Текст книги "Москва-Поднебесная, или Твоя стена - твое сознание"

Автор книги: Михаил Бочкарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

КРЫСА

Купив бутылку «Арбатского» красного Елисей вышел из магазина и встал в тени пыльных деревьев. Протолкнул, какой-то палочкой подобранной тут же, пробку внутрь, отчего та издала неприличный звук, и разом из горла выпил половину. После нервно закурил, все еще имея перед глазами картину вокзала заполненного миллионами крыс, и сквозь это жуткое батальное полотно, увидел, как к нему приближается сосед Семеныч, тоже явно злоупотребивший накануне. Хотя, что тут скрывать – трезвым Семеныча Нистратов не видел никогда.

– Здарова сосед! – обрадовался старик, предъявив на свет божий ряд зубов, в котором не хватало сразу нескольких снизу и двух передних сверху.

– Привет Семеныч!

– Винцо пьешь? – обрадовался сосед алкоголик еще больше, узрев заветную бутыль. Глазки его загорелись, ручки затряслись, а на плешивой маленькой головке резво взметнулись ввысь три волоска, будто антенны, уловившие винный запах.

– Угощайся, – Елисей протянул старику бутылку и тот, жадно ухватив ее, снял с древесного сучка дежурный пластиковый стаканчик. Налив полный он смакуя выпил, блаженно зажмурившись.

– Слыхал? – спросил старик, когда в животе его потеплело, – на вокзале-то, что было сегодня?

Свидетель кошмара неопределенно промолчал и сосед, решивший, что тому ничего не известно, авторитетно поведал.

– Там сегодня одна баба из Воронежа. Колдунья… рассыпала зелье какое-то, и со всех окрестностей повылазили крысы. Бешенные все, глаза горят! Обожрались этой дряни и словно ошалели. Трех человек загрызли насмерть, милиционеру одному откусили ценность главную, повалили Икарус с пассажирами и обгадили всю площадь! – Семеныч деловито замолчал, ожидая реакции на феерический анонс.

– Да? А потом? – подыграл Елисей.

– А потом на них собак напустили, секретных, спецназовских. Морды во! – Семеныч изобразил пьяный взмах, от которого чуть не упал, – Так они их всех пожрали в момент! Таких, говорят, собачек сейчас в Чечню отправляют, террористов ловить! Я их сам видел… Лошади! – он закивал сам себе, и с ужасом увидел, как Елисей глотает из неосмотрительно оставленной им на земле бутылки. Старик протянул стаканчик, жалобно сглотнув. Елисей налил тому остатки.

– Собаки эти помесь волка с овчаркой! – продолжил он поспешно выпив одним глотком, – Им еще колют чего-то, как курам американским, так они вырастают с лошадь! Лошади точно! – он как будто засомневался, уставившись в пространство блеклыми зрачками, – А может с лошадью помесь? Хрен его разберет…

– Так что, – перебил Елисей стариковские бредни, – крыс и правда всех уничтожили?

– Крыс? Крыс всех!.. – заверил Семеныч, выискивая что-то среди кустов, – Пожрали всех до одной! А вот она! – старик с неожиданной прытью нырнул в кустарник и так же ловко вынырнул, имея в руках заныканую ранее чекушку водки. С мастерством фокусника, одним пальцем он вскрыл бутыль и сотворил из одного стаканчика два.

– Эээ… – начал было Нистратов, но Семеныч уже налил в оба и протянул соседу, зловонную жидкость.

– На вот, – он достал из кармана застиранных брюк соленый огурец в целлофане и вручил Елисею как вымпел победителю олимпиады, – закуси! Фирменный посол. Мой! – похвастался он.

– «Да черт с ним со всем!» – подумал Елисей и беззвучно соприкоснувшись с соседской пластмассовостью, выпил, откусил мягкий теплый огурец, попахивающий то ли нафталином, толи еще какой дрянью. Он быстро прожевал его, боясь что теперь, после «фирменного посола» его точно стошнит. Но этого не произошло.

– Хороша! – похвалил сивуху старик, маневрируя антеннами на маленькой головке, – Ты Елисей Никанорыч как сам-то? Не видать тебя.

– А-а… – махнул Нистратов, чувствуя, что опьянение возвращается, а с ним в душу возвращается спокойствие и отрешенность от всех забот.

– Ну, брат, это ты зря! А дочки как, растут? Старшая твоя смотрю, красавица вымахала, вся в мать! – старик завистливо скосил на Елисея, размытый частым потреблением сивухи мутный глаз.

– Растут… – подтвердил Елисей получая новую порцию из чекушки, – куда им деваться, – тут он вспомнил что говорил ему Эль Хай, перед нападением тварей и понял что тот так и не успел, досказать что же ему делать дальше, – слышь Семеныч, а ты в Зеленограде был когда-нибудь?

– В Зеленограде? – старик задумался, пережевывая блеклые полосочки губ, – Был, – вспомнил он.

– Там, говорят, курган какой-то есть?

– Курган? Не, нету! – затрясся Семеныч в отрицательном жесте.

– Стела там на кургане говорят стоит?

– Стела? Стела есть! Стоит! – заверил он и причмокивая высосал из стаканчика водку, – «Три штыка» – так вроде называется, – прохрипел он.

– Так, так, – Елисей тоже выпил и вдруг решил, что завтра же поедет в Зеленоград, и проверит, что это все значит, что это за ключ и чего он открывает. Но прежде он решил зайти в салон мага с хвостом и все у него расспросить и про крыс, и про ангелов, и про собаку-оборотня, и особенно про хвост! В организме его появилась какая-то хмельная смелость, глаза загорелись и он, выхватив у старика чекушку, разлил оставшееся по стаканам. Тут же выпил сам, не дождавшись соседа, и смяв чужой, столь порой необходимый стаканчик, бросил его на землю, перед изумленным алкоголиком, который панически осознал что теряет собутыльника.

– Все Семеныч. Привет! – Елисей вышел из-под тени импровизированного летнего кафе и направился домой.

Дома Елисея встретила жена, которая посмотрев на него, глазами полными отвращения, горько усмехнулась и сказала чтоб дочерям он в таком виде не показывался. А сама подумала, что у мужа начался кризис средних лет, и что от безделья он спивается. Елисей прошел на кухню съел две холодные котлеты с белым хлебом, выпил стакан холодного, и кажется скисшего молока, и на цыпочках просочился в спальню, где и уснул тревожным пьяным сном.

В этот раз приснилось ему вот что. Елисей стоял на взлетном поле аэродрома, среди громоздких самолетов и явственно чувствовал, что находится он здесь абсолютно один. Никого из техников или летчиков на обозримом пространстве видно не было. В окнах здания аэропорта пустовали залы ожидания, замерли на пол пути подвижные трапы. Даже, кажется, ветер замер. Казалось будто само время, против всех законов логики встало, оборвав свой ход.

Елисей начал вертеться из стороны в сторону, силясь хоть кого-нибудь найти живого в этом сюрреалистическом мире, и тут панически осознал что как только взгляд его касается любого воздушного судна, оно лопаясь мыльным пузырем исчезает в неизвестность, не оставляя от себя ничего совершенно, даже металлических брызг. Взгляд Нистратова метался от одного самолета к другому и всякий раз они исчезали. Это происходило так быстро, что он даже не успевал, как следует рассмотреть очередного алюминиевого гиганта. Но и остановиться Елисей не мог. Это было похоже на цепную реакцию. Вскоре на поле не осталось ни одного самолета. Все они испарились, будто были лишь секундными голографическими иллюзиями. Елисей увидел как вдруг солнечный свет потускнел, будто яркость убавили, и подняв голову к небу, узрел жуткую картину. Из солнечного круга на синем безоблачном фоне, как из коллекторного люка высунулась голова крысы. Она смотрела, сверкая красными глазами, в самую душу Елисея и хищно ухмылялась. Ему сразу стало так страшно, так безысходно пусто, что весь мир представился ему вдруг, не огромной галактической бесконечностью, а лишь замкнутой сферой с дырочкой в которую откуда-то льется горячий свет, всеми воспринимаемый как солнечный и величественный, а это на самом деле всего лишь капля, отблеск света настоящего, случайно попавший в ничтожную дырочку, из мира действительного. Реального. И валяется эта сфера-псевдомир где-то на свалке того, настоящего и великого, а в нее заглядывает грязная злобная крыса.

Тут крыса, на несколько секунд, полностью затмив своим серым юрким телом льющиеся лучи, так что сразу стало вокруг непроглядно темно, просочилась огромной тушей и спрыгнула куда-то. Елисей закричал истошно и побежал, не глядя больше ни на что, спотыкаясь и разбивая себе колени. Так он и проснулся средь ночи, вскочив с диким воплем и разбудив этим жену, которая воззрившись на мужа определила коротко.

– Алкаш!

Елисей, истекая потом и трясясь, побежал в ванную и долго мочил голову холодной водой, пока остатки ужасного сновидения не испарились из головы окончательно. Больше он заснуть не смог, а только ворочался в полудреме до рассвета и стонал.

ЭЛЛАДА

– Так! Оставьте меня в покое, молодой человек!

– Но Эллада Станиславовна! – семенил за известной телеведущей, молодой начинающий только пробиваться в Москве сценарист, – Ну, ради бога! Молю!..

– У меня эфир через пять минут! – пренебрежительно отмахнулась от худощавого, чуть не плачущего юного архитектора душ, Эллада Станиславовна Вознесенская – телезвезда спешащая на эфир собственного ток-шоу.

Сама она давно забыла о том, как пятнадцать лет назад приехала в столицу из Харькова, и так же бегала за каждым, кто бы мог поучаствовать в ее судьбе, плача и умоляя помочь. Тогда она еще не была известной телеведущей Элладой Вознесенской, гламурной светской львицей с ровным, точеным хирургическим скальпелем носиком и пухлыми силиконовыми губками, а была она Фросей Петровной Малявкиной, глупой провинциалкой с картофельным шнобелем, маленькой грудью и огромным желанием прославиться. Фрося так бы и осталась никем и ничем, что в общем-то было бы справедливо, если бы удача, слава и почет являлись заслуженной наградой судьбы за талант и дарование. Но в этом мире, вероятно, все происходит подчиняясь иному закону. Будь на земле справедливость – самое большее на что смогла бы рассчитывать Фрося – это должность посудомойки при ресторане «Седьмое небо» расположенного в останкинской телебашне. Но Фросе повезло иначе, и иным талантом она проторила себе дорожку в счастье.

Заняв денег у всех, кого только она знала, Фрося обратилась к достижениям пластической хирургии и вышла из под наркоза почти красавицей. Правда от прежнего лица в ней не осталось ничего, и даже родная мать не признала бы в ней свое чадо, но Фросе Малявкиной того и нужно было.

Как только с лица сошла послеоперационная опухоль, Малявкина ворвалась юным ветром в жизнь одного известного и весьма авторитетного, престарелого режиссера – драматурга, опьянив его бурей любовных услад, кропотливо заштудированных долгими просмотрами порноклассики. Фрося умела все! Все абсолютно! И старый ловелас, кастинговавший на своем веку не мало актрис и даже иногда (бывало и такое) смазливеньких актеров, был неописуемо приятно удивлен таланту юной шансоньетки до глубины… впрочем, не об этом речь.

Естественно Малявкина стала его любовницей. Мастерство ее оказалось единственным действенным лекарством, облегчающим страдания старика, давно терзаемого болезнью простаты. Артистка Малявкина, хоть и не читала наизусть роли и стихи великих поэтов, но языком, все равно окрепла, натруживая, его бедный, еженощно. Режиссер-драматург, блаженствовал и протеже свою продвигал все выше. Все дальше и глубже. И в искусства мир и в пульсирующий болью сфинктер Фрося, по настоятельному его совету взяла себе псевдоним Эллада Станиславовна Вознесенская, что было, конечно же разумно, ибо с ее именем перспектив в мире шоу-бизнеса не открывалось никаких. Снялась в нескольких картинах с легкой подачи своего заслуженного в прошлом любовника, и так и пошла по верной, ведущей к успеху дорожке, работая своими силиконовыми припухлостями с каждым влиятельным, заслуженным и народным. В итоге Фрося добралась и прочно обосновалась в роли телеведущей различных ток-шоу и концертных программ. Ее знал и любил простой народ, боготворили начинающие карьеру молодые и целеустремленные. С телеэкранов она искрометно изливалась остроумием и метким сарказмом, предварительно заучив реплики дома, и вообще была в фаворе. Жизнь ее удалась.

– Так, всем здрасти! – произнесла Эллада, войдя в студию, но перед этим жестоко хлопнула дверью с надписью – Тихо! Прямой эфир! – у молодого человека перед носом.

– Эллада Станиславовна, Эллада Станиславовна, – затараторил помощник режиссера, бегая перед ней, как мелкая, назойливая собачонка, – у нас изменения в эфире. Тут должен был быть Бабаярский, но…

– Я знаю, кто должен был быть! – нервно огрызнулась телеведущая, подставляя лицо под пушистую кисточку гримерши.

– Но, он не приехал, – торопливо продолжил помощник, высовываясь из-за гримерши как подглядывающий в женской бане, – и вместо него трое… вернее двое. С холодильником!

– С чем? – Эллада раскрыла глаза так широко, как только могла. Впрочем, из-за пластической натянутости кожи это было абсолютно незаметно.

– Холодильник у них. Они с ним пришли.

– Кто они? Бизнесмены что ли? Кто их поставил в эфир?

Помощник закатил глаза к потолку, объясняя что приглашенных проангажировали на самом высоком уровне.

– Так-к… – задумалась телезвезда, – А о чем говорить с ними? – она растерялась, абсолютно не чувствуя в себе сил вести передачу спонтанно.

– Вот, – затрепетал помощник, – вот вопросики.

Эллада приняла из рук вертлявого молодого человека карточки. Тут над входом зажглась красная лампочка, означающая, что эфир вот-вот начнется. Вознесенская посмотрела на себя в зеркало, улыбнулась пластмассово и выскользнула в студию. Прожектора освещали просторный зал, где стояли диванчики для гостей, сверху горело табло отсчитывающее время до начала передачи. Студия, как всегда была полна людьми, почитающими за счастье быть участниками столь великого действа, как ток-шоу Эллады Вознесенской «Вечера с Элладой». Лица их сверкали счастьем. Сотнями глаз они как бандерлоги пожирали своего кумира в сиреневом костюмчике на высоких каблуках.

Эллада окинула аудиторию привычным, полным любви ко всякому зрителю, натренированным взглядом, нежно взяла в руки свой микрофон, который почему-то всегда напоминал ей нечто другое, а именно то, что ей обычно так же нежно приходилось брать в ручки и подносить к лицу, сидя на корточках возле, своего заслуженного, и приблизила его к пухлым, блестящим помадой, губам.

Тут табло отсчитало положенные секунды, и в мониторах раздался голос режиссера, требовательный и звонкий как разбившееся блюдце.

– Внимание! Эфир!

На табло загорелась надпись «Аплодисменты», и под музыку, ставшею гимном для многих телезрителей, Эллада улыбаясь вышла в свет софитов. Зрители как дрессированные пингвины, загипнотизировано глядя на табло, хлопали ручками-ластами, и Эллада, купаясь в этом плеске и получая почти сексуальное удовольствие, начала:

– Добрый день! Добрый день! Дорогие мои! – рот ее растянулся невероятно, будто она хотела вставить в него салатницу, – И снова с вами передача «Вечера с Элладой» и я, ее ведущая Эллада Вознесенская!

Зал взревел. Казалось что рукоплесканию не будет предела, было похоже что сотни мамаш шлепают своих нашкодивших младенцев по розовым попкам и никак не могут остановиться. Глаза аудитории горели, звучала музыка и режиссер в ухе Эллады, через невидимый наушник давал ей последние указания. Тут табло померкло, и надпись сменилась словом – «Тишина». Сразу все оборвалось, будто в зале сидели не живые люди, а имитирующие их послушные механизмы.

– Итак, уважаемые телезрители и гости студии, мы снова вместе. За окном у нас лето, пора отпусков, и как никогда актуален вопрос, где провести свой отпуск с комфортом для души и пользой для здоровья, – все это она читала с экрана монитора установленного возле камеры в которую, Эллада игриво сверкая голубыми контактными линзами произносила текст, – Именно об этом, дорогие мои мы и будем сегодня говорить! А помогут нам в этом наши эксперты. Итак, встречаем…

Зал послушный мигнувшему табло зааплодировал. Снова раздалась музыка и Эллада продолжила, вглядываясь в карточку, полученную от помощника:

– Гости нашей студии… – Эллада читала текст залихватски интригующе, не особенно задумываясь над смыслом написанного, что впрочем не было для нее в новинку, – бездельник и мечтатель, нигде не работающий но нисколько не жалеющий об этом, простой парень Василий!

Зал всплеснулся, и под бурные овации к дивану вышел и сел в него, угрюмый гражданин, в красной кепочке с бутылкой пива в руках.

– А так же его ангел хранитель, создание высших сфер, белокрылое дитя небес! – под аплодисменты ангел вплыл в студию, и нежно улыбаясь, присел на диванчик слева от Василия. Его как будто окружал зыбкий светящийся ореол, но настолько неуловимый, что почти никто этого не заметил, – а также, вечно следующий за ними, добрый и впечатлительный… – Эллада сделала паузу, в точности такую, какая была обозначена в карточке, – невероятный холодильник «SAMSUNG»!

Под изумленные аплодисменты публики в студию лениво протиснулся холодильник, и прошелся, покачиваясь к дивану, таща за собой как хвост, шнур электросети. Он подошел к дивану и, оттолкнувшись неведомо чем от пола, завалился на кожаную, мягкую мебель.

Эллада заморгала часто-часто, как стробоскоп, глупо улыбнулась и уставилась на гостей не зная, что делать дальше. В зале послышались перешептывания и удивленные смешки. Эллада полистала карточки но никаких подсказок не обнаружила, все они были пустыми. Режиссер в наушнике молчал и Вознесенская, вдруг вспомнив, с чего обычно начинается встреча гостей, торжественно произнесла:

– Здравствуйте!

– Здравствуйте, – ответил Василий. Ангел слегка поклонился, а холодильник приоткрыв дверцу приветственно мигнул лампочкой изнутри.

– Итак, пора отпусков, – взяла Эллада инициативу в свои руки, – а как вы Василий проводите свой отпуск? Я думаю, всем очень интересно будет это узнать, – она повернулась к зрителям, которые непременно захлопали.

– Я люблю море, – чистосердечно признался Василий, глотнув пива и блаженно облокотившись на спинку мягкого кожаного дивана, вытянул скрещенные ноги.

– Да, море это чудесно!.. – согласилась Эллада, вспомнив фразу из какой-то прошлой передачи, – А вы? – обратилась она к ангелу.

– Я пребываю в вечной неге и любви, – ответствовало белокрылое создание, – а потому, не утруждаюсь и отдыхать мне ни к чему. Все что я делаю, приносит благость мне и моему отцу-создателю.

Эллада кивнула и повернувшись к холодильнику открыла было пухлый рот, но тут из чрева бытового прибора донеслось гулко:

– Мне по душе стоять в тени, у розетки, и что б журчало внутри.

Вознесенская скривилась в пластмассовой улыбке и, обернувшись к камерам, нашла приятную перемену в экране монитора с подсказками. Тот теперь радостно мерцал следующим вопросом.

– А скажите, пожалуйста, – прочитала Эллада, – до каких пор бездари и проходимцы будут довольствоваться незаслуженными благами, а те кто по-настоящему достоин признания и любви, прозябать в бесславии?

Эллада, слегка выпятив нижнюю губу, состроила глубокомысленную гримасу, и у всех кто сидел за экранами телеприемников, и капли сомнения не возникло, что вопрос выстрадан, пережит и прочувствован ей самой глубоко.

– До тех пор, дорогая, пока всякие Фроси Малявкины нелепые, глупые и амбициозные дуры, будут пудрить с экранов телевизоров мозги обществу, послушно хлопающему в ладоши по сигналу сверкающего табло, – ответил Василий и утонул в новой волне бушующих аплодисментов.

Эллада Вознесенская, услышав свое, совсем почти забытое имя, из уст гостя удивилась и насторожилась, и если бы кто-то из зрителей был более внимательным, он наверное смог бы даже уловить сверкнувшую в ее глазах искорку интеллекта, которая впрочем тут же погасла, в мерцании монитора озарившегося новым вопросом.

– Но что в связи с этим мы можем изменить? – прочла Эллада и улыбнулась, все еще пытаясь осознать, куда запропастился режиссер в наушнике, и почему в программе фигурирует ее, тщательно скрываемое ото всех, настоящее имя.

– Я полагаю, – включился в разговор, задремавший было «SAMSUNG», – мера должна быть радикальной и жесткой. Он встал, так же неведомо, как и присел, и покатился по периметру студии, сияя в лучах софитов, как айсберг в мерцании северных звезд. Подъехав к большому экрану, который с самого начала передачи однообразно показывал заставку Ток-Шоу «Вечера с Элладой», холодильник дотронулся до него и экран на секунду померк, а затем включился и все увидели на нем знакомый силуэт останкинской башни, что находилась прямо напротив телецентра.

– Да, именно, – поддержал Василий, кивнув красным козырьком, – мы можем изменить, на данном этапе только эту башню.

Эллада с интересом наблюдала за происходящим, рот ее открылся сам собой и микрофон, балансируя возле пухлых губ, теперь как никогда напоминал что-то непристойное.

– Приступим? – спросил ангел, вспорхнув с дивана, чем вызвал всеобщий синхронный шумный вздох. Он подлетел к экрану и улыбаясь чисто и чудесно, завис над ним слегка помахивая крыльями…