Текст книги "Изображение военных действий 1812 года"

Автор книги: Михаил Барклай-де-Толли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Полученная Барклаем де Толли рана положила основание необыкновенно быстрому его возвышению. Император Александр, на пути из Петербурга к Беннигсеновой армии, провел два дня, 25 и 26 марта, в Мемеле, и, удостоив больного Барклая своим посещением, после продолжительного с ним разговора о тогдашних военных действиях и о состоянии армии, возымел полное доверие к его воинским способностям.

Орден Св. Владимира 2-й степени за предшествовавшие Прейсиш-Эйлауской битве арьергардные дела, чин генерал-лейтенанта за сражения в стенах Эйлау, и прусский орден Красного орла 1-й степени за действия в 1806 и 1807 годах вообще – были наградами, полученными Барклаем в бытность его в Мемеле. Предводимому Барклаем 3-му егерскому полку были пожалованы серебряные трубы.

В кровопролитной войне 1806 и 1807 годов Барклай де Толли стяжал славу искусного и бесстрашного генерала, не только в нашей, но и в неприятельской армии, и арьергардные дела его перед Прейсиш-Эйлауским сражением заслужили одобрение самого Наполеона. Беспристрастный и верный ценитель военных дарований, князь Багратион, возымел с того же времени глубокое уважение к Барклаю де Толли и отзывался о нем с величайшими похвалами.

В исходе апреля 1807 года, когда Барклай находился еще в Мемеле, император Александр назначил его, после умершего генерал-лейтенанта Седморацкого, начальником 6-й дивизии и, извещая его об этом особым рескриптом, заключал словами: «Я уверен, что сие назначение примете вы новым знаком моей к вам доверенности».

Вверенная Барклаю де Толли дивизия состояла тогда из полков: Екатеринославского кирасирского, Киевского драгунского, Александрийского гусарского, Конно-Татарского, Волынского, Ревельского, Низовского и Старооскольского мушкетерских, 4-го егерского, шести рот артиллерии, роты пионеров, и находилась в составе действовавшей армии.

Рана не дозволила Барклаю де Толли принять участие в военных действиях, последовавших за Прейсиш-Эйлауской битвой. Осенью 1807 года, по совершенном прекращении войны с Францией, ему разрешено было прибыть, для дальнейшего пользования раны, в Петербург, а в начале 1808 года он возвратился к своей дивизии, получившей повеление идти в Петербург, с тем, чтобы оттуда следовать далее, на усиление войск, назначенных действовать против шведов, в Финляндии.

Во время этого похода тогдашний военный министр, граф Аракчеев, узнав от одного из своих адъютантов, что в принадлежавшем к 6-й дивизии Низовском мушкетерском полку обозные лошади были весьма худы в теле, сделал за это Барклаю строгое письменное замечание. «Долгом считаю, – сказано было в заключении предписания Аракчеева, – вам поставить на вид, что, если от худобы лошадей будет иметь полк в марше остановку или делать притеснение обывателям, тогда уже отвечаете вы мне, а не полк».

Вскоре после этого, когда военные действия в Финляндии, начавшиеся весьма успешно с нашей стороны, приняли для нас невыгодный оборот, так что даже издавна принадлежавшие нам Нейшлот и Вильманстранд были в опасности, – Барклаю де Толли велено было ускорить прибытием его дивизии в Петербург и, оставив там часть ее в распоряжении Морского ведомства, принять начальство над Подвижным корпусом, долженствовавшим идти в Финляндию и состоять из батальона гвардейских егерей, 10-ти батальонов полков: лейб-гренадерского, Белозерского, Азовского, Низовского и Ревельского мушкетерских, 2-х батальонов 3-го егерского, батальона, или 5-ти эскадронов, уланского цесаревича Константина Павловича, 3-х эскадронов Финляндского драгунского, 2-х рот артиллерии и 3-х сотен казаков, всего в числе до 7500 человек. Во время прохода войск 6-й дивизии через Петербург император Александр смотрел их и, найдя все в отличном состоянии, пожаловал Барклаю Анненскую ленту.

Прежде чем перейдем к описанию действий Барклая де Толли против шведов, необходимо изобразить, в каком положении были тогда наши дела в Финляндии. Наши войска вступили в эту страну, под главным начальством генерала от инфантерии графа Буксгевдена, в феврале 1808 года, тремя колоннами.

При левой, шедшей из Фридрихсгама, находился сам Буксгевден; среднюю, направленную из Кельтиса, на Кюмени, вел князь Багратион, а правой, следовавшей из Рандасальми и Сулкова, начальствовал генерал-лейтенант Тучков 1-й, спустя четыре с половиной года смертельно раненный при Бородине. Впереди Тучкова шел отделенный от него отряд генерал-майора Булатова.

По операционному плану, левая наша колонна долженствовала, по занятии Ловизы и Гельсингфорса, овладеть крепостью Свеаборгом; средней колонне, Багратиона, предназначалось действовать по направлению к Тавастгусу; правой колонне, Тучкова, велено было: препятствуя шведским войскам, стоявшим близ тогдашней нашей границы, у Кристины, Сант-Михеля, Варкгауза, далее к северу до Куопио и во всей Саволакской области, соединиться с войсками, расположенными у Тавастгуса, – принуждать их или к отступлению, или к сдаче; Булатову предписывалось идти от Вильманстранда к Кристине, наперерез пути шведским войскам Саволакского корпуса, если бы они обратились на Тавастгус.

Взгляда на карту Финляндии достаточно, чтобы видеть, как разобщены были направления, а следственно, и действия, наших колонн. Это произошло от имевшихся у нас сведении, что шведские войска были не соединены, а рассеяны по Финляндии. Они простирались до 50 тысяч человек и состояли под начальством генерала графа Клингспора. Начало действий было успешно.

Береговая колонна, при которой, как уже говорено, находился Буксгевден, после малого сопротивления со стороны шведов и финнов, прошла до Свеаборга и обложила его; Багратион проник до Тавастгуса и взял этот город; Тучков овладел всем предписанным ему пространством до Куопио и самым Куопио; Булатов занял Кристину и, вошед в связь с Багратионом, обратился на Сант-Михель. Имея повеление своего правительства не вступать в дело с превосходными силами и ограничиваться действиями оборонительными, вверенные Клингспору войска, по большей части, отступали перед нашими без боя.

Успешное начало войны, особенно занятие Тавастгуса, заставило главнокомандующего принять новый операционный план. Он состоял в том, чтобы князь Багратион преследовал главные силы шведов по большой дороге, от Тавастгуса, чрез Таммерфорс, к Вазе; чтобы Тучков, пройдя из Куопио, поперек всей Финляндии, к Вазе, предупредил там Клингспора, преследуемого Багратионом, и принудил его принять сражение или сдаться, и, наконец, чтобы остальные войска, с самим главнокомандующим, обложили Свеаборг.

Напирая на шведов и преследуя их, князь Багратион дошел до Биернеборга, по эту сторону Вазы, как получил повеление Буксгевдена: разделив свою колонну на три части, с одной из них идти в Або и распорядиться занятием Аландских островов; другую оставить гарнизонами в лежащих при Ботническом заливе городах Ништадт и Раумо, а третьей, вверенной генералу Раевскому, поручить дальнейшее преследование Клингспора.

Все трое исполнили данные им поручения, и Раевский шел по пятам шведов, не только до Вазы, но еще далее, чрез Ню-Карлеби и Якобштадт, до Гамле-Карлеби, по большой дороге, идущей подле Ботнического залива, откуда шведам дальнейший путь отступления из Финляндии в Швецию лежал через Брагештедт, Улеаборг и Торнео.

По разным причинам, более всего по опасению оставить Куопио без достаточной защиты и обнажить путь, по которому везли нашим войскам продовольствие из России, чрез Старую Финляндию, или Выборгскую губернию, – Тучков не мог поспеть прежде шведов: сперва к Вазе, а потом к Гамле-Карлеби, и потому, вследствие настоятельных требований главнокомандующего, продолжал, с весьма малыми силами, идти по следам Клингспора, далее к северу.

Вероятие успеха было на стороне шведов, превышавших Тучкова с лишком вдвое, и в самом деле, они скоро восторжествовали над нами, сперва опрокинув вверенный Кульневу авангард Тучкова, а потом разбив отделенный от Тучкова отряд Булатова. Последствием этих неудач было отступление Тучкова до Гамле-Карлеби и занятие шведами Куопио, Варкгауза и Сант-Михеля.

Тучков получил повеление сдать начальство над своим отрядом Раевскому и, для отдания отчета в своих действиях, явиться в главную квартиру Буксгевдена, бывшую тогда в Або. Все эти неудачи, происшедшие в первой половине апреля, дали Клингспору возможность перейти от оборонительного положения в наступательное. Как бы в вознаграждение за них, наши овладели Свеаборгом.

Выше уже говорено, что Барклаю де Толли поручено было начальство над Подвижным корпусом. Назначение его было защищать Старую Финляндию, но едва успел он прибыть туда, как, в начале мая, ему прислано было от графа Буксгевдена повеление: сдав охранение страны прибывшему из Петербурга генерал-лейтенанту графу Витгенштейну, идти с своим корпусом на Куопио, занять вновь этот город, очистить от неприятельских войск Саволакскую область и, потом, действовать во фланг и тыл Клингспора, если бы он обратился на Раевского.

Из этого видно, что Барклаю готовилось поручение, весьма сходное с тем, какое имел Тучков. «От успешных действий Барклая де Толли, – доносил государю Буксгевден, – все зависит».

Барклай де Толли вошел в шведскую Финляндию, из Нейшлота и Вильманстранда, в то самое время как корпус Раевского, будучи тесним шведами, отступал от Гамле-Карлеби, по направлению к Вазе. Впереди Барклая, в виде летучего отряда, шли: эскадрон уланов и 50 донских казаков.

До Иокоса неприятель не показывался, и поход Барклая совершался беспрепятственно, но тут наших начали беспокоить, меткими своими выстрелами, саволакские стрелки, высланные начальником шведского отряда в Саволаксе, полковником Сандельсом. «Эти стрелки, – пишет участник того похода, служивший тогда в уланском Цесаревича полку, Ф. В. Булгарин, – зная местность, пользовались ей и отступая перед нами по большой дороге, высылали малые партии застрельщиков по сторонам, где только можно было вредить нам, укрывшись за камнями или в лесу.

Нельзя было своротить в сторону на сто шагов с большой дороги, чтобы не подвергнуться выстрелам, а это затрудняло нас в разъездах и препятствовало распознавать местоположение». В таком смысле доносил и Барклай Буксгевдену. 2 июня корпус Барклая подступил к кирке Иоройс, где Сандельс, при известии о движении наших войск, собрал до 2000 регулярного войска, почти столько же вооруженных крестьян, и занял неприступную позицию.

Он располагал обороняться, но, увидев, что наши в превосходных силах наступают на него с фронта и обходят с флангов, начал отходить к Куопио, истребляя за собой мосты, портя дороги и беспокоя наш тыл вооруженными жителями. Предводимые храбрыми и предприимчивыми офицерами, они ударили в одну ночь на подвижной магазин, находившийся недалеко за корпусом Барклая; истребили его, вместе со всеми повозками; сожгли найденные ими понтоны; перебили много людей; увели с собойчлучших лошадей и у 400 остальных подрезали у передних ног, под коленами, жилы.

Война сделалась народною. Пять суток сряду шел Барклай де Толли, окруженный неприятелями и встречая на каждом шагу затруднения и препятствия, пока достиг Куопио, который нашел пустым, оставленным жителями. Сандельс утвердился на другом берегу озера Калавеси, – при котором лежит Куопио, – у Тайволы.

По занятии Куопио Барклаю было прислано повеление главнокомандующего: оставив против Сандельса половину корпуса, с остальной [частью] идти по направлению к Вазе, для совокупных действий с Раевским, который, со всеми пришедшими к нему подкреплениями имея под ружьем не более 6800 человек и до крайности нуждаясь в продовольствии, отступал перед теснившим его корпусом Клингспора, внутрь Финляндии.

Сперва он остановился не доходя Вазы, у Лиль-Кирки; потом, уступая превосходству сил, отошел к Лаппо, оттуда к Алаво, а затем еще далее, к Тавастгусу, куда прибыл около половины июля. Таким образом, предположение о соединении его с Барклаем, к великой досаде Буксгевдена, не состоялось.

Исполняя повеление главнокомандующего, Барклай де Толли, оставив в Куопио генерал-майора Рахманова, с батальоном лейб-гвардии егерского полка, двухбатальонными полками Низовским и Ревельским, эскадроном улан Цесаревича полка, ротой пешей гвардейской артиллерии и 26-ю казаками, всего с тремя тысячами человек, – сам, с остальными, выступил 8 июня.

На слабый отряд Рахманова возложено было охранять сообщения с Россиею, удерживать Куопио до крайности; ложными движениями угрожать Сандельсу за озеро; собрав у жителей лодки, тревожить его нападениями; по переводе нашей флотилии из озера Сайма в озеро Калавеси, овладеть Тайвольской позицией и, наконец, открыть сообщение с нашим отрядом, шедшим из Сердоболя, под начальством генерал-майора Алексеева.

Если бы круг действий Рахманова ограничивался только первыми двумя поручениями: охранением сообщений с Россией и удерживанием Куопио, с силами, слабейшими против неприятельских, то уже это одно было сопряжено с большими затруднениями, а об остальном нельзя было и думать; но воля Буксгевдена была непреклонна. Распоряжаясь из главной своей квартиры, Або, он не хотел и слышать о неудобоисполнимости своих повелений.

Выступив из Куопио, с лейб-гренадерами, двумя батальонами Азовского полка, двумя 3-го егерского, четырьмя эскадронами улан его высочества, 150 казаками и полуротой артиллерии, Барклай де Толли пошел по большой дороге, соединяющей Куопио с Гамле-Карлеби и пересекаемой проливами озер, которыми усеяна Финляндия. 10 июня Барклай достиг беспрепятственно кирки Рауталамби, лежащей в семидесяти пяти верстах от Куопио, между озерами Конивеси и Кивисальми, но тут должен был остановиться, по недостатку в перевозных лодках, которые почти все, по распоряжению Сандельса, были угнаны далее к северу.

Шведские партизаны делали все возможное, чтобы затруднить поход наших войск: угоняли лодки, истребляли мосты, перекапывали дорогу, зажигали по сторонам ее лес и перехватывали или убивали наших фуражиров. Дорожа временем, Барклай воспользовался небольшим числом лодок, которых неприятель еще не успел увести, и переправил на них чрез озера свой авангард, велев ему остановиться в Койвисто, за 140 верст от Лаппо, куда намеревался идти сам, с остальными войсками отряда.

Вслед за этим он занялся построением новых мостов, вместо разрушенных шведами, а между тем не дремал и Сандельс. Предугадывая цель похода Барклая и зная, как важно было не допустить его до соединения с Раевским, он счел одним из удобнейших к тому средств нападение на Куопио. С этой целью он собрал в Тайволе множество рыбачьих лодок и, посадив на них лучшие свои войска, атаковал Куопио с двух сторон.

Нападение последовало 10 июня, в тот самый день, как Барклай пришел в Рауталамби. Оно было мужественно отражено, причем особенно отличились наши гвардейские егеря. Сандельс удалился со всей своей флотилией, но через два дня пробрался с ней к Варкгаузу, между Куопио и Нейшлотом, и, напав на сопровождаемый частью Азовского мушкетерского полка и шедший в Куопио провиантский транспорт, отбил более ста подвод.

Через день, 15 июня, последовало вторичное нападение на Куопио. Подобно первому, оно было отражено, после упорного, почти рукопашного боя, но положение Рахманова от того не улучшилось. По мере того как силы и средства его истощались, у Сандельса они возрастали. «Победа была полная, но, кроме того, что мы сохранили Куопио, она не принесла нам никакой существенной пользы, и Рахманов 6ыл не в состоянии исполнить других поручений Барклая де Толли.

Нельзя было и думать о нападении на шведскую позицию у Тайволы, не имея ни одной лодки; сообщения наши с Россией были прерваны, и мы ничего не знали о Сердобольском отряде. Сандельс оставил вооруженные толпы крестьян в лесах, вокруг Куопио, под начальством шведских офицеров, приказав им истреблять наших фуражиров и наши отдельные посты, и беспрерывно тревожить нас в Куопио. Эти партизаны отлично исполняли свое дело.

Недостаток в съестных припасах заставлял нас высылать на далекое расстояние фуражиров, чтобы забирать скот у крестьян, отыскивая их жилища в лесах, и каждая фуражировка стоила нам несколько человек убитыми и ранеными. Отдельные посты были беспрестанно атакуемы. Почти каждую ночь в Куопио была тревога, и весь отряд должен был браться за оружие.

Крестьяне подъезжали на лодках к берегу, в самом городе стреляли в часовых и угрожали ложной высадкой. Не зная ни числа, ни намерения неприятеля, нам надлежало всегда соблюдать величайшую осторожность. Голод и беспрестанная тревога изнуряли до крайности войско. Госпиталь был полон». Так говорит очевидец, на которого мы уже ссылались выше, и так доносил Рахманов.

Прибавим еще, что отряд Рахманова, обязанный поддерживать сообщение с Нейшлотом, на протяжении с лишком 120 верст, по береговой дороге, доступной для неприятельских флотилий и составлявшей единственный путь для подвоза продовольствия в Куопио, – отряд этот не имел для того достаточных сил. Из всех поручений, возложенных на Рахманова Барклаем де Толли, на основании повелений главнокомандующего, возможно было ограничиться только одним: удерживанием Куопио; но и то – надолго ли?

Много ли времени мог держаться отряд, окруженный и беспрестанно тревожимый неприятелем; с каждым днем уменьшавшийся в числе и уже начинавший терпеть недостаток в главных потребностях существования?

Барклай де Толли был в Рауталамби, занимясь с постройкой мостов, когда получил донесение Рахманова о первом нападении шведов на Куопио. Последующие известия были одно другого тревожнее, наконец, дальнейшее отстаивание города становилось явно невозможным.

«В таких обстоятельствах, – читаем мы в «Описании войны 1808 и 1809 годов» покойного генерала Михайловского-Данилевского, – Барклаю де Толли представлялось избрать одно из двух: возвратиться в Куопио, для обеспечения правого крыла армии и сообщений с Россиею, или, предоставя их оборону Рахманова, самому исправить переправы у Конивеси и продолжать начатое, согласно повелениям главнокомандующего, движение во фланг и тыл графа Клингспора.

Барклай де Толли предпочел: всеми силами своими удерживать Куопио и оборонять дорогу в Нейшлот, нежели идти против графа Клингспора, а тем оставил от Раевского на произвол собственных сил его и был виною, что развязка войны отсрочилась на долгое время, до ноября, когда неприятельские войска совсем были вытеснены из Финляндии.

Он послал Азовский пехотный полк и 100 казаков через Линдулакс, к Раевскому, а сам возвратился 17 июня из Рауталамби в Куопио, решась произвести сие движение самовольно, не имея на то разрешения». Эти строки содержат в себе несколько упреков Барклаю де Толли, обвиняя его в оставлении Раевского без помощи, в замедлении надолго хода военных действий и в дозволении себе самопроизвольного отступления, т. е. в ослушании повелений главнокомандующего.

Таковы, действительно, были и упреки со стороны Буксгевдена, видевшего в действиях Барклая одну только сторону: ниспровержение своего операционного плана. План этот мы уже изложили выше. Он состоял в том, чтобы Раевский, отступая, завлек Клингспора в глубь Финляндии, и в то же время Барклай, оставив половину своего корпуса в Куопио, долженствовал ударить в левый фланг Клингспора, зайти ему в тыл и пресечь ему отступление к Улеаборгу.

Спрашиваем: в тех обстоятельствах, в каких находился Куопиоский отряд, мог ли Барклай предать его в верную жертву неприятелю и потерять свои сообщения с Россиею, обнажив вместе с тем и ее границу? Если бы даже пренебрегши этими важными обстоятельствами, он и успел подать, как говорится, руку Раевскому, то подобно взять в расчет, что оба наши генерала, считая у себя под ружьем с небольшим 11 тысяч человек, износивших одежду и обувь и изнуряемых голодом, имели против себя, – не принимая в расчет нескольких тысяч вооруженных крестьян, – до 13 тысяч регулярного войска, не уступавшего нашему в устройстве и мужестве и не терпевшего недостатка ни в жизненных, ни в военных потребностях.

При таком неравенстве сил, Барклай и Раевский едва ли бы успели и совокупными силами исполнить требование главнокомандующего, а кроме того, они подвергались еще опасности быть разбитыми КлингсПором поодиночке; между тем Сандельс неминуемо одолел бы Рахманова. Спрашиваем еще: мог ли Барклай, в тогдашнем положении дел, списываться с Буксгевденом и терять золотое время в ожидании его разрешения?

Справедливо совершенно, что решимость, принятая Барклаем де Толли, была самопроизвольна; но она была внушена ему благоразумием и знанием дела. Она сохранила весь вверенный ему корпус, а может быть, даже и безопасность всей армии, в то время не превышавшей 26 тысяч человек, разбросанных между Або и Куопио, почти на 600 верстах, на местности, способствовавшей неприятелю действовать партизанскими отрядами, среди враждебно расположенного к нам народонаселения, и почти беспрерывно боровшихся с голодом.

Если бы Барклай действительно был виноват или на него падала бы тень вины, то нет никакого сомнения, что с ним поступили бы точно так, как с Тучковым, тем более что он был нелюбим главнокомандующим, за дружбу с Беннигсеном, К которому с войны 1807 года граф Буксгевден питал вражду непримиримую. наконец, действия Барклая были вполне одобрены императором Александром, все более и более ценившим достоинства и способности своего будущего министра и полководца.

Отделив, как мы уже видели, полк пехоты и сотню казаков к Раевскому, т. е. сделав для усиления его все возможное, Барклай де Толли вступил в Куопио перед полуночью с 17 на 18 июня, и едва успел сделать распоряжения к усилению городовой обороны, как город был опять сильно атакован Сандельсом, еще не знавшим о прибытии Барклая.

Устлав досками несколько больших лодок, соединенных между собой бревнами, и устроив таким образом две плавучие батареи, с орудиями, он послал под прикрытием их, на лодках, почти весь свой отряд, который, будучи благоприятствуем туманом, незаметно вышел на берег и открыл огонь по городу с трех сторон. Весь наш отряд выступил навстречу невидимому неприятелю, и Барклай, не зная, где шведы и в каком числе, высылал батальоны на те места, где завязывались перестрелки с нашими передовыми постами и где предполагали найти неприятеля.

Из пушек, поставленных на берегу, стреляли наудачу. Суматоха была неописанная; слышны были только крики и выстрелы, виден только огонь из пушек и ружей. К утру туман рассеялся. Барклай де Толли немедленно распорядился, выступив сам против главной силы шведов, атаковавшей город с правой стороны. Бой закипел самый упорный, причем на стороне шведов были те выгоды, что они хорошо знали местность, более нежели наши солдаты были с ней свычны, и искуснее их стреляли.

При всех этих преимуществах, стойкость наших войск одержала верх над храбростью шведов, и к десяти часам утра уже ни одного из них не было на Куопиоском берегу. Узнав о возвращении Барклая де Толли, Сандельс не возобновлял нападений. Цель его была достигнута: отряд Барклая был отвлечен от содействия Раевскому.

Через неделю по отражении шведов к Куопио пришли семь канонирских лодок, под начальством лейтенанта (впоследствии адмирал и генерал-адъютант) Колзакова, с большими затруднениями переведенные из озера Сайма в озеро Калавеси. От прихода этой флотилии положение Куопио сделалось надежнее, так что Барклай решился перейти к наступательным действиям; именно: он хотел атаковать Сандельса в его позиции у Тайволы.

С этой целью, по предложению приехавшего по высочайшему повелению из Петербурга в Финляндскую армию, флигель-адъютанта маркиза Паулуччи, приступлено было к деланию плотов, из которых каждый мог бы поднимать около полуроты пехоты, с одним орудием. Первые плоты оказались на опыте неудобными, и потому вытребован был из Петербурга корабельный мастер, который и приступил к постройке перевозных судов; но, пока он занимался этой работою, Барклай де Толли, по просьбе своей, был уволен из армии, для пользования болезни.

Правда, что, еще страдая от полученной под Прейсиш-Эйлау раны, он был утомлен от трудного похода и беспрерывной деятельности, но главной причиной его отъезда было неудовольствие, можно сказать, гнев, на него главнокомандующего, и без того уже, как мы заметили, не хорошо к нему расположенного. Отъезд Барклая возбудил общее сожаление в его корпусе. Место его заступил, 1 июля, Тучков, совершенно оправдавшийся в своих действиях.

Во время отсутствия Барклая де Толли дела наши почти не изменялись до половины августа, когда граф Каменский, сменивший Раевского, одержал над Клингспором блистательную победу у Куортанского озера. Не входя в описание дальнейшего хода войны, так как Барклай де Толли в нем не участвовал, скажем только, что к декабрю вся Финляндия была за нами и что неприятельские войска перешли в пределы собственной Швеции, за Торнео. В это же время граф Буксгевден получил присланное им увольнение от начальствования армией и на место его был назначен генерал от инфантерии Кнорринг.

Новый главнокомандующий нашел войска наши в Финляндии разделенными на четыре корпуса: Улеаборгский – Тучкова; Вазский – князя Голицына (впоследствии московский военный генерал-губернатор), Абоский – князя Багратиона, и Нюландский, или Гельсингфорский, – графа Витгенштейна. Еще особый отряд находился в Куопио, в ведении выборгского военного губернатора.

Финляндия была покорена, но Швеция не обнаруживала никакого желания заключить мир, и потому, чтобы скорее достигнуть его, император Александр повелел Кноррингу положить целью военных действий немедленное и решительное перенесение театра войны на шведский берег. Зима представляла к тому большие удобства, и, вследствие этого, Кноррингу велено было двинуть наши корпуса: Улеаборгский – через Торнео; Вазский – из Вазы, по льду Ботнического залива, в Умео; Абоский – по льду же, на Аландские острова.

Улеаборгский корпус должен был, при встрече с находившимися на севере шведскими войсками, быстро атаковать их, разбить, стараться захватить местные магазины, и потом, как можно скорее, следовать к Умео, лежащему в Вестроботнии, против Вазы, при самом узком месте Ботнического залива, называемом Кваркен. Абоскому корпусу надлежало решительно напасть на Аландские острова, истребить находившиеся там шведские войска, обезоружить собранную на островах милицию и готовиться к переходу, по покрытому льдом Ботническому заливу, на шведский берег.

Вазский корпус долженствовал во время движения наших войск на Торнео и Аланд идти из Вазы, через Кваркен, в Умео и, заняв этот город, поспешнее соединиться с Улеаборгским корпусом, после чего всем трем корпусам надлежало обратиться на Стокгольм, истребить шведский флот и занять там места, в которых войска наши могли бы держаться по вскрытии моря. Улеаборгскому и Вазскому корпусам предписывалось запастись десятидневным провиантом в сухарях. Для сохранения строжайшей дисциплины между войсками, командирам всех трех корпусов предоставлялась неограниченная власть.

Декабрь 1808 года и январь и февраль 1809 года – благоприятнейшие месяцы для повеленного императором Александром похода в Шведские пределы, – прошли в бездействии. В течение этого времени двое из корпусных командиров, Тучков и князь Голицын, занемогли, и вместо них были назначены: командиром Улеаборгского корпуса – граф Шувалов, Вазского – Барклай де Толли.

Продолжая сохранять высокое мнение о Барклае и полагая, что, с удалением прежнего главнокомандующего, он не затруднится возобновить оставленное за полгода перед тем служение в Финляндской армии, император писал ему, 1 февраля 1809 года: «Надежда моя, по опытной службе вашей, на употребление вас в важных случаях военных, решила меня, в прошедшее лето, на увольнение вас во время самых военных действий, для восстановления расстроенного вашего здоровья. Ныне же, как здоровье ваше поправилось, а в Финляндской армии предполагаются военные действия важнейшие и решительные, то я и не нахожу приличнее употребить при оных кого другого, кроме вас.

Посему и не оставьте поспешнее явиться у главнокомандующего Финляндской армией генерала Кнорринга. Не нахожу нужды изъяснять вам, сколь много я надеюсь на ваше усердие к службе, а потому и остаюсь уверенным, что препорученное вам от главнокомандующего армией исполните вы с приобретением всех предстоящих затруднений». В одно время с этим рескриптом, Барклаю было пожаловано 3 тысячи рублей серебром на подъем. В это время Барклай де Толли находился в Петербурге и через несколько дней отправился в Або.

Недовольный потерей драгоценного времени, император Александр изъявил Кноррингу письменно свое неудовольствие и требовал от него немедленного и безоговорочного исполнения своей воли. Кнорринг оправдывался разными затруднениями и заключал свое донесение следующими словами: «Привыкши, как добрый и послушный солдат, исполнять все повеления вашего императорского величества, я в долге, однако ж, признаться в недостатках моих, и для того, ежели вам, всемилостивейший государь, угодно настоятельно требовать исполнения плана, то осмеливаюсь всеподданнейше просить о всемилостивейшем моем увольнении от службы».

Заимствуем из приведенного нами выше сочинения генерала Михайловского-Данилевского дальнейшие подробности, заключающие в себе описание решительных приготовлений к походу в Швецию и участие Барклая де Толли в этом достопамятном и славном для русского оружия походе.

Откровенное сознание Кнорринга в его бессилии исполнить высочайшую волю побудило императора отправить в Финляндию военного министра графа Аракчеева, с непременным повелением двинуть войска через Ботнический залив и с ними вместе отправиться в поход. 20 февраля граф Аракчеев прибыл в Або, откуда только накануне поехали: Барклай де Толли в Вазу и граф Шувалов в Улеаборг.

Кнорринг повторил Аракчееву о невозможности идти на Аланд, представляя причинами: недостаток провианта и необходимость иметь его полкам, сверх находившегося при них 10-дневного запаса, еще на пять дней; малочисленность войск, остающихся в Або и окрестностях, для удержания могущего вспыхнуть восстания жителей; опасность подкрепления с шведского берега, по имевшимся известиям, что там собран 10000-й корпус, который, по твердости льда, мог перейти на острова во время наших действий, и, наконец, опасность пребывания войск в течение шести ночей на льдах.

Граф Аракчеев опроверг все эти доводы и немедленно приступил к распоряжениям. Через неделю, 28 февраля, все было готово к походу Багратионова корпуса на Аландские острова.