Текст книги "Самурай из Киото"
Автор книги: Михаил Белозеров
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
Эпилог
Судьба Богов
Путь их лежал к далеким горам Асафуса, где их ждала Богиня Аматэрасу. В чем Натабура уже стал сомневаться. Могла бы и помочь, ворчал он в тонкие усы, но так, чтобы никто не слышал. Особенно Юка. Вроде уже отошла. Не хотел он выглядеть в ее глазах трусом. А то заставили драться с Богом. Учитель Акинобу наставлял, что после такого надо срочно покаяться в грехах, чтобы на судьбу не легло проклятие. Сколько раз они отмаливали в монастырях и меньшие провинности. А здесь! Шутка ли, убить самого Ван Чжи. Нет, это хорошим не кончится, тревожно думал он, наблюдая, как Юка, ловко переступая через камни, обходит косо точащий из земли обломок скалы.
Было холодно. В асанака набивались камушки. Порывами налетал ветер, и спасения от него не было. А ей хоть бы что – идет уверенно, улыбается непонятно чему или кому. Обернулась. «Я здесь!» – махнула рукой. Привычная. Язаки примолк, не скулил, как обычно. Его теплые дзика-таби оказались как нельзя кстати, только большой палец на правой ноге торчит. Хитрец. Даже Афра перестал мотаться по окрестностям, но нет-нет да и делал круг, чтобы обследовать местность, – тогда Натабура чуть-чуть приотставал и поджидал его с тем, чтобы вдвоем догнать ушедших. Тогда Юка делала вид, что устала, и тоже поджидала их, опираясь на палку. Он поймал себя на мысли, что у него появилась привычка опекать пса, который, похоже, ничуть не возражал против этого, словно у них возник тайный союз на все времена. Впрочем, и с Юкой у них возникла странная связь – тонкая, как невидимая нить. И куда бы ни шел и что бы он ни делал, она тянулась за ним и не рвалась, только на сердце было одновременно и сладко, и больно.
В расщелинах прятался лед. Ручей меж камней, который ниже еще тек, здесь, в каменной пустыне, окончательно замерз и лежал ледяными наплывами. Потом полетели снежинки – полоса за полосой. Афра с жадность набросился на них, потом долго тряс головой и побежал, побежал, вернулся и пристроился рядом, радостно блеснув глазами, но тут же притих, полагая, что хозяин ни в чем не ошибается и что они все равно куда-нибудь да придут.
Если бы знать куда, думал Натабура, хотя за долгие годы привык к бродяжничеству. Даже с учителем Акинобу они, предпочитая равнины и леса, забирались в такие холодные пустыни всего лишь один раз – когда посещали великий Тибет, куда ходили за Махамудра Падмы Сиба. Учитель Акинобу планировал еще одну экспедицию, но началась война, клан Тайра был разбит, а страна погрузилась в распри, и неизвестно, закончились они или нет.
Но вроде бы Юка уверенно держит направление. Хотя какое здесь направление – долина, и все, думал он.
В час овцы, который верно и определить было невозможно, они сделали короткий привал, устроившись в каменной нише. Афра нетерпеливо уселся на жесткий зад и на всякий случай закрутил хвостом, нервно позевывая, стремясь разжалобить и Натабуру, и Юку, и Язаки заодно.
Сложились, что у кого было. Натабура хорошенько покопался в кармане хакама и нашел спинку сухой рыбы с чешуей. То-то его всю дорогу мучили запахи. Видать, прежний хозяин одежды был большим любителем вяленой рыбы. Юка предложила наётакэ – ровно три стебля, сладкого и душистого, – то, чем Натабура пренебрег, когда они проходили через бамбуковый лес, потому что, во-первых, они есть не хотели, а во-вторых, все были возбуждены поединком с Ван Чжи и разговоры велись только об этом. Вот если бы заговорили о еде, я бы, наверное, нарвал охапку наётакэ. Но в горах тяжело несли даже соломинку. Язаки со вздохом выложил из бездонных карманов горсть красного риса.
– Что бы вы без меня делали?! – И, ловко схватив самый толстый наётакэ, самозабвенно принялся жевать, радостно поглядывая на всех большими круглыми глазами.
– Ну?! – сказал Натабура, и они с Юкой уставились на обжору, словно неумолимый рок.
– Чего, ну? – спросил Язаки, не переставая жевать. – Чего? – потряс головой, показывая, что честен до корней своих.
– Доставай еще!
Язаки шмыгнул носом и снова полез в карманы.
– Больше нет, – с грустью и очень искренне произнес он, – ничего…
– Выворачивай! Быть такого не может!
Даже Афра заворчал:
– Р-р-р… – хотя он давно уже, нервничая, крутил башкой и точно знал, что ему положена одна четвертая от всех запасов.
– Ну разве что это… – Язаки достал что-то облепленное мусором, похожее на преснушку, и со всей осторожностью, чтобы не улетело ни одной съедобной пылинки, подул на нее. – Чур мне больше, я тащил…
В другом кармане у него были спрятаны деньги, украденные у харчевника Мурмакаса, на которые он так и не купил поросенка. Дай только добраться до первой харчевни, мечтал Язаки.
– Что это такое? – встревожилась Юка, однако не делая резких движений, чтобы не напугать Язаки.
– Как что? – Язаки сжал преснушку в кулаке, боясь, что ее отнимут. – Плюшка.
– Где взял?!
– Нашел на улице. – Он даже гордо отвернулся, выказывая пренебрежение компании. Кто здесь самый дальновидный? Конечно, он – Язаки. – Когда с карабидами ссорились. Пусть я не дрался с Богами, но так и быть, спасу вас от голодной смерти, – заявил он, расхрабрившись.
– Где? В городе? – снова перебила его Юка.
– В городе, – ответил он коротко, готовый, если что, пойти на подлость: сожрать преснушку на глазах у друзей.
«Никакие они мне не друзья, – на всякий случай подумал он, – а… а…» – но не нашел сравнения.
– Это засохшая «кыш-кыш»! – заявила Юка.
– Ай! – Язаки отбросил преснушку, будто гадюку.
«Щелк!» – Она не успела коснуться земли, как оказалась в пасти у Афра.
– Отдай! – Язаки сгоряча бросился на пса.
Афра, выказав необычайную ловкость, отскочил на пару кэн и сделал глотательное движение – лепешка упала ему в живот.
– Ах ты гад! – Язаки схватил камень и метнул, но, конечно, промахнулся.
Он даже погонялся за Афра по снежному полю, но вернулся усталый и пристыженный.
– Вот… – сказал он, разводя руками. – Сожрал, гад…
– Когда-нибудь жадность тебя убьет, – заметила Юка презрительно.
– Ну и пусть, – уперто ответил Язаки. – Пусть! Пусть я наемся «кыш-кыш», но буду сыт!
Несомненно, ему хотелось стать жертвой. «И почему меня не украли карабиды, – подумал он со злорадством. – Был бы сейчас в тепле, сытый и умытый. А то тащись несолоно хлебавши…»
– Не волнуйся, – сказал Натабура, – если бы ты превратился в кабутомуши-кун, мы бы обменяли тебя на здоровенный кусок баранины.
– Я бы его сам сожрал, – признался Язаки, – и ничего бы не оставил вам!
Рисовые зернышки Юка разделила на три кучки. Язаки свою порцию тут же отправил в рот и проглотил, не жуя. Юка аккуратно съела по зернышку. Натабура положил в карман, рассчитывая подкрепляться во время пути.
Афра честно выделили его часть рыбы. Язаки возмущенно выпучил глаза, но промолчал. После этого он с коку шел надув губы и демонстративно жевал какие-то былинки.
– Это несъедобно, – с раздражением заметил Натабура.
– Просто никто не пробовал, – так же сварливо отвечал Язаки и завистливо поглядывал, как Натабура бросает в рот по зернышку, но постепенно забылся и даже погонял вместе с Афра какую-то пичугу, которая явно уводила их от гнезда. Потом Афра пропал и явился вымазанный желтком и со скорлупой, прилипшей к носу.
Натабура только и произнес:
– Кхе…
Язаки сжал кулаки, а Юка ничего не сказала, а только снисходительно усмехнулась. Афра она тоже любила, как и Натабуру, но не хотела себе в этом признаться, словно для ее чувств еще не настало время.
С тем они и вышли на самый большой снежник, а затем через две-три кокой и на перевал между двумя покатыми вершинами. Перед ними открылась хаотичная панорама черных гор, разукрашенная белами полосками снега. Мрачное небо, придавленное бегущими тучами. Пустынный пейзаж – пустыннее которого не бывает. Натабура ожидал, что перевал будет высшей точкой местности, но казалось, что он лишь маленький бугорок перед следующей горной долиной, которая терялась за многочисленными большими и малыми пиками. Дул такой ветер, что не хватало сил терпеть.
– Куда нам?! – прокричал Натабура.
– Вон-н-н… туда… – ветер унес слова Юки. – Там, за этими горами, ущелье Курикара и монастырь Гавадзияма, а за ними Идзумо – Страна Богов. Но вначале нам нужно перейти мост Сора.
Прежде чем спуститься в следующую долину, они оглянулись и оценили свой путь – он показался им легче легкого, ибо теперь предстояло подниматься по склону горы – такой безмерно огромной, что они не увидели, где она начинается и где заканчивается. Перед ними простирался покатый бок выброшенного на сушу сказочного кита.
Конечно, можно было выбрать путь в долине реки Черная Нита, но в какой-то момент туман рассеялся, и тогда в просвете гор, далеко-далеко внизу, блеснул бивуак: костры, как звезды на небе. Это были пешие войска Субэоса, кабутомуши-куны с неотвердевшими доспехами.
Хуже всего оказался ветер – ледяной, как дыхание смерти, пронизывающий до костей. Под его неумолкаемый свист они скатились по снежнику в надежде, что в преддверье долины, пологой, как чаша, будет не так ветрено.
Однако в том, что ветер на их стороне, они невольно убедились, не успев взобраться на склон горы. Над острым, как лезвие, гребнем мелькнули тени карабидов, но их тут же снесло назад, и они потерялись в кутерьме туч. Стало быть, беглецов все же искали. Делали попытки. Субэоса не хотел просто так отступать от своих намерений и, должно быть, из-за этого спешил и гнал войска, которые не были готовы к таким переходам, да и к бою тоже. Такое мнение сложилось у Натабуры. «Хотя я и аховый стратег», – думал он, лишь бы о чем-нибудь думать. Вот и о Юке: вряд ли бы она знала, куда идти, если бы не жила в монастыре и в детстве не совершила паломничество на священные вершины Масугата – сестру Асафуса.
Они миновали древние лавовые, покрытые толстым мхом, кочки, между которыми чернела грязь, взобрались на бок горы и пошли – мерно и тяжело переставляя ноги, равнодушно, как яки, которых Натабура видел в Тибете. Лично он себя чувствовал среди гор подобно песчинке и был выжат досуха – рубаха то прилипала к спине, то коробилась, как бумага, и тогда между лопаток пробирало холодом.
К вечеру стал падать снег, и они, с трудом преодолев две трети пути, были измотаны так, что видели перед собой только тропинку. Потом и ее уже не видели, а только бескрайнюю снежную поверхность, на которой сбиться с дороги – пара пустяков. Однако незаметно вступили на снежник и в полной темноте – шаг за шагом – вышли на перевал, дыша, как святые в глубокомысленном экстазе.
Афра вдруг замер, и Натабура едва произнес:
– Стойте! Он что-то чувствует.
Дальше они передвигались очень осторожно. Язаки тоже стал принюхиваться, поводя, как собака, носом из стороны в сторону. А как известно, Язаки реагировал исключительно на еду. Потом уже и Натабура с Юкой почуяли горький запах напитка из белого такубусума, к которому примешивался аромат каши с мясом. Заурчало в животе, и они различили отблески костров на черных боках скал, которые оседлали гвардейцы Субэоса в ожидании мятежников. «Не спать… Не спать…» – слышались протяжные крики. Вдруг один из сугробов ожил, пошевелился, снег полетел комками, из-под шкуры яка вылез карабид и стал облегчаться.
Посты пришлось обходить по таким крутым склонам, что только свет взошедшей луны позволил всем четверым не сломать шеи. Кое-где пришлось прыгать с обрывов, и они, провалившись по пояс, долго ворочались, выбираясь из снежного плена. Одному Афра все было нипочем. Бегал вокруг, подбадривал изо всех собачьих сил. Но молча и все больше тыкался в руки своим холодным собачьим носом – мол, давай-давай-давай!
Река Черная Нита прогрызла непроходимое ущелье Курикара. Вначале слышался далекий гул, но по мере того как они спускались ниже и ниже, скользя по снежнику, гул нарастал и в конце концов превратился в постоянное ворчание недовольной реки, которую загнали в просвет между отвесными горами.
– Они сожгли монастырь Гавадзияма! – воскликнула Юка, указывая куда-то в темноту.
Редкие сполохи пламени указывали дорогу, и через полкоку они вышли к более-менее ровной площадке, где снег был черен от копоти и углей. Жалкие остатки стен терялись на фоне черного неба.
– Всех убили! – воскликнула Юка.
– Нет, – заверил ее Натабура. – Не может быть. Скорее всего, монахи ушли на ту сторону. А монастырь сожгли, чтобы не достался карабидам.
Его предположение было тут же подтверждено: на их голоса откуда-то из темноты вышел продрогший карабид. Он едва успел спросить:
– Оцу, ты, что ли?
Натабура мгновенно сбил его, а Язаки ловко обшарил на предмет еды и разочарованно шмыгнул носом.
По другую сторону чадящих развалин раздался неясный шум борьбы. Но когда Натабура с Язаки подбежали, оказалось, что они безнадежно опоздали: четверо гвардейцев карабидов лежали мертвые вокруг костра, а Юка убирала в ножны серебристый и легкий, как свет луны, мидзукара.
– Это им за отца! – произнесла она абсолютно спокойным голосом.
Со всеми предосторожностями они двинули дальше, ориентируясь на шум реки слева и обходя посты карабидов, которые жались к горе, и уже думали, что все – вышли к мосту под названием Сора, что означает «небо», как раздался знакомый крик:
– Не спать!
А Натабура словно очнулся, уловив завывание стрелы. Язаки испуганно таращился в темноту – туда, за ущелье Курикара, за реку Черная Нита. Должно быть, их заметили.
– Промахнулись?!
– Нет. Они хотят с нами поговорить.
– Быстрей же! – Юка мелькнула в темноте, а где-то рядом с ней Афра, который мотался от нее к Натабуре и обратно.
Тотчас со стороны гор взлетела осветительная стрела. Раздались крики и брань. Лагерь карабидов с трудом просыпался.
Последние десять кэн Натабура с Язаки преодолели на одном дыхании. Ветер так свистел в ушах, что не было слышно ни шума погони, ни как в настил моста Сора вонзаются стрелы.
Натабура в какой-то момент потерял из вида и Язаки, и Юку, и Афра. Потом в неясном свете разгорающихся костров разглядел: Афра, радостно скалясь, возвращается к нему, а Юка и Язаки в окружении монахов удаляются в резиденцию Богини Аматэрасу на горе Асафуса, в один из дворцов-пагод Тамакия. Но самое главное: за спиной у Юки висел колчан с Картой Мира. Натабура вздохнул с облегчением. Ну и слава Будде, подумал он и ринулся на защиту моста Сора.
* * *
Кто-то из монахов пояснил:
– Мы давно сожгли бы, но ждали вас.
Теперь было поздно. Карабиды, осыпая мост Сора стрелами, не давали его хорошенько поджечь. А если монахи и поджигали, то всегда находился десяток добровольцев из числа опившихся карабидов, которые ценой жизни тушили пожар.
Карабиды атаковали. Вначале неумело, потому что пустили новобранцев. Их незатвердевшие доспехи – санэ не выдерживали удара стрелой с каленым наконечником в форме ивового листа. В полной темноте, подбадриваемые криками асигару-ко-касира – лейтенантов, которыми в свою очередь командовали асигару-касира – капитаны, новобранцы, опьяненные такубусума, рассчитывали на плечах погони прорваться на левый берег. Но все, как один, полегли, не добежав и до половины моста Сора. Монахи Гавадзияма оказались искусными стрелками. Некоторое время были слышны еще крики и стоны. Потом только ветер и река властвовали над ущельем, да свист одинокой стрелы раздавался в темноте – лучники по обе стороны ущелья охотились друг за другом.
Тогда в дело вступила гвардия. И несмотря на то что мост Сора уже горел, почти захватила его, потому что карабиды поверх санэ надели коробчатые доспехи ёрои, которым не были страшны обычные легкие стрелы. К тому же они несли перед собой вязанки хвороста. Порыв карабидов был настолько силен, что они не умещались на мосту и срывались в реку. Лишь преграда из заостренных кольев на время задержала атаку. Впрочем, как позднее увидел Натабура, сразу за мостом была сделана искусная ловушка в виде широкого продольного рва – она перекрывала единственный путь, по которому могли бежать нападающие. Но в этот раз она не пригодилась.
Положение спасли подошедшие с гор монахи, вооруженные большими луками – дайкю. И хотя Натабура хорошо управлялся со своим ханкю и убил или тяжело ранил не меньше десятка гвардейцев Субэоса, он понимал, что, выплеснись море карабидов на левый берег, его ничем не остановишь. Стрелы с тяжелым наконечником ватакуси, похожим на ухо свиньи, пробивали и ёрои, и санэ. Из дайкю можно было выстрелить на четыреста пятьдесят шагов, поэтому лучники накрыли все пространство и за мостом Сора. И очень быстро очистили все окрест. Лишь с десяток карабидов прорвались на левый берег и устремились в гору на позиции монахов. Но не пробежали и девяти кэн – их истыкали стрелами, и лишь один поднялся к укреплениям и устрашил монахов тем, что выкрикивал проклятия и был абсолютно равнодушен к боли. Напоследок его проткнули нагинатой. Он так и застыл – на бегу, но долго шевелился и пробовал идти, пока не истек кровью. Да он пьян, понял Натабура. Только тогда он сообразил, что все: и новобранцы, и гвардейцы – были под воздействием ядовитого напитка такубусума.
Перед рассветом он уснул, прижавшись к бревенчатым стенам башни. Кто-то укрыл его стеганым кимоно и сунул моти.
Еще в сумерках к ним явились дух императора Тайра Томомори и духи братьев Минамото, Ёсицунэ и Ёримото. Как обычно, за последними тянулся длинный фосфоресцирующий след. «Значит, они снова явились с края света», – подумал Натабура. Уселись вокруг, благо монахи, как и Натабура с Афра, спали глубоким сном, и принялись тяжело вздыхать.
– Ох!.. – Натабура открыл глаза и вскочил.
Афра потянулся к моти.
– Лежи… лежи… – взмолились духи. – Мы на мгновение. Ты не забыл о нас?
Натабура улыбнулся.
– Там, – он показал рукой туда, где были пики Асафуса, – там… Юка и Язаки… Я уверен, они все сделают.
– Слава Будде! Слава Будде! – стали кланяться призраки. – Но помни, что если хочешь попасть домой, то к моменту сотворения ты должен находиться рядом с ними. Только не забудь о нас! Попроси Богиню Аматэрасу.
– Хорошо, – ответил Натабура. – Попрошу.
– Не забудь! – И они пропали.
Кто-то из монахов пошевелился. Часовой заглянул в башню:
– Смена караула!
Натабура открыл глаза. Только-только наступил час тигра. Афра сидел напротив, нервно зевал и не сводил глаз с моти. Натабура потрепал его по голове, разломил лепешку пополам и отдал Афра его долю. Потом поплотнее завернулся в кимоно и снова уснул. Но прежде успел подумать: «Действительно, где Юка? Где?»
* * *
– Быстрей! Быстрей! – Монахи из сгоревшего монастыря Гавадзияма подгоняли Юку. Где-то позади сиротливо болтался Язаки – он не был им нужен. Они его даже как бы ненароком оттесняли, поглядывая косо и презрительно: толстый, упитанный подросток вызывал подозрение.
Юка оглянулась: перед мостом Сора разгоралось сражение. Она не хотела бросать Натабуру, но понимала – чем быстрее отдаст Богине Аматэрасу Карту Мира, тем быстрее увидит его.
Еще некоторое время на скалы падали неровные тени от пожара на мосту Сора, потом дорога сделала поворот, и постепенно крики и шум сражения смолкли вдали.
«Я знаю, что с ним ничего не случится», – думала Юка, глотая слезы и шепча молитву: «О, великий Будда Амида, сделай так, чтобы он остался жив, и я подарю тебе белый Цуки но усаги – Белого Лунного Кролика!» Эту молитву она знала с детства, и она всегда ее спасала.
В темноте, разрываемой неровным светом факелов, они преодолели скользкую каменную лестницу, которая, подобно змее, опоясывала гору. И попали в Первую Крепость. Язаки оттеснили окончательно и вообще не хотели брать, но Юка заявила, что без него никуда не пойдет. Здесь монахов, которые сопровождали их, сменили монахи рангом выше – высокие, хмурые, в черных рясах, вооруженные черными мечами и копьями, и повели дальше. И вдруг Юка поняла, что это не монахи, а черные кудзу – предвестники смерти. Она подумала, что все – их предали, что они не попадут ни к какой Аматэрасу, что надо бежать, и даже оглянулась: Язаки шел по пятам, боясь отстать, а еще больше боясь мрачных кудзу, которые двигались молча и только подпихивали его остриями копий. Она решила ждать удобного момента. Но он все не наступал и не наступал. Честно говоря, бежать было некуда. Лестница сделалась круче. По краям появился снег. Иногда скалы сжимали ее так, что идти удавалось только боком. Порой справа и слева угадывались обрывы, и тогда ветер, как ни странно, утихал, будто сами Боги открывали дорогу. Язаки из-за страха перед черными кудзу все больше жался к Юке, разве что не скулил, как волчонок, и тихонько твердил ей на ухо:
– Скажешь Богине, что я с тобой? Скажешь?
– Да скажу, скажу, – соглашалась она в сотый раз.
– Скажешь, ведь правда, скажешь?
У нее так и вертелась на языке фраза: «Почему ты не остался там, внизу? Он же твой друг?» Но каждый раз, когда она хотела это сказать, ее взгляд наталкивался на умоляющие глаза Язаки, и она замолкала, понимая, что толстяк просто трусит и что боец из него, как император из свиньи, – никакой. Он первый кандидат на гибель в суматохе боя, а с Натабурой ничего не случится, думала она со страхом. Не случится, и все! Потому что… потом что… я его люблю! Она знала, что ей самой надо было остаться, что их предали и что ведут, скорее всего, чтобы допросить и разделаться, как с неугодными свидетелями игр Богов. Но отступить не могла, словно обещание, данное когда-то, связало ее сильнее любых пут.
Лестница вдруг расширилась, пространство открылось, и при свете луны они увидели амфитеатр у подножия Второй Крепости, которая пряталась в изгибах скал. Так вот, здесь их поджидала не Богиня Аматэрасу и не Бог Ураганов Сусаноо-но-Микото, которого Юка хорошо знала, и даже не Богиня Цветов Авадзу-но-Хара, а Бог Луны – Цукиёси. Он сидел в амфитеатре, и лунный свет освещал его огромное лицо.
– Ну вот… – произнес он выжидательно, – вы и пришли. Карту! – Огромная ладонь протянулась к ним.
Язаки задрожал, как заяц под кустом. Да и Юке стало не по себе. Она почувствовала, что у нее подгибаются колени. Следовало, конечно, выхватить серебристый мидзукара и хотя бы ранить Цукиёси. Но она понимала, что это не выход, и поэтому храбро ответила:
– Мы должна отдать Карту Мира только Богине Солнца Аматэрасу!
– Она еще спит, – показал на темное небо и бледную луну Цукиёси. – Дайте мне Карту, я отнесу ее в опочивальню Аматэрасу, она как раз просыпается.
Но даже Язаки сообразил. Испуганно моргая глазами, он высунулся из-за Юки и выпалил:
– А так не бывает!.. – и снова спрятался.
Конечно, не бывает, обрадовалась Юка. Как я раньше не догадалась – солнцу и луне не суждено встретиться. Но вида не подала.
Черные кудзу остались неподвижны, как столбы. Им было все равно, кому служить. Их функции ограничивались лишь соблюдением этикета.
– Бывает! – Бог Цукиёси сделал вид, что он снисходителен к слабости людей. – Я ее брат. Карту!
И опять она подавила в себе соблазн отрубить ему руку, полагая, что случай еще представится – раз он такой неосторожный. Но ведь они бессмертны. Ничего не получится, подумала она.
– Мы тебе не верим! – храбро сказала она, решив, что смерть от такой руки или от черных кудзу будет мгновенной.
Однако и на этот раз все обошлось: они снова даже не шевельнулись. Юка вспомнила: у них простая задача – довести и проследить. Убить они не могли. По крайней мере, она не слышала об этом ни от стариков, ни от монахов.
– Вот что, дети мои, – прогудел Цукиёси, поднимаясь, – во Дворец вы все равно не попадете. Я сделаю так, что вы будете вечно блуждать по Идзумо или… – Он к чему-то прислушался.
Тогда и они услышали гул, похожий на шум прибоя. У моста Сора шло сражение. Земля дрожала.
– Ха-ха!.. – Цукиёси рассмеялся так громко, что в горах зашумели камнепады. – Или скоро сюда придут карабиды Субэоса. А вы их боитесь больше, чем меня. Отдайте Карту Мира по-доброму и ступайте с миром. Боги не мстят смертным.
– Нет! – твердо ответила Юка и прижала к себе колчан.
Язаки прошептал ей в ухо:
– Молодец!
А Юка поняла, что сам Бог Цукиёси убить не может, но наслать земных убийц – пожалуйста. Однако она ошибалась.
– Убейте их! – закричал Цукиёси. – Убейте!
Черные кудзу нерешительно подняли копья и стали топтаться. Их дзин – командир выступил вперед и сказал:
– Мы не можем. Нам не положено. Устав не позволяет.
– Так переделайте этот устав! – разозлился Цукиёси.
– Устав определила Богиня Аматэрасу, – спокойно объяснил дзин.
Бог Цукиёси сообразил, что здесь его не считают главным. Но злиться было глупо. Еще глупее просить у людей Карту Мира. Раз сестрица чего-то решила, ей лучше не перечить. Так случалось всегда. С детства он уступал ей во всем – даже в играх.
– Нет таких уставов, в которых не было бы исключений, – упрямо произнес он. – Бейте их яри, но осторожней, мне Карта нужна целой.
– Мы не вольны распоряжаться этим, – снова возразил дзин.
– Тогда!.. Тогда!.. – Цукиёси схватил скалу размером с дом и поднял над головой. – Тогда-а!..
Впрочем, он знал, что это глупо, только не ведал, что на этот раз придумает сестра. А с ним произошло то, что происходит и с людьми, нарушившими закон: он ушел в землю по колено. И испугался. Не то чтобы очень – все-таки это было предупреждение, а не настоящая кара небес, которая обычно обрушивается на ослушника. Уж он-то знал свою сестру. Знал ее принципиальный характер, поэтому и осторожничал, пытаясь напугать людишек.
Бог Цукиёси положил скалу на место и сказал миролюбиво, глядя куда-то в небо:
– Согласись, тогда не наступит день!
– Но и у тебя ничего не получится, – раздался голос, несомненно, принадлежащий Аматэрасу.
– Что ж, – засмеялся Цукиёси, – пусть Небеса остановятся! Пусть! Посмотрим, что из этого выйдет?!
Небеса подумали:
– Нехорошо останавливать время! Даже в былые времена такого не случалось. Впрочем, я великодушна. Пусть твои претензии рассмотрит Бог Ураганов Сусаноо-но-Микото. А я умываю руки!
– Хорошо! – крикнул Цукиёси больше из упрямства, потому что не хотел сразу уступать сестре.
«Хоть какое-то развлечение в жизни, – подумал он. – Разомну кости. А там посмотрим. Вдруг действительно выиграю».
Небо поблекло в ожидании нового дня. А перед Цукиёси появился Сусаноо-но-Микото. Юка узнала его. Она даже хотела напомнить ему о договоре, точнее, об их просьбе, но Бог Ураганов не обратил на нее никакого внимания. Впрочем, как и на Язаки, и на черных кудзу тоже.
– Вот что, – сказал Сусаноо-но-Микото, – мне эта карта самому нужна.
– Охо-хо, – Цукиёси выбрался на твердую поверхность, стараясь выглядеть уверенным. – Хочешь выяснить отношения в честном бою?
– Я знаю, что ты никогда не был честным, что ты всегда был двуликим, что твое лицо меняется от луны к месяцу. Но если бы я боялся, то не пришел бы сюда!
– В таком случае… – Цукиёси исподтишка швырнул в Сусаноо-но-Микото пучком света, не очень веря в успех дела, а больше из упрямства. – Умри!
Юку, Язаки и всех черных кудзу унесло под скалы. Если бы они после этого что-нибудь видели, они бы всем рассказали, но они ничего не видели и не слышали, потому что налетел такой ураган, страшнее которого на Земле еще не было.
Казалось, все тучи и молнии Земли собрались в одном месте. Мрак окутал гору Асафуса – оба ее пика, и небо опрокинулось на нее.
Сражение у подножия мгновенно прекратилось. И новобранцы, и рядовые карабиды, и гвардейцы, и монахи Гавадзияма попадали ниц, поняв, что Боги решают их судьбу. Лишь один Субэоса, в окружении генералов Мацуока и Легаден, а также родственных вассалов – симпан, которые все, как один, тоже пали ниц, сообразил, что вслед за таким ураганом всегда наступает ясная погода. Он хотел было последовать примеру генералов – настолько было страшно, но явилась Богини зла Каннон и приказала:
– Вставай! Хватит валяться! Пора делать дело.
Субэоса встал на колени и склонил голову. В присутствии Богини зла он не смел подняться. Она давно была хозяйкой его судьбы.
– Скоро прояснится. Захватишь гору Асафуса. Всех убьешь. Я хочу властвовать! А ты будешь Богом Ква.
– Слушаюсь, о Великая!!! – только и сумел выдавить Субэоса из себя.
Богиня Каннон слукавила. «Пусть захватит мне трон Аматэрасу, – думала она, – а потом я снова сделаю его обычным каппой, потому что он строит козни против меня. Зачем мне сильный противник?»
Субэоса пинками заставил своих генералов подняться и приказал готовить летучие отряды гвардии к решающему штурму.
Напрасно они объясняли ему, трясясь от страха, что ничего не выйдет, что в таком положении надо разбежаться по домам и выждать и только через год вернуться к задуманному. Напрасно они внушали, что войска деморализованы и больше не смогут штурмовать заколдованный мост Сора. Напрасно они плакали и пускали кровавые слюни – Субэоса еще больше рассвирепел. Он сместил их и вызвал капитанов. Их долго не было. Пришлось посылать три раза. Наконец они приползли ко входу в палатку – мокрые, бледные и перепуганные.
Субэоса самолично вышел к ним. И хотя ливень и молнии прерывали его пламенную речь, все семеро поняли, что отныне они асигару-тайсё – генералы и что через одну стражу должны выступить – атаковать гору Асафуса и любой ценой захватить Карту Мира. А если для этого надо устрашить Богов, то и устрашить и вообще при случае захватить власть. И тогда он, великий Субэоса, станет единственным Богом Земли.
Вряд ли кто-либо из них сообразил, что это значит. А те, кто сообразил, помалкивали, ибо поняли, что другого пути у них нет. Даже сам Субэоса не вполне осознал эту идею. Мысль о небесной власти пришла ему по ходу дела, и к ней надо было привыкнуть. «Почему бы и нет, – легкомысленно подумал Субэоса. – Тем более что я – каппа – наместник на Земле Богини зла Каннон, мне и все карты в руки. А сама Каннон так и останется Богиней Страха. Будет ко мне приходить с докладами», – злорадно думал он.
Таким образом, задача перед новоявленными генералами была поставлена, и от них требовалось выполнить ее любой ценой. Каждому из них он назначил содержание в три тысячи рё, хотя казна Думкидаё давно была пуста, как поля после нашествия саранчи. Половина погибнет. Половину казню, решил хитрый Субэоса и трижды расцеловал каждого из новоявленных генералов.
Между тем сражение между Богом Ураганов Сусаноо-но-Микото и Богом Луны Цукиёси подходило к концу. Только они об этом не знали. Сусаноо-но-Микото – потому что просто забылся в пылу потасовки, а Цукиёси надеялся до восхода успеть одержать победу любой ценой. И хотя он понимал, что это глупо и ничего подобного отродясь не бывало и не может быть в принципе, он очень старался, швыряя в противника глыбы скал, которые в бешенстве отрывал от Луны. Эти скалы были наделены такой энергией, что взрывались подобно сотням вулканов. Но и Сусаноо-но-Микото, Бог Ураганов, был непрост – он метал молнии. А еще в его распоряжении были океаны, моря, реки и озера. К тому же ветра – дикие, необузданные вихри с нагорий и пустынь, которые в соединении с водопадами вызывали огромные водовороты.