Текст книги "Глоток в пустыне"

Автор книги: Михаил Башкиров

Соавторы: Андрей Бурцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Башкиров Михаил , Бурцев Андрей
Глоток в пустыне

Михаил БАШКИРОВ, Андрей БУРЦЕВ

ГЛОТОК В ПУСТЫНЕ

1

Экскурсия тоскливо тянулась из зала в зал. Робогид обычным маршрутом сновал от картины к картине, обрушивая на людей обкатанную годами информацию. Люди в одинаковых серийных наушниках послушно смотрели на створы золотых рам. Замыкающие, как всегда, натыкались на спины передних, боясь отстать и смешаться с преследующей группой, которая взяла старт с интервалом в две минуты.

Заглядевшись на высокую дверь с витыми ручками, экскурсант в мундире разведчика потерял пластиковый шлепанец. Это был штурман, которого затащила в музей старшая дочь. Весь отпуск она тиранила отца и вот, наконец, добилась своего. В начале экскурсии они держались вместе, но сейчас дочь увлеклась и приклеилась к самому гиду. Загоняя ногу в непослушный скользкий шлепанец, штурман вдруг рядом с дверью на стене увидел пульсирующий указатель в буфет.

Монолитная группа скрылась в соседнем зале, а штурман допятился до боковой арки и, поднырнув под властную мраморную руку с отколотым до половины указательным пальцем, зашагал вдоль стен, завешанных вылинявшими коврами.

Сухой голос преследовал и долбил о Ренессансе.

Штурман, войдя в буфет, стянул наушники, передвинул кобуру с бластером на живот и устроился в старинном кресле перед столом, заваленным пирожными.

Эклеры были чрезвычайно свежи, безе наполняли рот лимонной прохладой, корзинки похрустывали.

Допив кофе, штурман стряхнул с кобуры крошки и задремал. Его убаюкал голос, еле проклевывающийся из наушников.

Когда он проснулся, наушники упорно молчали. Экскурсия кончилась.

Штурман, выбрав самый большой, густо облитый шоколадом эклер, зажмурился.

Пусть доченька помается в ожидании, пусть понервничает... Затащила на какое-то кладбище... Тоска... Мертвые планеты и то интереснее...

Облизав сладкие пальцы и протерев их влажной салфеткой, штурман вернулся в пустой зал и в ожидании следующей группы, с которой собирался благополучно финишировать, ткнулся носом в ближайшую картину.

Надо же, сплошные трещины... Настоящая пустыня... Что они, замазать их не могут?.. Краски жалеют...

– Любезный друг, разве таким оригинальным способом возможно постижение этого примечательнейшего шедевра позднего Возрождения?

Штурман выпрямился, поправил кобуру.

–А вы знаете, что один из ваших испепелил такой игрушкой луврский автопортрет Рембрандта? – жилистый рослый старик ткнул корявым пальцем в бластер. – Удивляюсь, как разведчиков еще пускают в музеи.

– Брехня...

И тут в зал вплыла во главе с робогидом одуревшая масса. Разведчика оттеснили от старика. Люди, как привязанные, прошли вдоль рам и перекочевали в соседний зал. Дружное шарканье ног схлынуло, оставив шуршащее в тяжелых шторах сонное эхо.

– Бред! Не верю, – штурман шагнул к старику. – Конечно, разобраться в этом вот наследии прошлого нам трудновато... Но чтобы грохнуть по искусству извините, оно же для разведчика не представляет опасности...

– Нет, находиться рядом с изумительным созданием человеческого гения и быть слепым! Мне вас искренне жаль. Я простить себе не смогу, если вы уйдете, даже не прикоснувшись краешком души...

– Жаль, что дочки здесь нет. Вот с ней вы бы нашли общий язык. А я, кроме какого-то тяжелого, чужого чувства, среди этих картин ничего больше не испытываю. Они давят, как мертвые планеты, честное слово.

– Вам надо расслабиться... Встаньте-ка сюда. Главное – поймать точку...

Штурман неуклюже топтался рядом со стариком, гремя шлепанцами – но вдруг замер. Рука его рванулась к кобуре, и бластер молниеносно резанул по грустной, задумчивой мадонне.

2

Александр Тюбин закрыл последнее досье и включил информатор.

– ... третий случай. Больше рисковать мы не вправе! Предлагаю и надеюсь, что уважаемые члены Комиссии поддержат меня, – прекратить доступ всех, подчеркиваю, всех посетителей в музеи Земли с двенадцати часов сегодняшнего дня.

На экране гневно жестикулировал старший инспектор Управления музеев.

Александр отключил видеоэкран, оставив лишь звук, и вывинул на середину стола прозрачный контейнер с бластерами.

– Но это равносильно катастрофе! У нас заявок на сто лет вперед! А что прикажете делать с туристами из соседних систем? Они уже в пути. Какое мы имеем право лишать их возможности приобщиться к нетленным сокровищам культуры?

Александр открыл контейнер и последовательно достал три облупленных, потускневших бластера. Они легли на стол в ряд, как близнецы.

"Глюк М-307" – самая надежная и проверенная модель. Практически безотказная...

– Предложение о закрытии музеев в корне ошибочно!

– Но мы не можем обеспечить защиту. Двести лет не было ни одного, понимаете, ни одного случая намеренного уничтожения духовных ценностей. Поэтому меры по пресечению таких попыток упразднены.

– В любом случае музеи останутся открытыми для посещения. Земля всегда доверяла людям, откуда бы они ни прибыли...

Александр снова открыл досье штурмана, уничтожившего "Мадонну".

"Стрельбу в целях повышения мастерства владения бластером проводил регулярно на тренажерах первой категории сложности. Последняя серия на Земле в тире Центрального парка, за пять часов до посещения музея. Тренажер "Ущелье в тумане". Оценка – отлично".

– Мне страшно, когда я представляю себе, как сотни, тысячи сумасшедших ринутся за славой геростратов!

– По данным диагностического центра, у пострадавших не обнаружено никаких отклонений от нормы.

– Тоже мне пострадавшие...

– Конечно, закрывать музеи глупо, надо просто запретить дальним разведчикам таскать повсюду бластеры.

– Вековая традиция. Знак отличия от остальных смертных.

– Да при чем здесь бластеры? Отбери их – начнуть рвать полотна зубами.

Александр сложил "глюки" обратно в контейнер, отошел к окну. В нагромождении стекла и бетона сияли редкими золотыми бусинами купола древних храмов. Солнце особенно сочно впитывалось ими.

– Здесь говорили об ошибочности запрета на посещение музеев. Но в этом предложении есть рациональное зерно. Запрет должен касаться лишь представителей Дальней разведки...

Александр вернулся к столу, включил информатор на изображение. Выступал Генеральный диспетчер. После заседания Комиссии этот человек будет ждать эксперта Тюбина у себя в кабинете.

– На время расследования отзовем всех разведчиков из отпусков, а также отменим отпуска находящимся в Первой линии...

– Предполагаете влияние мертвых планет?

– Расследование покажет. Несомненно только одно: все трое ветераны Первой линии и перед отпуском занимались обследованием на Зондах мертвых планет...

Александр Тюбин выключил информатор. Запаковал досье в контейнер вместе с бластерами и вызвал Хранителя. Тот вполз в кабинет, принял контейнер щупальцами манипулятора, спрятал в бронированной груди. Мигнул индикатор секретности.

Значит, Генеральный диспетчер тоже вышел на Первую линию... В действиях разведчиков, пришедших в музей, чувствуется запрограммированность и вместе с тем отсутствует мотив уничтожения... Ни один из них не может объяснить своего поступка... Накатило, рука сама, опомнился... Больше такого не повторится... Утратил контроль... Гипноз... Умопомрачение... Блокировка...

Александр, обогнав Хранителя, вышел из кабинета в пустой коридор.

3

Генеральный диспетчер запаздывал. Час как кончилось заседание Комиссии. Александр Тюбин был наготове и сразу поднялся в лифте, но в приемной не оказалось никого, кроме персонального Хранителя, застывшего у дверей кабинета.

Стены приемной были увешаны бластерами. Александр переходил от модели к модели, изредка трогая рукоятки, на которых траурно выделялись именные пластины с датами гибели. Бластеры рассказывали историю Дальней разведки красноречивее летописи.

Неуклюжие "горбы". Стрельба из них производилась обеими руками. Потом их использовали для обкалывания транспортных астероидов. Изящные, с перламутровой отделкой "сигналы". Когда-то ими пользовались командиры первых зондов, а штурманы довольствовались тонкоствольными "гудинами". Не оправдавшие себя в Первой линии "микроукусы" соседствовали с "бланшами", пригодными только для ювелирных вскрытий консервных банок. Но господствовали на стендах универсальные "глюки", вытеснившие из Дальней разведки остальные модели.

– Что, подыскиваешь место для своего будущего "глюка"?

– Такому бессмертию вряд ли позавидуешь, – Александр повернулся к Генеральному диспетчеру. – А вот от бластера не откажусь, если доверите мне прямую инспекцию Первой линии. Единственный выход – пройти всю цепочку, собственными руками прощупать каждое звено.

– Значит, я правильно сделал, что выдвинул твою кандидатуру. Был уверен, что изъявишь желание. Честно скажу, пришлось многих убеждать...

– Доверие оправдаю.

– Не сомневаюсь. Как поработал с материалами? – Генеральный диспетчер открыл дверь, и первым в кабинет вполз Хранитель.

– Вы правы, все сходится на Первой линии, единственная общая точка пересечения для пострадавших – это работа. Кстати, разрешат проверку разведчиков в музее? Может, кто из них снова схватится за бластер?

– Медики категорически против. Боятся нежелательных психологических эффектов.

– Жаль...

– А ты обратил внимание, что разведчики в музеях представлены лишь членами экипажей Зондов? Нет ни электронщиков, ни археологов, ни снабженцев.

– Значит, необходимо внедриться в экипаж Зонда, желательно именно того, на котором был последний штурман... А объяснение может быть самое простое: именно экипажи Зондов соприкасаются с мертвыми планетами.

– Ох уж эти мне мертвые планеты! Слишком подозрительна легкость решения задачи. Наверняка все гораздо сложнее.

– Или проще.

– А ты, оказывается, парадоксалист? – Генеральный диспетчер устроился в кресле, снятом с центрифуги, привычно положил руки на высокие подлокотники с оборванными фиксаторами. – Запомни, Александр, ты будешь одним из немногих, кто получил бластер, не являясь сотрудником Дальней разведки. Это не только высокая честь, это еще и выражение уверенности в тебе как личности, как человеке.

– Этого можно было и не говорить.

– Поживем – увидим, – Генеральный диспетчер раскрыл грудь замершего у кресла Хранителя, достал бластер в потертой кобуре. – С надеждой вручаю тебе свой "глюк". Когда-то он поработал на славу и отдохнуть успел. В трудную минуту не подведет.

– Когда вылетать на Базу-шесть? – Александр прицепил кобуру на ремень.

– Завтра, в десять ноль-ноль. Потренируйся как следует. "Глюк" требует привычки.

– Отозванные из отпусков будут возвращаться этим же рейсом?

– Молодец, ухватил суть! Вступи с ними в контакт потеснее. Вероятно, среди них были кандидаты в варвары.

– У меня тут встреча намечена. Свидетель из музея, весьма неординарен... В отличие от многих разбирается в искусстве по-настоящему.

– Думаешь, чокнутый старик даст тебе ключи к тайне?

– Сомневаюсь... Но проконсультироваться необходимо. Сам-то я в музее так ни разу и не побывал. Даже в очередь не записался.

– Удивил. Я тоже... А знаешь, когда пожалел об этом? Как ни странно, узнав о первом инциденте.

– А как вы думаете, фамилию сменить?

– Разумеется... Возьми фамилию деда.

– Глинский... Не слишком ли громко звучит? В Первой линии любой ветеран задумается. У рядового оператора такая известная в разведке фамилия...

– Тогда преврати ее в Глинс. А что, неплохо звучит – Александр Глинс, оператор-стажер Зонда-десять.

– Помните, вы обещали рассказать о первой встрече с дедом?

– Мы познакомились на полигоне. Он тогда испытывал универсальный бластер. Да, светлая головушка – найти совершенно нестандартное решение по облегчению конструкции и многозарядности...

– Значит, правда? "Глюк" – его работа?

– Скажу больше – я доверил тебе расследование в память о деде. Появились люди, которые хотят лишить Дальнюю разведку права на постоянное ношение бластеров. А сильнее нельзя унизить разведчика.

– Но почему от меня всегда скрывали? Зачем эта завеса молчания? Твердили о деде как авторе грави-приставки, дистанционного поглотителя, бортового пульсатора – и ни слова о "глюке"!

– Твой дед был чрезвычайно скромный человек. К тому же вряд ли кто, кроме профессионалов, может оценить по достоинству бластер. Ты не огорчен, что вылет завтра?

– Нисколько.

– А то бы, глядишь, успел побывать в Горном заповеднике.

– Ноги моей там больше не будет!

– Совсем забыл. Номер бластера совпадает с моим личным кодом связи. Если возникнут непредвиденные обстоятельства – не стесняйся, в любое время дня и ночи...

– Воспользуюсь спецсвязью только в самом крайнем случае. Зачем лишний раз привлекать внимание к своей особе? Стоит разведчикам догадаться о моей миссии, и все пойдет насмарку.

– Разумно. Предупрежу Координатора Базы-шесть, чтобы тебя для начала помариновали с экипажем Зонда-десять на картировании...

4

Вернувшись в отдел экспертизы, Александр сдал провинившиеся бластеры, заказал мундир оператора и новую кобуру. Потом долго расхаживал по коридору, и когда из лифта выскакивал очередной ошалелый эксперт, Александр поворачивался к нему боком, демонстрируя тяжелый, солидный "глюк". Но вот из лифта вышел заместитель Генерального диспетчера, и Александру пришлось скрыться в соседнем лифте и спуститься в город.

Только бы не заметил "глюк"... Сразу капнет Генеральному... А тот влепит, и правильно сделает... Нашел время хвастаться... Еще неизвестно, с каким результатом вернешься из Первой линии...

Александр зашагал по тротуару в сторону парка. Навстречу попадалось много прохожих, но никто даже не покосился на новоиспеченного обладателя бластера.

Сбылась мечта детства... Разве найдется хоть один мальчишка, не грезивший пальнуть из "глюка"? Может, заглянуть в тир?.. До встречи со свидетелем еще уйма времени... Заодно и тренера порасспросить насчет разведчиков...

Не доходя до центральной парковой аллеи, свернул к бетонному бункеру, обсаженному алыми тюльпанами. У ребристой бронированной двери достал из кобуры бластер и приложил торец рукоятки к узкой кодовой пластине над автоматическим замком. Дверь дрогнула, отползла в сторону.

Не убирая бластер в кобуру, Александр миновал длинный звуконепроницаемый коридор. Внутренняя бронированная дверь начала открываться, когда он был еще посередине.

Боевая площадка была тускло освещена одним светильником, торчащим из серой, в темных потеках, стены.

Александр остановился перед барьером.

– Куда сегодня все разведчики подевались? – Тренер вышел из полумрака с дистанционным пультом подмышкой. – Вчера кишмя кишели...

– Говорят, их срочно отозвали в Первую линию.

– С чего вдруг "линейка" соскучилась по отпускникам? Неужто война с "мертвяками"?

– Вы что, не слышали про уничтожение картин в музеях?

– Плевать мне на музеи и картины. Боюсь, что без разведчиков прикроют мое хозяйство. Тебе какую категорию сложности?

– Понимаете, я совсем недавно окончил курсы операторов, – Александр спрятал бластер в кобуру. – Получил направление, а "глюком" владею слабовато...

– На курсах больше на теорию давят. А стажеры редко в мой тир заходят. Стесняются ветеранов. Не понимают, как важно учиться у асов. Покажи-ка инструмент.

– Всучили рухлядь после какого-то пенсионера.

– Бывает... Но из своего опыта говорю, для стажера обкатанный "глюк", если с ним обращаться толково, – просто клад. Ого – с полным боевым... Значит, начнем в малом режиме – по лягушкам.

– Этот тренажер давно же списали за ненадобностью!

– На курсах мудрят, да и Базы не отстают. Все обновляют, модернизируют, сложности накручивают, боятся, как бы разведчики не заскучали. Видишь ли, кое-кому лягушки показались негигиеничными. Зато какой они давали элементарный навык в стрельбе!

– А как же здесь не ликвидировали?

– Они у меня на пульте значатся под другим индексом. Хватит болтовни. Моя школа проста: реакция, реакция и еще раз реакция. Курок не рви, доверяй пальцу и не очень увлекайся прицелом. Лучше навскидку, в движении. Итак, начинаем тринадцать ядовитых лягушек, и ни одной меньше!

Свет погас. Александр коснулся рукоятки бластера. Заградительный барьер с треском ушел вниз – пол вздрогнул. Впереди затлели гнилые пни и заклубился вонючий, промозглый туман. Розовые отсветы то появлялись, то исчезали.

Александр вытащил бластер и держал его у бедра. Палец на спусковом крючке занемел.

Чавкнула трясина, и первая гигантская лягушка, поблескивая слизью, взгромоздилась на пень и, сверкнув изумрудными глазами-фарами, приготовилась к атаке.

Александр выстрелил. Пень окутался серым паром, а лягушка, взмыв в туман, шлепнулась Александру на голову, как промокшая шляпа. Холодные лапы забарабанили по шее и спине. Александр, скидывая лягушку, вскрикнул от омерзения, и тут же на корявом пне появилась другая. Она была гораздо жирнее предыдущей. На этот раз Александр не промахнулся.

Третья лягушка тоже испарилась еще на пне, но вот четвертая ударилась, словно тугой мяч, ему в грудь, обдав лицо липкой грязью. Отплевываясь, Александр остервенело разделался с остальными гадами, уничтожив попутно и пни.

– Для начала неплохо, освсем неплохо, – тренер зажег свет. – Повторим, или сразу горячий душ?

– Спасибо. Представляю, если бы они были настоящими... Надо же, какие омерзительные создания! Правильно, что тренажер отменили.

– Из тебя стрелок получится отменный. Лягушки – индикатор точный.

– Будет возможность, загляну к вам вечером.

– Ну иди ополоснись. Хватани кофе для бодрости. А лягушек по желанию заменим на крабов. Не возражаешь?

5

– Значит, на мои вопросы вы категорически отказываетесь отвечать? Александр положил альбом старых репродукций обратно на полку.

– Я бы со всей откровенностью, если бы не ваша страшная штуковина у пояса, – свидетель поправил альбом. – Вы же из геростратов.

– Но один-то вопрос можно?

– Смотря какой.

– Скажите, штурман случайно уничтожил именно "Мадонну"?

– Конечно, не случайно. Я его заставил!

– Что вы говорите?

– Понимаете... Здесь трудно объяснить по-настоящему. Вот если бы в самом музее, на примере живого шедевра...

– Давайте напрямик. Вам просто хочется внеочередной раз побывать в музее.

– А кто бы отказался? Меня всегда удивляло, почему разведчики так редко пользуются льготами. На их месте я бы не вылезал из музеев. Вот вы когда последний раз имели честь?..

– Вернусь из Первой линии – отведу душу.

– Сколько картин испепелите на радостях? Впрочем, думаю, вам это не грозит. Если бы я не помог разведчику отыскать оптимальную точку, он бы не выстрелил.

– Какую еще точку?

– Я обещал ответить только на один вопрос.

– Хитрите? Будь по-вашему. Заключим договор. Я устраиваю вам посещение музея после закрытия, а вы удовлетворяете мое любопытство.

– Согласен. Авансом скажу, что, по-моему, разведчик испугался Мадонны. Да-да, это явно была защитная реакция.

– А точка?

– В музее вы поймете, что такое оптимальная точка. В общем, я заставил разведчика взглянуть на "Мадонну" по-настоящему, открытыми глазами... Повторяю, без меня он бы не выстрелил.

– Но в предыдущих случаях разведчики действовали без подсказки знатоков, а все равно выбирали мировые шедевры.

– Но тут все легко объяснимо. Во-первых, чем гениальнее полотно, тем сильнее оно действует даже на непосвященного человека. А во-вторых, любой посетитель, бездумно передвигаясь за гидом и поглядывая на картины, может найти совершенно случайно единственную точку и остолбенеть. Возьмите рассчитайте вероятность такого события у разведчиков. Три выстрела...

– Нам известно количество разведчиков, посетивших Землю, и в принципе возможно опросить каждого о визитах в музеи, но что брать за начальную дату? Открытие Первой линии? Выход к мертвым планетам?

– Зря вы грешите на космос... Дело в человеческой психологии, только в ней. А скажите, вы не пошутили насчет музея?

6

Оставив свидетеля на площади перед музеем, Александр Тюбин связался по видеотелефону с Генеральным диспетчером. Тот ужинал дома.

– Хорошо, я добуду разрешение, – Генеральный диспетчер ткнул вилкой в сосиску. – Как тебе понравился мой "глюк"?

– До сих пор кажется, что на голове висит лягушка.

– Поосторожнее в храме искусства! Не пальни в какую-нибудь особо выдающуюся мазню, а то ни мне, ни тебе после этого не поздоровится.

– Я еще недостаточно вжился в образ.

– Мне твое настроение определенно нравится. Надеюсь, лягушки не напомнили тебе заповедник?

– Скорее бы очутиться в Первой линии, заняться настоящим делом.

– К твоему появлению Зонд-десять будет уже в нейтральной зоне. Готовься. А лягушки действительно мерзкие создания...

7

Завэкспозицией долго изучал бластер, предъявленный Александром Тюбиным, а потом взял и спрятал в старинный тяжелый сейф.

– Давайте исключим всякий риск.

– Надолго? – Александр застегнул пустую кобуру.

– Полчаса, не больше.

– Всего полчаса? – свидетель выдвинулся из-за спины Александра. – Вы над нами издеваетесь!

– Ну ладно, час – и это максимум. Давайте провожу к "Мадонне", если не возражаете.

– Я лично не хочу смотреть на обугленные кирпичи. Лучше побудем у голландских натюрмортов.

– Не беспокойтесь. Вы и следа не заметите от печального происшествия. А тем более не отличите копии от оригинала. Видите ли, наши благоразумные предки еще в те беспокойные времена завели картотеку. На каждую единицу хранения имеется полный паспорт...

– Копия никогда не заменит подлинника, и не убеждайте.

– Сами убедитесь. Даже состав красок полностью идентичен краскам утраченного шедевра.

– Тогда почему бы вам не заменить дублями всю экспозицию? – Александр снова потрогал пустую кобуру. Надо же так быстро привыкнуть к тяжести "глюка"...

– Отправляя очередной номер на подновление, мы так и делаем. Замену практически никто не замечает... Даже профессионалы.

– Ну, меня бы вы не провели!

– Что-то мы заболтались, – Александр шагнул к двери, – а в нашем распоряжении только час...

8

Они долго шли по нескончаемой анфиладе уставших за день залов. Невесомые, призрачные люстры с погасшими огнями, зашторенные окна, темные пятна картин, мутные линии рам, и в каждом углу бдительно принюхивающийся пожарный агрегат.

Звук безостановочного движения вечерних улиц пробивался и сюда, сливаясь с уверенной поступью завэкспозицией и наслаиваясь на прерывистое шарканье пластиковых шлепанцев свидетеля, который умудрялся в каждом зале притормозить у одной или двух картин.

Но вот остановились. Завэкспозицией проскользнул мимо Александра в потайную нишу. За низкой дверью мелькнул яркий свет.

Свидетель молча стоял рядом с Александром, то ли чего-то ожидая, то ли боясь смотреть по сторонам, то ли вспоминая страшный миг расправы.

Качнулись, раздвинулись шторы. Гомон улицы назойливо лез вслед за ровным, приглушенным светом.

Завэкспозицией не возвращался.

Александр машинально шагнул к окну, чтобы увидеть привычную городскую суету, но свидетель ухватил его за рукав, дернул к себе.

– Лучше, конечно, попробовать на подлиннике. Впрочем, нас так упорно убеждали в достоинствах копии, что не грех самим удостовериться.. Да не дергайтесь. Медленно поворачивайтесь и не бойтесь, она вас не съест. Фиксируйте нюансы, главное – зацепиться, а еще лучше представьте, что пришли на свидание с этой женщиной. Взгляд ее печальных глаз устремлен на вас, единственного из миллионов... Слишком напрягаетесь... И не торопитесь. Когда почувствуете, что женщина узнала вас, – замрите.

Александр послушно, старательно выполнял все указания, пялясь на "Мадонну", но никак не мог сосредоточиться – его отвлекала рама с медной поблескивающей табличкой. И вдруг ему навстречу с картины устремилось пухлое беззащитное лицо младенца.

Их глаза встретились.

Александр, выждав, отошел на исходную и повторил маневр, зачем-то расстегнув кобуру. Теперь младенец среагировал на его движения быстрее.

– Самое удивительное, – Александр повернулся, к свидетелю, – он меня боится.

– Неужели так трудно понять элементарную вещь? Лицо мадонны – смысловой и эмоциональный центр. Начинать надо именно с мадонны.

– Заладили – мадонна, мадонна! Лучше скажите, если я после Первой линии приду сюда с бластером...

– Зачем?

– Представьте, что мне не удалось раскопать причину странного поведения разведчиков в музеях, вернее, я попал под влияние неизвестного фактора, но не распознал ни его, ни механизм его действия. Останется одно: прийти сюда...

– И пальнуть?

– А что в этом страшного? Заменят уничтоженную копию на новую

– Тогда вам надо будет пробираться сюда на ощупь. Вдруг раньше выберете другой шедевр?

– Сомневаюсь. Эти встревоженные, испуганные глаза, этот молящий о пощаде ротик, эти вздыбленные ужасом волосы...

– Трактовка через прицел.

– Если бы штурман смотрел в лицо не мадонны, а младенца, то наверняка бы не выстрелил. Но тут уже начинается иррациональность...

– Значит, больше вам не надо разъяснять об оптимальной точке?

– Он же мне теперь сниться будет!

– Не увлекайтесь... Для первого раза хватит и поверхностного впечатления. Пока есть время, глянем на голландские натюрморты. "Завтрак с омаром" – не возражаете?

"Нет, чего он прицепился?.."

– Кстати, дорогой мой неофит, скажите, зачем каждый разведчик таскает на поясе такую тяжесть?

– Да они без "глюка" шагу не сделают. Специфика...

– Сомневаюсь. Насколько мне известно, слишком редко доводится разведчикам применять сии штуковины по-серьезному.

– В этом-то и вся соль. Известно, что возможности бластера для защиты неисчерпаемы. Но вот сами экстремальные ситуации непредсказуемы. Можно десять лет владеть "глюком", тренироваться, оттачивать до филигранности приемы стрельбы, но так ни разу и не применить их в естественных условиях. Но сам факт наличия бластера придает вам необходимую уверенность и гарантирует выживаемость там, где без бластера от человека остается лишь скафандровая лепешка или жалкие ошметки... А с другой стороны, право разведчика на свободное ношение ставит его выше обыкновенных людей. Никакая даже самая достойная награда не заменит разведчику его верного друга и помощника.

– Они, вероятно, и спят в обнимку с кобурами?

– Обязательно уточню на месте и проинформирую вас. А недоверие, которое вы испытываете к бластерами, рождено завистью...

– Да, с таким проницательным умом, как ваш, трудно рассчитывать на успех.

– Что-то мне расхотелось созерцать ваши натюрморты. Лучше вернемся к "Мадонне".

– Не сердитесь... Я просто не хочу, чтобы вы превратились в приложение к бластеру. Не подведите старика. А "Мадонна" все же другая, с фальшивинкой. Не ощущается груз времени. Облегченный балласт...

– Значит, штурману нет прощения?

– Прощения нет никому из нас. Потомки ведь не поймут, почему их лишили подлинников, а взамен предложили суррогаты, пусть и искусно сделанные.

– Получается, причина уничтожения должна быть веской. А вдруг музейная трагедия – всего лишь глупое стечение обстоятельств, наслоение обыкновенных деталей? Давайте вернемся к "Мадонне" перед самым уходом...

9

После музея Александр сразу откололся от неумолкающего свидетеля и пошел в тир. Но, завидя бронированные двери, резко свернул и зашагал на разноцветные, мигающие в темной листве огни аттракционов. Потом миновал фонтан – имитатор кваканья старался на всю мощь – и побрел вдоль затененных скамеек. Почти на каждой целовались. Александр перешагнул бордюр и пошел напролом через кусты, у самой ограды наткнулся на свободное место под старой дуплистой липой.

Липа рассеивала кроной зарево ближайшей улицы, и дрожащая, искристая вуаль окутывала скамейку. Черные кусты заглушали неумолкающее кваканье.

10

Вера лихо посадила "Беркут" на поляну, едва не задев макушки черных елей. За разреженным лесом начинались зазубренные скалы, а дальше в сизом тумане угадывались громоздкие, неуклюжие горы.

Вера отключила связь, сняла гермошлем и, не дожидаясь Александра, спрыгнула в высокую траву, распугав однотонных юрких мотыльков.

– А тебе не нагорит от Стасиса? – Александр засунул гермошлем за сиденье.

– Имеем мы право один раз в жизни побраконьерничать? – Вера попыталась поймать ладошкой мотылька, но промахнулась. – Такое наслаждение мять настоящую траву!

– Тебя лишат права пользоваться "Беркутом", а мне запретят появляться в заповеднике, – Александр осторожно спустился по трапу. – Ты этого добиваешься?

– Ну иди же, иди, – Вера закрыла глаза, развела руки.

Мотыльки неутомимо вились над травой.

Александр обнял Веру, поймал нетерпеливыми губами ее вялые губы. Она упорно не отвечала на поцелуй. Он отстранился. Она разомкнула его руки и, отступив на шаг, ударила растопыренными пальцами по рою мотыльков.

– Я выхожу замуж.. За Стасиса!

11

Трансгалактический лайнер спецрейса к Первой линии миновал уже половину пути. Александр Глинс торчал безвылазно в тире, игнорируя обеды и пробиваясь бутербродами. Тренажеры никогда не пустовали. Александр не стесняясь присматривался к очередному стрелку, восхищенно следил за верными, отточенными движениями, а часто и работал на пару.

Сегодня ему повезло: ветераны разведки пригласили для участия в обвале. Вообще, тренажер "Ущелье" был весьма популярен на лайнере.

– Предлагаю вариант "в тумане" с корректором, – инженер-электронщик, с которым Александр в перерывах между стрельбами прямо у барьера сыграл сотни две партий в классические шахматы, остановился перед большим пультом. – Не возражаете, коллеги?

– С условием – вести стрельбу с неудобной руки, – командир Зонда-восемь первым вышел на исходную.

– Подумайте о стажере, – археолог занял позицию рядом с командиром. – Для него, мне кажется, будет чересчур.

– Глинс, вы же не сбежите? – электронщик отошел от пульта, надел гермошлем. – Для полного блаженства корректировка будет индивидуальная.

– Я бы на месте стажера не рисковал, – археолог обернулся к Александру. Откажись, пока не поздно, а то получишь комплекс неполноценности.

– Ерунда, плевать я хотел на эти камушки – расщелкаю, – Александр втиснулся между электронщиком и командиром. У обоих исключительная реакция... Для пользы дела надо продержаться как можно дольше...

– С учетом коллективных действий я заказал сотню. Глинс, внимание: начало движения – по вспышке, и не забудьте подключить корректор.

Александр послушно нашарил пальцем "индивидуалку". Поверхность гермошлема была шершавой от бесчисленных тренировок в "Ущелье".

Погас свет, и тотчас же далеко впереди, разрывая черноту глубокого ущелья, взметнулась багровая ракета.

Шагая в цепи, Александр, пользуясь темнотой, предварительно расстегнул кобуру.

Сверху начал медленно оседать матовый туман, подсвечиваемый редкими "сигналками". Где-то там готовили увесистые "подарки" скалистые гребни.

Александр едва различал рядом с собой крадущиеся человеческие фигуры в гермошлемах.

Наконец доведется испробовать "глюк" при индивидуальной корректировке... Теперь надо оставить надежду, что выручит сосед... У каждого своя глыба...