Текст книги "Русь меж двух огней – против Батыя и псов-рыцарей "
Автор книги: Михаил Елисеев
Жанры:
Прочая документальная литература
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Городские полки были третьей частью военной феодальной организации. Обычно они собирались по решению веча на определенный срок. Если вече не давало согласия на поход, князь мог вербовать добровольцев» (Е.А. Разин). Как видим, структура вооруженных сил того времени была достаточно пестрой и неоднородной, со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями. « Все эти части войска фактически были автономными. Отсутствовало единство организации и вооружения. Не было единого командования. Все вопросы стратегии и тактики решались на совете князей и воевод городовых полков. Принятые решения не были обязательными для всех, многие князья действовали по своему усмотрению. Как правило, отсутствовало единство действий» (Е.А. Разин).
Пехоту на Руси использовали в основном для защиты городов, проведения транспортных и инженерных работ и для прикрытия тылов конницы на полях сражений. Времена князя Святослава, когда именно пешая рать была главной ударной силой русских войск, а знаменитая «стена щитов» могла отразить любую атаку конных и пеших войск, давно канули в Лету. Роль пехоты стала по отношению к кавалерии вспомогательной, что также очень наглядно проявилось и в Западной Европе. Вооружение у пеших ратников (пешцев) было самым разнообразным – метательным, колющим, рубящим и ударным. Меч, секира, окованная железом дубина, кистень, тяжелое копье или рогатина – все это было на вооружении пешего русского воинства. Также ратники имели для метания несколько коротких копий – сулиц, а некоторые были вооружены луками и самострелами, которые впервые упоминаются под 1159 г. в Радзивилловской летописи. Значительно уступая луку по скорострельности (лучник выпускал в минуту 10 стрел, арбалетчик 1–2), самострел превосходит его по силе удара стрелы и кучности боя. Короткая и тяжелая стрела – «болт» могла пробить доспехи на значительном расстоянии, и особенно часто самострелы применяли при обороне городов. Доспехи на пехотинцах в лучшем случае были кольчужные, в основном же использовали холщовые покрытия, на которые нашивали металлические пластины, а вместо шлемов использовали шапки, усиленные железными полосками. Щиты использовали деревянные, окованные по краям железом, как небольшие круглые, так и миндалевидные, в рост человека. Их снаряжение и вооружение были гораздо более простыми и дешевыми, чем у княжеских гридней, поскольку формировались пехотные подразделения в основном из простонародья – смердов и ремесленников. Однако в распоряжении князей существовали и небольшие отряды пеших профессиональных воинов, которые выполняли вполне определенные функции – несли охрану городских стен и отдаленных княжеских усадеб, совершали карательные походы, сопровождали представителей княжеской администрации. Именно они назначались сотниками и десятниками в пешее ополчение, именно эти воины занимались обучением ратному делу вчерашних крестьян и мастеровых.
Главной же ударной силой русского воинства в XII–XIII веках становится конница, основной задачей которой было успешно противостоять натиску кочевых народов на границы Русской земли. Конная рать состояла из тяжеловооруженных всадников-копейщиков и легкой кавалерии лучников, без которых успешная борьба с половецкими наездниками была просто невозможна. В состав конных лучников в основном входила «молодь» – младшие по положению члены дружины, их функции заключались в том, чтобы вести «разведку боем», заманивать противника, вести боевые действия на дальней дистанции, нести службу охраны. Главным оружием у этих воинов были лук и стрелы, которые дополнялись саблей, топором кистенем или булавой. Из защиты конный лучник имел шлем, металлические доспехи и небольшой круглый щит, что позволяло ему в случае крайней необходимости вступать в рукопашную схватку.
Конные копейщики являлись элитой вооруженных сил Древней Руси и по своим боевым качествам и вооружению не только не уступали западноевропейскому рыцарству, но превосходили его, поскольку жили и сражались на стыке двух абсолютно разных военных систем – западной и восточной. Заимствуя от обеих все самое лучшее, русские выработали свой уникальный стиль ведения боевых действий и до поры до времени успешно противостояли натиску как с Востока, так и с Запада. К моменту появления монголов в половецких степях на Руси использовались мечи всех видов, известных тогда в Западной Европе, причем в XIII веке удлиняется лезвие меча и усиливается его рукоять, что повышает ударную силу этого страшного оружия. В ближнем бою дружинники также предпочитали использовать ударное оружие – булавы, палицы и шестоперы, а в качестве рубящего – «топорки», т. е. боевые топоры на короткой рукояти. Тот же Мстислав Удатный в битве на Липице сражался боевым топором, и этот факт летописцы дружно зафиксировали. Копья всадников имели длину от двух метров, и их наконечники были специально изготовлены для пробивания брони – в основном они были вытянутыми, узкими и массивными, обычно четырехгранными. Таранное действие «копейного» удара при столкновении с врагом нередко определяло исход всей битвы, а потому этому элементу боя уделялось особое внимание.
Защитное вооружение было самым разнообразным, в основном использовались кольчуги, а также чешуйчатые доспехи, где чешуя нашивалась на тканевую основу. Особой популярностью пользовались пластинчатые панцири – состоящая из выпуклых металлических пластин броня, где пластины надвигались одна на другую и усиливали защитные свойства доспеха. В XIII веке появляются такие дополнительные детали, как наручи, наколенники, поножи, нагрудные металлические бляхи на кольчуге. А. Кирпичников отмечал, что « хорошо защищенный панцирем всадник мог даже не иметь в руках рубящего оружия. Для конника весьма существенным оружием стали булава и кистень, которые давали возможность быстро наносить оглушающие удары и стремительно продолжать сражение в другом месте». Шлемы по преимуществу были куполовидные, с наносником или полумаской, которые спускались со лба к носу, а шею дружинника защищала кольчужная сетка – бармица. В начале XIII века на Руси появляются шлемы с маской-личиной, т. е. забралом, которое защищало лицо бойца целиком как от стрел, так и от рубящих и колющих ударов. Что же касается щита, то на смену круглому с конца XII века в тяжелой кавалерии появляется миндалевидный, защищающий всадника от подбородка до колен, а в XIII веке появляются треугольные двускатные щиты. Прекрасно обученные и вооруженные княжеские дружины громили как находников с Запада, так и пришельцев с Востока, а потому вряд ли встреча с «народом незнаемым» пугала русских гридней, бояр и воевод. Боевой дух в этих отборных подразделениях был необычайно высок, другое дело, что они были не так многочисленны, например, одна из лучших дружин Владимиро-Суздальского княжества – ростовская, насчитывала около 1000 бойцов.
* * *
Судя по летописным известиям, численность русских войск над монголами была подавляющей, только одна рать Мстислава Романовича Киевского насчитывала 10 000 воинов. Понятно, что не одну только дружину вел за собой киевский князь, то же можно сказать и про двух других Мстиславов: « Тогда был Мстислав в Киеве, а Мстислав Козельский в Чернигове, а Мстислав Торопецкий в Галиче. То были старшие князья в Русской земле» (Повесть о битве на реке Калке). И опять под понятием «Русская земля» здесь имеется в виду Южная и Юго-Западная Русь, где эта троица всеми делами и заправляла. Что же касается численности русской рати, то устоявшаяся цифра в 80 000 воинов вызывает определенные сомнения. В. Татищев приводит не менее легендарные данные: « Князь великий исчислил все войска, которые с ним были: киевских, переяславских, городенских, черных клобуков и поросян 42 500, со Владимиром Рюриковичем, смоленчан и туровцев 13 тысяч 800, с князем Мстиславом черниговских и северских 21 300, да вятичей 2000, с князем Мстиславом галичан, владимирцев, лучан и подунайцев 23 400 и прочие младшие князи с ними, всего сто три тысячи (по-моему, 89 950), какого русского войска давно вместе не бывало». Чтобы увидеть, насколько цифры, которые приводит Василий Никитич, не соответствуют действительности, достаточно просто сопоставить его данные о вооруженных силах, которые пришли из Смоленской земли, с летописными свидетельствами. Историк пишет: « со Владимиром Рюриковичем, смоленчан и туровцев 13 тысяч 800», а I Софийская летопись сообщает – « а из Смоленьска наруб 400 мужи инем странам». Не доверять летописному свидетельству у нас оснований нет, к тому же очень слабо верится, что такой город, как Туров, был способен выставить несколько тысяч человек – дай бог пару сотен наскрести! И Ипатьевская летопись отмечает: « А куряне и трубчане и путивлици, и киждо со своими князьми придоша коньми». Т. е. летописец подчеркивает – эти князья привели только свои конные дружины, пешей рати с ними не было, а как мы знаем, эти элитные подразделения были немногочисленны. Тот же Татищев, рассказывая о сборе войск, сообщает: многие князья « обещали по крайней возможности больше войск собрать и немедля прийти, но многие, не желая пашен оставить, с малыми войсками шли». Что же касается галицкого и волынского князей, то и они при всем желании не смогли привести к Днепру все те войска, которые могли бы набрать в своих владениях. Над их землями постоянно нависала угроза с Запада, где венгры и ляхи только ждали момента, чтобы протянуть свои загребущие руки в сторону Руси. Потому и приходилось и Мстиславу Мстиславичу, и князю Даниилу оставлять в своих городах значительные силы, которые во время их отсутствия могли бы отразить вражеское вторжение. Да и половцы, разгромленные монголами в нескольких сражениях, вряд ли могли выставить большое войско – многие их воины пали в боях, другие просто разбежались и откочевали за Днепр или в Крым. На мой взгляд, численность всех русских полков вряд ли превышала 40 000 воинов, а половецкие ханы могли выставить отряд конницы не более 10 000 сабель. В любом случае этих сил при разумном руководстве было более чем достаточно, чтобы несколько раз подряд разгромить этот злосчастный монгольский корпус, который был измотан непрерывными боями и длительными походами, поскольку опыт войны в степях у русских князей, воевод и простых гридней был колоссальный. Но это хорошо понимали и их враги, а потому в один прекрасный день в русском лагере появилось монгольское посольство.
* * *
Ситуация повторялась один в один – как в свое время монголы сумели разъединить половцев и алан, а потом разгромить их поодиночке, так и теперь они стремились спровоцировать конфликт между русскими князьями и половецкими ханами. Все летописи, которые описывают это посольство, однозначно отмечают его провокационный смысл и подчеркивают стремление послов внести разлад между союзниками. « Слышали мы, что идете вы против нас, послушав половцев. Но мы вашей земли не занимали, ни городов ваших, ни сел, на вас не приходили, но пришли, посланные богом, на холопов своих и на конюхов, на поганых половцев. Возьмите с нами мир, а с нами войны нет. Если бегут к вам половцы, то вы бейте их и добро их берите себе.Слышали мы, что и вам они много зла сотворили. Потому мы их и бьем отсюда» (Повесть о битве на реке Калке). Однозначно, что в составе посольства были и лазутчики, которые должны были все тщательно разведать, а потом донести своим командирам – Субудаю и Джебе-нойону. Рогожский летописец называет конкретную цифру численности посольства, которое прибыло в лагерь: « прислаша 10 муж с поклоном», что вполне достаточно, чтобы одни вели переговоры, а другие бы все высматривали. Только вот у половцев уже был печальный опыт общения с монгольскими послами, и, судя по всему, они им поделились со своими русскими союзниками. Надо думать, что, услышав от врагов знакомые речи, хан Котян со всех ног бросился к своему зятю и употребил все свое красноречие, убеждая не совершать ошибку, которую когда-то совершили половецкие ханы. Но Мстислава ни в чем убеждать было не надо, он для себя давно уже все решил в Галиче, и не для того он собрал пол-Руси, чтобы в итоге послушаться неведомых пришельцев и перебить союзников. Скорее всего, именно он и выступил инициатором расправы над монгольскими послами, настояв, чтобы их выдали его родственнику Котяну – вот тут-то половцы и отвели душу, отыгравшись на послах за все, что претерпели от их соотечественников. После этого громадная русская рать снялась с лагеря и двинулась по правому берегу Днепра на юг, в сторону расположенной в низовьях реки крепости Олешье. Однако пока полки были на марше, прибыло еще одно монгольское посольство, на этот раз оно передало короткое послание своих полководцев князьям, а по сути – объявление войны. « Если вы послушались половцев, послов наших перебили и идете против нас, то идите. А мы вас не трогали, и пусть рассудит нас Бог» (Тверская летопись). Теперь все стало ясно окончательно, и пути назад уже не было ни у кого – война началась.
* * *
Второе посольство убивать не стали, а просто отпустили, поскольку многие из князей были недовольны тем, что Удатный пошел на поводу у своего родственника и велел расправиться с послами – не в русских традициях было убивать тех, кто пришел к тебе с миром, пусть даже и козни плетет. Случай в истории Руси беспрецедентный и оправдания не имеющий, но Мстислава Мстиславича это не волновало, он даже и не подозревал, что в дальнейшем это его самоуправство выйдет боком совершенно другим людям. Русские полки продолжали движение на юг и вскоре подошли к острову Св. Георгия (Хортица), где и соединились с галицкой и волынской пехотой, которая несколько раньше подошла на ладьях от низовьев Днепра. Путь, который проделали эти полки, был не близок – по Днестру до моря, затем вдоль побережья до устья Днепра, а потом против течения на север. Летописи сохранили имена двух воевод, которые успешно осуществили столь трудный переход – Юрий Домамерич и Держикрай Володиславич. Вот теперь все русские полки, участвовавшие в походе, собрались вместе, и настало время решить, как действовать дальше, поскольку на противоположном берегу появились первые монгольские разъезды. Весть об этом достигла русского стана, и Даниил Волынский с группой гридней и воевод отправился посмотреть, что же это за «народ незнаемый». Следом увязались другие молодые князья, и монголы быстренько ретировались, не желая, очевидно, связываться с этой огромной, сверкающей сталью и золотом толпой. Мнение, которое сложилось о них у русских князей, было довольно оригинальным: « Это простые люди, хуже половцев», и только опытный воевода Юрий Домамерич высказал самое объективное мнение: « Это ратники и хорошие воины». Затем вся кавалькада вернулась в лагерь, где воевода и доложил обо всем увиденном Мстиславу Удатному. Что же касается Даниила Волынского, то, очевидно, он долго общался с теми из князей, которые являлись его ровесниками, и заразил их своей воинственностью. Затем вся эта молодежь отправилась к Мстиславу Киевскому и Мстиславу Черниговскому, где и стали их убеждать перейти Днепр и атаковать врага: « Молодые князья сказали: «Мстислав и другой Мстислав, не стойте! Пойдем против них!» (Ипатьевская летопись). Судя по всему, воинственный пыл молодежи не произвел должного впечатления на старших – они решили сначала все тщательно обсудить, а уж затем принимать решение. Но пока они судили да рядили, события начали развиваться стремительно, и помимо своей воли киевский и черниговский князья оказались в них вовлеченными.
Между тем Мстислав Галицкий выслушал Юрия Домамерича очень внимательно и сделал из услышанного собственные выводы – во-первых, то, что среди «народа неведомого» очень много конных стрелков, еще больше усиливает роль половецкой конницы, чьи лучники монгольским ни в чем не уступают. Во-вторых, раз на левом берегу Днепра наблюдается усиленное передвижение монгольских разъездов, значит, и главные силы врага где-то рядом. Ну а третий вывод вытекал из предыдущего – переправляться через Днепр на виду у вражеских войск просто глупо, для этого необходима тщательно подготовленная и внезапно проведенная операция. Не откладывая дела в долгий ящик, Мстислав Удатный и занялся подготовкой этой самой операции, но, что характерно, кроме своего зятя Даниила и половецких ханов, в известность об этом никого больше не поставил. И если в этот раз подобная самонадеянность сойдет Удатному с рук, то в дальнейшем это обернется трагедией для всего русского войска.
Князь Мстислав готовил переправу очень тщательно – из галицкой и волынской дружины, а также половецких воинов была отобрана 1000 бойцов – лучших из лучших, обладающих немалым боевым опытом. Понимая всю сложность и важность предстоящей операции, отборный отряд возглавил лично Удатный, а во главе объединенных половецких войск был также поставлен его человек – воевода Ярун. Ночью половецкие разведчики переправились на левый берег Днепра, сняли монгольских дозорных и дали знать об этом Мстиславу. Князь неслышно переправил свой отряд, развернул его в боевые порядки и с ходу атаковал монгольский авангард под командованием тысячника Гемябека. Враг был разгромлен наголову, а его жалкие остатки бросились с поля боя, увозя с собой тяжелораненого Гемябека. Но истекающий кровью тысячник не мог держаться в седле, а потому нукеры просто закопали его в землю и прикрыли травой, надеясь уберечь, таким образом своего начальника от плена. Однако половцы нашли его достаточно быстро и после короткого допроса расправились с пленным – лавина русских всадников покатилась на восток преследовать убегающих врагов.
* * *
Слух о крупной победе Мстислава Удатного прокатился по русской рати и словно подстегнул двух других Мстиславов – они стали грузить свои полки на ладьи и перевозить через Днепр. Русское воинство сплошным потоком переправлялось на другой берег, строилось в походные колонны и выдвигалось в степь – десятки тысяч пеших и конных ратников, поднимая тучи пыли, шли на восток, исчезая в знойном мареве, висевшем над степью. Князья гнали вперед свои дружины, надеясь нагнать победоносные части Мстислава Удатного и урвать свою долю добычи, опасаясь, как бы галицкий князь со своей родней один не воспользовался плодами победы. А Удатный продолжал двигаться в авангарде русских войск, впереди шли половцы воеводы Яруна и конные лучники воеводы Ивана Дмитриевича, которые часто вступали в бои с монгольскими разъездами. Через несколько дней произошло еще одно сражение между русскими и монгольскими передовыми частями, и снова победа была за воинами Удатного, и снова враг покатился на восток. Судя по всему, в этом сражении приняли участие только половецкие и русские стрелки, что и было отражено в различных летописях: « Русские стрелки победили их, и гнали далеко в степь, избивая, и захватили их скот, и со стадами ушли, так что все воины обогатились скотом» (Ипатьевская летопись). Умело используя степную конницу своих родственников и мобильные отряды дружинников, Мстислав Мстиславич прочно овладел наступательной инициативой и не собирался ее выпускать из рук. Конечно, такого опытного воина не могла не посещать мысль о том, не заманивает ли его противник в ловушку, но, во-первых, Удатный был очень уверен в себе и своих войсках, а во-вторых, двигающаяся следом громадная русская рать невольно придавала идущим впереди еще больше смелости.
Восемь дней длилось преследование уходящих все дальше и дальше на восток монголов, восемь дней, изнывая от жажды и жары, шли русские конные и пешие полки за избегающим прямого столкновения врагом. Когда впереди появилась речка Калка, произошла еще одна стычка русских передовых отрядов с монгольскими дозорными – погиб воевода Иван Дмитриевич и еще двое воинов, а вражеские разъезды прогнали за реку. Здесь Удатный остановил стремительное движение своих отрядов – надо было дождаться отставшую пехоту и просто дать отдохнуть воинам, вымотанным беспрерывным восьмидневным преследованием. Галицкие, волынские, луцкие и курские полки располагались станами около брода через Калку, рядом встала и половецкая орда. Затем стали подтягиваться и остальные русские рати, причем Мстислав Киевский поступил довольно неожиданно – заняв со своими войсками высокий и каменистый холм над Калкой, он велел окружить его повозками и в наиболее уязвимых местах укрепить кольями. Эта явно оборонительная тактика и осторожность родственника показались Мстиславу Галицкому настолько странными, что в голове у него моментально созрел план дальнейших действий – никому из князей-конкурентов ничего не говорить, а просто на рассвете со всеми своими силами перейти Калку и одному разгромить противника. Большой военный опыт подсказывал князю, что до сего момента неуловимый враг находится за рекой и что завтра, вполне возможно, произойдет решающий бой. Славой и добычей Удатный делиться ни с кем не хотел, а исходя из опыта предыдущих столкновений с монголами, считал, что собственных сил ему будет вполне достаточно. Вскоре на громадной территории, которую занимали русские войска, наступила тишина – люди отдыхали после многодневного похода, не ведая о том, что принесет завтрашний день. Каждый князь расположился отдельным станом, каждый князь сам планировал свои действия на завтрашний день, и лишь Мстиславу Удатному удалось договориться с несколькими дружески настроенными по отношению к нему князьями о совместных действиях.
* * *
Рано утром, когда солнце только начало подниматься над линией горизонта, Мстислав Удатный, строжайше запретив поднимать какой-либо шум, начал переводить свою рать через Калку. Первыми ушли на противоположный берег половцы воеводы Яруна, за ними полк Даниила Волынского и дружины Мстислава Луцкого и Олега Курского. Затем Мстислав Мстиславич повел своих гридней, а последними, кто перешел через реку, были пешие галицкие полки – Удатный настолько искусно провел этот маневр, что в других русских станах никто даже и не заметил, что треть русских войск ушла за реку. Князь Мстислав свой выбор сделал, и Калка стала его Рубиконом: жизнь этого воителя теперь разделится на две половины – до и после 31 мая 1223 года.
Три Мстислава против Субудая и Джебе.
31 мая—3 июня 1223 г.
И была сеча лютая и злая из-за наших грехов.
Повесть о битве на Калке
И были побеждены русские князья, и не бывало такого от начала Русской земли.
Тверская летопись
Быстро переправившись через Калку, половецкая конница начала движение в сторону врага, постепенно смещаясь влево и освобождая место для волынских полков, а также луцкой и курской дружин. Легкая конница степных лучников вырвалась вперед, устремившись туда, где вдалеке маячили монгольские дозоры. Постепенно вражеские ряды стали густеть, неприятельских воинов становилось все больше и больше, и в итоге крупные конные массы двинулись навстречу половцам. Бывшие хозяева степей натянули луки, и дождь из стрел пролился на монгольские ряды – в ответ вскинули луки нукеры, и тысячи стрел полетели в половецких воинов. С обеих сторон падали на землю убитые и раненые всадники, валились подстреленные кони, но накал битвы не ослабевал – наоборот, она с каждой минутой становилась все яростней. Степь содрогнулась от грохота тысяч копыт, когда в атаку пошла тяжелая половецкая конница, закованные в доспехи степные аристократы стальной лавиной устремились на монгольский строй. Навстречу этой орде – клин клином вышибать – вымахали тяжеловооруженные монгольские тысячи, и два конных потока с грохотом сшиблись посреди степи. Сотни воинов, выбитых из седел, были мгновенно затоптаны копытами, остальные рванули из ножен сабли и кривые мечи и яростно начали сечь друг друга.
Следом за половцами воеводы Яруна в бой вступил Даниил Волынский, которого поддержали курская и луцкая дружины, – подняв меч, молодой князь летел впереди своих гридней и первым врубился в ряды монголов. Слаженный напор русских тяжелых копейщиков разнес передние ряды нукеров и отбросил назад остальные, которые стали прогибаться под этим страшным таранным ударом. Даниил продолжал наращивать натиск, в бой вступил пеший полк, и монголы дрогнули, а затем начали поспешно отступать. Князья повели свои дружины вперед, но новые вражеские отряды преградили им путь, движение застопорилось, а потом остановилось вовсе, поскольку русское воинство увязло в страшной рукопашной схватке. Между тем в сражение вступали полки Мстислава Удатного, и перевес вновь начал клониться в сторону русских – под дружным напором галицкой дружины и пеших воинов монголы вновь попятились. Князь Мстислав лично вел гридней в атаку, он яростно рубился с монголами под черным с золотом знаменем, и ему казалось, что стоит сделать последнее усилие, и враг будет сломлен окончательно. Удатный отчаянно бросался вперед, ведя за собой дружину, немало нукеров полегло от его страшного боевого топора, но противник по-прежнему сражался крепко и не желал уступать. Тысячи всадников носились по степи, вступая в отчаянные схватки, и яростно рубили друг друга мечами и саблями, монгольские нукеры волной накатывались на строй пешей рати, стараясь его развалить на несколько частей, но пешцы мужественно отбивались топорами и рогатинами. Битва явно затягивалась, и у князя появилось нехорошее предчувствие, что его собственных сил может для разгрома неприятеля и не хватить. Но пока Удатный решал, как ему поступить в этом сложном положении, ситуация на поле битвы внезапно изменилась.
* * *
Когда Мстислав Киевский и Мстислав Черниговский узнали о поступке Мстислава Удатного, то возмущение, которое их охватило, было одинаковым, а вот действия – полностью противоположные. Если черниговский князь велел своим войскам снаряжаться для битвы и спешно переходить Калку, то киевский князь поступил наоборот – велев киевлянам готовиться к сражению, он одновременно распорядился еще больше укрепить холм, на котором стоял лагерем, и сделать как можно больше запасов воды. Мстислава Романовича терзали нехорошие предчувствия, он считал, что перед тем, как идти на другой берег и вступать в бой, надо послать дозорных, чтобы разведали обстановку, а не соваться вперед как слепые котята. Киевский князь догадывался, что утренняя авантюра Удатного добром не кончится, и старался просчитать возможные варианты дальнейшего развития событий. Глядя с вершины холма на собирающихся переходить Калку черниговцев и прислушиваясь к далекому гулу сражения, он все больше убеждался в том, что единственным правильным решением будет оставаться на своих укрепленных позициях – а там как бог даст!
* * *
Субудай и Джебе-нойон применили тактику, которая была стара как мир, – измотав длительным и яростным боем русско-половецкую рать, они заманили ее подальше от Калки, а затем обошли свежими тысячами фланги и одновременно ударили справа и слева. Используя численное преимущество на направлении главного удара, они тем самым сразу же решили исход великой битвы в степи. Половцы, атакованные во фланг и с фронта, не выдержали этого одновременного удара и сразу же обратились в беспорядочное бегство, все круша и сминая на своем пути. Пешая волынская рать была опрокинута и рассеяна этим неудержимым натиском обезумевших людей и коней, а конные княжеские дружины приведены в расстройство. Отчаянно сражающиеся гридни не только отражали монгольский натиск, но и уклонялись от лавины убегающих половцев, которые мчались не разбирая дороги. В самом начале сражения князь Даниил был тяжело ранен – вражеское копье пробило панцирь и вонзилось в грудь, но в азарте боя он этого даже не заметил. Теперь, после жестокой сечи, князь изнемогал под натиском наседающих на него врагов, и трудно сказать, чем бы все это закончилось, если бы ему на помощь не пришел луцкий князь Мстислав Немой. Прорубившись с гриднями к раненому родственнику, Немой буквально вырвал его из вражеского кольца и стал уходить в сторону Калки, одновременно стараясь не попасть под копыта убегающей половецкой конницы. Достигнув реки, истомленный жаждой Даниил захотел пить, и только тут ему стало совсем худо – телохранители подхватили своего князя и, окружив со всех сторон, помчались прочь от Калки, по направлению к Днепру.
А Мстислав Удатный так и не понял, откуда у него на флангах взялись свежие монгольские тысячи, которые обошли его рать и ударили с трех сторон. Часть опытных дружинников вовремя заметила новую опасность и успела повернуться к врагу лицом, но не привыкшие к подобным маневрам пешие ратники дрогнули и, бросая щиты и стяги, начали быстро пятиться назад, в сторону Калки. Князь Мстислав в окружении телохранителей метался вдоль строя, пытаясь удержать своих людей от беспорядочного бегства, раз за разом он врубался в плотные монгольские ряды, надеясь остановить страшный вражеский напор, но все было тщетно – враг давил, и галицкие полки медленно отступали назад. А когда неистовый воитель увидел, как у него в тылу промчалась обезумевшая от страха лавина половецких всадников, а затем уходящего с поля боя истекающего кровью Даниила, то он понял, что битва проиграна и надо уводить своих людей. Уцелевшие галицкие воины двинулись к Калке и тут попали под сокрушительный удар тяжелой монгольской конницы, которая преследовала половцев и остатки волынской, курской и луцкой дружин. Пешая рать была опрокинута, а строй дружины разбит, бешеный натиск раскидал гридней в разные стороны, и Мстислав Удатный понял – настало время спасать свою жизнь.
* * *
Мстислав Черниговский стоял под стягом и наблюдал за тем, как его полки и дружина переходят через речку – часть войск уже переправилась, часть переходила Калку вброд, а часть еще толпилась на противоположном берегу. Внезапно до его слуха донесся грохот тысяч копыт и дикий рев обезумевших от страха людей – обернувшись, Мстислав Святославич с ужасом увидел лавину половецких всадников, которая мчалась прямо на него. Половцы на полном скаку вломились в черниговские ряды, и вся эта масса людей и коней опрокинулась в Калку. В эту кашу с разгона влетела монгольская конница, и воды реки сразу же окрасились кровью – нукеры рубили направо и налево, стремясь как можно скорее выбраться на другой берег, где спешно снаряжались для боя остальные русские дружины. Стоявшие на противоположном берегу черниговцы видели, как были уничтожены их полки и затоптаны копытами князья, – побросав стяги, копья и щиты, они обратились в бегство. Монгольские всадники уже выскочили на берег и ринулись рубить беглецов, а основные силы Субудая и Джебе прямо по телам зарубленных, задавленных и растоптанных врагов, как по мосту, уже переходили текущую кровью Калку. Мстислав Киевский с ужасом смотрел на то, что творилось внизу, но поделать ничего не мог – стоило спуститься с холма, и вся эта лавина просто-напросто смела бы его войско. А потому и оставалось, что только стоять и наблюдать, как монголы безжалостно секли беглецов и как мощным и слаженным натиском одну за другой опрокидывали вступающие с ними в бой поодиночке дружины. У подножия холма, где засели киевляне, монголы разделились на две части – одна из них бросилась к Днепру преследовать отступающих, чтобы не дать им перевести дух и снова собраться с силами, а другая сплошной лентой стала обтекать укрепленный холм. И Мстислав Романович понял, что теперь пробил и его час.
