живым. Тихо, почти шёпотом спела песню охоты: «Мясо есть, сало есть, шкуры есть! Мы сильные охотники, мы ловкие охотники, мы мясо принесли, мы сало принесли, мы шкуры принесли! Гори, огонь! Мясо есть, сало есть, шкуры есть!»
Соплеменники Румы на том берегу Реки после удачной охоты тоже изображали на стенах пещер животных. Иногда кто-нибудь рисовал редкого, особенно крупного зверя, которого увидел случайно. Рисунки помогали рассказчикам и слушателям воссоздавать события, опыт одного охотника или отряда становился достоянием всего племени.
У южного прохода девушка долго глядела на двуглавую гору, которая словно висела в воздухе, отсечённая от поверхности Моря, и, сжимая в руке костяную пластинку, плакала. Расчувствовавшись, она всхлипывала ещё долго.
Только вечером у костра высохли её слёзы. Рума с интересом наблюдала, как женщины делали посуду: обмазывали глиной комок из травы, обжигали. Увидев в стороне небольшую корзину с круглым дном, подняла её, подсела к груде сырой глины. Затем она обмазала корзину снаружи, долго приглаживала, выравнивала поверхность костяным скребком и, начертив заострённой палочкой нехитрый узор, поставила своё изделие в огонь. Прутья выгорели. Стройный, гладкий, тонкостенный сосуд, изготовленный Румой, вызвал восхищение самых опытных мастериц.
Это был первый подарок лесной девушки племени. Ланны задавали Руме множество вопросов, но она отвечала сдержанно, неохотно – язык хозяев был для неё в какой-то мере чужим, её речь тоже не всегда понимали, тем более, что отдельные слова звучали для них непривычно, вызывая беззлобный смех. Проще было с детьми – с ними она нашла общий, дополненный мимикой и жестами, весёлый язык. Малыши и стали её первыми неразлучными друзьями. Эта дружба особенно окрепла после того, как она подарила им новую игрушку – лук и стрелы. Короткие, тупые прутья летали по всей пещере, какое-то время даже взрослых забавляла эта игра.
А Рума с утра до поздней ночи возилась с кусками кремня. Обливаясь потом, она терпеливо шлифовала маленькие наконечники, которые, по мнению ланнов, не годились даже для самых лёгких дротиков. Результатом её многодневных усилий и оказались пять игрушечных дротиков, только тупые концы у них были украшены гусиными перьями. Ланны считали, что тратить столько труда на игрушки не стоит но они готовы были простить своей лесной сестре и не такие причуды! В руки детей, однако, эти дротики не попали. Рума сшила для них специальную сумку из оленьей шкуры и обращалась с ними очень бережно. Все думали, что она сама будет играть ими, наверно, так принято у лесных девушек.
Словно потеряв интерес к игрушкам, Рума отправилась с группой женщин к Болоту собирать съедобные коренья. Она шла рядом с Марой, то и дело обращаясь к ней с вопросом – брать или не брать? Многие здешние растения были ей незнакомы.
В полдень женщины возвращались обратно. Рума задержалась в редколесье, и когда догнала спутниц, в руках у неё был ствол молодого ясеня.
Несколько дней она обстругивала его, вырезала на концах углубления. Измерив длину ниткой, сложила её вдвое, отметила середину палки царапиной. Затем она определила, какой конец тяжелее, снова скоблила, шлифовала и добилась равновесия обеих сторон.
Когда концы изогнутой палки соединил шнур из сухожилий, ланны догадались, что за игрушку она себе сделала – тот же лук и стрелы! Только этот лук был гораздо больше первого. Ну, что же, пусть забавляется…
С этим детским, по мнению ланнов, оружием Рума стала сопровождать отряды охотников, но в ход его не пускала. Никто не знал, что она тайком от всех уже пристреляла своё грозное оружие и ждала удобного случая, чтобы по-настоящему познакомить с ним ланнов.
И её день настал. Охотники, пробираясь через высокий кустарник по склону холма, заметили внизу стадо оленей, которое паслось на открытом месте. Подошли к опушке зарослей и замерли, рассчитывая, что стадо приблизится. Но олени медленно удалялись.
Тихо пропела тетива, первая стрела поразила крупного оленя-самца. Ни люди, ни животные не поняли, что произошло. Ещё два оленя рухнули, прежде чем стадо обратилось в бегство. Рума выбежала на открытое место и пустила ещё одну стрелу. Она ударила оленя в заднюю ногу – он взметнулся, вторая стрела пробила ему шею.
Долго не смолкали радостные крики охотников. Лук и стрелы переходили из рук в руки. Сияющая Рума стояла в сторонке, все про неё забыли.
Чал первым опомнился и хотел вернуть ей оружие, но она отстранила его.
– Возьми себе. Я сделаю другой, потоньше. Это для тебя. Смотри…
Она указала на парившего над ними коршуна, встала рядом с Чалом, наложила стрелу, подняла его руки, рассмеялась.
– Стреляй!
Первый выстрел Чала был неудачным, но всё равно привёл ланнов в буйный восторг – стрела взвилась выше птицы!
На обратном пути они поочерёдно стреляли по всякой живности, попадавшейся на глаза, но ни одну цель поразить им не удалось, да они и не очень заботились об этом. Вообще ланнам не надо было дважды показывать, как и что делать. Теперь они могли сами изготовить стрелы и лук. И вскоре всё племя вооружилось ими. Появились первые трофеи: крупный лось, несколько кабанов и лошадей, волки, гиены, песцы, птицы. Животные, привыкшие к тому, что они неуязвимы для людей на определённом расстоянии, не боялись ещё нового оружия, и успехи охотников были необычайными. Впервые за свою историю племя не испытывало зимой голода.
Рума ликовала. Охотники преклонялись перед ней, но проявить свои чувства не посмел никто.
Её голос, к которому ланны не могли привыкнуть, прекращал споры, её походке, жестам стали подражать все девушки, даже дети. Она стала разговорчивей. Из рассказов Румы ланны узнавали многое о жизни своих лесных собратьев. Что-то было им близко, знакомо, что-то вызывало недоумение. Лесные люди жили, например, в странных сооружениях из камня и дерева, приручили, не только собак, но и некоторых других животных, даже туров. Они сеяли вблизи жилищ горох, бобы, разные злаки, умели молоть зёрна.
Самым удивительным было то, что к лесным ланнам в давние времена приходили с запада жалкие остатки чужих племён, погибших от каких-то страшных бедствий. Там, где они жили, земля однажды начала шевелиться, как живая; горы ломались, извергая огонь; люди проваливались в трещины, с неба на них падали камни и горячий пепел; днём было темно, как ночью. Потом началось большое наводнение, вода поднялась выше деревьев. Люди, пришедшие к ланнам, не знали их языка, быстро умирали, но успели многому научить приютившее их племя.
В отличие от практических дел свои рассказы Руме приходилось повторять без конца – осмыслить их было труднее, чем научиться делать новое оружие и пользоваться им.
В эту зиму Рума преподнесла племени ещё два подарка: новый способ добывания огня – вращением круглой палочки в куске дерева, и жировой светильник. Восхищённые, ланны стали называть её почётным именем – дочь Огня.
